Олеся Николаева
Человек всегда задавался вопросом, насколько свободна его свободная воля, существующая в падшем мире, где правит закон причинности. Традиционно вопрос о свободе воли ставился так: если моя воля вплетена в сложную систему мировых причинно-следственных связей и вынужденно подпадает под его законы - свобода ее детерминирована и строго ограничена. Всякое событие настоящего момента обусловлено целой цепью событий прошлого. Всякое действие, которое будет осуществлено в будущем, предопределено тем, что происходит в настоящем.
Фихте писал: «Каждый момент… существования определен всеми протекшими моментами и определяет все будущие моменты, и невозможно мыслить теперешнее положение… иначе, чем оно есть».
Ему вторил Лейбниц: «Что… все происходит в соответствии с упрочившейся предопределенностью, так же достоверно, как и то, что трижды три - девять. Ибо предопределенность заключается в том, что все связано с чем-то другим, как в цепи, и потому все будет происходить так же неотвратимо, как это было испокон веков и как безошибочно происходит и теперь».
Но идея предопределенности исключает свободу человека. Действительно, детерминисты настаивают на наличии некоего «правила» (например Кант в «Критике чистого разума»), по которому и случается все, что случается. Освобождение человека видится Канту в деятельности его разума: «Разум дает… законы, которые суть императивы, то есть объективные законы свободы, и указывают, что должно происходить». Однако в этой формуле присутствует противоречие, поскольку, согласно Канту, свобода - это как раз то, что не подчиняется никаким законам. Между тем эти «законы свободы указывают, что должно происходить, хотя, быть может, никогда не происходит; этим они отличаются от законов природы, в которых речь идет лишь о том, что происходит».
Таким образом, законы природы являются законами, связывающими фактическое бытие и устанавливающими причинные взаимосвязи, не совпадающие со сферой свободы, и поэтому субъекты, на которых распространяются закон морального долженствования или закон свободы, остаются свободными, даже если они подчиняются закономерности того, что должно происходить, что должно быть. Такое сущностное понимание нравственного закона, основанного на признании объективно - де-факто - существующих нравственных детерминант, и отождествление следования этому закону с понятием свободы делают проблематичной саму свободу воли, которая здесь полностью оказывается под диктатом императива, некоего человеческого «морального долга». В то же самое время, долг, по Канту, есть «необходимость совершения поступка из уважения к закону». Человек оказывается со всех сторон обложенным «долгом», «необходимостью» да еще и «уважением к закону», ведь нравственный императив объявляется здесь необходимостью, которая предстает перед сознанием в качестве закона, требующего исполнения и уважения.
Как резонно замечает исследователь философии Канта Адорно, «если я реально задумаюсь о том, как мне конкретно следует себя вести, то от подобной свободы, гармонично сочетающейся с необходимостью, не останется ничего, кроме возможности вести себя, как свинья… Под напором этой объективной разумности, ее императивного характера и уважения, которое я обязан к ней испытывать, я буквально загнан в угол, так что в действительности мне и вправду не остается ничего иного, кроме собственной личной свободы - этой убогой свободы поступать неправильно и вести себя по-свински, сводя, таким образом, возможности собственного «я» до минимума, в котором всякая свобода исчезает».
Перед лицом кантовской «всеобщей объективной необходимости», диктуемой разумом, на долю субъекта выпадает либо подчинение ее закономерностям, либо свобода иррационального жеста: «А послать это все подальше и по своей глупой воле пожить». Конструкция кантовского «разума», заявляющего о себе как о «законе свободы», выявляет в себе жесткие механизмы репрессивности и вырождается в царство тотального долженствования человека. Таким практическим и последовательным «кантианцем» выглядит герой романа Томаса Манна «Будденброки» - директор гимназии ужасный Вулике, произносящий свои сентенции от имени всеобщего «категорического императива». Впрочем, его поведение вполне соответствует нравственному требованию Канта: «Поступай так, чтобы максима твоей воли могла в то же время иметь силу принципа всеобщего законодательства».
Таким образом, этика «всеобщего законодательства», не основанная на признании человеческой свободы, неизбежно вырождается в резонерство, чреватое диктатурой.
Логика категорического императива здесь такова: норма, которую я устанавливаю лично для себя, лишь в том случае обретет характер абсолютного и высшего правила, когда она совпадает с собственно всеобщим и необходимым законом, которому я как разумное существо должен подчиниться. При этом категорический императив не есть некий естественный закон - в противном случае речь о свободе вообще не была бы возможной, ибо в природе нет свободы,- он есть некая нравственная инстанция, присущая разуму. Следовательно, эта моя личная норма должна являться выражением нормы всеобщей и абсолютной и устанавливаться исключительно на основании ее.
Свобода, являясь у Канта источником нравственного закона, по мере того как он становится тотальным и обязательным, устраняется: на ее место водворяется «произвол закономерности и долженствования», и уйти от этой «всеобщей разумности», ставшей чем-то вроде фетиша, частному человеку можно лишь в иррациональное, в безумие, в абсурд.
В свободе воли отказывает человеку и Шопенгауэр, с особенной тщательностью рассматривавший вопрос о «моральной свободе»: свободе хотения. В эмпирическом плане свобода выражается в утверждении: «Я свободен, если могу делать то, что хочу». Однако философ задается вопросом: «Могу ли я хотеть то, что я хочу?»- придавая ему такой вид, словно данное хотение зависит еще и от какого-то другого, сокрытого за ним, хотения, связанного с моральным императивом, которое вызывает к жизни следующий вопрос: «Могу ли я хотеть того, что я хочу хотеть?».
На самом деле, за этими вопрошаниями, уходящими в бесконечность, стоит главное: «Могу ли я хотеть?». Ответ о свободе хотения застопоривается, поскольку понятие «свобода» оказывается в конфликте с понятием «воля», коль скоро «свободный» означает «соответствующий воле». Само хотение оказывается несвободным, но зависящим от «необходимого». Необходимо же то, что следует из данного достаточного основания. Однако необходимость всегда «с одинаковой строгостью» присуща следствию, коль скоро дано основание. Всякое же основание обладает характером принудительности: необходимость и следствие из данного основания становятся синонимическими. Из этого следует, что отсутствие необходимости (другими словами - свобода) тождественно отсутствию определяющего достаточного основания.
Итак, за «свободным» остается значение - ни в каком отношении не «необходимого», ни от какого основания не зависящего. Однако это означало бы, что индивидуальная воля в своих актах не определяется никакими причинами достаточного основания. Собственно, из этого исходит кантовское определение, по которому свобода есть способность самостоятельно начинать ряд изменений. Однако Шопенгауэр подчеркивал, что это «самостоятельно», приведенное к своему истинному смыслу, означает «без предшествующей причины», а это тождественно «отсутствию необходимости»: получается, что свободной будет лишь такая воля, которая не определяется основаниями, а поскольку все, определяющее что-либо, должно быть основанием, то есть причиною, то она и будет лишена всякого определения, ибо ее отдельные проявления будут безусловно и вполне независимо вытекать из нее самой, не порождаемые с необходимостью предшествующими обстоятельствами, а стало быть, и не подчиненные никаким правилам. Но поскольку закон достаточного основания есть существенная форма всей нашей познавательной способности, от него приходится в этом случае отказаться.
Воля, по Шопенгауэру, может быть наделена такой - отрицательной - формой свободы лишь в том случае, если она является волей безразличия. Это - liberum arbitrium indifferentiae: безразличная свобода воли или «свобода безразличия».
Поскольку, как полагает философия детерминизма, человеческая воля определяется «сильнейшим мотивом», победившим в борьбе с другими - более слабыми - мотивами, в силу своего «достаточного основания» принимающим форму детерминации и опознанным в качестве «сильнейшего» post factum (ибо он признается «сильнейшим» именно потому, что он уже победил), вышеназванная гипотетическая «безразличная свободная воля» предоставляет своему носителю равную возможность в одно и то же время и при одних и тех же обстоятельствах совершить «два диаметрально друг другу противоположных поступка».
Такая детерминистская установка сводит свободу воли к позиции вышеупомянутого буриданова осла, бессильного сделать выбор между двумя одинаковыми охапками сена. Ту же ситуацию мы встречаем и в «Божественной комедии» Данте:
Меж двух равно манящих яств, свободный
В их выборе к зубам бы не поднес
Ни одного и умер бы голодный.
Такая свобода скорее свидетельствует о параличе воли, лишенной возможности движения от бессилия сделать выбор. Н. Лосский назвал эту «свободу безразличия» чистым произволом, предполагающим существование такого субъекта, который был бы лишен сущности. Но коль скоро существование без сущности, действительное существование ничто, невозможно, то и свобода безразличия не имеет существования.
Однако в некоем художественном или философском проекте такая форма свободы все же существует. «Вся свобода будет тогда, когда будет все равно, жить или не жить», - говорит герой «Бесов» Достоевского, Кириллов.
Человек оказывается перед необходимостью мотивированного выбора, причем детерминисты полагают, что вся проблема сводится к автоматической победе сильнейшего мотива. Однако представители разных направлений мысли формулировали эти мотивы, исходя из собственных установок: материалисты, сторонники «разумного эгоизма», выбирали в качестве сильнейшего мотива инстинкт самосохранения и связанный с ним мотив пользы, Фрейд и его последователи - человеческую сексуальность, а психоаналитик Адлер, оппонент Фрейда, - мотив самоутверждения и, соответственно, самозащиты.
Достоевский замечательно писал об этом «общеобязательном» сильнейшем мотиве, который непременно, по теории, должен победить все прочие устремления.
«О скажите, кто это первый объявил, кто первый провозгласил, что человек потому только делает пакости, что не знает настоящих своих интересов, а что если б его просветить, открыть ему глаза на его настоящие нормальные интересы, то человек тотчас же перестал бы делать пакости, тотчас же стал бы добрым и благородным, потому что, будучи просвещенным и понимая настоящие свои выгоды, именно увидел бы в добре собственную свою выгоду, а известно, что ни один человек не может действовать зазнамо против собственных выгод, следовательно, так сказать, по необходимости стал бы делать добро?.. И почему вы так твердо, так торжественно уверены, что только одно нормальное и положительное - одним словом, только одно благоденствие человеку выгодно? Не ошибается ли разум-то в выгодах? Ведь, быть может, человек любит не одно благоденствие? Может быть, он ровно настолько же любит страдание? Может быть, страдание ему ровно настолько же и выгодно, как благоденствие?».
Именно так же, как «подпольный человек» Достоевского, считают и индетерминисты: мотив может возникнуть в душе иррационально, неведомым образом. Отстаивание этой спонтанности побуждения кажется им залогом свободы: «Стою за свой каприз и за то, чтоб он был мне гарантирован, когда понадобится».
Детерминисты, напротив, считают, что всякое желание или нежелание человека, всякое его побуждение, мысль, поступок, решение и даже этот «каприз» являются неизбежными плодами того или иного человеческого характера, взаимодействия его генов, комплексов, фобий, маний. Спиноза утверждал в своей «Этике», что сознание свободы в человеке есть всего лишь следствие его невежества, незнания причин именно тех, а не иных желаний, побуждений, мыслей, поступков и т. д. Человек оказывается тотально несвободным: «Воля не может быть названа причиной свободной, но только необходимой» (теорема 32).
Античные мыслители высказывались в пользу врожденности человеческих пороков и добродетелей и, следовательно, предопределенности человека к добру или ко злу. Сократ, этот «отец морали», утверждал у Аристотеля в его «Этике»: «Не в нашей власти быть хорошими и дурными». Да и сам Аристотель подтверждает это: «Действительно, всем кажется, что каждая черта нрава дана в каком-то смысле от природы, ведь и правосудными, и благоразумными, и мужественными, и так далее… мы бываем прямо с рождения».
Так и Шопенгауэр полагал, что человек есть продукт врожденного характера и обстоятельств - воспитания, среды, судьбы. Именно здесь заключены мотивы, определяющие его волю: человек поступает именно таким, а не каким-либо иным образом лишь потому, что он не может поступить иначе.
Однако, если все же моя воля способна самоосуществляться помимо и вопреки этим правилам и законам, вопреки собственной природе и собственному воспитанию, то есть возвышаясь над влечениями, наследственностью и средой, разрывая сети причинности и тем самым творя в мире нечто новое и непредвиденное, свобода ее представляется безусловной.
Герой «Записок из подполья», отстаивая собственную свободу воли, особенно ерничает, когда речь заходит о предопределенности и детерминированности мира, заявленных Лейбницем с той же неопровержимостью, как и то, что «трижды три - девять»: «Эх, господа, какая уж тут своя воля будет, когда дело доходит до таблички и до арифметики, когда будет только дважды два четыре в ходу? Дважды два и без моей воли четыре будет. Такая ли своя воля бывает?.. Но дважды два четыре - все-таки вещь пренесносная. Дважды два четыре - ведь это, по моему мнению, просто нахальство-с. Дважды два четыре смотрит фертом, стоит поперек вашей дороги руки в боки и плюется. Я согласен, что дважды два четыре - превосходная вещица, но если уже все хвалить, что и дважды два пять - премилая иногда вещица».
В связи с этим встает вопрос об ответственности человека. Если человек несвободен и обречен на вынужденные поступки, как утверждают детерминисты, он должен быть освобожден от какой-либо моральной ответственности. И наоборот, если человек и в самом деле свободен от ига причинности и долженствования, которое накладывает на него мир, если его воля претендует на автономность, он рискует превратиться в узника тех иррациональных «безосновных» побуждений, которые неизбежно захватывают в плен его волю. Свобода рискует быть принесенной в жертву произволу. Именно этот герой «Записок из подполья» говорит: «Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить!».
Другой герой Достоевского, Ставрогин, схвативший в клубе за нос Павла Павловича Гаганова, «человека пожилого и даже заслуженного», который имел привычку приговаривать: «Нет-с, меня не проведут за нос», и протащивший его несколько шагов, а также укусивший за ухо губернатора, объяснял это так: «Я право не знаю, как мне вдруг захотелось». И в таком случае под вопросом может оказаться нравственная вменяемость человека.
С. Л. Франк, описывая волевой процесс, происходящий в человеке, останавливается на его двух различных модусах, выражающихся в словах «мне хочется» (или - «мне вдруг захотелось!») и «я хочу». Несмотря на то что эти выражения рассматриваются в обычной жизни как синонимы, меж ними существует коренное различие. Первое выражение означает прежде всего то, что хотение владеет мною, какое-то нечто во мне чего-то хочет, то есть производит действие. Таким образом, мое «я», подвергаясь этому действию, вынужденно чего-то хочет, будучи бессильным это хотение отринуть или подавить. «Я» оказывается в плену властно действующего внутри него импульса, выражающего непроизвольные бесконтрольные влечения. В то же самое время, выражение «я хочу», то есть самостоятельно, из собственной глубины, осуществляю свое хотение, есть формула свободы.
Человек создан в свободе: в Божественной природе нет ничего, что являлось бы необходимой причиной создания человека и всего творения. И поэтому Он Сам, сотворивший вселенную «из ничего», не есть безличная и безликая «необходимость». «Бог з а х о т е л быть Творцом, и необусловленность Его желания придает творению нечто такое, что никак не сведешь к детерминистической космологии… Этот аспект Божественного творчества, не допускающий подчинения всеобщей необходимости, достигает наибольшей полноты в сотворении… личностей человеческих: они наделены свободой самоопределения, той аутекзусией*, в которой отцы Церкви и видят изначальную особенность существ, созданных по образу Божию».
Итак, Творец наделил человека даром свободы, над которой не властна никакая необходимость. Задача человека состоит лишь в том, чтобы, свободно устремившись к Творцу, суметь «уловить», или, как говорил преподобный Серафим Саровский, «стяжать» благодать, посылаемую ему, стать прозрачным, чтобы воспринять в себя Божественные энергии и соединиться с ними. Однако этот акт онтологической трансформации человека, этот процесс обожения, происходящий соединением Божественных и человеческих энергий, характеризуется полным отсутствием всякой необходимости, всякого детерминизма. Это - актуальное царство свободы. Ибо благодать лишь побуждает, но не понуждает волю - напротив: она пробуждает свободу, возбуждает и оживляет произволение.
Перед человеком открываются два модуса бытия при сохранении полной возможности (однако не обязательности) перемены одного модуса на другой, то есть онтологического превращения. Это означает, что у человека есть (и остается до «последнего издыхания») возможность бытийного самоопределения: человек может избрать себе путь к бессмертию и небесной славе или к смерти и вечной погибели.
То есть, иными словами, до самой последней минуты своего существования человек, предававшийся страстям и порокам, может через покаяние приобщиться к вечной жизни или даже сподобиться святости,- скажем, претерпев ради Христа мученическую кончину. Ибо и грех не лишает человека свободы, притом свободы выбора и произволения. Даже и падший грешный человек волен бороться и противостоять греху, хотя и не может победить его без помощи Божией. Даже и тот, кто делает себя игралищем страстей и «сосудом диавола», вовсе не прикован ко злу автоматически, абсолютно, так же как и человек, близкий к духовному совершенству, не привязан к добру раз и навсегда какой-либо необходимостью. Сама по себе благодать не является панацеей от греха, не связывает человека, хотя и ограждает его от искушения и соблазна: он остается свободен, и даже великий подвижник может изменить Христу, если захочет, ибо в нем сохраняется вся полнота его свободного «неустойчивого» произволения, содержащего в себе и возможность падения и богоотступничества. «… Если ты захочешь погибнуть, то природа твоя удобоизменяема. Если захочешь изрыгнуть хулу, составить отраву или убить кого - никто тебе не противится и не возбраняет. Кто хочет, тот и покорствует Богу - и идет путем правды, и владеет пожеланиями… <…> …Человек, по причине остающегося у него произвола, если захочет, делается сыном Божиим или так же и сыном погибели...».
Это и есть то, что в Православии именуется свободой. Таким образом, свобода - это онтологическое, а не психологическое понятие. Свобода - это свойство бытийного статуса, это возможность самоопределения и выбора собственной природы, «действенной самореализации в бытийной перемене, онтотрансцензусе».
Преподобный Максим Исповедник утверждал, что свобода человека сохранится и в воскресении мертвых. Мир умрет видимой своей стороной, но и воскреснет, когда вся тварь ради человека получит приснобытие, и вся природа будет восстановлена в ее изначальном ладе, чине и мере, и ничто не останется вне Бога, ибо Он будет всем во всем. Как железо в пламени, проникаясь им и делаясь с ним единым, все же продолжает оставаться железом, так и человек, соединяясь с Богом, не утрачивает своей сущности: в этом Божественном пламени не сгорит ни природа, ни свобода, ни даже «самовластие» человека.
После кончины мира произойдет распад и восстановление исконного строя человека, то есть будет всецело восстановлено его естество, однако это не означает, что его свободная воля непременно переориентируется к добру. Потому что, даже и познав добро, человек может уклониться от него. Во всяком случае, между познанием добра и его свободным избранием вовсе нет никакой причинно-следственной связи, как утверждает преподобный Максим Исповедник. Меж тем, подчеркивал он, Бог, по Своей всеблагости и любви, обымет все творение - добрых и злых, праведных и грешных, - однако не все в равной мере будут участвовать в Его любви, не все смогут принять причастие Божественных благ, ибо Божественное благобытие не может быть преподано извне, помимо и вопреки свободной воле человека, то есть насильно. Люди, сохранившие после Страшного Суда свою злую волю, уклоняющуюся от Бога и распадающуюся на множество своевольных позывов и помыслов, сами вынашивают в себе вечную муку, плач и скрежет зубов (Мф. 8, 12), поскольку Божественный пламень любви оборачивается для их греховной воли геенским огнем: Господь, Бог твой, есть огнь поядающий, Бог ревнитель (Втор. 4, 24).
Как писал преподобный Исаак Сирин, «мучимые в геенне поражаются бичом любви (Божией.- О. Н.)» (слово 18). Ибо, по преподобному Максиму, блаженство и радость возможны лишь в свободном согласовании воли человеческой с волей Божественной. Лишь свободное и творческое избрание Божественной воли, лишь освящение и преображение воли человеческой в подвиге исполнения Христовых заповедей может служить условием спасения, залогом благодатного обожения человека. Обожение и есть цель творения, цель всякой твари. Однако оно не может быть актом насилия: оно должно быть избрано и принято в свободе и любви.
Но свобода и явилась возможностью падения человека, которое было актом воли. Поэтому и грех человека укоренился в его свободной воле. По сути - грех есть ложное избрание и ложная установка произволения. Тем, что человек выбирает зло, он открывает ему путь к существованию.
Именно такое редуцированное и суженное понимание свободы исключительно как «свободы выбора», относящейся лишь к поведению человека в эмпирическом мире, возобладало в новоевропейской философии.
Человек всегда задавался вопросом, насколько свободна его свободная воля, существующая в падшем мире, где правит закон причинности. Традиционно вопрос о свободе воли ставился так: если моя воля вплетена в сложную систему мировых причинно-следственных связей и вынужденно подпадает под его законы - свобода ее детерминирована и строго ограничена. Всякое событие настоящего момента обусловлено целой цепью событий прошлого. Всякое действие, которое будет осуществлено в будущем, предопределено тем, что происходит в настоящем.
Фихте писал: «Каждый момент... существования определен всеми протекшими моментами и определяет все будущие моменты, и невозможно мыслить теперешнее положение... иначе, чем оно есть».
1. Свобода Воли.
Ни одна философская проблема, не обладала столь большим социальным и политическим звучанием в истории общества, как проблема свободы. Особенно остро эта проблема ощущается в современную эпоху, когда все возрастающая масса людей втянута в борьбу за ее практическое достижение.
Свобода - одна из основных философских категорий, характеризующих сущность человека и его существование, состоящие в возможности личности мыслить и поступать в соответствии со своими представлениями и желаниями, а не вследствие внутреннего или внешнего принуждения.
Для личности обладание свободой - это исторический, социальный и нравственный императив, критерий ее индивидуальности и уровня развития общества. Произвольное ограничение свободы личности, жесткая регламентация ее сознания и поведения, низведения человека до роли простого “винтика” в социальных и технологических системах наносит ущерб, как личности, так и обществу. В конечном счете, именно благодаря свободе личности общество приобретает способность не просто приспосабливаться к наличным естественным и социальным обстоятельствам окружающей действительности, но и преобразовывать их в соответствии со своими целями. Конечно, нет и не может быть какой-то абстрактной, тем более абсолютной свободы человека ни от природы, ни от общества, но вместе с тем конкретным материальным носителем свободы, ее субъектом всегда является личность, а соответственно и те общности, в которые она включена - нации, классы, государства.
В истории философской мысли свобода традиционно рассматривалась в ее соотношении с необходимостью. Сама же необходимость воспринималась, как правило, в виде судьбы, рока, предопределения, повелевающих поступками человека и отрицающих свободу его воли. Противопоставление понятий “свобода” и “необходимость” как философских антимоний, отрицание или подмена одного из них другим свыше двух тысячелетий были камнем преткновения для мыслителей, так и не находивших удовлетворительного решения проблемы.
Выделяют несколько моделей взаимоотношений человека и общества по поводу свободы и ее атрибутов.
Во-первых, чаще всего это отношения борьбы за свободу, когда человек вступает в открытый и часто непримиримый конфликт с обществом, добиваясь своих целей любой ценой. Но это трудный и опасный путь, чреватый тем, что человек может утратить все другие человеческие качества и, ввязавшись в борьбу за свободу, попасть в еще худшее рабство.
Во-вторых, это бегство от мира, так называемое эскапистское поведение, когда человек не в силах обрести свободу людей, бежит в монастырь в скит, в себя, в свой “мир”, чтобы там обрести способ свободной самореализации.
В-третьих, чаще всего, человек адаптируется к миру, жертвуя в чем-то своим стремлением обрести свободу, идя в добровольное подчинение, с тем, чтобы обрести новый уровень свободы в модифицированной форме.
Некоторые философы пытались провести различение между позитивной свободой, или свободой делать (поступать), и негативной свободой, свободой «от». В послании Рузвельта упоминаются две позитивных свободы (свобода говорить и поклоняться) и две негативных свободы (свобода от страха и нужды). Однако различие между свободой делать и свободой «от» не имеет большого философского значения. Ведь свобода делать и свобода «от» зачастую лишь две стороны одной медали. Так, в социальном или политическом контексте свобода от цензуры означает то же, что свобода говорить и писать то, что считаешь нужным, свобода от преследования за вероисповедание означает то же, что свобода поклоняться, кому считаешь нужным, или не поклоняться вовсе. Короче говоря, основное различие между свободой делать и свободой «от» имеет обычно чисто словесный характер. Поэтому мы не будем учитывать предполагаемое различие между позитивной и негативной свободой.
Воля – сознательное регулирование человеком своего поведения (деятельности и общения), связанное с преодолением внутренних и внешних препятствий.
Воля является одним из важнейших качеств личности. Именно это качество делает человека свободным и сознательным субъектом собственной жизнедеятельности. Именно воля позволяет ставить цели и добиваться своего. Как и все психические процессы, воля развивается не сама по себе, а в связи с общим развитием личности человека. Воля человека характеризуется определенными качествами. Прежде всего, принято выделять силу воли как обобщенную способность преодолевать значительные затруднения, возникающие на пути к достижению поставленной цели.
Среди различных проявлений силы воли принято выделять такие личностные черты, как выдержка и самообладание, которые выражаются в умении сдерживать свои чувства, когда это требуется, в недопущении импульсивных и необдуманных действий, в умении владеть собой и заставлять себя выполнять задуманное действие, а также воздерживаться от того, что хочется делать, но что представляется неразумным или неправильным.
Другой характеристикой воли является целеустремленность. Под целеустремленностью принято понимать сознательную и активную направленность личности на достижение определенного результата деятельности. Очень часто, когда говорят о целеустремленности, используют такое понятие, как настойчивость. Это понятие практически тождественно понятию целеустремленности. Обычно различают целеустремленность стратегическую, т. е. умение руководствоваться во всей своей жизнедеятельности определенными принципами и идеалами, и целеустремленность оперативную, заключающуюся в умении ставить ясные цели для отдельных действий и не отклоняться от них в процессе их достижения. От настойчивости принято отличать упрямство. Упрямство чаще всего выступает как отрицательное качество человека. Упрямый человек всегда старается настоять на своем, несмотря на нецелесообразность данного действия. Как правило, упрямый человек в своей деятельности руководствуется не доводами разума, а личными желаниями, вопреки их несостоятельности. По сути, упрямый человек не владеет своей волей, поскольку он не умеет управлять собой и своими желаниями.
Важной характеристикой воли является инициативность. Она заключается в способности предпринимать попытки к реализации возникших у человека идей. Для многих людей преодоление собственной инертности является наиболее трудным моментом волевого акта. Сделать первый осознанный шаг к реализации новой идеи может только самостоятельный человек. Самостоятельность - это характеристика воли, которая непосредственно связана с инициативностью. Самостоятельность проявляется в способности осознанно принимать решения и в умении не поддаваться влиянию различных факторов, препятствующих достижению поставленной цели. Самостоятельный человек способен, критически оценивая советы и предложения других людей, действовать на основе своих взглядов и убеждений и при этом вносить в свои действия коррективы, сформированные на основе полученных советов. От самостоятельности следует отличать негативизм. Негативизм проявляется в немотивированной, необоснованной склонности действовать наперекор другим людям, противоречить им, хотя разумные соображения не дают оснований для таких поступков. Негативизм большинством психологов расценивается как слабость воли, выражающаяся в неумении подчинить свои действия доводам разума, сознательным мотивам поведения, в неумении противостоять своим желаниям, ведущим к безделью, и др. Очень часто безделье связывают с ленью. Именно лень является всеобъемлющей характеристикой качеств, противоположных по смыслу позитивным качествам воли.
Следует отметить, что инициатива, проявляемая человеком, помимо самостоятельности всегда связана еще с одним качеством воли - решительностью. Решительность заключается в отсутствии излишних колебаний и сомнений при борьбе мотивов, в своевременном и быстром принятии решений. Прежде всего, решительность проявляется в выборе доминирующего мотива, а также в выборе адекватных средств достижения поставленной цели. Решительность проявляется и при осуществлении принятого решения. Для решительных людей характерен быстрый и энергичный переход от выбора действий и средств, к самому выполнению действия. От решительности, как позитивного волевого качества, необходимо отличать импульсивность, которая характеризуется торопливостью в принятии решений, необдуманностью поступков. Импульсивный человек не задумывается перед тем, как начать действовать, не учитывает последствий того, что он делает, поэтому часто раскаивается в том, что совершил. Торопливость в принятии решения таким человеком, как правило, объясняется его нерешительностью, тем, что принятие решения для него является чрезвычайно сложным и мучительным процессом, поэтому он стремится скорее от него освободиться.
Исключительно важным волевым качеством человека является последовательность действий человека. Последовательность действий характеризует то, что все совершаемые человеком поступки вытекают из единого руководящего принципа, которому человек подчиняет все второстепенное и побочное. Последовательность действий, в свою очередь, самым тесным образом связана с самоконтролем и самооценкой. Принятые действия будут только тогда выполнены, когда человек контролирует свою деятельность. В противном случае выполняемые действия и цель, к которой стремится человек, расходятся. В процессе достижения цели самоконтроль обеспечивает господство ведущих мотивов над побочными. Качество самоконтроля, его адекватность в значительной степени зависят от самооценки личности. Так, низкая самооценка может привести к тому, что человек теряет уверенность в себе. В этом случае стремление человека к достижению поставленной цели может постепенно угасать и спланированное уже никогда не будет выполнено. Бывает, наоборот, человек переоценивает себя и свои возможности. В этом случае принято говорить о завышенной самооценке, которая не позволяет адекватно координировать и корректировать свои действия на пути к достижению поставленной цели. В результате возможность достичь спланированного значительно усложняется и чаще всего в полной мере задуманное ранее не реализуется на практике.
Свобода воли - понятие, означающее возможность беспрепятственного внутреннего самоопределения человека в выполнении тех или иных целей и задач личности. В истории философской и богословской мысли понятие свободы воли связывалось с вменяемостью человека, с его ответственностью за свои деяния, с исполнением своего долга и осознанием предназначения.
Утвердительный, отрицательный или ограничительный ответы на вопрос о возможности свободы воли предопределен выбором той или иной мировоззренческой системы. Сама же воля - это сознательное и свободное устремление человека к осуществлению своей цели, которая для него представляет определенную ценность. Волевой акт имеет характер духовного явления, коренящегося в структуре личности человека и выражающий долженствование. Воля противоположна импульсивным стремлениям и влечениям, а также в ряде ситуаций и витальным потребностям человека (в случаях самоубийства). Как правило, понятие воли относят к зрелой личности, полностью отдающей себе отчет в своих действиях и поступках. В истории философской мысли воля трактовалась двояко: во-первых, как следствие природной или сверхприродной детерминации
(Бог, Абсолют), во-вторых, - как самополагающая сила, определяющая весь жизненный процесс человека (Шопенгауэр, Ницше). Волевые качества человека определяются отчасти генетически, отчасти воспитываются окружающей средой, входя в структуру характера личности.
Некоторые ученые связывают основные тенденции поведения человека с генетическими задатками характера, темперамента, пропагандируя идею, что постепенно само по себе исчезнет то, что уходит своими корнями в пережитки прошлого в сознании и поведении людей, уменьшится число «эксцессов темперамента», а также случаев неосторожного причинения вреда. Однако антиобщественные проявления такого рода, которые не являются преступлениями в собственном смысле слова, окажутся менее податливыми к социальным воздействиям и сохранятся в течение длительного времени. Выходит, что антиобщественные поступки (хотя бы немногие) имеют не социальные, а биологические корни - из этой посылки вытекает, что об окончательной ликвидации антиобщественных поступков не может быть и речи. Однако характер человека, имея естественную физиологическую основу, приобретает законченность только как социальный продукт: продукт общесоциальных и личных условий жизни и деятельности человека. Это некий «сплав» анатомо-физиологических особенностей организма и общего уровня жизни общества, его устоев.
Отрицательные черты характера и темперамента человека, безусловно, нередко проявляют себя в виде правонарушений.
Только в комбинации с неблагоприятными личными или общественными условиями и обстоятельствами, а не сами по себе отрицательные черты характера, темперамента приводят к противоправному поведению. Иначе все плохо воспитанные люди бы становились преступниками.
Однако всегда есть проблема выбора - выбора, как поступить. Любая критическая ситуация не ведет сама по себе к преступлению, совершить проступок либо не совершать всегда решает своей волей и своим сознанием человек сам. В противном случае, если бы объективные условия в любой момент допускали возможность только одного варианта поведения и исключали бы всякое участие сознания в выборе поступков, очевидно, следовало бы попросту снять вопрос о нормативном регулировании общественных отношений и об ответственности людей за свое поведение. Именно способность человека в объективно обусловленных пределах выбирать различные варианты поведения и самостоятельно принимать решения составляет содержание относительной свободы воли.
Возможность выбора различных вариантов поведения нельзя, конечно, объяснять только активной, творческой ролью сознания, его относительной самостоятельностью. Такая возможность имеет корни в объективной действительности, которая представляет собой сложное переплетение объективных закономерностей естественного и общественного развития и определяемых ими конкретных жизненных явлений с обстоятельствами и ситуациями, не вытекающими из этих закономерностей, а подчас конфликтующими с ними. Именно противоречивость действительности составляет объективную основу выбора в данных конкретных условиях различных поступков.
Другой, такой же объективной, основой выбора решения, является противоречие между действительностью, с которой сталкивается индивид, и прошлым, накопленным опытом, олицетворенным в его «я» и преломленным в сознании, мышлении, характере данного «я». Это - противоречие между конкретной ситуацией, требующей определенного выбора решения, и условиями предыдущего развития, в которых формировался человек. Следовательно, противоречивая действительность создает возможность неодинаковых решений и выбора различных вариантов поведения, а человек благодаря сознанию и воле использует эту возможность, принимает решение и делает выбор.
Как нетрудно заметить, внешние факторы, с одной стороны, сознание и воля - с другой, играют различную роль в механизме избирательного поведения.
Поэтому волю, психическое нельзя ставить в один ряд с внешними факторами в смысле их равноценности или независимости психического от внешнего. Однако это вовсе не значит, что волю, психическое нельзя рассматривать как элемент причинности, как одно из обстоятельств, которые в совокупности с внешними причинами обусловливают человеческое поведение. Сознание, воля включаются в общий причинный ряд, вместе с другими факторами определяют тот или иной вариант поведения, но не абсолютно свободно, а в пределах, которые ставит объективная действительность. Относительную свободу человеческой воли, детерминированную внешними (социальными и естественными) условиями жизни индивида, а также его физической конституцией и прирожденными инстинктами, следует отличать от свободы как использования человеком объективных законов для достижения своих целей, как основанного на знании этих законов господства его над обстоятельствами и над самим собой.
2.Личная ответственность.
Проблема свободы воли тесно связана с вопросами о моральной ответственности, и потому она встает перед многими людьми. Например, они спрашивают: «Могут ли преступники не делать то, что они делают?» Ведь кажется, что подлинная нравственность возможна только в том случае, если мы действуем свободно. Если мы не свободны, то не можем отвечать за свои поступки, а значит, по отношению к нам неуместны ни обвинения, ни похвала.
Ответственность как социальное явление зародилась вместе с появлением человеческого общества. Становление общества означало возникновение взаимных прав и обязанностей его членов, прежде всего в сфере трудовой деятельности. В процессе общения складывались в виде обычаев определенные правила отношений, обладавшие большим авторитетом и поэтому соблюдавшиеся в большинстве случаев добровольно. Нарушения их рассматривались как посягательства на интересы рода, племени и подвергались немедленному осуждению. Уже тогда имела место ответственность индивида.
Более развернутую и определенную форму социальная ответственность приобретает в классовом обществе, где она в любом ее виде имеет классовый характер. Действующие здесь социальные нормы отличаются значительным разнообразием, что обусловливает существование нескольких видов социальной ответственности (политической, юридической, моральной).
Для того чтобы лучше понять, что такое юридическая ответственность, раскрыть ее содержание, необходимо хотя бы кратко рассмотреть понятие и предпосылки социальной ответственности вообще, а также черты и признаки основных видов неюридической ответственности.
Ответственность в ретроспективном смысле следует за нарушение социальных норм. В данном случае речь идет о формальном основании ответственности. Материальным ее основанием является причинение вреда тем общественным отношениям, которые урегулированы соответствующими нормами. Нарушения указанных норм означают посягательство на интересы общества, государства, организации и тому подобного социального образования, устанавливающего и поддерживающего эти нормы. Конечным результатом возложения этой ответственности является наступление для субъекта неблагоприятных последствий: претерпевание им ограничений личного, морального или материального характера.
Однако для характеристики ретроспективной ответственности как социальной категории одного указанного признака недостаточно. Нарушения научно- технических норм, правил эксплуатации машин, механизмов и тому подобное также влекут отрицательные последствия: недостижение желаемого результата, человеческие жертвы, материальный ущерб и т.п. И тем не менее эти последствия не означают ответственности субъекта.
Если человек совершил поступок, полезный или, по крайней мере, безразличный для народа, организации, государства, но, по каким-либо причинам неблагоприятный для него самого, - он тоже испытывает отрицательные последствия. Например, он может испытать разочарование, избрав профессию, чуждую его интересам и призванию, и т.д. Такое претерпевание неблагоприятных последствий своего поведения, определенных лишений можно назвать моральной ответственностью. Это - ответственность перед самим собой, ибо здесь лишения, которые претерпевает человек, есть лишение самим себя известных ценностей. Ретроспективная ответственность является особым общественным отношением между лицом, совершившим проступок, и народом, организацией, государством. В ее основе лежит нарушение лицом интересов определенного социального образования. Соответственно, те отрицательные последствия, которые испытывает нарушитель, не есть нечто, чего он сам себя лишает. Лишения причиняют ему общество, организация, государство. Это неблагоприятная для лица и внешняя по отношению к нему, его жизни реакция данного социального образования на противоречащий интересам последнего поступок. Содержание общественной реакции включает в себя следующие моменты: от лица, совершившего проступок, требуется ответ по поводу содеянного; оно подвергается осуждению, порицанию, если проступок был совершен по его вине
(умыслу или неосторожности); наконец, лицо испытывает разного рода невыгодные для него организационно-политические, личные или имущественные последствия, к нему применяются меры морального государственного принуждения. Соответственно лицо дает ответ относительно проступка, теряет во мнении людей, если была его вина. В причиняемых нарушителю лишениях проявляется принудительный характер ответственности.
Ответственность является общественным отношением не только с точки зрения содержания (охрана интересов общества), но и с точки зрения формы (тут есть сторона, которая причиняет лишения, и сторона, которая их претерпевает). Конечно, в ряде случаев лицо может воспринимать неблагоприятную социальную реакцию как лишение чего-то самим себя. Но такое восприятие общественной реакции, сочетание ее с ответственностью перед самим собой не всегда имеет место. Его нет у людей со сложившейся антиобщественной внутренней установкой. Оно отсутствует и тогда, когда отрицательная реакция общества несправедлива либо потому, что характер и степень реакции не соответствует серьезности проступка. Cледовательно, человек может по-разному относиться к ответственности.
Однако с точки зрения характеристики существенных признаков ретроспективной ответственности как социального явления внутреннее отношение лица, несущего такую ответственность, учитываться не может.
Некоторые юристы, которые подчеркивают прежде всего психологический характер ответственности индивида и сводят социальную ответственность к тому, как переживает ее личность, принимая за «отрицательный» аспект ответственности само осознание справедливости наказания и считая моральную и юридическую ответственность неотъемлемым свойством человеческой личности. Существование социальной ответственности определяется рядом объективных (общественная природа человека и урегулированность общественных отношений социальными нормами) и субъективных предпосылок.
Как общественное существо человек выступает носителем и участником разнообразных социальных связей. Он находится в определенных отношениях с обществом в целом, государством, участвует в деятельности одной или нескольких общественных организаций. Индивид является членом различных по своему характеру и непосредственному назначению коллективов - производственного, семейно-бытового, спортивного, научно-технического и т.п. Всякая совместная жизнь обусловливает наличие социальных норм, регулирующих обычные, повторяющиеся отношения между членами общества, коллектива. Сами по себе общественные отношения не имеют нормативного характера, не обладают нормативностью в качестве имманентного, присущего им свойства. Поэтому выражение «общественное отношение носит нормативный характер» представляется неточным. Но общественные отношения, несомненно, имеют признак урегулированности социальными нормами, создаваемыми обществом, государством, общественной организацией специально для целей регламентации.
Существование коллектива, установление взаимных прав и обязанностей его членов - словом, нормальное общежитие, невозможны без упорядочивающего воздействия определенной системы общеобязательных норм (правил поведения). Деяние, противоречащее этим нормам (правилам), влечет ответственность нарушителя. Следовательно, сама ответственность возможна лишь при условии предварительного предъявления к поведению людей определенных требований, сформулированных устно или письменно в соответствующих нормах. Установление и поддержание данных норм предполагает наличие известной подчиненности участников общественных отношений выраженной в этих нормах воле.
Способностью создавать нормы, обязательные для всех или многих, возможностями подчинять своей воле, властью принудить к соблюдению выработанных правил поведения обладают лишь коллектив, общество и их организации. Отдельные лица пользуются такими полномочиями постольку, поскольку выступают от имени определенного социального образования, выражают его волю, опираются на его поддержку. Таким образом, в любой разновидности социальных норм отражается общегрупповая (коллективная) воля, а ответственность, наступающая вследствие их нарушения, представляет собой реакцию на поступок со стороны определенного социального образования.
Необходимой субъективной предпосылкой социальной ответственности является свобода воли человека. Социальные нормы обращены к воле людей, и пределы возможной сферы действия данных норм ограничиваются теми общественными отношениями, которые зависят от этой воли.
Регулировать общественные отношения с помощью социальных норм, направлять поведение людей в том или ином плане, осуждать человека за поведение, отклоняющееся от требований этих норм, возможно лишь при условии свободы человеческой воли.
Воля в философии. Религиозно-исторические предпосылки постановки проблемы человеческой воли в Европе обусловили три основные эпохи в ее философском исследовании: первая связана с язычеством и античностью, вторая – с христианством, изменившим коренные представления о Боге и человеке, третья – представляет борьбу двух начал, двух мировоззрений и жизнепониманий, с одной стороны, христианства, с другой, - безбожия, выступающего в его различных философских, социальных и культурных формах.
В античной философии круг вопросов, имеющих отношение к воле, становится предметом обсуждения, начиная с критики сократовской этики, центральным пунктом которой было отождествление знания и добродетели (arethe). Согласно учению Сократ а, осуществление в жизни добра (agathon) предполагает в качестве необходимого условия знание добра. Зло, считал Сократ, совершается человеком не по своей воле, а по неведению. Такое отношение между знанием добра и нравственностью, если и оставляло место для воли в философии Сократа, то лишь в качестве воли к познанию; и нашло свое выражение в словах «познай самого себя», не принадлежащих Сократу, но ставших девизом его учения о нравственном совершенствовании на путях самопознания. Этот «субъективный» принцип нравственности, предвосхищающий «автономную этику Канта, не только не отвергал веру в Бога и существование общеобязательных истин, но и опирался на убеждение Сократа, что познанное добро и добрая жизнь согласуются с общеобязательной истиной и угодны Богу.
Ни Платон , ни Аристотель не разделяли точки зрения Сократа, однако в полной мере им не удалось преодолеть интеллектуалистическое понимание нравственности и воли. Платон в диалоге «Кратил» этимологию слова «воля» объясняет, ссылаясь «на образ стрельбы» или охоты - ««воля» (βουλη) некоторым образом означает полет стрелы (βολη)» Krat. 420е. Т.1.С.657), - и связывает волю, с одной стороны, с представлением и «советом» (βουλεύεσθαι), иначе говоря, с решением, с другой стороны, – с практическим действием, исполнением или неисполнением желания. В диалоге «Протагор» Платон отмечает, что «человек, зная, что зло есть зло, все-таки его совершает» (Prot. 355c), и тем самым, казалось бы, он отрицает непосредственную зависимость нравственности от знания добра. Однако оставляя за волей самостоятельность в вопросе об исполнении или неисполнении желаний, Платон подчиняет ее разуму. В диалоге «Тимей» (69b-70c), исходя из разделения души на бессмертную (разумную) и смертную (неразумную) части, и последующего деления смертной части на «благородную» и вожделеющую (ср. Resp. 439b-443a3), Платон располагает волю среди стремлений и рассматривает ее в качестве инстанции, действующей по отношению к каждой из смертных частей души на основе «способности рассуждать». В сложном механизме взаимоотношений между «началами» или «частями» души Платон различает стремления телесные и душевные («божественные»), последние соответствуют разумной части души. Телесные стремления Платон делит на естественные и низменные; в отношении к естественным разум и воля требуют соблюдения меры, низменные - либо отвергаются, либо душа безвольно подчиняется им, и свободный человек превращается в раба удовольствий. Воспрепятствовать этому может, по Платону, только воспитание и упражнение в добродетели с малолетства. Платон писал, что «никто не порочен по доброй воле, но лишь дурные свойства тела или неудавшееся воспитание делают порочного человека порочным, притом всегда к его же несчастью и против его воли» (Tim. 86d-e; пер. С. Аверинцева. Т.3.С.495). Полагая бессмертной только разумную часть души, Платон считал волю человека смертной; этому отчасти противоречит мифологическое описание Платоном возвращения души к богу, в котором души порочных людей противятся провожатым и насильно ведутся ими. Вопреки своим некоторым предположениям о возможном существовании у бога души и тела, Платон всегда отрицал существование воли в боге. Согласно Платону, природа бога проста и неизменна, бог есть благо и в своих действиях не руководствуется выбором между лучшим и худшим.
Учение Аристотеля о воле представляет высшую точку в развитии античных исследований этой проблемы. В трактате «О душе», в этических и политических сочинениях Аристотеля с редкой глубиной и обстоятельностью подвергнуты анализу основные проблемы воли, ее отношение к разуму, знанию, желаниям, свободе, поступкам и закону. Общая основа понимания воли у Аристотеля включает: концепцию души как способностей, учение о человеке как существе свободном в нравственном и политическом отношении, принципиальное положение о различии между теоретическими и практическими аспектами нравственности, между знанием добродетели и поступком.. В зависимости от целей исследования Аристотель пользуется разными классификациями души и делит ее 1) на ощущения, воображение, стремления, волю и разум (в связи с учением о способностях человеческой души) (De an. 432a15-b6); 2) на растительную, животную и разумную (в связи с общим учением о душе и специальным - о душе человека); 3) на разумную и неразумную (в связи с проблемой бессмертия человеческой души).
По учению Аристотеля о способностях человеческой души, воля связана как с умом, так и со стремлениями (к ним относятся желания, страсти, вожделения); воля «зарождается» в разумной части души (432b5), а вместе с тем «есть стремление»; при этом Аристотель отличает стремление, «когда движение совершается сообразно размышлению, ...и … воле» (433a 23), от того, которое «движет вопреки размышлению». Это разделение стремлений у Аристотеля обусловлено, с одной стороны, намерением рассматривать волю в качестве разумного желания, с другой, необходимостью объяснить место воли при осуществлении и тех стремлений и желаний, которые противоречат разуму, и совершаются «вопреки размышлению».
Совершая поступки, полагает Аристотель, душа оказывается перед «выбором». Но как возможен сам выбор? Аристотель считает, что к существенным определениям воли относится ее понимание в качестве способности (δύναμις) или возможности. Воля как способность одушевленного существа предполагает деятельность (èνέργεια) «согласно <своему> выбору» (Met. V 12, 1019a20-25) (Мет. М.-Л., 1934. Пер.Кубицкого. С.92), а также цель, в смысле «осуществленности» (προς èντελέχειαν) деятельности (там же. IX 8,1050а22)(С.159). С выбором цели на основе воображения и ума связывает Аристотель свое понимание человека как разумного существа, обладающего свободной волей, способного, независимо от чувственных склонностей, самостоятельно совершать поступки и отвечать за них.
Проблема отношения воли и разума рассматривалась в греческом стоицизме, в частности, учениях Зенона, Хрисиппа и др. в связи с главным и определяющим положением этой философии - «жить согласно природе» (греч.) или судьбе. Это согласие с природой в качестве идеала добродетельной жизни, независимо от того, имелась ли в виду природа человека или божественный закон, воплощенный в мироздании, требовало приведения мыслей и поступков человека (в широком смысле - собственного образа жизни) в соответствие с «законами» этой «природы», а в качестве необходимого условия – познания этой «природы». Идеалом стоицизма становится мудрец, постигший с помощью разума закон этой «природы», и способный сообразовать свою волю, или то «что от нас зависит» (τò éφ" ήμιν), с нею. Таким образом, вопрос о свободе воли с точки зрения стоицизма приобрел характер проблемы, как возможна свобода воли на основе необходимости, нравственной или физической. Остается предполагать, что свобода воли в качестве разумного желания понималась стоиками в плане личного самоусовершенствования как средство для преодоления искаженной «природы» и борьбы со страстями души, и с решением этой задачи теряла какое-либо значение.
М.Поленц полагал, что понятие «воли» впервые появляется в римском стоицизме (Die Stoa, I, S.307-308). Цицерон в трактате «О судьбе», обсуждая учение об атомах Демокрита-Эпикура в связи с полемикой со стоиками по вопросу необходимости и случайности, затрагивал проблему свободы воли и отмечал обусловленную природой воли самопроизвольность (voluntarii) движений души. Цицерон считал, что воля не беспричинна, но вместе с тем она «не нуждается во внешних и предшествующих причинах» (De fato. 23; С.308). В «Тускуланских беседах», говоря о стоиках, которые считали, что люди влекутся к благу, и называли это влечение волей (boulesis), Цицерон соглашался с определением воли как «разумного желания» (Tusc. IV, VI, 12).
Сенека в «Нравственных письмах к Луцилию» отмечал, что залогом спокойствия является величие духа, достижение которого означает: «постичь истину целиком, соблюдать во всех поступках порядок, меру, приличие и добрую волю, благожелательную, неизменно послушную разуму…» (Ep. XCII, 3). В разуме Сенека видит основание свободной воли человека, а в мудреце, существо едва ли уступающее Богу по своему отношению к внешним благам этого мира. Сенека писал: «Что нужды в молитвах? Сделай сам себя счастливым! Это тебе по силам, если поймешь, одно: благо лишь то, в чем присутствует добродетель…» (Ep. XXXI, 5).
На формирование учения Плотина о воле, наряду с философскими источниками, Платоном и Аристотелем, оказало влияние и христианство, с которым он был знаком. Ко времени создания трактата Плотина «О воле и свободе Бога» уже были написаны соч. св. Иринея Лионского «Против ересей» (Adv. haer.), Тертуллиана «О душе» (De an.), «О поощрении целомудрия (De exhort. cast.) и др.; в этих трудах вопросы воли Божией и человеческой в их отношении друг другу обсуждались с христианской точки зрения.
Плотину принадлежит первая в истории европейской философии метафизическая трактовка воли, которая неразрывно связана с основоположениями его философии. Для Плотина Бог или Единое, Благо, - есть первое и вечное начало Ума, Мировой души и всего сущего. Это нераздельное Единое, по мнению Плотина, сосредоточено на самом себе как Благе, может и хочет быть тем, что оно есть – Благом «в самом существе (εν τή ύποστάσει)» (С.264). Отличая невыразимое и непостижимое Единое, от сущности и энергии, присущих Уму (как единству во множестве), Плотин тем не менее считает возможным говорить о Едином, как абсолютном мышлении, которое есть «первая энергия», тождественная ипостаси (С.273), и определяет Бога как энергию, которая и есть воля. Плотин писал: «Воля есть Бог, который существует, потому что хочет этого и существует так, как хочет» (С.275). Эта воля Бога, по мнению Плотина, проявляется как в Уме, так жизни всего сущего в качестве мирового плана.
В учении о воле человека Плотин рассматривал вопросы об отношении воли к душе и разуму, желаниям, действиям, случайности и др.. Полагая необходимой предпосылкой свободы воли освобождение души от телесных страстей, Плотин саму свободу воли ставил в зависимость от ее отношения к уму; он писал, что «свобода принадлежит воле, насколько воля совпадает с разумом» (С.249). Вслед за Аристотелем, Плотин считал, что в человеке является свободным только теоретический (созерцательный) ум, деятельность которого сосредоточена на себе, который «почивая на благе … живет такой жизнью, какая для него желательна» (С.253). Поэтому воля человека свободна только в силу причастности и соразмерности этому уму, оказываясь же вне ума, она вступает в мир необходимости и делает душу человека не свободной. Плотин отмечал, что ум свободен сам по себе, воля же и душа свободны не сами по себе, а только по причине присутствия в уме «благоподобного света» Бога (С.267).
Проблема свободы в философии осмысляется, как правило, по отношению к человеку и его поведению (свобода в природе осмыслялась как случайность, как "непознанная необходимость"). Она получила развитие в таких философских проблемах, как свобода воли и ответственности человека, возможностей быть свободным, осмыслением свободы как силы, регулирующей общественные отношения. Ни одна философская проблема, наверное, не обладала столь большим социальным и политическим звучанием в истории общества, как проблема свободы.
Для личности обладание свободой - это исторический, социальный и нравственный императив (повеление), критерий ее индивидуальности и уровня развития общества. Произвольное ограничение свободы личности, жесткая регламентация ее сознания и поведения, низведение человека до роди простого "инструмента" в социальных и технологических системах наносит ущерб как личности, так и обществу. В конечном счете именно благодаря свободе личности общество приобретает способность не просто приспосабливаться к наличным естественным и социальным обстоятельствам окружающей действительности, но и преобразовывать их в соответствии со своими целями. Конкретным материальным носителем свободы, ее субъектом всегда является личность, а соответственно и те общности, в которые она включена - нации, социальные группы, классы.
В истории философии свобода традиционно рассматривалась в ее соотношении с необходимостью. Сама же необходимость воспринималась, как правило, в виде судьбы, рока, предопределения, повелевающих поступками человека и отрицающих свободу его воли. Пожалуй, наиболее выразительное воплощение подобное понимание необходимости нашло в латинской поговорке - "судьба направляет того, кто ее принимает, и тащит того, кто ей сопротивляется". Противопоставление понятий "свобода" и "необходимости" как философских антиномий, отрицание или подмена одного из них другим свыше двух тысячелетий были камнем преткновения для мыслителей, так и не находивших удовлетворительного решения проблемы. "Старый, но вечно новый вопрос о свободе и необходимости возникал перед идеалистами XIX века, как возникал, он перед метафизиками предшествовавшего столетия, как возникал он решительно перед всеми философами, задававшимися вопросами об отношении бытия к мышлению" (Плеханов).
Философское решение проблемы свободы и необходимости, их соотношения в деятельности и поведении личности имеет огромное практическое значение для оценки всех поступков людей. Обойти эту проблему не могут ни мораль, ни право, ибо без признания свободы личности не может идти речь о ее нравственной и юридической ответственности за свои поступки. Если люди не обладают свободой, а действуют только по необходимости, то вопрос об их ответственности за свое поведение теряет смысл, а "воздаяние по заслугам" превращается либо в произвол, либо в лотерею.
Решение антиномии "свобода иди необходимость" в истории философии зависело от того, к какому из направлений тяготели те или иные философы - к эссенциализму (от лат. essentia - сущность) или экзистенциализму (от лат. existentia - существование), то есть от того, что для них было первичным, исходным - сущность или существование. Для тех, кто придерживался первого направления, свобода была всего лишь проявлением, конкретным воплощением необходимости со случайными отклонениями от нее; придерживавшиеся же второго направления рассматривали свободу как первичную реальность человеческой жизни, тогда как необходимость третировали как абстрактное понятие. В существовании человек обретает сущность, до существования нет никакой высшей природы (человек - возможность) и предназначения (предопределения) человека.
Свобода выбора занимает такое же центральное место в общественном прогрессе, какое занимает естественный отбор в биологической эволюции, а именно: оба они выполняют роль основного движущего фактора в поступательном развитии, только в первом случае - общества, во втором - живой природы. Вместе с тем в механизме их действия имеется важное, принципиальное различие: в процессе естественного отбора биологический индивид является объектом действия законов эволюции, выживания наиболее приспособленных к окружающей среде организмов, тогда как свобода выбора предполагает, что социальный индивид, личность выступает субъектом общественного процесса, воспринимающим достижения материальной и духовной культуры человечества. В ходе естественного отбора биологические преимущества индивидов передаются лишь их непосредственным потомкам. Благодаря же свободе выбора достижения отдельных индивидов в самых различных сферах деятельности - накопление знаний, изобретение, практический опыт, нравственные и духовные ценности - потенциально могут восприниматься всеми людьми, имеющими к ним доступ.
По поводу проблемы "свободы воли" - возможности самоопределяемости человека в своих действиях, в философии традиционно шли нескончаемые споры, ведущиеся со времён Сократа (подчинена ли воля чему-то вне её или самополагаема, самодвижется, источник движения содержит в себе, или он приходит извне). Они вызваны были особой жизненной значимостью этой проблемы, её центральным положением в представлениях о личности как субъекте нравственной и творческой деятельности. Противоречие в решении проблемы было следующее: если каждое действие строго определено и не может быть иным, чем оно есть, то его нельзя вменить в вину или поставить в заслугу. Но, с другой стороны, представление о воле как ничем заранее не обусловленной "конечной причине" морального действия предполагает разрыв причинного ряда явлений, что противоречит потребности научного (логического, обоснованного) объяснения.
В соответствии с двумя сторонами этой антиномии в истолковании свободы воли выявились главным образом две философские позиции: детерминизм (от лат. determinatio - определение, причинение), отстаивающий причинную обусловленность воли, и индетерминизм, отвергающий её. Сообразно факторам (физическим, психическим, духовным), признаваемым причиной волевых актов, среди философских детерминистических концепций принято различать "геометрических", или механический, детерминизм (Спиноза, Гоббс) и менее строгий - детерминизм психический, или психологический (Т. Липпс). Примером наиболее последоват. индетерминизма могут служить учения Фихте и Мен де Бирана. Однако индетерминизм, доведённый до своего логического конца, упирается в "свободу безразличия", равную возможность двух противоположных решений, которая приводит к параличу воли (казус "буриданова осла": невозможность выбрать из двух равных альтернатив) и абсолютной случайности выбора. Поэтому преобладающим в истории философии оказался тип эклектической (смешанной) доктрины. Таков дуализм Канта. Как разумное существо, принадлежащее интеллигибельному (умопостигаемому) миру, человек, по мысли Канта, обладает свободой воли (в нравственной жизни, в определении своего поведения). Но в эмпирическом (природном, опытном) мире, где господствует естественная необходимость, он несвободен в своём выборе, а воля его причинно обусловлена. Следы подобной двойственности носит и концепция Шеллинга: с одной стороны, он определяет свободу как внутреннюю необходимость, с другой - признаёт самополагающий характер первоначального выбора. Последнее все же преобладает у Шеллинга: "Человек поставлен на вершину, где имеет в себе источник свободного движения и к добру и к злу: связь начал в нем - не необходимая, но свободная, он - на распутье, что бы он ни выбрал, это решение будет его деянием" ("Философские исследования о сущности человеческой свободы. Диалектическая постановка проблемы свободы и необходимости в философии была наиболее ярко выражена Спинозой и Гегелем ("свобода есть осознанная необходимость"). Но Гегель, провозглашая свободу воли, по существу наделяет ею не человека, а "мировой дух" (абсолютную идею), воплощающий "чистое" понятие свободы воли.
В идеалистической философии кон. 19-20 вв. среди тенденций в истолковании свободы воли преобладает волюнтаристский (воля в основе всего) и персоналистический (личностный) индетерминизм, а также распространена позитивистская установка обходить эту проблему. У Бергсона, напр., обе эти тенденции переплетаются. В своей защите свободы воли он ссылается на органическую цельность и уникальность душевных состояний, не поддающихся разложению на отдельные элементы и постольку, согласно Бергсону, причинно не обусловленных. Виндельбандт рассматривает волевые акты в одних случаях как причинно обусловленные, в других - как свободные.
Проблема свободы воли стоит в центре внимания атеистического экзистенциализма (Сартр, Камю), который усматривает в человеке, укоренённом в "ничто" (абсолютной открытости бытие, возможности, потенциальности), носителя абсолютной свободы, противостоящего внешнему миру, фактически сводя свободу воли к своеволию, "свободе безразличия", переходящей в бунт.
В религиозных учениях вопрос о свободе воли, без которой невозможна религиозная этика, решается в плане самоопределения человека по отношению к действию бога, описываемого в понятиях благодати и божественного промысла. Попытки разрешить противоречие между всемогуществом высшей воли и самостоятельностью человека принимали подчас противоположные формы в различных течениях религиозной философии (напр., у кальвинистов в протестантизме). Крайние варианты учений о предопределении, ставящие человеческую личность в абсолютную зависимость от сверхъестественной силы, составляют совместно с натуралистическим детерминизмом и с языческой верой в судьбу основной набор концепций фатализма.
Считая свободу родовым признаком человека, представители диалектического материализма усматривали в ней отличительный признак, присущий как человечеству в целом, так и отдельной личности: "Первые выделявшиеся из животного царства люди были во веем существенном так же несвободны, как и сами животные), - но каждый шаг вперед на пути культуры был шагом к свободе" (Энгельс).
Кто такой свободный человек? Ответить на этот вопрос не так просто, как может показаться на первый взгляд. Многие философы пытались осмыслить понятие свободы. Выводы, к которым они пришли, представлены в этой статье.
Проблема свободы в философии
Следует заметить, что в философии проблема свободы осмысляется обычно по отношению именно к человеку, к его поведению. В природе свобода рассматривается как "непознанная необходимость", случайность. Свое развитие интересующая нас проблема получила в таких вопросах, как свобода воли и связанная с ней ответственность человека. Также затрагивалась проблема самой возможности быть свободным, говорили о свободе как о силе, которая регулирует общественные отношение. Наверно, ни один философский вопрос не обладает таким большим политическим и социальным звучанием, как интересующий нас. Очень важно определить, кто такой свободный человек и можно ли вообще считать людей свободными. Почему? Давайте разберемся.
Насколько важна свобода для человека?
Обладание ею для личности - это нравственный, социальный и исторический императив, критерий ее индивидуальности, а также показатель уровня развития общества. Жесткая регламентация поведения и сознания человека, произвольное ограничение его свободы, низведение его до роли "инструмента" в технологических и социальных системах наносит ущерб не только отдельной личности, но и обществу в целом. Ведь именно свободный человек в конечном счете составляет общество, которое становится способным не просто адаптироваться к социальным и естественным обстоятельствам действительности, но также их преобразовывать, преследуя свои цели.
Личность всегда является материальным конкретным носителем свободы, выступает ее субъектом. Соответственно, ими являются и общности (классы, социальные группы, нации), в которые она включена. Однако свободный человек неизбежно сталкивается с необходимостью. Как же разрешить это противоречие?
Свобода и необходимость
Свобода человека рассматривалась традиционно в истории философии в соотношении с необходимостью. Необходимость же, в свою очередь, воспринималась обычно в виде предопределения, рока, судьбы, повелевающих поступками людей и отрицающих свободу человеческой воли. Подобное понимание необходимости свое наиболее выразительное воплощение нашло, пожалуй, в латинской поговорке, согласно которой судьба направляет принимающего ее и тащит сопротивляющегося ей. Противопоставление таких понятий, как "необходимость" и "свобода человека", подмена одного из них другим или отрицание того или иного более двух тысячелетий являлись камнем преткновения для философов, которые не могли найти удовлетворительного решения данной проблемы. Перед идеалистами 19 века возникал старый вопрос о необходимости и свободе, как и перед метафизиками 18 века и всеми философами, которые рассматривали отношение к мышлению человеческого бытия.
Значение решения проблемы свободы и необходимости
Огромное практическое значение имеет философское решение проблемы соотношения в поведении и деятельности личности таких понятий, как "свобода души" и "необходимость". Это важно в первую очередь для оценки поступков людей. Данную проблему не могут обойти стороной ни право, ни мораль, поскольку нельзя говорить о юридической и нравственной ответственности за поступки без признания свободы отдельной личности. Если люди действуют всего лишь по необходимости, а свобода души у них отсутствует, то теряет смысл вопрос об ответственности человека за свое поведение. Тогда "воздаяние по заслугам" является либо лотереей, либо произволом.
Экзистенциализм и эссенциализм
Решение антиномии "необходимость или свобода" зависело в истории философии от того, к какому направлению принадлежали философы - к экзистенциализму (от лат. слова, обозначающего "существование") или эссенциализму (от лат. "сущность"). Другими словами, существование или сущность было для них исходным, или первичным. Для сторонников эссенциализма свобода являлась лишь проявлением, воплощением необходимости, отклонения от которой были случайными. Представители экзистенциализма, напротив, свободу рассматривали как первичную реальность жизни человека, а необходимость считали абстрактным понятием. Человек в существовании обретает сущность, никакой высшей природы до существования нет, как и предопределения (предназначения) человека.
Значение свободы выбора
Центральное место в прогрессе общества занимает свобода выбора, такое же, как в биологической эволюции естественный отбор. Оба они играют роль главного движущего фактора развития (во втором случае - живой природы, а в первом - общества). В механизме их действия, вместе с тем, есть принципиальное различие. Биологический индивид в процессе естественного отбора является объектом действия эволюционных законов, по которым выживают самые приспособленные к среде организмы. Свобода выбора же подразумевает, что личность, социальный индивид является субъектом общественного процесса, который воспринимает достижения духовной и материальной культуры всего человечества.
Биологические преимущества индивидов в ходе действия естественного отбора передаются только непосредственным их потомкам. Свобода выбора же приводит к тому, что достижения людей в самых разных областях деятельности - духовные и нравственные ценности, практический опыт, изобретения, накопления знаний - могут восприниматься потенциально всеми людьми, которые имеют доступ к ним. Для полноценного развития человечества необходимо общество свободных людей. При этом возникает вопрос о свободе воли.
Решение проблемы свободы воли
В философии с давних времен шли нескончаемые споры по поводу свободы воли, то есть возможности самоопределения человека в собственных действиях. Они начались еще со времен Сократа. Является ли воля подчиненной чему-то внешнему или же она самополагаема? Источник ее находится в себе или приходит извне? Эти вопросы были вызваны большой значимостью данной проблемы, представлением о личности как субъекте творческой и нравственной деятельности. В решении их было следующее противоречие: если любое действие является строго определенным и ничем, кроме того, что оно есть, то его невозможно поставить в заслугу или вменить в вину. Однако, с другой стороны, представление о том, что воля является лишь "конечной причиной" некоторого морального действия, ничем не обусловленного заранее, предполагает, что причинный ряд явлений разрывается. На чем же тогда основаны мысли свободного человека? Это противоречит потребности обоснованного, логического научного объяснения.
Детерминизм и индетерминизм
В понимании свободы воли в соответствии с этими двумя сторонами антиномии выявились две основные философские позиции. Первая из них - детерминизм (от лат. слова, означающего "причинение", "определение"). Представители данного направления считали, что волю следует объяснять определенными причинами. Вторая - индетерминизм, отвергающий такую возможность. Сообразно с различными факторами (духовным, психическим, физическим), которые признаются причиной волевых действий, среди концепций детерминизма принято различать механический, или "геометрический" детерминизм (Гоббс, Спиноза) и психологический, или психический, менее строгий (Т. Липпс). Самым последовательным индетерминизмом можно считать учения Мен де Бирана и Фихте. Однако доведенный до логического конца индетерминизм упирается в так называемую свободу безразличия, то есть равную возможность противоположных решений. Это приводит, в свою очередь, к параличу воли (вспомните, например, "буриданова осла", то есть необходимость выбора между двумя равными альтернативами), а также к абсолютной случайности совершаемого выбора. Рассуждая так, нельзя утверждать, что каждый человек свободен. Поэтому в истории философии преобладающим оказался принцип смешанной (эклектической) доктрины. Таков, например, дуализм Канта.
Дуализм Канта
По мысли этого философа, являясь существом разумным, принадлежащим к умопостигаемому (интеллигибельному) миру, человек должен быть свободным (в определении своего поведения, в нравственной жизни). Однако в эмпирическом (опытном, природном) мире, в котором господствует естественная необходимость, люди в своем выборе несвободны, их воля обусловлена причинно.
Концепция Шеллинга
Концепция Шеллинга также носит следы подобной двойственности. Этот мыслитель определяет, с одной стороны, свободу как необходимость внутреннюю. С другой, он признает, что характер первоначального выбора является самополагающим. Последнее у Шеллинга все-таки преобладает. Этот философ говорит, что человек поставлен на распутье. Он имеет внутри себя источник свободного движения и ко злу, и к добру. Связь этих начал в нем свободная, а не необходимая. Что бы ни выбрал человек, его деянием будет следствие его решения. Таким образом, свободная жизнь - понятие двойственное.
Мнение Гегеля о свободе и необходимости
Диалектическая постановка интересующей нас проблемы необходимости и свободы наиболее ярко в философии выражена Гегелем и Спинозой. Гегель считал, что свобода - это осознанная необходимость. Однако этот мыслитель, провозглашая свободу воли, по сути наделяет ею "мировой дух" (то есть абсолютную идею), а не человека. Ведь нельзя в этом случае сказать, что человек рождается свободным. Именно "мировой дух" у Гегеля является воплощением свободы воли в чистом виде.
Другие тенденции понимания свободы воли
Среди тенденций понимания свободы воли, представленных в идеалистической философии конца 19 - начала 20 вв., преобладает личностный (персоналистический) и волюнтаристский индетерминизм. Распространена также позитивистская установка не касаться этой проблемы. У Бергсона переплетаются обе тенденции. Он ссылается в защите свободы воли на уникальность и органическую ценность душевных состояний, которые нельзя разложить на некоторые отдельные элементы, и поэтому они причинно не обусловлены. Виндельбандт волевые акты рассматривает в одних случаях как свободные, а в других - как причинно обусловленные.
Также проблема свободы воли находится в центре внимания экзистенциализма атеистического (Камю, Сартр), усматривавшего в укорененном в "ничто" (то есть в абсолютной открытости бытию, потенциальности, возможности) человеке носителя абсолютной свободы, который противостоит внешнему миру, сводя фактически к своеволию и переходящей в бунт "свободе безразличия" свободу воли.
Философия жизни
Это иррационалистическое направление философии зародилось в Европе в конце 19 века. Основателем его является Ф. Ницше. Философия жизни была развита в трудах А. Бергсона, В. Дитлея, Шопенгауэра и Шпенглера. Она противостояла эпохе романтизма и рационализма, господствующим в то время. Шопенгауэр, сочетая кантианские и буддийские идеи, заявил, что мировая воля является самым главным.
Ницше отвергал использование рационализма и разума в философии, поскольку это могло убить жизнь. Предлагалось в качестве познания опираться на чувства, интуицию. Ницше, таким образом, решил одну из основных проблем философии - отношения мышления (разума) и жизни. Он разделил их и привлек тем самым внимание многих других мыслителей. Этот философ, введя понятие "жизни", заявил, что именно она - источник всего. Все исходит именно из жизни: сознание, материя, живые существа и прочее. Жизнь, по его мнению, в абсолюте не исчезает, так как присуща нам самим. Ницше также ввел новое понятие - "воля к власти". Она является главной движущей силой эволюции, ее стимулом, и пронизывает все существование человека.