В классической теократии глава церкви, являясь одновременно главой государства, являет собой «наместника бога на земле» (фараоны Древнего Египта, императоры в империи древних инков, халифы в Арабском халифате), «первосвященником» (Папа Римский в Ватикане).

Теократические концепции в прошлом и настоящем.

Впервые термин «теократия» встречается в сочинении Иосифа Флавия Против Апиона (94 н.э.) в описании общественно-политического строя древних иудеев в сочинении. Впоследствии понимание термина «теократия» и его смысловое наполнение менялось со временем, причем разные историки и философы трактовали его по-своему.

Идеалы христианской теократии были описаны Августином Блаженным в его знаменитом трактате О Граде Божьем . Концепция мусульманской теократии в наиболее завершенном виде нашла отражение в творчестве суннитского законоведа Абу л"-Хасан ал-Маварди. Он полагал, что халифат является божественным творением, призванным охранять исламскую веру и осуществлять справедливое правление над всем миром. Цель всемирного халифата – покорение и обращение в мусульманство всех «неверных» и установление над ними единой и неделимой власти халифа. В мировом мусульманском государстве халиф должен соединять в своем лице власть духовную (великий имам) и политическую (эмир).

В Новое время концепция слияния религиозной и политической власти в ее наиболее систематизированном виде нашла отражение в произведениях Жозефа де Местра . Являясь ярым противником Французской революции, он разрабатывал идею государства, построенного по принципу церковной иерархии во главе с римским папой.

Интересно, что в России также существовала теократическая утопия о необходимости слияния русской монархии с католической церковью и построением на этой основе некоей вселенской свободной теократии, «в рамках которой русский народ должен пойти на самоотречение и признать папу главой вселенской церкви». Ее сторонником был известный российский философ и публицист 19 в. Владимир Соловьев .

Понятие теократии разрабатывал в своих трудах в дальнейшем другой российский философ-мистик и публицист Николай Бердяев , полагавший, что «Теократия в политическом отношении есть как бы анархизм, в экономическом отношении – как бы социализм, в мистическом – самодержавие Единого Бога, царствующего над аристократическими детьми Своими, через Христа обретшими всеобщее Богосыновство». Он рассматривал теократию с позиций христианства и определял ее исключительно как общество священников.

Утопичность проектов построения «царства божьего на земле» в силу их несбыточности, и невозможности поставить знак равенства между мирским и божественным, лучше всего показывает в работе Теократия современный российский юрист Е.Н.Салыгин. Систематизируя все существующие представления об этом явлении, он дает собственное, более широкое определение теократии как системы религиозно-политических властеотношений. Исходя из его определения, к теократическим можно отнести такие государства, как Саудовская Аравия, Бахрейн, Катар, Оман и Иран, хотя официально они не считают себя таковыми. Бесспорно, что последним примером теократии в ее классическом понимании было государство талибов в Афганистане ().

В мире господствуют враждебные отношения между людьми и культурами. Для исправления этого необходимо объединить положительные элементы духовных культур и религий Востока и Запада. А для этого сначала – воссоединить христианские церкви : православие, католицизм, протестантство.

Восточная (православная) церковь – обладает богатством мистического созерцания.

Западная церковь (католичество) – имеет наднациональную духовную власть, независимую от государства (Папа Римский).

Создать новое всемирное государство - «вселенскую теократию» - путем союза государства и церкви, при нравственной власти последней . В результате будут преодолены вражда и эгоизм, создано «царство Божие» на Земле в виде всемирного государства под властью русского императора и Папы римского (католической церкви).

Роль России в создании государства «Вселенской теократии»:

Она примирит крайности Востока и Запада, т.к. русский народ свободен от всякой ограниченности и односторонности, выше узких национальных интересов.

Реформы Петра I доказали способность русского народа к сочетанию восточной и западной культур.

Кроме того, русский народ обладает терпимостью и способностью к самоотречению , столь необходимому для вселенской церкви.

49.Бердяев Николай Александрович (1874-1948)

Выдающийся философ, религиозный идеалист, экзистенциалист. Сначала - легальным марксист, затем - религиозный мыслитель, активный критик марксизма. В 1922 году выслан из России за границу: Берлин, Франция (с 1924). В философии - последователь В.С. Соловьева. Бердяев - философ свободы.

Свобода и творчество (отличие философии от науки) Философия не является наукой, т.к. она есть свободное творчество , а не приспособление. В то время как наука есть процесс познания действительности и, следовательно, неизбежного приспособления к ней.

Учение о свободе – главное в его творчестве. Отрицал понятие свободы как познанной необходимости (данное Спинозой), т.к. она оказывается подчиненной необходимости.

Свобода – есть свобода духа, творчество, внутренняя глубинная энергия человека. Свобода иррациональна , т.е. непостижима рассудком. Она коренится и возникает в том Ничто, из которого Бог сотворил мир.

Антропоцентризм (учение о личности)

Бердяев - сторонник экзистенциализма (в центре его внимания – духовное «Я» человека).

Тема свободы личности, творчества, духовности – одна из центральных у Бердяева.Личность есть центр бытия , высшая духовная ценность. Она – первичнее бытия. Личность есть свободное, активное, творческое начало.

Она должна противостоять окружающему бытию как воплощению необходимости , причинности, пассивности.

Между личностью и обществом (окружающим миром) всегда конфликт. Общество хочет поглотить, поработить личность. Выход – первенство (примат) личности над безличностным (коллективом, родом, классом, обществом).

В. Соловьеву принадлежит заслуга в постановке и разработке проблемы, которую принято с тех пор обозначать словосочетанием «русская идея». В мае 1888г. он выступил в Париже с лекцией на Французском языке под названием «Русская идея». В ней мыслитель поставил вопрос, который считал крайне важным - вопрос о смысле существования России во всемирной истории. Ответом на него и служила сформулированная автором «русская идея». Соловьев считал, что каждая нация, объединенная соответствующее государственное единство, призвана выполнять в составе человечества определенную миссию, или роль. Миссия, или роль, нации в составе мирового целого и есть национальная идея.

Национальная идея не вытекает непосредственно из материальных условий существования России. Национальная идея- это задание, данное Богом, долг народа перед Богом. Соловьев пишет: «Идея нации есть не то, что сама она думает о себе во времени, но, то что Бог думает о ней и вечности». Для Соловьева все нации - это члены и элементы человечества как социального организма, но при этом они - «существа моральные». Причем Соловьев считает, что в этом моральном мире существует роковая необходимость. Он пишет: « Призвание или та особая идея, которую мысль Бога полагает для каждого морального существа - индивида или нации - и которая открывается сознанию этого существа как верховный долг, - эта идея действует во всех случаях как реальная мощь, она определяет бытие морального существа, но делает она это двумя противоположными способами: она проявляется как закон жизни, когда долг выполнен, и как закон смерти, когда это не имело места».

Как определить существо национальной идеи? Кто скажет народу о его долге? Ведь народ может и заблуждаться относительно своего призвания. Надо проанализировать всю историю российского государства от зарождения до современности, проанализировать те моменты в развитии христианской цивилизации, в которые Россия внесла небольшой вклад, и на этой основе определить ее миссию в будущем. Русская идея, или историческая миссия России, состоит в том, чтобы стать инициатором в создании европейского сообщества стран на основе христианских ценностей, в создании теократии.

Проработка утопического проекта всемирной теократии осуществляется Соловьевым во многих трудах 80-х годов- «История и будущность теократии», «Россия и вселенская церковь», «Великий спор и христианская политика».

Всемирная теократия предстает у Соловьева как социальная форма Богочеловечества, отражающая в себе принцип троичности Божества. Три ипостаси - Отец, Сын и Святой дух - проецируется в человеческую деятельность соответственно как три «служения»: священство, царство и пророчество. Возникает вопрос о том, как в реальной человеческой истории эти три служения распределены. Соловьев без колебаний признает функции первосвященство за папой римским. Он сомневается в том, что воплотить царственный элемент теократии выпало на долю Византии. Византийский цесаризм не справился с этим служением, и задача создания праведного общества потерпела в Византии решительное крушение. Но для служения царского подходит «третий Рим» - Россия как наследница Византии. От народа, являющегося носителем третьей силы, требуется свобода от ограниченности, возвышение над узкими национальным интересами. Эти свойства, по мнению Соловьева, присущи в особенности национальному характеру русского народа. Действительно, идеалы русского народа носят религиозный характер, он способен к сочетанию восточной и западной культуры (что доказали реформы Петра 1), он обладает прирожденной способностью к самоотречению, что подтверждается приглашением варягов на правление еще в 862г.

Гораздо хуже в христианском мире обстоит дело с пророческим служением. Оно изначально появилось в форме протестантства, которое возникнув из распри Рима и Константинополя, существенно исказило это третье теократическое начало: отделив пророчество от священства, оно не подарило миру и истинных пророков. Для пророческого служения он находит замену в лице ортодоксального иудаизма («еврейства») на том основании, что у последнего имеется совпадающее с истинно христианским понятие о пророческом призвании и что само протестантство является до известной степени возвратом к еврейству.

По замыслу Соловьева, вселенская теократия должна быть свободной теократией: объединение наций происходит на добровольных началах. В теократическом обществе исключалось всякое принуждение к вере, этим оно радикально отличалось от Средневековья, когда церковь допускала жестокие гонения на инакомыслящих. И Соловьев сурово критиковал русскую православную церковь за ее стремление опереться на государственную власть в искусственном насаждении веры. Он иронично называл сложившуюся систему в Росси «псевдотеократией», в которой правит зловредный триумвират из лжецерковника Победоносцева, лжегосударственного человека Д. А. Толстого и лжепророка Каткова.

Соловьев прямо заявлял, что только католическая церковь обеспечит самостоятельность церковной власти перед государством и обществом. Что же касается русской православной церкви, то она давно превратилась в послушное орудие мирской власти, и отвергает единство христианских конфессий. Первый шаг, который должна сделать Россия, - это совершить подвиг национального самоотречения, принести в жертву свой национальный эгоизм. На деле это означало соединение русской церкви с католической, что непосредственно могло быть достигнуто благодаря подчинению русского государства римскому первосвященнику. Новый миропорядок будет поддерживаться государственной властью русского монарха, и в семейство христианских народов войдут мир и благословение.

Таким образом, для того чтобы национальная идея была осуществлена на практике, необходимы определенные предпосылки. Во- первых, необходимо обеспечить соблюдение гражданских свобод - свободы слова, свободы совести. Во - вторых, должна быть преобразована русская православная церковь: нужно преодолеть подчиненность ее государству и ее враждебность по отношению к западному христианству.

Соловьев считал, что с созданием вселенской теократии Россия внесет в отношении европейских народов элементы сердечности, непосредственности, утраченные рациональным Западом. С другой стороны, сотрудничеством Западом позволит преодолеть характерные для России тенденции варварства, нигилизма и тем самым будет способствовать вступлению России на путь подлинного просвещения и прогресса. Для России этот проект важен еще и потому, что находясь на границы двух миров, она испытывала постоянное давление со стороны Азиатского Востока. Объединение со странами Европы позволило бы России более тесно интегрироваться в сообщество христианских стран, что дало бы твердую гарантию сохранения христианских основ русской культуры.

Некоторые исследователи считают, что к концу жизни Соловьева постигло жестокое разочарование в мессианском предназначении России и во всемирной теократии и что реакцией на это разочарование стало предсмертное сочинение философа «Три разговора» с включенной в него «Повестью об антихристе». Так Е. Н. Трубецкой утверждает, что в мучительных сомнениях Соловьев приходит к пониманию страшной истины о том, что вселенское зло в борьбе с добром принимает обличие добра и тем самым прельщает неискушенных. Антихрист, в заключающей «Три разговора» повести предстал в образе исключительной гениальности, красоты и благородства, с высочайшими проявлениями бескорыстия и деятельной благотворительности. Противопоставляя себя Христу, он заявляет: «Христос принес меч, я принесу мир. Он грозил земле страшным судом, но ведь последним судьей буду я, и суд мой будет не судом правды только, а судом милости».

Действия антихриста, по меткому замечанию Е. Трубецкого, во многом пародируют прежние идеи автора повести. Антихрист создает теократию, о которой мечтал Соловьев, но без Христа, без любви, основанную на подавлении в человеке свободной воли к добру и искушении его лестью. Ситуация действительно представляется парадоксальной. Разъясняя смысл этого парадокса, Е. Трубецкой говорит, что Соловьев в «Трех разговорах» осознал ложность идеи теократии и отрекся от нее. Доказательству этого утверждения он посвятил свою статью «Крушение теократии в творениях Соловьева».

Думается, что одно произведение оказавшееся последним, еще не дает повода говорить о полном отказе Соловьева практически от всего, продуманного и написанного. И представляется более убедительной в оценке этого вопроса позиция А.Ф. Лосева. Он, с одно й стороны, подобно Е. Трубецкому, считает, что «обожествление» государства является одной из самых существенных идей Соловьева. Но в то же время он оспаривает его оценку теократических идей Соловьева и пишет: «Никак невозможно сказать, что он отходит от своих теократических идей окончательно. Его разочарование относится скорее к возможности немедленного и самого глубокого осуществления теократического идеала. Сам этот идеал, безусловно, остается у него нетронутым».

Таким образом, под крушением теократии Соловьева, видимо, следует понимать ее историческую невоплощенность. Причем рискованность теократического проекта ощущалась Соловьевым не только в последние годы жизни. Именно поэтому в его логике рассмотрения теократия обязательно присутствует горизонт «морального обязательства» или долга. Судьба России зависит от воплощения иконописного лика Софии в форме теократии. Из-за невыполнения этого долга сокрушена может быть сама Россия: в мире моральной необходимости невыполнение замысла Бога о народе карается смертью.

В своих размышлениях о «русской идее» он обобщает весь опыт русской мысли 19в. В результате его синтезирующих усилий Россия уже оказывается не в финале подлинной истории, а в ее начале. С нее, с ее теократического преображения может быть начато преодоление розни мира, враждебного противостояния христианских конфессий, да и Востока и Запада как таковых.

Гносеология

«Теория всеединства» в познании:

Есть три источника познания:

- эмпиризм (опыт);
- рационализм (разум);
- религиозная мистика (интуиция). Она – главная!

Каждый из них исследует разные стороны бытия.

Однако познание сущности мира возможно лишь путем всеединства, т.е. объединения трех способов познания: науки (опыта), философии (разума) и религии (интуиции, мистики).

Социальная философия

Теория «вселенской теократии»:

В мире господствую «небратские отношения» вражды между людьми и культурами. Для исправления этого необходимо соединить положительные элементы духовных культур Востока и Запада. А для этого сначала – воссоединить христианские церкви: православие, католицизм, протестанство.

Восточная (православная) церковь – обладает богатством мистического созерцания.

Западная церковь – наднациональную духовную власть, независимую от государства (Папа римский).

Основа «вселенской теократии» -союз государства и церкви, при нравственной власти последней . В результате будут преодолены вражда и эгоизм, создано «царство божие» на Земле в виде всемирного государства под властью русского императора и Папы римского (католической церкви).

Роль России.

Она примирит крайности Востока и Запада, заложит фундамент свободной вселенской теократии, всеединства, т.к. русский народ свободен от всякой ограниченности и односторонности, выше узких национальных интересов. Реформы Петра I-го доказали способность русского народа к сочетанию восточной и западной культур.

Кроме того, русский народ обладает способностью к самоотречению , столь необходимому для вселенской церкви, терпимостью.

Бердяев Николай Александрович

выдающийся философ, религиозный идеалист, экзистенциалист

Сначала был легальным марксистом, затем стал религиозным мыслителем, активным критиком марксизма.

В философии - последователь В. Соловьева.

В 1922 году выслан за границу: Берлин, Франция (с 1924). Дзержинский Каменев – лекция в Чека на Лубянке. «Со мной случилась тоска».

Бердяев - философ свободы.

Отличие философии от науки

Философия не является наукой, т.к. она есть свободное творчество , а не приспособление.

В то время как наука есть процесс познания действительности и, следовательно, неизбежного приспособления к ней.

Антропоцентризм (учение о личности)

Бердяев - сторонник экзистенциализма (в центре его внимания – духовное «Я» человека).

Тема свободы личности, творчества, духовности – одна из центральных

У Бердяева.

Личность есть центр бытия , высшая духовная ценность.

Личность – первичнее бытия. Личность есть свободное, активное,творческое начало. Она должна противостоять окружающему бытию как воплощению необходимости , причинности, пассивности.

Бердяев выделил два основных типа философии и стоял за тот, которым утверждалось: первенство (начало) свободы над бытием, самостоятельность субъекта над миром, динамизм, дуализм, антропологизм.

Существование дуализма (равноправного начала духовного имматериального) являлось для Бердяева основным и определяющим (в том числе - дуализм свободы и необходимости, духа и природы, индивидуального и общего).

Учение о свободе – главное в его творчестве.

Отрицал понятие свободы как познанной необходимости (данное Спинозой)., т.к. она оказывается подчиненной необходимости.

Свобода – есть свобода духа, творчество, внутренняя глубинная энергия человека.

Свобода иррациональна , т.е. непостижима рассудком. Она коренится и возникает в том Ничто, из которого Бог сотворил мирю.

Соловьев - идеалист. Он, как и Платон, считает, что главное - хорошая идея. А хорошая идея не может не пробить себе дорогу в жизни. Платон чуть было не стал жертвой своего идеализма, когда его едва не продали в рабство. Соловьева не продавали в рабство, но к концу жизни он сам понял, что идея, если она расходится с материальным интересом, посрамляет себя. Его идея вселенской теократии оказалась такой же утопией, как и коммунизм Платона.
Соловьев хочет быть прогрессистом и гуманистом, но путь революционного насилия он отрицает. Отрицает он, так сказать, и материальный интерес, и либеральную идею гармонии «интересов». Но тот, кто не делает ставку на революционные преобразования снизу, тот апеллирует к «верхам» и отрицает идею народовластия вообще. Так именно и произошло с Соловьевым, который, будучи в духе времени прогрессистом и гуманистом, запутался в своих исканиях и в конце жизни надеялся только на Бога. А начинал он в надежде на добрую волю людей и властей.
«Сознательное убеждение в том, - писал Соловьев, - что настоящее состояние человечества не таково, каким быть должно, значит для меня, что оно должно быть изменено, преобразовано... Сознавая необходимость преобразования, я тем самым обязываюсь посвятить всю свою жизнь и все свои силы на то, чтобы это преобразование действительно было совершено. Но самый важный вопрос: где средства?.. Я знаю, что всякое преобразование должно делаться изнутри, из ума и сердца человеческого. Люди управляются своими убеждениями, следовательно, нужно действовать на убеждения, убедить людей в истине. Сама истина, т. е. христианство... - истина сама по себе ясна в моем сознании, но вопрос в том, как ввести ее во всеобщее сознание, для которого она в настоящее время есть какой-то monstrum, нечто совершенно чуждое и непонятное...» . Почему же истина христианства до сих пор оказалась непонятной и чуждой людям?
130 Соловьев B.C. Собр. соч. Письма и приложения. Т.З. Брюссель, 1970. С. 88-89.
Если попытаться ответить на этот вопрос, как, в общем-то, отвечает на него сам Соловьев, то вывод таков: христианство разошлось с идеей социального прогресса. И это касается, прежде всего, православного христианства. Католичество в какой-то степени сумело «оседлать» идею социального прогресса. Католическая церковь признала права человека и гражданина. Отсюда определенные симпатии Соловьева к католичеству точно так же, как это было в свое время у Чаадаева.
Соловьев различает христианство по сути, и христианство историческое, т. е. форму его проявления. И как раз форма христианства, согласно Соловьеву, является неистинной, не соответствующей своему содержанию. Естественно, задача состоит в том, чтобы все это в соответствие привести. «Спрашивается прежде всего, - ставит вопрос Соловьев, - от чего происходит это отчуждение современного ума от христианства? Обвинять во всем человеческое заблуждение или невежество - было бы очень легко, но и столь же легкомысленно... Дело в том, что христианство, хотя безусловно истинное само по себе, имело до сих пор вследствие исторических условий лишь весьма одностороннее и недостаточное выражение.
За исключением только избранных умов, для большинства христианство было лишь делом простой полусознательной веры и неопределенного чувства, но ничего не говорило разуму, не входило в разум. Вследствие этого оно было заключено в несоответствующую ему неразумную форму и загромождено всяким бессмысленным хламом... Предстоит задача: ввести вечное содержание христианства в новую соответствующую ему, т. е. разумную безусловно форму. Для этого нужно воспользоваться всем, что выработано за последние века умом человеческим: нужно усвоить себе всеобщие результаты научного развития, нужно изучить всю философию. Это я делаю и еще буду делать...» .
131 Соловьев B.C. Указ. соч.
Заметим, что, в отличие от славянофилов и западников, Соловьев не идеализирует одну из форм религиозного сознания - западную или восточную. Западные народы, по его мнению, славят «безбожного человека», а восточные - «бесчеловечного Бога». Поэтому он не противопоставляет православие католичеству, а выступает за синтез между ними.
По большому счету, христианство для Соловьева не просто религия, вера, культ, а оно для него идея, социальная доктрина, которая должна быть приведена в соответствие с формой своего выражения и осуществлена в жизни. Это для него то же самое, что идеи раннего христианства, под влиянием которых шло движение Реформации в Европе.
Прожект, который пришел в голову двадцатилетнему Соловьеву, мог прийти, как замечает П.А. Сапронов, в не совсем здоровую голову. «Это надо представить себе, - пишет он, - во всей непреложной ясности, двадцатилетний юноша вознамерился не только сделать веру разумом, представление - понятием, снять религию философией или каким-то другим всеобъемлющим знанием, он еще предполагал преобразовать самое христианство, а вместе с ним и человечество, сделать, наконец-то, что не удалось (получается именно так) его Основателю и его апостолам. Постановка такой задачи отдавала бы безумием, манией величия, если бы Соловьев был религиозно вменяем. Впрочем, и философская вменяемость Соловьева также под вопросом» .
132 Сапронов П.А. Русская философия. Опыт типологической характеристики. СПб., 2000. С. 110-111.
Что же предлагает конкретно Соловьев? Во-первых, объединить все христианские церкви, и прежде всего, католическую и православную. Во-вторых, соединить светскую власть с духовной. Платон, как социальный реформатор, апеллировал к тирану Дионисию. Пророк Магомет должен был сам встать во главе вооруженных людей, чтобы ввести не только новую религию, но и новые социальные порядки. И арабский халифат стал первой в истории теократией.
Конт, как социальный реформатор, который тоже был сторонником своего рода теократии, писал русскому царю-самодержцу, чтобы тот использовал свою власть для преобразования общества на «разумных началах», а когда тот, как умный человек, промолчал, обратился с аналогичным предложением к турецкому султану... Не избежал этой логики и Соловьев: чтобы внедрить в жизнь «разумные начала», необходима неограниченная власть. Кто такой властью обладает? - Естественно, русский царь и папа римский. Но, как говорится, бог троицу любит. Поэтому «вселенская теократия», в конечном счете, у Соловьева выглядит так: Богу-Отцу соответствует римский первосвященник, Богу-Сыну - христианский царь, а Богу-Духу Святому - философствующий пророк (тут Соловьев, видимо, имеет в виду самого себя).
Что касается цели «вселенской теократии», то она, судя по всему, у Соловьева самая благородная, т. е. та самая, которая выражена словами Шиллера - «обнимитесь миллионы» - и положена на музыку великим Бетховеном. Это идея всеобщего человеческого братства. «Вселенская церковь» должна объединить все нации и народы на Земле, ликвидировать эгоизм и вражду между ними, устранить все социальные противоречия. Иначе говоря, это проект Царства божия на Земле, о котором мечтали (и мечтают) христиане, но здесь он соединен с модными в XIX веке идеями социализма и коммунизма. И в таком виде он воплощает идею Богочеловечества.
Но при этом «богочеловечество» Соловьева до боли напоминает «коммунизм» Платона с его сословиями и четким разделением «функций» и «полномочий». Сословно-классовое деление и общественная иерархия в «идеальном» обществе Соловьева сохраняются. И он говорит именно о трех - опять-таки Бог (и Гегель) троицу любит - «основных классах» общества: «народ в тесном смысле - класс сельский или земледельческий по преимуществу, затем класс городской и, наконец, класс лучших людей, общественных деятелей и вождей народа, показателей пути; иначе: село, город и дружина» .
133 Соловьев B.C. Собр. соч. в 10 т. СПб., 1911-1914, Т. 3. С. 413.
Маркс в свое время говорил, что «идеальное государство» Платона есть идеализация египетского кастового строя. Что же идеализирует в своей «вселенской теократии» Соловьев? На этот вопрос трудно ответить определенно. Но российская буржуазно-помещичья самодержавная монархия здесь явно угадывается. И угадывается здесь О. Конт с его «лучшими людьми» и «мудрыми начальниками», которым так радостно подчиняться. Недаром в 1988 году в докладе, прочитанном по поводу столетнего юбилея Конта, Соловьев выразил свое согласие с основами его «позитивной религии».
Общий ход человеческой истории, по Соловьеву, такой, что начинается она с родового общества, затем переходит к национально-государственной форме, а должна закончиться формой универсальной. Родовая форма, это понятно. «Национально-государственная» форма - это то, что называется цивилизацией. А вот «универсальная» - это уже коммунизм, Царство божие на земле, или, по Соловьеву, вселенская теократия. «Нравственное содержание родовой жизни вековечно, - пишет он, - ограниченная форма родового быта неизбежно расторгается историческим процессом при деятельном участии личности» .
В философии Соловьева угадываются контуры философии «общего дела» Н. Федорова: человечество может объединиться только сознательно и только ради значимого для всех людей дела. В противном случае их объединение будет только формальным. «Задача, - писал он, - не в простом соединении всех частей человечества и всех дел человеческих в одно общее дело. Можно себе представить, что люди работают вместе над какой-нибудь великой задачей и к ней сводят и ей подчиняют все свои частные деятельности, но если эта задача им навязана, если она для них есть нечто роковое и неотступное, если они соединены слепым инстинктом или внешним принуждением, то, хотя бы такое единство распространялось на все человечество, это не будет истинным всечеловечеством, а только огромным «муравейником». Образчики таких муравейников были, мы знаем, в восточных деспотиях - в Китае, в Египте, в небольших размерах они были уже осуществляемы коммунистами в Северной Америке. Против такого муравейника со всей силою восставал Достоевский, видя в нем прямую противоположность своему общественному идеалу. Его идеал требует не только единения всех людей и всех дел человеческих, но главное - человеческого их единения. Дело не в единстве, а в свободном согласии на единство. Дело не в великости и важности общей задачи, а в добровольном ее признании» .
134 Соловьев B.C. Соч. в 2 т. М., 1990. Т. 1. С. 289.
135 Там же. Т. 2. С. 306.
Правда, под конец жизни Соловьев приходит к осознанию утопичности своей «вселенской теократии». В предисловии к «Трем разговорам о войне, прогрессе и конце всемирной истории, со включением краткой повести об антихристе и с приложениями» он пишет: «остающиеся у нас ограничения религиозной свободы - одна из самых больших для меня сердечных болей, потому что я вижу и чувствую, насколько все эти внешние стеснения и вредны и тягостны не только для тех, кто им подвергается, но главным образом для христианского дела в России, а следовательно, для русского народа, а следовательно, и для русского государства» .
Утопизм Соловьева заключается в том, что его «вселенская теократия» замешана на идеях либерализма, в том числе и на идее религиозной свободы. Но, простите, какая может быть религиозная свобода в условиях теократии? Христианство, как только оно конституировалось в церковь и стало официальной религией Римского государства, из гонимого тут же превратилось в гонителя и преследователя всяких «ересей». То же было и с исламом. И в последнем случае сложилась самая настоящая теократия. А разве не теократией является государство, где царь - «помазанник», а церковь превращена в государственный департамент?
Все это можно расценить только как реакцию на подъем демократии в России. И именно у Соловьева берет свое начало критика «народолюбия», которая достигнет своего апогея в «Философии неравенства» Бердяева. Причем истоки этого антидемократизма Соловьев находит у Достоевского. «Достоевский, - пишет он, - никогда не идеализировал народ и не поклонялся ему как кумиру» . Это было бы понятно, если бы это было в духе «не сотвори себе кумира». Но Соловьев только тем и занимается, что хочет сотворить себе кумира из христианской церкви. «Уже в «Бесах», - пишет Соловьев, - есть резкая насмешка над теми людьми, которые поклоняются народу только за то, что он народ, и ценят православие как атрибут русской народности. Если мы хотим одним словом обозначить тот общественный идеал, к которому пришел Достоевский, то это слово будет не народ, а Церковь .
136 Соловьев B.C. Указ. соч. С. 638.
137 Там же. С. 304.
138 Там же. С. 300.
Иначе говоря, Церковь затем и нужна, чтобы «спасти» народ. Но это и означает, что народ сам спастись не может: народ греховен, порочен и низок. И это старая, как само христианство, идея «отцов церкви», которую отстаивал одним из первых блаженный Августин.
Проект «вселенской теократии» - это конкретизация идеи Богочеловечества, которой Соловьев занимался в 80-е годы. А в общем виде это идея мировой истории как некоего восхождения. И целью такого восхождения является не отдельный совершенный человек, а некий «всечеловеческий организм». Здесь, еще раз напомним, чувствуется влияние на Соловьева со стороны Конта, у которого человечество, а не человек - подлинная реальность, достигающая состояния абсолюта посредством всеобщего прогресса.
Разница, однако, в том, что «всечеловеческий организм» у Соловьева - это нечто материальное и идеальное одновременно. Здесь опять проявляет себя его мистическая диалектика и стремление свести все воедино. Сравнивая Соловьева с представителями немецкой классики, следует сказать, что, отождествляя идеальное с материальным в идеале Богочеловечества напрямую, он продолжает следовать Шеллингу в противовес Гегелю, у которого связь идеального с материальным всегда опосредована, в частности процессом развития. Именно с этим связаны и главные трудности в трактовке соловьевского идеала, где все со всем сходится, но неизвестно как.
Надо сказать, что и в Христе как цели развития человечества Соловьев сочетает Логос как мужское начало и Софию (Христово тело) как начало женское. И здесь не обойти тему пола, которая играет значительную роль в учении Соловьева в соответствии с настроениями его эпохи. «Тут, - пишет Соловьев по поводу тела и пола, - есть какое-то великое противоречие, какая-то роковая антиномия, которую мы должны во всяком случае признать, если бы даже и не имели надежды разрешить ее. Деторождение есть добро; оно добро для матери, которая, по слову апостола, спасается деторождением, и конечно, также добро для отца, участвующего в этом спасительном деле, добро, наконец, для получающих дар жизни. А вместе с тем также несомненно, что есть зло в плотском размножении...» .
139 Соловьев B.C. Соч. в 2 т. М., 1990. Т. 1. С. 228.
Указанная противоречивость Соловьева не случайна. В ней выражается то неустойчивое положение переформированного православия, из которого в конце XIX века было два пути. Один путь - к пантеизму, деизму, лютеранству, т. е. к реформации и, в конечном счете, к атеизму. Другой путь - назад, к язычеству. Второй путь предполагал спасение христианства за счет его частичной самоутраты, и прежде всего, утраты чисто христианского аскетизма с его презрением к телу и полу. Понятно, что в условиях, когда все люди хотят иметь и то, и другое, сохранить верность заветам св. отцов и апостолов уже невозможно.
Характеризуя соловьевское решение проблемы пола, стоит напомнить, что сексуальная озабоченность почти как эпидемия распространилась среди российской интеллигенции. Это знамение времени, когда в начале XX века в России всем захотелось «тела». И все указанное происходило на фоне утраты традиционных нравственных ценностей, освященных христианством. Поэтому почти святого В. Соловьева София интересует не только как Мудрость, но и как женщина. И все творчество В. Розанова вертится вокруг этого. А чем занимались Д. Мережковский с 3. Гиппиус? Их интересовало языческое, опять же, священное скотоложество. И такова, можно сказать, вся культура, а точнее, контр-культура так называемого «серебряного века».
Но нужно все-таки видеть разницу между Мережковским с Гиппиус и их предшественником Соловьевым, у которого апофеоз половой страсти в трактате «Смысл любви» сочетается с крайним аскетизмом. Недаром К.В. Мочульский по этому поводу отмечал: «Любовь должна быть половой, но одновременно бесплотной» . Такого рода идеальный Эрос, по убеждению Соловьева, как раз и должен преобразить нашу телесность.
140 Мочульский К.В. Гоголь, Соловьев, Достоевский. М., 1955. С. 180.
В соловьевской теургии, преображающей нашу телесность, как и во всем его учении о Богочеловечестве, есть свои шокирующие моменты. Например, мысль о будущем воссоединении мужчины и женщины в андрогина как некое двуполое существо, в котором идеальное будет преобладать над материальным. Для обычных людей двуполый человек - урод, а для Соловьева - предел мечтаний и переход к Богочеловеку. В этом, конечно, выражается буйство воображения и "далее экзальтированность его натуры. Но, будучи восприимчивым к новациям, Соловьев все же оставался человеком классической эпохи, беззаветно преданным идеальному. Иными оказались его последователи.
Теперь уже ясно, что вся религиозная философия «серебряного века» вышла из Соловьева и Достоевского, как русская литература из гоголевской «Шинели». Но шли они, при всех своих субъективных заявлениях, в обратном направлении от христианства к гностицизму, зороастризму, иудаизму и прочее. При этом их поиск «Третьего Завета» и «нового религиозного сознания» не понять без ницшеанства.
Развитием соловьевской софиологии, идей всеединства и Богочеловечества в начале XX века занимались Д. Мережковский, Л. Карсавин, С. Франк, П. Флоренский, С. Булгаков, Н. Бердяев, Л. Шестов и др. Мы остановимся на творчестве двух последних, у которых наиболее явно видна взаимообусловленность русской и европейской философии в XX веке.