Сталин был одним из многих, кто претендовал на власть после Ленина. Как случилось так, что молодой революционер из грузинского городка Гори стал в итоге тем, кого стали называть "отец народов"? К этому привел ряд факторов.
Боевая молодость
Ленин говорил про Сталина: «Этот повар будет готовить только острые кушанья». Сталин был одним из самых старых большевиков, у него была по-настоящему боевая биография. Он неоднократно был в ссылках, принимал участие в Гражданской войне, в обороне Царицына.
В годы своей молодости Сталин не брезговал экспроприациями. На съезде 1907 года в Лондоне «эксы» были запрещены (съезд прошёл 1 июня), но уже 13 июня Коба Иванович, как тогда звали Сталина, организовал свое самое знаменитое ограбление двух карет Госбанка, поскольку, во-первых, Ленин «эксы» поддерживал, во-вторых, сам Коба посчитал решения лондонского съезда меньшивистскими.
В ходе этого ограбления группе Кобы удалось получить 250 тыс. рублей. 80 процентов этих денег было отправлено Ленину, остальное пошло на нужды ячейки.
Активность Сталина, однако, могла стать препятствием в его партийной карьере. В 1918 году глава меньшевиков Юлий Мартов опубликовал статью, где привел три примера противоправной деятельности Кобы: ограбление карет Госбанка в Тифлисе, убийство рабочего в Баку и захват парохода «Николай I» в Баку.
Мартов даже писал о том, что Сталин не имеет права занимать правительственные посты, поскольку был исключен из партии в 1907 году. Исключение действительно имело место, но провела его тифлисская ячейка, контролируема меньшевиками. Сталин от этой статьи Мартова был в бешенстве и пригрозил Мартову революционным трибуналом.
Принцип айкидо
Сталин во время борьбы за власть умело использовал тезисы партийного строительства, ему не принадлежащие. То есть использовал для борьбы с конкурентами их же сильные стороны. Так, Николай Бухарин, «бухарчик», как называл его Сталин, помог будущему «отцу народов» написать работу по национальному вопросу, которая станет основой его будущего курса.
Зиновьев же продвигал тезис о германской социал-демократии, как о «социал-фашизме».
Использовал Сталин и разработки Троцкого. Доктрина форсированной «сверхиндустриализации» за счёт выкачки средств из крестьянства впервые была разработана близким к Троцкому экономистом Преображенским в 1924 году. Экономические директивы, составленные в 1927 году к первой пятилетке, ориентировались на «бухаринский подход», но уже к началу 1928 года Сталин принял решение пересмотреть их и дал добро на форсированную индустриализацию.
Даже официозный лозунг «Сталин - это Ленин сегодня» был выдвинут Каменевым.
Кадры решают все
Когда говорят о карьере Сталина, то заключают, что он был у власти больше 30 лет, однако когда в 1922 году он занял пост Генерального секретаря, эта должность ещё не была ключевой. Генсек был фигурой подчиненной, не был лидером партии, а только главой её «технического аппарата». Однако Сталин сумел сделать на этом посту блестящую карьеру, использовав все его возможности.
Сталин был блестящим кадровиком. В своей речи 1935 года он сказал о том, что «кадры решают всё». Здесь он не лукавил. Для него они решали действительно «всё».
Став генсеком, Сталин сразу же широко стал пользоваться методами подбора и назначения кадров через Секретариат ЦК и подчиняющийся ему Учётно-распределительный отдел ЦК.
Уже за первый год деятельности Сталина в качестве генсека Учраспред произвел около 4750 назначений на ответственные посты.
Нужно понимать, что назначению Сталина на пост Генерального секретаря никто не завидовал - этот пост предполагал рутинную работу. Однако козырем Сталина стал именно его предрасположенность к такой методичной деятельности. Историк Михаил Восленский называл Сталина основателем советской номенклатуры. По оценке Ричарда Пайпса, из всех крупных большевиков того времени только Сталин имел вкус к «скучной» канцелярской работе.
Борьба с Троцким
Главным противником Сталина был Троцкий. Создатель Красной армии, герой революции, апологет мировой революции, Троцкий был чрезмерно самолюбив, вспыльчив и эгоцентричен.
Противостояние Сталина с Троцким началось намного раньше их прямой конфронтации. В своём письме Ленину 3 октября 1918 года Сталин раздражённо писал, что «Троцкий, вчера только вступивший в партию, старается учить меня партийной дисциплине».
Талант Троцкого проявился во время революции и Гражданской войны, однако его военные методы не работали в мирное время.
Когда страна начала путь внутреннего строительства, лозунги Троцкого о разжигании мировой революции стали восприниматься как прямая угроза.
Троцкий «проиграл» сразу же после смерти Ленина. Он не присутствовал на похоронах вождя революции, пребывая в это время на лечении в Тифлисе, откуда Сталин настоятельно не советовал ему возвращаться. У самого Троцкого также были причины не возвращаться; полагая, что «Ильича» отравили заговорщики во главе со Сталиным, он мог предполагать, что он будет следующим.
Пленум ЦК в январе 1925 года осудил «совокупность выступлений» Троцкого против партии, и он был снят с поста председателя Реввоенсовета и наркома по военным и морским делам. Этот пост занял Михаил Фрунзе.
Кардинальность Троцкого отвратила от него даже ближайших соратников, к каковым можно причислить Николая Бухарина. Их отношения разладились из-за расхождений по вопросам НЭПа. Бухарин видел, что политика НЭПа приносит свои плоды, что страну сейчас не нужно в очередной раз «вздыбливать», это может её разрушить. Троцкий же был непреклонен, его «заело» на военном коммунизме и мировой революции. В итоге, именно Бухарин оказался тем человеком, кто организовал ссылку Троцкого.
Лев Троцкий стал изгнанником и трагически закончил свои дни в Мексике, а СССР остался бороться с остатками троцкизма, что вылилось в массовые репрессии 1930-х годов.
«Чистки»
После поражения Троцкого Сталин продолжил борьбу за единоличную власть. Теперь он сосредоточился на борьбе с Зиновьевым и Каменевым.
Левая оппозиция в ВКП(б) Зиновьева и Каменева была осуждена на XIV съезде в декабре 1925 года. На стороне «зиновьевцев» оказалась лишь одна ленинградская делегация. Полемика оказалась весьма бурной; обе стороны охотно прибегали к оскорблениям и нападкам друг на друга. Довольно типичным было обвинение Зиновьева в превращении в «феодала» Ленинграда, в разжигании фракционного раскола. В ответ ленинградцы обвиняли центр в превращении в «московских сенаторов».
Сталин взял на себя роль преемника Ленина и стал насаждать в стране настоящий культ «ленинизма», а его бывшие соратники, которые стали опорой Сталина после смерти «Ильича» - Каменев и Зиновьев, стали ему не нужны, и опасны. Их Сталин устранил в аппаратной борьбе, используя весь арсенал методов.
Троцкий в письме сыну вспоминал один показательный эпизод.
«В 1924 году, летним вечером, - пишет Троцкий, - Сталин, Дзержинский и Каменев сидели за бутылкой вина, болтая о разных пустяках, пока не коснулись вопроса о том, что каждый из них больше всего любит в жизни. Не помню, что сказали Дзержинский и Каменев, от которого я знаю эту историю. Сталин же сказал:
Самое сладкое в жизни - это наметить жертву, хорошо подготовить удар, а потом пойти спать».
Кристаллизация аппарата правящей партии в сложную машину управления тоталитарным государством и одновременное перерождение руководящих кадров этого аппарата в особый правящий слой вновь складывающегося советского общества проходили на фоне и в формах обостренной борьбы внутри партии за основные линии ее политики. По своему существу, это были лишь разные стороны одного и того же большого процесса построения нового советского общества на базе новой, государственной экономики и поисков политики, которая соответствовала бы потребностям этой новой экономики и интересам этого нового правящего слоя.
Годами, определившими исход этой борьбы на ее первом решающем этапе, были годы болезни Ленина, 1922-1923 гг., когда он только изредка мог лично вмешиваться в работу центральных органов партии и правительства, и 1924-1925 гг., когда определялся первый итог борьбы за "ленинское наследство". Эти годы были, несомненно, самыми трудными годами на пути Сталина к единодержавию. Кризис большой политики диктатуры тогда сложно переплетался с острым кризисом в личных отношениях между ее возглавителями. И на верхушке этой диктатуры ускоренными темпами проходили запутанные перегруппировки, причем процессы формирования новых идеологических концепций, создаваемых для обслуживания потребностей правящей партии, осуществляющей тоталитарную диктатуру небольшого меньшинства над многомиллионной страною, засорялись воспоминаниями о старых спорах, возникших в те стародавние времена, когда эта партия была еще небольшой эмигрантской группой.
Сталин прошел эти годы под постоянной угрозой срыва, все время балансируя, как на лезвии ножа. Никогда он не был так близок к полному крушению всех своих планов, как в это время. Казалось, против него ополчилось все - и личные отношения, и большая политика, и международная обстановка. Он стоял почти полностью изолированным среди возглавителей собственной партии. В основе он победил, конечно, потому, что твердо взял курс на партийный аппарат как основную опору тоталитарной диктатуры партии над страною и диктатуры своей личной над партией. Теперь, с исторической перспективы, ясно, что советская диктатура в России могла удержаться только на этой базе и что попытка строить ее на любой иной социально-политической опоре уже давно привела бы ее к катастрофическому срыву. Он победил как вождь этого партийного аппарата. Но огромную роль в этой его победе сыграли и его личные качества: исключительная гибкость, искусство сложной закулисной интриги, да еще та особенность его натуры, которую Ленин, по рассказу Крупской, определил, как полное отсутствие самой "элементарнейшей человеческой честности" и в политических и в личных отношениях 43 .
Политическая борьба Сталина за власть
Не поняв основных линий политической и личной борьбы этого критического периода, нельзя понять смысл всех дальнейших этапов процесса внутреннего развития диктатуры. Поставив задачей установление своей личной диктатуры над партией, которая диктаторски правит страною, Сталин был неразборчив в выборе средств борьбы с противниками. Содержание большой политики в тот период, когда он шел к власти, его интересовало сравнительно мало. В этих вопросах Сталин мог быть весьма гибким, даже уступчивым, пока дело не касалось того пункта, который был для него в то время единственно важным: вопроса о власти - о власти партии над страною и о его личной власти над партией. С того момента, когда в порядке дня появлялся какой бы то ни было вопрос этой группы, уступчивость Сталина исчезала, а инициатор постановки вопроса превращался в злейшего врага Сталина. Он мог в вопросах политических оставаться полным единомышленником Сталина; это дела не меняло: он попадал в группу непримиримых врагов последнего.
Его отношения к коллегам по работе Ленин в последний период своей жизни, в период когда он ближе присмотрелся к Сталину, определил двумя замечаниями, которые друг друга дополняли: "этот повар готовит только острые кушанья". А в тех случаях, когда соотношение сил начинало делать опасными эти его кулинарные эксперименты, Сталин, говоря словами того же Ленина, прибегал к обходному маневру: "заключит гнилой компромисс и обманет" 44 . Значение этого компромисса в том и состояло, что оно создавало возможность под его прикрытием за спиною партнеров продолжать втайне работу по подготовке "острых кушаний". Именно поэтому Сталин, когда он был недостаточно силен для уничтожения противника, так охотно заключал компромиссы: они давали ему возможность выиграть время для укрепления своих позиций, связывая руки его противникам, которые к ним подходили, как честные люди, с намерением их выполнять. "Гнилыми" эти компромиссы бывали только для Сталина, давая ему возможность спокойно набирать силы для нанесения своего предательского удара.
С теми, кто начинал понимать предательскую основу его характера и пытался вести против него борьбу, Сталин был беспощаден. Обид он не забывал и не прощал. Умел терпеливо выжидать, откладывая сведение счетов до благоприятного момента. Тем более жестокой была месть, когда такой благоприятный случай приходил.
Основные черты характера Сталина
Борис Бажанов, который в течение как раз этих критических лет работал в секретариате Сталина и имел возможность наблюдать его вблизи, дал очень правильную оценку его характера:
"Основные черты характера Сталина - во-первых, скрытность, во-вторых, хитрость, в-третьих, мстительность. Никогда и ни с кем Сталин не делится своими сокровенными планами. Очень редко делится он мыслями и впечатлениями с окружающими. Много молчит. Вообще без необходимости не разговаривает. Очень хитер, во всем задние мысли, и когда говорит, никогда не говорит искренне. Обид не прощает никогда, будет помнить десять лет и в конце концов разделается" 45 .
Мстительность вообще играла огромную роль в жизни Сталина. Был случай, "когда он сам это признал. До нас этот эпизод дошел в передаче Троцкого, которому о нем рассказал Каменев двумя-тремя годами позднее, когда он из ближайшего союзника Сталина превратился в его врага.
"В 1924 году, летним вечером, - пишет Троцкий, - Сталин, Дзержинский и Каменев сидели за бутылкой вина (не знаю, - прибавляет Троцкий, - была ли это первая бутылка), болтая о разных пустяках, пока не коснулись вопроса о том, что каждый из них больше всего любит в жизни. Не помню, что сказали Дзержинский и Каменев, от которого я знаю эту историю. Сталин же сказал:
Самое сладкое в жизни, это - наметить жертву, хорошо подготовить удар, а потом пойти спать" 46 .
Зная обстановку лета 1924 г. и события, участниками которых были эти три собеседника, нетрудно понять, о чем именно шла речь в разговоре, который Сталин закончил столь высокой нотой.
Вскоре после смерти Ленина его вдова Н. К. Крупская переслала в Политбюро пакет с теми из оставшихся после него рукописями, которые имели актуальный политический интерес. Среди них было завещание Ленина с замечаниями относительно ряда руководящих работников партии, но с одним единственным конкретным практическим выводом: Ленин настаивал на снятии Сталина с поста генерального секретаря ЦК партии, так как он, как в этом убедился Ленин, является человеком, не лояльным в отношении окружающих и способным злоупотреблять необъятной властью, которую ему дает положение генерального секретаря 47 . Крупская официально просила огласить это завещание на партийном съезде, для которого оно и было предназначено Лениным, но в Политбюро большинство высказалось против оглашения на съезде и вообще против предания его широкой огласке, считая, что такая огласка может внести расстройство в работу центральных учреждений партии, что как раз тогда, в обстановке, создавшейся после смерти Ленина, казалось опасным. В этом, конечно, была доля правды, но Ленин потому и писал свое завещание, что признавал необходимым в интересах партии, как он их понимал, внести расстройство в работу того центрального аппарата партии, который создавал Сталин и который Ленину казался опасным для нормального развития партии.
Вокруг вопроса об опубликовании завещания началась глухая закулисная борьба. На съезде, который собрался в конце мая, завещание оглашено не было. С ним ознакомили только членов президиума 48 . Но утаить завещание от членов новоизбранного ЦК оказалось невозможным, и на первом же его заседании, 2 июня 1924 г, это завещание было оглашено. Об этом заседании имеется подробный рассказ в воспоминаниях Бориса Баженова, который секретарствовал на собрании.
Текст письма-завещания прочитал Каменев. "Наступило тягостное молчание, - пишет Бажанов, - Сталин чувствовал себя маленьким и жалким. Он подошел к трибуне президиума и сел на ступеньках у моих ног (я сидел на правом крыле возвышения для президиума, это заседание проходило в зале заседаний ВЦИК). Я взглянул внимательно на его лицо; несмотря на всю сталинскую выдержку, на лице у него было ясно написано, что разыгрывается ставка его жизни".
Первым выступил Зиновьев, который защищал Сталина. "Голосом старой бабы" он уверял собрание, что "посмертная воля Ильича", конечно, должна быть законом, но в данном случае, "как мы рады констатировать", "опасения Ильича" относительно "нашего генерального секретаря" "не оправдались", работа внутри ЦК ведется вполне дружески и т. д. Его поддерживал Каменев, также уговаривавший ЦК не выполнять завещания Ленина.
"Пленум молчал, - продолжает Бажанов. - Троцкий не проронил ни звука, хотя и старался изображать максимально возможное презрение выражением лица, жестами, самим молчанием, всем, чем мог".
Это поведение Троцкого было продиктовано, по-видимому, чувством брезгливости, с которым он вообще относился к личной борьбе на верхушке диктатуры; и он проводил эту тактику с большой последовательностью, тем самым фактически отказываясь от вмешательства в борьбу против Сталина как раз в те решающие моменты, когда его слово могло повлиять на растерянное большинство ЦК. Именно это поведение Троцкого спасло тогда Сталина. Но достаточно хотя бы немного знать натуру последнего, чтобы понять, что именно этого молчаливого презрения Сталин никогда Троцкому не простил, никогда о нем не забывал.
Несомненно, что именно Троцкого имел в виду Сталин и в тот летний вечер, когда в беседе с Каменевым и Дзержинским он, всегда крайне сдержанный и замкнутый, бросил откровенную фразу о "сладкой мести", которая позволяет и нам заглянуть глубоко в тайники его сокровенных настроений. Большое впечатление она произвела и на тогдашних собеседников Сталина, особенно на Каменева.
Отношения Сталина и Каменева
Последний был давно знаком со Сталиным, еще из Тифлиса с его кружками начала 1900-х гг.; встречался с ним и позднее, на подпольной работе и за границей, а в годы первой мировой войны, в Енисейской ссылке, немало времени потратил на беседы с ним, знакомя с историей и жизнью Запада. В Каменеве было много черт старого русского интеллигента. Он был широко начитанным человеком, с хорошей памятью, с талантами занимательного рассказчика, и очень любил коротать долгие сибирские вечера за самоваром, перед небольшой аудиторией внимательных слушателей. Сталин принадлежал к числу последних. Сам он читать не любил. Серьезная книга, казалось, утомляла его уже своей толщиной. Но в живой рассказ вслушиваться он всегда умел, слегка посасывая при этом свою неизменную трубку и лишь изредка вставляя замечания, показывавшие рассказчику, что его слова падают на благодарную почву. Этим путем Сталин вообще многому и от многих учился, особенно в позднейшие годы, свою индивидуальность проявляя главным образом в умении отсеивать полезные для него пшеничные зерна от ненужных плевел.
В ту зиму, когда Сталин бывал частым гостем у Каменева (это была последняя зима старой, дореволюционной России), они оба жили в Ачинске, небольшом уездном городке Енисейской области. Каменев тогда работал над Макиавелли, собирался писать о нем книгу и изучал позднее итальянское средневековье. Казалось неожиданным, что Сталина сильно заинтересовали эти рассказы Каменева. В местной библиотечке нашелся старый томик с русским переводом "Государя". Сам Каменев работал над подлинниками, и в исключение из своего правила Сталин усидчиво штудировал книгу, обращаясь к Каменеву за все новыми и новыми политическими комментариями и историческими справками.
Все это давало Каменеву основание думать, что он хорошо знает Сталина и имеет право смотреть на него немного сверху вниз, почти как на ученика, тем более, что и Сталин порою охотно разыгрывал эту роль: пока и когда ему это было выгодным. Ленин говорил о Каменеве, что он обладает умением ставить интересные вопросы, но добавлял, что умением находить ответы на такие вопросы он отнюдь не блещет. Совсем не было у Каменева и умения разбираться в людях. Тем сильнее должна была его поразить фраза Сталина о сладкой мести, от которой, действительно, должно было пахнуть на собеседников крепким ароматом азиатского средневековья.
Русскому интеллигенту типа Каменева, даже если он вырос в Закавказье, это средневековье представлялось ушедшим в давнее прошлое: интеллигентные слои многонационального Закавказского общества, в которых вращались Каменевы, сами прошли в основе тот же путь европеизации, что и интеллигенты русские, а потому мало чем отличались от последних. Сталин не принадлежал к этому слою. Наполовину грузин, наполовину осетин по своему происхождению, он вышел из самых низов этого многонационального общества и продолжал сохранять связь именно с этими низами, а туда процесс европеизации почти не проник. Там держались свои нравы и обычаи, царили свои законы, которые еще тысячами нитей были связаны с далеким прошлым и в которых элементы примитивной романтики дружно уживались с традициями полуабречества, полубандитизма. Для этого мира азиатское средневековье было совсем не далеким прошлым, а полнокровным настоящим.
Именно из этого мира, насыщенного элементами азиатского средневековья, и вышел Сталин, отличительную особенность которого, как видного деятеля большевистского подполья в дореволюционном Закавказье, правильнее всего будет определить как попытку в практику революционных организаций привнести традиции и навыки, характерные для пережитков этого азиатского средневековья. Об этих особенностях дореволюционной деятельности Сталина в кругах старых деятелей большевистской партии знали много больше, чем зарегистрировано биографами Сталина, и именно из этих кругов шли самые убийственные для Сталина рассказы.
Дело шло совсем не об организации экспроприации казенных денег на пароходе "Николай I" в Баку, на Эриванской площади в Тифлисе и т. д. Правда, именно за эти последние деяния Сталин был в свое время исключен из социал-демократической партии особым партийным судом, который был создан Закавказским комитетом партии, но в этом комитете сидели меньшевики (формально партия тогда была еще едина и в нее входили как меньшевики, так и большевики), которые совсем иначе, чем большевики, смотрели на вопрос о допустимости экспроприации правительственных денег. Что же касается большевиков, то их тайный фракционный центр, состоявший тогда из Ленина, Красина, Богданова-Малиновского и др., экспроприаторские похождения Сталина одобрил и часть сумм, таким путем добытых, получил в свою центральную кассу. В вину Сталину старыми деятелями большевистских организаций тогда ставились совсем другие его деяния, а именно организация шантажных вымогательств у бакинских нефтепромышленников, убийства партийных работников, которые этой деятельностью возмущались, доносы царской полиции на своих противников по большевистской организации и многое другое 49 .
Особенно широкое развитие эти стороны "деятельности" Сталина получили в период 1907-1909 гг. в Баку. Центр тогда совсем еще молодой нефтяной промышленности, Бакинский район в начале XX в. переживал горячку "эпохи первоначального накопления". Чуть ли не каждую неделю то здесь, то там били нефтяные фонтаны, и бакинское "черное золото" буквально ручьями текло по незамощенным улицам промыслов, порою в несколько дней создавая шалые состояния случайным обладателям нефтеносных участков. За нефть и вокруг нефти шла ожесточенная борьба. Государственная власть была еще слаба в крае, ее аппарат еще не проникал достаточно глубоко, еще не имел ни авторитета, ни физических сил, чтобы защищать предусмотренные законами права юридических владельцев. Владельцам промыслов приходилось поэтому, наряду с полицией правительственной, заботиться об охране своих прав и собственными силами. При разноплеменности населения (по официальным данным того времени в Баку работали представители 30 национальных групп) это было делом чрезвычайно сложным. Каждый владелец промыслов обязательно имел отряд вооруженных дружинников-телохранителей, и чем больше были его промыслы, тем крупнее была его дружина. У владельцев-армян дружины состояли, естественно, из армян; у владельцев-мусульман - из мусульман.
В крае, огромную массу населения которого составляли мусульмане-азербайджанцы, особенно важную роль играли дружинники-азербайджанцы. Кадры для них поставляла азербайджанская деревня, продолжавшая существовать до начала XX в. с социально-экономическими, политическими и бытовыми отношениями азиатского средневековья: с помещиками-беками, с отрядами дружинников-телохранителей, с огромной ролью мусульманского духовенства. В погоне за легкими заработками в город шла и молодежь из этих дружин, часто целыми группами, во главе с младшими сыновьями обедневших беков. Так группами они часто и устраивались на службу к мусульманам-нефтепромышленникам, но по существу оставались типичными представителями азиатского средневековья, закавказским вариантом средневековых итальянских "брави", которые были готовы "честно" работать на каждого, кто им "честно" платил.
Они жили своей особой жизнью, имели свои организации, свою аристократию: в категорию последних попадали те, за кем уже числились кровавые расправы с соперниками - "кочи", по-азербайджански. Конечно, у них не было никакого желания вводить свои функции в рамки одной охраны чужой собственности, и они легко переходили "от обороны к нападению", прежде всего, потому, что и наниматели далеко не всегда от своих телохранителей требовали только одной охраны. В тогдашнем Баку процветала практика самовольных захватов чужих участков нефтеносных земель, порою, захватов вооруженной рукой. В 1907 г., в период, когда Сталин был в Баку, много шума вызвала попытка нефтепромышленника Рыльского с помощью 500 вооруженных дружинников-мусульман захватить промыслы фирмы Ротшильда. Эта операция не удалась, т. к. кусок был чересчур велик, и правительственная власть отправила две роты солдат для удаления захватчиков. Но более мелкие операции такого рода были обычной вещью, так как по закону фактическое владение промыслом в течение более 24 часов делало захватчиков фактическими владельцами участка; и права прежнего владельца могли быть восстановлены через суд, что могло затянуться даже на годы 50 .
Но легко понять, что "кочи" свои операции против чужой собственности отнюдь не были склонны ограничивать только операциями по заказам других. В Баку процветало похищение нефти из нефтепроводов и нефтехранилищ. Поставлено это было настолько хорошо, что в городе существовало несколько нефтеочистительных заводиков, про которые было известно, что они работают едва ли не исключительно на такой краденой нефти. Шайки похитителей всегда были связаны с организациями "кочи". В результате в "Баку сложился особый и совсем не малочисленный слой вооруженных головорезов-бандитов, объединенных в различные группы и кланы, который играл весьма значительную роль в закулисной жизни края: одной стороной своей деятельности они помогали охранителям элементарного порядка в городе и были тесно связаны с органами правительственной полиции, а другой стороной не менее тесно они были связаны с преступным миром, играя ведущую роль в жизни уголовного подполья.
Методы борьбы Сталина: доносы, вымогательство
Новаторство Сталина состояло в том, что он перекинул мост между большевистской организацией и этим миром полубандитов, полуполицейских. Боевая дружина при большевистском комитете существовала и раньше, до появления Сталина в Баку. Не он ее создал, но он ее пополнил представителями этого мира полубандитов, полуполицейских. Именно с их помощью он проводил свои операции по вымогательству денег от нефтепромышленников, под угрозами поджога их промыслов. Именно с их помощью он вел борьбу против противников большевиков из других политических партий, как общероссийских, так и национальных. Они же стали его надежной опорой и в борьбе за власть внутри организации большевиков, причем в этой борьбе Сталин не останавливался ни перед анонимными доносами в полицию на наиболее опасных из своих противников, ни даже перед физическими с ними расправами. Связи с главарями этого мира у Сталина установились настолько прочные, что их оказалось возможным использовать и позднее, в годы гражданской войны: так называемое большевистское восстание 28 апреля 1920 г. в Баку, облегчившее вступление в Азербайджан Красной армии, было больше восстанием этих "кочи", чем движением рабочих.
Макиавелли, с которым Сталин при помощи Каменева хорошо ознакомился как раз накануне своего выхода из закоулков дореволюционного подполья на большую арену деятельности в качестве одного из вождей советской диктатуры, несомненно, оказал огромное влияние на Сталина. Не мог не оказать, тем более, что последний был к этому подготовлен всем своим прошлым. Но влияние это было весьма своеобразным. Воспринимать Макиавелли Сталин должен был, конечно, во многом через очки своего учителя, Каменева. Книги о Макиавелли этот последний написать не успел, хотя работу по собиранию для нее материалов он продолжал едва ли не до конца своей жизни. Если его бумаги сохранились, то когда-нибудь окажется возможным подробно разобраться в выводах, к которым приходил Каменев, изучая эпоху и личность Макиавелли. Но основной его политический вывод мы можем установить и теперь: в 1934 г., совсем незадолго до его последнего ареста в связи с убийством Кирова, Каменев, тогда ближайший помощник Горького по руководству издательством "Академия", выпустил первый том сочинений Никколо Макиавели со своим предисловием, в котором дал общую оценку роли Макиавелли в развитии политической мысли "европейского общества на Протяжении четырех веков". Это предисловие - исключительно интересный документ сталинской эпохи. "Мастер политического афоризма и блестящий диалектик, - пишет Каменев, - почерпнувший из своих наблюдений твердое убеждение в относительности всех понятий и всех критериев добра и зла, дозволенного и недозволенного, законного и преступного, Макиавелли сделал из своего трактата (речь идет о том самом "Государе", русский перевод которого Сталин так старательно изучал в Ачинске. - Б. Н.) поразительный по остроте и выразительности каталог правил, которыми должен руководиться современный ему правитель, чтобы завоевать власть, удержать ее и победоносно противостоять всем покушениям на него. Это далеко еще не социология власти, но зато из-за этой рецептуры выступают зоологические черты борьбы за власть в обществе рабовладельцев, основанном на господстве богатого меньшинства над трудящимся большинством" 51
Сам Каменев эту характеристику Макиавелли не считал исчерпывающей. За это говорят оговорки, имеющиеся в том же предисловии. Но тот. факт, что именно эту сторону он считал необходимым подчеркнуть в печати, показывает, что именно ее он должен был выдвигать на первый план и в своих беседах со Сталиным. Последнего никогда не интересовали теоретические проблемы государствоведения и истории политической мысли, но по всему складу его натуры его должен был интересовать "каталог правил", которые могут быть полезны человеку, ведущему борьбу за власть. Особенно, если эти правила исходят из посылки об относительности всех понятий и всех критериев добра и зла. Похоже, что свое предисловие Каменев писал не без затаенной мысли напомнить Сталину (он, конечно, знал, что его предисловие будет им прочитано), какими полезными оказались для него их ачинские беседы 52 .
Но внимательный читатель Макиавелли, Сталин, конечно, не довольствовался простым усвоением правил, установленных дипломатом флорентийского средневековья. Он слишком хорошо знал практику средневековья азиатского, чтобы чтение Макиавелли не толкало на сопоставления, на попытки провести параллели и внести дополнения. Фраза о "сладкой мести" показывала, в каком направлении шли эти пополнения. Цезарь Борджиа тоже не был мягкосердечным образчиком всепрощения, но он все же был воспитан в традиции мести до седьмого колена. В "каталог правил", выработанных кондотьерами итальянского средневековья, вносились поправки корявым почерком бакинского "кочи". "Повар" действительно собирался "готовить только острые кушанья".
Сталин проявляет истинное лицо
Подлинное понимание Сталина к Каменеву пришло поздно, на скамье подсудимых, когда он в августе 1936 г., через голову судей обращался к Сталину с просьбой пощадить не его самого, а лишь его сына, никогда не имевшего отношения к политической деятельности отца. Но Сталин не был бы Сталиным, если б удовлетворил эту просьбу - и Каменев-сын, молодой химик, который в Ачинске часто сидел рядом со Сталиным за вечерним самоваром, погиб вслед за отцом в годы "ежовщины" 53 . В азиатском средневековье мстили до седьмого колена.
Только с большим запозданием правильное понимание Сталина пришло и к Ленину. В отношении последнего к Сталину за революционные годы чувствовался элемент двойственности. Про подвиги Сталина в дореволюционном подполье Ленин имел точную информацию, и притом не только от политических противников, не только от закавказских меньшевиков, которые тогда исключили Сталина из партии. Предостережения Ленину слали и некоторые из видных закавказских большевиков, которых Ленин знал лично и с мнением которых он должен был считаться. Ленин все эти предостережения не принимал всерьез. Он с ранних лет считал, что "в марксизме нет ни гранта этики" и еще в 1894-1895 гг. вел об этом споры со Струве и Потресовым 54 . Отсюда он делал практический вывод, что в политической борьбе "цель оправдывает средства", и совсем не был склонен отрекаться от тех из своих последователей, которые давали чересчур широкое толкование этому принципу. Наоборот, он ими особенно дорожил и не раз откровенно объяснял, какими соображениями он при этом руководствуется.
В воспоминаниях проф. В. Войтинского, теперь известного американского экономиста, а в 1905-1907 гг. видного деятеля большевистских организаций, приведен один эпизод, крайне интересный под этим углом зрения.
"Рожков (это был профессор русской истории Московского университета, состоявший тогда членом ЦК большевиков. - Б. Н.), - пишет Войтинский, - передавал мне, что однажды он обратил внимание Ленина на подвиги одного московского большевика, которого он характеризовал как прожженного негодяя. Ленин отвечал со смехом:
Тем-то он и хорош, что ни перед чем не остановится.
Вот Вы, скажите прямо, могли бы за деньги пойти на содержание к богатой купчихе? Нет? И я не пошел бы, не мог бы Себя пересилить. А Виктор (Таратута) пошел. Это человек незаменимый" 55 .
Такими "незаменимыми" людьми, которые "ни перед чем не останавливались", если это было выгодно для большевистской организации ("Виктор" получил тогда для этой организации большую сумму денег), Ленин охотно себя окружал. В деле со Сталиным положение было, конечно, много более сложным, так как поступки, которые ставились ему в вину, касались не его личной жизни, а его деятельности в качестве руководителя партийной организации, которую он едва не расколол. И такие поступки в биографии Сталина совсем не были исключениями. Аналогичными конфликтами были полны и другие этапы его карьеры, включая большое количество острых столкновений по тюрьмам и в ссылке, подробности о которых должны были стать известными Ленину, во всяком случае после 1917 г. и притом от людей, организационному опыту которых Ленин настолько доверял, что именно им поручил руководство обеими отраслями аппарата диктатуры - Свердлову (по линии партии) и Енукидзе (по линии Советов).
К этому прибавлялся начавший выясняться факт наличия во взглядах Сталина таких особенностей, которые вынуждали Ленина, порою очень резко, ставить его на место. Об этом сохранились записи в официальных протоколах большевистского ЦК. "Если б ЦК встал на точку зрения Сталина, - говорил Ленин во время споров о Брестском мире, - то мы были бы изменниками международному социализму" 56 .
В основе этих "особенностей" взглядов Сталина лежало его полное безразличие к основным целям коммунистического движения. Если иметь в виду положительные идеалы, то Сталин вообще никогда не был коммунистом, так как ему всегда были чужды даже те немногие элементы гуманизма, которые сохранялись в Ленине. Ленинский нигилизм в отношении этики Сталин распространил на все вообще положительные задачи коммунистической программы. В этот лагерь он пришел с самого начала заряженный одним только отрицательным электричеством отталкивания от "старого мира", принять активное участие в разрушении ("до основания") которого он стремился. Ленин, несомненно, превосходно это понимал, как понимал и тот факт, что за так называемым "политическим реализмом" Сталина на деле скрывается его полный политический нигилизм. Но с точки зрения узко практической эти особенности Сталина были весьма полезны, так как они позволяли ему видеть те слабые стороны противника, которые ускользали от внимания наблюдателей-коммунистов, а тем более полезным было умение Сталина играть на этих слабых сторонах противника.
Этот свой талант Сталин развернул в годы гражданской войны, став фактически главным руководителем всей работы в тылу противника. На эту сторону закулисной деятельности Сталина указал Рыков в беседе с одним американским журналистом, к которому он относился с большим доверием, знакомя его со многими закулисными сторонами жизни диктатуры. "В то время, как огромный ораторский талант Троцкого, - говорил Рыков, - поддерживал идеализм и разжигал революционный пыл Красной армии, Сталин занимался браконьерством за кулисами. Он перетягивал на сторону Советов буйные элементы уголовного подполья, которые были готовы сражаться на любой стороне, как за ца-ристов, так и за революцию. В те годы бывали сражения, когда целые полки, бригады и даже дивизии переходили из одного лагеря в другой. Иные выходили в бой под царскими знаменами и перекидывались к красным, и наоборот. Рядом наших побед мы обязаны ловкости Сталина в деле разложения противника" 57 .
Отношение Ленина к Сталину
Ленин, несомненно, высоко ценил последнего как организатора и порою даже специально запрашивал о его мнении (как, впрочем, запрашивал о мнениях других своих ближайших сотрудников), но несомненно, также, что в то же время он Сталина опасался. Именно поэтому Ленин выдвигал Сталина на самые высокие посты в партийном руководстве, вплоть до места в Политбюро, и не раз давал ему самые ответственные поручения, но упорно не пускал его на пост секретаря ЦК, т. е не соглашался передать ему функции исполнительной власти в партии. А Сталин рвался именно к этой власти. Надо признать, что он имел много данных для секретарской работы. У него, конечно, имелось много недостатков, но он был хорошим организатором, умел разбираться в людях, и под этим углом был много выше тех, кого Ленин сажал на секретарское место после Свердлова (единственным исключением был, по-видимому, Крестинский). И тем не менее до апреля 1922 г. секретарем ЦК выбирали кого угодно, только не Сталина.
При положении, которое занимал в партии Ленин, нет сомнения, что именно он не пускал Сталина к рулю партийной машины. У Сталина было много других противников в руководящем штабе партии, которые вели борьбу против его возвышения, но вопрос все же решал именно Ленин, и нет сомнения, что, поступая так, он руководствовался опасением, что Сталин свою "врожденную страсть к интригам" направит на внутрипартийные отношения, будет своими интригами вносить разложение в партийную верхушку.
Сталин, конечно, видел эту роль Ленина и прилагал все усилия, чтобы преодолеть враждебную настороженность последнего. Работу эту он вел по двум линиям: с одной стороны, он пытался на каждом шагу доказывать Ленину свою полную с ним солидарность и готовность во всем руководствоваться его указаниями. И в тоже время, с другой стороны, старался наговорами настроить Ленина против тех, кого считал своими соперниками, в первую очередь против Троцкого. Те немногие письма Сталина к Ленину, которые проникли в печать (как известно, Сталин вообще крайне неохотно давал разрешения на публикацию писем и документов о его прошлом), дают убедительные тому примеры 58 .
Изучение документов показывает, что Ленин не только терпел эти наговоры, очень похоже, что он в какой-то мере даже поощрял их: иначе Сталин был бы более осторожен в своей игре... Бухарин позднее говорил, что главная сила Сталина в том, что он "гениальный дозировщик", т. е. лучше других понимает, какими аргументами вернее всего можно отравлять сознание своих собеседников, толкая их на поступки, выгодные для него, "гениального дозировщика". Несомненно, что, несмотря на предупреждения, Ленин поддавался влиянию умело дозированных наговоров Сталина
Поведение последнего в отношении Троцкого было вполне определенным: осторожно, но настойчиво он сеял на большевистской верхушке "злые семена" подозрения, будто Троцкий носится с планами военно-бонапартистского переворота и именно для этой цели подбирает вокруг себя людей, лично ему преданных. "Сталин никогда не говорил об этом публично, - рассказывал Рыков в 1925 г. упомянутому выше американскому корреспонденту, - но на заседаниях Политбюро и в интимных партийных кругах он на все лады муссировал эту тему" 59 .
Конечно, эти разговоры Сталин вел за спиною Троцкого, во слухи о них все же дошли до последнего. Тот попытался объясниться с Лениным.
"Меня интересует только одно, - спросил Троцкий, - могли ли Вы хоть на минуту допустить такую чудовищную мысль, что я подбираю людей против Вас?
Пустяки, - ответил Ленин.
Как будто какое-то облачко над нашими головами рассеялось" 60 , - прибавляет Троцкий, который ни тогда, ни позднее не понимал всей силы "злых семян" сталинской клеветы. "Облачко" отнюдь не рассеялось, и под его прикрытием "врожденная страсть к интригам" принесла Сталину на фронте борьбы за власть над партией много большие победы, чем на фронте борьбы с внешними врагами советской диктатуры.
Решающим моментом было избрание Сталина генеральным секретарем ЦК партии, состоявшееся 3 апреля 1922 г., сразу же после съезда партии. Положение партии в период этого съезда было весьма тяжелым. Совершенно катастрофическое состояние многих местных организаций, вскрытое чисткою 1921 г., показало крайнюю необходимость срочных мер по наведению порядка в партийном аппарате. Прежний состав секретариата ЦК для этого был явно непригоден (в него тогда входили Молотов, Ярославский и Михайлов). Необходимо было во главе секретариата поставить человека умного и решительного, способного сильной рукой навести порядок. В комиссии, которая обсуждала этот вопрос, большинство склонялось к кандидатуре И. Н. Смирнова, старого рабочего большевика, который на посту сначала председателя Реввоенсовета 5-й армии (под командованием Тухачевского она вынесла главную тяжесть борьбы против Колчака), а затем председателя Сибревкома показал огромный организаторский талант и большое умение разбираться в людях, оказывать на них нужное влияние. В период Одиннадцатого съезда он работал секретарем партийной организации Петрограда и одновременно стоял во главе Северо-Западного Бюро ЦК. В партийных кругах он пользовался большим авторитетом и широкими симпатиями. Его считали прямым и открытым человеком, твердым и справедливым.
Со всех этих точек зрения Смирнов был подходящим кандидатом, но за ним числилось одно большое "но", которое все перевесило: он был действительно сильным и независимым человеком, достаточно смелым для того, чтобы не только иметь свои взгляды, но и отстаивать их даже против самого Ленина. Незадолго перед тем он выдержал большой конфликт с представителями ВЧК в Сибири, не дав им арестовать Е. Е. Колосова, видного сибирского эсера, за которым чекисты вели настоящую охоту. Смирнов с ним был лично знаком по дореволюционной ссылке и теперь, чтобы спасти его от ареста, поселил его на своей собственной квартире ("Сюда Вас арестовывать не придут, ручаюсь", - говорил он с усмешкой), а затем с надежным попутчиком отправил Колосова в Москву.
С точки зрения Ленина еще более опасной была независимость, показанная Смирновым в вопросе, который выходил за грани внутрипартийных споров: в Сибири 1920-1921 г. в качестве председателя Сибревкома Смирнов открыто показал себя противником антикрестьянской политики, которую тогда проводил ЦК партии, и с нею боролся, вступая в конфликты со специальными уполномоченными центра. Тогдашние события оправдали позицию Смирнова: на введение продразверстки, на создание комитетов бедноты и другие мероприятия центральной власти сибирское крестьянство ответило восстанием зимы 1920-1921 гг., которое оказало огромное влияние на крутой поворот Ленина к НЭПу. Тем не менее независимость Смирнова Ленину не нравилась.
К Сталину, которого он знал тоже по ссылке, Смирнов относился очень отрицательно, и Сталин отвечал ему тем же: слишком различными людьми они были. Возможно, что именно в силу отталкивания от Сталина Смирнов стал сближаться с Троцким, хотя никогда не разделял тех взглядов, которые были характерны для специфического "троцкизма".
Несомненно, что именно эта независимость Смирнова и определила отношение к нему Ленина: как раз в пору Одиннадцатого съезда Ленин был настроен особенно антитроцкистски, возлагая на Троцкого большую долю ответственности за неурядицу в партийных делах. Ленин подозревал, что Троцкий втайне продолжает вести фракционную работу, и именно ею объяснял подспудные оппозиционные настроения, которые часто чувствовались на съезде. Очень вероятно, что в этом сказывалось влияние наговоров Сталина; совпадение полосы наибольшего раздражения против Троцкого с выставлением кандидатуры Сталина на пост секретаря ЦК у Ленина, конечно, не было случайностью...
Ленин, конечно, не доходил до тех норм, которые позднее установил Сталин, но и он предпочитал иметь около себя людей, которых нужно убеждать лишь относительно частностей, которые в больших вопросах политики идут за ним беспрекословно. Особенно нужным это он считал для поста генерального секретаря ЦК, и именно поэтому приложил все усилия к тому, чтобы провалить кандидатуру Смирнова и провести Сталина, против которого было много возражений с разных сторон. Конечно, Ленин был уверен, что сможет лично контролировать работу Сталина, нейтрализуя ее вредные стороны. В этом тоже сказалась столь характерная для него огромная самонадеянность.
На первом же совещании членов только что избранного ЦК, вечером 2 апреля 1922 г. встал вопрос о секретариате. Рядом лиц была названа кандидатура Смирнова, и он, несомненно, был бы избран, если б в обсуждение не вмешался Ленин. Последний говорил много лестного о Смирнове, но доказывал, что его способности партия всего полнее сможет использовать, вернув его в Сибирь, где после него дела пошли совсем плохо. Для тех, кто знал Ленина, было ясно, что он решил ни за что не допустить в секретари ЦК человека, который может завтра открыто перейти в лагерь Троцкого, но не хотел говорить об этом прямо, так как сам неоднократно заявлял о необходимости вытравить из партийной практики все воспоминания о недавней дискуссии.
Отводя кандидатуру Смирнова на этом первом совещании членов ЦК, Ленин своего кандидата не называл, и только на прямо поставленный вопрос ответил обещанием такого кандидата назвать завтра. Очень похоже, что в этот момент вопрос и для него самого еще не был окончательно решен. Известно, что на кандидатуре Сталина особенно настаивал Зиновьев, который на собственном опыте по Петроградской организации уже успел убедиться в особенностях Смирнова и перешел в лагерь поклонников организационных талантов Сталина. Ночью, после первого совещания членов ЦК, Ленин имел большой разговор со Сталиным. Очевидно, именно этот разговор позволил Ленину преодолеть все колебания. И на следующий день, 3 апреля, на первом официальном заседании ЦК, он предложил выбрать секретарем Сталина. Эта кандидатура многих удивила, так как о прошлом Сталина из членов ЦК знали, действительно, многие. Но авторитет Ленина был так велик, что Сталин был избран без споров. Так Сталин пришел к власти над аппаратом.
Выбор Ленина между Сталиным и Смирновым
Проводя Сталина на этот пост, Ленин был уверен, что организационную политику партии Сталин будет вести в полном согласии с ним, с Лениным. По-видимому, именно этот вопрос был предметом большого ночного разговора, и больше, чем вероятно, что именно этот свой горький опыт сговора со Сталиным имел в виду Ленин, когда годом позднее, в переговорах с Троцким, советовал не идти на соглашение со Сталиным, который "заключит гнилой компромисс и обманет" (как обманул он Ленина).
Этому обману помогла болезнь Ленина. Его здоровье казалось крепким. Тем острее поразило известие о первом ударе, который пришел меньше чем через два месяца после избрания Сталина. Сталин уже тогда принадлежал к той породе "счастливых", "недруги" которых умирают тогда, когда это выгодно. После избрания Сталина секретарем ЦК Ленин переставал быть для него полезным - он начинал становиться опасным. Сталин умело пользовался обстановкой. В Политбюро оформилась "тройка", в которую, кроме Сталина, вошел Зиновьев, думавший, что он руководит Сталиным, и Каменев, плывший по течению. В начале осторожно "дозируя" мероприятия в области хозяйственной политики, "тройка" подготовляла "наступление на рельсах НЭПа" 61 против частного капитала в торговле и промышленности. В области организационного строительства Сталин с лихорадочной торопливостью вел "перетряхивание" руководящего персонала партийного аппарата, занимая все ответственные места своими креатурами. Он с первых же шагов показал, что внимательно читал Макиавелли и во всяком случае "механику борьбы за власть", в особенности ее "зоологические" черты, как их определял позднее Каменев, продумал весьма последовательно.
А Ленин, действительно, быстро "излечивался" от терпимого отношения к Сталину, на ряде конкретных примеров убеждаясь, до каких граней может доходить у последнего отсутствие "элементарной честности". Этот вопрос был самым мучительным для последних месяцев жизни Ленина, который видел связь персонального вопроса о Сталине с большой проблемой об основной линии политики диктатуры. Ленин знал, особенно после второго удара, после 16 декабря 1922 г., что смерть стоит у порога и что конец может прийти каждую минуту. Врачи предписывали покой и требовали, чтобы он прекратил чтение газет, перестал встречаться с партийными друзьями, перестал бы говорить на темы, которые его так волнуют, а всякое волнение может стать смертельным. Ленин решительно отмахивался. "Неужели Вы не понимаете, - говорил он врачам, - что я еще больше волнуюсь, когда не могу говорить об этом?" Он ограничил свои встречи кругом самых близких, отказывался от встреч с людьми, которые его раздражали, сократил чтение повседневного материала, сосредоточивая остатки сил на том, что считал основным, главным. Но думал только о нем, об этом главном, и с обоих концов жег остатки свечи своей жизни.
От авантюристической самонадеянности, которая еще недавно была так характерна для его "экспериментаторства" (он любил цитировать слова Наполеона: "Сначала надо ввязаться в серьезный бой, а там уже видно будет"), теперь не оставалось и следа. Он болезненно остро ощущал ответственность за так безответственно начатый им "эксперимент" и ломал голову над вопросом, как вести корабль диктатуры, чтобы спасти от крушения. Две темы стояли для него в центре. В плоскости большой политики он все более и более остро на первый план выдвигал проблему отношений между диктатурой и крестьянством, требуя от диктатуры такой политики, которая обеспечивала бы возможность полного сотрудничества с крестьянством. Эта мысль была единственно большой политической мыслью, которую Ленин положил в основу своего знаменитого завещания. Он был совершенно категоричен в утверждении, что политика соглашения с крестьянством является ультимативным условием сохранения нового строя, что политика, подрывающая такое соглашение, неизбежно ведет советскую власть к катастрофе.
Соглашение с крестьянством - эта идея должна стать определяющей идеей всей политики диктатуры. Ленин не соглашался с выводом, который из этой же посылки делал Рыков, говоривший о необходимости отступления и перехода с принципиальных позиций "диктатуры пролетариата", которые были заняты большевиками в октябре 1917 г., на позиции "диктатуры пролетариата и крестьянства", как их определяли большевики в 1905 г. Принять этот вывод Ленин, который всю революцию и гражданскую войну провел под лозунгом "немедленного социализма", органически не мог. Но для будущего политику, построенную на насилии над крестьянством, он решительно отвергал. Его мысль билась над проблемой, как сможет советская диктатура социалистический характер своих общих задач сочетать с политикой искреннего соглашения с крестьянством, которое по своим настроениям не является социалистическим. Решения вопроса Ленин искал в пересмотре "всей точки зрения нашей на социализм". "Раньше, - писал он, - мы центр тяжести клали и должны были класть на политическую борьбу, революцию, завоевание власти и т. д. Теперь же центр тяжести для нас переносится на мирную организационную "культурную" работу"". Как основную задачу этой культурной работы в деревне, необходимо сделать пропаганду кооперации, которая должна сделать "переход к новым порядкам возможно более простым, легким и доступным для крестьянина" 62 .
В голове у Ленина складывался большой "кооперативный план", схематическую наметку которого он давал в своих заметках "О кооперации" (январь 1923 г.). Но именно потому, что идея обязательности соглашения с крестьянством становилась главным социально-политическим выводом Ленина в его построениях до совершенно исключительных размеров разрасталось значение вопросов организационного строительства партии: политика соглашения с крестьянством должна быть рассчитана на длительный период времени; она вела партию по -пути, на котором неминуемы были опасности со всех сторон; шансы успеха во многом зависели от того, стоят ли на капитанском мостике партийного корабля люди, которые твердость руки рулевого сочетают с верностью основной идее этой политики, с верностью идее соглашения с крестьянством.
Вопрос о том, какую политику должна вести партия, таким образом, неразрывно сплетался с вопросом, кто способен проводить правильную политику? Полусерьезно, полушутя эти группы вопросов Ленин называл "лидерологией" и был способен целыми часами их обсуждать с теми, кого он считал политически наиболее к себе близкими. Выводы, к которым он приходил, были неутешительными: он не видел человека, который смог бы стать центральной фигурой для всей системы диктатуры, заняв в ней место его самого.
Именно в эти месяцы Ленин пересмотрел свое отношение к Троцкому и в значительной мере реабилитировал его от тех подозрений, которые злыми наветами сеял Сталин. В вопросах большой политики Ленин чувствовал себя очень часто полностью солидарным с Троцким, но он видел также, что между последним и другими ведущими фигурами штаба диктатуры сложились отношения, которые делали дружную совместную работу крайне трудной. Не в такой острой форме, но опасные трещины ползли и вокруг других ответственных работников партии и правительства. И чем пристальнее Ленин к этим трещинам приглядывался, чем откровеннее ему рассказывали те, кого он вызывал для разговоров о положении, тем яснее ему обрисовывались все размеры опасности, выраставшей из "злых семян" Сталина.
Было ясно: именно здесь корень зла. Пока этой злой работе не положен конец, никакое существенное "улучшение на верхушке диктатуры невозможно. Все остальные вопросы "лидерологии" имели лишь подсобное значение. Начать собирание сил, приступить к их перегруппировке будет возможно лишь после того, как будет устранен главный очаг разложения - Сталин, которого он, Ленин, сам всего лишь за несколько месяцев перед тем сделал генеральным секретарем ЦК.
План Ленина по Свержению Сталина с поста партийного лидера
Последние месяцы жизни Ленина заполнены тревогами вокруг этого вопроса. Он все яснее видел, что необходимо ликвидировать Сталина как партийного лидера. Но даже при всем влиянии Ленина это оказывалось делом нелегким. Сталин умело вел свою линию, оплетая интригами и наговорами партийную верхушку. Как за год перед тем опутан был сам Ленин, так теперь в сетях Сталина запутались многие из членов ЦК и Политбюро. Особенно торопиться стал Ленин после второго удара (16 декабря 1922 г.). Еще до того, как врачи дали ему разрешение на чтение газет и занятие партийными делами (29 декабря), он настоял на вызове к нему стенографистки и одним из первых материалов продиктовал ей первую половину завещания с требованием снятия Сталина с поста генсека (25 декабря). Он хотел, чтобы, во всяком случае, этот его наказ наследникам уже теперь был зафиксирован на бумаге.
Когда положение его немного улучшилось и выяснилось, что судьба дает ему еще одну небольшую отсрочку, Ленин все силы сосредоточил на формулировке основных идей своего политического завещания и на подготовке к проведению основной идеи своего завещания организационно. Ввиду ловкости, с которой Сталин опутывал окружающих, Ленин решил, что простого его отстранения недостаточно, что необходимо, как говорила Крупская Троцкому, "разгромить Сталина политически" 63 . Ленин систематически собирает материалы о деятельности Сталина, подготовляя "бомбу", которую он решил "взорвать" против Сталина на партийном съезде. Эта "бомба" должна была окончательно ликвидировать Сталина, и Ленин жил одной надеждой: додержаться до этого съезда, который уже созван на апрель.
Он не додержался... Сталин имел свою агентуру, наблюдавшую за настроениями в лагере его врагов, в первую очередь за настроениями Ленина, его переговорами, его планами. Возможно, что знал не все, но знал достаточно много, чтобы понимать, какая страшная угроза над ним нависла. И в то же время он знал, что здоровье Ленина ухудшается, что ему осталось жить считанные дни и что каждое острое волнение может раньше срока оборвать тонкую нить этих считанных дней. Трудно поверить, что в этом была только простая случайность: именно в эти дни Сталин со все более и более нарастающей грубостью давал ответы на вопросы тех, кто обращался к нему как секретарю ЦК лично или по телефону за информацией и другими справками для Ленина. Кончилось тем, что на один запрос по телефону, с которым к. нему обратилась Крупская, Сталин ответил грубейшей бранью, пересыпанной "матерщиной". Об этом ответе, конечно, стало известно Ленину. Ленин пришел в негодование, много волновался и продиктовал стенографистке письмо Сталину с заявлением о разрыве с ним всех личных отношений. Это письмо в печати неизвестно, так как Сталин и его агент тщательно уничтожали все неблагоприятные для него документы. Но содержание его мы знаем: в нем Ленин назвал поведение Сталина поведением восточного сатрапа, опьяненного властью, писал, что Сталин недостоин быть в рядах коммунистической партии 64 .
Это письмо Сталину о разрыве с ним отношений было последним письмом, продиктованным Лениным. Волнения, связанные с этим эпизодом, Ленину обошлись очень дорого: в ту же ночь ему стало хуже, затем пришел третий удар, он потерял способность речи, правая сторона тела была парализована. Дальше шло медленное умирание, растянувшееся на десять месяцев.
Когда речь заходила об этих событиях, Сталин обычно отвечал признанием своей "грубости". "Таким родился", - прибавлял он, и в этом многие видели оправдание ему. Относительно наличия в его натуре элементов грубости спорить не приходится. Но вопрос этим не исчерпывается. Сталин был груб по натуре, но эту сторону своей натуры он показывал далеко не всегда, а только тогда, когда хотел быть грубым. Он умел великолепно владеть собою, во всяком случае в тот период, когда умирал Ленин.
При знакомстве с биографией Сталина совершенно исключенным приходится признать утверждение, что он мог потерять самообладание из-за простых вопросов жены Ленина. Грубостью натуры его поведение не объяснить. Дело не в потере самообладания, а в сознательной игре: Сталин умышленно говорил грубости секретаршам Ленина и умышленно же грубо оскорбил его жену, стремясь, чтобы обо всем этом стало известно больному Ленину, которого такое поведение Сталина не могло не приводить в негодование. Ленин был очень сдержанной и скрытной натурой, но именно от таких рассчитанно грубых поступков он приходил в состояние холодной ярости, близкой к нервному заболеванию. А в тогдашнем состоянии Ленина эта степень нервного напряжения не могла не повести к удару.
Сталин хорошо знал людей, вернее, слабые, уязвимые места у людей. Не мог он не знать и этой стороны Ленина. И оскорбление, которое он наносил жене Ленина, было его Обдуманным и рассчитанным ходом, задачей которого было так взволновать Ленина, чтобы с последним случился новый удар, ибо только такой удар мог предотвратить катастрофу от "взрыва бомбы", которую Ленин заготовил против Сталина. Сталин оскорбил Крупскую вполне сознательно для того, чтобы убить Ленина - вот вывод, к которому приводит анализ известных до сих пор данных об обстановке, предшествовавшей смерти Ленина 65 .
С исторической перспективы этот конец Ленина был расплатой за правило "цель оправдывает средства", с которым он подходил к делу политической борьбы вообще и к вопросу о привлечении Сталина к партийной работе, в частности, "незаменимые" люди, способные "ни перед чем не останавливаться" во имя достижения важных практических результатов, которых Ленин подобрал в своем окружении, в решающий момент не остановились и перед тем, чтобы перешагнуть через труп Ленина.
Именно в это время, в 1925 г., Маленков появился в аппарате секретариата ЦК и одновременно в личном секретариате Сталина. Это не было случайностью. Люди типа Маленкова, с опытом военно-чекистской работы в Туркестане, "советские ташкентцы" по всем их навыкам как раз в это время стали особенно нужными Сталину. Это был, несомненно, самый трудный год на его извилистом пути к единоличной диктатуре. И Сталин его прошел, все время балансируя на лезвии ножа, под постоянной угрозой срыва. Он только что нанес решающий удар Троцкому. И, сняв его с поста председателя Реввоенсовета, фактически вывел из строя этого наиболее опасного и сильного из своих противников в борьбе за руководящую роль в партии. Но эта победа едва не стала для него пирровой: для тех, кто вблизи наблюдал Сталина в месяцы травли Троцкого, становилось все более и более ясным, как опасен он для окружающих и как прав был Ленин, во главу угла своего завещания поставивший требование смещения Сталина с поста генерального секретаря ЦК.
За год, который прошел после смерти Ленина и был весь заполнен борьбой против Троцкого, основные особенности натуры Сталина, его полная неразборчивость в средствах, соединенная с безграничным властолюбием и злобной мстительностью, выявились с полной очевидностью для тех, кто работал рядом с ним в руководящих партийных органах. Поставив в центр своих стремлений задачу установления своей личной диктатуры над партией, которая диктаторски правит страною, Сталин ни перед чем не останавливался в борьбе с противниками. При мало-мальски существенных разногласиях совместная работа с ним была невозможна Его методы действия в отношении к коллегам по работе охарактеризовал еще Ленин в мимоходом брошенных замечаниях. "Этот повар готовит только острые кушанья", а когда он наталкивается на сильных противников, при которых его кулинарные упражнения становятся опасными, Сталин заключает "гнилой компромисс", чтобы под прикрытием этого компромисса, за спиною партнера, продолжать втихомолку подготовку тех же "острых кушаний". Именно поэтому Сталин легко шел на всякие соглашения, легко давал всякие обещания: они связывали руки противникам, которые к ним подходили как честные люди, а он ими пользовался для того, чтобы выбрать удобный момент для предательского удара. Как о нем говорил тот же Ленин, Сталин был человеком, которому не хватало "элементарной честности".
С теми, кто против него вел борьбу, он был беспощаден. Обид не прощал и не забывал. Умел терпеливо выжидать, откладывая месть до удобного случая, но тем более жестокой была месть, когда такой случай находился...
Зиновьев и Каменев были осведомлены об этих особенностях натуры Сталина, хотя, по всей вероятности, не с такою полнотою, как Ленин. Быстрый рост Сталина на посту генерального секретаря им был совсем не по душе. Сопротивление, которое он оказывал их попыткам, не могло им не показать, что в его лице растет противник, который скоро станет опасным для них самих. Но потребности борьбы против Троцкого, который им казался наиболее опасным противником, заставляли их вопрос о Сталине отодвигать на задний план. Необходимо пояснить, что и Троцкий к ним питал далеко не теплые чувства, он не был кротким ягненком и умел наносить весьма чувствительные удары, временами провоцируя Зиновьева и Каменева на борьбу. Именно такой характер носила опубликованная им осенью 1924 г. книга об "Уроках октября".
Борьба Каменева, Зиновьева и Сталина за власть в политбюро
В январе 1925 г., с момента снятия Троцкого с поста председателя Реввоенсовета СССР, вопрос о нем потерял свою остроту, и Каменев с Зиновьевым немедленно же сделали попытку перейти в наступление против Сталина. Несомненно, что провокационный характер носило предложение Каменева, предложившего при обсуждении вопроса о преемнике Троцкого на посту в Реввоенсовете кандидатуру Сталина. Предложение это не было принято, так как Сталин его решительно отклонил. Но цель Каменева Сталину была, конечно, ясна. Именно с этого момента трения внутри вчерашнего "триумвирата" переходят во все более и более напряженную борьбу, вначале закулисную, затем открытую.
Положение Сталина было исключительно трудным, хотя нет сомнений в том, что к этой борьбе он готовился заранее Основная трудность, с его точки зрения, состояла в том, что в тогдашнем Политбюро не было буквально ни одного человека, на которого Сталин мог бы более или менее прочно положиться. А борьба шла прежде всего за большинство в Политбюро. В Политбюро тогда входило семь полноправных членов (не считая шести кандидатов 66), которые, если сбросить со счетов самого Сталина и Троцкого (стоявшего совершенно особняком и являвшегося противником Сталина) распались на две группы: Зиновьев и Каменев, с одной стороны, и Рыков, Бухарин и Томский, с другой. Между ними уже тогда имелись существенные расхождения, но это были-расхождения больше в теоретических построениях и в политических настроениях, чем в конкретных выводах для текущей политики.
Группа Рыкова особенно настаивала на расширении НЭПа в направлении предоставления большей свободы развития индивидуальному крестьянскому хозяйству в области политики внутренней и на освобождении внешней политики страны от необходимости считаться с интересами развития Коминтерна и подготовки мировой революции. Это освобождение было тогда обязательным условием хозяйственного строительства в стране. Именно эти пункты Рыков прямо поставил перед Политбюро как условие своего согласия занять пост председателя Совнаркома после смерти Ленина В основе всей его политики лежала мысль, которую он тогда нередко высказывал на ответственных собраниях: поскольку революция на Западе не произошла, для России, которая одна построить социализм не может, на очередь становится, как он формулировал, проблема спуска власти на тормозах к крестьянству. В этом отношении он думал более последо вательно и высказывался более открыто, чем даже его ближайшие единомышленники Бухарин и Томский, определенно связывая хозяйственные уступки крестьянству с необходимостью предвидеть в ближайшем будущем и уступки политические
Зиновьев и Каменев разделяли мысль Рыкова о невозможности построения социализма в одной России, силами одного только российского рабочего класса, но выход из этого положения склонны были искать в совершенно противоположном направлении, концентрируя внимание на интересах Коминтерна, на вопросах содействия коммунистическому движению Запада. Именно поэтому они были особенно чувствительны ко всякого рода изменениям политики внешней, но сравнительно легко соглашались на уступки крестьянству, не только экономические, но даже и политические. На пленуме ЦК осенью 1924 г. под впечатлением восстания в Грузии Зиновьев предлагал легализовать создание беспартийной крестьянской фракции в Советах, как в центре, так и на местах, и дать ей право издания собственной газеты. Что же касается до уступок хозяйственных, то Зиновьев и Каменев одобряли "курс на богатейшую деревню" 67 , взятый весною 1925 г Четырнадцатой партийной конференцией и затем Третьим съездом Советов
Эти расхождения, конечно, были причиною ряда внутренних трений в Политбюро, но они не создавали непреодолимых препятствий для совместной работы. Ни Зиновьев с Каменевым, ни даже Троцкий не возражали против условий, которые поставил Рыков при своем назначении на пост председателя Совнаркома 68 , и Каменев почти до самого конца 1925 г. дружно работал с Рыковым в качестве его заместителя на посту председателя СНК.
Политических оснований для острой борьбы в Политбюро не было, и по существу Зиновьев с Каменевым, начиная эту борьбу, своей задачей ставили не политическую, а организационную за дачу: снятие Сталина с поста генерального секретаря, т е. выполнение того самого завещания Ленина, которое они всего лишь за несколько месяцев перед тем сами же похоронили Во многом именно поэтому они теперь не имели внутренней силы открыто объяснять подлинные мотивы своего поведения для этого они должны были бы не только признаться в ошибке, совершенной ими весной 1924 г., когда они поручились перед ЦК за лояльность Сталина, но и покаяться, что они тогда покрывали Сталина ради совместной борьбы против Троцкого. Годом позднее, после Четырнадцатого съезда партии, они это сделали, но сделали как слабые люди, т. е. по частям и с опозданием, в такой форме, что их заявления уже не могли произвести впечатления на партию Во время же решающего периода борьбы внутри Политбюро в 1925 г. они не только не развернули открыто это требование смещения Сталина, не только не сделали попытки, опираясь на завещание Ленина, объединить все элементы, стремившиеся к оздоровлению внутрипартийных отношений, но и прилагали все усилия, чтобы отрицать факт заостренности их борьбы лично против Сталина, избегали критиковать организационную практику последнего и молчали о завещании Ленина, которое, несмотря на все, продолжало оставаться сильным козырем в их руках.
А между тем только при такой постановке вопроса у них были шансы победить Сталина, так как внутри Политбюро не было ни одного человека, который бы уже тогда не был по существу противником организационных приемов Сталина, кто не относился бы критически к его личным качествам. В беседе с Троцким еще года за два перед тем Бухарин говорил "Первое качество Сталина - леность. Второе качество - непримиримая зависть к тем, кто знают и умеют больше, чем он. Он и под Ильича вел подпольные ходы" 69 .
Отношения со Сталиным в это время были уже крайне напряженными и у Рыкова, который почти открыто говорил о "гангстерских" приемах партийной работы последнего 70 . Что же касается Томского, то он раньше других и резче, чем другие из его группы, стал реагировать на Сталина, возможно, в связи с острыми личными столкновениями, которые у них произошли на заседаниях коммунистической фракции съезда профсоюзов в 1921 г. Поэтому есть много оснований считать, что если бы воп рос об организационных методах Сталина был бы поставлен перед Политбюро в его чистом виде, не связанном политическими проблемами, а самостоятельно, как вопрос о создании предварительных условий, обеспечивающих нормальное функционирование партийного коллектива, то в Политбюро не нашлось бы никого, кто пожелал бы выступить в защиту Сталина.
Из этого, конечно, не следует делать вывода, будто диктатура могла бы сохранить единство своей правящей головки на длительный период. Внутренних противоречий в стране имелось слишком много, а потому взрыв старой верхушки был неотвратим. Но этот взрыв пришел бы в какой-нибудь иной форме. Во всяком случае в 1925 г. объединение этой верхушки для устранения Сталина было бы вполне возможным и совсем не трудным. Надо было только твердо и определенно взять соответствующий курс, обособив этот организационный вопрос от всех вопросов внешней и внутренней политики.
Зиновьев и Каменев пошли прямо противоположным путем: они молчали об организационных приемах Сталина и о специфических особенностях его натуры и пытались доказывать наличие серьезных разногласий. Главным объектом их атак стало кресть-янофильское крыло партии. Главное обвинение, которое против него выдвигалось, было обвинение в "недооценке кулацкой опасности". Собственная позиция этой "новой оппозиции" (так вскоре стали называть группировку Зиновьева и Каменева) была весьма неопределенна и двойственна. Они признавали, что главнейшей задачей дня является "развитие производительных сил деревни", и соглашались, что "надо создавать такое положение, при котором не записывали бы в кулаки всякого, кто более или менее сносно ведет свое хозяйство. Но в то же время били в набат о "кулацкой опасности". "Кулак в деревне, - настаивал Зиновьев, - более опасен, гораздо более опасен, чем нэпман в городе... Деревенская кулацкая верхушка с первого момента претендует не только на то, чтобы наживаться, чтобы копить, чтобы жить ростовщичеством, а с первого же момента претендует и на политическую роль, на роль организатора деревенского общественного мнения" 71 .
Конкретных предложений "новая оппозиция" на этой стадии своего оформления не делала; какая именно политика должна прийти на смену критикуемой, она не указывала, и Бухарин был совершенно прав, когда в одной из своих речей того времени указывал, что в основе ее поведения лежит "скепсис и только скепсис" 72 -неверие в возможность достигнуть каких-либо успехов в деле строительства без помощи мировой революции, в близкий приход которой они тоже не верили. Тем острее становились нападки Зиновьева и Каменева на официальную политику диктатуры в тех пунктах, где диктатура старалась идти на дальнейшие уступки крестьянству, особенно на попытки теоретического обоснования этой политики, на попытки доказать, что, проводя политику уступок, коммунисты, стоящие во главе правительства, продолжают политику Ленина. А так как на эти темы чаще и больше других писал и выступал Бухарин, который не только по своей писатель-ской манере был склонен заострять формулировки, но и по методу мышления отличался большей, чем другие коммунистические авторы, независимостью мысли, очень скоро именно Бухарин стал центральной мишенью всех нападок 73 .
Очень скоро под свою политическую критику "новая оппозиция" стала пытаться подводить "социологический" фундамент и перешла к теме, которая всегда была наиболее чувствительной для диктатуры, к теме классового перерождения советской власти и коммунистической партии. Если в печать этот вопрос выносили лишь одним краешком, указывая на идущий процесс "затопления нижних этажей советской власти мелкобуржуазным крестьянством" (Каменев), то за кулисами открытой политической борьбы, на закрытых совещаниях единомышленников, в частных беседах с сочувствующими ближайшие оруженосцы Зиновьева шли много дальше и утверждали, что "мелкобуржуазная стихия" деревни не только "затопила" государственный аппарат, но и уже подчинила себе аппарат партийный. До нас дошли записи разговоров, которые вел на эти темы П. Залуцкий, тогда член ЦК и один из секретарей партийной организации Ленинграда при Зиновьеве, видевший в 1925 г. основную беду в том, что "государственный аппарат пленил ЦК партии, и давит на него и диктует ему свою политику". Он пояснял:
"В Москве громадный слой государственных чиновников, масса новой и старой буржуазии. Все это давит на нашу партию, создает в ней общественное мнение. Не мы ведем за собою чиновничество, а оно вместе с буржуазией определяет наше сознание" 74 .
Сам Залуцкий был средним большевиком из рабочих, без оригинальных мыслей (от него остались две-три небольшие брошюрки, сам он погиб в годы "ежовщины"). Мысли, которые он высказывал в таких разговорах, были явно не его собственные: так думали руководители ленинградской организации того времени, и имению в них, в этом примитивном "социологическом обосновании", следует искать ключ для понимания "новой оппозиции".
Зиновьев и Каменев, поскольку они отказывались от прямой постановки вопроса о смещении Сталина за те особенности его натуры, про которые писал Ленин в своем завещании, и сделали попытку свой спор с ним вынести перед общественным мнением партии как спор политический, необходимо должны были считаться с настроениями своего окружения, а в этом окружении наиболее влиятельную группу составляла верхушка партийной организации Ленинграда. Эта верхушка была настолько влиятельна для "новой оппозиции", что последнюю тогда вообще часто называли "ленинградской оппозицией".
Но в Ленинграде процесс перерождения партийной организации в бюрократический аппарат в силу ряда условий начался раньше и проходил более быстрыми темпами, чем где-либо в других местах страны. В соответствии с этим здесь раньше и острее выявился основной антагонизм между коммунистами, занятыми в партийном аппарате, и коммунистами из аппарата государственного. Верхушка партийного аппарата здесь тем охотнее козыряла фразами о "перерождении" государственного аппарата, чем дальше зашел процесс ее собственного бюрократического перерождения. "Отрыв от масс" в партийной организации Ленинграда для ее верхушки был более резким, чем в других местах страны. Парадных конференций там созывалось много (последняя "зиновь-евская" конференция декабря 1925 г. была двадцать второй по счету, т. е. в среднем по три в год), обставлялись они весьма торжественно, решения неизменно принимались единогласно, особенно любил Зиновьев форму "открытых писем" то к Троцкому, то к Московской организации, то к партии вообще, но за этим парадным фасадом скрывалась далеко не прочная стройка. Все держалось на приказах сверху, которые проводились партийным аппаратом. Порядки, царившие тогда в ленинградской организации, Бухарин назвал "соединением демагогии с фельдфебельскими методами управления партией" 75 . Но нигде их сочетание не выносилось наружу в такой вызывающей форме, как в "вотчине Зиновьева". При этом весь пафос фельдфебельской демагогии был направлен против государственного аппарата, т. е. против людей, которые хорошо видели механику грубой инсценировки. Залуцкий лишь повторял те фразы, которые были общими местами для всего окружения Зиновьева.
Социальный строй складывающегося тогда нового советского общества, на который пыталась опереться "новая оппозиция", был тем же самым слоем, выразителем настроений которого стремился стать и Сталин. Но последний к своей цели шел более осторожно, старательно подготавливая каждый свой шаг на этом пути, тщательно проверяя кадры, которые должны были стать его опорой. Зиновьев был много более опрометчив. Верхушка партийного аппарата, правда, с ним была тесно связана, но опоры в широких кругах членов партии он не имел, Широкими симпатиями здесь не пользовался. В этих условиях выиграть он не мог.
В конечном итоге всей своей стратегией и тактикой "новая оппозиция" не только не ослабляла положения Сталина, не только не способствовала созданию единого фронта всех противников организационной политики последнего, а, наоборот, окончательно расколола верхушку "старой гвардии" большевизма, которая только одна, при условии ее солидарного выступления, еще могла в тот момент свалить Сталина на путях внутриорганизационного решения. Последнему оставалось только пожинать плоды "неумной дипломатии" (выражение Сталина) своих противников и, содействуя обострению спора между ними, сталкивая лбами фельдфебельскую демагогию "новой оппозиции" с "укрывателями кулаков" из группы Рыкова, создавать себе положение "третьей силы", которая не отождествляет себя ни с одной из спорящих сторон, а стоит над ними обеими, видит слабые стороны каждой из них и выступает в роли верховного арбитра, защищающего интересы партии как целого против всех, кто оказывался повинным в ошибках и "уклонах"... Именно так себя Сталин и (повел, и его выступления на Четырнадцатом партийном съезде в декабре 1925 г. закрепили за ним положение верховного арбитра.
Окончательное поражение Зиновьева и Каменева в борьбе за власть после 14 съезда
Но поражение, которое Сталин нанес своим противникам в 1925 г., было поражением не только "новой оппозиции" На Четырнадцатом съезде, по существу, было предрешено и поражение крестьянофильской группировки Рыкова-Бухарина-Томского, хотя они на этом съезде формально были в лагере победителей, и хотя именно они вынесли на своих плечах главную тяжесть борьбы против Зиновьева и Каменева. Что было для них всего хуже, это тот факт, что они поражение потерпели, даже не развернув своих знамен, не сделав попытки произвести мобилизацию сочувствующих, не дав отчетливой формулировки своей позиции в тех пунктах, где она обособлялась от позиции Сталина, который, открыто выступая в качестве их друга и союзника, на деле был их злейшим врагом и делал все, чтобы подорвать их влияние, ведя подкопы под их позиции всюду, где он только имел к тому возможности. Это поражение было прежде всего поражением идеологическим по центральному вопросу, который как раз тогда стал стержнем для всей внутрипартийной борьбы, а именно, по вопросу о "социализме в одной стране".
Биографы Сталина совершенно правильно этому вопросу уделяют много внимания, но борьбу вокруг него они неправильно рисуют, как борьбу между Сталиным, с одной стороны, и его противниками из лагеря Троцкого, Зиновьева, Каменева, с другой. Происхождение и существо спора много более сложно и разносторонне и только на фоне этой разносторонности становится полностью понятным все его действительное значение для судеб диктатуры.
Вопрос о возможности построения социализма в одной стране, без победы социалистической революции в других странах, впервые стал предметом споров еще в период первой дискуссии о троцкизме в 1923-1924 гг., когда Сталин был членом "триумвирата" вместе с Зиновьевым и Каменевым. Все они ответ на этот вопрос давали отрицательный. Сталин не отличался от других. В апреле 1924 г. в первом издании своей основной работы "Об основах ленинизма", он писал:
"Для свержения буржуазии достаточно усилий одной страны - об этом говорит нам история нашей революции. Для окончательной победы социализма, для организации социалистического производства усилий одной страны, особенно такой крестьянской страны, как Россия, уже недостаточно, для этого необходимы усилия пролетариев нескольких передовых стран" 76 .
В этот период Сталин смотрел на вопрос так, как на него смотрели тогдашние его союзники. С самого начала иной - положительный - ответ на этот вопрос давал Бухарин, который этот свой положительный ответ связывал с мыслями, развитыми Лениным в его пяти последних статьях и особенно в статье "О кооперации" (январь 1923 г.). В тот последний период своей жизни Ленин думал только над одной проблемой: какой должна быть политика диктатуры, чтобы не допустить крушения советской власти? Именно в этой связи Ленин пересматривал вопрос о роли крестьянства в деле построения социалистического строя. Анализируя положение страны, Ленин приходил в выводу, что "мы" имеем "все необходимое для построения полного социалистического общества" и имеем объективную возможность его построить при одном обязательном условии" если советское правительство будет так строить свою политику, что союз между рабочими и крестьянами будет сохраняться и крепнуть Рычагом этого союза, по мысли Ленина, может и должна стать кооперация, ибо, как
Формулировал тогда Бухарин мысли Ленина, "кооперативный строй в наших условиях это социализм" 77 . Позднее Бухарин показал, что все пять последних статей Ленина внутренне связаны между собой заботой о сохранении союза с крестьянством и являются в целом "политическим завещанием Ленина". К этому необходимо добавить, что с этим политическим завещанием Ленина внутренне связано и то его завещание организационное, в котором он требовал удаления Сталина с поста генерального секретаря: единственная политическая мысль, введенная Лениным в это организационное завещание, - мысль о необходимости союза с крестьянством.
Бухарин раньше других - первым и едва ли не единственным из всех участников споров 1923-1925 гг. - начал давать положительный ответ на вопрос о возможности построения социалистического общества в одной России, без помощи мировой революции. Но делать это он мог только потому, что путь к этому социализму, а в значительной мере и само содержание социалистического общества, он стал рисовать себе существенно иным, чем все большевики предшествующих лет. В тогдашних спорах взгляды Бухарина порою называли неонародническими, в них видели элементы типичного народнического отношения к крестьянству. В известном смысле это правильно Бухарин, несомненно, тратил много усилий на преодоление антикрестьянских тенденций, которые были весьма влиятельны во всем марксистском лагере русского социализма, не только у большевиков, но и у меньшевиков, а всего, быть может, значительнее в "легальном марксизме" П. Б. Струве и др. Но основное, что характерно для выступлений Бухарина этого периода, это определенно намечающаяся уже тогда его тенденция вернуться к общегуманистическим основам классического социализма. Отталкивание от гуманизма, который накладывает идейные путы на стихию революционного разрушения, требуя введения революционной ломки в рамки соблюдения элементарных прав человека, в предшествующий период, в эпоху борьбы большевиков за власть и в годы гражданской войны, у Бухарина выступало едва ли не с большей силой, чем у кого-либо другого из значительных представителей большевистского лагеря. Теперь он раньше других и смелее других в этом лагере начал думать о необходимости возвращения к основам гуманизма Анализ работ этих лет не оставляет места для сомнения в том, что у него уже тогда начали складываться те концепции, которые позднее он развил в печати как теорию "пролетарского гуманизма"
Ту же формулу - "социализм в одной стране" - с конца 1924 г. начинает употреблять и Сталин, но содержание в нее он вкладывает совершенно иное: у него никогда в высказываниях на эту тему не звучали ни крестьянофильские, ни вообще гуманистические ноты. Вопрос он ставит всегда в иной плоскости, внимание своей аудитории всегда концентрирует на других сторонах проблемы.
В середине 1920-х гг., когда шли главные споры по вопросу о возможности построения социализма в одной стране, Сталин ни разу не сделал даже попытки проанализировать обстановку, чтобы показать, какие именно элементы ее позволяют ему считать построение социализма в России возможным, никогда и нигде не указывал, на какие именно социальные силы при этом можно опереться. Свой вывод он вообще не обосновывает, не доказывает, а декретирует: "Мы можем построить социализм". "Упрочив свою власть и поведя за собой крестьянство, пролетариат победившей страны может и должен построить социалистическое общество" 78 . Его интересует совсем другая сторона проблемы: он старается вдолбить в голову своих читателей и слушателей, что, при наличии "диктатуры пролетариата", "мы" имеем все возможности своими собственными силами преодолеть "все и всякие внутренние затруднения", имеем все возможности справиться со всеми внутренними противниками. Именно в этом для Сталина подлинное существо проблемы построения социализма в России- в технической возможности подавления сопротивления крестьянства, в возможности заставить деревню подчиниться решениям, принятым диктатурой.
Для аудитории, которая тогда, зимою 1924-1925 гг., видела Сталина, выступавшим рядом с Бухариным и произносившим некоторые из тех формулировок, которые были характерны для концепций последнего, не могло не казаться, что она имеет дело, если не с единомышленниками, то во всяком случае с людьми которые заключили союз "всерьез и надолго". Нет никакого сомнения в том, что именно такое впечатление в те месяцы "Сталин стремился создавать. Тогда это было ему выгодно и полезно. Тем важнее подчеркнуть, что и тогда между построением социализма по Бухарину и построением социализма по Сталину не было ничего общего: по Бухарину партия, поскольку речь идет о внутренней политике, должна была взять курс на десятилетия органического кооперативного строительства и культурной работы, все время, в каждом своем действии стараясь "зацепиться за частнохозяйственные интересы крестьянина", и идя навстречу этим интересам, в то время, как план Сталина, освобождая партию от обязанности заботиться об интересах международного коммунистического движения, по существу, начинал расчистку идеологического пути для подготовки принудительной коллективизации. Теория "социализма в одной стране" по Сталину стала алгебраической формулой, обосновывавшей право партийной диктатуры на безграничное применение внеэкономического насилия в отношении крестьянства, если только она имеет достаточно физических сил для успешного проведения этого насилия.
Союз Сталина с крестьянофилами
Тщательность, с которой взвешены все формулировки печатных высказываний Сталина по этому вопросу в те месяцы, не оставляет места для сомнений в том, что он превосходно понимал различие своей позиции от позиции Бухарина. На союз с последним и с "крестьянофилами" вообще он пошел с заранее обдуманным намерением обмануть союзников. Видимость союза с "крестьянофилами" Сталину тогда была необходима ввиду трудности положения, в которое он попал в период ликвидации "триумвирата". Кризис последнего в плоскости личных отношений совпал с большим кризисом политического руководства, которое переживала верхушка диктатуры. Чистка вузов, которую проводила диктатура зимой 1923-1924 гг., не стояла изолированно. Она скрещивалась с первой попыткой "обуздать НЭП" и в особенности подтянуть деревню. Политику эту вел "триумвират", но движущей силой был Сталин.
Летом 1924 г. стало ясным, что политика эта потерпела жестокое банкротство, особенно в деревне. Восстание в Грузии в августе-сентябре 1924 г. было по личным директивам Сталина потоплено в крови, но в этом; восстании были элементы, которые вызывали длительную тревогу в Кремле: после того, как восстание рабочих в промышленных центрах Грузии было подавлено, деревня в течение нескольких недель продолжала оказывать упорное, местами даже ожесточенное сопротивление. Расследование о причинах восстания, проведенное по свежим следам, показало, что в его размахе большую роль играли факторы не только национальные, но и социальные, и важнейшим среди них было недовольство крестьянства деревенской политикой советской диктатуры.
Пленум ЦК, собравшийся в октябре, подводил итоги. Выяснилось, что грузинские настроения не стоят изолировано, что тревожные сигналы о растущем недовольстве деревни приходят отовсюду. Сталин в своем докладе огласил письмо секретаря Гомельского комитета партии, который сообщал о массовых отказах крестьян выбирать окладные листы для заявлений о налогах. "Такие же сообщения, - прибавлял он, - имеются в ЦК из Сибири, Юго-Востока, Курской, Тульской, Ульяновской и др. губерний". Отовсюду сигнализировали, что недовольство в деревне повсюду нарастает и обостряется. "Настроение на местах у наших работников, - обобщал Сталин, - неважное. Деревня представляет взбудораженный улей" 79 .
Пленум проходил под впечатлением этой информации Официальное сообщение о нем, напечатанное в газетах, ни в малой мере не отражало атмосферы, которая царила на пленуме, но во время фракционных споров последних лет об этом пленуме было рассказано немало интересных подробностей. Восстание в Грузии сравнивали с восстанием 1921 г. в Кронштадте и говорили о необходимости изменения политики в деревне, если не (желать повторения их по всей стране. За изменение политики и за "поворот лицом к деревне" высказались не только Зиновьев с Каменевым, но и Троцкий, у которого в 1924 г. вообще проскальзывали нотки стремления сблизиться с группой Рыкова: в интервью, которое он дал В. Резвику летом 1924 г., еще до восстания в Грузии, он не только поддерживал хозяйственную политику Рыкова, но и самым решительным образом критиковал "триумвират" за его тогдашний курс на ограничение НЭПа. Он не скрывал своего расхождения с Рыковым по вопросам внешней политики, но тем определеннее подчеркивал, что НЭП спас страну и что он готов к лояльному сотрудничеству на базе НЭПа в области хозяйственного строительства. Дипломатом Троцкий никогда не был, в людях он разбирался слабо, внутрипартийной политики, необходимо связанной с интригами, вести не умел да и не хотел. Тем увереннее можно было быть, что свое обещание лояльного сотрудничества он выполнит.
Последний этап политики "триумвирата" с попытками урезать НЭП на пленуме был подвергнут суровой критике, и ни для кого не было секретом, что главная ответственность за него ложится на Сталина. "Крестьянофильская" группировка, находившаяся тогда, правда, в стадии оформления, но уже тогда ведшая решительную борьбу за расширение НЭПа в деревне, всеми рассматривалась как доказавшая свое умение правильно разбираться в обстановке. Именно на этом пленуме была намечена в ее основе та линия, которая определила политику диктатуры на ближайший период, и которая наиболее полное официальное выражение нашла в резолюциях Четырнадцатой общепартийной конференции (апрель 1925 г.) и Третьего съезда Советов. Не только был понижен сельскохозяйственный налог, но и установлены льготы "по сдаче земли в аренду, по найму рабочей силы и т. д. Шла речь о закреплении за крестьянами на ряд лет тех земельных участков, которые находились в их пользовании. Партия поворачивалась "лицом к деревне".
В этой обстановке создавалась вполне реальная возможность образования прочного большинства на верхушке диктатуры для работы в направлении расширения НЭПа, причем эта политика легко могла повести к политической изоляции Сталина, положение которого, к тому же, было крайне осложнено острыми нападками на него многих грузинских большевиков, резко обвинявших его за политику в Грузии. В этом контексте и следует рассматривать тот крутой поворот в крестьянской политике, который сделал Сталин. Если б Сталин тогда открыто выступил против политики уступок "частнохозяйственным интересам крестьянина", с защитою политики, которую он проводил в 1924 г. и к которой вернулся в 1928 г., переломить настроения он ни в коем случае не смог бы. Курс "лицом к деревне" был бы все равно взят. Теперь же, делая видимость своего перехода в лагерь союзников "кресть-янофильского" крыла партии и повторяя за другими критику своей собственной вчерашней политики, едва не приведшей к новому Кронштадтскому восстанию, Сталин не только приносил им с собою в качестве приданого весь груз личных конфликтов, накопившихся за последние годы, но и получал возможность саботировать их успехи изнутри. Это был типичный пример сталинского "гнилого компромисса" с заранее обдуманным намерением обмануть своего противника, назвавшись его союзником.
Итоги борьбы Сталина с Зиновьевым и Каменевым
В критические дни после смерти Ленина Зиновьев с Каменевым спасли Сталина. Втроем они составляли "триумвират", в русском просторечии "тройку", который перед тем, в течение полутора-двух предшествовавших лет, начиная с первого удара у Ленина, был верховным органом власти в стране, действуя в качестве исполнительной комиссии Политбюро. По замыслу, ведение большой политики должно было лежать на Зиновьеве и Каменеве (Зиновьев - председатель Коминтерна, Каменев - заместитель председателя Совнаркома), Сталину была намечена роль исполнителя по линии партийного аппарата. Его хотели использовать как рабочую силу. На практике отношения сложились совсем по-иному. Сталин оказывал решающее влияние на большую политику "тройки". Зиновьев и Каменев были заняты работой в других местах (Зиновьев, помимо всего прочего, был председателем Ленсовета и должен был много времени проводить в Ленинграде). Сталин постоянно сидел в помещении ЦК партии, где была штаб-квартира "тройки", присвоил себе функции секретаря-распорядителя последней и ставил остальных перед совершившимися фактами. Его власть росла, и он с такой напористостью продвигал себя на роль центральной фигуры всей вообще машины диктатуры, что Зиновьеву с Каменевым и раньше, до смерти Ленина приходилось вырабатывать разные инструкции, чтобы умерять аппетиты "генсека".
Завещание Ленина нанесло удар престижу Сталина, и нет сомнений, что Зиновьев с Каменевым, спасая Сталина, были уверены, что теперь-то они будут держать его в своих руках. Есть основания полагать, что Сталин дал даже им какие-то обещания. Если так, то это один из самых удачных "гнилых компромиссов" в его биографии.
Сталин, несомненно, понимал, что от его поведения в эти дни зависит весь его авторитет как раз в тех кругах, которые были для него особенно важны, - в кругах партийных "середняков", которыми как раз в это время он заполнял аппарат партии, как. в центре, так и на местах. Именно в этой среде Сталин вербовал своих сторонников. Отбор их он производил не на основе той или иной политической платформы и не по идеологическому признаку. Вопросы идеологии играли решающую роль при формировании других фракций. Сталин шел иным путем: он искал людей, которые волю к власти сочетали бы с умением смотреть в глаза действительности. Споры других фракций о политике были в их основе поисками такой политической линии, которая в той или иной мере примиряла бы страну с диктатурой и могла бы обеспечить последней поддержку тех или иных слоев населения. Сталину нужны были люди не строившие себе таких иллюзий. Они знали, что народ в огромной массе против них, против, их политических и особенно хозяйственных экспериментов, и что если снять со страны железные обручи диктатуры, то компартии при всякой ее политике придется скоро распрощаться с властью. Держаться у власти она может только путем насилия, а для проведения политики насилия против огромного большинства населения страны необходимо превратить партию в железный кулак, скованный суровой дисциплиной и подчиненный единой воле. Внутрипартийные вольности былых лет, право свободной критики, право иметь свое собственное мнение и т. д. - все это они готовы были принести в жертву во имя сохранения диктатуры и искали вождя, который был бы способен пускать этот кулак в действие в нужные моменты и с нужным умением.
Завещание Ленина на них произвело впечатление, так как исходило от Ленина, который их привел к власти и которого они поэтому привыкли слушаться. В дни оглашения завещания они проголосовали бы, конечно, против Сталина, но были рады, когда Зиновьев и Каменев дали им предлог не выполнять волю умершего. По существу же, деяния, которые Ленин ставил в вину Сталину, в их глазах не имели особенного значения: грубость они легко прощали Сталину, так как этой грубости было много во всей работе террористического аппарата диктатуры, а оттуда она не-могла не проникать и в быт диктаторов, тем более, что Сталин тогда ее умело маскировал под плебейское запанибратство; его умение интриговать многим из них даже импонировало, так как в нем часто видели способ самозащиты против интеллигентов, людей с хорошо привешенными языками, но с малым пониманием реальной действительности. Все эти обвинения им должны были казаться мелочами по сравнению с теми огромными трудностями, которые поднимались перед каждым из них в процессе повседневной работы на местах и значение которых для интеллигентов-идеологов", по мнению коммунистов-"практиков", оставалось скрытым за старыми книжными формулами.
17 июня 1924 г. Сталин впервые выступил открыто против Зиновьева и Каменева в речи, произнесенной им на одном из закрытых заседаний. Тот факт, что речь эта с сохранением всех выпадов против Зиновьева и Каменева уже 19-20 июня появилась в "Правде", показывал, что речь шла о заранее продуманном нападении, и что Сталин уже имел весьма влиятельных новых кандидатов в союзники внутри Политбюро, так как напечатать такую статью в "Правде" он мог только при помощи Бухарина, главного редактора газеты. Статья действительно стала весьма значительным этапом в биографии Сталина и в общей политике ВКП(б).
В этой речи Сталин, прежде всего, впервые высказал претензию на роль единственного полномочного толкователя взглядов Ленина. Взятое под этим углом зрения выступление Сталина, несомненно, стояло в связи с имевшим место всего лишь за несколько дней перед тем выходом в свет первого издания его очерков "Об основах ленинизма", очерков, которые, как известно, до конца оставались главным "теоретическим трудом" Сталина и занимают центральное место во всех изданиях его "Вопросов ленинизма". В этих очерках Сталин дал крайне одностороннюю и узкую, но, несомненно, внутренне цельную концепцию взглядов Ленина на стратегию и тактику коммунистов в борьбе за власть (как в национальных рамках, так и в международном масштабе), и требовал, чтобы именно эта интерпретация Ленина была сделана обязательной для всей партийной пропаганды.
Но наиболее важным в этой речи было все же другое, а именно ее внутрипартийное значение: нападение на Зиновьева и Каменева было открытым заявлением Сталина о его готовности взорвать "тройку" и пойти на полную перегруппировку сил на партийной верхушке. Правда, по своей обычной системе, он еще не рвал окончательно связей и со своими прежними коллегами по "тройке", еще сохранял возможность совместной работы и с ними (и поэтому пошел на компромиссное улаживание данного конфликта). Но открытое предупреждение о своей готовности пойти на соглашение с принципиальными противниками политики, которую вела "тройка", им уже было сделано. В своей речи он подчеркнул, что формулировка Зиновьева существенно отличается от формулировок Ленина, который учил, что распределение функций
В диктатуре должно быть иным: "Советы осуществляют диктатуру, а партия руководит Советами". А это было как раз то, чего добивались противники "тройки" внутри Политбюро, боровшиеся против диктатуры партийного аппарата над аппаратом советского правительства.
Примечания:
44 Троцкий Л. Моя жизнь. Т. 2 / Изд. Гранит. Берлин, 1930 С. 202, 178.
45 Воспоминания Б. Баженова здесь и ниже цитируются по русскому тексту // Возрождение (Париж). 1928. 13 нояб.
46 Этот эпизод рассказан Л. Троцким в его письме к сыну Л. Л. Седову // Бюллетень оппозиции. 1936. No 52-53, окт. С. 5.
47 Постановление о публикации "Завещания" было принято Пятнадцатым партийным съездом 9 декабря 1927 г., но решение это в жизнь проведено не было. Полный текст завещания был напечатан в СССР в "Бюллетенях" Пятнадцатого съезда Вып. 30. С. 35-37. Из общего издания протоколов этого съезда завещание было исключено.
48 Сталин в своей речи на пленуме ЦК и ЦКК 23 октября 192, 7 г. заявил, что завещание было "оглашено" на Тринадцатом съезде. Это утверждение неверно. На Тринадцатом съезде завещание оглашено не было - оно тогда была только доведено до сведения президиума съезда, и редакционная комиссия Пятнадцатого съезда должна была употребить более осторожную формулировку, отметив, что завещание "по желанию Владимира Ильича" было "доведено до сведения Тринадцатого съезда" (Бюллетень. Вып. 30. С. 35).
49 Эти стороны биографии Сталина, относящиеся к 1907-1912 гг., в литературе почти совершенно не освещены. Наиболее подробные указания были даны в апреле 1918 г. в связи с процессом, который Сталин возбудил против Ю. О. Мартова в связи с этими обвинениями. Нужно отметить, что даже большевистский трибунал, прилагавший все усилия для защиты Сталина, вынужден был вынести весьма мягкий приговор Мартову (порицание), но и этот приговор затем, по инициативе Свердлова, был отменен ВЦИК.
50 Ларин Ю. Рабочие нефтяного дела. (Из быта и движения 1903-1908 года). М., 1909. С. 8.
51 Макиавелли Никколо. Сочинения. Т. 1. Предисловие Л. Каменева / Изд. Академия. М., 1934. С. 11-12
52 Именно поэтому Вышинский, явно под диктовку Сталина, на суде жестоко обрушился на Каменева за его предисловие к Макиавелли (см. Вышинский А. Я. Судебные речи / Юридическое издательство. М., 1948. С. 386-387.
53 Об этом писал, в частности, Л. Заковский, в то время начальник Ленинградского управления НКВД, в кн.: Шпионов, диверсантов и вредителей уничтожим до конца / Партиздат ЦК ВКП(б). М., 1937. С. 14.
54 Рассказ П Б. Струве об его спорах с Лениным в 1894-1895 гг см. Валентинов Н. Из прошлого. Струве о Ленине // Социалистический вестник. 1954. No 8-9. С. 171.
55 Войтинский В. Годы побед и поражений / Изд. Гржебина. Берлин, 1924. Т. 2, С. 103
56 Ленин В. И. Сочинения. 2 изд. Т. 22. С. 202.
57 Об этой стороне деятельности Сталина А. И. Рыков рассказывал американскому журналисту В. Резвику (Reswick William. I dream revolution. Chicago, 1952. P. 118).
58 Например, письмо Сталина к Ленину от марта 1921 г. о "Плане электрификации", впервые опубликованное В. В. Куйбышевым (Сталин: Сборник статей к 501-летию со дня рождения / Госиздат. М., 1930 С. 33-34).
59 Reswick William. Ibid. P. 118
60 Троцкий Л. Моя жизнь. Т. 2. С. 183.
61 Краткая история ВКП(б) / Под ред. В. Кнорина. М., 1934. С. 275.
62 Ленин В. И. Сочинения. 4 изд. Т. 33. С. 428.
63 Троцкий Л. Моя жизнь. Т. 2, С. 223.
64 Дмитриевский С. Сталин / Изд. Стрела. Берлин, 1931. С. 285.
65 Троцкий в своих статьях 1939-1940 гг. рассказал один крайне важный эпизод, который, возможно, заставит историков признать Сталина убийцей Ленина не только через оскорбление его жены, но и в более непосредственном значении этого слова, убийцей-отравителем. По этому рассказу Троцкого в конце февраля 1923 г. Сталин сообщил в Политбюро о просьбе Ленина дать ему яд для самоубийства, с которой к нему якобы обратился Ленин. По словам Сталина, Ленин опасался нового удара и хотел иметь возможность в этом случае покончить с собою. Троцкий подчеркивает "загадочный и фальшивый" тон Сталина, который высказывался за удовлетворение просьбы "старика" под тем предлогом, что страдания последнего становятся невыносимыми. Троцкий высказался решительно против, Зиновьев его поддержал, и предложение Сталина отпало без формального голосования, но, как рассказывает Троцкий, его долго потом тревожил вопрос: чего, собственно, хотел Сталин? Вопрос этот действительно крайне важен, тем более, что сам факт обращения Ленина с этой просьбой к Сталину вызывает большие сомнения: в это время Ленин уже относился к Сталину без всякого доверия, и непонятно, как он мог с такой интимной просьбой обратиться именно к нему.
Этот факт приобретает особенное значение в свете другого рассказа Автор этих строк встречался с одной эмигранткой военных лет, которая в течение последнего перед войной десятилетия много скиталась по советским тюрьмам, в том числе и политическим изоляторам, где имела большое количество интересных встреч. В Челябинском изоляторе ей пришлось встретиться со стариком-заключенным, который в 1922-1924 гг. работал поваром в Горках, где тогда жил больной Ленин. Этот старик покаялся рассказчице, что в пищу Ленина он подмешивал препараты, ухудшавшие состояние Ленина. Действовал он так по настоянию людей, которых он считал представителями Сталина. В момент нашей первой встречи эта рассказчица ничего не слышала про статьи Троцкого, в то время как ряд других ее рассказов нашел позже полное подтверждение.
Если этот рассказ признать достоверным, то заявление Сталина в Политбюро, о котором рассказывает Троцкий, имеет вполне определенный смысл: Сталин создавал себе алиби на тот случай, если б стало известно о работе повара-отравителя.
66 Такими кандидатами тогда были Дзержинский, Калинин Молотов, Руд-зутак, Сокольников и Фрунзе. Лоялен Сталину был только Молотов.
67 Доклады Каменева весной 1925 г. собраны в 12-м томе его Сочинений (М., 1926). В этом томе опубликован и его доклад на Третьем съезде Советов. Этот съезд принял ряд решений, которые позднее стали объектом жестокой критики со стороны оппозиции, в том числе о предоставлении крестьянам права сдавать свой участок в аренду, о расширении прав на применение наемного труда и т. д. Очевидно, что эти постановления были приняты с ведома и согласия Политбюро.
68 Политическая позиция Троцкого по отношению к этим вопросам до 1925 г. была им сформулирована в речи, произнесенной 1 сентября 1925 г. в Запорожье (издана отдельной брошюрой: О наших новых задачах / Госиздат. М., 1925. 19 стр.) и 8 ноября 1925 г. в Кисловодске (издана брошюрой: 8 лет. Итоги и перспективы / Госиздат. М., 1926). В. Резвик рассказывает об интервью, которое ему дал Троцкий в первые дни после смерти Ленина и которое не было пропущено цензурой Сталина. В этом интервью Троцкий открыто критиковал Сталина и поддерживавших тогда последнего Зиновьева с Каменевым и давал очень высокую оценку Рыкову именно за его твердость в проведении политики в духе НЭПа, которая спасает страну от новой революции (Reswick William* Ibid. P. 78).
69 Троцкий Л. Моя жизнь. Т. 2. С. 184.
70 Reswick William. Ibid. P. 118.
71 См. доклады Зиновьева на заседании Ленсовета (Ленинградская правда. 14 и 15 апреля 1925) и на конференции работников Ленинградского военного округа (Ленинградская правда, ЭЙ июня 1925).
73 Наиболее полными сводными работами и сборниками материалов о "новой оппозиции" являются сборник: Дискуссия 1925 года: Материалы и документы / Под общей редакцией К. А. Попова с предисловием Е. Ярославского. М., 1929. XII и 390 стр., а также очерк И. Вавилина "Борьба против "новой оппозиции" в Ленинградской организации большевиков" // Красная летопись. Т. 1 (58). Л., 1934. С. 18-36. Обе эти работы, конечно, тенденциозны и дают освещение в духе статей и речей Сталина. Первоисточниками являются прежде всего газеты того времени и протоколы Четырнадцатого и Пятнадцатого партийных съездов и Четырнадцатой конференции.
74 Слова П. Залуцкого, приведенные в письме Ф. Леонова к Угланову см. в кн.: Дискуссия 1925 года. С. 11.
75 Доклад на XXIII чрезвычайной ленинградской губернской конференции / Госиздат. Л., 1926. С. 42.
76 Сталин, И. Об основах ленинизма. М., 1924. Это издание, позднее изъятое из обращения Сталиным, является первым. История изменения текста рассказана самим Сталиным (см.: Вопросы ленинизма. Ц изд. М., 1939. С. 137).
77 См.: Бухарин Н. Новые задачи в области нашей крестьянской политики // Правда. 1925. 24 апр. Он же. Путь к социализму и рабоче-крестьянский союз. М, 1925 Эти две работы Бухарина надо считать основными для понимания этой стороны его политической позиции в тот период. Обобщенную сводку своих взглядов на взгляды Ленина за последний период Бухарин дал в брошюре: Политическое завещание Ленина. М., 1929.
78 Сталин И. В. К итогам работы XIV конференции РКП (б). Доклад на собрании Московской организации 9 мая 1926 года.
79 Позиция Сталина по крестьянскому вопросу освещена в его сборнике статей: Крестьянский вопрос: Статьи и речи (М., 1924. 36 стр.). Статьи и речи на эту же тему Зиновьева см. в его сборнике: Лицом к деревне (Л., 1925).
На тот момент был одним из первых лиц партии: в его подчинении находилась Красная армия и его авторитет как организатора революции был силен.
Похороны В.Ленина, 1924 год. Кинохроника
Новость о смерти Ленина застала Троцкого по дороге в Сухум на лечение. Получив телеграмму от Сталина , Троцкий решил последовать его совету и не возвращаться в Москву для участия в похоронах.
Гроб с телом Ленина несут М. Калинин, В. Молотов, М. Томский, Л. Каменев и И. Сталин (на заднем плане крайний слева), 23 января 1924 г.
Сожалеем о технической невозможности для Вас прибытия к похоронам. Нет оснований ждать каких-либо осложнений. При этих условиях необходимости в перерыве лечения не видим. Окончательно решение вопроса, разумеется, оставляем за Вами. Во всяком случае, просим сообщить телеграфно Ваши соображения о необходимых новых назначениях
Телеграмма Сталина Троцкому в связи со смертью Ленина
В мае 1924 года было оглашено «Письмо к съезду» (известное также как «Завещание Ленина»), в котором Троцкий был назван «самым способным членом ЦК».
Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью. С другой стороны, тов. Троцкий, как доказала уже его борьба против ЦК в связи с вопросом о НКПС, отличается не только выдающимися способностями. Лично он, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК, но и чрезмерно хватающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела. Эти два качества двух выдающихся вождей современного ЦК способны ненароком привести к расколу, и если наша партия не примет мер к тому, чтобы этому помешать, то раскол может наступить неожиданно
Сталин, Каменев и Зиновьев объединили силы, чтобы избавиться от наиболее влиятельного конкурента. «Тройка» на большевистских собраниях и в печати обвиняла Троцкого в искажении ленинского учения и подмене его враждебной идеологией - «троцкизмом». В течение 1924 года Троцкий стал постепенно терять контроль над армией и утрачивать политическое влияние. Сталин, пользуясь полномочиями генерального секретаря, сосредоточил в руководстве партии наиболее лояльных себе людей. В начале 1925 года Троцкий был лишен руководства армией.
Это решение было тщательно подготовлено предшествующей борьбой. Наряду с традициями октябрьского переворота, эпигоны больше всего боялись традиций гражданской войны и моей связи с армией. Я уступил военный пост без боя, даже с внутренним облегчением, чтобы вырвать у противников орудие инсинуаций насчет моих военных замыслов
Троцкий Л.
«Моя жизнь»
В «тройке» Сталин-Каменев-Зиновьев в скором времени начался раскол. В 1926 году Троцкий формирует оппозицию и вместе с Каменевым и Зиновьевым начинает открыто выступать против сталинской линии.
«Оппозиционная платформа» стала со всех фронтов критиковать официальную линию партии.
Зиновьев и Каменев оказались вынуждены повторять по частям критику оппозиции и вскоре были зачислены в лагерь «троцкистов»… Они приняли основы нашей платформы. Нельзя было при таких условиях не заключить с ними блока, тем более, что за их спиною стояли тысячи ленинградских рабочих-революционеров
Обстоятельства политической борьбы, развернувшейся в высших политических кругах после победы в Великой Отечественной Войне, практически остаются малоизвестными современному обществу.
В ходе политических баталий не стоял вопрос о том, кто будет во главе государства: после победы над троцкистско-зиновьевской оппозицией и Бухариным позиции Сталина были незыблемы. Теперь в борьбе участвовали группировки вокруг «вождя», который, умело манипулируя людьми и руководствуясь обстановкой, выдвигал на ведущие позиции тех, кто был ему выгоден.
Первый звонок к начавшемуся вскоре переделу сфер влияния прозвенел в октябре 1945г., когда со Сталиным случился инсульт. Его заместителем на время реабилитации после болезни стал В. М. Молотов, занимавший пост наркома иностранных дел. Он был старым партийцем, преданным делу коммунистического строительства и верным соратником Сталина.
Поскольку еще раньше Сталин стремился не допустить усиления кого-то из фаворитов, то и во время болезни все вопросы государственного правления Молотов был вынужден решать после совещания с другими членами так называемой «четверки» - Маленковым, Берией и Микояном.
Однако Молотов допустил две роковые ошибки за короткое время своего правления, которые ослабили его позиции среди высших руководителей государства. В ноябре 1945г. Молотов дал санкцию газетам опубликовать выдержки из интервью Черчилля, в котором английский политик признавал большую роль Советов и лично Сталина в победе над нацизмом. Сталин был в гневе, поскольку «восхваление это нужно Черчиллю, чтобы успокоить свою нечистую совесть и замаскировать свое враждебное отношение к СССР», а публикация таких фрагментов является «угодничеством перед иностранцами». Второй, более существенной ошибкой, стала попытка поднять «железный занавес», разрешив западным журналистам отправлять корреспонденцию из Москвы без дополнительной цензуры. Такой шаг был встречен на Западе с понимаем и одобрением, однако уже вскоре в некоторых западных газетах прозвучали предположения, что больной Сталин более не способен управлять Советским Союзом, а реальная власть находится отныне в руках Молотова.
После того, как Сталин узнал о факте таких публикаций в западной прессе, влияние и позиции Молотова были сведены на нет. Сталин написал «четверке» две телеграммы, в которых жестоко обличал недальновидность Молотова и потворство «тройки». Теперь старая, связанная пуповиной с революцией, гвардия большевиков, лидером которой был Молотов, отошла на второй план. Отныне за реальную власть боролись другие люди.
Во главе первой группировки стали Г.М. Маленков и Л.П. Берия. Маленков был видным партийным деятелем и занимал ключевой пост в аппарате ЦК - заведующего Отдела руководящих парторганов. Выгода этой должности, как и раньше позиция Сталина в ходе борьбы за власть в конце 20-начале 30-х.гг., состояла в тесной связи с партийным аппаратом, которым можно было манипулировать при решении соответствующих политических задач. Берия же руководил НКВД.
Берия и Маленков в силу служебных обязанностей тесно взаимодействовали с 1938г., что позволило им впоследствии максимально политически сблизиться. И хотя после Пленуме ЦК ВКП (б) в марте 1946г. Маленков вроде бы достиг большой власти, но уже через два месяца в результате политических интриг он начал терять влияние и утратил все ключевые посты. Такая же судьба ждала Берию. Это было связано в первую очередь с тем, что после войны Сталин постарался «осадить» генералитет и в первую очередь самого влиятельного маршала - Жукова. Но он не забыл и тех, кто «курировал» генералов в тылу. Ослабление группировки Маленкова-Берии было неизбежно связано с усилением другого видного партийца и соперника Маленкова - А.А. Жданова.
После убийства С.М. Кирова, которое стало поводом для больших чисток 30-х гг., на вершину партийной организации в Ленинграде взошел Жданов. В 1939г. он стал членом Политбюро. Вокруг него образовалась целая группа влиятельных лиц, которые с 1946-1949гг. занимали ключевые посты в СССР, среди которых в первых рядах значился талантливый экономист, руководитель Госплана и первый заместитель Председателя Совмина Н.А. Вознесенский, а также видные партийцы - А.А.Кузнецов и М.И. Родионов. Особенно важным в партийной борьбе был Кузнецов, который занимал важнейший пост в аппарате - начальника Управления кадров ЦК. Он лично контролировал деятельность спецслужб, репрессивных органов и юстиции. Группа Жданова-Вознесенского по сути контролировала верхушку властных структур СССР. Есть все основания полагать, что в эти годы Сталин видел в Жданове или Вознесенском возможного преемника. 
В отличие от Вознесенского и Кузнецова Жданов был публичной фигурой, поскольку его непосредственной функцией было формирование партийной идеологии. Именно с его именем связаны скандальные «культурные» постановления. В августе 1946г. вышло постановление «О журналах «Звезда» и «Ленинград», в результате которого под градом критики оказались Зощенко и Ахматова. Позже началось «развенчание» профессуры и композиторов, в первую очередь Прокофьева и Шостаковича. Но «счастье» ленинградской группы было недолгим. 30 августа 1948г.
О привязанности главного идеолога партии Жданова к алкоголю было хорошо известно. Это сказалось на постоянных проблемах с сердцем и гипертонией. В августе 1948г. Жданов скончался.
После смерти идеолога вновь усилились позиции группы Маленкова-Берии. Маленков вернул себе пост начальника Управления кадров. Теперь он находился в открытой конфронтации с Вознесенским, поскольку они оба считались возможными наследниками «вождя». Но в этой борьбе Маленков смог надавить на самое уязвимое место «ленинградской группировки».
Сталин был ярым борцом с любой фракционностью в партии. По его мнению, сила ВКП (б) заключалась в четко выраженном и поддерживаемом всеми членами партии магистральном пути. А поскольку все основные члены группы Жданова-Вознесенского были выходцами из ленинградской парторганизации, то у Маленкова были все основания указать Сталину на возможную внутрипартийную оппозицию. «Вождь», видимо, сам был не вполне доволен растущим влиянием ленинградской группы на всех фронтах, поэтому позволил начать расследование.
В феврале 1949г. Политбюро занимался обсуждением вопроса «об антипартийных действиях» «ленинградцев», после чего в «оппозиционный» город был отправлен Маленков. В результате допросов, проходивших при помощи хорошо известных всем способов, ему удалось выбить показания, что в городе бушевали «английские шпионы» и «великодержавные шовинисты». Это позволило накрыть всю ленинградскую группу. Сразу были арестованы Кузнецов, Родионов, Попков и другие видные партийные деятели. Одновременно были предъявлены явно надуманные обвинения Вознесенскому о намеренном искажении отчетности и утере документов Госплана. Отныне официально дело ленинградской партгруппы и дело Госплана были объединены. После крайне жестоких пыток родственников и друзей «подозреваемых» были добыты все необходимые показания. 1 октября 1950г. был оглашен приговор, заранее утвержденный Сталиным: Вознесенского, Кузнецова, Родионова и их ближайших сподвижников приговорили к расстрелу. Примерно через час приговор был приведен в исполнение.
Внешне падение «ленинградцев» означало победу Берии и Маленкова. Но такое утверждение обманчиво. Борьба, режиссером которой был Сталин, только начиналась.
Ованес Акопян,
историк, аспирант МГУ им. М. В. Ломоносова
на фото: И. В. Сталин, А. А. Жданов, окружение Сталина - Маленков, Берия, Жданов, Молотов
Ещё в апреле 1922 г. по предложению Зиновьева и Каменева и с одобрения Ленина Сталин был назначен Генеральным секретарем ЦК РКП(б). Этот поначалу чисто технический пост был использован и превращен Сталиным в должность с высокими полномочиями. Чтобы подобрать лично ему преданные кадры, Сталин ввел практику назначения и утверждения партийных секретарей на местах вышестоящими партийными органами. За год Сталин сменил большинство секретарей губернских комитетов, подбирая угодных ему людей. Он подчинил себе весь центральный и местный партийный аппарат. Создание угодного ему аппарата сыграло решающую роль в борьбе Сталина за власть, в устранении соперничающих с ним ленинских соратников.
Ленин перенес первый приступ 25 мая 1922 г. и к работе смог приступить лишь в конце сентября. Вскоре, 16 декабря, его поразил второй приступ, и лишь с конца декабря 1922 г. по февраль 1923 г. ему удалось продиктовать свои последние статьи и «Письмо Съезду». 10 марта 1923 г. Ленина разбил полный паралич, отстранив от всякой политической деятельности.
В «Письме съезду» Ленин дал оценку близким своим соратникам. Он считал главной опасностью для единства и стабильности партийного руководства соперничество Сталина и Троцкого. Сталин «сосредоточил в своих руках необъятную власть», и Ленин не был уверен, что Сталин «сумеет... всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью». Далее Ленин рекомендовал: «Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами... становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места...».
По мнению Ленина, Троцкий - «пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК», но самоуверенный и чрезмерно увлекается «чисто административной стороной дела». Линии считал, что Каменева и Зиновьева нельзя упрекать в их ошибках во время революции, но, тем не менее, это не являлось случайностью. Бухарина Ленин назвал «ценнейшим и крупнейшим теоретиком, любимцем партии», но его теоретические воззрения очень с большим сомнением могут быть отнесены к вполне марксистским. Пятаков был человеком «выдающихся способностей, но слишком увлекающийся административной стороной дела...»
В продиктованных Лениным статьях отражается его беспокойство дальнейшей бюрократизацией партийного аппарата; указывается на необходимость укрепления союза рабочих и крестьян, единства партии и т.д. Выход он видит в подборе кадров хорошего качества, повышении авторитета ЦК, увеличении в нем рабочих, усилении контроля и др., то есть, в обеспечении субъективных факторов, с помощью которых можно преодолеть любые трудности объективного характера. Ленина резонно беспокоила проблема русской революции, так как, по его признанию, большевики захватили власть по наполеоновскому принципу: «Сначала надо ввязаться в серьезный бой, а там уже видно будет». Действительно, революция была совершена в стране, которая ни в экономическом, ни в культурном отношении не созрела для непосредственного перехода к социализму. Объявлено о диктатуре пролетариата, когда пролетариат составлял тонкий слой, о создании рабочей партии, в то время как рабочие составляли меньшинство. То есть, исходные пункты революции и строительства социализма были если не ложными, то, во всяком случае, не отвечающими задуманным целям. При отсутствии предпосылок эволюционного развития оставался путь насилия над историческим процессом. Насилие и становилось универсальным инструментом большевистской системы во всех её преобразованиях.
Сама система диктатуры пролетариата предопределила характер и суть борьбы между лидерами. Это была борьба за утверждение единоличной власти, и велась она в рамках внутрипартийных схваток, начавшихся с 1923 г. Занимая ключевую должность в ЦК, Сталин шаг за шагом укреплял свои позиции, поочередно отстраняя конкурентов. После Ленина самым авторитетным в партии был Троцкий - герой Октябрьской революции и гражданской войны. Сталин повел борьбу против него, опираясь на Зиновьева и Каменева, образовав с ними триумвират. Но Троцкий не проявлял воли к власти и способности к интригам, поэтому терял свои позиции в мирных условиях. Он полагался на свои прошлые заслуги, но пропагандистский аппарат Сталина действовал активнее.
Экономическое положение страны улучшалось медленно, крестьяне были недовольны высокими ценами на промтовары, рабочие - низкой зарплатой, и летом 1923 г. проходили забастовки рабочих в Москве, Харькове, Сормове и др. Обсудить экономическое положение мешал дефицит внутрипартийной демократии и засилье аппаратного бюрократизма. К осени в партии сформировалась левая оппозиция во главе с Троцким. 8 октября 1923 г. он направил членам ЦК и ЦКК письмо с резкой критикой партийного руководства, справедливо обвиняя его в бюрократизме и свертывании демократии. Письмо содержало и немало преувеличений. Ещё более резкие замечания содержались в «Заявлении 46-ти», полученном ЦК 15 октября. Его подписали ветераны революции - Преображенский, Серебряков, Бубнов, Сапронов, Пятаков и др. В нем говорилось, что режим, установившийся в партии, совершенно нетерпим. Он убивает самодеятельность партии, подменяя партию чиновничьим аппаратом. Столь же резко оценивалась хозяйственная деятельность ЦК. Утверждалось, что из-за некомпетентности решений ЦК экономика пришла к серьезному кризису. Прошла дискуссия, итоги которой подвело Политбюро. Оно под давлением оппозиции признало некоторые недостатки, высказалось за расширение демократии. Но уступка была лишь на словах.
Троцкий пытался наступать дальше. В начале января 1924 г. он написал брошюру «Новый курс», в которой утверждал, что никакая демократия не может произойти «сверху», партия должна взять под контроль свой аппарат, убрать тех, кто не выносит никакой критики. Расширив границы дискуссии, он намекал на перерождение старой партийной гвардии, призывал ориентироваться на молодежь и в первую очередь на учащуюся молодежь, которая должна быть «важнейшим барометром партии». В начавшейся новой дискуссии оппоненты обвиняли Троцкого в попытке противопоставить аппарат всей партии и создать в ней фракцию, отвергали тезис о перерождении руководства. Дискуссия показала значительное влияние левой оппозиции в партии. Но в целом она понесла поражение: XIII партконференция в январе 1924 г. осудила её как мелкобуржуазный уклон в партии.
1924-й год для Сталина был решающим в его восхождении к власти. Им было проявлено редкое коварство и способность к интригам при организации похорон Ленина и обсуждении на XIII съезде ленинского «завещания». Несмотря на секретность «Письма съезду», Сталин сразу же узнал о его содержании и с помощью Зиновьева и Каменева смог нейтрализовать предложение Ленина о перемещении его с должности генсека. Письмо должно было обсуждаться на XIII съезде партии 23-31 мая 1924 г. Накануне открытия оно было рассмотрено на пленуме ЦК, который принял решение не будоражить участников съезда и не зачитывать им «завещание» Ленина, на чем настаивала Крупская. Было заявлено, что опасения покойного вождя относительно Сталина не оправдались. Против переизбрания Сталина генсеком голосовали Троцкий и некоторые его сторонники. Так воля вождя была попрана, обсуждение «Письма съезду» превратилось в неприкрытый фарс: его зачитывали не на пленарном заседании, а лишь внутри отдельных делегаций, сопровождая комментариями Каменева и Зиновьева. Эти двое активно помогли Сталину удержаться на посту, укрепляя единоличную власть будущего своего палача. А «Письмо съезду» уже тогда проникло на Запад и было опубликовано, в СССР оно обнародовано лишь в 1956 г. после XX съезда КПСС.
Русский народ, обретший в лице Ленина нового самодержца, с его смертью остался без царя. Как видно, появление нового самодержца не заставило долго ждать. Избрание Сталина генсеком было первым шагом, следующими шагами в укреплении его единоличной власти станут авторитет покойного вождя и канонизация его учения, используемые в корыстных целях «учеником». Для этого Сталин взял на себя роль единственного защитника и толкователя идей Ленина, что сделало генсека неуязвимым в борьбе за власть. Сталин смог задержать Троцкого на юге, указав в телеграмме неточную дату похорон Ленина. Именно тогда, 26 января 1924 г., на II съезде Советов Сталин сделал решающий шаг к тому, чтобы его признали «продолжателем Ленина». Он выступил в полурелигиозной форме, в форме торжественной клятвы партии умершему вождю, хотя никто не уполномочивал его приносить клятвы от имени партии. Семь раз прозвучало из уст «невысокого, малозаметного на людях, рябого человека за трибуной» слово «клянемся»: хранить единство партии как зеницу ока, укреплять диктатуру пролетариата, союз рабочих и крестьян, союз республик, Красную Армию, Красный Флот, Коминтерн.
Далее Сталин возглавил дело канонизации учения Ленина. Ленин и ленинизм, писал Д.Волкогонов, «превращались в псевдорелигию, в свод революционных догматов, сознательное нарушение которых... каралось смертью... Первые кирпичи в здание умопомрачительного идолопоклонства закладывались вместе со смертью Ленина: языческий мавзолей, тысячи памятников идеологического идола, миллионы томов «святоши ада», замусоренное догматами общественное сознание. Сталин, придавив Ленина мраморным могильником, монополизировал его наследие». Сталин укреплял посмертный культ вождя, потому что он нужен был Сталину как орудие власти. Теперь и доказывать было не нужно, достаточно приводить ленинские цитаты, чтобы обосновывать тезис об обострении классовой борьбы, необходимости коллективизации, социальной природе «врагов народа», любой другой вопрос.
Как «защитник» и «толкователь» ленинизма, Сталин сделался и «теоретиком». Он комментировал, разъяснял и «развивал» Ленина в своих работах «Об основах ленинизма» и «Вопросы ленинизма». Его примитивная и интеллектуально убогая «теория» нужна была миллионам как идеологическая пища. Людям прививалась доступная, просто и схематично изложенная, по выражению Д.Волкогонова, «большевистская псевдокультура», одномерная и упрощенная, нетерпимая ко всему несоциалистическому: социализм - империализм, друг - враг, черный - белый. Сталин с его черно-белым восприятием мира пришелся ко времени и к месту: он возглавил систему, которая формировала элементарно мыслящих людей, слепо верящих в догматы ленинской псевдорелигии.
Тем временем триумвирату с помощью огромного аппарата удалось ослабить позиции Троцкого. Пленум ЦК в январе 1925 г. осудил «совокупность выступлений» Троцкого против партии, и он был снят с поста председателя Реввоенсовета и наркома по военным и морским делам. Этот пост занял М.В.Фрунзе.
Разгром Троцкого предопределил судьбу «тройки»: теперь Сталину эти союзники не были нужны. Он начал борьбу против Каменева и Зиновьева, опираясь на нового союзника - Бухарина. Хотя для Сталина главным был вопрос о власти, но его борьба сопровождалась идеологическим антуражем - дискуссией по проблемам о возможности строительства социализма в нашей стране; характере НЭПа; о политике партии в отношении крестьян; об источниках накопления средств для индустриализации; о внутрипартийной демократии и борьбе с бюрократизмом и др. Теоретические и практические расхождения между участниками дискуссий действительно существовали, но и много было преувеличений, искусственно раздуваемых для обвинения друг друга.
В ходе дискуссий Сталин развил теорию о возможности построения социализма в отдельно взятой стране, используя положение, высказанное Лениным в 1915 г. Эта теория, по мнению французского историка Н.Верта, «тешила националистические чувства и была великолепно приспособлена к психологии рядового члена партии, уставшего дожидаться мировой революции». В 1924-1925 гг. строительство социализма велось на основе НЭПа: легализован наем батраков, облегчена аренда земли, снижен сельхозналог, уменьшены цены на промтовары. Эта политика обеспечивала оживление хозяйственной деятельности середняка, но от неё выигрывали и зажиточные крестьяне, и страна в целом. Теоретическое оформление этого курса принадлежало Бухарину. Он считал необходимым до предела развивать все возможности мелкого крестьянского землевладения, а затем легче пройдет кооперирование крестьян. Он выдвинул лозунг «Обогащайтесь», вызвавший ожесточенные дискуссии. Сталин в основном поддерживал Бухарина, но не во всем с ним соглашался.
Эту политику подвергли критике Зиновьев и Каменев Зиновьев в работе «Ленинизм» утверждал, что Ленин всегда считал НЭП стратегическим отступлением, а не эволюцией. Он полагал, что для построения социализма нужно опираться не на зажиточных крестьян, а на пролетариат и бедноту, объявил ошибочной сталинскую теорию победы социализма в одной стране. В партийной организации Ленинграда, которую он возглавлял, возникла «новая оппози-ция». Она обвиняла ЦК в «кулацком уклоне», требовала не ослабления, а усиления административного нажима на кулака, увеличения налога с зажиточных крестьян для нужд индустриализации.
В декабре 1925 г. состоялся XIV съезд партии. Ленинградская делегация на съезде придерживалась взглядов «новой оппозиции». Оппозиция справедливо критиковала ужесточение внутрипартийного режима, прикрываемого лозунгом единства партии, опасности растущего культа. Каменев обвинил Сталина в «диктате», что он не способен «выполнить роль объединителя большевистского руководства». Если бы Каменев так выступал на предыдущем XIII съезде в контексте ленинского завещания, то Сталин почти наверняка не сохранил бы пост генсека. На этом же съезде слова Каменева были прерваны негодующими возгласами большинства делегатов. «Новая оппозиция» потерпела полное поражение. Авторитет Сталина заметно поднялся. Зиновьева отстранили от руководства Ленинградской партийной организацией, вместо него назначили С.М.Кирова. Зиновьев также был отозван с поста председателя Исполкома Коминтерна, туда направили Бухарина. Зиновьева оставили в составе Политбюро, Каменева освободили с постов председателя Совета труда и обороны, зам. председателя Совнаркома. Членами Политбюро стали сторонники Сталина - Ворошилов, Молотов, Калинин.
При выступлении «новой оппозиции» Троцкий держался в стороне, хотя он разделял её взгляды. Начались встречи Зиновьева, Каменева и Троцкого вне официальной обстановки. В апреле 1926 г. был создан троцкистско-зиновьевский блок - разнородная оппозиция, куда вошли Зиновьев, Каменев, Троцкий и их друзья - Радек, Преображенский, Серебряков, Пятаков, Сокольников и др. Объединение было непрочным, они были едины лишь в неприязни к Сталину, большинство из них потеряли свои посты и политическое влияние. Сталин жестко контролировал весь аппарат, и всякая борьба с ним была заранее обречена на провал. Троцкий выдвинул тезис о том, что революция предана бюрократами, и что страна находится накануне нового термидора, который приведет к победе бюрократии над пролетариатом. Выход был в радикальном изменении политического курса: быстрое развитие тяжёлой промышленности, улучшение условий жизни рабочих, демократизация партии, борьба с обогащением кулаков. Оппозиционеры (их было несколько тысяч) начали создавать подпольные организации и выступать на собраниях партячеек крупных предприятий.
Столкновение троцкистско-зиновьевской оппозиции с большинством ЦК произошло на Пленуме ЦК и ЦКК в июле 1926 г. Дискуссия была настолько яростной, что у Дзержинского произошел сердечный приступ. Многие критические высказывания оппозиции были правильны: о бюрократизации партийного и советского аппарата, о диспропорции в экономике, товарном голоде, о теории «социал-фашизма» и др. Однако общая направленность политической платформы оппозиции была уязвимой. Она продолжала защищать тезис о невозможности строительства социализма в СССР без помощи западных стран, преувеличивала недостатки партийной политики, а также опасность возрождения капитализма. Большинство ЦК осудило выступление Троцкого, а Зиновьев был выведен из Политбюро. Октябрьский Пленум ЦК и ЦКК 1926 г. исключил Троцкого и Каменева из Политбюро, а через год они были выведены из состава ЦК. 7 ноября, в 10-ю годовщину Октябрьской революции, во время праздничной демонстрации сторонники Троцкого попытались провести демонстрации со своими лозунгами. Это было вызовом, поставившим их вне партии. 14 ноября Троцкий и Зиновьев исключены из партии, а Каменев и Раковский - из ЦК. Ещё 93 видных деятеля оппозиции были исключены из партии на XV съезде. Каменев, Зиновьев и ещё около 20 оппозиционеров покаялись в надежде восстановиться в партии после полугодового испытательного срока, большинство же во главе с Троцким отказались от такого публичного унижения. Начались аресты и ссылки. В январе 1928 г. Троцкий и ещё 30 оппозиционеров были сосланы в Алма-Ату, через год в Константинополь. Из всех лидеров оппозиции борьбу со Сталиным в дальнейшем вел один Троцкий, поверженный, но не сломленный. Вскоре Сталин рассчитается с последней оппозицией - «правым уклоном», которая возникла в период сплошной коллективизации.
Троцкий писал о Сталине как о «наиболее выдающейся посредственности». Он и другие соратники Ленина недооценили Сталина. Действительно, Сталин уступал многим партийным лидерам: как теоретик он был лишь популяризатор, не обладал ораторским даром, ниже был по культуре, образованности, обделен моральными качествами. Но он, недолго работая рядом с Лениным, раньше других оценил механизм власти, роль аппарата, что имело решающее значение для установления единоличной власти.
Сталин оказался на вершине власти и по воле случая: живи Ленин ещё несколько лет, едва ли Сталин стал бы первой фигурой. Природа самой системы власти была такова, что она нашла бы не его, так другого «Сталина». Сталин и сталинизм - это порождение самой системы, её неизбежный продукт. Появление деспотической власти было предопределено установлением диктатуры пролетариата, наличием единственной партии, запретом в ней фракций, ликвидацией многопартийности, прав и свобод личности.
Таким образом, установлением единоличного правления Сталина был навсегда положен конец всяким попыткам создавать оппозицию власти. В социально-экономической области перед Сталиным также встала задача отказаться от плюрализма, перейти к единственной форме собственности - государственной, ликвидировав частную собственность, нэпманов и многомиллионные крестьянские хозяйства.