Зачем обливать водой председателя сельсовета, как былины переделывали для Сталина, что такое народное православие и какие анекдоты были в ГУЛАГе - рассказывает фольклорист, культуролог Наталья Петрова.
– Фольклористы рассказывают удивительную историю: в одном колхозе в 1932 году во время засухи облили водой председателя сельсовета. Оказывается, до революции так делали со священнослужителями. Зачем?– Да, такой случай описан в одной из информационных сводок ОГПУ “о настроениях населения”. Здесь мы видим пример того, как с помощью метеорологической магии люди пытались воздействовать на природу, особенно это было актуально в сельской местности. И существовала такая практика: если долго нет дождя, нужно облить какого-нибудь человека с высоким статусом, например, священника.
Один из вариантов объяснения заключался в том, что при этом природа разгневается и пойдет дождь; по другой версии, такой высокостатусный человек символически воплощал социум в целом, и то, что происходило с ним, могло влиять на жизнь всех остальных людей.
И вот появилось новое государство – Советский Союз, и нужно понять как новые идеи и социальные, политические, экономические, культурные реалии соотносятся с прошлым опытом людей. И здесь на помощь приходит фольклор, отражающий систему коллективных представлений. В 30-е -годы XX века эта практика обливания статусного человека осталась актуальной, только священника заменил председатель сельсовета. Правда, в источнике не сказано, как он на это отреагировал, про реакцию священников мы тоже ничего не знаем.
Вообще если мы говорим о фольклоре, надо понимать, что есть повествовательный фольклор – тексты. Сюда мы относим, например, сказки и былины. А есть фольклорные практики. И многие из них тесно привязаны к практической деятельности человека.
– Какие, например?
– Довольно популярна система запретов для беременных. Например, беременным запрещается вязать, и это объясняется тем, что пуповина якобы обвивается вокруг ребенка. Рациональных причин этого страха, конечно, нет, но иррационально все очевидно: у нас есть вязание, которое может путаться, и представление о ребенке в утробе матери, которого может обвить пуповина. Также считается, что беременным нельзя смотреть на что-то необычное, вроде пожара, иначе у ребенка будут родимые пятна или он родится с уродством.
Есть целая система предписаний, как правильно вести хозяйство, например, покупать корову. Так, когда забираешь корову от старого хозяина, нужно брать еще и веревку, иначе считается, что корова не приживется в новом месте, ее будет тянуть обратно.
Есть еще такая примета – мы не пожимаем друг другу руки через порог. Порог в фольклоре – это граница между своим и чужим пространством, пересекать которую нужно с известной долей осторожности.
А в современной студенческой среде мы встречаем пример того, что в фольклоре называется инициацией, посвящением. Ты не студент, пока не сдал первую сессию, то есть не прошел испытание, не доказал, что достоин перейти в другой статус – статус настоящего студента.
– Обряды как-то можно классифицировать?
– Есть обряды календарные – они привязаны к смене природных циклов. Есть обряды, связанные с циклом жизни – рождение, свадьба, похороны. А есть окказиональные обряды – по случаю, они не регулируется каким-то строгими временными рамками, например, новоселье.
Здесь работает идея о том, что переезд в новый дом, освоение нового пространства связано с некой опасностью. Считается, что кто первый войдет в дом, тот вскоре умрет в этом доме. Поэтому есть примета, что первым в дом надо пускать не человека, а какую-нибудь зверушку как жертву, кота или петуха. И пусть сейчас никто не пугается за своего любимого котика, но с этой приметой многие сталкиваются и сегодня.
В народном православии нет противоречия между словами бабушки и Церковью
– Фольклористы в своих исследованиях часто пишут о том, что православная культура очень повлияла на фольклор. А как? Есть православный фольклор?– Более того – есть народное православие. Вообще все мировые религии устанавливались в местах, где люди раньше верили во что-то другое. На Руси до христианства было славянское язычество, а ученые имеют немало проблем с его изучением.
Так как письменность пришла на Русь с христианством, и летописи создавались в монастырях, то культурных текстов дохристианского периода с подробным описанием, скажем, практик поклонения идолам, нет. Есть, конечно, археологические памятники, но понять, кто именно и зачем их создавал, без каких бы то ни было пояснительных текстов довольно проблематично. В современной культуре популярны неоязыческие движения, но очень мало источников, где можно узнать, что же они пытаются воссоздать.
Как появилась народная религиозность? Официальные каноны смешались с народными практиками, то есть это два знания – каноническое и память традиции.И у носителей народного православия нет противоречия между тем, что говорила бабушка, и тем, как объясняет церковь.
– Какие есть примеры народного православия?
– Есть почитаемые святыни, которые часто соотносятся с местночтимыми святыми. И эти объекты могут быть природного происхождения – камень, необычное старое дерево, пещера, какой-то водоем с целебной водой, как считают местные жители.
Например, в Архангельской области такие объекты связаны с местночтимым святым Александром Ошевенским. Вокруг этой фигуры складывается пласт фольклорных текстов и практик. Так, жители ходят к камню, где есть след святого, и приносят подношения, чтобы исцелиться. По своей природе эти практики подношения традиционны.
– А как к этому относятся священники?
Есть разные примеры. Где-то с народным православием борются и искореняют его, объясняя так: “Зачем вешать ленточку на дерево, если за здравие можно поставить свечку в церкви? И святую воду надо искать прежде всего в церкви, а не в роднике в лесу”. А есть те, кто относится более позитивно и рядом с родником строит часовенку, а после там освящают воду. Общего рецепта нет.
– Есть традиция в Великий пост печь «жаворонков» – булочки из постного теста в форме птичек. Она привязана ко дню памяти 40 Севастийских мучеников, и эти булочки-птички символизируют улетающие души мучеников. А на самом деле эта традиция ведь изначально пошла из народного календаря?
– Да это тоже фольклорная практика. Как она работает? Есть такой термин “метонимическая связь”. Появились птицы – значит, потеплело, значит, весна. Мы можем помочь весне прийти раньше, поэтому печем птичек. Это связано с праздником по смене сезона на пороге весны – днем весеннего равноденствия. И народные интерпретации вполне могут быть такими.
Важно учитывать расположение праздника в народном календаре. Он многослоен и содержит несколько смысловых пластов: христианский календарь – разные праздники, дни поминовения святых; природный календарь – он связан со сменой сезонов, и хозяйственный календарь – обозначает начало или завершение разных, в первую очередь сельскохозяйственных, работ. Все они накладываются один на другой, поэтому один и тот же день либо период времени может трактоваться в нескольких смыслах.
Например, 6 мая. С одной стороны, это день памяти святого Георгия Победоносца. С другой – хозяйственной стороны, в этот день крестьяне впервые после зимы выгоняли скот на пастбища. Эти два слоя – христианский и хозяйственный – совмещаются, и святой Георгий приобретает новое качество – покровителя земледельцев и скотоводов. В житии мы такое вряд ли найдем.
И вернусь к вопросу об отношении Церкви к таким практикам. Очень часто официальная позиция начинает использовать помощь фольклорной традиции для объяснения канона. Например, в пост нельзя проводить свадьбы – это период аскетизма во всем. Фольклор же объясняет это тем, что если нарушить этот запрет, то будет плохо зачатому в этот период ребенку. Вот такое взаимопроникновение сфер.
– Уместно ли спросить здесь: народное православие – это хорошо или плохо?
– Это некая культурная данность, и все зависит от нашей позиции – кто мы и как мы на это смотрим. Как исследователи мы лишь можем ее изучать. Для традиции все прекрасно – это непротиворечивая картина мира.
В России много мест, где нет стационарной церкви, и только раз в пару месяцев туда приезжает священник из райцентра. В таких условиях, разумеется, жители будут искать формы замены религиозной жизни, здесь будут создаваться общины бабушек, например. В таких практиках будут задействованы не только канонические, но и фольклорные источники.
Вообще фольклористы любят глухие места, где сохраняются традиционные формы уклада жизни, и значит, скорее всего, сохраняется и фольклор. Любимый фольклористами регион – это Русский Север.
В 2010 году мы с коллегами были в зимней экспедиции на Белом море и попали в деревни, в которых активно развивается, пожалуй, один рыболовный промысел.
Только за несколько лет до нашего приезда там появилось регулярное электричество, а раньше свет включали на несколько часов утром и вечером. Но даже там мы в современной ситуации не застрахованы от того, чтобы нам не начали вместо собственно фольклора пересказывать прочитанное в книгах или увиденное по телевизору.
Кошмар фольклориста – это ситуация, когда он приехал в деревню записывать заговоры, а потом спросил людей, откуда это знают, и услышал: “А у нас книжка есть”. Конечно, не всякий расскажет, что выучил текст по книжке или по заметке в газете “Дачная” (бич фольклористов), но надо понимать, что сегодня фольклор доступен в разных источниках. Поэтому на выходе и получается интересный микс.
Прекрасный пример взаимодействия традиции и современности – интернет-анекдоты о персонажах сказок и былин, где имена традиционных персонажей сочетаются с какими-то сюжетами из современных мультфильмов или с рекламными слоганами. Так, анекдот “И свистнул Соловей Разбойник коня у Ильи Муромца” отсылает к мультфильму, а не к былинному сюжету.
Какие анекдоты рассказывали в ГУЛАГе
– А как фольклор жил в СССР?– В фольклоре советского периода, естестественно, продолжали существовать и традиционные формы фольклора, но у каждой из них был разный культурный статус. Так, народное православие считалось отсталостью и архаикой, а рабочие песни, наоборот, изучались и издавались.
Официальный советский фольклор иногда создавался искусственно. Например, были так называемые “новины” – попытка подстроить традиционную эпическую форму под новое советское государство.
Сказители, которые раньше пели про богатырей, в 1930-1940-е стали исполнять что-либо актуальное о Челюскине, Папанине, Красной армии. На помощь им приходили журналисты и писатели, привозили газеты с новостями и рассказом о том, что происходит сегодня, а потом записывали их же текст.
В 30-е годы в газетах печатались новины о Сталине. Изменился статус сказителей, их приравняли к писателям (то есть, по сути, к авторам, а не исполнителям фольклорных текстов), в Союзе писателей давали пенсию.
То есть советский фольклор создавался с помощью новых тем на старых формулах, но такое искусственное воздействие на народную традицию не прижилось. В нормальном состоянии традиция развивается самостоятельно, впитывает из современности только те новые элементы, которые ей необходимы.
– А что от советского фольклора осталось сейчас?
– Новин, конечно, нет. У нас есть устные истории, в которых рассказывается о событиях коллективизации, есть стихийно возникшие анекдоты о Ленине и Сталине. Даже существует целый указатель советского политического анекдота, подготовленный историком Мишей Мельниченко.
– Вы ведь еще специализируетесь на фольклоре ГУЛАГа. Что это такое?
– Есть такое понятие как фольклор субкультур – врачей, студентов и т.п. Мы изучаем и тюремный, лагерный фольклор – это тексты и практики, возникшие в среде заключенных.
В России первые этнографические работы, в которых рассматривался блатной фольклор, появились ещё до революции, исследования продолжались и в ранние советские годы. Однако затем это научное направление было подвергнуто идеологической цензуре и не могло активно развиваться. Возвращение ученых к этой тематике произошло уже в 1990 годы (вышел сборник “Фольклор и культурная среда ГУЛАГа”, двухтомник тюремных песен, подготовленный Майклом Джекобсоном, и др. работы).
С советским лагерным фольклором все довольно сложно. В таких местах оказывались и представители профессиональных криминальных субкультур, и случайные люди, ставшие жертвами политических репрессий, то есть это и традиционный криминальный фольклор, и вынужденный фольклор людей в стрессовой ситуации.Понятно, что современный исследователь, решивший изучать фольклор ГУЛАГа (особенно 20-30 годов XX века), столкнется с проблемой источников: гулаговские тексты и практики не только не изучались, но и не записывались в свое время фольклористами или этнографами.
Печальное исключение – это репрессированные ученые, которые оказывались в ситуации вынужденного “включенного наблюдения”, и часть из них описала этот опыт потом в своих мемуарах. Есть, например, безумно интересные воспоминания этнографа Нины Гаген-Торн. Обычные заключенные тоже оставили свои записи о жизни в советских тюрьмах и лагерях.
Именно из их воспоминаний, писем, реже – дневников, мы и узнаем, какие анекдоты они рассказывали друг другу (например, о разговоре двух арестантов, которых ведут на расстрел: “Давай убежим!” – “А хуже не будет?”), какими слухами обменивались (часто – о грядущей всеобщей амнистии).
Изучая разные тексты, я часто встречала идею доброго царя. Как она работает? Например, у одного из отделений ГУЛАГа, где было особо суровое отношение к заключенным, был начальник по фамилии Гаранин. И заключенные думали, что Гаранина подменили каким-то вражеским шпионом, и он не знает об этих зверствах. Но, конечно, были и другие точки зрения, люди понимали и рассматривали надзирателей как слуг антихриста. Есть истории и о знаменательных побегах, которые постепенно обрастают легендами: так, об одном мастере-мебельщике рассказывали, что он пытался сбежать с Колымы, спрятавшись в изготовленном им самим буфете с тайным отсеком.
Фольклор сохраняет то, что востребовано в современной жизни
– На разные праздники, последний пример – юбилей Москвы, мы часто встречаем людей, которые в сарафанах и кокошниках исполняют разные русские народные частушки. Как вы, фольклористы, к такому относитесь?– С реконструкторами все довольно непросто: среди них могут быть как серьезные специалисты, которые изучают источники, анализируют костюмы по регионам и по времени, так и те, кто просто берет яркие маркеры – сарафан вообще, кокошник вообще, не обращая внимания на то что единого русского народного костюма не существует.
Красный сарафан, который мы постоянно встречаем на картинках, не охватывает весь народный костюм. Русская народная культура вообще очень локальна, регионально специфична. Сарафаны, например, в Рязанской и Вятской губерниях очень отличаются. Все это нужно учитывать и для всего фольклора в целом. Важно, кто этим занимается.
Но фольклор – это общее достояние и нельзя кому-то запретить к нему обращаться. Какая-то контролирующая организация, например, комитет по кокошникам – это из сферы нереального.Но было бы здорово, чтобы организаторы мероприятий обращались к специалистам за консультациями.
– Зачем вообще сегодня современная культура обращается к фольклору?
– Фольклор очень тесно связан с национальной культурой и историей народа, и поиск себя, своей самобытности неизбежно приводит к фольклору. То есть фольклор – своеобразная концентрация всего, что у нас есть. В истории всей мировой культуры было несколько периодов популярности фольклора.
Например, в Европе в эпоху романтизма конца XVIII-начала XIX века или в отечественной истории в 1960-70 годы был всплеск фольклорного движения. И соблазн обратиться к фольклору как к чему-то древнему, исконному, присутствует и в современной культуре.
А формы зависят от задач современной культуры. Допустим, у нас есть задача патриотического воспитания современных детей и молодежи. Пожалуй, наиболее подходящая для этого форма – былины. Эпос приводит нас в пространство квазиистории, в отдаленное прошлое. Какая-то Русь там есть, правда, соотношение в реальной историей очень специфичное, но тем не менее, на первый взгляд погруженность в свою историю там есть. Об этом, например, говорят эпосоведы.
С другой стороны, рамки былинного жанра прекрасно ложатся под задачи создания национального героя и прошлого. Герой там действует не в личных целях, как герой сказки, когда спасает свою невесту. Как правило, наши богатыри борются с Соловьем Разбойником, Змеем или враждебным иноземным правителем – помогают правителю государства, спасают свою страну, народ. В этом плане обращение к эпосу неизбежно. Если мы, например, хотим снять патриотический мультик, вероятно, там будет герой былин.
– А зачем еще сегодня нужен фольклор?
– Для массовой культуры которая преследует коммерческие цели, фольклор дает прекрасное поле для заимствования.
В своем первом дипломе я занималась анализом фольклорных мультфильмов 2000-х годов. Брала примеры из России, Северной Америки, постсоветского и европейского пространств. Оказалось, что в России, Европе и странах бывшего СССР довольно высокий интерес к эпосу. Из этого хорошо делать бренд, так как возникают узнаваемые страноведческие моменты. И мы это видим на примере богатырской серии студии “Мельница”. В североамериканской анимационной индустрии больше интерес к сказкам.
Был такой американский исследователь Джон Кавелти, в 70-е годы прошлого века он изучал массовую культуру, в частности литературу, и интересовался формульными повествованиями. Оказалось, для того, чтобы произведения покупались и читались, у них должно быть узнаваемое повторяющееся ядро. Причем радость узнавания должна сочетаться с элементами новизны, необычности для поддержания интереса аудитории.
Фольклор в этом отношении дает подходящую основу для формульного повествования. Сюжеты, персонажи, мотивы в фольклоре устойчивы и узнаваемы. Как их обновить? И тут массовая культура предлагает разные варианты.
Например, перемещение героя в современность. Здесь можно вспомнить популярные американские фильмы про Золушку в современном городе. Или же другой вариант – попытка в старый сюжет встроить непривычного персонажа, допустим, не людей, а зверюшек. Пример – мультик “Hello Kitty”, где Золушка – это кошка. Везде мы видим узнаваемое ядро, которое неизменно будет работать, хотим мы этого или нет – каждый знает сюжет про Золушку. А также есть новые элементы, которые нас завлекают. И все вместе прекрасно работает.
– У разных народов наверняка есть какие-то похожие сюжеты?
– Да, есть много повторяющихся международных сюжетов. Например история о невинно гонимой падчерице. Тут у нас и “Золушка”, и “Крошечка-хаврошечка”. У фольклористов есть очень хороший инструмент – международные указатели сюжетов и мотивов: прекрасные люди перечитали множество сказочных, мифологических и прочих текстов, заметили в них похожие элементы и свели их воедино. Благодаря этому, например, можно наглядно увидеть, какие общие сюжеты есть в в Европе, и в Америке, и в Азии (Пример такого указателя – база данных Юрия Березкина).
Есть интересный сюжет о душе, пребывающей вне тела. И он представлен в сказках разных народов. Носителям русской культуры он известен как Кощей Бессмертный. Есть немецкая сказка о великанах, души которых спрятаны в сундуке посреди моря. Есть индийская сказку про злодея, душа которого была, кажется, в апельсине.
– А почему сказки похожи?
Есть несколько версий, почему так бывает. Очевидная: похожи сказки родственных народов. Русские, украинские, белорусские, польские сказки – славянские. Есть представление о ранее существовавшем праславянском единстве.
У неродственных народов, например, балтов и славян, тоже есть похожие сюжеты. Как так? Смотрим на карту: а они соседи! То есть это географическое заимствование. Страны перенимали друг у друга не только товары или технологии, но и культуру, в том числе текстовую.
Есть еще более сложный вариант, когда народы не родственные и не рядом расположенные. Здесь мы видим типологическое сходство: похожие условия жизни, хозяйства и климата. И общие волнующие проблемы народы выражали через фольклор. Думаю, при желании можно найти похожие сказки в России и Австралии.
– Есть еще какие-то приемы для успеха фольклорных мультфильмов?
– Например, в новом российском мультике про Алешу Поповича есть отсылки к цитатам из советской киноклассики, а также включен персонаж, похожий на Элвиса Пресли. Здесь работает идея слоеного пирога – разные отсылки и детали считываются разными аудиториями, и в кинотеатрах дети и родители смеются в разных местах. И эта многослойность делает коммерческий продукт более продаваемым и расширяет аудиторию.
– Как тогда правильно воспринимать эти слои?
– Нужно уметь считывать смыслы, которые закладывают создатели текста: пафос, иронию над патетикой или отсылку к коммерческим продуктам. Мы можем просто смеяться, а можем быть осознанным зрителем, понимать, как все это устроено и тоже радоваться смысловой механике.
– Возвращают ли все эти современные фольклоризованные формы к традиционной культуре?
– Не надо говорить, что все однозначно плохо.
Попытка показать, воспроизвести, воссоздать в музеефицированной или театрализованной форме те фольклорные практики, которые не бытуют сейчас – в общем-то задача положительная.Другое дело, что средства не всегда бывают профессиональными. Нужно понять, кто этим занимается и как он это делает. Конечно, доступность форм фольклора медийным технологиям дает лишь поверхностный взгляд на традицию, но с задачей подогреть интерес аудитории к этой тематике они вполне справляются.
Фольклор очень разнообразен. Это точно не только частушки, песни и сказки, он повсеместно включен в нашу современную жизнь. Есть даже целое новое научное направление – изучение интернет-фольклора. Но закон сохранения фольклора – это закон выживания тех форм передачи культурной информации, которые будут востребованы и актуальны в нашей повседневной жизни.
Известный русский писатель возмущен оскорбительными рассуждениями петербургского священника о русском фольклоре …
«Надеюсь, что иерей Димитрий Сизоненко столь уничижительно высказался о фольклоре не намеренно, а просто у него так получилось. Давайте подумаем над тем, а почему великая просвещенная античная культура не приняла Христа и подвергала великим мучениям тех, кто исповедовал Христа? Почему Русь удивительно хорошо восприняла приход в свои пределы веры православной? Именно из-за устного народного творчества. Баба-Яга, лешие, русалки и прочее, - это, действительно, наивные плоды воображения, которые, однако, не губили душу ребенка. Но ведь были еще великие произведения народного творчества, которые провозглашали те же истины, которые исповедует Христианство - доброта, любовь к ближнему, верность супружескому браку. Все это было в русском фольклоре. Сказка „Колобок“ говорит о необходимости послушания, „Курочка Ряба“ - это вообще величайшая сказка, порицающая суетную, тщетную погоню за богатством. Это были удивительные, ценные уроки, которые получал малыш», - заявил в интервью «Русской народной линии» известный русский писатель, секретарь Правления Союза писателей России Владимир Николаевич Крупин , комментируя рассуждения клирика Санкт-Петербургской епархии иерея Димитрия Сизоненко о фольклоре.
Как сообщает официальное издание Санкт-Петербургской епархии Русской Православной Церкви «Вода живая», в Просветительском центре при Феодоровском соборе прошел круглый стол, посвященный введению ОПК в школе. В дискуссии приняли участие священнослужители и преподаватели. В частности, иерей Димитрий Сизоненко высказал свое мнение о значении фольклора. «Фольклор - это та же массовая культура, возникшая в эпоху романтизма. Конечно, это лучше, чем современный масскульт. Гораздо лучше, если девочка надевает сарафан, чем если изображает из себя Ксюшу Собчак. Когда у ребенка нет еще навыков культуры, то он начинает с массовой. Просто не нужно преувеличивать роль фольклора. Фольклор, что явствует из самого названия, это народная культура, т. е. субкультура», - считает священник.
По его мнению, «когда фольклор, или русская литература, или история становятся „троянским конем“, который мы пытаемся начинить православным содержанием, то происходит большая подмена. Когда мы читаем „Станционного смотрителя“ из „Повестей Белкина“ и при этом делаем слишком большой акцент на истории блудного сына, то рассыпается вся воздушная громада пушкинского полотна. Лучше наряду с Пушкиным читать „Исповедь“ блаженного Августина, потому что „Повести Белкина“ не говорят ни о Христе, ни о православной культуре, а блаженный Августин - говорит. В детстве он полюбил Христа, потом потерял веру, его перестала интересовать Церковь, а заинтересовала языческая образованность, но любовь ко Христу в нем всегда оставалась. А сейчас на каждом шагу встречается Православие, где нет Христа, христианство без Христа, в виде того же фольклора».
«Уничижительно высказаться о фольклоре, - продолжил свой комментарий Владимир Крупин, - значит не отдавать себе отчета в том, что фольклор не просто колыбель письменности, но тот самый фундамент народного сознания , который так органично соединился с Православием. Зачем отец Димитрий уничижает фольклор? Он итак совершенно затюкан и искажен. Если фольклор окончательно выгнать из школы, если не рассказывать детям наши величайшие предания, былины, загадки, легенды, то это их обеднит».
«Почему наша русская литература является одной из ведущих в мире? Потому что она выходит из подлинного народного творчества. Русский народ был готов принять Православие, поскольку у нас была изначально необычайно поэтическая и весьма воспитанная, культурная нация. Фольклор способствовал принятию нами Православия. Отец Димитрий утверждает, что фольклор возник в эпоху романтизма. Это не соответствует исторической правде, ибо романтизм появился позже фольклора. Он возник как уход от обыденности, от реальной жизни. Но ни романтизм, ни сентиментализм не прижились в России. В нашей стране укоренился реализм как подражание образу и подобию Бога, как познание природы, сотворенной Им. Именно это направление до сих пор преобладает в нашей русской культуре, русской литературе», - отметил русский писатель.
«Наша современная школа очень обеднена тем, - продолжил он, - что в ней нет широкой программы по устному народному творчеству и письменному. Фольклор хотя и прост для восприятия, но он содержит в себе вечные истины. Не могу понять, что отцу Димитрию не понравилось в русском народном творчестве. Он называет фольклор, народную культуру презрительно „субкультурой“. Субкультура - это подкультура так же, как суеверие - это не вера. Можно говорить о субкультуре рокеров и байкеров, но ни в коем случае нельзя признать справедливым суждение о том, что народная культура - это всего лишь субкультура. Русское народное творчество - это огромный пласт культуры. На наше народное творчество надо смотреть снизу вверх потому, что в нашем фольклоре есть величайшие откровения и недосягаемые вершины! Наш фольклор показывает величайшие образцы того, как душевные движения подкрепляются действием. Поэтому недопустимо и оскорбительно наш фольклор называть „субкультурой“».
«Совет отца Димитрия Сизоненко не искать в произведениях русской литературы и русского фольклора православного содержания свидетельствует лишь о том, что у него космополитическая ориентация. Можно читать блаженного Августина, но есть множество произведений русского народного творчества, в которых говорится и о правилах жизненного поведения, и о рае, и об аде, и о святых. Сейчас в космополитах и западниках недостатках нет. Самое страшное то, что теперь все это прививается со школы. Учителя с болью и отчаянием говорят о том, что в школы, как объедки с барского стола, валом валит всякая „гаррипотерщина“, дети воспринимают жизнь через экран телевизора, а в школьных программах превалируют западные схемы. Как это стало возможно, что Гарри Поттер сегодня заменяет Ивана Царевича? В западной литературе, в том числе и детской, не встретить таких глубоких смыслов и идей, которые содержатся в нашем фольклоре потому, что у них не было народного творчества, фольклора, подобного нашему. Жестокость их сказок иногда просто поражает, наше же творчество чистое, возвышенное, целомудренное и благородное ! Говорить уничижительно о нашей литературе и нашем фольклоре - значит быть тем самым блудным сыном, которого упомянул отец Димитрий, говоря о „Станционном смотрителе“. Если же человек, читая нашу литературу, невольно вспоминает евангельские сюжеты, то как ему воспринимать слова отца Димитрия Сизоненко о нашей русской литературе?» - заключил Владимир Крупин.
Протоиерей Евгений Соколов объяснил истоки неприязни к русскому народному творчеству …
«Вызывает бесконечное удивление и грусть отношение к русской сказке русского православного священника. До понимания глубины русской сказки нужно еще суметь дорасти. Ибо, на мой взгляд, наши великие русские писатели до духовной высоты русской сказки явно не дотягивают. То, что в русской сказке лаконично, красиво, назидательно и очень по-доброму изложено на одном листе, в романах русских писателей занимает сотни страниц. Когда-то мне это пришлось доказывать в очном споре на Рождественских чтениях отцу Андрею Кураеву», - заявил нам руководитель миссионерского отдела Архангельской и Холмогорской епархии протоиерей Евгений Соколов .
«К великому сожалению, - продолжил комментарий протоиерей Евгений Соколов, - для многих из нас содержание русской сказки - китайская грамота. Помню, в одном университете долго добивался от преподавателей и студентов ответа на вопрос: почему плачут дед и баба в сказке „Курочка Ряба“, если курочка просто помогла им разбить яичко после их многочисленных безуспешных попыток? Как мышка в сказке „Репка“ идет помогать кошке? При этом хорошо бы исходить из понимания, что это русская народная сказка. Отцу Дмитрию дерзну дать простой совет: чтобы понять глубину, мудрость, загадочность и даже сакральность русской сказки, неплохо бы для начала понять и полюбить источник этой сказки - народ русский ! А остальное, право, приложится».
Федор Михайлович Достоевский как-то сказал: «Насколько ты православный – настолько ты и русский». Из этого следует, что между этими понятиями нет разницы. И если русский – это православный, то каждый православный должен быть русским. Но что значит быть русским? Русский человек должен знать, понимать и любить своё, русское – природу, традиции и обычаи, традиционные песни, танцы, одежду, духовную и материальную культуру. РУССКУЮ культуру. В каждой области России свои этнокультурные особенности, но все мы их знаем, эти особенности? Далеко не все и далеко не всегда. Каждый среднестатистический француз из Прованса, итальянец из Ломбардии, немец из Баварии знает характер традиционной культуры своего региона. И мы все должны так же знать характер - каждый своего региона. Ибо не из этих ли черт каждой области складывается картина нашей общей Родины?
Вероятно, я не первый заговорил об этом, но взаимосвязь традиционной русской культуры и православия заслуживает того, чтобы сказать о ней еще раз. Обычаи и традиции, связанные с соблюдением постов или отмечанием праздников, морально-этические нормы, народные духовные песнопения являются неотъемлемой чертой русской культуры. Однако в сегодняшней жизни существует разрыв между процессами возвращения православия и возвращения традиционной культуры. Да, многие фольклористы – православные люди, и своими силами стараются возродить нашу культуру в рамках отдельных приходов. Но фольклористов на всю Россию не хватает, и даже выпускники «кульков» и «народных» факультетов погоды не делают. А православных становится всё больше, и молодежи в том числе. Работают православные детские и молодежные лагеря, существует много воскресных школ и православных гимназий, но – работа по фольклорно-этнографическому просвещению в них не ведется, а следовало бы. Ибо кто же, кроме Церкви, поддержит русскую идею, русский дух? Минкульт занят поддержкой светской культуры, Минобразу это тоже не особенно нужно. В лучшем случае «народников» поддерживают на уровне городской администрации на местах, в большинстве же случаев – неравнодушные и продвинутые директора домов культуры или школ.
Недавнее обсуждение проблем преподавания «традиции» в светских школах высветило такие моменты: родители предпочитают отдавать своих детей в классические музыкальные школы и секции бальных танцев. Пока еще сохраняется снисходительно-презрительное отношение к фольклору, воспитанное эстрадным псевдорусским лубком. Но дети и подростки из светских школ и воскресных – они не существуют в отдельных непересекающихся плоскостях, они ходят по одним улицам, слушают одних современных исполнителей и одеваются одинаково. Они общаются, они дружат, они увлекают друг друга чем-то новым, и именно этот момент надо использовать. Почему бы не создать при каждом приходе, каждой воскресной школе, православной гимназии фольклорный кружок, в который могли бы ходить все желающие? Ребенок или подросток, пришедший в такой кружок, из стен кружка быстрее сделает шаг в сторону храма, чем со стороны.
Сейчас почти везде устраиваются конкурсы народной песни, проводятся массовые народные гуляния в день государственных и местных праздников. Коллективы этих кружков могли бы проявить себя, привлечь внимание к себе и традиционной народной культуре. Человек, пришедший на масленичное гуляние, подсознательно уже готов к встрече с ней, ведь он идет не сам – его ведет генная память, вековое наследие предков. И именно в такие моменты надо пробивать сегодняшний менталитет, замусоренный низкопробной попсой, сыпящейся на человека из телевизора, колонок радио, со страниц газет, журналов, книг.
Кроме этого, было бы правильным вести работу с военно-спортивными клубами, клубами исторической реконструкции, скаутскими отрядами, а также молодежными политическими движениями и студенческими организациями. Мне неизвестны в России православные организации аналогичные Союзам католической молодежи в странах запада, но если таковые есть – с ними также нужно вести работу.
Православная, церковная жизнь в России должна быть неразделима с традиционной культурой, ибо только в такой связке традиционная русская культура сможет выжить, а Русская Православная Церковь - снова стать истинно народной.
В 2007 году фольклорный ансамбль "Домострой" отметил двойной юбилей: 25-летие своего основания и десятилетие начала работы Нины Николаевны Артеменко руководителем творческой группы ансамбля. За эти годы неузнаваемо изменился мир вокруг нас. Много событий произошло и в жизни ансамбля, и в жизни каждого из его участников. На счету ансамбля сотни выступлений, участие в фольклорных фестивалях, городских праздниках и научных семинарах, победы в творческих конкурсах, беседы о фольклоре на радио, выставках "Православная Русь" и "Пасхальный фестиваль", мастер-классы по народным играм и работа над озвучиванием художественных и музыкальных фильмов. По материалам фольклорных экспедиций выпущено несколько учебно-методических аудио-кассет и компакт-дисков. "Домострой" входит в число творческих коллективов, объединённых в Российский фольклорный союз. Сегодня публикуем на доклад Н.Н.Артеменко на последних Рождественских чтениях.
"Поистине <...> в развитии этого мира ничто не проходит бесследно,
ничто не теряется и не исчезает: ни одно слово, ни одна улыбка, ни один
вздох... Кто хоть раз доставил другому радость сердца, тот
улучшил
тем самым весь мир; а кто умеет любить и радовать людей, тот
становится художником жизни. Каждый божественный миг жизни,
каждый звук поющего сердца влияет на мировую историю
больше, чем те "великие" события,
хозяйства и политики, которые
совершаются в плоском и жестоком плане земного существования и
назначение которых нередко состоит в том,
чтобы люди поняли их пошлость и обреченность..."
Иван Ильин
"Поющее сердце. Книга тихих созерцаний"
Говоря о традиционной культуре, о воспитании молодого поколения в традиционной ценностной системе, мы всегда исходим из положения о том, что народная культура неразрывно связана с судьбами народа и наравне с профессиональным искусством, литературой играет ключевую роль в развитии его национальной культуры, его самоидентификации. Отношение российского государства, творческой и научной интеллигенции, самих носителей традиций к собственному культурному достоянию в разные исторические эпохи было различно и всегда отражало "расстановку сил" в обществе, его ведущую идеологию.
"Крестьянский вопрос" - а именно с крестьянской традиционной культурой мы связываем понятие "фольклор" - с давних времён глубоко волновал умы лучших людей России. Поиски путей его решения в среде просвещенного российского общества конца XVIII-XIX вв. велись в нескольких направлениях. Первейшая необходимость виделась, как все мы помним, в освобождении крестьян от крепостной зависимости и улучшении его социально-экономического положения. С другой стороны, выход из "тупика", преодоление социального неравенства искали в "просвещении" народа, "подтягивании" его до культурного уровня правящих классов - дворянской и разночинной интеллигенции. Однако, как верно подметил один из авторов "Этнографического обозрения" за 1894-й г., "...известная часть интеллигенции, горя идеей освобождения и просвещения, шла в народ, не ведая, что в нём таится..." [1 ]. Это свойственное "друзьям народа" непонимание и недооценка своеобразия крестьянского жизненного уклада, неприятие ими духовного облика крестьянина-христианина, его мировосприятия вставало непреодолимой преградой на пути к осуществлению многих благих начинаний [2 ].
Потому, начиная с историка В. Н. Татищева, писателей-славянофилов, С. Т. и К. С. Аксаковых, А. С. Хомякова, авторов фундаментального собрания русских народных песен братьев И. В. и П. В. Киреевских, "просвещённого помещика" и публициста А. Н. Энгельгардта и многих других общественных деятелей, в русском обществе звучали призывы пристально изучать культуру простого народа, в коей "мнимая цивилизация и западное просвещение ещё не убили благословенных обычаев предков" [3 ]. Записи народных песен и сказок А. С. Пушкина, издания сборников народных песен и "Материалов для изучения быта и языка русского населения Северо-западного края" П. В. Шейна, научные труды академиков А. И. Соболевского, А. А. Потебни, "Толковый словарь живого великорусского языка" В. И. Даля, рассказы и повести Н. С. Лескова, бытовые рассказы С. В. Максимова, очерки Г. И. Успенского, выставки произведений художников-передвижников, деятельность композиторов "Могучей кучки", музыкальных критиков В. В. Стасова, А. Н. Серова - вот малая толика поистине гигантских усилий ученых, литераторов, деятелей искусства в дореволюционной России, которые пробуждали и поддерживали интерес общества к глубинным пластам народной жизни.
Создание в 1845 году Русского Географического общества стало важным этапом в деле изучения крестьянского быта, особенностей народного мировоззрения. Сотни крестьян, сельских священников стали корреспондентами РГО, присылая "записки" с поистине бесценными сведениями по народной культуре.
В эти же годы усилиями ученых-этнографов, отдельных энтузиастов-собирателей пополняются коллекции памятников народного прикладного искусства Этнографических отделов Русского музея (С.-Пб), Румянцевского музея в Москве. Открываются и региональные отделы и музеи народного быта. Экспонаты этнографических выставок, в особенности, крупнейшей выставки 1867 года, новейшие открытия в сфере иконописи, народной живописи, зодчестве, лёгшие в основу выдающейся для своего времени "Истории русского искусства" И. Э. Грабаря, восхищали художественным мастерством безвестных народных умельцев и принесли, наконец, народному искусству широкое общественное признание.
Триумфальные "Русские сезоны" на Всемирной ярмарке в Париже, оперные и балетные спектакли с великолепными декорациями художников "Мира искусства" Л. Бакста, А. Бенуа, иллюстрации к изданиям русских сказок И. Я. Билибина, грандиозные празднества с костюмированными русскими балами в честь 300-летия династии Романовых отражали подъём патриотических настроений в русском образованном обществе. На волне этих настроений определился и вектор дальнейшего развития русской профессиональной культуры - театра, музыки, живописи, в которых художественный язык, образы "низкого" простонародного творчества становятся языком передового, новаторского искусства.
Достижения в сфере естественных наук, инженерной и технической мысли во 2-й половине XIX века привели к подлинному перевороту в области музыкального и исполнительского искусства. С изобретением первого звукозаписывающего устройства - фонографа - у собирателей фольклора Е. Э. Линёвой, А. М. Листопадова, Н. Ончукова и др. впервые, после слуховых записей их великих предшественников Н. Е. Пальчикова, Н. А. Римского-Корсакова, Н. М. Лопатина и В. Прокунина и мн. др., появилась возможность записи живых голосов народных певцов, мастеров народного многоголосия.
Настоящей сенсацией для русской публики тех лет стали концерты в Москве и Санкт-Петербурге и фонографические записи крестьянского хора М. Е. Пятницкого, онежской "вопленицы" И. А. Федосовой, выдающихся сказителей И. Т. Рябинина, М. Д. Кривополеновой. Как отмечал "Этнографический обозреватель", выступления в столичных учебных заведениях И. Т. Рябинина "...немало способствовал[и] развитию в нашей учащейся молодёжи интереса и вкуса к произведениям народной словесности" [4 ].
Процесс либерализации общественной жизни, экономический рост, который наметился в России 2-й половины XIX-го века благодаря проводимым правительством реформам, коснулся и деревни. Крестьянская реформа 1861 года, отменившая крепостную зависимость, "хождение в народ" разночинной интеллигенции в пореформенный период, открытие бесплатных школ, больниц, учреждение в 1864 году Земской управы, наконец, столыпинская реформа 1900-х годов - переселение тысяч крестьян в богатые, неосвоенные земли Сибири - эти и другие меры, предпринимаемые государством, общественными движениями, призваны были улучшить экономическое и социальное положение крестьянства.
Однако, эти, казалось бы, однозначно положительные сдвиги в общественном устройстве имели и свою оборотную сторону. Имущественное расслоение, отходничество крестьян в города на заработки, частые семейные разделы, нарушавшие патриархальные устои большой семейной крестьянской общины; "просветительская", а на деле "подрывная" работа атеистической революционной молодёжи в деревне - всё это самым негативным образом отражалось на внутриобщинных отношениях, кардинально меняло всю традиционную систему ценностей. Духовный соблазн, скрывавшийся за лозунгами "бытоулучшателей" о борьбе за всеобщую социальную справедливость, их опасность для духовно-нравственного здоровья народа одним из первых почувствовал св. прав. отец Иоанн Кронштадский. Не раз звучали с амвона его грозные обличительные слова [5
]:
"Смотрите же на эти плоды нынешней цивилизации: кому они приятны и полезны? Отчего ныне Россия в смятении? Отчего у нас безначалие? Отчего учащееся юношество потеряло страх Божий и бросило свои прямые обязанности? Отчего гордые интеллигенты стремятся в опекуны и правители народа, не понимая этого народа и его действительных нужд и не любя его? Оттого, что у всех у них оскудела вера в Бога, в Его праведные, вечные глаголы; оттого, что она отпала от Церкви Божией, единой руководительницы к святой христианской жизни..." [6
].
Последующие за революцией 1917 года гражданская война и большевистский террор, разгром Церкви, коллективизация и раскулачивание крестьянства в XX-м столетии, помимо катастрофических человеческих потерь, нанесли непоправимый удар по складывавшейся в течении нескольких веков "симфонии" власти и народа, интеллигенции и "малограмотных масс" [7 ].
Столь пространный экскурс в историю "крестьянского вопроса" позволяет, как нам кажется, увидеть, что и в наши дни он всё ещё остаётся открытым. Вспомним совсем ещё недавние события: печально-известный "план поворота северных рек", убийственное для крестьянства постановление о "неперспективных деревнях", выкосившее и так скудно-населённые земли и превратившее некогда богатые на урожай угодья в заросшие бурьяном пустоши. Не менее губительной для народной культуры, для передачи традиционных ценностей, трудовых навыков новым поколениям оказалась, на наш взгляд, и система сельского школьного образования и воспитания детей в отрыве от семьи, в школах-интернатах, а по сути - детских резервациях.
Несмотря на выдающиеся успехи советской фольклористики, создание целого ряда научных школ, открытие государственных хранилищ фольклорных и этнографических материалов по культуре десятков регионов Российской Федерации, остановить начавшийся процесс угасания фольклорных традиций силами лишь "чистой науки" не представлялось возможным. Усугубляли ситуацию жесткий диктат со стороны идеологов "пролеткульта", директивы партии о "борьбе с пережитками", к коим причислялся весь архаичный крестьянский фольклор.
Академик Д. С. Лихачёв охарактеризовал как-то понятие эволюции, прогресса не только и не столько как процесс непрерывного поступательного развития, научных открытий, но и как цепь величайших, не восполнимых для человеческой культуры потерь. Это парадоксальное высказывание вспоминается всякий раз, когда глазам собирателей фольклора конца XX-го столетия предстаёт картина невиданного разорения деревни, обнищания и духовно-нравственного оскудения, о чём с такой болью писали Валентин Распутин и Фёдор Абрамов, а вместо исконных народных и церковных праздников - жалкие потуги сельской клубной самодеятельности или официозная трескотня колхозных собраний.
Страшная, оглушающая правда о русской деревне: "Всё изнетилось!", услышанная нами, студентами Ленинградской консерватории, много лет назад из уст пожилой вологодской крестьянки, требовала какого-либо противодействия, незамедлительного позитивного решения насущных вопросов.
***
Благодаря преемственности традиций, наука об устном народном творчестве вышла на новую ступень развития. 1970-1980-е годы ознаменовались зарождением и расцветом так называемого фольклорного движения, охватившего поначалу крупнейшие города России, а со временем и российскую провинцию, областные и районные центры. Один за другим возникают молодёжные фольклорные ансамбли, которые в 1989 году объединились в Российский союз любительских фольклорных ансамблей, позднее - Российский фольклорный союз (РФС). Своей программной целью он ставил координацию усилий по "всестороннему комплексному широкомасштабному изучению народной традиционной культуры" [8
].
С приходом на сцену фольклорных ансамблей непривычные, будоражащие звуки старинных песен и обрядов, нарушивших размеренность и спокойствие классических концертных залов, парков и площадей, яркие краски старинных одежд, изумивших всех своей неожиданной авангардностью, буквально ворвались в нашу жизнь. Они в немалой степени предвосхитили те перемены в духовной и политической жизни страны, тот "ветер свободы", которые наступили с эпохой "гласности".
Деятельность фольклорных ансамблей (студий, объединений) как особой формы творческой, собирательской и научной деятельности явилась одной из новых и, как показало время, жизнеспособных форм бытования фольклора в городской среде [9 ].
Столь яркое культурное явление было обусловлено несколькими объективными факторами. Помимо отмечаемого собирателями повсеместного исчезновения традиционных жанров фольклора на селе, это осознанное ощущение недостаточности "сухого" кабинетного изучения фольклора и исследования его "на бумаге" для сохранения и передачи его последующим поколениям. Отсюда - поиски путей практического освоения местных песенных традиций в их наиболее приближенной к исконной, аутентичной интерпретации; "принципиальная оппозиционность" (Н. Н. Гилярова) академическому "народному хору", насаждавшему в своей концертной практике стилизованный, упрощённый образ колхозника - "ура-патриота" и воспевателя трудовых колхозных будней.
Немаловажно, что во главе многих известных фольклорных ансамблей - талантливые музыканты, блестящие ученые-фольклористы. Их усилиями за прошедшие десятилетия сформировалось новое научное направление "практическая, или экспериментальная фольклористика" (термин Б. Н. Путилова) и явилась новая категория исследователя фольклора - "поющий музыковед" (Н. Жуланова). В своей работе они опираются на теоретическое положение о том, что фольклор как вербальная система и особый культурный феномен может быть практически освоен только по законам устной культуры и как творческий процесс осуществляется только через акт исполнения, воспроизведения /ретрансляции.
В естественной среде функционирования фольклорных традиций - в крестьянской общине (деревне, казачьем хуторе) - передача традиции от поколения к поколению происходит естественным путем, через воспитание в семье, через участие каждого её члена в общественно-значимых событиях. В практике фольклорного движения участники фольклорных групп, горожане, чаще всего не являющиеся прямыми носителями песенной традиции, постигают её в репетиционном зале. Материалом для изучения служат им аудио- и видеозаписи традиционного фольклора, привезённые из фольклорных экспедиций. Без этих поездок в отдаленные от столиц деревни, без тесного, живого общения с народными певцами, без многократных прослушиваний, анализа собранных материалов качественное освоение местных песенных традиций было бы, понятно, крайне затруднено и не принесло бы искомого результата.
Восстановление утраченных традиций оказывается невозможным также и вне контекста с историей края, трудовыми традициями, нравственно-этическими нормами, системой воспитания, празднично-обрядовой и игровой сферой, материальной культурой, включающей традиционный костюм, жилище, обрядовую и повседневную кухню, хозяйственную утварь. Комплексный подход к изучению локальных фольклорных традиций проявил себя как наиболее методически действенный и результативный и стал основополагающим в педагогической практике фольклорного движения. С этим связано широкое распространение такого типа детского/молодёжного фольклорного коллектива, как фольклорно-этнографическая студия/школа с целым штатом сотрудников-этномузыковедов, специалистов по народной хореографии, различным видам народных ремёсел. (Примером тому могут служить ансамбли "Горница" в С.-Петербурге, "Веретёнце" в Москве и мн. др.)
Тем не менее, даже самое тщательное воспроизведение этнографического антуража не даёт полной картины былых фольклорных традиций, если в центре нашего исследования не стоит её носитель - крестьянин-христианин. Именно проникновение, "прорастание" в основу основ мировосприятия русского человека, крестьянина-землепашца - его общинный дух, память о предках, любовь к земле, своему роду-племени, ко всякому творению Божию и, наконец, его православную веру - должно стать целью современного фольклорного движения.
Действительно, жизнь обычного современного человека, скажем, горожанина, не связанного общинными отношениями (и, скажем здесь, серьёзными религиозными представлениями) носит более-менее стихийный, личностный характер, зависящий от его личной воли и жизненных обстоятельств, и служит необходимости поддержания собственной жизненной силы и продолжения рода. Жизнь же земледельца (в традиционном обществе) от рождения и до смерти является жизнью "обрядовой", регламентированной обрядом, и подчиняется непреложному закону цикличности. В основе его календарный год: смена времён года и соответствующих им крестьянских земледельческих работ, смена труда и отдыха, будней и праздников.
С установлением христианства на Руси, с проникновением его во все сферы народного самосознания, культуры и жизненного уклада, следование принятым нравственно-этическим нормам, неукоснительное исполнение обычаев "древлего благочестия" приняло истинно религиозный характер. Сознательный отказ от предписанных обычаем ритуалов, забвение традиций расценивалось как легкомысленное и опасное своеволие и, как нарушение христианских заповедей, могло навлечь, по мнению крестьян, различные бедствия.
...Уж мы злат венец приняли,
Закон Божий исполняли.
В поэтическом тексте народной свадебной песни сформулирован основной нравственный закон, идеал, к которому устремлены все помыслы. Любая житейская нужда - первый выгон скота в поле или, напротив, болезни, падёж, начало сева или прошение дождя в засуху, рождение ребёнка или свадьба - всё в сознании русского крестьянина имело, помимо чисто жизненного смысла, и обоснование в его вере, находило своих святых заступников пред Богом и покровителей.
Казалось бы, что общего между эпохой расцвета классического (по У. Дж. Томсу и Дж. Фрезеру) фольклора и современной ситуацией? Признаемся, традиционные народные песни, обряды редко услышишь и увидишь ныне в естественной для них обстановке, на сельском празднике, за столом или на молодёжной вечеринке. Вовсе сказочной стариной веет уже от встреч с живыми исполнителями героических былин, описанных А. Д. Григорьевым или О. Э. Озаровской. Между тем, реалии нашего времени, экспедиционная практика фольклорных ансамблей не только инициируют "фольклорную ситуацию", заставляя пожилых людей вспоминать свою молодость и давно забытые песни, но и возвращают к жизни важнейшие для России культурные архетипы.
Так, ситуации, возникающие в период фольклорной экспедиции, весьма схожи с традиционным паломничеством по святым местам: длительные переходы, встречи, дорожные рассказы странников, ночлег у незнакомых, случайных людей; расспросы, откровенность, ни к чему не обязывающая, но позволяющая раскрыться рассказчику. Установившиеся нормы этикета - традиционное гостеприимство, оказываемое собирателям местными жителями, - продолжают традицию нищелюбия, лежащую в корне православной культуры: искренняя радость от встречи с путником, готовность накормить, обогреть, приветить, наделить "на дорожку".
Сами условия существования, особенности работы собирателей "в поле" являются прямым продолжением традиций странничества. Многих, впервые попавших в экспедицию, поражает аскетизм, возведённый в правило: работа часто впроголодь, шутливые приговорки типа "ни слова о еде, только о работе!"; сон на полу, минимум удобств и потребностей - "единое на потребу...". Как говаривал один наш студент: "мне бабушек, побольше и постарше!" В этом предпочтении в качестве информаторов, рассказчиков людей старшего поколения, которых их собственные дети и внуки "не слушают" и подчас воспринимают как "скорбных умом", - проявление ещё одного национального архетипа: христианского почтения к старикам. Экспедиция - это подчас и школа выживания в условиях экстраординарных: затяжных дождей или 50-градусной жары, многокилометровых пеших переходов или... землетрясения.
При рассмотрении особенностей экспедиционной работы возникает аналогия с внутренним устройством рабочих артелей, страннических групп: то же требование жесткого соблюдения субординации (иерархии) - послушание руководителю, на котором лежит особая ответственность за успех всего предприятия, за благополучие и здоровье каждого участника. А принятый кодекс поведения группы на записи - умение слушать, не задавать "лишних", тем более, бестактных вопросов, не показывать своё "всезнайство"! И главная заповедь фольклориста: "мы пришли учиться, а не учить". (Надо заметить, не всякий выдерживает подобное послушничество. Экспедиция мгновенно выявляет "лишних людей", обнаруживает скрытые доселе черты характеров.)
Помимо научно-исследовательских и практических задач, перед каждым коллективом встаёт целый ряд вопросов, в том числе и из разряда "вечных", онтологических.
Фольклорный ансамбль, клуб для большинства его участников - это не столько способ организации досуга или хобби, сколько создание гармоничной среды обитания - той среды единомышленников, которая в православном мире зовётся "малой церковью". Это попытка оптимизировать само бытие современного человека, отчуждённого от земли, от традиционного изустного способа передачи знаний и опыта, всей многовековой духовной и материальной культуры народа. Это сознательное противопоставление потоку негативной информации, агрессивности средств массовой информации, культивирующих дух западного индивидуализма и потребительства, - духа соборности, общности; урбанистической ("маргариновой"!) псевдокультуре - культуру подлинную, не подменённую; "великий и могучий" язык наших предков, цветистый, образный - языку андеграунда, китча [10 ].
***
Фольклорное движение, начавшись с неудержимого желания молодых музыкантов попробовать - "смогу или не смогу петь так, как бабушки", претерпело за годы своего развития значительные изменения. Многолетнее скептическое замалчивание академической наукой деятельности городских фольклорных ансамблей, упреки их в "мимикрии", грубом "фольклоризме" сменилось не только признанием за ними права на существование, но и выделением на их основе особого, практического
направления в этномузыкознании [11
] и включение специальной дисциплины в учебные программы российских вузов [12
]. Истории возникновения и становления, феномену успешности этого движения посвящены множество научных статей, интервью с его участниками и руководителями.
Без сомнения, полные залы, которые собирают крупнейшие фольклорные форумы, свидетельствуют о неподдельном интересе российской публики к своему национальному наследию. И в этом видится результат поистине подвижнической работы десятков и сотен фольклорных коллективов. Однако, значение фольклорного движения, как нам представляется, выходит за рамки очередного, даже весьма яркого, этнокультурного явления. Последовательная просветительская работа фольклорных ансамблей и объединений стала частью общественного движения за национальное духовное возрождение в России и других республиках бывшего Советского Союза.
Новые тенденции, пришедшие на смену духовной несвободе и тотальной секуляризации всех сфер жизнедеятельности человека, - восстановление Православной Церкви и полноценной церковной жизни - коснулись самых разных сторон культурной жизни России. Среди той молодежи, которая хлынула в возрожденные храмы, были и участники фольклорных коллективов. Многие из них, став уже певчими, регентами церковных хоров, приняв священство, с благодарностью и трепетом вспоминают своё фольклорное прошлое. Непростой путь воцерковления, человеческого и духовного взросления сказался не только на их личной судьбе, но и привел к переосмыслению собственного опыта общения с народной культурой [13 ].
Будучи активными прихожанами, слушателями катехизаторских курсов и лекториев, православные участники фольклорного движения первыми почувствовали некое недостающее звено между Церковью и "миром". Тесному неформальному общению прихожан за стенами храма (которое св. прав. Иоанн Кронштадтский называл "литургией после литургии") мешала предшествующая оторванность нескольких поколений от церковных и народных традиций, от традиционного уклада жизни, где был достигнут необходимый баланс между духовным и светским воспитанием и образованием, светской и духовной культурой. Православным воскресным и приходским школам, молодёжным патриотическим клубам требовались, помимо законоучителей, организаторы, обладающие достаточными знаниями и опытом работы в области народной культуры. Наметился определенный кризис и с русским песенно-хоровым репертуаром. (Не более чем курьёзом представляется нам певческий репертуар одной из православных школ, где в рубрике "народные песни" значилась лишь авторская песня "Ой, мороз-мороз"!..)
К счастью для всех нас, этот досадный разрыв (если не сказать, раскол) между светской и церковной культурой при поддержке православного церковноначалия, наших "умных сердцем" батюшек постепенно преодолевается. Последние годы принесли не виданные доселе формы представления/бытования народных традиций. На наших глазах свершается то, о чём трудно было помыслить ещё десяток лет назад: с благословения православного духовенства проводятся фольклорные праздники для прихожан, кружки народного пения в воскресных школах, фольклорные фестивали и праздники в Александро-Невской и Троице-Сергиевой лаврах, в рамках культурных программ Всероссийской выставки "Православная Русь" и мн. др. Неизменный интерес вызывают публикации материалов, связанных с народным православием. Достойную оценку получает, наконец, фольклор и фольклорное движение со стороны иерархов Церкви и священства. Как отметил докладчик на Историко-филологическом семинаре "Православие и фольклор", состоявшемся в ноябре 2005 г. в МПГУ, "в современных условиях иногда через фольклорные представления и традиции люди открывают для себя забытый культурный мир, сформированный на православной основе" [14 ]. С одобрением отзывался о значении "кружковой работы", в т. ч. фольклорной, в сфере религиозного образования Святейший Патриарх Алексий II (+ 2008) в докладе на Ежегодном епархиальном собрании города Москвы, проходившем в декабре 2004 года [15 ].
Нужно признать, что отношения, складывающиеся между РПЦ и фольклорным движением, не всеми воспринимаются однозначно позитивно. В среде православных христиан, в особенности "ревностных не по разуму" новообращённых, в отношении фольклора распространяется масса предрассудков, досужих вымыслов и "страшилок", ведущих своё начало из нашего недавнего прошлого. Не готовыми к взвешенным, аргументированным оценкам часто оказываются и журналисты, авторы наших православных теле- и радиопередач [16 ]. Невежество в области народной культуры, вполне извинительное, не будучи навязываемым неподготовленному зрителю/слушателю, становится настоящим бедствием при попытке ориентировать его (а по сути - дезориентировать) в сложных и неоднозначных культурных явлениях, лишая последнего мужества для формирования собственного мнения.
Готовясь к настоящему докладу, я натолкнулась на интернет-форум "Опасность фольклорного православия", где, как не раз уже было в нашей истории, вновь происходит подмена понятий и всерьёз обсуждается опасность..."фольклоризации Церкви". Хочется напомнить авторам этого сайта от лица великого множества православных фольклористов, что посягательство на чистоту православия на Руси всегда почиталось тяжким грехом, а потому, по словам известного священника, мы изучаем и "пропагандируем православный фольклор", в иерархии которого православная вера, православная Церковь всегда были на вершине пирамиды, а ниже - весь православный мiр
вместе с его исторически сложившимися представлениями о Боге и Его мире.
Нина Николаевна Артёменко
, старший преподаватель факультета музыки РГПУ им. А.И.Герцена, художественный руководитель фольклорного ансамбля "ДОМОСТРОЙ"
Примечания:
1 - Е. Ляцкий. "Сказитель И. Т. Рябинин и его былины" // "Этнографическое обозрение", № 4. М.,1894. С. 109.
2 - Вспоминается известный пассаж об "идиотизме деревенской жизни" из переписки А. П. Чехова с М. Горьким, которые, как и многие их современники, не избежали этой духовной слепоты.
3 - В. В. Селиванов. Год русского земледельца. Зарайский уезд Рязанской губернии: // Письма из деревни. Очерки о крестьянстве в России второй половины XIX века. М., 1987. С. 28.
4 - Е. Ляцкий..., с. 125.
5 - Ещё А. С. Пушкин в "Капитанской дочке" выразил сходную мысль, что "лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов без всяких насильственных потрясений".
6 - Диакон Владимир Василик. "Святой праведный Иоанн Кронштадтский и вызовы современности". Актовая речь на конференции, посвящённой 100-летнему юбилею преставления св. прав..php?idar=113417
7 - "Симфония", которая Царя и Церковь сливала в гармоническое единство, распространялась на все народно-государственное бытие, делая, тем самым, всю совокупность повинностных обязанностей, охватывавших население, системой послушаний
, поддающихся пониманию в своей истинной сущности в свете только одного сопоставления: с монастырем
! Нес ли кто тягло, нес ли кто службу, то есть выполнял ли кто повинность чисто исполнительного характера, или получал задание проявлять ту или иную форму власти, все едино: пред Богом и Царем выполнял каждый безответно свое всежизненное "послушание", будучи движим сознанием чего-то неизмеримо большего, чем все то, что может быть выражено в терминах общественно-государственных и даже семейно-патриархальных", - так отзывался о дореволюционной России ученик П. Б. Струве, профессор политэкономии и богослов архимандрит Константин (Зайцев), см. в кн.: // Архим. Константин (Зайцев). Чудо русской истории. М., 2000. http: // аpocalypse.оrthodoxy.ru.
8 - А. М. Мехнецов. Российский фольклорный союз десять лет спустя. // Фольклор и молодёжь. М., РФС, 2000, с. 33.
9 - В. Е. Гусев в одном из своих последних выступлений на научно-практической конференции, посвящённой 25-летию фольклорного ансамбля Санкт-Петербургской консерватории (2001 г.), характеризовал деятельность фольклорных объединений нового типа как одну из "форм освоения фольклорной традиции в современных условиях" (из одноимённого доклада).
10 - Есть среди необозримого моря шедевров народной поэзии произведения, которые могут быть поставлены в один ряд с величайшими творениями богодухновенного человеческого гения
Высота ли - высота ль поднебесная,
Глубина ли - окиян-море...
(из былины "Дюк Степанович")
Эти воистину библейские по силе и красоте глаголы, своим строем, ритмикой близкие бессмертному началу Евангелия от Иоанна "В начале было Слово..."... Как далеки они от того мутного словесного потока, который подчас изливается на нас с экранов телевизоров и радиорепродукторов и кажется таким "крутым" в глазах наших детей!..
11 - Дорохова Е. А., Пашина О. А. Музыкальная фольклористика в XX веке: // Народное музыкальное творчество: Учебник. Отв. ред. О. А. Пашина.. С. Пб.: Композитор, 2005. С. 453.
12 - См.: Мехнецов А. М., Валевская Е. А. Музыкально-этнографическое отделение консерватории: программа подготовки фольклористов: // Сохранение и возрождение фольклорных традиций. М. 1990.
13 - О том, сколько сомнений пришлось преодолеть, многие из нас знают не понаслышке. К счастью, в трудное для нас время прозвучали слова Послания св. апостола Павла: "Кийждо в звании, в немже призван бысть, в том да пребывает" (1 Кор., 7, 19-20).
14 - Протоиерей Георгий Студенов (г. Москва). "Отношение ПЦ к фольклорному наследию". http://www.portal-slovo.ru/news
15 - Журнал Московской Патриархии. 2005, № 1. С. 55.
16 - Этой проблеме было посвящено моё выступление на научно-практической конференции в Институте национального наследия (г. Москва, 2006 г.).
10. Отражение христианства в детском фольклоре
Основные понятия: христианская составляющая, особенности ассимиляции христианских сюжетов, мотивов и образов, степень изученности материала, принципы вычленения христианской составляющей в разных формах детского фольклора.
Субстрат, связанный с ассимиляцией христианства (и, в частности, православия), всегда занимал важное место в фольклоре, как на сюжетном уровне, так и в оформлении отдельных образов и стилевых приемов. Отметим, что длительное время подобные взаимосвязи сознательно не замечались или отводились в разряд второстепенных. Такое отношение распространялось не только на детский фольклор, но и на исследования сказок, так называемую «несказочную прозу», и загадки.
До недавнего времени тексты, связанные с образами, понятиями или какими-либо обрядами православной церкви, за редким исключением, не помещали в издания фольклорных материалов. Достаточно привести пример хорошо известного собрания загадок Д.Н. Садовникова. После 1917 года из него были исключены практически все тексты, в которых просматривалась связь с православием. Между тем, более половины из них связаны с детской средой, основаны на приемах, способствующих запоминанию текстов Священного писания. Широкое распространение подобных текстов отмечала еще в конце 20-х годов О.И. Капица (неопубликованные подготовительные материалы в книге «Детский фольклор», программы для собирания фольклора, записи детского и школьного фольклора).
На первый взгляд, источникам детского фольклора посвящено достаточно много работ, однако лишь в некоторых трудах, преимущественно зарубежных (Л. Экенштейн (1906), Г. Бетта (1924), И. и П. Оупи (1951), С. Баринг-Гоулд (1895), С. Баринг-Гоулд (1967), затрагиваются особенности ассимиляции христианских сюжетов, мотивов и образов. Все исследователи едины в том, что в детском фольклоре существует четко выраженный пласт, связанный с отражением христианства, и что этот пласт вычленяется в фольклоре любого европейского народа. Но ни один из этих авторов не привлекал не только русские, но и славянские материалы как непосредственно, так и в сопоставительном плане.
Иначе решалась эта проблема в отечественной фольклористике. Многие исследователи прошлого упоминают о связи православной веры и детского фольклора. Об этом писали А.Е. Авдеева в книге «Записки и замечания о Сибири» (1837), П.В. Шейн и А.Е. Грузинский.
О важности фиксации всего, что связано с восприятием детьми православной веры, писали в программах для собирания детского фольклора Г.С. Виноградов и О.И. Капица. В частности, в программах календарного фольклора, игр и репертуара девочек-нянь специально указаны вопросы, фиксирующие то, что связано с рецепцией православия. Но уже в начале 30-х годов данная проблематика ушла из программ и научных исследований.
Однако собранные тексты наглядно свидетельствуют, что христианский компонент в детском фольклоре существует. Христианские мотивы присутствуют в 10 % текстов, напечатанных в сборнике А. Мартыновой – самом полном издании детских поэтических текстов на сегодняшний день. По некоторым жанрам детского фольклора эта цифра увеличивается, но нигде она не превышает 15 %. Таким образом, представляется очевидным, что нельзя не учитывать воздействия христианства на детский фольклор.
Рассмотрим частный, но очень важный вопрос – из каких же источников христианские образы и мотивы могли попасть в репертуар детского фольклора. Как показала М.М. Громыко, представляется существенной ассимиляция христианской образности через посредство взрослых. Некоторая часть репертуара формировалась при непосредственном участии детей в совершении церковных обрядов и богослужения, а также и при их обучении.
Особая роль в этом процессе отводилась народной педагогике. Система представлений и норм поведения, связанных с христианством, занимала существенное место в процессе развития личности ребенка, познания им окружающего мира. Так, еще В.П. Вахтеров в книге «Внешкольное образование народа» (1896), отмечал, что «молитвы и прежде всего (последовательное) ритуальное соблюдение постов играют большую роль в воспитании ребенка.
Сроки были хорошо известны. Дети с раннего возраста приучались понимать, что не все дозволено, что хочется, что необходимо уметь ограничивать себя. Воспитывалось и представление о превосходстве духовного начала над телесным, когда сила духа позволяет одолеть хотение».
Опыт народной педагогики отразился в философских и эстетических трактатах русских писателей конца XIX века (например. Л.Н. Толстого). На воздействие устных пересказов произведений житийной прозы обратил внимание еще Ф.М. Достоевский: «Есть много рассказчиков и рассказчиц о житиях святых. Я сам в детстве слышал такие рассказы прежде еще, чем научился читать. Эти рассказы передавались не по книгам, а заучивались устно».
Аналогичные факты, но уже в 70-е годы XIX века отмечает Н.С. Лесков, который обратил внимание на то, что рассказы из Священного писания входили в детские игры. Правда, писатель не зафиксировал эти игры, потому что не ставил перед собой подобной задачи.
В настоящее время встречаются утверждения, что неграмотные крестьяне не знали православия и не читали Священного писания. Подобное представление характерно для тех, кто не знаком с православным богослужением. Любая служба, совершаемая в церкви, включает как обязательный элемент чтение различных фрагментов из Евангелия, Деяний и посланий апостолов, Ветхого и Нового завета, житий главнейших святых.
Постоянное выполнение обрядов обуславливало запоминание текстов, поэтому сама служба была отражена в огромном количестве фольклорных текстов: пословиц, примет, загадок.
Триста орлов
Пятьдесят соколов
Дерево сухое
Верх золотой (будни, воскресенье, Пасха).
Яко платье надел
Яко писаное
Яко рисованное (икона).
Стоит цвет
Всему миру
Ha семи верстах
На семи столбах (Великий Пост и Воскресение Христово).
Необходимо учитывать, что тот субстрат, который называется «народным православием», сам представляет смесь христианского и языческого пластов, что, безусловно, облегчало его проникновение в детскую среду. Как показывают многочисленные архивные материалы, определенное воздействие оказывало и «постоянное созерцание икон в сельских церквах и в домашней обстановке».
Правомерность подобного вхождения христианской догматики в повседневную реальность была обусловлена и структурой народного православия, которое всегда отличалось цельностью, соединенностью со всем образом жизни человека. Воцерковление начиналось с крещения младенца и продолжалось всю жизнь. Если заболевал ребенок – обращались к Тихвинской Богородице, когда он приступал к обучению грамоте, вспоминали святых Козьму и Демьяна.
Второй путь связан с усвоением произведений, бытовавших в среде взрослых. Это прежде всего рассказы о святых, широкое распространение которых в устной форме неоднократно отмечалось различными исследователями. На переход материала в детскую среду первым указал А.Н. Веселовский в «Опытах по истории развития христианской легенды» (1877).
В круге чтения крестьян духовные тексты занимали важное место. В статье А. Смирнова «Что читают в деревне?» приведены интересные данные – 60 % книг, составлявших круг крестьянского чтения, были «духовного содержания». Цифра практически не изменилась на протяжении второй половины прошлого века (за весь период сбора подобной информации). Влияние книжных текстов на формирование фольклорного репертуара показано в ряде работ С.Е. Никитиной.
Методика восприятия оказывалась разной, применительно к одним жанрам можно говорить о сопоставлении не только образов, но и мотивов, к другим – лишь компонентов (использование отдельных выразительных средств). В каждом жанре сложилось свое соотношение христианских и языческих элементов, достаточно различное, например, в пародиях, мифологических быличках, стихах и рассказах о святых. Для их характеристики необходимо выделить в каждом из жанров основные положения христианского учения и показать направления их переосмысления.
Проведенный нами краткий анализ позволяет сделать вывод, что ассимиляция детским фольклором народного православия происходила как непосредственно, так и опосредованно. Очевидно, что детский фольклор включает произведения различных жанров, воздействие на которые христианства развивалось по-разному. Так же как и в фольклоре взрослых, одни жанры усвоили более или менее цельные фрагменты христианского мировоззрения, другие, напротив, отразили лишь их отдельные следы. Рассмотрим явление трансформации фольклорных жанров более подробно.
Степень адаптации христианского материала определяется как стилевыми особенностями отдельных жанров, так и условиями его бытования. Отметим специфику восприятия христианских мотивов и образов в сказке. Ориентируясь на заведомую нереальность происходящего, структура сказки обусловливала большую долю вымысла, тогда как христианские тексты предполагали восприятие описываемого как реально произошедшего. Поэтому в сказку вошли лишь отдельные элементы или образы (святого Николая, Параскевы Пятницы, Бога, черта).
Христианские сюжеты гораздо обильнее представлены в жанрах «несказочной» прозы – устных рассказах, фабулатах и меморатах.
Небольшие жанры оказывались более подвижными. Так, в загадках, широко распространенных среди детей, обнаруживается четко вычленяемый план, связанный с православием:
По полю ходила,
Ключи обронила,
Месяц видел – не сказал,
Солнце увидало – подняло.
Загадка является слегка искаженным воспроизведением фрагмента духовного стиха, посвященного Пресвятой Богородице:
Ишла, ишла мати Мария
Как через поле широкое.
В загадке отразился реальный процесс – подъем по лестнице на крышу церкви и удар в колокол:
Лезу, лезу по железу, вылезу на мостик,
Возьму быка за хвостик,
Бык заорет, весь мир соберет.
Особенно интересна рецепция христианства в детских играх. В архиве О.И. Капицы находятся записи игр «Бог и черт», «Ангел и враг», позволяющие проследить особенности реминисценции христианских традиций.
В первой игре дети садятся в ряд, один из них изображает Бога, он подходит к сидящим и спрашивает:
Рядом с Богом ходит другой играющий – черт. Он все время старается помешать Богу: рассмешить отвечающего на вопросы. Если это ему не удается, то спрашиваемый переходит на сторону Бога, если же он рассмеется, то его берет черт. После допроса черт превращает всех доставшихся ему игроков в собак и натравливает их на «детей Бога». Между ними происходит борьба, победитель становится новым «богом».
Схема другой игры – «Ангел и враг» более проста. В ней участвуют двое – ангел и враг (черт). Между ними происходит следующий разговор:
Ангел (показывая вверх): Это что?
Враг: Небо.
Ангел (показывая вниз): Это что?
Враг: Земля.
Ангел (показывая направо): Это что?
Враг: Рай.
Ангел (показывая налево): Это что?
Враг: Дедушкин сор?
Вопросы продолжаются до тех пор, пока враг продолжает на них отвечать. Если враг не ответит, то он садится и вместо него в игру вступает следующий участник.
Показательно, что сюжеты и тексты этих игр восходят не к каноническим текстам Священного писания, а к апокрифическим сказаниям, возникшим на основе их трансформации в народном сознании. Так, они не только близки, но и местами совпадают с статьями из древнерусского рукописного сборника «Луцидариус» («Златой бисер»), который написан в форме катехизиса, т. е. беседы учителя с учеником.
Подобные сюжеты широко представлены в духовных стихах, причем и там обычно сохраняется диалогическая форма. Аналогичное явление отметил А.Н. Веселовский применительно к устным рассказам на темы апокрифов. Проникновение подобных текстов в детскую среду представляется естественным, потому что они часто использовались в качестве учебного материала. Сама форма диалога, трансформировавшаяся в легко разыгрываемую и запоминаемую игру, облегчала их переход к детям. Понятно, что при этом произошло вторичное переосмысление, хотя сам диалог не изменил своей структуры и воспроизведен достаточно последовательно. Подобные игры распространены практически у всех славянских народов.
Косвенным свидетельством популярности подобных игр является помещение в Прологе под 25 мая специального рассказа о наказании детей, которые попытались играть в литургию. «Выбрали они большой камень, положили на нем хлеб, поставиша в чаше воду и нача читати, пети и совершати все по Церковному обычаю». Один из ребят стал изображать священника, двое других – дьякона и певцов.
Когда они захотели взять с камня хлеб, чтобы «причаститься», с неба упал огонь и сжег хлеб и камень. Дети же «в ужасе попадоша на землю и лежаша без всякаго движения». После того на этом месте был отслужен молебен, и затем построена церковь. О широте распространения подобных текстов свидетельствуют разнообразные записи. Аналогичный рассказ записан в Италии, только там речь шла не о литургии, а о явлении детям Пресвятой Богородицы.
Более непосредственная форма ассимиляции христианства детским фольклором представлена в «детском народном календаре». Многие исследователи отмечали, что христианские элементы занимали в нем преобладающее место. Важным фактором, несомненно способствовавшим ассимиляции христианской обрядности в детской среде, была ее постоянная повторяемость.
В работах Г.С. Виноградова и О.И. Капицы мы находим достаточно полное воспроизведение не только схем отдельных обрядов, но и цельных обрядовых комплексов, связанных с календарными праздниками. По мере отмирания отдельных обрядов их черты также могли становиться играми (например, в виде считалок). В частности, детская приговорка:
Господи Иисусе,
Возьми меня за уси.
Не менее показательна и так называемая «детская мифология». Она сохранилась в произведениях тех писателей, чья творческая память была разбужена событиями революции и эмиграции, оторвавшими их от национальной среды, что и вызвало потребность запечатлеть «память народную». В книге «Посолонь» (1907) А.М. Ремизов воспроизводит сохранившиеся в его памяти детские игры «Красочки», «У лисы бал», «Кострома». Описывая игру «Кострома», писатель упоминает о названии водящего – «монашек», который в сюжете игры выступает как вестник солнца. Мотив умирающего и воскресающего божества, послуживший соединительным звеном между языческой и христианской традициями, закономерно отразился в детской среде, получив лишь несколько иное внешнее оформление. Показательно отражение этого явления именно в творчестве А.А. Ремизова, писавшего на стыке фольклорной и литературной традиций.
Не менее показательны и обращения детей к явлениям природы, растениям и животным. Широко известен текст, произносившийся во время сбора грибов:
Никола, Микола,
Наполни лукошко,
Стогом верхом,
Перевертышком.
Он напоминает подблюдную песню:
Никола, Микола,
Наполни, наполни,
Что неполного, непокрытого.
Генетически данный текст связан с древнейшим комплексом заклинаний для обеспечения плодородия, позднее использовавшимся для предсказания судьбы.
Распространены многочисленные записи, связанные с имитацией детьми магических действий по вызыванию дождя. Проникая в детскую среду, они также приобретали игровой характер и организовывались в виде закличек:
Дождик, дождик, перестань,
Мы поедем на Иордань,
Богу помолиться,
Христу поклониться.
Наряду с освящением источников и служением молебнов известен обряд вспахивания русла рек, при котором соху сопровождали женщины (в древности – обнаженные) с пением духовных стихов. Очень важно, что участники обряда никогда не осознавали свои действия как антихристианские.
Интересно показать, как изменился данный обряд, когда он оказался в детской среде. Обряд попал через посредство знахарей-заклинателей. К сожалению, славянские источники не содержат подобных описаний детских обрядов. В книге известного французского демонолога А. Реми описан этот обряд, выполненный девочкой. Демонолог специально оговаривает, что она подражала своей матери, известной как ведьма. «Маленькая девочка, помогавшая своему отцу в поле, была удручена его жалобами по поводу засухи. Она, не долго думая, решила помочь ему и, подражая своей матери, выкопала маленькую ямку, помочилась в нее, затем перемешала получившуюся грязь и произнесла заклинание, чтобы вызвать дождь».
Тесная связь элементов, имеющих христианское происхождение, с остатками древнейших реликтов несомненно облегчала их проникновение в детскую среду. Она обусловила наличие в детском фольклоре своеобразной переходной зоны, где христианские и языческие элементы соединились настолько тесно, что их оказалась невозможным отнести ни к одной из религиозных систем:
На вольном свете
Стоял вольный город,
К этому городу
Нет ни пути ни дороги,
А от этого города
Идут и пути и дороги.
В этом городе
Целый мир толпится,
А за ограду ступить боится.
Идет к нему посол нем,
Царь в руки взял
И все прочитал. (Ной)
Большой массив текстов, связанных с христианством, существует в составе школьного фольклора. Приведем пародийную молитву:
Господи иже еси на небеси,
На экзаменах шпаргалку принеси,
Пресвятая Мария-девица,
Не дай на экзамене провалиться.
Великий Никола-мученик,
Подскажи недоученное,
Всемогущий Иисус Христос,
Не задай на экзамене лишний вопрос,
Сохрани и спаси, Господи,
От кола и от двойки,
Ради раба твоего, грешника,
Накажи душу предателя
В образе преподавателя,
Колы и двойки скинь,
Господи, помилуй,
Показательно, что данный текст записан совсем недавно, хотя аналогичные молитвы известны в Европе, начиная с XVI века. Я.А. Коменский упоминает о них в своем труде «Великая дидактика» (1633).
В подобных текстах преобладает не слепая вера, а чисто практическое стремление к той конкретной пользе, которую может дать обращение к святому. Нетонущий в воде и несваривающийся в котле святой, способный даже восстать из пепла, перестает восприниматься как объект преклонения и приравнивается к другим мифологическим, а иногда и сказочным персонажам.
Интересна детская трактовка образа пророка Ионы, зафиксированная в рассказе Н.С. Лескова: «На вопрос, не удивляет ли его, как Иона жил внутри кита, ученик ответил: что же дивиться, это очень просто: кит – такая корчма была при море».
Образ святого в народном пантеоне в большинстве случаев складывался в результате взаимодействия древнейших языческих представлений и обязательных элементов христианского культа. При этом на первом месте всегда оказывались чисто практические мотивы, связанные с литургическими и культовыми моментами, а не с догматикой и катехизисом. Так, образ святой Параскевы, с которым связывалось персонифицированное представление о нечетном дне недели – Пятнице, приобрел двоякое звучание: с одной стороны, «бабья святая», помощница женщин и покровительница всех женских дел, а с другой – ревнительница благочестия, жестоко наказывающая за нарушение запретов.
Аналогичное звучание приобретает этот образ в заговорах, где сестры-лихорадки нередко именуются пятницами. В сказках ряда южнославянских народов, где «святый Понедилок, Середа и Пятница» (украинская) и «святые Середа, Троица и Пятница» (молдавская) выступают в роли трех волшебных помощниц героя (706, АТ883). «Мокошка» в словенских сказках имя колдуньи.
Христианская символика в колыбельных песнях представлена настолько широко, что некоторые исследователи, например А.Н. Мартынова, даже выделили их в особую тематическую группу. Показательно, что большинство приведенных ею текстов записаны в период с 1922 по конец 60-х годов XX века. Среди них выделяется несколько тематических блоков. Прежде всего, это имитации молитв:
Баюшки-баю
Сохрани тебя
Ангел твой!
Сохранитель твой
От всякого сглазу
От всякого благу
От всех скорбей
От всех напастей
От лому-ломища
От крови-кровища
От зла человека
Супостателя.
Данный текст представляет собой вольный пересказ текста известного канона ангелу-хранителю:
От всяких напастей свободи
От печалей спаси
От супостателя защити.
В одном ряду с ними стоит и упоминание Кикиморы в колыбельных песнях.
Проведенный нами анализ не претендует на полноту. Но он показывает, что исследование детского фольклора необходимо связать с выявлением в нем субстрата, связанного с усвоением христианских традиций. Он не просто занимал важное место в детском фольклоре, но и выступал как носитель системы морально-нравственных критериев. Это обстоятельство особенно важно в современных условиях, когда христианство интенсивно входит в повседневную жизнь.
Из книги Поэтика мифа автора Мелетинский Елеазар МоисеевичЧАСТЬ II. КЛАССИЧЕСКИЕ ФОРМЫ МИФА И ИХ ОТРАЖЕНИЕ В ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНОМ ФОЛЬКЛОРЕ ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ Для правильного понимания природы мифа необходимо хотя бы самое краткое рассмотрение мифа и мифологии в наиболее типичных, так сказать «классических», формах,
Из книги Англосаксы [Покорители кельтской Британии (litres)] автора Вильсон Дэвид М Из книги Погаснет жизнь, но я останусь: Собрание сочинений автора Глинка Глеб АлександровичОТРАЖЕНИЕ Во дворце или в избе, Всюду мне не по себе. О тебе везде тоскую, Проклиная долю злую. Не подруга ты моя, Это «ты» - второе «я», Подлинное, основное; Потерял его давно я. Лишь в стихах мелькнет порой Настоящий облик
Из книги Христовщина и скопчество: Фольклор и традиционная культура русских мистических сект автора Панченко Александр Александрович Из книги Как любить детей автора Амонашвили Шалва АлександровичМечта о Детском Государстве Наконец, дело дошло до ЦК Грузии. Была выделена большая комиссия, которая долго проверяла нашу работу - теорию, практику, результаты, наработки, проверяла уровень знаний детей. Часть членов комиссии всё же хотела найти наши «буржуазные» идеи,
Из книги Поэтика древнерусской литературы автора Лихачев Дмитрий СергеевичХУДОЖЕСТВЕННОЕ ВРЕМЯ В ФОЛЬКЛОРЕ Выше мы стремились продемонстрировать разнообразие аспектов, в которых выступает проблема художественного времени в произведениях словесного искусства вообще, чтобы тем подготовить рассмотрение проблемы времени и в
Из книги Библейские фразеологизмы в русской и европейской культуре автора Дубровина Кира НиколаевнаНЕСКОЛЬКО ОБЩИХ ЗАМЕЧАНИЙ О ХУДОЖЕСТВЕННОМ ВРЕМЕНИ В ФОЛЬКЛОРЕ Мы видели выше, что отдельные жанры фольклора резко разделены своим отношением к художественному времени. Мы рассмотрели только четыре главных жанра - лирическую песнь, сказку, былину и причитание. Эти
Обмирания в фольклоре Немало текстов обмираний было собрано в фольклорных экспедициях в Полесье. Польский исследователь К. Мошинский записал в 1914 году рассказ Агаты Сугреевой, которая тяжело болела и обмирала. Агата Сугреева вспоминает:Когда я лежала, ко мне пришел
Из книги Очерки Петербургской мифологии, или Мы и городской фольклор автора Синдаловский Наум Александрович Из книги Мифологические персонажи в русском фольклоре автора Померанцева Эрна Васильевна Из книги Культурология автора Хмелевская Светлана Анатольевна Из книги автора Из книги автора6.1. Возникновение христианства Христианство возникло в Палестине в I веке до н. э. Найденные в районе Мертвого моря свитки свидетельствуют о близости первоначального христианства иудейской общине эссенов. Им были общи идеи ожидания скорого пришествия Мессии,