Святой великомученик Евстафий до крещения носил имя Плакида. Он был военачальником при императорах Тите (79 - 81) и Траяне (98 - 117). Еще не познав Христа, Плакида творил дела милосердия, помогая всем бедствующим и страждущим. Господь не оставил добродетельного язычника во мраке идолопоклонства.
Однажды на охоте он преследовал на быстром коне оленя, который остановился, взбежав на высокую гору, и Плакида вдруг увидел между его рогами сияющий Крест, а на нем - распятого Сына Божия. Пораженный Плакида услышал глас: "Зачем ты гонишь Меня, Плакида?" "Кто Ты, Господи, говорящий со мною?" - в страхе спросил Плакида. И услышал в ответ: "Я - Иисус Христос, Бог, воплотившийся ради спасения людей и претерпевший вольные страдания и Крестную смерть. Ты Меня, не зная, почитаешь, ибо твои добрые дела и обильные милостыни дошли до Меня. Явился Я здесь, чтобы обратить и присоединить тебя к верным рабам Моим. Ибо не хочу Я, чтобы человек, творящий праведные дела, погиб в сетях вражиих".
Плакида воскликнул: "Господи, я верую, что Ты - Бог Неба и земли, Творец всех тварей. Молю Тебя, Господи, научи меня, что мне делать". И вновь прозвучал Божественный глас: "Иди к священику христианскому, приими от него крещение, и он наставит тебя ко спасению".
С радостью Плакида вернулся домой, все рассказал жене; та, в свою очередь, поведала ему о том, как накануне ей в таинственном сновидении Кто-то сказал: "Ты, твой муж и твои сыновья завтра придете ко Мне и познаете Меня - Иисуса Христа, Истинного Бога, посылающего спасение любящим Меня". Супруги поступили, как им было велено.
Они обратились к христианскому пресвитеру, который крестил все их семейство и всех причастил Святых Таин.
На следующий день святой Евстафий отправился на место своего чудесного обращения и в горячих молитвах возблагодарил Господа, призвавшего его на путь спасения.
И опять святой Евстафий был удостоен чудесного откровения - Сам Бог предупреждал его о предстоящих испытаниях: "Евстафий, подобает тебе на деле проявить твою веру. Тебе, как Иову, предстоит претерпеть многие скорби, чтобы, будучи искушенным, подобно золоту в горниле, явиться достойным Меня и принять венец из рук Моих". Святой Евстафий смиренно отвечал: "Да будет воля Твоя, Господи, всё готов я принять из рук Твоих с благодарением, только бы Твоя всесильная помощь была со мной"
Вскоре на Евстафия обрушились бедствия: умерли все его слуги и пал весь скот. Разоренный, но не упавший духом, святой Евстафий с семьей покинул тайно дом, чтобы жить в безвестности, смирении и нищете. На корабле он направился в Египет . Во время плавания новое несчастье постигло святого. Хозяин корабля, прельстившись красотой жены Евстафия, безжалостно высадил его с детьми на берег, а жену оставил у себя. В великой скорби святой продолжал свой путь, и новое горе разразилось над ним. Переходя бурную реку вброд, он переносил по очереди двух своих сыновей, но пока он переносил одного - другого схватил на берегу лев и унес в пустыню, а пока возвратился к другому - того утащил в лес волк.
Потеряв всё, горько плакал святой Евстафий. Но он сознавал, что это Божественный Промысл послал ему эти несчастья, чтобы испытать его терпение и преданность воле Божией. В молитвах излив Богу свое неутешное горе, святой Евстафий пошел дальше, смиренно готовый к новым испытаниям. В селении Вадисс он нанялся рабочим и пятнадцать лет провел в непрерывных трудах. И не знал тогда святой Евстафий, что по милости Божией пастухи и землепашцы спасли его сыновей, и они жили рядом с ним; не знал он и того, что нечестивый корабельщик был скоро наказан - он умер от жестокой болезни, а жена святого Евстафия, оставшись неприкосновенной, жила в мирных трудах.
В то время императору Траяну пришлось вести трудную для Рима войну. Он вспомнил доблестного полководца Плакиду и отправил воинов Антиоха и Акакия, друзей Плакиды, его разыскать.
Объехав множество областей, они пришли в селение, где жил святой Евстафий. Воины встретили Евстафия в поле, где он сторожил хлеб, но не узнали его и стали говорить ему о том, кого ищут, прося его помощи и обещая большую плату. Но святой Евстафий, сразу узнав своих друзей, не открывал им своего имени. Он привел их в дом своего хозяина и накормил. Присматриваясь к нему, путники заметили, что он очень похож на их полководца, а когда увидели на его шее особую примету - след от глубокой боевой раны, поняли, что перед ними - их друг. Они обняли его со слезами и рассказали, зачем искали его. Святой Евстафий вернулся в Рим и вновь стал императорским военачальником. Много новобранцев пришло к нему в войско, и не ведал он, что два молодых воина-друга, которым он часто давал приказания и которых полюбил за ловкость и смелость, были его сыновья, и они не знали, что служат под началом своего отца и что друг другу они - родные братья.
Однажды в походе войско, которое вел Евстафий, остановилось в одном селении. Воины-братья беседовали в палатке. Старший рассказывал о своей судьбе: как он потерял мать и несчастного брата, как ужасным образом был разлучен с отцом. И младший с радостью понял, что перед ним его брат, и поведал о себе.
Разговор воинов слышала женщина, у дома которой была раскинута палатка, - это была их мать. Она поняла, что это ее сыновья. Еще не открываясь им, но очень желая с ними не расставаться, она пришла к их начальнику - святому Евстафию просить разрешения следовать с его войском. В нем она узнала своего мужа и в слезах рассказала ему о себе и о двух воинах, которые оказались их сыновьями. Так, по великому милосердию Господа, встретилась вся семья.
К этому времени победой закончилась война. С почестями и славой вернулся святой Евстафий в Рим . Преемником умершего императора Траяна стал теперь Адриан (117 - 138), который пожелал отпраздновать события торжественным жертвоприношением богам. К удивлению всех в капище не оказалось святого Евстафия. По велению императора его срочно разыскали.
"Почему ты не хочешь поклониться богам? - спросил император. - Тебе прежде других следовало бы воздать им благодарение. Они не только сохранили тебя на войне и даровали победу, но и помогли найти жену и детей". Святой Евстафий ответил: "Я - христианин и знаю Единого Бога моего Иисуса Христа, Его чту и благодарю, и поклоняюсь Ему. Он всё даровал мне: здоровье, победу, вернул семью и ниспослал Свою помощь на одоление испытаний". В гневе император разжаловал прославленного полководца и вызвал его с семьей на суд. Но и там не удалось твердых исповедников Христовых склонить к идольскому жертвоприношению. Всё семейство святого Евстафия было осуждено на растерзание зверями. Но звери не тронули святых мучеников. Тогда жестокий император в ярости приказал бросить всех живыми в раскаленного медного быка, в котором и приняли мученическую кончину святые Евстафий, его жена
Вконтакте
…На самом же деле на страхе ничего построить нельзя, - это ведь принуждение человека: обмануть, напугать, и вовлечь в свой культ. В этом клерикалы великие мастера. Как же можно говорить об истинной религии или нравственности, построенных на страхе?
Предварительно заметим, что никого не смущает тот факт, что в повседневной жизни мы многое делаем из опасения негативных последствий. Стараемся получше учиться в школе, потому что знаем, что иначе не поступим в институт. Работаем, так как знаем, что иначе не будет что есть и пить, где жить и во что одеться. Мы боимся опоздать на работу или не вовремя ее исполнить. Это же все нас беспокоит? Беспокоит, и это разумно. Более того, равняясь на просвещенный запад, мы усердно строим «правовое государство». А что такое правовое государство? Это такое государство, в котором закон предписывает нормы поведения и карает за отступление от них (отвлекаясь, заметим, что сам закон как таковой требуется более всего там, где у людей мало совести; чем меньше совести и больше желания обмануть, украсть, а то и ограбить - тем больше требуется закона). Итак, сама идея воздаяния, которой пропитана вся наша цивилизация, воспринимается настолько естественно, что даже перестает быть нами замечаемой. Однако идея страха Божиего вызывает в современном человеке решительный протест и осуждается им как таковая. В чем же дело?
неизвестен , Public DomainБог ведь - не зверь хищный, которым пугать надо. Маленьких детей иногда пугают «бармалеем», «бабайкой», серым волком, и т.п., чтобы удержать их в подчинении: «не балуйся, а то тебя милиционер заберет!» А для взрослых людей, значит, Бога придумали, чтобы управлять ими как потребуется. Планк, Пушкин, Ньютон, Суворов, Паскаль, Достоевский, Пирогов, Павлов, Войно-Ясенецкий, Королев, Жуков -это вот и есть те самые глупые люди, запуганные клерикалами. Какой абсурд! Эти люди властей не боялись, от которых пострадать могли весьма осязаемо и конкретно (о Планке, Паскале или Ньютоне странно даже подумать, чтобы они были глупы, Пушкин против императора бунтовал как мог, Жуков самого Сталина не боялся), но все они были искренно верующими людьми, имеющими страх Божий.
О чем же идет речь, когда мы произносим «страх Божий»?
Вот у тебя, уважаемый читатель, наверное есть мама или другой горячо любимый тобою человек (жена, любимая девушка...). Ты боишься маму обидеть? Да. Потому, что она тебя накажет? Ты этого боишься? Нет. Ты боишься обидеть того, кто тебя любит. Это ведь совсем другой страх, не правда ли? Страх Божий это тот страх, который имеет человек, боящийся оскорбить любовь того, кто за тебя готов жизнь отдать. Представь себе: человек спас меня от смерти ценою буквально своей жизни, на смерть ради меня пошел, вот еще чуть-чуть и он бы за меня погиб. Жизнь свою отдавал за меня. А я потом по отношению к нему поступлю подло?! А я ведь не боюсь его, он мне не начальник, он мне ничего не сделает, он просто спас мою жизнь.
Вот это и есть страх Божий — страх оскорбить Того, Кто за меня готов отдать Свою жизнь. Это страх оскорбить Любовь.
А сейчас начнется неожиданное. Наступило время вылить на разгоряченные высокими материями головы холодненькой водички. Никогда не устану повторять, что православие - очень практическая штука. Если введена новая дефиниция, определено некое состояние, например состояние страха Божия, и оно признано сотериологически полезным, сразу же необходимо ответить на два вопроса: находимся ли мы в этом состоянии, и если нет (ну как правило), то как нам такое состояние приобрести. Православные располагают целым рядом, сонмом, созвездием великих святых, которые приобрели страх Божий. Приобрели сами и оставили нам учение, как это сделать.
Учение основано на опытном (т.е. установленным опытным путем, а не высосанном из пальца) нерушимом законе духовной жизни: законе постепенности. Согласно этому закону духовное возрастание происходит в строгой последовательности, от простого к сложному, от низкого к высокому, от несвятого к святому. Подвижник постепенно переходит со ступеньки на ступеньку, все выше и выше, подобно тренирующемуся спортсмену (аскео — тренируюсь). Попытка перескочить какую-либо ступеньку в духовном развитии приводит к трагическим последствиям: подвижник впадает в тяжелейшее духовное состояние самообольщения, впадает в прелесть (лесть себе в высшей степени), и далее уже широкими шагами следует к аду. Это опаснейшее, последнее перед окончательной погибелью состояние, и только Сам Господь может таковых спасти.
Аскетическая практика установила следующую последовательность приобретения страха Божия. Страх Божий имеет ступени: низшие (приуготовительные) и высшие, — истинные:
- Боязнь понести наказание (страх раба);
- Боязнь не получить награду (страх наемника);
- Боязнь обидеть Того, Кто тебя любит до крестной смерти (сыновний страх, истинный страх Божий).
Первые две ступени - низшие, служат для воспитания в себе навыка к доброделанию, молитве и жизни по заповедям. Христианство ведь на всех рассчитано, а не на особо добродетельных. Христос пришел к грешникам, а не к праведникам. И что ж делать, если мы с тобой творим добро и принимаем меры к собственному спасению с огромным трудом? Вначале страх нижних ступеней помогает получить навык, он понуждает нас.
Теперь нам легко понять, пользуясь объективными критериями (т.е. не зависящими от наших убеждений и мнения о себе), испытываем ли мы истинный страх Божий, или находимся в состоянии разгоряченности крови и нервов. Может, нам просто приятно говорить себе и о себе, что мы продвинутые христиане, не хуже самих святых отцов, аскетов, мучеников и исповедников. Чтобы все это узнать, необходимо поставить перед собой прямой вопрос: а боялся ли я Бога так, как раб боится владыку? Как вор боится следователя? Испытывал ли я самый обычный страх, удерживал ли себя от зла по страху божественного наказания? Боялся ли я Господа? И находясь в таком страхе низшего уровня, исполнил ли я закон Христов как следует его исполнить? А делал ли я добро из страха не получить воздаяния? Понуждал ли себя к добру, используя корыстный наемнический страх неполучения награды? И находясь в таком страхе низшего уровня, исполнил ли я закон Христов как следует его исполнить? Ответить на эти вопросы надо честно, как перед лицом неминуемой смерти.
Если какие-то ступени пропущены, если мы силимся шагнуть сразу на третью, высшую ступень, и с ее высоты учить прочих недоразвитых христиан, барахтающихся где-то на низших ступенях, то что это означает? А то означает, что мы хотим украсть сыновство, незаконно присвоить его себе (в Библии подобные случаи неоднократно описаны). Воры мы. А попутно используем ставшее нам известным понятие истинного страха Божия для того лишь, чтобы презреть и предать забвению Христовы слова о геене, где вой и скрежет зубовный, червь неусыпающий и огнь неугасающий. И много ли нам до прелести осталось — одному Богу известно.
Нам могут возразить, что якобы кто-то находится в состоянии истинного страха Божия потому лишь, что любит Бога. Лицемер! Как ты можешь любить Бога, Которого не видишь, когда не любишь ближнего, которого видишь?
Побережем себя, возрадеем о спасении! Пойдем постепенно, из меры в меру совершенствуясь в добре, принуждая себя (и используя для этого даже животный страх и жадность) к исполнению заповедей. Увидим далее, насколько они для нас полезны, будем держать в памяти, на что пошел Бог, чтобы эти заповеди нам передать. Может быть милостью Спасителя нашего мы и сумеем познать истинный страх Божий — страх обидеть Того, Кто за тебя взошел на Крест.
Страх Божий
Богобоязненность (также богобоязливость, страх Божий, страх Господень) во всех авраамических религиях - добродетель, благоговение к Богу, опасение оскорбить Бога нарушением Его воли, развивающее особенную бдительность, смирение и молитву.
Конечно, здесь речь не идет о Боге-чудище и тиране, вспышек гнева которого стоит опасаться людям. Ведь от такой личности стоит держаться подальше. Но Господь, наоборот призывает к Себе:
"Придите ко Мне : послушайте, и жива будет душа ваша..." (Ис. 55:3)
"Взыщите Господа и силы Его, ищите непрестанно лица Его..." (1 Пар. 16:11)
"Ищите добра, а не зла... и тогда Господь Бог Саваоф будет с вами " (Ам. 5:14)
Писание возвещает, что Бог есть любовь!
"Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь! " (1 Иоан. 4:8)
Более того, первая из всех заповедей - это любовь к Богу!
"Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь " (Матф. 28:37,38)
Как же уживаются вместе понятия страха и любви? Ведь сама Библия учит, что любовь и страх не совместимы:
"В любви нет страха , но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение" (1 Иоан. 4:18)
Неужели Бог лжет людям, что Он есть любовь?! Неужели Господь настолько наивен и самоуверен, что надеется, что верующие будут любить Его искренне из страха перед Ним? Как можно с одной стороны Бога бояться, а с другой, Писание призывает, что к Нему нужно стремиться? Кто обманывает: пророки, апостолы, Бог или вся Библия ложь?
Конечно, нет! Просто Библию нужно воспринимать в совокупности, учитывая все ее тексты, а не вырывать из контекста отдельные ее стихи.
Писание возвещает:
"Начало мудрости - страх Господень; разум верный у всех, исполняющих заповеди Его" (Пс. 110:10)
"Начало мудрости - страх Господень, и познание Святаго - разум" (Прит. 9:10)
Посмотрите на вторые части этих стихов. Они поясняют понятие "страх Господень ". То есть мудрость у того, кто исполняет Божьи заповеди и ищет, познает Господа в своей жизни.
Но что тогда означают слова про страх!?
1. Речь идет о том, что нужно признать Бога своим Творцом и Создателем всего - неба, земли, Вселенной! Сегодня очень много атеистов, не верящих в Бога. А раньше было очень много идолопоклонников, не признававших Бога Израилева Господом, но чтущих своих идолов - придуманных ими же богов. В этом контексте, убояться Бога значит, поверить и принять, что Бог Израилев реален, Он живой, а других богов не существует.
"Наведи, Господи, страх на них; да знают народы, что человеки они" (Пс. 9:21)
"Я - и нет Бога, кроме Меня : Я умерщвляю и оживляю, Я поражаю и Я исцеляю, и никто не избавит от руки Моей" (Втор. 32:39)
Нужно всегда осознавать, что в руках Бога находится жизнь человека и его будущее. Говоря о страхе Господнем, верующий должен всегда помнить, что Бог, хоть и является любовью, но также является и справедливостью и защитником обиженных, поэтому за все свои проступки придет суд от Бога, как здесь на земле, так и на Великом Суде.
"Страх Господень чист, пребывает вовек. Суды Господни истина , все праведны" (Пс. 18:10)
"Путь Господень - твердыня для непорочного и страх для делающих беззаконие " (Прит. 10:29)
"Страх Господень - ненавидеть зло; гордость и высокомерие и злой путь и коварные уста…" (Прит. 8:13)
"Убойтесь Бога и воздайте Ему славу, ибо наступил час суда Его , и поклонитесь Сотворившему небо и землю, и море и источники вод" (Откр. 14:7).
У некоторых людей возникают сомнения по поводу Божьей любви из-за насилия и смертей, существующих в мире. Об этом можно прочитать материал
Интересную аналогию можно найти между Богом и родителями. Ведь не зря Господь называет Себя Отцом людей и в частности верующих.
"Израиль есть сын Мой , первенец Мой" (Исх. 4:22)
"Молитесь же так: Отче наш , сущий на небесах" (Матф. 6:9)
Согласно заповеди Божьей, люди должны бояться своих родителей.
"Бойтесь каждый матери своей и отца своего" Лев.19:3
Неужели здесь говорится о родителях - самодурах, беспричинных и грубых наказаний которых нужно бояться? Естественно, нет! Здесь речь об уважении и почтении к родителям. Поэтому в этой же главе далее в отношении Бога в оригинале используется то же слово "бояться ".
"Не обижай ближнего твоего... Не злословь глухого и пред слепым... бойся Бога твоего. Я Господь" (Лев. 19:13,14)
Как видите, здесь четко видна связь страха c уважением к Богу и ответственностью перед Господом за дурные поступки, направленные против других людей.
Таким образом, страх Господень в контексте Священного Писания нужно понимать, как признание Бога Торцом и осознание ответственности перед Ним за свои неблаговидные дела. Если верующий это понимает, то это благо для него, ведь:
"Страх Господень прибавляет дней, лета же нечестивых сократятся" (Пр. 10:27).
"Страх Господень - источник жизни, удаляющий от сетей смерти" (Пр. 14:27).
Валерий Татаркин
Здесь = > другие
- Чего вы боитесь?
Я боюсь экономического кризиса.
- Боюсь одиночества.
- Боюсь не найти работы.
- Боюсь потерять близких…
Подобные вопросы и ответы можно встретить в различных популярных соцопросах, посвященных выявлению общественного мнения и психологического настроя населения. Недавно в одной из российских областей было проведено исследование на тему «чего боятся россияне». Традиционно на первое место вышли страх потери близких, опасение за жизнь и здоровье детей, страх потерять работу, остаться без спутника (спутницы) жизни и т.д. Причем, было отмечено, что страхи, будоражившие россиян еще 20 лет назад, такие как распад страны, гражданская война и пр., отступили назад. Заметно снизилась угроза терроризма, переместился на периферию человеческого внимания так называемый «чеченский фактор».
Страх губительный
Человеческий страх – явление само по себе уникальное. Наряду с другими чувствами и эмоциями страх занимает одно из главенствующих мест в жизни каждого индивидуума. Он сопровождает нас от колыбели до гробовой доски и является неотъемлемой частью нашего земного существования. Страх нелицеприятен и неизбирателен. Он владеет как малыми, так и великими, как бедными, так и богатыми, невзирая на пол, возраст и положение.
Однако что представляет собой страх как эмоция? Согласно общепринятому определению, страх – это психологическая реакция, навязанная окружением, которая варьируется в зависимости от возраста. Например, считается, что младенцы боятся всего двух вещей: падения и резких звуков. Чем старше становится человек, тем больше у него появляется страхов. Если со страхами не бороться, они могут впоследствии перерасти в фобии, которые будут углубляться и закрепляться на протяжении всей жизни. Большинство страхов мешают человеку спокойно жить и развиваться, ставят препятствия на пути к намеченным целям и успеху. Например, к таким страхам относится страх потери близких, страх за свою собственную жизнь, страх высоты, страх что-то неверно сказать, сделать, прослыть смешным и многие тому подобные.
Однако наряду с негативными проявлениями столь незаурядной эмоции как страх есть и позитивные, как-то: страх перед опасностью, напрямую связанный с чувством самосохранения, благодаря которому человеку удается избегать нежелательных последствий столкновения с обстоятельствами, угрожающими его жизни и здоровью.
Страх благотворный
Итак, среди множества перечисленных видов страха есть те, которые нашу жизнь отравляют и те, которые ее оберегают. Однако, как бы парадоксально это ни звучало, нередко бывает так, что люди, всеми силами пытающиеся избавиться от мешающих им жить страхов и фобий, сознательно игнорируют страх, диктующий их здравому смыслу осторожность и рассудительность. Иначе, как можно объяснить такой феномен как употребление наркотиков, курение, пьянство, беспорядочные половые связи, гомосексуализм и многое другое, что, казалось бы, нормальный человек должен отвергать и чего по-настоящему должен опасаться? Почему так происходит? Да потому, что, к сожалению, человек во многом утратил способность воспринимать один из самых действенных и благотворных для него видов страхов – страх греха.
Страх Божий
В Библии есть замечательные слова, точно иллюстрирующие данную ситуацию: «Нечестие беззаконного говорит в сердце моем: нет страха Божия пред глазами его…, слова уст его – неправда и лукавство; не хочет он вразумиться, чтобы делать добро»
. Вот причина: нет страха перед грехом, ибо все, о чем мы говорили ранее, можно обозначить одним словом: «грех», а, значит, нет и страха Божия. Человек перестал бояться того, что направлено непосредственно против его бессмертной души, разлагает и губит ее. Следовательно, перестал принимать помощь и спасение от Того, Кто его создал и любит.
Но что такое страх Божий? Это понятие включает в себя два основных компонента. Во-первых, боязнь оскорбить и ранить того, кого любишь и кем дорожишь. В связи с этим вспоминаются слова одного человека, сказавшего буквально следующее: «Я боюсь свою жену, а она боится меня. Мы боимся друг друга… боимся обидеть друг друга, оскорбить и потерять» . Так же и в отношении Бога. Но бояться оскорбить, не почтить и потерять Бога может лишь тот, кто искренне любит Его, любит всем сердцем и всей душой, кто знает и понимает цену Его любви, для кого Бог – Отец и для кого потеря Его равносильна потери самого себя в этой жизни. Если же у человека нет любви к Богу, нет почтения и смирения перед Ним, для таковых Он не Отец, а строгий и справедливый Судья, и в этом случае действительным становится второй компонент: страх перед наказанием Божиим, которое рано или поздно постигает того, кто пьет грех, словно холодную воду: «Ибо если мы, получив познание истины, произвольно грешим, то не остается более жертвы за грехи, но некое страшное ожидание суда…».
Пример страха Божьего, как первого, так и второго, можно хорошо проиллюстрировать на взаимоотношениях между родителями и детьми. Если ребенок старается избегать каких-то противоправных действий со своей стороны, то делает он это обычно если и не от большой любви к отцу и матери, не из-за боязни лишиться их любви и доверия, то хотя бы из-за страха быть наказанным за свои проступки.
Если человек хоть изредка будет задумываться над тем, что его ожидает за необдуманное преступное насилие над собственной душой, к нему вернется оберегающий его от погибели страх Божий. А через примирение с Богом посредством покаяния он будет бояться уже не столько наказания, сколько потери своего любящего Небесного Отца и Спасителя. В результате такой Божий страх избавит его от мучительных страхов, терзавших его на протяжении всей его жизни. Главное – исчезнет страх смерти, поскольку тому, кто находится в руках Божиих, нечего бояться, в том числе и смерти, ибо ее победил Своей смертью Христос.
Подписывайтесь:
«Бойся Бога и заповеди Его соблюдай, потому что в этом все для человека»
А. Уткина
Церковь Евангельских Христиан-Баптистов
г. Новочеркасск
О СТРАХЕ БОЖИЕМ
"И милость Его в роды родов
боящимся Его".
Лк. 1, 50. Песнь Богоматери.
Образование триединого чувства веры - любви, смирения, отречения - начинает долгий путь доказательства обретенного христианства. Начинается борьба человека за обретенное сокровище веры или его восхождение к совершенной любви. Любовь воинствует, а не спит.
В чем же признак начала воинствования? И в чем признак, что воинствование истинное, а не ложное? Ведь если кто и подвизается, не увенчивается, если незаконно будет подвизаться , - говорит Апостол (2 Тим. II, 5).
Есть особая проба на золоте христианства, по которой его никогда ни с чем не спутаешь и по которой всегда можно отделить от него всякое не истинно христианское учение, в частности, сектантство.
"Гортань брашна различает , - говорит Писание(Иов. XXXIV, 3), - так и вкус духовный все ясно показывает, как оно есть, не подвергаясь прельщению" (преп. Григорий Синаит, Д 5-253).
Этой золотой пробой является страх Божий. Человека, чье сердце ранено любовью к Богу, - сам страх потерять его ведет за собой. Ведь первоначальный толчок любви в обретенной вере подобен малому лучу, и ощущающий его не смеет и не должен, из-за духовной осторожности, даже и называть его настойчиво - любовью. Любовь надо доказать, а не преждевременно утверждать себя ее имеющим.
"Преждевременное стремление к развитию в себе чувства любви к Богу есть самообольщение. Шествие ко Христу начинается и совершается под водительством страха Божия" (свт. Игнатий Брянчанинов, БП - 53). "Покаяние есть корабль, а страх - его кормчий, любовь же - Божественная пристань" (преп. Исаак Сирин, Д II, 744).
Смирение веры не говорит о любви и ищет прежде всего смирения, зная, что только при прочности смирения может быть достижима и прочна любовь.
Впрочем, как пишет преп. Амвросий Оптинский: "по свидетельству преп. Каллиста и Игнатия, любовь и милость и смирение отличаются одними только наименованиями, а силу и действие имеют одинаковые. Любовь и милость не могут быть без смирения, а смирение не может быть без милости и любви" (А - 18). Поэтому первоначальная любовь не может быть забыта в смирении веры, но в своем восхождении к любви совершенной вера ищет не пустословия о любви, а отеческий жезл, который довел бы ее до духовного Рая.
Так вера рождает божественный страх. Все св. Отцы считают, что именно возникновение в человеке страха Божия есть признак, что он начал истинно осуществлять в своей жизни обретенную веру. Только с его возникновения начинается воинствование человека в его борьбе за совершенную любовь.
Если бы человек сразу бы достигал совершенства любви к Богу, то страх потерять ее, страх огорчить любовь Любимого, был бы единым и единственным страхом, то есть по существу своему все тою же любовью - одним из лучей ее многоцветного спектра. Боязнь огорчить любовь - есть та же любовь. Но на пути к совершенству любви человек должен пройти большой путь, на котором много будет еще несовершенных чувств и расчетов, связанных с его отношением к Богу. В этот период, помимо начала или предощущения чистой любви, в нем живет и другая побудительная причина исполнять волю Божию: страх вечного наказания за неисполнение этой воли, за неисполнение заповедей. Это есть очистительный этап пути, его нельзя миновать.
По учению Отцов, есть два вида страха Божия: один - новоначальный и другой - совершенный. Первый страх - это страх потерять за свои грехи свое вечное счастье и вместо него обрести вечные муки. Не имея страха потери своего благополучия в отцовском доме, блудный сын евангельской притчи бесстрашно ушел из него.
Страх мук вечных вызывает в человеке ненависть к греху, как к врагу его личного благополучия, и тем самым удерживает его от ухода из Отцовского дома.
"Признак перваго страха есть ненавидеть грех и гневаться на него, как гневается на зверя угрызенный им" (преп. Петр Дамаскин, Д V-333).
Чтобы уметь любить, надо уметь ненавидеть.
"Имеется, - говорит пр. авва Исаия, - естественная ненависть, и без ненависти к греху и демонам не открывается слава души. Эта (естественная) ненависть превратилась в нас в противоестественную ненависть к ближнему" (От. 208).
Но ненавидеть можно только после того, как увидишь или узнаешь что-нибудь. Страх Божий открывает наши глаза и мы начинаем видеть в себе все, что нарушает в нас волю Божию.
"Луч солнечный, проникший через скважину в дом, просвещает в нем все, так что видна бывает и тончайшая пыль, носящаяся в воздухе; подобно сему, когда страх Господень приходит в сердце, то показывает ему все грехи" (св. Иоанн Лествичник, Д II - 498).
"...Душа наша, умащаемая благодатью Святаго Духа, сладостною исполняется тишиною... Но в такое состояние никто не может придти, ни пребывать в нем, если не будет непрестанно отрезвлять и услаждать душу свою страхом Божиим; ибо страх Господень приносит подвизающимся некий вид непорочности и чистоты" (бл. Диадох, Д III - 25-26).
"Всякому, начавшему жить по Богу, полезен страх мук и порождаемая им болезнь сердца... Болезнование то скоро порождает всякую радость, узы сии разрывают узы всех грехов и страстей, и палач сей не смерти, а вечной жизни бывает виновником" (преп. Симеон Новый Богослов, Д 5-24).
Так пишут Отцы о новоначальном страхе.
Другой страх (совершенный) сопряжен с самой любовью, производя в душе благоговение, чтобы она от дерзновения любви не дошла до пренебрежения Бога. "Первый страх любовь совершенная изгоняет вон (1 Иоан. 4, 18) из души, ее стяжавшей, и не боящейся уже муки; а второй... она всегда имеет сопряженным с собою" (св. МаксимИсповедник, Д III - 174).
"Вводимым в жизнь добродетельную к исполнению заповедей и избежанию грехов содействует страх мучений вечных. Тем же, которые чрез добродетель достигли до созерцания славы Божией, - иной, подобно тому, сопутствует страх, крайне страшный им из любви к Богу, страх чистый, который и содействует им к неуклонному пребыванию в любви Божией, так как они боятся страшного от нее поскользновения" (преп. Никита Стифат, Д 5-97).
Содержание обоих видов страха как будто одно: боязнь нарушить волю Божию, но побудительная причина разная. В первом страхе побудительная причина - возможность мук вечных, во втором - сама любовь. Первый страх есть страх раба, а второй - друга. Гнушаясь быть рабами Божиими, хотя лицемерно мы себя так и называем, мы не понимаем, "отрицаем" или просто не чувствуем новоначальный страх.
"...Душа, пока остается нерадивою и покрыта бывает проказою сластолюбия, страха Божия чувствовать не может... Буди же нам в похвалу похвал непрестанную, во-первых, страх Божий, а наконец любовь, - полнота закона совершенства во Христе" (бл. Диадох, Д III - 16).
Этот первый страх, по учению Отцов, не должен оставлять нас до тех пор, пока мы не достигли до любви и страха совершенного или до Царства Божия: того ли, что за пределами нашей жизни, или того, что - как предобручение будущего - "внутри нас". "Покаяние, - говорит св. Исаак Сирин, - есть вторая благодать, и рождается в сердце от веры и страха; страх же есть отеческий жезл, управляющий нами, пока достигнем в духовный рай; а когда достигнем, тогда оставит он нас и возвратится. - Рай есть любовь Божия..." (Д 5-398).
"Духовный Рай", учат Отцы, это не только будущая полнота блаженства, но и то "Царство Божие внутри нас", которое нам заповедано Евангелием искать, как цель жизни и залог царства будущего. Следовательно, еще в земной жизни, по мере стяжания царства благодати, "Отеческий жезл" первого страха "оставляет нас", передавая сохранными в руки любви. Или снова приходит к нам и снова ведет по дороге, если мы не сберегли внутри себя благодатное сокровище веры и за грехи свои вновь изгнаны из духовного Рая".
"Страх Господень искореняет из души все грехи и всякий вид лукавства" (Антоний Великий, От. 5). Искоренение грехов есть путь к обретению внутри себя Царства Божия.
"Если ведаешь о себе, что открылся в тебе источник Святого Духа, то это служит признаком, что страсти, жившие в тебе, посохли и умерли. На это указывают слова Спасителя: Не зде или онде царствие Божие, но внутрь вас есть (Лк. XVII, 21)(пр. авва Исаия, От. 291).
Новоначальный страх есть боязнь греха из-за мук вечных, о которых поведано Евангелием, и эта часть Евангелия часто расценивается нами или как благочестивая аллегория для детей и старушек, или даже как некое темное пятно, только по недоразумению попавшее в Евангелие.
Страх Божий, как страх будущего Суда, может быть понят и воспринят только в свете учения о благодатном Царстве.
"Так как мы не имеем понятия о Царствии небесном, и не понимаем сладостей его, то не знаем также, - что есть мука" (старец архимандрит Феофан Новозерский ПБ - 239).
Тот же Апостол, который написал Коринфянам "Новозаветную песнь любви", сказал нам: Мы, приемля царство непоколебимое, будем хранить благодать, которою будем служить благоугодно Богу, с благоговением и страхом, потому что Бог нечесть поядающий (Евр. XII, 28-29). Огонь, низведенный Христом на землю, возгорает благодатью в любви учеников, как сила животворящая, как непостижимое чудо неопалимой купины. Об этом мы читаем в молитве перед причастием Пречистых Таин: "И дерзая Твоим богатым к нам благодеяниям, радуясь вкупе и трепеща, огневи причащаюся - трава сый и странно чудо: орошаем неопально, якоже убо купина древле неопальная горящи" (преп. Симеон Новый Богослов).
Чем ясней обретает человек внутри себя Царство Христово, тем все сильнее он чувствует действительность дыхания огня благодати, и тем поэтому все ясней осознает, что только благоговением и страхом можно служить благоугодно Богу (Евр. XII, 28), потому что вне благоговения и страха этот же самый огонь будет огнь поядающий (Евр. XII, 29). Если мы , - говорит Апостол, - получивши познание истины, произвольно грешим, то не остается более жертвы за грехи, но некое страшное ожидание суда и ярость огня, готового пожрать противников (Евр. X, 26-27). Огонь перестает быть неопальным и трава человеческая сгорает. Слово Божие есть учение не только о любви и благодати, но и о страхе Божием, о "страшном ожидании суда". И то и другое учение есть единое Евангелие, проповеданное миру. Зарождение в душе новоначального страха есть первое движение веры, наконец-то полностью поверившей Евангелию. Ведь мы все верим "отчасти": то, что нам в Евангелии не нравится, мы отбрасываем или "забываем". Вера знает, что в слове Божием есть не только догматы, заповеди и обетования, но и угрозы. И вера принимает это все, как единое священное, целиком: всеми очами смотрит она на лицо своего Учителя. Угрозы Его вечными муками также священны для веры, как и Его обетования: и те и другие были словами благодати, исходившими из уст Его (Лк. IV, 22). Вера не анализирует в какой-то моральной лаборатории слова Божественной Любви о муках, но принимает их как непостижимый закон Ее Справедливости. Путь веры есть путь именно веры, а не рассуждений ума, еще не вступившего в ее глубокие воды.
"Глубина веры, - говорит блаж. Диадох, - будучи водою забвения, не терпит, чтоб в нее смотрели, или ее узревали любопытными помышлениями. Будем же в простоте ума плыть по водам сим, чтоб таким образом доспеть в пристань воли Божией" (Д III, 18).
Эта простота не упрощенчество, а молчание всецелой любви. И вот потому-то и нужно вырвать из Евангелия слова об аде, чтобы тем самым вырвать из рук наших "отеческий жезл". Этот жезл приучает нас дышать новым для нас воздухом веры, в котором дыхание Духа Божия. Вынести его, не опалившись, может только смирение сердца и ума. Поэтому-то святые так боятся гордости, способной выбирать из Евангелия только то, что ей нравится.
"Не давай возобладать над тобою - говорит св. Иоанн Лествичник, - иноплеменникам оным, которые побуждают тебя испытывать неизреченные судьбы Промысла и смотрения Божия в отношении к людям и тайно внушают, будто Господь лицеприятен. Это исчадия самомнения" (Д V-507). Та же мысль у Апостола: а ты кто человек, что споришь с Богом? (Рим. 9).
Но реальность ада воспринимается не только благодаря смирению веры, полностью принявшей Евангелие. По учению Отцов, как реальность будущего Царства Небесного удостоверяется действительным предначатием его еще здесь на земле внутри человека причастием благодати Святого Духа, так и ад начинается внутри человека еще здесь на земле. Ад сам удостоверяет о себе в безумии и холоде греха и человек еще при жизни предощущает геенну.
Преп. Григорий Синаит пишет: "Огнь, тьма, червь, тартар соответствуют страстям... кои, как задатки и зачатки адских мук, уже отзде (уже теперь) начинают мучительно действовать в душах грешников, когда укореняются долгим навыком. Страстные навыки суть задатки адских мук, как действенные добродетели - царствия небесного... Как зачатки будущих мук сокрыто присущи в душах грешников: так зачатки будущих благ присущи в сердцах праведников, и действуют духовно, как и вкушаются... мучение адское (это есть) - страстные навыки" (Д V, 186-187). Святые, благодаря чистоте своего духовного зрения, воспринимали эту правду, видя темноту даже малого своего греха, и поэтому никогда не уставали учить смиренному покаянию и страху Божию.
"...Кто познал славу Божию, тот познал горечь вражию; кто познал Царствие (Божие), тот познал геенну" (св. вва Исаия Д 1-371).
Авва Пимен (Великий) сказал: "человек нуждается в смиренномудрии и страхе Божием всегда, как в дыхании, входящем и исходящем ноздрями его (От. 412).
Поэтому, хотя совершенная любовь изгоняет страх (1 Ин. IV, 18) (первый), и хотя святые этой любви уже достигали, они в своем смирении любви сами ничего рассудочно "не изгоняли", и никаких расчетов на изгнание не делали, пока - как сказал Иоанн Лествичник - "великий оный и приснопамятный огнь не возжжет сердца" (Д 5-399). "Постараемся, - говорит он, - приобрести чистыя и нелестныя слезы, которыя рождаются от размышления об отшествии нашем в вечность: ибо в таковых нет ни окрадения, ни возношения... Не верь твоим источникам слез, прежде совершеннаго очищения от страстей, ибо то вино еще ненадежно, которое только что вышло из точила... Слезы, которыя происходят от страха, сохраняют сами себя сим же страхом; но те, которые рождаются от любви, в некоторых людях легко бывают окрадаемы, разве только великий оный и приснопамятный огнь возжжет сердце во время действия. И поистине удивительно, как меньшее (т. е. слезы по страху) бывает в свое время тверже большего (т. е. слез от любви)" (св. Иоанн Лествичник, Д V-399).
Вот смиренная осторожность веры: "в свое время" новоначальный страх более надежен, чем слишком молодое вино любви. Христианской душе нужна несомненная реальность Голгофы; когда в полном молчании веры все сомнения сердца снимаются - приходит любовь, изгоняющая новоначальный страх. Вот почему начало премудрости - страх Божий (Пс. CX, 10; Притч. I, 7; IX, 10) - первое движение веры, наконец-то, полностью принявшей Евангелие.
Св. Максим Исповедник говорит, что страх Божий рождается от всегдашнего поучения в Божественном Писании и совершенного беспопечения о земном" (Д III - 158).
Труд постоянного чтения Евангелия и Апостолов приучает человека жить в первохристианстве, дает "осязать следы жития Его во плоти, чтобы и свою жизнь проводить нам смиренно" (пр. Филофей Синайский, Д III- 411). Душа тогда усвояет себе самый воздух Евангелия, в котором для нее все благодатно, все истинно, и страх Господень начинает свое вождение человека к совершенной любви.
"Никто не может возлюбить Бога от всего сердца, не возгрев прежде в чувстве сердца страха Божия" (блаж. Диадох, ДШ - 16). Но при этом мы не должны забывать, что "вера есть начало любви", а потому уже с первых шагов искренней веры в ней вместе с новоначальным страхом уже будет сосуществовать и страх совершенный или предначатие любви. От. Амвросий Опт. вслед за Максимом Исповедником пишет так: "Страх должен растворяться любовью, а любовь страхом... Обоюдное растворение страха и любви составляет истинную добродетель" (А - 152).
О втором, или "совершенном страхе" св. Федор Эдесский пишет так: "Если не по страху наказания, но по отвращению к самим грехам воздерживаемся от них, то действуем по любви к Владыке своему, боясь прогневать Его... Такой страх чист, потому что бывает из-за самого добра, и он очищает души наши, будучи равносилен самой любви" (ДШ - 372).
"Равносильность любви" есть равносильность вечности; поэтому о втором страхе сказано: "страх Господень чист, пребывает в век века" (Пс. 18). Замечательно хорошо говорил о втором страхе св. Иоанн Златоуст: "Нестерпимы геенна и будущее мучение, но если представим и тысячи геенн, не изобразим ничего равного бедствию - стать ненавистными Христу, услышать от Него: "не вем вас". Легче принять на себя тысячи молний, нежели кроткое лицо Господа увидеть отвращающимся от нас и мирное Его око не терпящим взора на нас. Любящему прискорбно не то, что за оскорбление им любимого терпит какое-либо зло, но паче всего то, что оскорбил любимого. Будем держаться той мысли, что тяжело не мучения терпеть, а грешить. Если бы Бог и не наказал нас, то самим нам надлежало бы подвергнуть себя наказанию за то, что были столь неблагодарны к Благодетелю. Если любим Христа, как должно, то сами себя будем наказывать за грехи свои" (Иоанн Златоуст).
"Тысячи геенн" как бы уходят из памяти, но не потому что их нет ("не спрашивай, грешник, почему создан ад, но "почему один" за столь великие вины", - говорил тот же Златоуст), а потому что несравненно страшнее ада "увидеть мирное око Господа не терпящим взора на нас". Но и больше того: ад даже не забывается, так как самого себя человек готов обречь на наказание за то, что "был столь неблагодарен к Благодетелю". "Если любим Христа, как должно", то, моля о спасении всех других, себя-то самих будем сами приговаривать к мучению, как больше всех оскорбивших грехами Христову любовь. Когда я читал это место у Златоуста, я вспомнил по какой-то, может быть, не вполне связной, аналогии "Запечатленного Ангела" Лескова. В искусстве иногда, как сквозь тусклое стекло, брезжит заря. Это в той части, где раскольник, весь в гордости своей правой веры нашел старца Памву, в котором Лесков очевидно хотел отобразить некоторые черты преп. Серафима. Там есть такой разговор:
"- Помогай Господь твоему смирению, помогай! (говорит старец раскольнику).
Какое же, - говорю, - святой человек, мое смирение? Ты смирен, а мое что за смирение в суете?
А он отвечал:
"- Ах, нет, брате, нет, я не смирен: я великий дерзостник, я себе в небесном царстве части желаю...
И вдруг, осознав свое преступление, сложил ручки и, как малое дитя, заплакал.
Господи! - молится, - не прогневайся на меня за сию волевращность: пошли меня в преисподнейший ад и повели демонам меня мучить, как я того достоин!
Ни одного слова я более отцу Памве не сказал, да и что бы я мог сказать: согруби ему - он благословит, прибей его - он в землю поклонится, неодолим сей человек с таким смирением! Чего он устрашился, когда в ад сам просится?.. Господи! дерзаю рассуждать: если только в церкви два такие человека есть, то мы пропали, ибо сей весь любовью одушевлен".
Как бы ни расценивать это место лесковской повести, но одно в ней поражает религиозной верностью: сочетание смирения веры с любовью. Только на черной земле смирения вырастает любовь. У блаж. аввы Зосимы есть такие слова: "Святые Отцы сказали, что если смирение низведено будет до ада, оно вознесется до небес" (Д III - 121).
Именно благодаря принятию в смирении веры всего Евангелия, в том числе и его многочисленных слов об аде, христианская любовь достигает такой высоты, что человек может в своем дерзновении обрекать себя на ад - если это будет угодно его Господу.
"Я желал бы, - говорит Апостол, - сам быть отлученным от Христа за братьев моих, родных мне по плоти", ибо за них "великая для меня печаль и непрестанное мучение сердцу моему" (Рим. 9, 2, 3).
Другой Зосима, не тот прославленный древний Отец, слова которого помещены в "Добротолюбии", а простой схимонах и подвижник русского монастыря, говорил так: "Кто желает царства небесного, тот богатства Божия желает, а не Самого еще любит Бога... Любовь святая объята страданием Христовым, обагрена Его кровию Божественною; ибо любве ради благоволи Христос Бог страдати и Кровь Свою пролияти, да точию нас привлечет в любовь к Себе и между Собою. Сею любовью движимый, Моисей просил изгладить его из книги животной за Израиля. Сей любовью упоенный, Павел вопиет "анафема" себе от Христа за спасение ближних. Презираяй или не вожделеваяй и не ищай таковой о Бозе любви не повинен ли будет против Крови и Тела Господня? Ибо за любовь к роду человеческому Господь страдал, и любовь есть естество Божие, и чуждый любви - чужд и Бога" (ПБ - 274, 321).
И вот замечательно то, что как раз от этого же неизвестного русского монаха и хранителя Апостольской любви в ее высочайшем дерзновении, сохранился еще один рассказ о его предощущении адских мук.
Однажды старец молился так: "Господи! Дай мне познать мучение грешников, чтобы мне от великих Твоих милостей ко мне недостойнейшему никогда не забыться, что я великий грешник". "Недолго спустя после таковой молитвы в один день (говорит сам о себе отец Зосима) вдруг я почувствовал неизъяснимое страдание во всем существе моем, в душевном, телесном и духовном; этого ужасного страдания невозможно выразить никакими словами: душа известилась, что это адское мучение грешников. Я не видел ничего и не слыхал, но только все во мне страдало и томилось непостижимо: душа, все тело, каждый, кажется, волос на голове страдал... И я в трепете упал на молитву пред Господом, но произнести ничего я не мог, как только с крепким воплем воззвал: Господи помилуй! - И Он помиловал, и вдруг все миновалось, и слезы умиления и благодарения сами собой полились обильно" (ПБ - 255).
Поскольку мы вступили на путь не "выборочной", а всецелой благодатной веры, мы должны найти в себе и воспитать в себе новоначальный страх: первую ступень лестницы веры.
И только уже найдя его и не отступая от него самочинно, мы, по мере восхождения к любви совершенной, будем невольно забывать его - в потоке света Царства Божия, которое будет открываться в нас.
"...Кто стремится к совершенству, тот с первой степени страха, собственно называемого рабским, должен постепенно восходить на стезю надежды" (св. Иоанн Кассиан, ДП. - 147).
Поскольку мы стремимся к Божественной любви, мы тем самым стремимся к тому, чтобы и у нас был страх любви, а не страх мучений.
"Бойся Бога из любви к Нему.., - говорит св. Исаак Сирин, - ветхие заповеди хранит страх, а животворныя заповеди Христовы хранит любовь, как говорит Господь: "Аще любите Мя, заповеди Моя соблюдите. И аз умолю Отца, иного Утешителя даст вам" (Иоан. 14, 15). "...Хранение заповедей такую силу являет (схождение Утешителя), когда совершается из любви к Даровавшему их, а не по страху" (Исаак Сирин, ДП - 758, 696).
Эта любовь, или совершенный страх, в полной мере есть достояние совершенных, но предощущение ее или начало часто посещает самую новоначальную душу. Призывающее явление душе Христа бывает не однажды: "мы ели и пили пред Тобою, и на улицах наших учил Ты" (Лк. 13, 26). Господь по милосердию Своему вновь приходит и вновь зовет.
"Да молчит всякая плоть человека, и да стоит со страхом и трепетом" - поется в Великую субботу, и чья первоначальная душа не трепетала любовью в этом совершенном страхе-любви?
Но стремление к любви не есть ее домогательство. Только стяжанием новоначального страха мы доказуем, что в душе уже живет начало любви.
"Вводимому на путь благочестия не должно руководствоваться одною благостию к исполнению заповедей, но и памятованием о строгости судов Божественной правды почаще быть возбуждаему на подвиги; чтоб как любовию вожделевать Божественное, так страхом воздерживаться от худого. Почему говорит: "милость и суд воспою Тебе, Господи" (Пс. 100, 1), свидетельствуя, что как любовию услаждаемый молитвенно с Богом беседует, так страхом укрепляемый песнь к Нему воссылает" (св. Максим Исповедник, Д III - 248).
Вот почему, читая Отцов, часто трудно установить, о каком виде страха Божия они говорят. Очевидно, это и не надо устанавливать. Нужно думать не об определении, в каком виде страха Божия мы находимся, а о том, чтобы его приобрести. В нем разрешается вся практика христианства - в богослужении, в мышлении, в жизни. Вот один характерный пример: многие люди имеют не страх Бога, а страх людей. "Тамо убоящеся страха идеже не бе страх", - говорил псалом. А по учению Отцов, страх Божий вытесняет из сердца страх людей и человек освобождается от тяжелого психологического гнета: "Кто проникнут страхом Божиим, тот не боится обращаться среди злых людей" (пр. Симеон Новый Богослов, Д 5-15). Страх Божий впервые дает человеку радость свободы. "Страх Господень", вошедши в сердце... соделывает человека свободным" (Антоний Великий, От. 5). Вот почему в другом псалме сказано: "Возвесели сердце мое боятися имени Твоего".
Приобрести хотя бы начатки страха Божия есть уже великое дело.
Преп. Серафим говорил: "Никто не может стяжать страха Божия, доколе не освободится от всех забот житейских. Когда ум будет беспопечителен, тогда движет его страх Божий и влечет к любви" (ДС - 141).
Отречение от мира во имя любви к Богу ведет к стяжанию новоначального страха Божия, а страх Божий начинает вести человека к любви совершенной, к тем семи дарам Святого Духа, о которых говорит Писание.
Преп. Никита Стифат пишет: "Семь есть даров Духа. Слово Божие, перечисляя их, начинает сверху - от премудрости, и нисходит до конца: до духа страха Божия, говоря: дух премудрости, дух разума, дух совета, дух крепости, дух ведения, дух благочестия, дух страха Божия (Ис. 11, 2, 3). Нам же надлежит начинать с очистительного страха, т. е. со страха мук, чтобы прежде посредством его отторгши себя от худа и покаянием очистившись от скверн греха, достигнуть и сего чистого страха (страха-любви), дара Духа" (Д 5-148).
Когда монах V века, преп. Иоанн Карпафийский говорит о божественном страхе, он передает нам духоносное время первой любви - раннее утро жен-мироносиц: "...жены, бывшия с Мариею, со страхом и радостью великою бежали от гроба (Мф. 28, 8). Может быть, и мы когда-нибудь со страхом и радостию от мысленнаго устремимся гроба" (Д III - 80).