А. Л. Ордин-Нащокин
Из ряда сотрудников царя Алексея резкой фигурой выступает самый замечательный из московских государственных людей XVII в. Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин.
Московский государственный человек XVII в. Самое это выражение может показаться злоупотреблением современной политической терминологией. Государственный человек – ведь это значит развитой политический ум, способный наблюдать, понимать и направлять общественные движения, с самостоятельным взглядом на вопросы времени, разработанной программой действия, наконец, известным простором для политической деятельности – целый ряд условий, присутствия которых мы совсем не привыкли предполагать в старом Московском государстве.
Да, до XVII в. этих условий, действительно, не заметно в государстве московских самодержцев, и трудно искать государственных людей при их дворе. Ход государственных дел тогда направлялся заведенным порядком да государевой волей. Личный ум прятался за порядком, лицо служило только орудием государевой воли; но и порядок и самая эта воля подчинялись еще сильнейшему влиянию обычая, предания. В XVII в., однако, московская государственная жизнь начала прокладывать себе иные пути. Старый обычай, заведенный порядок пошатнулись; начался сильный спрос на ум, на личные силы, а воля царя Алексея Михайловича для общего блага готова была подчиниться всякому сильному и благонамеренному уму.
Царь Алексей, сказал я, создал в русском обществе XVII в. преобразовательное настроение. Первое место в ряду государственных дельцов, захваченных таким настроением, бесспорно принадлежит самому блестящему из сотрудников царя Алексея, наиболее энергическому провозвестнику преобразовательных стремлений его времени, боярину Афанасию Лаврентьевичу Ордин-Нащокину. Этот делец вдвойне любопытен для нас, потому что вел двойную подготовку реформы Петра Великого.
Во-первых, никто из московских государственных дельцов XVII в. не высказал столько, как он, преобразовательных идей и планов, которые после осуществил Петр. Потом, Ордин-Нащокину пришлось не только действовать по-новому, но и самому создавать обстановку своей деятельности. По происхождению своему он не принадлежал к тому обществу, среди которого ему привелось действовать. Привилегированным питомником политических дельцов в Московском государстве служило старое родовитое боярство, пренебрежительно смотревшее на массу провинциального дворянства. Ордин-Нащокин был едва ли не первым провинциальным дворянином, проложившим себе дорогу в круг этой спесивой знати, а за ним уже потянулась вереница его провинциальной братии, скоро разбившей плотные ряды боярской аристократии.
Афанасий Лаврентьевич был сын очень скромного псковского помещика. В Псковском и в ближнем Торопецком уездах ютилось целое фамильное гнездо Нащокиных, которое шло от одного видного служилого человека при Московском дворе XVI в. Из этого гнезда, захудавшего после своего родоначальника, вышел и наш Афанасий Лаврентьевич. Он стал известен еще при царе Михаиле: его не раз назначали в посольские комиссии для размежевания границ со Швецией. В начале Алексеева царствования Ордин-Нащокин уже считался на родине видным дельцом и усердным слугой московского правительства. Вот почему во время псковского бунта 1650 г. мятежники намеревались убить его. При усмирении этого бунта московскими полками Ордин-Нащокин показал много усердия и уменья. С тех пор он пошел в гору.
Когда в 1654 г. открылась война с Польшей, ему поручен был чрезвычайно трудный пост: с малыми военными силами он должен был сторожить московскую границу со стороны Литвы и Ливонии. Он отлично исполнил возложенное на него поручение. В 1656 г. началась война со Швецией, и сам царь двинулся в поход под Ригу. Когда московские войска взяли один из ливонских городов на Двине, Кокенгаузен (старинный русский Кукейнос, когда-то принадлежавший полоцким князьям), Нащокин был назначен воеводой этого и других новозавоеванных городов. На этой должности Ордин-Нащокин делает очень важные военные и дипломатические дела: сторожит границу, завоевывает ливонские городки, ведет переписку с польскими властями; ни одно важное дипломатическое дело не делается без его участия. В 1658 г. его усилиями заключено было Валиесарское перемирие со Швецией, условия которого превзошли ожидания самого царя Алексея. В 1665 г. Ордин-Нащокин сидел воеводой в родном своем Пскове. Наконец, он сослужил самую важную и тяжелую службу московскому правительству: после утомительных восьмимесячных переговоров с польскими уполномоченными он заключил в январе 1667 г. в Андрусове перемирие с Польшей, положившее конец опустошительной для обеих сторон тринадцатилетней войне. В этих переговорах Нащокин показал много дипломатической сообразительности и уменья ладить с иноземцами. Он вытягал у поляков не только Смоленскую и Северскую землю и Восточную Малороссию, но и из Западной – Киев с округом. Заключение Андрусовского перемирия поставило Афанасия очень высоко в московском правительстве, составило ему громкую дипломатическую известность. Делая все эти дела, Нащокин быстро поднимался по чиновной лестнице. Городовой дворянин по отечеству, по происхождению, по заключении упомянутого перемирия, он был пожалован в бояре и назначен главным управителем Посольского приказа с громким титулом «царской большой печати и государственных великих посольских дел сберегателя», т. е. стал государственным канцлером.
Такова была служебная карьера Нащокина. Его родина имела некоторое значение в его судьбе. Псковский край, пограничный с Ливонией, издавна был в тесных сношениях с соседними немцами и шведами. Раннее знакомство с иноземцами и частые сношения с ними давали Нащокину возможность внимательно наблюдать и изучить ближайшие к России страны Западной Европы. Это облегчалось еще тем, что в молодости Ордин-Нащокину как-то посчастливилось получить хорошее образование: он знал, говорили, математику, языки латинский и немецкий. Служебные обстоятельства заставили его познакомиться и с польским языком. Так он рано и основательно подготовился к роли дельца в сношениях Московского государства с европейским Западом. Его товарищи по службе говорили о нем, что он «знает немецкое дело и немецкие обычаи знает же». Внимательное наблюдение над иноземными порядками и привычка сравнивать их с отечественными сделали Нащокина ревностным поклонником Западной Европы и жестоким критиком отечественного быта. Так он отрешился от национальной замкнутости и исключительности и выработал свое особое политическое мышление: он первый провозгласил у нас правило, что «доброму не стыдно навыкать и со стороны, у чужих, даже у своих врагов».
После него остался ряд бумаг, служебных донесений, записок или докладов царю по разным политическим вопросам. Это очень любопытные документы для характеристики как самого Нащокина, так и преобразовательного движения его времени. Видно, что автор – говорун и бойкое перо. Недаром даже враги признавали, что Афанасий умел «слагательно», складно писать. У него было и другое, еще более редкое качество – тонкий, цепкий и емкий ум, умевший быстро схватывать данное положение и комбинировать по-своему условия минуты. Это был мастер своеобразных и неожиданных политических построений. С ним было трудно спорить. Вдумчивый и находчивый, он иногда выводил из терпения иноземных дипломатов, с которыми вел переговоры, и они ему же пеняли за трудность иметь с ним дело. Не пропустит ни малейшего промаха, никакой непоследовательности в дипломатической диалектике, сейчас подденет и поставит в тупик оплошного или близорукого противника, отравит ему чистые намерения, самим же им внушенные, за что однажды пеняли ему польские комиссары, с ним переговаривавшиеся. Такое направление ума совмещалось у него с неугомонной совестью, с привычкой колоть глаза людям их несообразительностью. Ворчать за правду и здравый рассудок он считал своим долгом и даже находил в том большое удовольствие. В его письмах и докладах царю всего резче звучит одна нота: все они полны немолчных и часто очень желчных жалоб на московских людей и московские порядки.
Ордин-Нащокин вечно на все ропщет, всем недоволен: правительственными учреждениями и приказными обычаями, военным устройством, нравами и понятиями общества. Его симпатии и антипатии, мало разделяемые другими, создавали ему неловкое, двусмысленное положение в московском обществе. Привязанность его к западноевропейским порядкам и порицание своих нравились иноземцам, с ним сближавшимся, которые снисходительно признавали в нем «неглупого подражателя» своих обычаев. Но это же самое наделало ему множество врагов между своими и давало повод его московским недоброхотам смеяться над ним, называть его «иноземцем».
Двусмысленность его положения еще усиливалась его происхождением и характером. Свои и чужие признавали в нем человека острого ума, с которым он пойдет далеко. Этим он задевал много встречных самолюбий, и тем более что он шел не обычной дорогой, к какой предназначен был происхождением, а жесткий и несколько задорный нрав его не смягчал этих столкновений.
Нащокин был чужой среди московского служебного мира и как политический новик должен был с бою брать свое служебное положение, чувствуя, что каждый его шаг вперед увеличивает число его врагов, особенно среди московской боярской знати. Таким положением выработалась его своеобразная манера держаться среди враждебного ему общества. Он знал, что его единственная опора – царь, не любивший надменности, и, стараясь обеспечить себе эту опору, Нащокин прикрывался перед царем от своих недругов видом загнанного скромника, смирением до самоуничижения. Он невысоко ценит свою службишку, но не выше ставит и службу своих знатных врагов и всюду горько на них жалуется. «Перед всеми людьми, – пишет он царю, – за твое государево дело никто так не возненавижен, как я». Он называет себя «облихованным и ненавидимым человеченком, не имеющим, где приклонить грешную голову». При всяком затруднении или столкновении с влиятельными недругами он просит царя отставить его от службы, как неудобного и неумелого слугу, от которого может только пострадать государственный интерес. «Государево дело ненавидят ради меня, холопа твоего», – пишет он царю и просит «откинуть от дела своего омерзелого холопа».
Но Афанасий знал себе цену, и про его скромность можно было сказать, что это – напускное смирение паче гордости, которое не мешало ему считать себя прямо человеком не от мира сего: «Если бы я от мира был, мир своего любил бы», – писал он царю, жалуясь на общее к себе недоброжелательство. Думным людям противно слушать его донесения и советы, потому что «они не видят стези правды и сердце их одебелело завистью». Злая ирония звучит в его словах, когда он пишет царю о правительственном превосходстве боярской знати сравнительно со своей худородной особой. «Думным людям никому не надобен я, не надобны такие великие государственные дела… У таких дел пристойно быть из ближних бояр: и роды великие, и друзей много, во всем пространный смысл иметь и жить умеют; отдаю тебе, великому государю, мое крестное целование, за собою держать не смею по недостатку умишка моего».
Царь долго и настойчиво поддерживал своенравного и запальчивого дельца, терпеливо выносил его скучные жалобы и попреки, уверял его, что ему нечего бояться, что его никому не выдадут, грозил его недругам великими опалами за вражду с Афанасием и предоставлял ему значительный простор для деятельности. Благодаря этому Ордин-Нащокин получил возможность не только обнаружить свои административные и дипломатические таланты, но и выработать, даже частью осуществить, свои политические планы. В письмах своих к царю он больше порицает существующее или полемизирует с противниками, чем излагает свою программу. Однако в его бумагах можно набрать значительный запас идей и проектов, которые при надлежащей практической разработке могли стать и стали надолго руководящими началами внутренней и внешней политики.
Первая идея, на которой упорно стоит Нащокин, заключалась в том, чтобы во всем брать образец с Запада, все делать «с примеру сторонних чужих земель». Это исходная точка его преобразовательных планов; но не все нужно брать без разбора у чужих. «Какое нам дело до иноземных обычаев, – говаривал он, – их платье не по нас, а наше не по них». Это был один из немногих западников, подумавших о том, что можно и чего не нужно заимствовать, искавших соглашения общеевропейской культуры с национальной самобытностью.
Потом Нащокин не мог помириться с духом и привычками московской администрации, деятельность которой неумеренно руководилась личными счетами и отношениями, а не интересом государственного дела, порученного тому или другому дельцу. «У нас, – пишет он, – любят дело или ненавидят его, смотря не по делу, а по человеку, который его делает: меня не любят, а потому и делом моим пренебрегают». Когда царь выражал Нащокину неудовольствие за его нелады с тем или другим знатным завистником, Афанасий отвечал, что личной вражды у него нет, но «о государеве деле сердце болит и молчать не дает, когда в государеве деле вижу чье нераденье». Итак, дело в деле, а не в лицах – вот второе правило, которым руководился Нащокин.
Главным его поприщем была дипломатия, и это был дипломат первой величины, по признанию современников, даже иностранцев; по крайней мере, он едва ли не первый из русских государственных людей заставил иностранцев уважать себя. Англичанин Коллинс, врач царя Алексея, прямо называет Нащокина великим политиком, который не уступит ни одному из европейских министров. Зато и он уважал свое дело. Дипломатия составляет, по его мнению, главную функцию государственного управления, и только достойные люди могут браться за такое дело. «На государственные дела, – писал он, – подобает мысленные очеса устремлять беспорочным и избранным людям к расширению государства со всех сторон, а это есть дело одного Посольского приказа».
У Нащокина были свои дипломатические планы, своеобразные взгляды на задачи внешней московской политики. Ему пришлось действовать в ту минуту, когда ребром были поставлены самые щекотливые вопросы, питавшие непримиримую вражду Московского государства с Польшей и Швецией, вопросы о Малороссии, Балтийском береге. Обстоятельства поставили Нащокина в самый водоворот сношений и столкновений, вызванных этими вопросами. Но у него не закружилась голова в этом водовороте: в запутанных делах он умел отделить важное от шумного, привлекательное от полезного, мечты от достижимого. Он видел, что в тогдашнем положении и при наличных средствах Московского государства для него неразрешим в полном объеме вопрос малороссийский, т. е. вопрос о воссоединении Юго-Западной Руси с Великороссией. Вот почему он склонялся к миру и даже к тесному союзу с Польшей, и хотя хорошо знал, как он выражался, «зело шаткий, бездушный и непостоянный польский народ», но от союза с ним ждал разнообразных выгод.
Между прочим, чаял он, турецкие христиане, молдаване и волохи, прослышав про этот союз, отложатся от турок. И тогда все дети Восточной церкви, обитающие от самого Дуная вплоть до пределов Великой России и ныне разъединяемые враждебной Польшей, сольются в многочисленный христианский народ, покровительствуемый православным царем Московским, и сами собою прекратятся шведские козни, возможные только при русско-польской распре. В 1667 г. польским послам, приехавшим в Москву для подтверждения Андрусовского договора, Нащокин в одушевленной речи развивал свои мечты о том, какой великой славой покрылись бы все славянские народы и какие великие предприятия увенчались бы успехом, если бы племена, населяющие наши государства и почти все говорящие по-славянски от Адриатического до Немецкого моря и до Северного океана, соединились, и какая слава ожидает оба государства в будущем, когда они, стоя во главе славянских народов, соединятся под одною державою.
Хлопоча о тесном союзе с вековым врагом и даже мечтая о династическом соединении с Польшей под властью московского царя или его сына, Нащокин производил чрезвычайно крутой поворот во внешней московской политике. Он имел свои соображения, оправдывавшие такую перемену в ходе дел. Малороссийский вопрос в его глазах был пока делом второстепенным. «Если, – писал он, – черкасы (казаки) изменяют, то стоят ли они того, чтобы стоять за них?» Действительно, с присоединением Восточной Малороссии главный узел этого вопроса развязывался, Польша переставала быть опасной для Москвы, твердо ставшей на Верхнем и Среднем Днепре. Притом нельзя было навсегда удержать временно уступленный Киев и присоединить Западную Малороссию, не совершив международной неправды, не нарушив Андрусовского перемирия. А Нащокин был одним из редких дипломатов, обладающих дипломатической совестливостью, качеством, с которым и тогда неохотно мирилась дипломатия.
Он ничего не хотел делать без правды: «Лучше воистину принять злому животу моему конец и вовеки свободну быть, нежели противно правды делати». Поэтому, когда гетман Дорошенко с Западной Малороссией, отложившись от Польши, поддался турецкому султану, а потом изъявил согласие стать под высокую руку царя Московского, Нащокин на запрос из Москвы, можно ли принять Дорошенка в подданство, отвечал решительным протестом против такого нарушения договоров. Он выразил даже негодование, что к нему обращаются с такими некорректными запросами. По его мнению, дело надобно было повести так, чтобы сами поляки, разумно взвесив свои и московские интересы, для упрочения русско-польского союза против басурман и для успокоения Украйны добровольно уступили Москве и Киев, и даже всю Западную Малороссию, «а нагло писать о том в Польшу невозможно». Еще до перемирия в Андрусове Нащокин убеждал царя, что с польским королем «надобно мириться в меру», на умеренных условиях, чтобы поляки не искали потом первого случая отомстить: «Взять Полоцк да Витебск, а если поляки заупрямятся, то и этих городов не надобно».
В докладе о необходимости тесного союза с Польшей у Нащокина вырвался даже неосторожный намек на возможность отступиться и от всей Малороссии, а не от Западной только, ради упрочения союза. Но царь горячо восстал против такого малодушия своего любимца и очень энергично выразил свое негодование. «Эту статью, – отвечал ему царь, – отложили и велели выкинуть, потому что непристойна, да и для того что обрели в ней полтора ума, один твердый разум да половину второго, колеблемого ветром. Собаке недостойно есть и одного куска хлеба православного (полякам не подобает владеть и Западной Малороссией): только то не по нашей воле, а за грехи учинится. Если же оба куска святого хлеба достанутся собаке – ох, какое оправдание приимет допустивший это? Будет ему воздаянием преисподний ад, прелютый огонь и немилосердные муки. Человече! иди с миром царским средним путем, как начал, так и кончай, не уклоняйся ни направо, ни налево; Господь с тобою!» И упрямый человек сдался на набожный вздох своего государя, которого порой прямо не слушался, крепко ухватился и за другой кусок православного хлеба, вытягав у поляков в Андрусове вместе с Восточной Малороссией еще Киев из Западной.
Помыслы о соединении всех славян под дружным руководительством Москвы и Польши были политической идиллией Нащокина. Как практического дельца, его больше занимали интересы более делового свойства. Его дипломатический взгляд обращался во все стороны, всюду внимательно высматривая или заботливо подготовляя новые прибыли для казны и народа. Он старался устроить торговые сношения с Персией и Средней Азией, Хивой и Бухарой, снаряжал посольство в Индию, смотрел и на Дальний Восток, на Китай, помышляя об устройстве казацкой колонизации Поамурья. Но в этих поисках на первом плане, разумеется, оставалась в его глазах ближайшая западная сторона, Балтийское море.
Руководясь народнохозяйственными соображениями не меньше, чем национально-политическими, он понимал торгово-промышленное и культурное значение этого моря для России, и потому его внимание было усиленно обращено на Швецию, именно на Ливонию, которую, по его мнению, следовало добыть во что бы ни стало. От этого приобретения он ждал громадной пользы для русской промышленности и казны царя. Увлекаемый идеями своего дельца, царь Алексей смотрел в ту же сторону, хлопотал о возвращении бывших русских владений, приобретении «морских пристанищ» – гаваней Нарвы, Иван-города, Орешка и всего течения реки Невы со шведской крепостцой Канцами (Ниеншанц), где позднее возник Петербург. Но Нащокин и здесь шире смотрел на дело. Он доказывал, что из-за мелочей не следует выпускать из виду главной цели, что Нарва, Орешек – все это неважные пункты. Нужно пробраться прямо к морю, приобрести Ригу, пристань которой открывает ближайший прямой путь в Западную Европу. Составить коалицию против Швеции, чтобы отнять у нее Ливонию, – это была заветная мысль Нащокина, составлявшая душу его дипломатического плана. Для этого он хлопотал о мире с ханом Крымским, о тесном союзе с Польшей, жертвуя Западной Малороссией. Эта мысль не увенчалась успехом; но Петр Великий целиком унаследовал эти помыслы отцова министра.
Впрочем, политический кругозор Нащокина не ограничивался вопросами внешней политики. Нащокин по-своему смотрел и на порядок внутреннего управления в Московском государстве: он был недоволен как устройством, так и ходом этого управления. Он восставал против излишней регламентации, господствовавшей в московском управлении. Здесь все держалось на самой стеснительной опеке высших центральных учреждений над подчиненными исполнителями: исполнительные органы были слепыми орудиями данных им сверху наказов. Нащокин требовал известного простора для исполнителей. «Не во всем дожидаться государева указа, – писал он, – везде надобно воеводское рассмотрение», т. е. действие по собственному соображению уполномоченного. Он указывал на пример Запада, где во главе войска ставится знающий полководец, сам рассылающий указы подчиненным начальникам, а не требующий на всякую мелочь указа из столицы. «Где глаз видит и ухо слышит, тут и надо промысл держать неотложно», – писал он.
Но, требуя самостоятельности для исполнителей, он возлагает на них и большую ответственность. Не по указу, не по обычаю и рутине, а по соображению обстоятельств минуты должна действовать администрация. Такую деятельность, основанную на личной сообразительности дельца, Нащокин называет «промыслом». Грубая сила мало значит. «Лучше всякой силы промысл. Дело в промысле, а не в том, что людей много; и много людей, да промышленника нет, так ничего не выйдет; вот швед всех соседних государей безлюднее, а промыслом над всеми верх берет; у него никто не смеет отнять воли у промышленника; половину рати продать да промышленника купить – и то будет выгоднее». Наконец, в административной деятельности Нащокина замечаем черту, которая всего более подкупает нас в его пользу. Это – при взыскательности и исполнительности – беспримерная в московском управлении внимательность к подчиненным, участие сердца, чувства человечности в отношении к управляемым, стремление щадить их силы, ставить их в такое положение, в котором они с наименьшей затратой усилий могли бы принести наиболее пользы государству.
Во время шведской войны в покоренном краю по Западной Двине русские рейтары и донские казаки принялись грабить и мучить обывателей, хотя те уже присягнули московскому царю. Нащокин, сидя тогда воеводой в Кукейносе, возмущался до глубины души таким разбойничьим способом ведения войны; у него сердце обливалось кровью от жалоб разоряемого населения. Он писал царю, что ему приходится посылать помощь и против неприятелей, и против своих грабителей. «Лучше бы я на себе раны видел, только бы невинные люди такой крови не терпели. Лучше бы согласился я быть в заточении необратном, только бы не жить здесь и не видать над людьми таких злых бед». Царь Алексей всего более способен был оценить это качество в своем сотруднике. В грамоте 1658 г., возводя Нащокина в думные дворяне, царь хвалит его за то, «что он алчных кормит, жаждущих поит, нагих одевает, до ратных людей ласков, а ворам не спускает».
Таковы административные взгляды и приемы Нащокина. Он делал несколько попыток практического применения своих идей. Наблюдения над жизнью Западной Европы привели его к сознанию главного недостатка московского государственного управления, который заключался в том, что это управление направлено было единственно на эксплуатацию народного труда, а не на развитие производительных сил страны. Народнохозяйственные интересы приносились в жертву фискальным целям и ценились правительством лишь как вспомогательные средства казны. Из этого сознания вытекали вечные толки Нащокина о развитии промышленности и торговли в Московском государстве. Он едва ли не раньше других усвоил мысль, что народное хозяйство само по себе должно составлять один из главнейших предметов государственного управления.
Нащокин был одним из первых политико-экономов на Руси. Но чтобы промышленный класс мог действовать производительнее, надо было освободить его от гнета приказной администрации. Управляя Псковом, Нащокин попытался применить здесь свой проект городского самоуправления, взятый «с примеру сторонних чужих земель», т. е. Западной Европы. Это единственный в своем роде случай в истории местного московского управления XVII в., не лишенный даже некоторого драматизма и ярко характеризующий как самого Нащокина, его виновника, так и порядки, среди которых ему приходилось действовать. Приехав в Псков в марте 1665 г., новый воевода застал в родном городе страшную неурядицу. Он увидел великую вражду между посадскими людьми: «лутчие», состоятельные купцы, пользуясь своей силой в городском общественном управлении, обижали «середних и мелких людишек» в разверстке податей и в нарядах на казенные службы, вели городские дела «своим изволом», без ведома остального общества. Те и другие разорялись от тяжб и приказной неправды.
Из-за немецкого рубежа в Псков и из Пскова за рубеж провозили товары беспошлинно. Маломочные торговцы, не имея оборотного капитала, тайно брали у немцев деньги на подряд, скупали подешевле русские товары и как свои продавали, точнее, передавали их своим доверителям, довольствуясь ничтожным комиссионным заработком, «из малого прокормления». Этим они донельзя сбивали цены русских товаров, сильно подрывали настоящих капиталистов, должали неоплатно иноземцам, разорялись. Нащокин вскоре по приезде предложил псковскому посадскому обществу ряд мер, которые земские старосты Пскова, собравшись с лучшими людьми в земской избе (городской управе) «для общего всенародного совету», должны были обсудить со всяким усердием. Здесь при участии воеводы выработаны были «статьи о градском устроении», своего рода положение об общественном управлении города Пскова с пригородами в 17 статьях. Положение было одобрено в Москве и заслужило милостивую похвалу царя воеводе за службу и радение, а псковским земским старостам и всем посадским людям – «за их добрый совет и за раденье во всяких добрых делех».
Важнейшие статьи положения касаются преобразования посадского общественного управления и суда и упорядочения внешней торговли, одного из самых деятельных нервов экономической жизни Псковского края. Посадское общество города Пскова выбирает из своей среды на три года 15 человек, из коих пятеро, по очереди, в продолжение года, ведут городские дела в земской избе. В ведении этих «земских выборных людей» сосредоточиваются городское хозяйственное управление, надзор за питейной продажей, таможенным сбором и торговыми сношениями псковичей с иноземцами; они же и судят посадских людей в торговых и других делах; только важнейшие уголовные преступления – измена, разбой и душегубство – остаются подсудны воеводам. Так псковский воевода добровольно поступался значительной долей своей власти в пользу городского самоуправления. В особо важных городских делах очередная треть выборных совещается с остальными и даже призывает на совет лучших людей из посадского общества.
Нащокин видел главные недостатки русской торговли в том, что «русские люди в торговле слабы друг перед другом», неустойчивы, не привыкли действовать дружно и легко попадают в зависимость от иностранцев. Главные причины этой неустойчивости – недостаток капиталов, взаимное недоверие и отсутствие удобного кредита. На устранение этих недостатков и были направлены статьи псковского положения о торговле с иноземцами. Маломочные торговцы распределяются «по свойству и знакомству» между крупными капиталистами, которые наблюдают за их промыслами. Земская изба выдает им из городских сумм ссуды для покупки русских вывозных товаров.
Для торговли с иноземцами учреждаются под Псковом две двухнедельные ярмарки с беспошлинным торгом, от 6 января и от 9 мая. К этим ярмаркам мелкие торговцы на полученную ссуду при поддержке капиталистов, к которым приписаны, скупают вывозные товары, записывают их в земской избе и передают своим принципалам; те уплачивают им покупную стоимость принятых товаров для новой закупки к следующей ярмарке и делают им «наддачу» к этой покупной цене «для прокормления», а продав иноземцам доверенный товар по установленным большим ценам, выдают своим клиентам причитающуюся им «полную прибыль», компанейский дивиденд. Такое устройство торгового класса должно было сосредоточить обороты внешней торговли в немногих крепких руках, которые были бы в состоянии держать на надлежащей высоте цены туземных товаров.
Такие своеобразные торговые товарищества рассчитаны были на возможность дружного сближения верхнего торгового слоя с посадской массой, значит, на умиротворение той общественной вражды, какую нашел Нащокин в Пскове. Расчет мог быть основан на обоюдных выгодах обеих сторон, патронов и клиентов. Сильные капиталисты доставляли хорошую прибыль маломочным компанейщикам, а последние не портили цен сильным. Важно и то, что эти товарищества состояли при городской управе, которая становилась ссудным банком для маломочных и контролем для их патронов: посадское общество города Пскова, при зависимости от него пригородов, получало возможность через свой судебно-административный орган руководить внешней торговлей всего края. Но общественная рознь помешала успеху реформы. Маломочные посадские псковичи приняли новое положение, как царскую милость, но «прожиточные люди», богачи, городские воротилы, оказали ему противодействие и нашли себе поддержку в столице.
Можно себе представить, как «ненавидимо» встречено было предприятие Нащокина московским боярским и приказным миром: здесь в нем усмотрели только дерзкое посягательство на исконные права и привычки воевод и дьяков в угоду тяглого посадского мужичья. Можно подивиться, как успел Нащокин в 8 месяцев воеводства не только обдумать идею и план сложной реформы, но и обладить суетливые подробности ее исполнения. Преемник Нащокина в Пскове, князь Хованский, чванный поборник боярских притязаний, «тараруй», как его прозвали в Москве, болтун и хвастун, которого «всяк дураком называл», по выражению царя Алексея, представил государю псковское дело Нащокина в таком свете, что царь отменил его, несмотря на свой отзыв о князе, уступая своей слабости – решать дела по последнему впечатлению.
Нащокин не любил сдаваться ни врагам, ни враждебным обстоятельствам. Он так верил в свою псковскую реформу, что впал в самообольщение при своем критическом уме, так хорошо выправленном на изучении чужих ошибок. В псковском городовом положении он выражает надежду, что, когда эти псковские «градские права в народе поставлены и устроены будут», на то смотря, жители и других городов будут надеяться, что и их пожалуют таким же устроением. Но в Москве решили наоборот: в Пскове не подобает быть особому местному порядку, «такому уставу быть в одном Пскове не уметь». Однако в 1667 г., став начальником Посольского приказа, во вступлении к проведенному им тогда Новоторговому уставу, Нащокин не отказал себе в удовольствии, хотя совершенно бесплодном, повторить свои псковские мысли о выдаче ссуд недостаточным торговцам из московской таможни и городовых земских изб, о том, чтобы маломочные торговые люди складывались с крупными капиталистами для поддержания высоких цен на русские вывозные товары и т. д.
В этом уставе Нащокин сделал еще шаг вперед в своих планах устроения русской промышленности и торговли. Уже в 1665 г. псковские посадские люди ходатайствовали в Москве, чтобы их по всем делам ведали в одном приказе, а не волочиться бы им по разным московским учреждениям, терпя напрасные обиды и разорение. В Новоторговом уставе Нащокин провел мысль об особом приказе, который ведал бы купецких людей и служил бы им в пограничных городах обороной от других государств и во всех городах защитой и управой от воеводских притеснений. Этот Приказ купецких дел имел стать предшественником учрежденной Петром Великим Московской ратуши, или Бурмистерской палаты, ведавшей все городское торгово-промышленное население государства.
Таковы преобразовательные планы и опыты Нащокина. Можно подивиться широте и новизне его замыслов, разнообразию его деятельности: это был плодовитый ум с прямым и простым взглядом на вещи. В какую бы сферу государственного управления ни попадал Нащокин, он подвергал суровой критике установившиеся в ней порядки и давал более или менее ясный план ее преобразования. Он сделал несколько военных опытов, заметил недостатки в военном устройстве и предложил проект его преобразования. Конную милицию городовых дворян он признавал совсем непригодной в боевом отношении и считал необходимым заменить ее обученным иноземному строю ополчением из пеших и конных «даточных людей», рекрутов. Очевидно, это мимоходом высказанная мысль о регулярной армии, комплектуемой рекрутскими наборами из всех сословий. Что бы ни задумывалось нового в Москве, заведение ли флота на Балтийском или Каспийском море, устройство заграничной почты, даже просто разведение красивых садов с выписными из-за границы деревьями и цветами, – при всяком новом деле стоял или предполагался непременно Ордин-Нащокин. Одно время по Москве ходили даже слухи, будто он занимается пересмотром русских законов, перестройкой всего государства и именно в духе децентрализации, в смысле ослабления столичной приказной опеки над местными управлениями, с которой Нащокин воевал всю свою жизнь.
Можно пожалеть, что ему не удалось сделать всего, что он мог сделать; его неуступчивый и строптивый характер положил преждевременный конец его государственной деятельности. У Нащокина не было полного согласия с царем во взглядах на задачи внешней политики. Оставаясь вполне корректным дипломатом, виновник Андрусовского договора крепко стоял за точное его исполнение, т. е. за возможность возвращения Киева Польше, что царь считал нежелательным, даже прямо грешным делом. Это разногласие постепенно охлаждало государя к его любимцу. Назначенный в 1671 г. для новых переговоров с Польшей, в которых ему предстояло разрушать собственное дело, нарушать договор с поляками, скрепленный всего год тому назад его присягой, Нащокин отказался исполнить поручение. А в феврале 1672 г. игумен Псковской Крыпецкой пустыни Тарасий постриг Афанасия в монахи под именем Антония. Он записал себе на память день своей отставки, 2 декабря 1671 г., когда царь при всех боярах его «милостиво отпустил и от всее мирския суеты освободил явно». Последние мирские заботы инока Антония были сосредоточены на устроенной им во Пскове богадельне. Он умер в 1680 г.
Ордин-Нащокин во многом предупредил Петра и первый высказал много идей, которые осуществил преобразователь. Это был смелый, самоуверенный бюрократ, знавший себе цену, но при этом заботливый и доброжелательный к управляемым, с деятельным и деловым умом; во всем и прежде всего он имел в виду государственный интерес, общее благо. Он не успокаивался на рутине, всюду зорко подмечал недостатки существующего порядка, верно соображал средства для их устранения, чутко угадывал задачи, стоявшие на очереди.
Обладая сильным практическим смыслом, он не ставил далеких целей, слишком широких задач. Умея найтись в разнообразных сферах деятельности, он старается устроить всякое дело, пользуясь наличными средствами. Но, твердя без умолку о недостатках действующего порядка, он не касался его оснований, думал поправлять его по частям. В его уме неясные преобразовательные порывы Алексеева времени впервые стали облекаться в отчетливые проекты и складываться в связный план реформы; но это не был радикальный план, требовавший общей ломки: Нащокин далеко не был безрасчетным новатором. Его преобразовательная программа сводилась к трем основным требованиям: улучшению правительственных учреждений и служебной дисциплины, выбору добросовестных и умелых управителей и увеличению казенной прибыли, государственных доходов посредством подъема народного богатства путем развития промышленности и торговли.
Я начал чтение замечанием о возможности появления у нас государственного человека в XVII в. Если вы вдумаетесь в превратности, в мысли, в чувства, во все перипетии описанной государственной деятельности далеко не рядового ума и характера, в борьбу Ордина-Нащокина с окружавшими его условиями, то поймете, почему такие счастливые случайности были у нас редки.
Из книги История России от Рюрика до Путина. Люди. События. Даты автора Анисимов Евгений ВикторовичСподвижники царя Алексея: Борис Морозов и Афанасий Ордин-Нащокин В начале царствования Алексея первым советником считался боярин Б. И. Морозов. Он даже породнился с царем – оба женились на сестрах Милославских. Но вскоре Морозов зарвался, его подручные прославились
Из книги Исторические портреты автора Из книги Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Приметы и суеверия. автора Лаврентьева Елена Владимировна автора Ключевский Василий ОсиповичА.Л. Ордин-Нащокин Царь Алексей, сказал я, создал в русском обществе XVII в. преобразовательное настроение. Первое место в ряду государственных дельцов, захваченных таким настроением, бесспорно принадлежит самому блестящему из сотрудников царя Алексея, наиболее
Из книги Курс русской истории (Лекции XXXIII-LXI) автора Ключевский Василий ОсиповичРтищев и Ордин-Нащокин При всем несходстве характеров и деятельностей одна общая черта сближала Ртищева и Ордина-Нащокина: оба они были новые люди своего времени и делали каждый новое дело, один в политике, другой в нравственном быту. Этим они отличались от царя Алексея,
Из книги Курс русской истории (Лекции XXXIII-LXI) автора Ключевский Василий ОсиповичКн. Голицын и Ордин-Нащокин Кн. Голицын был прямым продолжателем Ордина-Нащокина. Как человек другого поколения и воспитания, он шел дальше последнего в своих преобразовательных планах. Он не обладал ни умом Нащокина, ни его правительственными талантами и деловым
Из книги Правда варварской Руси автора Шамбаров Валерий ЕвгеньевичКанцлер Ордин-Нащокин Андрусовское перемирие праздновалось по всей России как величайшая победа нашей дипломатии. И начался стремительный взлет Ордина-Нащокина. Хотя успех в основном обеспечила не его политика уступок, а силовые акции русских войск и турецко-татарская
Из книги Полный курс русской истории: в одной книге [в современном изложении] автора Ключевский Василий ОсиповичМинистр Афанасий Лаврентьевич Ордын-Нащокин (1605–1680 годы) Предшественником Петра в плане политическом был министр его отца Ордын-Нащокин. Это он развивал в царе мысль о первейшей необходимости в решении балтийского вопроса, потому что без прочного выхода на это море
Из книги История кабаков в Росиии в связи с историей русского народа автора Прыжов Иван Гаврилович Из книги Государево око. Тайная дипломатия и разведка на службе России автора Кудрявцев Николай АлександровичА. Л. Ордин-Нащокин Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин родился около 1607 г. в дворянской семье в провинциальном городке Опочка, пригороде Пскова. Когда Афанасию исполнилось 15 лет, отец отвез его в Псков и записал в полк на государеву службу. В начале 30-х гг. Афанасий
Из книги А. Л. Ордин-Нащокин автора Ключевский Василий ОсиповичА. Л. Ордин-Нащокин А. Л. Ордин-Нащокин.Литография с портрета работы неизвестного мастера. XVII в.Из ряда сотрудников царя Алексея резкой фигурой выступает самый замечательный из московских государственных людей XVII в. Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин.Московский
Из книги Российская история в лицах автора Фортунатов Владимир Валентинович3.2.2. ?. ?. Ртищев, ?. ?. Ордин-Нащокин, В. В. Голицын: горе уму Федор Михайлович Ртищев (1626-1673) был старше царя Алексея Михайловича на три года и умер на три года раньше. Государственная служба для него началась в год вступления Алексея Михайловича на престол: стряпчий при дворце,
Из книги Россия в исторических портретах автора Ключевский Василий ОсиповичА. Л. Ордин-Нащокин Из ряда сотрудников царя Алексея резкой фигурой выступает самый замечательный из московских государственных людей XVII в. Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин.Московский государственный человек XVII в. Самое это выражение может показаться
Из книги История отечественной почты. Часть 1. автора Вигилев Александр НиколаевичКто он - Ордин-Нащокин? Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин родился около 1605 г. в семье захудалого псковского помещика. Служебную карьеру он начал с 1642 г.: его не раз назначали в посольские комиссии для размежевания границ со Швецией. Когда в 1654 г. началась война с
Из книги Родная старина автора Сиповский В. Д.Ордин–Нащокин и Матвеев Никогда раньше не сознавалась так необходимость просвещения и преобразований, как при царе Алексее; никогда и потребность сближения с Западом не сказывалась так сильно, как в это время.Наряду с пришлыми «новыми людьми» являются в Москве и свои
Ордин-Нащокин исторически считается великим и искусным дипломатом и политиком 17 века. Афанасий Лаврентьевич фигура многогранная и государственная, личность его отмечена огромным количеством посольских дел во времена правления царя Алексея Михайловича.
Биография
Афанасий Ордин-Нащокин происходил из скромного дворянского рода города Пскова, но в середине своей жизни получил думский чин боярина. Родился в 1605 году в Псковской губернии. Потомки Нащокина владели некрупными землями в Торопецком и Псковском уездах. Из исторических источников следует, что род Афанасия Лаврентьевича произошел от иммигрировавшего из Италии герцога Величко.
После крещения герцог именовался Дмитрием. Предок сын герцога, Дмитрий участвовал в восстании 1327 года, на котором получил ранение в щеку, после этого прозвали его Нащока. Вследствие древнейшей традиции, прозвище становилось частью фамилии. Потомки Дмитрия Дмитриевича Нащокина приобрели фамилию Ордин-Нащокин, Олферов и Безнин.
Приставка Ордин получилась вследствие увековечивания памяти погибшего под Ордой в 1514 году Андрея Филипповича, предка нашего героя, прозвище которого было Орда. Отец Лаврентий Денисович всегда заботился об образовании своих сыновей. Поэтому Афанасий безукоризненно владел несколькими языками и был обучен многим наукам. Характерными особенностями нашего героя были любознательность, наблюдательностью и упорство.
В 1642 году Ордин-Нащокин был участником договора о границе со Швецией, с этого события начинается его успешная карьера. В 1656 году Афанасий был направлен для подписания мира в Курляндию, а в 1658 - подписал мирный договор со Шведским государством. После подписания договора со шведами, царь удостоил Ордина-Нащокина титулом дворянина. А в 1667 году за Андрусовское перемирие с Польским государством стал боярином. В этом же году Афанасий Лаврентьевич возглавил Посольский приказ, в деятельность входила работа государственного канцлера.
Карьера Ордина-Нащокина продолжалась вплоть до 1671 года, когда вследствие различных доносов он был уволен со службы. Характер и суждения отличались прямотой, твердостью и резкостью, что соответственно образовало круг недоброжелателей. После возвращения в Псков, он был в 1679 году вызван к царю, для участия в мирных соглашениях с Польшей, но к тому времени взгляды его устарели и были признаны неактуальными.
После этого события Ордин-Нащокин постригся в монахи в Крипецком монастыре, а по прошествии года умер. Личность Ордина-Нащокина считается уникальной из-за его жизненных достижений благодаря своим способностям, а не семейным связям.
Познавательный факт
В феврале 1659 года Алексей Михайлович, поручил Афанасию Лаврентьевичу организацию заграничной новостной почты. Государственное поручение не было выполнено. На самом деле почта была организована в 1665 году деятелем из Голландии Яном ван Сведенем.
В ХVII веке среди московских приближённых к государю Алексею Михайловичу выделялся Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин. Был он государственным человеком. «Государственный человек, - писал В.О. Ключевский, - … это значит развитой политический ум, способность наблюдать, понимать и направлять общественные движения, с самостоятельным взглядом на вопросы времени, с разработанной программой действий».
До Нащёкина эти качества при дворе не принимались во внимание - приближённые к государю только выполняли его волю. Царь Алексей испытывал необходимость в таких людях и готов был сам подчиниться их разумным решениям. Одним из таких придворных был Ордин-Нащокин. Многие его идеи и планы были осуществлены только при Петре.
Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин был сыном небогатого псковского помещика. Его ум привлёк на себя внимание приближённых ко двору и московского дворянства ещё при царе Михаиле, который назначил его в посольские комиссии во время мирных переговоров со Швецией о государственных границах. Это было, конечно, известно в Пскове, и явилось причиной того, что восставшая чернь попыталась убить его.
В 1654г. во время войны России с Польшей, Нащокин с небольшими военными силами защищал границы Московии от Литвы и Ливонии.
Когда царь двинул войска на Ригу в 1656 г., Нащокин был назначен воеводой занятых русскими городов, в том числе Кукуйноса (Кейкунеса) и Кокенгаузена. На этом посту он вел дипломатическую работу, переписывался с польским правительством, он же и возглавил русскую делегацию при подписании мира со Швецией. Россия получила выход к Балтийскому морю через Неву, и торговые отношения со Швецией были восстановлены.
Городовой дворянин Афанасий Ордин-Нащокин был пожалован царём в бояре и получил титул «царской большой печати и государевых великих дел оберегателя».
У Нащокина было хорошее образование: он знал математику, латынь, немецкий и польский языки. Этот царедворец видел отсталость России от европейских стран и желал просвещения и европейского уклада быта для своей родины; «доброму не стыдно навыкать и со стороны, у чужих, даже у своих врагов».
Современники не любили Нащокина, в их отношениях была и зависть, и доля непонимания его деятельности, раздражала их его требовательность. Опасались его и не хотели иметь с ним дело и европейские дипломаты, о, он умел вести переговоры и добиваться своих целей! В.О. Ключевский отмечал его «неугомонную совесть и привычку колоть глаза людям за несообразительность». А может быть, за нерадивость? Его симпатии и антипатии мало кто разделял. Его высокая оценка европейских порядков и критическое отношение к своим русским вызывали раздражение у окружающих. Среди московских бояр он был чужим. Единственной его опорой и защитой был царь, и он часто жаловался ему: «… государево дело ненавидят ради меня!» Но и себе Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин цену знал: «Если б я от мира был, мир своего любил бы».
Царь предоставлял ему полную свободу деятельности. Но предоставленные государю записки с планами и проектами, оставались в туне.
Нащокину приходилось решать сложнейшие вопросы международных отношений с Польшей, Швецией, Малороссией, народами Балтийского берега. Он понимал, что для воссоединения Юго-Западной Руси с Великороссией время ещё не пришло, поэтому старался теснее взаимодействовать с Польшей, надеясь, что этот союз подтолкнёт христиан Турции, Молдовы, волохов* выйти из под турецкого владычества и присоединиться к Руси. Государь разделял его мнение и стремился вернуть бывшие русские земли.
Нащокин как администратор был внимателен к подчинённым. Он старался ставить их в такие условия, где они могли бы приносить большую пользу с наименьшей затратой сил.
Во время войны, он сообщал царю, что ему приходится помогать и войскам, и населению, страдающему от грабителей и зверств своих же солдат. Его возмущал разбой на занятых территориях. «Лучше бы я на себе раны видел, только бы невинные люди такой крови не терпели, <…> только бы не жить здесь и не видеть над людьми таких злых бед».
Возводя Нащокина в думные бояре, царь писал, что он алчных кормит, жаждущих поит, нищих одевает, до ратных людей ласков, а ворам не спускает.
Наблюдая жизнь Западной Европы, Нащокин выявляет недостатки правления в своей стране, единственно направленного на эксплуатацию крестьян. Он был первым государственным деятелем России, понявшим важность народного хозяйства для страны. Ещё в Пскове он пытался провести в жизнь свои реформы городского самоуправления по образцу европейских стран.
Он определил причины плохой торговли с иноземцами – распределение товаров «по свойству и знакомству», так же и со ссудами. По его приказу учреждались ярмарки с беспошлинным торгом, мелкие торговцы получали ссуду. Ключевский писал: «Нащокин видел главные недостатки в торговле – «русские люди <…> слабы друг перед другом, не привыкли действовать дружно и легко попадают в зависимость. Недостаток капиталов, взаимное недоверие и отсутствие кредита – причина плохой торговли».
Естественно, что у Нащокина были враги. Одним из них был князь Хованский, приемник его в Пскове. Он так представил дела, что нововведения Нащокина были государем отменены.
В какой бы сфере деятельности ни работал Нащокин, он резко критиковал сложившиеся там до него порядки и приступал к реформам (в армии и флоте, городском хозяйстве, организации почты, разведении садов с деревьями и цветами, выписанными из-за границы..) Полного согласия с царём у него не было. Будучи честным дипломатом, он настаивал на передаче Киева Польше согласно Андрусскому договору*, царь же считал это грешным делом. Это и стало причиной охлаждения к нему государя.
В 1671 г. Нащокин был назначен вести переговоры с Польшей, чтобы изменить этот договор. Он отказался, и в феврале 1672 г. был пострижен в монахи под именем Антония.
Так в этот трагический день 2-го декабря 1671 года при боярах царь милостиво отпустил его «от всее мирские суеты свободил явно»*.
В.И Ключевсй писал, что Ордин-Нащокин во многом опередил своё время: «предупредил Петра и первый высказал много идей, которые осуществил преобразователь. Я начал чтение замечанием о возможности появления у нас государственного человека в ХVIII в., говорил историк. Если вы вдумаетесь в превратности, в мысли, в чувства, во все перипетии описанной государственной деятельности далеко незаурядного ума и характера, в борьбу Ордина-Нащокина с окружающими его условиями, то поймёте, почему такие счастливые случайности были у нас редки».
* (влохи, влахи, волхва) - народ, который, по словам Начальной летописи, сыграл видную роль в истории славянства.
* Андрусовское перемирие - соглашение, заключённое в 1667 году между Россией и Речью Посполитой, и завершившее активную фазу Русско-польской войны 1654-1667.
* Из записи самого А.Л. Ордина-Нащёкина..
Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин (ок. 1605-1680) происходил из семьи небогатого псковского дворянина. Он получил хорошее образование, знал несколько иностранных языков, изучал математику. Успешно выполняя с молодых лет отдельные ответственные дипломатические поручения еще при царе Михаиле Федоровиче, он быстро выдвинулся на руководящие посты в местном и государственном управлении. В 1656 г. он был назначен воеводой городов Друе, Кокенгаузена и ряда других городов Ливонии, завоеванных Россией в войне со Швецией. В 1658 г. его усилиями было заключено выгодное для России Валиесарское перемирие со Швецией, за что в том же году он был произведен в думные дворяне. В 1665 г. он был назначен воеводой родного города Пскова, но вскоре был отозван из Пскова для ведения переговоров с Польшей. В январе 1667 г. после утомительных восьмимесячных переговоров с польскими представителями он заключил Андрусовское перемирие с Польшей, положившее конец опустошительной для обеих сторон 13-летней войне. За свои дипломатические заслуги Ордин-Нащокин был возведен в боярское звание, назначен главным управителем Посольского приказа и руководителем нескольких других учреждений. В связи с этим он получил пышный титул "великих государственных посольских дел и государственной печати оберегателя", т.е. канцлера. В последний период своей деятельности в руководстве страны он провел ряд важных мероприятий в области государственного управления, промышленности, внутренней и внешней торговли, в том числе по изданию Новоторгового устава 1667 г. Его идеи в области управления на общегосударственном и местном уровне и конкретные предложения по устранению недостатков и в том, и в другом случае внесли существенный вклад в развитие отечественной управленческой мысли.
Многие предложения Ордина-Нащокина напоминают рекомендации Ю. Крижанича - о развитии торговли и промышленности как основах сильного государства, об использовании передового опыта в государственном и местном управлении, об учреждении специального Приказа по делам промышленности и торговли, о стимулировании "геологоразведочных работ", о политических свободах, о протекционизме во внешней торговле, о развитии науки и образования в стране.
Во всех преобразованиях и программах Ордин-Нащокин был откровенным "западником". "Внимательное наблюдение над иноземными порядками и привычка сравнивать их с отечественными сделали Нащокина ревностным поклонником Западной Европы и жестоким критиком отечественного быта". Его главная идея - во всем брать образец с Запада, все делать "с примеру сторонних чужих земель", которые достигли успехов в мирной и военной жизни, "заимствовать от них то, чем они явились сильнее". Говоря современным языком, Ордин-Нащокин применял бенчмаркинг в государственном управлении. При этом он был избирателен и, в отличие от других "западников", предлагал перенимать не все без разбора. Он говорил: "Какое нам дело до иноземных обычаев, их платье не по нас, а наше не по них". Наблюдения за достижениями и причинами этих достижений в странах Западной Европы позволили ему сделать вывод о том, что главный недостаток управления Московским государством - пренебрежение руководством государства развитием производительных сил страны. Увеличивая, как обычно, налоги в случае появления новых общегосударственных расходов, правительство не принимало никаких мер к повышению платежеспособности населения.
Свой вывод Ордин-Нащокин, как обычно, сопровождал предложениями по развитию отечественной промышленности, внутренней и внешней торговли, финансов. Он одним из первых в России высказал идею о том, что народное хозяйство само по себе должно составлять один из главнейших предметов государственного управления, но при этом управление должно осуществляться не по модели полицейского управления, а более демократичным способом. Для того чтобы зарождающийся в стране промышленный класс мог работать производительнее, надо было освободить его от гнета приказной администрации. Он был против жесткой регламентации в московском управлении, где все держалось на мелочной опеке высших центральных учреждений над подчиненными исполнителями, а исполнители были слепыми орудиями данных им сверху наказов. В связи с этим он требовал определенной свободы в принятии решений руководителями низших звеньев и исполнителями: "Не во всем дожидаться государева указа, везде надобно воеводское рассмотрение", т.е. допустимо действие воеводы по собственной инициативе, исходя из обстоятельств конкретной ситуации. Однако, требуя самостоятельности для исполнителей, он возлагал на них и большую ответственность. Такую деятельность, основанную на опыте, личной инициативе и ответственности делового человека, Ордин-Нащокин называл промыслом. Он писал: "Грубая сила мало что значит. Лучше всякой силы - промысел; дело в промысле, а не в том, что людей много; вот швед всех соседних государей безлюднее, а промыслом над всеми верх берет; у него никто не смеет отнять воли у промышленника; половину рати продать да промышленника купить - и то будет выгоднее".
Будучи воеводой Пскова, Ордин-Нащокин попытался применить идеи по делегированию полномочий и опыт западных стран в совершенствовании местного управления. До его приезда в Пскове, как и во многих других российских городах, царила вражда между посадскими людьми. В городе утвердилось господство так называемых мужиков-горланов - богатых купцов, которые, пользуясь властью в городском общественном управлении, "обижали середних и мелких людишек" в разверстке податей, в нарядах на казенную службу, вели городские дела "своим изво-лом", без контроля со стороны остальных посадских людей. Став в 1665 г. воеводой, Ордин-Нащокин предложил местному посадскому обществу ряд мер (в виде "указных памятей") по улучшению положения в городе. Прежде всего для подъема общего благосостояния города он предложил проводить в Пскове ежегодно две международные беспошлинные двухнедельные ярмарки: одну с 6 января, вторую с 9 мая. Причем кроме местных посадских людей никто другой торговать с иностранцами не имел права.
"Во всех государствах славны те торги, которые без пошлин учтены", - говорил он.
Второе его предложение было также связано с внешней торговлей. В ту пору иностранные купцы часто кооперировались и, обладая крупным совокупным капиталом, находили в России средних и мелких (маломочных) купцов, давали им в кредит средства, на которые те скупали для немцев русские товары по максимально низким ценам, довольствуясь небольшим вознаграждением. Ордин-Нащокин писал: "От такого неудержания русские люди на иноземцев торговали из малого прокормления и в последнюю скудость пришли". Кроме того, такими действиями маломочные купцы сбивали цены русских товаров, подрывали дела крупных русских купцов, а сами, будучи постоянно в долгах из-за невысокой прибыли, разорялись. Ордин-Нащокин предложил следующие меры: составить списки всех маломочных купцов; выявить их торговые интересы и промыслы; распределить маломочных купцов между лутчими торговыми людьми Пскова для контроля над их промыслами; создать при земской избе из городских средств специальный фонд для выдачи ссуд маломочным купцам; выдать ссуды маломочным купцам для покупки товаров, которые необходимо завезти в Псков не позднее чем за месяц до ярмарки (в декабре или апреле соответственно); лучшим людям организовать в земской избе прием от приписанных им маломочных купцов привезенного товара; лучшим людям оплатить принятые товары по предварительной цене, равной покупной цене плюс некоторая надбавка "для прокормления"; в январе (или мае) лучшим людям участвовать в зимней (или весенней) ярмарке и реализовать иностранцам доверенные им товары оптом по договорным ценам; доплатить маломочным купцам разницу между предварительной и фактической ценами ("компанейский дивиденд").
Третье предложение Ордина-Нащокина относилось к организации продажи вина на территории Пскова и его пригородов. Известно, что продажа вина всегда была главным источником государственных и местных доходов в России. Но уже в то время был налажен незаконный импорт винных изделий из ближайших к Пскову приграничных деревень, откуда "иностранцы привозили тайком множество горелого вина и немецких нитей", в связи с чем падали продажи вина "с казенных кружечных дворов". Ответственные за это посадские "головы и целовальники" должны были покрывать "недоборы", так как с них взыскивали за это. Для возмещения недоборов целовальники перекладывали "взыски" на жителей города, пытаясь "вынуть запрещенный товар у жителей".
В результате "от этих выимок - людям разоренье, а казне прибыли нет". Ордин-Нащокин предложил установить свободную продажу вина с оплатой пошлины в местную казну из расчета 2 деньги с рубля (т.е.1%). Но "если же кто станет торговать напитками больше, чем другими товарами, на тех брать с рубля по гривне" (т.е.10%).
И наконец, четвертая группа мер относилась к организационной структуре местного управления. Согласно предложению Ордина-Нащокина посадское общество города должно было выбирать из своей среды 15 человек, которые будут управлять всеми делами города в течение 3 лет по 5 человек ежегодно. В ведение этих "земских выборных людей" передавались городское хозяйственное управление; надзор за питейной продажей, таможенными сборами и торговыми отношениями псковичей с иностранцами; суды "над посадскими людьми во всех торговых и обидных делах". Пошлины с судных дел, решенных 5 избранниками, поступали в земскую избу "для покрытия градских расходов". Только важнейшие уголовные преступления Ордин-Нащокин оставлял для решения воеводам. Для решения же особо важных городских дел правящая треть избранников должна была собирать совет с остальными избранниками, а при необходимости приглашать на совет лучших людей из посадского общества. Такое же устройство местного общественного управления предлагалось им и для пригородов Пскова. Иными словами, псковский воевода добровольно поступался значительной долей своей власти в пользу городского самоуправления.
В апреле 1665 г. земские старосты, собравшись с лучшими людьми в земской избе (городской управе)"для общего всенародного совету", приступили к обсуждению предложений Ордина-Нащокина. Совет собирался неоднократно, были продолжительные дискуссии, так как одним псковичам предложения нравились, а другие требовали сохранить все по-старому. Дебаты продолжались до 13 августа 1665 г., когда, наконец, псковские посадские люди написали свои челобитные о согласии с предложениями воеводы, принесли их в Троицкий собор и приняли благословение архиепископа Арсения. После этого челобитные были отправлены в Москву, где проект Ордина-Нащокина "о градском устроении" в виде 17 "докладных статей", или Положение об общественном управлении города Пскова с его пригородами, был одобрен царем. С августа 1665 г. это положение вступило в силу. После отзыва Ордина-Нащокина из Пскова на государственную службу в Москву в качестве руководителя Посольского приказа его положение несколько раз отменялось, затем восстанавливалось в первоначальном виде.
Следует отметить еще два важных факта деятельности Ордина-Нащокина как "гуру отечественного управления". Во-первых, он был замечательным, эффективным руководителем. При всей исполнительности, ответственности и взыскательности к себе, граничащей с мнительностью, Ордин-Нащокин отличался редкой для крупных государственных деятелей того периода внимательностью к своим подчиненным, участливостью к их личным проблемам, "человечностью в отношении к управляемым, стремлением щадить их силы и ставить их в такое положение, в котором они с наименьшей затратой усилий могли бы принести наиболее пользы государству".
Во-вторых, Ордин-Нащокин был главным автором и редактором Новоторгового устава 1667 г. Устав состоит из 94 статей и содержит правовые нормы, регулирующие внутреннюю и внешнюю торговлю под контролем государства и в интересах казны и крупного купечества. Статьи устава, относящиеся к регулированию внутренней торговли, базировались на Торговом уставе 1653 г. Заслуга Ордина-Нащокина заключается прежде всего в том, что благодаря ему впервые в истории страны регулирование внешней торговли получило отражение в форме единого закона для всего государства. И в этом документе Ордин-Нащокин проявил себя как "западник", начав устав со ссылки на опыт иностранных государств: "Во всех окрестных государствах свободные и прибыльные торги считаются между первыми государственными делами; остерегают торги с великим береженьем и в вольности держат для сбора пошлин и для всенародных пожитков мирских". Устав определял, что все сборы московской таможни и городских земских изб должны быть использованы в качестве помощи бедным - "недостаточным людям". Устав требовал, чтобы вся торговля с иностранцами осуществлялась только через "торговых людей белых чинов", чтобы лучшие торговые люди "берегли маломочных торговых людей", помогали им в получении ссуды, чтобы те "в продаже иноземцам цены не портили и в подряд деньги у них не брали", как об этом же было сказано еще в псковском уставе "градского устроения". В преамбуле и первых статьях устава подробно расписаны организация деятельности таможни и крупнейшей в России международной ярмарки в Архангельске во время приезда туда иностранных и русских купцов; работа на таможне и ярмарке "гостя и товарищей", избранных "по рассмотренью, а не по дружбе или недружбе", по профессиональным качествам, а "не по богатству". Воевода не имел права вмешиваться в таможенные торговые дела, "всякую полную расправу в торговых делах которыми управляли избранные гость и товарищи".
Все статьи о внешней торговле проникнуты духом протекционизма. Сюда относятся разделы устава:
о поощрении русской оптовой торговли;
о высоких пошлинах с иностранных купцов;
о запрете беспошлинной торговли на территории России иностранными купцами "русскими товарами своей братьи";
об обязательном обмене иностранными купцами и русскими людьми ввезенной в страну иностранной валюты (золотых и серебряных монет) на русские деньги по установленному курсу;
о торговле только оптом и только в 3 городах - Архангельске, Пскове и Новгороде, о запрете иностранцам торговли в розницу и приобретении товаров в российских городах и ярмарках;
о необходимости получения иностранными купцами специального разрешения - "великого государя жалованных грамот о торгах за красною печатью" для проезда из Архангельска, Пскова и Новгорода в Москву и другие города страны;
о запрете ввоза в страну недоброкачественных и поддельных товаров.
Устав не раз повторяет положения псковского "градского устроения", например, когда речь заходит об ограничениях ввоза в Россию иностранных вин и сахара. Импорт вин приводил к тому, что "на государевых кружечных дворах чинятся от того убытки и недоборы большие". С целью восполнения недоборов западные иностранные купцы должны были платить большие пошлины с продажи вина в бочках и сахара. Гораздо меньшие (примерно в 10 раз) пошлины взимались с продажи церковного вина. Продажа вина в малых емкостях ("в галенках и в скляницах") иностранным купцам была запрещена.
В Новоторговом уставе были две статьи - 88 и 89, в которых предлагалось создать в России единый центральный орган для управления торговлей и купечеством. Автором этой идеи был также Ордин-Нащокин, по инициативе которого еще в 1665 г. псковские посадские люди ходатайствовали в Москве, "чтобы их по всем делам ведали в одном приказе, а не волочиться бы им по разным московским учреждениям", мотивируя это тем, что "великого государя казне будет в пошлинах немалое пополнение, а купецким людям - избавление от волокиты". И в Новоторговом уставе! 667 г. эта мысль звучала примерно так же: "Для многих волокит во всех приказах купецких людей пристойно ведать в одном пристойном приказе, где великий государь укажет своему государеву боярину; этот бы приказ был купецким людям во всех порубежных городах от иных государств обороною и во всех городах от воеводских налог был им защитой и управою" (ст.88). "В том же одном приказе давать суд и управу, если купецкие люди будут бить челом на других чинов людей" (ст.89). Согласившись с уставом, царь Алексей Михайлович учредил Приказ купецких дел. Так было положено начало формального выделения торгово-промышленного населения страны в самоуправляющееся сословие. Этот приказ стал предшественником учрежденной Петром Великим в 1699 г. Московской ратуши, или Бурмистерской палаты, которая ведала всеми делами всех городов России.
Ордин-Нащокин известен и как преобразователь в ряде других отраслей, где проявились его управленческие идеи. Так, например, он автор проектов преобразования военного устройства в стране и конной милиции городовых дворян, организации первых почт в России, постройки отечественного флота на Балтийском и Каспийском морях, организации торговли с восточными странами (Персией, Средней Азией, Китаем, Индией), создания и укрепления отечественной металлургической и железоделательной промышленности. Он принимал активное участие в организации бумажного производства, кожевенного и стекольного заводов. Даже разведение в России красивых садов с выписанными из-за границы деревьями и цветами не обходилось без участия Ордина-Нащокина. Заботясь о распространении науки и технических знаний в России, Ордин-Нащокин приглашал из-за границы специалистов, преподавателей школ для обучения русских людей ремеслам, технике военного дела.
Оценивая его преобразовательную программу в целом, можно выделить в ней 3 основные стратегические цели: улучшение государственных учреждений, наведение в них строгого порядка и повышение служебной дисциплины; подбор компетентных и добросовестных руководителей; повышение государственных доходов за счет обогащения народа посредством развития промышленности и торговли.
ОРДИН-НАЩОКИН АФАНАСИЙ ЛАВРЕНТЬЕВИЧ - русский государственный и военный деятель, дипломат, боярин.
Дво-ря-нин. Один из об-ра-зо-ван-ней-ших лю-дей сво-его вре-ме-ни; изу-чал ма-те-ма-тику, ри-то-ри-ку, ис-то-рию, вла-дел латинским, молдавским, немецким, поль-ским язы-ка-ми. Впер-вые упо-мя-нут в ис-точ-ни-ках в 1610/1611 годах как по-ме-щик Опо-чец-ко-го уезда. На-чал во-енную служ-бу в 1621 году, со вре-ме-нем, во мно-гом бла-го-да-ря цар-ским по-жа-ло-ва-ни-ям, стал круп-ным зем-ле-вла-дель-цем (ему при-над-ле-жа-ли зем-ли так-же в Псков-ском, Ко-ст-ром-ском, Смо-лен-ском и Московском уез-дах). В 1-й половине 1640-х и 1-й половине 1650-х годов вы-пол-нял ряд пра-ви-тельственных по-ру-че-ний, в ча-ст-но-сти на-прав-лен в Молдавское княжество с це-лью вы-яс-нить во-енные пла-ны Ос-ман-ской им-пе-рии и Ре-чи По-спо-ли-той в от-но-ше-нии Русского государства (в 1642-1643 годах на-хо-дил-ся на служ-бе у молдавского гос-по-да-ря В. Лу-пу). В на-ча-ле Псков-ско-го вос-ста-ния 1650 года Ордин-Нащокин бе-жал из Пско-ва в Мо-ск-ву, где дал по-ка-за-ния о про-изо-шед-ших со-бы-ти-ях.
Уча-ст-ник русско-польской вой-ны 1654-1667 годов [вое-во-да в городе Друя (1654-1656 годы; ны-не се-ло Бра-слав-ско-го района Ви-теб-ской облсти, Бе-ло-рус-сия)] и русско-шведской вой-ны 1656-1658 годов [в 1656-1661 годах вое-во-да в городе Ца-ре-вич(-ев)- Дмит-ри-ев (ны-не поселок Кок-не-се, Лат-вия), фак-ти-че-ски управ-лял ча-стью Лиф-лян-дии, за-ня-той русскими вой-ска-ми]. Дум-ный дво-ря-нин (1658; од-но-вре-мен-но по-жа-ло-ван почетным ти-ту-лом на-мест-ни-ка Шац-ко-го), околь-ни-чий (1665). Один из ру-ко-во-ди-те-лей русских по-сольств на мир-ных пе-ре-го-во-рах со Шве-ци-ей, за-вер-шив-ших-ся за-клю-че-ни-ем Ва-лие-сар-ско-го пе-ре-ми-рия 1658 года, и с Ре-чью По-спо-ли-той (1662, 1664), в 1663 году вёл пе-ре-го-во-ры во Льво-ве с поль-ско-ли-товской де-ле-га-ци-ей. Ав-тор мно-го-численных за-пи-сок, по-дан-ных ца-рю Алек-сею Ми-хай-ло-ви-чу (пра-во не-по-средственного об-ра-ще-ния к мо-нар-ху по-лу-чил в 1656 году). В 1659 году от-стаи-вал идею русско-шведского сою-за, ко-то-рый, по мне-нию Ордина-Нащокина, дол-жен был вы-ну-дить Речь По-спо-ли-ту со-гла-сить-ся на мир, вы-год-ный Рус. гос-ву. Пос-ле за-клю-че-ния поль-ско- швед. Олив-ско-го ми-ра 1660 стал вы-сту-пать за рус.-польск. со-юз про-тив Шве-ции, а так-же про-тив Крым-ско-го хан-ст-ва и Ос-ман-ской им-пе-рии. Ут-вер-ждал, что со-юз с Ре-чью По-спо-ли-той га-ран-ти-ру-ет Русскому государству за-щи-ту от крым-ских ха-нов на-бе-гов, по-зво-лит ус-та-но-вить про-тек-то-рат над Ва-лаш-ским и Мол-дав-ским кня-же-ст-ва-ми, даст воз-мож-ность русскому ца-рю по-кро-ви-тель-ст-во-вать пра-во-слав-но-му на-се-ле-нию поль-ско-ли-товского го-су-дар-ст-ва. Сто-рон-ник вы-хо-да Ки-ев-ской ми-тро-по-лии из под-чи-не-ния Кон-стан-ти-но-поль-ско-му па-т-ри-ар-ха-ту и пе-ре-хо-да её под юрис-дик-цию Мо-с-ков-ско-го пат-ри-ар-ха-та.
Вое-во-да в Пско-ве (1665); ини-ции-ро-вал ре-фор-му городского са-мо-управ-ле-ния, зна-чи-тель-но ог-ра-ни-чивав-шую власть вое-во-ды и пе-ре-да-вав-шую зем-ской из-бе пра-во су-дить за все пре-сту-п-ле-ния, кро-ме уго-лов-ных и по-ли-ти-че-ских (пер-во-на-чаль-но одоб-ре-на Алек-се-ем Ми-хай-ло-ви-чем, но вско-ре от-ме-не-на).
Воз-глав-лял по-соль-ст-во, за-клю-чив-шее Ан-д-ру-сов-ское пе-ре-ми-рие 1667 года (в 1670 году Ордин-Нащокин под-твер-дил до-го-вор, пре-дот-вра-тив воз-вра-ще-ние Кие-ва Ре-чи По-спо-ли-той). Гла-ва при-ка-зов - По-соль-ско-го (1667-1671 годы; счи-тал ве-дом-ст-во «оком», ко-то-рое до-лж-но на-блю-дать за «пре-вы-со-кой че-стью» и «здо-ро-вь-ем» го-су-дар-ст-ва), Ма-ло-рос-сий-ско-го (1667-1669 годы), Вла-ди-мир-ской, Га-лиц-кой и Нов-го-род-ской чет-вер-тей (1667-1671 годы). При-вер-же-нец по-ли-ти-ки мер-кан-ти-лиз-ма. Ру-ко-во-дил со-став-ле-ни-ем Но-во-тор-го-во-го ус-та-ва 1667 года; в том же го-ду для ук-ре-п-ле-ния русско-персидских тор-го-вых от-но-ше-ний за-клю-чил до-го-вор с Армянской тор-го-вой ком-па-ни-ей о тран-зи-те шёл-ка-сыр-ца из Пер-сии в Ев-ро-пу че-рез тер-ри-то-рию Русского государства (из Ас-т-ра-ха-ни в Ар-хан-гельск). Вы-дви-нул идею соз-да-ния русского тор-го-во-го и во-енного фло-та; спо-соб-ст-во-вал строи-тель-ст-ву вер-фи в селе Де-ди-но-во (ны-не Лу-хо-виц-ко-го района Московской области) на реке Ока, где в 1667-1669 годах был со-ору-жён пер-вый русский во-енный па-рус-ный ко-рабль «Орёл». По-кро-ви-тель-ст-во-вал ни-дерл. куп-цу П.Г. Мар-се-ли-су (из ро-да Мар-се-ли-сов), по-лу-чив-ше-му совместно с сы-ном Л.П. Мар-се-ли-сом в 1668 году бла-го-да-ря Ордину-Нащокину пра-во на со-дер-жа-ние поч-то-вой ли-нии Мо-ск-ва - Ри-га и ор-га-ни-за-цию но-вой ли-нии Мо-ск-ва - Виль-но (на-ча-ла дей-ст-во-вать в 1669 году). До-стиг до-го-во-рён-но-сти с Крым-ским хан-ст-вом о ми-ре и друж-бе при ус-ло-вии вы-пла-ты ему Русским государством еже-год-ной да-ни, а так-же о вы-ку-пе из крым-ско-татарского пле-на боя-ри-на В.Б. Ше-ре-ме-те-ва (1670). Снят с долж-но-сти гла-вы По-соль-ско-го при-ка-за из-за раз-но-гла-сий по клю-че-вым внеш-не-по-ли-тическим во-про-сам с ца-рём Алек-се-ем Ми-хай-ло-ви-чем.
В 1672 году в Кры-пец-ком Ио-ан-но-Бо-го-слов-ском монастыре близ города Псков при-нял по-стриг с име-нем Ан-то-ний, пе-ред смер-тью, воз-мож-но, схи-му. Во 2-й половине 1670-х годов фи-нан-си-ро-вал в Пско-ве строи-тель-ст-во церк-ви в честь Ка-зан-ской ико-ны Бо-жи-ей Ма-те-ри и соз-да-ние при ней боль-ни-цы для бед-ных (так называемой Но-вой бо-га-дель-ни) (не сохранилась), стал уст-рои-те-лем мо-на-сты-ря во имя Святителя Ни-ко-лая Чу-до-твор-ца в селе Лю-бя-то-во (сохранился монастырский храм). В 1679 году по ука-зу ца-ря Фё-до-ра Алек-сее-ви-ча уча-ст-во-вал в русско-польских пе-ре-го-во-рах, про-во-див-ших-ся в Мо-ск-ве в свя-зи с ис-те-че-ни-ем сро-ка Ан-д-ру-сов-ско-го пе-ре-ми-рия. Скон-чал-ся, по уточ-нён-ным дан-ным, в устроенном им мо-на-сты-ре во имя Святителя Ни-ко-лая Чу-до-твор-ца.
Фи-гу-ра Ордина-Нащокина по-ме-ще-на в скульп-тур-ной ком-по-зи-ции па-мят-ни-ка «Ты-ся-че-ле-тие Рос-сии» (1862; ав-тор про-ек-та М.О. Ми-ке-шин).
Сочинения:
Ав-то-био-гра-фи-че-ская за-пис-ка // Ар-хео-гра-фи-че-ский еже-год-ник за 1964 г. М., 1965. С. 343-349;
Пись-ма Ф.И. Ше-ре-ме-те-ву // Со-вет-ское сла-вя-но-ве-де-ние. 1968. № 2. С. 77-81.
Дополнительная литература:
Га-лак-тио-нов И.В., Чис-тя-ко-ва Е.В. А. Л. Ор-дин-На-що-кин - рус-ский ди-пло-мат XVII в. М., 1961;
Ко-прее-ва Т.Н. Не-из-вест-ная за-пис-ка А. Л. Ор-ди-на-На-що-ки-на о рус-ско-поль-ских от-но-ше-ни-ях вто-рой по-ло-ви-ны XVII в. // Про-бле-мы ис-точ-ни-ко-ве-де-ния. М., 1961. Т. 9;
Га-лак-тио-нов И.В. Рус-ско-поль-ский со-юз: обос-но-ва-ние идеи А. Л. Ор-ди-ным- На-що-ки-ным на-ка-ну-не пе-ре-го-во-ров в Ан-д-ру-со-ве // Сла-вян-ский сбор-ник. Са-ра-тов, 1990. Вып. 4;
Чис-тя-ко-ва Е.В. Рус-ский ре-фор-ма-тор А. Л. Ор-дин-На-що-кин во Пско-ве (1665-1669) // Чте-ния по ис-то-рии рус-ской куль-ту-ры. М., 2000;
Псков и Псков-ская зем-ля - фор-пост рос-сий-ской го-су-дар-ст-вен-но-сти и куль-ту-ры. А. Л. Ор-дин-На-що-кин и его вре-мя. Псков, 2009.