Так приносится Богу бескровная жертва. В кадиле сжигаются ароматические вещества, и душистый дым – фимиам – возносится в небо.
Кадило состоит из двух, обычно сферических, половинок. Нижняя называется чашей, в ней находятся горящие угли и лежащий на них ладан. Верхняя – это крышка чаши, которая очень похожа на купол храма, увенчанный крестом. К крышке и чаше с трех сторон крепятся цепочки. Иногда на них бывают звонцы – шарики с металлическими ядрами. При каждении они мелодично звенят.
Этой традиции не одна сотня лет. Каждение совершается еще с апостольских времен. В Ветхом Завете Господь повелевает Израилю в числе других даров истинному Богу приносить и ароматы благовонного курения, указывает и особый состав ароматических веществ, в который входит чистый ливан. Так называется душистая древесная смола, которую собирают с деревьев и кустарников, произрастающих в восточных странах, в том числе и в Ливане, – отсюда и название. Но в русском языке это слово постепенно превратилось в «ладан».
Ни одно богослужение не проходит без каждения. И это действие, и само кадило имеют глубокий символический смысл. По толкованию святых отцов, огонь кадящих углей знаменует Божественное начало Христа, сам уголь – Его человеческую природу, а ладан – молитвы людей, приносимые Богу.
Каждение бывает полным, когда оно охватывает весь храм, и малым, когда кадят алтарь, иконостас и предстоящих людей с амвона.
Ботафумейро из Сантьяго-де-Компостела. Ботафумейро — это испанское слово в переводе на русский язык означает «испускающий дым». Так называется самое большое в мире кадило, которое находится в соборе Святого Иакова испанского города в Галисии. Оно весит более 80 кг и подвешено к потолку канатом.
В такое кадило вмещается 40 кг ладана и углей. В движение его приводят восемь человек. Чтобы воскурить в нем фимиам, необходимо раскачать чашу с углями до скорости 60 км в час.
Перед началом каждения священник произносит молитву: «Кадило тебе приносим, Христе Боже наш, в воню (запах) Благоухания духовного, еже прием в пренебесный мысленный Твой жертвенник, возниспосли нам благодать Пресвятого Твоего Духа». В ней батюшка просит в ответ на молитвы людей послать на них благодать Святого Духа. Видимый дым кадила – это образ невидимой Божией благодати, поэтому в ответ на каждение принято склонять голову.
|
Ладанное дерево произрастает в Юго-Западной Аравии на сухих склонах гор в Сомали. Эта страна стала основным центром по заготовке ладана |
В феврале-марте на дереве делают надрезы, из которых обильно вытекает древесный сок. На воздухе сок твердеет, после чего засохшую смолу собирают с дерева |
Ладан – одно из древнейших благовоний, которое приносили царям в знак особого благоволения. В числе прочих даров волхвы принесли младенцу Иисусу ладан |
Благодатная сила Святого Духа очищает, освящает верующих и весь храм, прогоняя духов тьмы. Каждение подготавливает пришедших на службу людей к искренней, сердечной молитве и достойному созерцанию богослужения.
Если быстрым взглядом окинуть большинство дискуссий о церковной жизни, как среди нецерковных людей, так и в церковной среде, окажется, что самые болевые точки – это деньги и взаимоотношения священника и архиерея. Внешних интересует, откуда у батюшки такая машина, батюшка круглосуточно решает проблемы ремонта или восстановления храма (опять же деньги), взаимоотношения священника и архиерея нередко непросты с обеих сторон.
О проблемах пастырского служения и наиболее частых искушениях наш разговор сегодня с архиепископом Егорьевским Марком, руководителем Управления Московской Патриархии по зарубежным учреждениям. Владыка Марк – викарий Святейшего Патриарха, управляет двумя викариатствами города Москвы: Северным и Северо-Западным, настоятель храма Св. Троицы в Хорошеве.
Романтики работают бесплатно- Владыка, если начать сначала, что больше всего беспокоит в сегодняшних священниках?
Мы видим сокращение желания пастырства среди активных и успешных людей. Часто в семинарию идут люди из неблагополучных семей, из сельских приходов, где тяжело жить, ограниченная зарплата, семья неполная.
Архиепископ Егорьевский Марк
- Почему активные и успешные не идут в священники?
Причина - в общей атмосфере жизни и в том, какие ценности ставятся в обществе во главу угла.
Я не так давно беседовал с одним экскурсоводом, зашла речь о романтизме, и экскурсовод сказала: «У меня была недавно группа школьников и я спросила, кто такие для вас романтики? И услышала ответ, который меня поразил. Романтики - это те, кто работает бесплатно». Ни слова об оптимизме, об интересных задачах, свершениях, подвигах.
Вот атмосфера современного общества. Священство не всех привлекает, потому что здесь другие цели и часто невысокий уровень жизни.
- Священники сегодня живут очень по-разному.
Социальное расслоение духовенства - это острая проблема сегодня.
Многие священники ведут очень скромную жизнь, получают совсем небольшие деньги. Один священник (сейчас он служит за границей) в ответ на мой вопрос рассказал, что он получал в России, в областном городе, две тысячи рублей в месяц: пятьсот - за преподавание в семинарии и полторы тысячи - за служение в храме. Излишне говорить, что такая сумма крайне мала для молодого человека, которому нужно не только себя содержать, но и свою семью.
С другой стороны, есть и настоящие сибариты среди духовенства: у них завышенная планка потребления, они считают, что священник должен красиво одеваться, ездить на хорошей машине, отдыхать за границей в престижных местах.
Общая погоня за деньгами, за благополучием не чужда и священникам. Все это вызывает у людей удивление или разочарование. Послушайте разговоры духовенства – о чем они? Какое вознаграждение получили за требу, какая зарплата на приходе. К сожалению, это не редкость.
- Есть решение для этой проблемы?
Очень трудно переломить сознание, сформировавшееся под действием ценностей этого мира, телевизора, СМИ. Человеку трудно избавиться от этих стереотипов. Но что-то и делается. Например, сейчас в рамках Межсоборного присутствия готовится документ, где подчеркивается необходимость бескорыстного служения. Важно доводить до сведения семинаристов, что желание обогащения является очевидным признаком непризванности к священству. Конечно, это только слова. Но будущий пастырь должен постоянно помнить об этом.
Выпрошенный мерседесА если священнику все же дарят очень дорогой подарок, скажем, шестисотый мерседес. Он может его принять и пользоваться, или он должен его поменять на какую-то более дешевую модель?
Я особенно часто не слышал, чтобы священникам дарили шестисотые мерседесы. Может быть, случаи такие есть, но очень немного. Чаще всего священники выпрашивают такой подарок или просто очень поддерживают такую идею. Конечно, машины духовенству дарят, но не такие дорогие.
Разумный священник не будет ездить на вызывающе дорогой машине, потому что машины, к сожалению, – это то, что наиболее видно. Не видно, какая у человека обстановка дома, не каждый знает, в какой квартире священник живет, сколько стоит его квартира. Но вот машина - это то, что все люди видят. И по машине, конечно, судят.
Я вспоминаю, как несколько лет назад выступал с беседой в милиции на северо-западе и мне задали вопрос: вот, вы ездите на дорогих иномарках. Я говорю: «Смотрите, я приехал к вам на Волге!» Кстати, священники, которых можно упрекнуть в роскоши, как правило, не ориентированы на жертвенное пастырское служение, не имеют большого количества детей и с самого начала нацелены на стяжание.
Корень проблемы - отсутствие жертвенности и коррозионное влияние среды, которая разрушает человека и постепенно обращает его внимание лишь на какие-то атрибуты жизни, атрибуты благополучия, а не на суть его призвания.
- Что еще сегодня может оттолкнуть человека от Церкви, от священника?
Людей смущает, когда они не видят принципиальной разницы между духовным человеком и мирским, когда священники бывают слишком мирскими.
- Что значит – слишком мирскими?
Например, если, вместо того чтобы пригласить прихожан помолиться или в паломничество, он зовет их на светский пикник или ведет разговоры не о спасении души, а обычные житейские разговоры о житейских темах - это создает для нецерковного или малоцерковного человека оправдание его жизненной позиции.
Зачем к чему-то стремиться, если священники такие же люди? Зачем я пощусь, если священник не постится? Почему я не пью, если батя пьет уже вторую бутылку? Как я буду воздерживаться от злословия и лицемерия, если батюшка второй час раздраженно о ком-то злословит?
С другой стороны, не должно быть искусственности в церковной жизни. Невозможно говорить только на духовные темы. Потому что иногда можно видеть обратную ситуацию, когда человек начинает играть в духовность.
- Что значит «играть в духовность»?
Священник начинает таким тоном делать замечания, как будто сам является суперсвятым человеком: а вот вы не венчаны, а от вас пахнет табаком, а вот вы вчера на службу опоздали и так далее.
Если священник ведет разговоры о духовности, которые не подкреплены собственной жизнью, – это фарисейство. Эти разговоры имеют целью не только заботу о спасении души, а желание привлечь внимание к себе, желание понравиться людям, в том числе желание конвертировать эти разговоры, это внимание к себе, в какие-то материальные составляющие.
Когда это делается нарочито, напоказ - это вызывает у людей отторжение.
Помню, как жена одного известного человека пренебрежительно говорила об одном известном священнослужителе, называя его артистом.
Люди чувствуют фальшь и обращают внимание на то, насколько поведение священника уместно, насколько естественно, насколько соответствует месту, положению, а самое главное, насколько это проистекает из души человека.
Кто становится циником?
Как-то я спросила одного известного журналиста о профессиональном цинизме. Он сказал, что журналистскому цинизму далеко до цинизма православных…
Не могу согласиться с этим утверждением. Людям свойственно хвалить свое и ругать чужое. Хотя случаи проявления цинизма можно встретить везде, в том числе и среди православных.
Мне как-то рассказали случай, который произошел в православном вузе несколько лет назад. Один человек, в прошлом выпускник Бауманского университета, шел сдавать зачет, который принимали две преподавательницы из светского вуза. Они спросили экзаменуемого: «А где вы работаете?» А он в то время нуждался в деньгах, были трудности и он подрабатывал где-то грузчиком. Услышав его ответ и смерив учащегося пренебрежительным взглядом, они сказали: «Так и видно». Причем сделали это при нем. Они не знали какое у него образование, не знали обстоятельств жизни. Просто так при всех унизили. После такой экзекуции он бросил учебу.
Люди становятся циниками, когда атмосфера жизни подталкивает их к этому. Атмосфера жизни в Церкви другая. Она к цинизму не располагает. Хотя и среди служителей Церкви циники есть. Но они, как правило, свой цинизм вынуждены маскировать. Иначе они просто останутся в одиночестве.
Быть циником в каком-то смысле легко, потому что не нужно подключать сердце к вопросам, заботам. Но это страшно, и это разрушительно для Церкви.
Завтра работаю: Литургию служу- Как Вы интересно сказали: не подключать сердце. Это происходит, когда служение становится работой?
Да, когда служение становится работой. Когда я только поступил в семинарию, туда же для сдачи экзаменов приехал один священник, симпатичный, интеллигентный. Кстати, сейчас он хорошо трудится на ниве пастырства. Я услышал в алтаре от него фразу: «Когда служишь раз-два в неделю - это служение. А когда служишь каждый день - это уже работа». Меня эта фраза поразила. Я ее услышал больше 20 лет назад и до сих пор, как живые, эти слова у меня в голове стоят. Не могу с этой мыслью примириться….
- Это не так?
Конечно, не так. Горе, если священник так вот воспринимает свое служение.
Я вспоминаю своего одноклассника в семинарии - после первой проповеди в семинарском храме он рассказывал, что у него дрожь была от волнения. Собратья ему сказали, что это скоро пройдет, а он ответил: «Дай Бог, чтобы такое чувство у меня было всегда, когда я буду выходить на амвон…»
Это возможно? Ведь существуют элементарные психологические защитные реакции. Когда ты выходишь в первый раз читать лекцию - тебе страшно. Когда выходишь читать в 1001-й раз - уже совершенно по-другому.
Амвон и кафедра - это разные вещи.
Сама атмосфера богослужения, молитвы, люди, которые стоят и ждут слова, - это создает такую атмосферу, к которой трудно привыкнуть и не нужно стараться привыкать. Наоборот, нужно стараться возгревать в себе такое ощущение, чтобы каждый раз это было событием, не рутиной, не возможностью сказать людям традиционное, заученное или уже привычное слово-поучение, а чтобы это было каким-то творческим событием.
Я считаю, что нужно разделять интеллектуальную составляющую и эмоциональную. Люди-то обращают внимание в проповеди не только на слова, но и на то, кто и что говорит.
Слова одного человека – умные, правильные слова – теряются и забываются. А простые слова другого человека остаются на всю жизнь, врезаются в память, остаются в сердце.
Владыка, как Вы оцениваете развитие приходской жизни в последние лет 10-20? Патриарх говорит, что есть два критерия оценки «эффективности работы» пастыря: сколько крещеных им людей ходит в храм и сколько венчаных им пар не развелись… Какие вопросы духовничества Вам представляются самыми важными?
Можно говорить о критериях, приводимых Святейшим, однако их применение зависит от многих условий. Иногда и священник хороший, и трудится хорошо, но не способен преодолеть человеческую косность.
Самое важное – правильные, гармоничные, по-настоящему духовные отношения между пастырями и паствой. Все больше строится или восстанавливается храмов. У людей появляется возможность выбирать храм, выбирать священника. Идут туда, где священник являет образ настоящего пастыря.
Мы часто повторяем эти слова, не задумываясь над их смыслом. Не случайно Христос говорит именно об овцах. Неоднократно имел возможность наблюдать в быту этих животных. Овцы – это скромные, даже пугливые животные. Они просто так не подойдут к человеку. Они идут лишь к тому, кто не обидит их, накормит. Вот об этом следует помнить в первую очередь.
Священник не должен диктовать людям свою волю.
А бывает, что священник навязывает свои услуги. Он стремится стать духовником, приглашает людей исповедоваться у него, создает своего рода духовную армию своих пасомых, причем случается это не в силу желания самих людей, а благодаря именно его личной активности.
Подобных случаев могу привести немало. Вспоминаю случай, когда однажды человек приехал в монастырь с женой, а ему тут же мать-игуменья сказала: «Вы не венчаны? Ну все, сейчас же венчаться!» Человек опешил, они повенчались, но было ощущение, что это не совсем правильно произошло.
Важна везде добровольность. Бывает, что священник начинает людей пугать.
Пугать святыми- Болезнями?
Иногда даже святыми пугают! Вот у нас святой в монастыре, и если вы не пожертвуете, или плохо отнесетесь, или не отблагодарите, то всё!
Это ставит важный вопрос духовнической практики - как мы привлекаем людей ко Христу. Опасно, если вместо Христа мы приводим людей к себе.
В одну европейскую страну приезжал из России священник. Приезжал, чтобы окормлять своих духовных чад. Сформировал даже небольшую общину. Казалось бы, что здесь плохого? Однако он постоянно повторял, что «священники, которые служат у вас в стране, - безблагодатные, они духовно слабые, давайте мне записки, я буду за вас молиться, а если кто-то не слушается, я молиться перестану, и вас тяжелые болезни постигнут». Духовные чада собирали ему пожертвования, ездили к нему в паломничество… Лишь через несколько лет часть из прихожан «прозрела». Для многих это стало тяжелым испытанием в вере.
- Можно ли сформулировать основные правила поведения священника с прихожанами?
Прежде всего, конечно, священникам надо помнить о том, что человек приходит к Богу, а не к священнику, что не должно быть культа личности в Церкви. Пастырь не должен доминировать, не должен подавлять личность прихожан.
Второе - священник ни в коем случае не должен никого пугать. Однажды ко мне пришли напуганные мама с дочкой. Оказывается, девочке священник в наставлении сказал: а может быть, ты под машину попадешь. И она стала бояться переходить через дорогу.
Важно, чтобы священник объяснял прихожанам духовные истины, побуждал их к христианской жизни, но не заставлял. Учил жить в состоянии свободы и ответственности.
И, конечно, важно, чтобы главной целью священника была забота о душе, а не о своем кармане.
Спрашивая священников о результатах разделения епархий, мне приходилось нередко слышать: «К счастью, архиерея мы как не видели, так и не видим». Что Вы можете сказать о таком противостоянии священников и архиерея?
Прежде всего, это свидетельство того, что есть ненормальные или однобокие отношения. Нередко причина нестроений - в материальной области. Иногда священник считает, что приход - это чуть ли не его вотчина, его достояние.
Один священник как-то в присутствии своего архиерея сказал следующие слова: «Вы знаете, я очень болезненно отношусь к переводам священников, духовенства и я вообще считаю, что священников нужно переводить с их согласия. Мне еще нужно много потрудиться, купить квартиру сыну, квартиру зятю»…
- Перевели его или оставили?
Перевели через некоторое время.
А бывают случаи несправедливого отношения архиерея к местному священнику: возникает впечатление, что на приходе слишком большие доходы, а в реальности такого нет. Понятно, что везде нужны деньги для содержания семинарий, для социальной деятельности, для функционирования епархий и так далее. Но когда возникает несправедливое отношение архиерея к священнику - тоже почва для конфликта.
Важно, чтобы священник чувствовал, что архиерей к нему относится с уважением. Что архиерей его защитник. Важно и то, чтобы сам священник воспринимал архипастыря своим отцом, а не помехой собственному благополучию. Нужно уметь устанавливать с людьми правильные отношения.
- А как их устанавливать? Это реально?
Конечно, реально. Здесь важно, чтобы каждый понимал свое место и свою меру. Архиерей - ограниченность своего владычества, а священник - что интересы церкви являются главными интересами, а интересы семьи, благосостояния находятся на втором плане. Материальные интересы священника не должны наносить ущерб церковной жизни.
- Конечно, материальные интересы – это звучит очень приземленно, и все же – есть-то хочется! А если еще дети?
Я очень хорошо эту ситуацию понимаю, потому что для развития церковной жизни тоже нужны деньги. Священнику деньги могут быть нужны не только на приобретение квартиры или машины, а на ремонт храма, содержание сотрудников. Деньги нужны. Однако они обладают удивительной способностью развращать людей.
Денег никогда никому не бывает достаточно. Тем более - в Церкви. Но я бы не сказал, что это всегда плохо. Лучше пусть будет чуть меньше, чем чуть больше.
Беседовала Анна Данилова
Православные священники лишаются возможности служить, когда обнаруживается, что их поведение, их образ жизни не соответствует тому, что должно быть у носителя сана священника. Есть институт Церковного суда. В каждом случае, когда становится известно, что священник совершил какой-то поступок, несовместимый с его служением, он изучается внимательно, происходит нечто вроде расследования - выясняется, насколько это соответствует действительности, иногда комиссия назначается...
Почему во время службы священник окуривает кадилом людей?
Отвечает иеромонах Иов (Гумеров):
В религиозной обрядовой символике фимиам обозначает молитву. На это указано в Священном Писании: «И когда он взял книгу, тогда четыре животных и двадцать четыре старца пали пред Агнцем, имея каждый гусли и золотые чаши, полные фимиама, которые суть молитвы святых» (Откр.5:8). Как благовонный дым легко поднимается вверх, так и искренняя молитва, исходящая от очищенного сердца, должна возноситься к Богу. Как фимиам имеет приятный запах, так и моление, совершаемое с любовью и смирением, угодны Господу. Св. апостол Павел говорит: «подражайте Богу, как чада возлюбленные, и живите в любви, как и Христос возлюбил нас и предал Себя за нас в приношение и жертву Богу, в благоухание приятное» (Еф.5:1-2). В приведенных словах мы находим мысль, что ветхозаветное каждение было прооброзом благоухания подвига Спасителя мира. Когда за очередной ропот Бог стал поражать израильтян, первосвященник Аарон, войдя в среду народа, стал совершать каждение, гнев Божий прекратился (Числ.16:41-48). Грех был прощен. Св. пророк Захария во время каждения в храме получил весть от Ангела Господня о рождения сына – Предтечи Господа великого Иоанна (Лк.1:11).
Нужно сказать, что каждение имеет не только символическое значение, но является также и реальным очищающим действием. Это известно из практики. Мне самому довелось в этом убедиться во время освящения квартиры. В доме, куда я был приглашен, находилась пожилая женщина, которая много лет страдала от вселившегося в нее демона. Она могла молиться, приступать к святым таинствам, но не имела возможности избавиться от бесовского плена. Предупрежден я не был, но убедился в этом с первой же минуты. Она попыталась поблагодарить священника за то, что он пришел в их дом, но закончить фразу не успела. Другой голос в ней грубо оборвал ее и сказал, явно обращаясь к священнику: «Зачем пришел. Уходи…». Священник в подобных случаях не должен вступать в общение с демоном, спорить или обличать его. Ему надо положиться на помощь Божию и совершить дело, ради которого пришел, не обращая никакого внимания на беса. За все время моего пребывания в доме была возможность наблюдать его поведение. Если священник не произносил молитву, а молча совершал необходимое действие, то демон замолкал. Как только возобновлялась молитва, он начинал что-нибудь выкрикивать, чтобы перебить и помешать. Когда я стал окроплять квартиру святой водой, бес начал громко кричать: «Гонят меня, гонят. Сам уйду, сам уйду. Через два с половиной часа уйду». Не буду все подробно описывать. Скажу лишь, что крики его и недовольство достигли особой силы, когда началось каждение всей квартиры. Можно было наглядно убедиться в верности пословицы: «Ладан на чертей, а тюрьма на татей» (В.И.Даль. Пословицы русского народа) . Замечу, что крики демона слышали все присутствующие. В этом я убедился после окончания молебна.
Не любят также демоны, когда горит лампада или возжигается свеча. Совершая установленные Церковью обрядовые действия, христианин должен помнить, что они имеют значение и силу, только тогда, когда от сердца нашего исходит чистый фимиам смирения, любви и благодарения к Богу. Господь говорит: «от востока солнца до запада велико будет имя Мое между народами, и на всяком месте будут приносить фимиам имени Моему, чистую жертву; велико будет имя Мое между народами, говорит Господь Саваоф» (Мал.1:11).
– Скажите, отец Александр, неужели всё так плохо? С чего вдруг в послепетровские времена резко меняется отношение дворянства к священству? Может быть, этому содействовали антицерковные реформы Петра? Или его собственное презрительное отношение к Церкви и духовенству? Или, может, засилье немцев возле трона с их протестантскими веяниями?
– Конечно, корни у этой проблемы более глубокие. Разворот России к Западной Европе, увлечение высшего света блеском всего европейского и влияние иностранцев при царском дворе, всё это началось еще со времен Иоанна Грозного. Ну а пика достигло, разумеется, при Петре. Петр I проводил чересчур форсированную европеизацию, в которую крайне сложно вписывались русские религиозные устои и старомосковское духовенство.
Например, современный венгерский историк Дюла Свак предлагает сравнить отношение Ивана IV и Петра I к Церкви. Он пишет: «С поражающим сходством Петр I и Иоанн IV высмеивали церковную иерархию. Иоанн IV создал в Александровской слободе монашеское братство под своим руководством, а Петр I – «всешутейший и всепьянейший собор». Иоанн IV был душевно надломленным, фанатически верующим человеком, а Петр I – просто кутилой, но он действительно хотел приручить и подмять под себя Церковь, что ему блестяще удалось, в отличие от Иоанна IV, никогда не поднимавшего руку на церковные догмы или церковную иерархию.
Причем Петр I, который вел сознательную антицерковную политику, и пальцем бы не притронулся к руководителям Церкви, в то время как Иоанн IV с совершенно спокойной душой применял самые жестокие меры, чтобы заставить замолчать митрополита Филиппа». Ну и не забывайте, что русской религиозности был нанесен ощутимый удар расколом XVII века.
Давайте просто взглянем, как складывались отношения приходского священства с богатой образованной частью населения России в послепетровскую эпоху. Уже в середине XVIII века, через двадцать пять лет после смерти Петра, мы обнаруживаем подчас совершенно ужасающие картины.
В 1750 году помещик Чарторыжский пришел пьяным в алтарь храма села Любятово под Звенигородом и потребовал, чтобы священник уступил место у престола его собутыльнику псаломщику, отстраненному от службы этим священником. На следующий день священник и его дети были биты по приказу этого помещика.
В том же 1750 году в Серпуховском уезде помещик князь Вяземский со своими крестьянами избил священника, который вступил в конфликт с его крестьянином из-за якобы украденной у оного священника лошади. Священник шел для совершения соборования в соседнее сельцо Мокрое, имел при себе дароносицу со Святыми Дарами. Князь Иван Вяземский пнул ногой дароносицу, из которой выпали Святые Тайны, которые и были попраны ногами его и его крестьян.
В 1764 году воронежский помещик Елагин пригласил к себе местных священников с их женами в гости. У себя дома он приказал их раздеть донага и бил священников смертным боем. Выбросив их из дома за ворота, сказал, что сия экзекуция будет повторяться регулярно.
В 1770-х годах в Ярославле было громкое дело об исправнике Безобразове, который очень любил бить прохожих на улицах этого древнего города. Под руку ему попался священник, шедший в дом болящего причастить его. Батюшка выставил перед собой сосуд со Святыми Дарами, который доблестный исправник тоже не пощадил.
К середине XIX века ситуация несколько изменилась. Реформы Александра II положительно повлияли на социальные отношения.
Тут мы уже явной жестокости не наблюдаем. Но последствия петровских времен еще давали о себе знать. Господствующее положение Церкви было иллюзорным и двусмысленным. Митрополит Киевский и Галицкий Арсений в 1862 году писал: «Мы живем в век жестокого гонения на веру и Церковь под видом коварного о них попечения».
Образованный класс во многом оторвался от духовного уклада народа и пренебрегал духовенством. Вслед за ним и крестьянство подражало в своем поведении землевладельцам, офицерам и чиновничеству. Страдала и государственность, которая традиционно опиралась на благословение царской власти Самим Богом и Церковью. Один из героев Достоевского по этому поводу сделал цельное умозаключение: «Если Бога нет, так какой же я после этого капитан»?
Надо понимать, что очень у многих, особенно богатых и образованных, презрительное отношение к священнику всё равно остается.
Картина Н.В. Неврева «Воспитанница». 1867
Люди из дворянской среды вообще мало понимали, какова жизнь простого сельского священника. Вот посмотрите, как описывает Чехов в своем рассказе «Кошмар» впечатление молодого избалованного жизнью землевладельца после встречи с деревенским священником, вся вина которого заключается в том, что он беден настолько, что одежда его заношена, а сам он просто голоден.
«Какой странный, дикий человек! Грязен, неряха, груб, глуп и, наверное, пьяница… Боже мой, и это священник, духовный отец! Это учитель народа! Воображаю, сколько иронии должно быть в голосе дьякона, возглашающего ему перед каждой обедней: «Благослови, владыко!» Хорош владыко! Владыко, не имеющий ни капли достоинства, невоспитанный, прячущий сухари в карманы, как школьник… Фи! Господи, в каком месте были глаза у архиерея, когда он посвящал этого человека? За кого они народ считают, если дают ему таких учителей? Тут нужны люди, которые…»
В конце рассказа, когда герой потратит время, чтобы разобраться, и сам увидит, насколько ужасна и материально и нравственно невыносима жизнь этого священника, ему станет стыдно. А скольким авторам таких скоропалительных выводов было недосуг разобраться?
Или вот, например, какую ситуацию описывают дочери священника Сергия Самуилова в своей книге воспоминаний «Отцовский крест. Жизнь священника и его семьи в воспоминаниях дочерей».
«Отец Григорий, по обыкновению, ровно в восемь часов утра отслужил молебен перед началом ученья в церковной школе и пришел в земскую, попечительницей которой считалась первая дама волости, мадам Маттэрн. Там также все уже собрались, и ученики с родителями, и учителя, не было только попечительницы. Подождав с полчаса, решили послать к ней, напомнить. Посланный вернулся с лаконическим ответом: спала, скоро встанет и придет. Через новые полчаса послали вторично. Ответ получился уже раздраженный: она же сказала, чтобы подождали, что она скоро будет. Подождали еще полчаса, еще лишние десять минут; ребятишки истомились, взрослые тоже, и решили начать молебен.
Мадам Маттэрн явилась разряженная, со своими гостями, когда дети уже сидели на партах, ожидая начала уроков, а отец Григорий, взяв шляпу и палку, направлялся к выходу. Волостная гранддама недовольно поморщила носик и ядовито осведомилась, почему не потрудились подождать ее, ведь она говорила, что придет. Отец Григорий довольно спокойно возразил, что ее ждали час сорок минут, что дети устали ждать, а их родители не могли терять целый рабочий день в эту еще горячую рабочую пору. Мадам Маттэрн слушала его, полуотвернувшись и рассматривая в лорнет какую-то неизвестную точку на стене, потом, также вполоборота, презрительно бросила:
– Свинья останется свиньей!
– И будет заставлять ждать себя час сорок минут, – громко и раздельно отчеканил отец Григорий, подчеркивая каждый слог ударом об пол своей тяжелой палки. Потом повернулся и вышел, не слушая раздавшегося сзади истерического визга. Маттэрн, муж попечительницы, потом грозил, что добьется неприятностей для дерзкого священника, ездил к архиерею, но дело кончилось ничем, только матушка поволновалась, а за батюшкой окончательно утвердилась репутация беспокойного».
– И это при том, что Церковь в XIX веке сама всё больше ратует за просвещение…
– Вы знаете, ведь именно с подвижнического труда духовенства началось в России всеобщее народное образование в современном его понимании. Мало кто знает, что русский церковный приход уже в царствование Александра I имел при храме церковно-приходскую школу. В ней крестьянские дети получали полноценное начальное образование. Существовала эта школа за счет продажи свечей, добровольных пожертвований, а часто пребывала на иждивении самого священника. То есть приходской священник, по сути, забирает средства у своей семьи и отдает на образование своих прихожан!
– А волновал ли государство уровень образования самих священников?
– Чрезвычайно волновал. В петровские и последующие времена духовное образование насаждалось в среде старорусского духовенства очень болезненно. В XVIII веке и начале века XIX не имеющий духовного образования сын священника мог попасть в податное состояние или попросту мог стать рекрутом. Сам иерей и другие клирики, если не выдерживали экзамена при учиняемых высшей властью «разборах духовенства», могли быть тоже отданы в солдаты. В 1831 году при таком всеобщем сокращении духовенства только в Тамбове были отправлены в армию от 400 до 600 человек священников и церковнослужителей.
Эти жесткие меры дали свои плоды, и к началу ХХ века образованность духовенства действительно была очень высокой. Без семинарского образования стать священником было невозможно.
Другое дело, что и получив это образование, кандидат на рукоположение мог ждать своего часа очень долго. Приходов на всех не хватало, и окончивший курс в семинарии молодой человек шел трудиться в церковно-приходскую или земскую школу.
Тут, конечно, надо нам понимать, что бедность сельского священника и сельского учителя была ужасающей. Духовенство тратило большую часть своих невеликих доходов на образование своих детей. Обучение в духовном училище и семинарии, не говоря об академии, было платным. Многодетный сельский священник не всегда мог найти средства для получения всеми его сыновьями семинарского образования. Часто обремененный многочисленным семейством сельский пастырь с трудом давал своим детям возможность окончить только духовное училище, которое позволяло претендовать на место младшего церковнослужителя, то есть дьячка. На семинарию, чтобы они могли принять священный сан диакона и иерея, денег в семье могло просто не найтись.
В этой связи можно вспомнить детство святых Иоанна Кронштадтского и Тихона Задонского. Их семьи, принадлежавшие к духовному званию, были на грани такой страшной бедности, что не могли найти деньги для их обучения. И только колоссальные усилия позволили им это осуществить. При этом старший брат святителя Тихона пожертвовал своей священнической карьерой ради славного будущего своего младшего брата.
Священник должен был дать образование и своим дочерям, которые только в том случае могли рассчитывать на хорошее замужество, если окончили епархиальное женское училище. Дети духовенства в конце XIX века и начале века ХХ были действительно хорошо образованы. Сама домашняя обстановка формировала их нравственный и культурный облик. Сестры Наталья и София Самуиловы, авторы уже упоминавшейся книги «Отцовский крест» не имели возможности как дети лишенца получить высшее образование после революции. Но написанная ими книга говорит сама за себя. Ее могли написать только люди, обладавшие высоким уровнем культуры и образованности, которую они получили в семье и начальной школе.
– Ну, хорошо, отец Александр. Богатые и образованные относятся к священнику предвзято. Но ведь были же и проблемы. Например, пресловутое поповское пьянство…
– Мы всё-таки должны понимать, что тема пьянства в среде духовенства раздута была довольно искусственно. Да, об этом писали. Лесков, например, об этом писал с присущим ему гротеском. А вот Чехов, наоборот, с пониманием и состраданием. Возьмите его рассказы «Кошмар» и «Письмо». Если в рассказе «Кошмар» эта тема подается лишь вскользь, при упоминании отрешенного за пьянство священника, которого по христианскому милосердию своему содержит занявший его место вечно голодный отец Яков, то главного героя рассказа «Письмо» отца Анастасия, который сам страдает этим недугом, Чехов описывает без всякого осуждения или насмешки. В результате перед нами встает претерпевший множество испытаний горемычный человек, который при этом не озлобился на жизнь, а сохранил пастырскую мудрость и доброту, сохранил милующее сердце. Причину пьянства отца Анастасия Чехов обозначает как бы пунктиром, но всё равно ясно – это непроходимая бедность. Давайте посмотрим размышления о нем другого героя этого рассказа – отца благочинного. Вот послушайте:
«У благочинного старик бывал по делу. Месяца два назад ему запретили служить впредь до разрешения и назначили над ним следствие. Грехов за ним числилось много. Он вел нетрезвую жизнь, не ладил с причтом и с миром, небрежно вел метрические записи и отчетность – в этом его обвиняли формально, но, кроме того, еще с давних пор носились слухи, что он венчал за деньги недозволенные браки и продавал приезжавшим к нему из города чиновникам и офицерам свидетельства о говении. Эти слухи держались тем упорнее, что он был беден и имел девять человек детей, живших на его шее и таких же неудачников, как и он сам. Сыновья были необразованны, избалованы и сидели без дела, а некрасивые дочери не выходили замуж.
Благочинный верил в исправление людей, но теперь, когда в нем разгоралось чувство жалости, ему стало казаться, что этот подследственный, испитой, опутанный грехами и немощами старик погиб для жизни безвозвратно, что на земле нет уже силы, которая могла бы разогнуть его спину, дать взгляду ясность, задержать неприятный, робкий смех, каким он нарочно смеялся, чтобы сгладить хотя немного производимое им на людей отталкивающее впечатление.
Старик казался уже отцу Федору не виновным и не порочным, а униженным, оскорбленным, несчастным; вспомнил благочинный его попадью, девять человек детей, грязные нищенские полати, вспомнил почему-то тех людей, которые рады видеть пьяных священников и уличаемых начальников, и подумал, что самое лучшее, что мог бы сделать теперь отец Анастасий, это – как можно скорее умереть, навсегда уйти с этого света».
– То есть бедность, бедность и еще раз бедность?
– Почитайте мемуары. Смотрите, протоиерей Александр Иванович Розанов, бывший благочинным в Саратовской губернии. Он вспоминает, что один недавно поставленный на приход священник жил в сгнившей избе целый год. В этом жилище он не мог даже встать в полный рост. Другой молодой священник, пока ему не подыскали жилья, жил со своей семьей в местном кабаке, который состоял из двух изб. Еще один присланный на приход батюшка жил в курной избе. Не выдержав этого испытания, вырыл себе землянку и жил в ней всё лето, так он дождался построенного для него флигеля.
Чтобы получить приличное жилье и средства на ремонт храма, священник должен был на свои деньги угощать вином местного богача, приходского старосту, да и всю крестьянскую общину. Если самым богатым человеком в данной местности был мироед виноторговец, священник, призывавший к трезвости прихожан, получал в его лице всесильного и опасного врага.
Жалование священника было скудным, он жил или пожертвованиями, или доходами со своей земли, которую ему тоже помогали обрабатывать крестьяне. Священник был зависим в получении пахотной земли, лугов и пастбищ. Часто ему выделялся сельским миром овраг, болото, пески или пустоши, заросшие кустарником. Если мир не был доволен заносчивым и не оказавшим ему уважения священником, то не только земля выделялась ему плохая, но никто не приходил помочь ему ее обработать. На решение крестьянского мира оказывали сильнейшее влияние зажиточные крестьяне, кулаки, лавочники или местный помещик.
Помните известную картину художника Перова «Крестный ход на Пасху»? Когда попадается на глаза это изображение, сразу, как и у чеховского благочинного, на ум приходят мысли о «тех людях, которые почему-то рады видеть пьяных священников и уличаемых начальников».
Да, на этом полотне изображен пьяный священник и хоругвеносцы. Правильно это действо называется не «крестный ход», а «хождение с крестом». В чем здесь суть? У священника была прямая обязанность поздравлять всех проживавших в границах его прихода православных христиан с Пасхой и Рождеством, посетив их дома со Святым Крестом и иконами. Дело в том, что во время хождения с крестом по домам хозяин не только угощал церковников вином, но давал положенную десятину деньгами и плодами своих трудов. Церковнослужители, особенно низшего ранга, кормились этим, часто небогатым, подаянием в течение всего года.
Сами священники тоже были заинтересованы в этих посещениях. Кроме получения денег и других пожертвований, они тем самым могли оказать уважение влиятельным людям, которые могли повлиять на решение крестьянского мира. А в итоге поздравление прихожан, которое действительно было обязанностью священника, было тягостным испытанием для его трезвости, учитывая, что священник обходил за один день несколько сел и деревень. Не мудрено, что многие молодые священники с семинарским и тем более академическим образованием отказывались этим заниматься, но на них тогда поступали жалобы в консисторию и благочинному от зажиточных прихожан и даже подчиненных священнику клирошан.
– То есть теперь мы понимаем, почему поповские дети не хотели сами становиться священниками. Понимаем, откуда появились разночинцы, потом народники, революционеры и дальнейшая смута.
– В том же самом чеховском рассказе «Письмо» поднимается тема отказа детей священнослужителей продолжать дело своих отцов. Забитость приходского священника, круговая его зависимость от помещика, кулака и крестьян, при его действительной образованности на фоне всего сельского окружения, отбивала у священнических сыновей желание идти по стопам отцов.
Недавно вышла книга кандидата исторических наук Юлии Белоноговой «Приходское духовенство и крестьянский мир в начале XX века». Так вот там говорится, что лишь 10% семинаристов принимали священный сан. Ну а памятуя то, как наша аристократия относилась к священнослужителям, мы можем понять, почему многие дети духовенства были настроены негативно к аристократии и богачам, почему они увлекались революционными идеями.
Публицист начала ХХ века Михаил Меньшиков писал о слиянии семинаристов и революционеров, которое он наблюдал в Киеве, Санкт-Петербурге и даже в провинциальных городах. Новостные хроники губернских ведомостей, например, описывают столкновения членов Союза русского народа с семинаристами на их первомайских шествиях.
Кстати, этот Михаил Меньшиков исключительно пренебрежительно отзывается о духовенстве. Для него, образованного человека, нет разницы между христианским пастырством и деятельностью языческих волхвов и вождей, он сравнивает православных батюшек со жрецами Ваала и Перуна. Ну и кому из поповских детей захочется после этого идти в духовную семинарию и вместо врача или адвоката – которым кругом почет и уважение – стать «долгогривым» отцом духовным, как позволяет себе назвать священника сам Михаил Меньшиков. А ведь он принадлежал к консервативному крылу российской журналистики. Чего же можно было ожидать в таком случае от либеральных и левых издательств и газет?
Редким исключением из рядов интеллигенции, которая традиционно не выказывала особого уважения к духовенству, был как раз Чехов. В своих статьях, рассказах и письмах он говорит о просветительской роли духовенства на русском селе и в русской провинции. В своем по сути документальном «Острове Сахалин» Чехов с благоговением рассказывает о сахалинском священнике миссионере Симеоне Казанском, служившем там в 1870-х годах: «Почти всё время поп Семен проводил в пустыне, он замерзал, заносило его снегом, захватывали по дороге болезни, донимали комары и медведи, опрокидывались на быстрых речках лодки, и приходилось купаться в холодной воде; но всё это переносил он с необыкновенной легкостью, пустыню называл любезной и не жаловался, что ему тяжело живется». Но такое отношение к священнику было редким у светской интеллектуальной элиты.
– То есть беда началась не в 1917 году?
– Этот раскол российского общества случился задолго до 17-го года, и он был не менее болезненным и опасным для русского народа, чем старинный раскол на старообрядцев и никониан. Это был разрыв между властью, высшим светом и Церковью. Он привел, по слову протоиерея Георгия Флоровского, к «поляризации душевного бытия общества и раздвоению между церковным и мирским средоточиями жизни».
Можно, конечно, вспомнить про религиозно-мистическое возбуждение начала ХХ века. Но, посмотрите, тот же Чехов дает этому движению такую нелестную оценку: «Про образованную часть нашего общества можно сказать, что она ушла от религии и уходит от нее всё дальше и дальше, что бы там ни говорили и какие бы философско-религиозные общества ни собирались». А в письме Сергею Дягилеву он пишет: «Интеллигенция же пока только играет в религию, и главным образом от нечего делать».
Очевидно, что интеллигенция была далека от священника, не хотела вникнуть в его жизнь и помочь ему в его служении и жизни.
Что касается простого народа, то он везде по-разному проявлял свою религиозную ревность и заботу о своем пастыре. Были губернии или даже отдельные уезды, где священник имел достаточно приличное материальное положение. Усердие к церковному богослужению было у русских людей тоже везде разным. Но ученые этнографы отмечали, что в XIX веке во многих губерниях даже половодье и распутица не останавливали людей, шедших в храм в праздничный день. Те же исследователи указывали на то, что опоздание на богослужение считалось у крестьян постыдным. В праздник крестьяне вставали от сна раньше, чем в будний день. Мужчины шли на раннюю Литургию, женщины занимались приготовлением праздничной трапезы и после этого шли на позднюю обедню.
В летнюю страдную пору крестьянам было сложно посещать храм постоянно, особенно если деревня далеко находилась от приходской церкви. Но и в этом случае старики направлялись на богослужение, чтобы помолиться за своих родных. Посещение всех богослужений пожилыми прихожанами считалось непреложной традицией русской деревни. В этом качестве они выступали как молитвенники за своих близких и обличителями лености молодых к церковной молитве.
Прихожане заботились о благолепии своего храма. Можно открыть архивные справки и увидеть, что большинство храмов было построено усердием прихожан, а не только взносами богатого крестьянина, достигшего купеческого звания. И это притом, что, строя каменный храм с многоярусной колокольней и покрывая его железом, сами крестьяне жили в деревянных избах, крытых соломой или дранкой.
Советский и российский этнограф, этнолог и фольклорист Татьяна Бернштам в своей монографии «Приходская жизнь русской деревни» делает вывод, что к приходскому духовенству простые крестьяне относились в целом как к своему собрату, и духовенство платило им взаимностью. Подтверждение этому можно встретить даже в некрасовской поэме «Кому на Руси жить хорошо», где крестьяне легко нашли общий язык со своим батюшкой и даже жалели его, сострадая его нелегкой доле. При этом мы хорошо увидели, какая граница отделяла духовенство от интеллигенции, помещиков и купечества. Так что большевизм, в этом смысле, имел в нашей стране свои глубокие исторические истоки.
Протоиерей Александр Рябков родился в 1976 году в селе Красное Костромской области. Учился в местном художественном училище. Окончил Санкт-Петербургскую семинарию, а затем Московскую духовную академию. С 1997 года клирик Санкт-Петербургской епархии. Служит в Санкт-Петербурге в храме святого великомученика Димитрия Солунского в Коломягах. Постоянный автор передач на радио «Град Петров». Ведет циклы передач в программах «Уроки истории» и «Доктор Чехов ставит диагноз». Женат, трое детей.
Русская православная церковь (РПЦ) насчитывает около 40 тысяч священников. Порядка 20 тысяч из них служат в России. Это значит, что с распада СССР число духовенства выросло более, чем втрое. Кто все эти люди?
Чтобы ответить на этот вопрос, я провел небольшое - кто служит в трех типичных российских епархиях (Тверь, Уфа и Курган). Вышло, что священники в массе своей - люди немолодые: 69% сейчас в возрасте от 37 до 60 лет, а еще 13% - за 60. Они неплохо образованы - без малого 40% закончили светские вузы, часто - в Москве и Петербурге. Что забавно, эта доля в духовенстве примерно вдвое выше, чем в епископате, который поставлен им руководить. Но преобладают, как нетрудно догадаться, люди со средним и неполным средним образованием (школа, ПТУ или техникум) - их больше 60%. Как правило, они получили дополнительное образование в семинарии или православном вузе. Но есть такие, кто обошелся и без этого.
Цифры, конечно, мало говорят нам о том, почему люди решили сделать богослужение своей профессией. По моим наблюдениям, основных мотивов и, соответственно, социальных типов духовенства, существует три.
Требоисполнители
Требоисполнители - основа духовенства как корпорации. Они пришли в церковь, чтобы без особых идейных «шараханий» исполнять полагающиеся ритуалы, реализовывать свое предназначение и способности и получать за это деньги. Как правило, это прямые и «конкретные» в своих словах и желаниях люди, со светским образованием невысокого уровня. Среди них встречаются выходцы из священнических семей; из сел, которые традиционно производят большое количество священников (таких немало на Западной Украине и в Молдове); из рабочих и крестьянских семей; а также бывшие «люди в погонах» и провинциальные культурные работники.
Их жизненный путь обычно тоже прям. Во времена СССР это были 8-10 классов школы, потом ПТУ или техникум, потом срочная в армии. Тут возникала развилка: пыльная работа по рабочей профессии (среди священников Уфимской митрополии встречаются бывшие автослесарь, портной, помощник машиниста, электромеханик и т. д.), уход в профессиональную армию-милицию-бандиты или служение в церкви.
требоисполнители ограниченны, но деятельны - строят храмы, находят деньги, опекают социальные группы, из которых сами вышли, - военных, казаков, заключенных
«Входной билет» в священники в конце 1980-1990-е не стоил ничего - брали всех мужчин, кто был без внешних изъянов и явных психических отклонений. А давал сан много. За год из молодого слесаря можно было стать уважаемым в округе человеком. Для этого не требовалась даже семинария (тогда четыре, теперь пять лет учебы), поскольку священников не хватало. «Благочестивых трактористов» (церковный мем) рукополагали без всякого «духовного образования».
Если не обращать внимания на гомофобную риторику официальных лиц РПЦ, на практике для гомосексуалов РПЦ - это довольно открытый и дружелюбный мир. Как правило, отвергаемый сверстниками, «не такой как все» мальчик находит теплый прием в храме, где всегда нужны дети и подростки для различных послушаний. И уже со средних классов школы начинает делать в храме карьеру.
Если не обращать внимания на гомофобную риторику официальных лиц, для гомосексуалов РПЦ - довольно открытый и дружелюбный мир
Поскольку «таких» в церковной среде много, юноша вливается в систему неформальных контактов, которая быстро определяет ему место под солнцем. Как правило, в течение нескольких лет, с начала самостоятельной жизни, он становится членом однородной молодежной мужской компании, тусующейся при влиятельном священнике или архиерее. Самая ранняя из таких компаний, которую я нашел, относится еще к середине 1960-х - внутрицерковные критики в письме в Московскую патриархию прямо назвали ее «гаремом».
Свидетельства, собранные Кураевым, и мои интервью и наблюдения говорят о том, что этот тип социальной организации наблюдается в десятках епархий. Для молодых людей зарезервированы позиции шофера владыки, иподиакона, регента и певчих архиерейского хора. Фаворит зачастую занимает должность личного секретаря или келейника архиерея (денщика, с санкционированным церковной практикой правом оставаться на ночь в одной комнате с начальником), реже секретаря епархиального управления. На этом уровне происходит определенная сепарация - кто-то, покрутившись, навсегда уходит из церкви, кто-то отправляется в монастыри, другие получают образование и становятся приходскими священниками.
Особенно это касается «фиолетовых» - так в церкви называют тех «голубых», кто настолько не в силах скрывать свою ориентацию, что епархиальному руководству становится неловко перед спонсорами, и оно старается сплавить чересчур откровенных геев на приход к ничего не понимающим бабушкам, способным истолковать любое поведение в благочестивой церковной терминологии.
Наиболее толковые и аккуратные становятся начальниками среднего звена в епархиальном управлении или отправляются с покровителями делать карьеру - в Москву, в новую епархию, где в 20 лет можно официально стать «вторым человеком» и «гонять» «маститых протоиереев» (цитата из моего интервью с одним таким церковным чиновником в 1997 году, ныне он сам «маститый протоиерей» в одном из регионов Поволжья).