Игумения Домника (Коробейникова)
- Матушка, расскажите немного о Вашей обители. Что в основном приводит молодых женщин к Вам в монастырь? Каков их средний возраст, уровень образования, социальное положение?
Несколько лет назад мы праздновали двухсотлетний юбилей нашего монастыря, обитель наша была создана в начале XIX века. Первая настоятельница, игумения Таисия (Костромина) была очень ревностным человеком, очень любила Бога, монашескую жизнь. И она заложила прочный фундамент обители – не тем, что построила много зданий, организовала мастерские, а тем, что создала прекрасный устав обители, взяв за основу устав Саровской пустыни. Она всё устроила так, чтобы сестры много молились, жили в подвиге ради Христа, чтобы между ними были любовь и единение. И эти традиции на протяжении ста лет бережно хранились всеми игумениями монастыря.
Последняя дореволюционная настоятельница, игумения Магдалина (Досманова) также старалась сохранить и поддержать в обители дух древнего монашества. Она отличалась большой ревностью к духовной жизни и хотела видеть в обители таких же пламенно ревностных сестер. Одной девушке, которая из-за домашних конфликтов просилась к ней в монастырь, она ответила: «Я беру не тех, кто не может жить с людьми, а тех, кто не может жить без Бога». Это, собственно говоря, и есть уже ответ на ваш второй вопрос: почему люди приходят в монастырь? Они приходят от любви - искренней и горячей любви ко Христу. Ведь как человек смог бы оставить все удовольствия мира, родных, друзей, все то, что он любил, - если бы он не вкусил иной любви, гораздо более сильной?
Существует расхожее мнение, что в монахи идут, когда что-то не сложилось в миру: не удалось создать семью или найти себя в профессиональном плане. Но монашество - это не бегство от житейских проблем. Подлинное желание монашества - это жажда встречи с живым Богом. Это горение сердца, готовность идти ради Бога на подвиг - подвиг молитвы и послушания, то есть отречения от своей воли. И вот когда у человека все это есть, то он полагает свое монашество на прекрасном, прочном основании.
Многие спрашивают: когда лучше идти в монастырь? Конечно, лучше всего делать это в молодости. Почему? Потому что юная душа гибка и способна к изменениям. А это очень важно. У юного человека больше духовных сил, больше ревности, способности к самоотречению - словом, просто большие способности к глубокой духовной жизни. Монашество - это можно сказать, серьезная, очень сложная профессия. Человек, которому за пятьдесят, не начинает ведь изучать квантовую механику или нейтронную физику - всем понятно, что к таким сложным наукам надо приступать в молодости, когда умственные способности находятся в расцвете. То же и с монашеством, которое святые отцы называют наукой из наук - для его постижения нужны свежие душевные силы.
Что касается социального положения и образования, то это для вступления в монастырь не имеет никакого значения. Монашество само по себе университет - университет духовной жизни. Оно истинно просвещает человека. Через молитву, богослужение, чтение святых отцов, деятельное исполнение евангельских заповедей человек становится образованным в подлинном смысле слова. Священномученик Иларион (Троицкий), известный ученый-богослов, в одной из своих статей вспоминает, что он, академик, в разговоре с простыми иноками часто чувствовал себя как ничего не знающий. Как он говорит, именно монастырь делает человека по-настоящему духовно просвещенным.
- Что в первую очередь ищут люди, приезжая в Ново-Тихвинскую обитель?
Хозяйка нашей обители – Пресвятая Богородица. И люди, конечно, в первую очередь приходят к Ней и к святым. Как люди приходят к своим лучшим друзьям за утешением и поддержкой, так они приходят к святым, чтобы в молитве попросить у них помощи. Святые – на самом деле наши лучшие друзья, они за нами всегда наблюдают и по первому зову торопятся на помощь. Святитель Николай Сербский пишет: «Тысячи очей постоянно устремлены на нас, тысячи рук протянуты к нам». Конечно, и тогда, когда человек дома молится, святые его тоже слышат. Но в миру человеку мешает суета, заботы, поток информации, бурный ритм жизни. Ему трудно всем сердцем обратиться к Богу и святым, почувствовать их близость. А в монастыре у него есть возможность вырваться из этого потока суетной жизни и погрузиться в особую атмосферу тишины и безмятежности. В монастыре человек словно попадает в иное время, иное измерение. Он чувствует, что встречается со святыми, ангелами и Богородицей, и радуется присутствию невидимого Бога, как видимого.
Пребывая в миру, человек порой забывает одну простую вещь: то, что абсолютно всё в этой жизни даруется нам Богом. Как говорит апостол, Господом «мы живем, и движемся, и существуем». Наше здоровье, счастье, благополучие зависят не столько от наших трудов, сколько от Бога. Даже благополучие страны зависит не столько от усилий политиков, сколько от Господа. Мир хранится в большей степени молитвой, чем нашими стараниями. Иногда молитва одного святого делает, казалось бы, невозможное. Она исцеляет там, где бессильными оказались усилия многих врачей. Она дарует победу там, где человеческий ум признает неизбежным поражение. Она отвращает гнев Божий от целых народов и стран, меняя даже ход истории. Молитва - это великая сила, самая великая в мире. И когда человек попадает в монастырь, он вспоминает эту простую истину, живо ее переживает.
- По учению святых отцов, монаху необходимо творить непрестанную Иисусову молитву. А нужно ли учиться этому в миру?
Молитва Иисусова – это самое живое, непосредственное обращение к Богу. Желает ли Господь, чтобы люди обращались к Нему, звали Его, просили Его помощи? Конечно, Господь этому радуется. И неважно при этом, монах молится или мирянин.
На Святой горе даже рассказывают такую притчу. Явился некоему мирянину во сне ангел и сказал: «Чтобы войти в Царство Небесное, ты должен к Страшному суду собрать тысячу золотых монет». Человек задумался: какими же добрыми делами собрать такую сумму? Он сказал ангелу: «Я хороший отец». Ангел дал ему две золотые монеты. Затем человек сказал: «Я проповедую людям слово Божие». Ангел дал ему ещё две монеты. «Я творю дела милосердия», – сказал человек и получил ещё две монеты. Тогда человек опечалился: «Что же мне делать? За такие великие труды я получил всего шесть монет!» Тогда он начал со смирением просить Господа: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного!» И вдруг в его руки посыпался дождь из золотых монет.
Господь очень близок к нам и ждет, чтобы мы к Нему обращались. У каждого из нас многократно в день встречаются поводы для смущения, огорчения, обиды, раздражения… И молитва - самое простое и надежное средство для того, чтобы сохранить душевный мир в повседневных трудностях и искушениях. Поводом к молитве Иисусовой может быть всё: например, женщина беспокоится о своих детях, своем муже. Один в отъезде, другой заболел, третий обиделся – поводов для беспокойства у матери и жены всегда много. Вот это и есть время, когда обратиться к Богу с молитвой: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас, грешных». Так она предает свои родных в любящие руки Божии. И этим помогает им и себе лучше, чем каким-либо другим способом.
Вообще, молитва может освящать всю жизнь человека. Старец Паисий советовал приходившим к нему мирянам: «Освящайте вашу жизнь. Когда хозяйка, занимаясь домашней работой, творит молитву, все освящается: освящается не только сама пища, но и те, кто ее ест, тоже освящаются». В том доме, где живет молитва, вся жизнь приходит в гармонию, там царит мир, радость, любовь. Там совсем по-другому смотрят на жизнь, то есть во всем видят Божию любовь и даже трудности воспринимают с бодрым духом, с надеждой. Неслучайно святитель Игнатий (Брянчанинов) говорил, что творить в миру молитву Иисусову – это драгоценный обычай, и скорбел, что этот обычай утрачивается.
Оговорюсь, что мы сейчас имеем в виду именно то, чтобы призывать Господа в молитве Иисусовой в течение дня. Совершать же четочное правило, в особенности ночью, можно только по благословению и для этого необходимо духовное руководство.
- Матушка, какими чудесами Господь укрепляет Вас и сестер обители?
Преподобного Пахомия, который, как известно, сподобился от Бога многих чудесных видений и откровений, однажды спросили: «Авва, расскажи нам: какое самое удивительное чудо ты видел?» Ученики ждали, что он им расскажет о каком-либо возвышенном откровении, о явлении ангела или еще что-то подобное. Но авва ответил: «Вы хотите услышать о чуде? Хорошо, я вам отвечу. Самое удивительное чудо - это человек чистый и добродетельный. И не спрашивайте меня о чуде, которое было бы выше этого». И мне тоже кажется, что самое великое и прекрасное чудо на земле - это человек, который стремится к жизни в Боге, в особенности, когда человек ради Господа отрекается от мира и приходит в монастырь. И еще: всегда переживаешь как новое чудо, когда человек на твоих глазах меняется, когда он, ради любви ко Христу, преодолевает свои немощи и страсти.
Вообще, конечно, любой человек – это самое большое чудо Божие. А если человек истинно живет во Христе, то он становится словно светильник, который освещает и согревает светом Христовым всякого, кто бы к нему ни приблизился. И он может даже не проповедовать, потому что самой своей жизнью он свидетельствует о Христе. Другие люди, глядя на него, убеждаются в истинности православия, и это действует даже сильнее, чем какие-либо внешние чудеса. Мне сейчас на память пришел случай, произошедший с известным русским епископом Иннокентием (Солотчиным) в конце XIX века. В молодости он был начальником миссии на Алтае, и однажды его стан остановился возле языческого поселка. У миссионеров не было пищи, и отец Иннокентий пошел к местному жрецу попросить хлеба Христа ради. Жрец, решив посмеяться над молодым монахом, открыл мешок, взял щепоть муки и сказал с издевкой: «Вот тебе Христа ради!» Неизвестно, какой реакции ожидал шаман - может быть, обиды, ответной враждебности или чего-то иного. Но последовало нечто такое, от чего он просто онемел. Отец Иннокентий упал к нему в ноги с благодарностью и словами: «Да спасет тебя за твой дар Христос Господь!» Жрец, пораженный смирением монаха, без всяких проповедей тут же попросил научить его вере христианской и крестился вместе со всем поселком.
Такое впечатление производит общение с человеком, живущим по-евангельски. Как говорит один старец, «восхищайся не тем, кто приближается к Луне, но тем, кто приближается к Богу». И действительно, это самое великое из всех дел, которые только может совершить человек на земле, это подлинное чудо.
- Как Вы оцениваете сегодняшнее духовное состояние нашего общества?
О духовном состоянии современного общества, как мне кажется, метко сказала одна глубоко верующая женщина, о которой упоминает в своих письмах архимандрит Софроний (Сахаров). Он так передает ее слова: «Я не богослов, я не знаю, что такое ад, но в душе моей представляю его себе как комфортабельную современную жизнь, только без храма и без молитвы». И действительно, сейчас, с одной стороны, у людей как будто бы есть всё, они могут окружить себя полным комфортом, путешествовать по всему миру, приобрести любые знания и впечатления. А с другой стороны, в наши дни очень распространены духовные болезни: апатия, уныние, безволие. Известный современный проповедник, митрополит Афанасий Лимассольский в одной своей беседе говорит, что ему часто приходится видеть молодых людей, которые совершенно ничего не хотят, не имеют никакой цели в жизни. Пытаешься такого человека расшевелить, чем-то заинтересовать, но его ничто не трогает, как будто перед тобой живой мертвец.
И получается, что сейчас жизнь по видимости становится все более комфортной, людям всё дано, а они при этом не видят смысла в жизни. И из этого ясно, что ничто внешнее не может дать человеку счастья. Без общения с Богом его жизнь становится мрачной, бессмысленной. И, слава Богу, что многие сейчас находят дорогу в храм, воцерковляются целые семьи, которые стараются своих детей воспитывать в благочестии. Вот на этих детей вся надежда: они могут сделать наше общество духовно здоровым.
- Что, на Ваш взгляд, необходимо делать нашим соотечественникам, чтобы богоборческие времена начала ХХ века и трагические события, происходящие сегодня на Украине, не повторились?
Мне хочется предложить один «рецепт», который, наверно, покажется слишком простым. Но в действительности он очень действенный. Я говорю о том, чтобы читать жития святых. Когда человек читает житие, он не просто узнаёт о том или ином святом. От этого меняется его мировоззрение, его жизнь. Почитайте, например, жития новомучеников. Это потрясающее чтение, которое на многое открывает глаза и даёт правильные ориентиры. А чтение житий более ранних святых помогает нам вернуться к своим корням, осознать, наследниками какой культуры мы являемся. Подлинная культура - та, которая помогает человеку прикоснуться к вечности, к Богу, то есть культура христианская. Люди сейчас ищут опору, идеал, к которому можно было бы стремиться. И они могут найти его в житиях святых. Мне кажется, невозможно представить, чтобы человек прочитал житие преподобного Сергия Радонежского или преподобного Серафима Саровского и остался равнодушным! В этих житиях так много тепла и света, и, читая их, понимаешь, что кротость, смирение, любовь к Богу и ближним – это норма жизни, это наше естество. В житиях святых мы видим культуру, которая уходит своими корнями в Эдемский сад, в блаженное райское общество первых людей. И к этой культуре все мы можем приобщиться. Как говорил один святой нашего времени, преподобный Иустин (Попович), каждый из нас должен быть святым на том месте, где его поставил Бог. Если ты правитель, будь святым правителем; если ты мать, будь святой матерью; если ты воин, будь святым воином; если ты ученик, будь святым учеником и так далее. Самое главное, чтобы каждый из нас на своем месте делал то, что от него зависит. Тогда вся наша жизнь будет преображаться, освящаться, и мы будем людьми «вечной цивилизации», чадами Божиими, братьями и сестрами во Христе.
- Чего Вы хотели бы пожелать нашим читательницам?
Хотела бы пожелать живой веры. Когда она есть, то для человека горы превращаются в песчинки, и наоборот, когда ее нет – песчинки становятся горами. Когда вера усиливается, тогда человек ясно видит, что через события жизни с ним разговаривает Сам Бог. Тогда для него любая работа, незначительный будто бы разговор с кем-то, повседневные радости и трудности - всё становится общением с Богом, переживанием близости Божией, ясным ощущением Его любви и заботы. Доверие Богу делает нашу жизнь райской.
Как мы счастливы, что мы христиане! Как много мы имеем! Один афонский старец говорил: «Сейчас многие боятся ядерного оружия, но я тебе скажу, что у нас есть оружие посильнее. Молитва и Божественное причащение дают нам такой духовный огонь, сильнее которого нет ничего в мире!» Господь так обильно изливает на нас Свою благодать - через таинства, через молитву, через творения святых отцов. Будем же пользоваться этим, будем жить в благодати Божией! Пусть люди, глядя на нас, видят, что христианство - это жизнь, это истина, это настоящая красота и настоящая радость.
Беседовала Нина Рядчикова
В одной книге есть такие вдохновенные слова. Что такое монастырь? Монастырь - это самое святое место, выше Синая и Фавора. Как пишет святитель Василий Великий, ни в чём «земном нет подобия ему. Остаётся одно подобие - горнее» . Чем же монастырь превосходит мир? Тем, что в нём люди живут, подобно ангелам, в целомудрии, в славословии Бога, единодушии и любви. И, конечно, высочайшее достоинство монашеской жизни, непостижимое для мира, - это послушание. Как Моисей перед купиной на Синае снял свою обувь, так и монахи, образно говоря, снимают старую обувь, то есть отлагают свою ветхую волю, чтобы обуться в обувь воли Господней и пойти вслед за Господом . Послушание помогает им освободиться от всех внутренних уз: страстей, немощей, эгоизма, мирского мудрования - и в духовной свободе устремиться к заповедям Божиим, к Царству Небесному. Послушание таинственно подаёт монахам Духа Святаго и зачинает в них благодатную жизнь. Наконец, через послушание они уподобляются Самому Христу. И недаром каждый человек, вступающий в монашескую жизнь, называется послушником и запечатлевает своё самоотречение обетом во время пострига.
Но что есть истинное послушание? Какой смысл вкладывают в это слово святые отцы? Очевидно, что послушание не сводится к дисциплине. У него другие цели и характер. В то время как дисциплина только обеспечивает порядок в обществе, послушание вводит человека в живые отношения со Христом. Дисциплина - это лишь внешнее подчинение одного человека другому ради каких-то земных целей. А послушание есть свободное искание воли Божией, возводящее человека в подвиг отречения от своего «я» и являющееся главной причиной преображения его души и святости.
И от того, что насаждается в монастыре: послушание или простое внешнее подчинение - зависит очень многое. Будет ли братство жить и развиваться, преуспевать в молитве и всех добродетелях? Будет ли в нём единство? Всего этого невозможно достичь с помощью дисциплины. По словам старца Софрония (Сахарова), если в монастыре появляется дух дисциплины - это «верный признак снижения монашества» . К монашеству неприложимы законы, которыми управляется жизнь в миру. Монастырь - не просто учреждение, и игумен - не управленец, занимающийся административным регулированием. Он несёт служение по примирению человека с Богом, его отношения с монахами имеют священный характер. И послушание в монастыре - это не инструмент управления, а таинство, в котором совершается возрождение человека Духом Святым. И если игумен любит свой монастырь и хочет обеспечить его будущее, то первое, что он призван сделать, это насадить в нём послушание.
Каковы же признаки послушания, отличающие его от дисциплины? Полный и подробный ответ на этот вопрос можно найти в книге «Поучение о послушании» преподобного Зосимы (Верховского), русского подвижника 19 века. Он очень точно передаёт исконное предание об этой добродетели, отвечая на все вопросы, которые могут возникнуть у послушников и духовных наставников.
Во-первых, преподобный Зосима говорит, что послушание основывается на доверии, и, принимая братьев в обитель, игумен должен смотреть, готовы ли они полностью довериться ему. В противном случае отец и братья будут претерпевать друг от друга одни беды, скорби и смущения, и смогут ли они достичь своего спасения - Бог весть . Если у монаха нет доверия, то все усилия игумена привести его к Богу могут оказаться тщетными, потому что для такого брата, по словам старца Зосимы, «всё заповедуемое отцом будет тягостно и неприятно» . Например, игумен, видя, что брату неполезно его послушание, переведёт его на другое. Монах внешне подчинится, но в душе затаит обиду. И это станет препятствием на его духовном пути. Он не сможет ни ревностно исполнять новое послушание, ни в чём другом искренне слушаться отца, потеряет молитву, будет завидовать братьям, которых будто бы игумен любит больше. И всю свою монашескую жизнь он будет считать неудачей. Если монах не любит игумена, не доверяет ему, то для него всё обращается в трудности и заканчивается плачевно. В то время как для инока, любящего своего духовного отца, горы превращаются в песчинки! И чем больше доверяет брат игумену, тем легче делается для него путь монашеской жизни, тем быстрее он преуспевает в молитве и всех добродетелях.
Конечно, для того, чтобы братия полностью доверяли игумену, важно, чтобы игумен самой своей жизнью вызывал у них любовь и доверие. В одном монашеском уставе V века есть даже особый пункт об этом: «Игумен должен стараться быть любимым больше, чем внушать страх» . Интересный комментарий к этим словам даёт архимандрит Эмилиан, проигумен монастыря Симонопетра: «Монахи не должны прилагать усилия, чтобы полюбить игумена, понять его, довериться ему... Если старец не притягивает, не вдохновляет сам по себе, то что могут сделать послушники? Положение в этом случае очень непростое. Конечно, они в любом случае будут любить своего игумена, потому что это их обязанность ради имени Божия. Но чтобы полюбить нелюбимого, они испытают тяжелейшую борьбу, а жизнь в монастыре станет кошмаром, томлением. ... И поэтому игумен должен вдохновлять на любовь к себе. Тогда жизнь в монастыре будет соплетена с радостью Христовой» .
Для того чтобы быть любимым братией, игумену не обязательно иметь великие дарования. Как пишет старец Эмилиан, «игумена любят не за его дарования, не за его святость или мудрость, а за то, что он отец, игумен, за то, что в монастыре он представляет собой образ Бога» . Таинство послушания отличается от дисциплины именно тем, что братья повинуются игумену как дети отцу, то есть с полным доверием и нежной любовью, а не так, как бывает в светском учреждении, где старший приказывает, а младшие подчиняются нехотя или отстаивая свои права.
Игумен поистине является отцом братства, когда его управление неотделимо от духовной жизни, когда он чутко ощущает духовное состояние иноков и к каждому стремится найти свой подход. В одной книге приводится такой пример. Представьте себе двух монахов. Первый, если игумен даст ему оплеуху, обрадуется: вот как сильно любит его игумен! А второй очень раним из-за того, что родители плохо с ним обращались; и он смущается от малейшего замечания. И игумен призван верно оценивать силы каждого брата и учитывать их характер, воспитание, немощи. Как говорит один старец, игумен - не властитель и не дорожный каток. Он не подавляет послушника, а вдохновляет его к добровольному, свободному послушанию. Игумен выстраивает отношения так, чтобы монах всегда пребывал в напряжённом духовном подвиге, каждый день упражняясь в отсечении своей воли, и в то же время не впадал в отчаяние, если не может по немощи исполнить повелений отца. Особенно важна осторожность в вопросах здоровья. Несогласие в этом - одна из частых причин, из-за чего человек теряет доверие к духовному отцу и даже уходит из монастыря. Игумен должен тонко ощущать грань, когда проявить настойчивость, а когда лучше снизойти.
Нередко перед ним встают очень сложные духовные задачи. Как, например, пробудить дух подвижничества в братстве? Как такого брата, который постоянно думает о себе и стремится к комфорту, научить самопожертвованию? Как вдохновить к евангельской жизни того, кто просит для себя особую одежду или пищу? Или как научить того, кто требует особенного внимания к себе, искать не любви человеческой, а любви Христовой? Если презирать немощи людей, то этим им не поможешь. Игумен призван сопереживать их страданиям. Он первый должен понять их, чтобы они потом поняли его. И главное, что нужно игумену в таких случаях, это долготерпение. Теоретически все монахи призваны к терпению, но на деле именно игумену приходится быть самым терпеливым человеком в братстве. Ведь если монахи обязаны любить и приносить себя в жертву, то тем более обязан любить и приносить себя в жертву игумен. И если он таков, то он вносит в жизнь монастыря мир и надёжность, и братья доверяют ему и слушаются от всего сердца.
При этом важно, чтобы и сами монахи понуждали себя к доверию игумену. Один оптинский старец говорил: «Как человек относится к старцу, так точно относится и старец к нему» . Если инок имеет открытость и доверие, то и сердце духовного отца открывается ему навстречу. И даже если игумен подвержен страстям и немощам, ради своего послушника он будет преображаться. Чувствуя свою ответственность, он будет молиться за своё духовное чадо, стремиться ему помочь и сам будет возрастать в любви и духовном делании.
Но что делать, если какого-либо монаха всё же смущают помыслы недоверия к игумену? Важно понимать, что смирение и оставление своей воли - дело нелёгкое. Послушание - высочайший подвиг для человека с падшей природой. И потому неизбежно иногда и смущение, и нежелание повиноваться, и недоверие - даже у людей, по характеру мягких и кротких. И игумен должен ободрять монахов, советуя не бояться этих помыслов, а презирать их. В житии преподобного Зосимы рассказывается такой случай. Дьявол стал посевать в сердце одной из его послушниц отвращение к старцу. Стыдясь открыть ему это, она всё более приходила в уныние. Наконец, она созналась ему: «Отче, я тебя не люблю, даже не могу равнодушно видеть тебя или слышать голос твой! Всегда чувствую в себе досаду и думаю: зачем этот мужик живёт с нами?» Старец увещал её с любовью, что это не её помыслы, а вражии. Она умиротворялась, но скоро искушение снова восставало. Так продолжалось более года: сестра плакала и говорила старцу, что ненавидит его, а он отвечал: «Терпи, терпи. Венец мученический будет тебе, если только не послушаешь врага. На самом деле ты меня любишь. Иначе не плакала бы и не говорила бы о своих чувствах откровенно, а судила бы обо мне с сёстрами, искала бы других наставников и клеветала бы им на меня. А ты меня поистине любишь. На мне пусть взыщет Господь этот грех твой». И милосердый Бог избавил сестру от искушения и даровал ей такую преданность и веру к старцу, что она и в предсмертной его болезни служила ему .
В этом рассказе хочется отметить один важный момент. Что помогло сестре кроме терпения и любви старца? То, что она была с ним откровенна.
И это второе условие истинного послушания - откровенность перед духовным наставником. В отличие от дисциплины, послушание всегда совершается в диалоге с личностью. И старец Зосима советует брату, вступающему в обитель, рассказать игумену всю свою жизнь, «все свои добрые и злые дела, от юности совершённые» . Игумен же должен помочь брату раскрыться, чтобы он увидел все свои внутренние трудности, понял, отчего они происходят и, главное, как их можно преодолеть. Ведь если брат не расскажет всего и останется наедине со своими проблемами, смущениями и помыслами, то потом от внутреннего неустройства он станет искать какие-то ложные, неправильные выходы. Например, будет заполнять время праздными разговорами. Или начнёт искать утешения в пище. Или увлечётся внешней деятельностью, предаваясь суете и рассеянности. Или наоборот, впадёт в апатию и болезненность. Всего этого можно избежать, если послушник откровенен с духовным отцом.
По словам старца Зосимы, если нет откровенности, то нельзя даже сказать, что брат живёт в послушании. «Такой брат живёт сам по себе, а не под руководством отца« . Например, монах умалчивает о каком-либо своём смущении или греховных помыслах. И игумен ничем не может ему помочь, даже если догадывается о его проблемах. Ведь суть состоит в том, в каких отношениях брат с игуменом. Его скрытность или откровенность показывают: есть ли у него доверие к отцу, готов ли он исполнить всё, что скажет ему отец. И если такого настроя у послушника нет, а игумен обнажит его помыслы, то брат неизбежно смутится и воспротивится. Нужно, чтобы он сам, добровольно открыл свой помысел или грех. Одно то, что он откроется, - уже будет для него победой над своим «я».
Вообще, желание быть откровенным обнаруживает правильное духовное устроение послушника, саму его способность к монашеской жизни. И старец Зосима советует игумену «благосклонностью своей подавать братьям дерзновение, чтобы они были свободными в откровении всех своих чувств и помышлений« . Такое общение с игуменом является для послушников источником вдохновения, так что они выходят от него с бодрым духом, готовые продолжать свой подвиг ради Царства Небесного.
Ещё одно свойство послушания, отличающее его от простого внешнего подчинения, состоит в том, что послушание совершается осознанно, с верой, ради Бога. Как пишет старец Зосима, никогда монах не должен повиноваться «просто, без всякой мысли», то есть бесцельно и равнодушно, уподобляясь «животному тихому, смирному и не имеющему разума« .
В жизнеописании старца Ефрема Катунакского рассказывается, как один новоначальный монах пожаловался ему:
Меня одолевают мрачные помыслы, и я не знаю, как с ними бороться.
Старец Ефрем сразу понял причину:
Ты слушаешься своего старца? - спросил он.
Да, отче. Что мне скажет старец, то я и делаю, - ответил монах.
Да ты слушаешься, как животное! Настоящее послушание состоит в том, чтобы делать, что тебе говорят, от любви и ревности по Богу .
Итак, поскольку брат слушался без живой веры, не от любви к Богу, а лишь по привычке, то не получал духовного плода. Послушание приносит плод тогда, когда монах творит его с горячей ревностью, с верою и пониманием, что он слушается ради Христа. И игумен вдохновляет братий к такому послушанию, когда он ко всем вопросам подходит духовно. Например, монах часто опаздывает на послушание. Игумен может сказать ему: «Чадо, твоё послушание - это твой дар Богу. Постарайся не опаздывать ни на минуту. Из этого будет видно, что ты живёшь в подвиге, а не расслабленно». И тогда монах без всякого принуждения и наказания сам решится делать то, что подобает. Тогда как обычная власть вынуждает, духовная власть ставит монаха перед Богом. И в этом смысле можно сказать, что в монастыре вовсе не должно быть обычной дисциплины, не одухотворённой стремлением к Богу. Например, монаху велят принести ведро картошки на кухню, и уже это малое дело он призван исполнить, как порученное ему Богом, как приносящее благодать и освящение. Так самый простой труд в монастыре и любые монастырские правила приобретают священный и богоносный характер.
Для послушания как таинства характерно еще одно свойство, нераздельно связанное с верой в его благодатную силу. Послушание совершается с внутренней свободой и бодрым, радостным духом. Ведь если человек слушается ради любви ко Христу, если верит, что через отсечение своей воли соединяется с Богом, то он просто не может исполнять послушание вяло и равнодушно, словно из-под палки.
Часто послушники, в особенности новоначальные, делают такую ошибку. Стараясь исполнить в точности, что им сказали, они не обращают внимания, с каким чувством они это исполняют. Но, как утверждает преподобный Зосима, далеко не безразлично, с каким настроем слушается монах. От этого зависит, примет ли Господь его послушание, принесёт ли оно добрый плод . И в этом главная тайна послушания.
Приведём такой пример. Благочинный, по поручению игумена, попросил братий подмести монастырский двор. Все монахи как будто делают одно и то же, все оказывают послушание; но у каждого свой настрой, свои помыслы. Один, подметая, негодует, что его отвлекли от основной работы, и вслух высказывает возмущение. Другой понуждает себя работать молча, но он нахмурен и внутренне огорчён. У третьего похожее настроение, но он сознаёт, что это состояние души - неправильное, греховное. И он внутренне укоряет себя, горячо молится и старается работать с ревностью. Наконец, четвертый монах трудится с искренней радостью. Он внутренне свободен и в любой миг готов пойти туда, куда благословит ему игумен. Для него всякое дело в монастыре, как пишут святые отцы, велико и достойно небес; на любом месте он ревностно служит Богу и братиям.
Преподобный Зосима, рассматривая в своей книге разные степени послушания, пишет, что инок, который слушается лишь наружно, в душе сохраняя недовольство, Богу не угоден. Только то послушание бывает по Богу, которое совершается охотно, или, по крайней мере, с понуждением себя к искреннему повиновению .
Внутреннее, сердечное послушание - это основа монашеской жизни, одно из обязательных условий духовного преуспеяния. Ещё в древности преподобный Исихий Иерусалимский писал: «Подобает нам, пребывающим в общежитии, добровольно и с бодрым сердцем всю свою волю отсекать перед настоятелем« . Отсечь свою волю - не так просто. Вот монах оказал внешнее повиновение. Но радуется ли при этом его сердце? Не высказывает ли оно несогласие? Или, может, оно отзывается на чужую волю вяло, со скорбью, едва-едва подвигаясь к повиновению? «Не таким должно быть наше сердце! - как бы говорит преподобный Исихий. - Не вялым и расслабленным, но бодрым, живым!». Монах не должен быть подобен умирающему, он должен быть воином, героем, в том числе и в послушании.
Ведь когда святые отцы учат отсечению своей воли, это не значит, что человек должен стать безвольным. Под отсечением своей воли имеется в виду отвержение воли греховной. Но воля, влекущая человека к Богу, должна быть очень сильной. Владыка Афанасий Лимасольский в одной своей беседе говорил: «Например, когда мы рассуждаем о бесстрастии, мы не имеем виду, что человек должен стать бесчувственным. Бесстрастный не значит бесчувственный. Бесстрастный - это тот, кто любит очень сильно, кто хочет только одного в этой жизни - воли Божией. Но он именно хочет воли Божией.
Я помню, когда я решил уйти в монастырь, мама говорила мне: «Разве Церковь учит такому упрямству»? Да! Когда речь идёт об исполнении воли Божией - конечно! Человек должен с большой силой противостоять греху. Живоносный евангельский дух не является духом апатии. Мы не мёртвые существа, не растения, но мы люди, личности, наделённые силой, которая призывает нас следовать воле Божией» .
И когда человек имеет такое стремление к Богу, то он не нуждается в том, чтобы ему приказывали. Он сам горит духом, сам ищет послушания и всем сердцем внимает духовному отцу и всем братиям, каждый миг следя за тем, чтобы исполнить не свою волю.
Однако возникает вопрос: что делать монаху, если он всё же чувствует внутреннее сопротивление, нежелание в чём-то послушаться? На этот вопрос отвечает преподобный Исихий. Он пишет, что в деле послушания необходимо иметь особое, очень тонкое искусство, которое состоит в том, чтобы человек «не смущался желчью« . Желчь - это горечь, это смущение, когда надо исполнить что-то, чего совсем не хочется. И чаще всего именно эти смущающие помыслы, а не какие-то внешние обстоятельства, делают жизнь монаха бесплодной. Не зная того, как «слушаться с искусством», человек может провести долгие годы в монастыре, но при этом пребывать в страстях, чувствовать разочарование, пустоту. Такой человек приходит на послушание и тут же вступает в конфликт с ближними. Он хочет молиться, но не имеет никакого сочувствия к словам молитвы, потому что его ум постоянно пребывает в беспокойстве, обуревается самыми разными помыслами. И очень часто суть всех этих духовных проблем коренится в том, что человек просто не решился предать себя в послушание, он держится за свою волю, свои желания, свой эгоизм. Собственная воля разделяет человека и с Богом, и с духовным отцом, и с братьями. Такой человек лишается главного достоинства монаха - сердечного послушания, и можно сказать, ниспадает с высоты монашеского чина.
И преподобный Исихий, открывая тайну настоящего послушания, призывает монаха «не смущаться желчью», то есть немедленно изгонять из сердца горечь, которая может возникать, когда нужно преодолеть свою волю. И старец Зосима пишет, что чувствуя скорбь от повеления человек ни в коем случае не должен оставлять в себе это чувство . Он призван не опускать руки, не сдаваться, а понуждать себя исполнять повеление решительно, с молитвой, всеми силами стараясь преодолеть огорчение. Такое послушание можно приравнять к мученичеству, и оно всегда увенчивается успехом. Только тот остаётся без плода, кто оставляет борьбу, кто впадает в бездействие, отчаивается и говорит: «Ничего не могу поделать». Тот же, кто трудится, кто борется, кто стойко в сердце своём с молитвой противостоит своим желаниям, никогда не терпит неудачу. К нему обязательно приходит благодать Божия. И он чувствует, что больше не огорчается, что его сердце наполняется радостью и любовью к послушанию. И с каждым подобным случаем монах всё больше и больше освобождается от своей воли; ему всё легче и легче слушаться. Потому что послушание - это дело практики, и через постоянное упражнение в нём монах может достичь совершенного единения своей воли с волей Божией.
И такой монах - это самый счастливый человек. Как птица наслаждается свободным полётом в поднебесье, так и ревностный послушник наслаждается послушанием, возносящим его на небо. И дело духовного отца - всегда очень внимательно следить, как повинуется монах. Если у брата возникает смущение, с которым он не в силах справиться, то нужно помочь ему преодолеть его. Потому что если это огорчение будет накапливаться, то приведёт к унынию, которое в конце концов истощит духовные силы монаха, так что он даже не сможет продолжать монашескую жизнь. Хотя послушание - подвиг, но это подвиг, который должен наполнять жизнь монаха радостью. Преподобный Силуан Афонский однажды спросил монаха, которого всегда видел с радостным лицом: «Чему ты радуешься?» Монах ответил: «Все братья меня любят». «А за что же они тебя любят?» - вновь спросил старец Силуан. «Я всех слушаюсь», - ответил монах. Именно искреннее, сердечное послушание приносило ему глубокий внутренний мир. Как писал старец Силуан, «он обрёл покой через послушание, которое творил ради Бога» .
Еще мне хотелось бы очень кратко сказать об одном свойстве послушания. Истинное послушание всегда соединено с молитвой. Можно сказать вся таинственная, духовная жизнь монаха, соединяющая его со Христом, состоит в двух деланиях - послушании игумену и молитве. И как учил преподобный Зосима, одно делание немыслимо без другого. Кто выходит из повиновения духовному отцу, тот не может чисто молиться . Так и тот, кто ослабляет трезвение ума и оставляет молитву, не может сохранить истинное, сердечное послушание . При этом и сам игумен всё совершает и говорит, исходя из молитвенного опыта, молитвенного настроя. И обучая иноков двум деланиям - отсечению своей воли ради Христа и непрестанной молитве, - он помогает им достичь главной цели - того, чтобы вся их жизнь стала предстоянием пред Богом.
И в заключение доклада мне хочется вспомнить краткое поучение, сказанное одним афонским игуменом своим чадам: «Вы знаете, для чего нас собрал здесь Господь? Для того, чтобы мы стали святыми. Тогда скажите: если мы достигнем чего угодно, но только не этого, то каков, по-вашему, результат? Монастырь наш будет одним из юридических лиц, а вовсе не священной обителью, местом воспитания душ и лоном Святой Троицы» . И только тогда, когда в духовное основание монастыря положено таинство послушания, такой монастырь поистине становится источником жизни для всех, кто с ним соприкасается. Потому что святость является в нём нормой жизни и в нём уже нет того, от чего страдают люди во всём мире: искания первенства, зависти, разделения. В таком монастыре не видно мрачных лиц, но всюду царит радость, там истинно пребывает и действует Бог. И именно такой монастырь способен рождать миру новых святых.
Доклад игумении Домники, настоятельницы Александро-Невского
Ново-Тихвинского монастыря (г. Екатеринбург) на Собрании
игуменов и игумений монастырей Русской Православной Церкви
(Свято-Троицкая Сергиева лавра, 8−9 октября 2014 года).
Василий Великий, свт. Подвижнические уставы. Гл. 18 // Василий Великий, свт. Творения: в 2 т. М.: Сибирская благозвонница, 2009. Т. 2. С. 354.
Перевод по: Αἰμιλιανὸς Σιμωνοπετρίτης, ἀρχιμ. Λόγοι ἑορτίοι μυσταγωγικοί. Ἀθῆναι: Ἴνδικτος, 2014. Σ. 30.
Софроний (Сахаров), иеромон. Об основах православного подвижничества // Софроний (Сахаров), иеромон. Прп. Силуан Афонский: Житие, учение и писания. Минск: Лучи Софии, 2005. С. 497.
См.: Зосима Верховский, прп. Поучение о послушании // Трезвомыслие: в 2 т. Екатеринбург: Ново-Тихвинский женский монастырь; М.: Паломник, 2009. Т. 1. С. 487.
Перевод по: Αἰμιλιανὸς Σιμωνοπετρίτης, ἀρχιμ. Νηπτικὴ ζωὴ καὶ ἀσκητικοὶ κανόνες. Ἑρμηνεία στοὺς ὁσίους πατέρες Ἀντώνιο, Αὐγουστῖνο καὶ Μακάριο. Ἀθῆναι: Ἴνδικτος, 2011. Σ. 348–349.
Перевод по: Αἰμιλιανὸς Σιμωνοπετρίτης, ἀρχιμ. Νηπτικὴ ζωὴ καὶ ἀσκητικοὶ κανόνες. Ἑρμηνεία στοὺς ὁσίους πατέρες Ἀντώνιο, Αὐγουστῖνο καὶ Μακάριο. Ἀθῆναι: Ἴνδικτος, 2011. Σ. 347.
Житие Оптинского старца Нектария. Издательство Свято-Введенской Оптиной пустыни, 1996. С. 16.
См.: Старец Зосима Верховский: Житие и подвиги. Изречения и извлечения из его сочинений: в 2 ч. Репр. воспр. изд. 1889 г. М.: Паломник, 1994. Ч. 2. С. 14–15.
Зосима Верховский, прп. Поучение о послушании // Трезвомыслие: в 2 т. Екатеринбург: Ново-Тихвинский женский монастырь; М.: Паломник, 2009. Т. 1. С. 487.
Зосима Верховский, прп. Поучение о послушании // Трезвомыслие: в 2 т. Екатеринбург: Ново-Тихвинский женский монастырь; М.: Паломник, 2009. Т. 1. С. 488.
См.: Зосима Верховский, прп. Поучение о послушании // Трезвомыслие: в 2 т. Екатеринбург: Ново-Тихвинский женский монастырь; М.: Паломник, 2009. Т. 1. С. 525.
Зосима Верховский, прп. Поучение о послушании // Трезвомыслие: в 2 т. Екатеринбург: Ново-Тихвинский женский монастырь; М.: Паломник, 2009. Т. 1. С. 513.
См.: Иосиф Ватопедский, мон. Блаженный послушник. Жизнеописание старца Ефрема Катунакского. М.: издательство Московского подворья Свято-Троицкой Сергиевой лавры, 2004. С. 161.
См.: Зосима Верховский, прп. Поучение о послушании // Трезвомыслие: в 2 т. Екатеринбург: Ново-Тихвинский женский монастырь; М.: Паломник, 2009. Т. 1. С. 513.
См.: Исихия пресвитера к Феодулу слово душеполезное и спасительное, о трезвении и добродетели, оглавительное. [Гл.] 31 // Добротолюбие, или Словеса и главизны священнаго трезвения: в 2 т. М.: Сретенский монастырь, 2001. Т. 1. С. 262.
Перевод по данным электронного ресурса: omilies.net
См.: Исихия пресвитера к Феодулу слово душеполезное и спасительное, о трезвении и добродетели, оглавительное. [Гл.] 31 // Добротолюбие, или словеса и главизны священнаго трезвения: в 2 т. М.: Сретенский монастырь, 2001. Т. 1. С. 263.
См.: Зосима Верховский, прп. Поучение о послушании // Трезвомыслие: в 2 т. Екатеринбург: Ново-Тихвинский женский монастырь; М.: Паломник, 2009. Т. 1. С. 513.
Софроний (Сахаров), схиарх. Старец Силуан Афонский. М.: подворье Русского на Афоне Свято-Пантелеимонова монастыря, 1996. С. 405.
См.: Зосима Верховский, прп. Поучение о послушании // Трезвомыслие: в 2 т. Екатеринбург: Ново-Тихвинский женский монастырь; М.: Паломник, 2009. Т. 1. С. 606.
См.: Зосима Верховский, прп. Поучение о послушании // Трезвомыслие: в 2 т. Екатеринбург: Ново-Тихвинский женский монастырь; М.: Паломник, 2009. Т. 1. С. 591.
Емилиан (Вафидис), архим. Слова и наставления. Печать истинная. Жизнь в духе. М.: Издательство храма святой мученицы Татианы, 2006. С. 161
Дорогие сестры, я поздравляю вас с тем, что еще несколько наших сестер вступили в монашество. Всякий раз, когда человек вступает в ангельский чин, – это великое торжество для Церкви земной и небесной! Это слава Церкви! Задумаемся: каждому христианину Господь дает какой-либо особый дар, чтобы этим даром человек прославлял Бога. Одному Он дает дар слова, чтобы тот мог говорить другим о Христе, о силе и красоте веры. Другому дает милостивое сердце, чтобы он, помогая другим, таким образом проповедовал любовь Божию. Третьего Господь наделяет художественным даром, чтобы он писал образы Христа или возводил для Него храмы. Но есть у Господа еще один несравненный дар. Этот дар – чистая, девственная, целомудренная жизнь. Эта жизнь и является величайшей славой Церкви, ее украшением. И одна самая простая монахиня прославляет Христа не меньше, чем самый одаренный проповедник, самый талантливый художник, самый щедрый благотворитель! Она прославляет Его не какими-либо внешними делами. Она прославляет Его уже одним тем, что она монахиня, она избрала девственную жизнь.
Каждая монахиня – это живое и неложное свидетельство о том, что Христос истинно существует. Потому что если бы не было Христа, то кто и зачем стал бы вести девственную жизнь? Сам человек не способен даже помыслить о такой жизни! Именно Христос избирает человека для девства, Сам наставляет его на эту жизнь и дает силы для нее. Как говорит преподобный Иоанн Дамаскин:
«Сам Христос – слава девства. И хотя Своим законом Он и не предписал нам девства, но самым делом, то есть Своим примером, Своей жизнью, наставил нас и дал нам силу для девственной жизни. И потому девство теперь живет между людьми».
И этот дар – дар девства – превосходит все земные дарования, потому что он вообще не принадлежит земле. По словам святых отцов, монахиня – это украшение неба. Так, например, говорит святитель Григорий Богослов:
«Супружество послужило украшением земли, а девство – украшением Божиего Неба».
А святитель Афанасий Великий называет девство путем ангельским, чистым и надмирным. И он говорит, что тот, кто вступил на этот ангельский путь, обязательно получит чудные и щедрые дары, если будет подвизаться.
Велика любовь и милость Господа! Он поставил нас на этот чистый и надмирный путь, Он непрестанно вдохновляет и утешает нас на этом пути. И этого мало. По учению Церкви, каждому монаху и монахине Господь даром подает чистоту! Это совершается в чине пострига. Вот как описывает это старец Эмилиан:
«Постригаемый получает особую силу чистоты, без которой невозможно жить в Боге. То есть он получает силу жить так, как будто никогда не совершал ничего дурного. Конечно, он сознает и чувствует греховность своей природы, но при этом он ощущает Бога и наслаждается благами духовной жизни. У него нет греховных воспоминаний, он не чувствует желания возвращаться к старому, над ним не властвуют прежние немощи и привычки. Они чужды его обновленной жизни. И таким человеком Бог может управлять», то есть Бог может действовать в нем, в его жизни.
В самом деле, каждую монахиню Христос в таинстве пострига делает чистой, непорочной. Откуда в нас безразличие к миру, к нашей прошлой жизни? Кто дал нам силу любить Христа, любить молитву, духовное чтение, наших ближних во Христе? Все это подал нам Сам Христос. И наше дело – только хранить эту внутреннюю чистоту, как мы хранили бы очень дорогой, хрупкий и благоуханный цветок, например, редкую орхидею.
А что значит хранить внутреннюю чистоту? Это значит хранить верность Христу. Вся монашеская жизнь – это таинство брака со Христом, каждодневное свидание с Женихом Небесным. Ради этой каждодневной таинственной встречи все мы удалились из мира, можно сказать, ушли в пустыню. Как пишет святитель Николай Сербский:
«Великая любовь к Богу не выносит мира, чуждается общества, ищет уединения. Такая любовь подвигла тысячи душ уклониться с широкого пути мира и уйти в пустыни, чтобы быть наедине с любимым Господом. Чтобы иметь втайне свидание с Создателем своим, Который весь – любовь, и по имени, и по существу. Чтобы удостоиться этого созерцания и встречи, монахи и монахини принимают и пост, и труд, и смирение, и бдение, и бедность, и послушание, и другие обеты, только чтобы удостоиться этого духовного свидания с Господом своим».
Монашеская жизнь – это истинно жизнь пустынная, независимо от того, где монастырь находится. Пустынная она потому, что мы не видим мира, ничто земное не привлекает наших взоров, мирская суета не касается нашего слуха, мы изгоняем все мирское из нашей жизни и из нашего сердца.
И когда мы вступаем в монашество, то все мы чувствуем великую красоту этой жизни, наше сердце горит ревностью к ней. Нас уже не волнуют те вещи, которые волнуют людей в миру: например, чтобы у нас все было не хуже, чем у других, чтобы нас уважали, не нарушали наших прав. Впереди мы видим Царство Небесное, а не какую-либо земную цель. Мы видим Христа, радуемся жизни евангельской, не устаем благодарить Бога за то, что Он удостоил нас стать монахами. И как же нам сохранить эту горячую ревность? Как сделать так, чтобы повседневность не отняла у нас живого восприятия духовной жизни? Чтобы всегда, с первого до последнего дня нашей монашеской жизни пребывать в неком горении духа, в покаянии по Богу и радости по Богу?
Одно из главных условий для этого – сохранять ощущение, что мы поистине отреклись от мира, вышли из него, совершенно умерли для него, не принадлежим ему больше ни одной частичкой нашего сердца, ума, памяти. Это и значит вести жизнь пустынническую, удаленную от мирских тревог и забот. У владыки Николая Месогейского в одной его беседе есть такой хороший образ. Он говорит, что монах должен закрыть четыре двери: две для выхода и две для входа. Когда эти двери у нас закрыты, тогда мы и находимся в пустыне, в сокровенном уединении с Господом. Что же это за двери?
Две двери, как мы уже сказали, должны быть закрыты для выхода, то есть через них мы не выходим наружу. И первая из этих дверей – это дверь нашей кельи.
Мы пришли в монастырь именно для того, чтобы пребывать в келье – то есть каждый день проводить какое-то время в уединении со Христом. Все остальные обстоятельства нашей жизни могут меняться – сегодня мы исполняем одно послушание, завтра другое, сегодня пишем икону, завтра мы в прачечной, послезавтра – в трапезной. Но одно остается неизменным и незыблемым – каждый день мы приходим в свою келью, чтобы побыть со Христом. Это суть, ядро монашеской жизни. Монашеская келья – это истинная, глубокая пустыня. Там царствует безмолвие, там во всей полноте мы совершаем отречение от мира, то есть отрекаемся от всех земных впечатлений, желаний. И там происходит наша встреча с Богом.
И мы призваны очень ценить наше пребывание в келье и не поддаваться тому искушению, о котором говорит в одной беседе владыка Афанасий Лимасольский:
«Духовного человека диавол не будет бороть напрямую, то есть не будет говорить тебе: “Знаешь, пойди-ка вступи в беззаконную связь, соверши грех”. Прямо он этого тебе не скажет. Ведь если он это скажет, значит, вступит с тобой в борьбу. Но он сначала приблизится, посмотрит: “Так, чем он тут занимается? А... он очень бдителен, следит за собой, постится, подвизается...”. Враг в первую очередь найдет способ, как отклонить тебя от того, что ты делаешь. Он отыщет для тебя множество хлопот, чем-то тебя займет, лишь бы ты перестал молиться и устремился к другим вещам. Он создаст для тебя такие условия, чтобы ты оставил свое правило и духовную жизнь, а как только ты обессилишь, схватит тебя и заставит делать то, что хочет он. Враг сломает тебя, как соломинку».
Будем помнить, что наше пребывание в келье наедине с Богом – это стержень нашей духовной жизни и наше главное приношение монастырю и всей Церкви. Как говорит преподобный Порфирий Афонский:
«Живущий в пещере, может быть, и не сажает деревья и сады, не пишет книги, не делает еще чего-то, что помогло бы жизни и успеху, но он там творит и развивается. Своей теплой и чистой жизнью, а главным образом своей молитвой он помогает Церкви. Я вам скажу нечто, что покажется вам преувеличением. Но, чада мои, я хочу, чтобы вы мне поверили.
Предположим, что у нас есть семь богословов-священнопроповедников, которые проводят святую жизнь. Их красноречие непревзойденно. У каждого - свой приход, в котором по десять тысяч прихожан. Каждый день их слово слышат семьдесят тысяч человек. Слушая их, тысячи людей умиляются, каются, обращаются ко Христу, спасаются целыми семьями.
Но один монах, которого никто не видит, который сидит в какой-нибудь пещере, своей смиренной молитвой оказывает гораздо большее влияние. Один по сравнению с семерыми имеет бльшие плоды. Вот так я считаю и уверен в этом. Вот каково значение молитвы монаха».
Именно в келье, в уединенной молитве мы напитываемся подлинным монашеским духом, то есть умираем для мира и оживаем для Христа.
И пусть нас не беспокоит то, что мы, может быть, долго не чувствуем преуспеяния от своего пребывания в келье. Израильский народ сорок лет ходил по пустыне, прежде чем достиг земли обетованной. Для чего нужно было это долгое, трудное странствие? Для того чтобы в израильском народе исчезла всякая память о Египте, чтобы переменилось само мышление этого народа, чтобы он смирился вконец и впредь верил только Богу. Так и нам нужно долгое, терпеливое пребывание в пустыне, нашей келье, пребывание, по видимости, без особых духовных плодов – пока окончательно не умрет наше «я», пока полностью не изгладится из нашей памяти все мирское. В этой борьбе может пройти и десять, и двадцать или даже тридцать-сорок лет. Но как говорит старец Эмилиан, «только представьте: двадцать лет борьбы вместе со Христом, неотступное пребывание со Христом!» Пребывание в келье, даже когда мы еще не имеем особого преуспеяния, все равно полно утешения. Это в любом случае пребывание со Христом, Который нас невидимо поддерживает, духовно питает и утешает.
Уединенная молитва – это главный из монашеских, пустынных подвигов. Но и вся жизнь в монастыре должна быть пропитана духом пустыни. Если мы только в келье пребываем в безмолвии, а выходя из нее, начинаем жить рассеянно, по-мирски, то наше пребывание в келье обесценивается. Получается, что в келье мы возжигаем огонь ревности, а выйдя из кельи, тут же его погашаем. И потому, кроме двери своей кельи, нам нужно закрыть еще три двери.
Вторая из этих дверей – это дверь наших уст. Когда эта дверь закрыта, тогда и находясь на послушании, и в храме, и в любом другом месте, мы находимся в пустыне, в уединении с Богом.
Конечно, это не значит, что мы должны стать нелюдимыми. Например, сестра говорит нам что-то от любви к нам, от желания нас приветить. Конечно, мы не будем в ответ упорно молчать. Это было бы неестественно. Мы ответим ей так же приветливо и с любовью. Подвиг истинного монашеского молчания состоит в другом. Закрыть свои уста – означает, что мы не проявляем любопытства, не стремимся узнать все про всех, обсудить все, что делается в монастыре и в мире. Старец Эмилиан говорит об этом:
«Не может быть монахом тот, кто получает удовольствие от шума, разговоров, кто с легкостью задает вопросы и отвечает на них. Если я задаю много вопросов, это означает, что внутри меня протекает интенсивная душевная, а не духовная жизнь, внутри меня живет напряженная заинтересованность миром и всем, что меня окружает. Но заинтересованность, любопытство – это узы. Это означает, что для меня не существует ни Бога, ни пустыни. Монах не может и отвечать на все вопросы подряд. Потому что ответ означает, что он участвует в человеческой жизни и ее ритме, наполняется человеческими понятиями, интересами и ценностями. Он делает все, что угодно, но только не пребывает в пустыне с Богом».
Наоборот, наше молчание, нелюбопытность означают, что мы истинно удалились в пустыню. Мы умерли для мира и живем только для Христа. Мы отрекаемся от мелкого, пустого знания о мире, чтобы обрести подлинное знание. Единственное истинное знание – это Христос. И мы удаляемся в пустыню молчания для того, чтобы все свое любопытство и любознательность устремить ко Христу. Как делал это один монах, о котором рассказывает преподобный Варсонофий Оптинский:
«Жил у нас на кухне монах, отец Феодул, совсем простой, может быть, даже неграмотный. Никто о нем ничего не знал. Даже отец Архимандрит не знал, чего он достиг душой. Ну, а мне как духовному отцу известно все. Он постоянно молчал и проходил Иисусову молитву. Все видели, что четки постоянно при нем и всегда в движении, но никто не предполагал, что делается у него внутри. Редко мне приходилось с ним беседовать, но когда это случалось, то это доставляло мне великое утешение».
Благодаря молчанию этот монах был настоящим пустынником, истинно умершим для мира. И потому его душа была наполнена духовной жизнью и цвела, как райский сад.
Но, конечно, подвиг молчания состоит не только в том, чтобы не открывать своих уст для любопытных расспросов. Монах призван навсегда закрыть свои уста и для того, чтобы не высказывать свою волю, свои требования. Хочу рассказать вам такой случай.
В одном монастыре был брат, который подвизался в молчании. Однажды другие отцы решили испытать его. Они собрались плыть вместе на лодке в соседнее селение, и когда все спустились на причал, то сказали этому брату: «Лодка мала, места на всех не хватит. Ты самый молодой, возьми свою котомку и иди пешком». Услышав это, прежде молчаливый брат сразу открыл свои уста и начал возмущенно спорить. Тогда отцы сказали: «В его бочке очень горькое вино» (то есть его молчание не по Богу). Брат понял обличение и положил земной поклон. С этого времени он стал понуждать себя к тому, чтобы освободиться от всякого самолюбия, поняв, что подвиг терпения обид и несправедливости выше даже молчания.
Стать монахом – это значит не только разорвать все внешние связи, например связи с миром, родственниками, друзьями, мирскими привычками. Стать монахом – это значит разорвать и все внутренние узы. По словам старца Эмилиана, «внутренними узами может быть, например, моя несвобода, поскольку во Христе человек совершенно свободен. Другими узами может быть мое мнение. Все что угодно может оказаться для меня узами, которые нужно окончательно разорвать. Если они не разорваны, тогда сомнительно, подлинно ли я шествую за Христом».
Ревность по Богу горит только в том сердце, которое отрекается от всего мирского, в том числе от самолюбия, гордости, доверия своему мнению. Обычно во время пострига мы чувствуем особое смирение. Мы с большой ревностью желаем всех слушаться, перед всеми отсекать свою волю, свое самолюбие. И я желаю, чтобы эту горящую, живую ревность мы сохраняли всегда!
Итак, вот первые две двери, закрыв которые, мы оказываемся в пустыне, в уединении со Христом: дверь нашей кельи и дверь наших уст. Через эти двери мы не выходим из своей пустыни. Но это только половина дела.
Еще две двери мы призваны закрыть для входа – то есть для того чтобы к нам, в нашу пустыню никто не входил. Что это за двери?
Одна из них – это дверь помыслов. Если мы закрываемся в келье и затворяем уста, но при этом наш ум открыт для помыслов, то мы не в пустыне. Мы, можно сказать, среди мира, в толпе, и у нас нет подлинного уединения со Христом. Как говорит старец Эмилиан:
«Монах не может иметь внутри себя разговоры, тлпы мыслей и помыслов, воображение, которое снует туда и сюда, фантазирует, грезит о чем-то великом, творит целые миры. В противном случае монах еще не достиг той высоты, к которой его призывает Бог, он живет в мире тления, по законам суеты, в мире, который создал грех».
С помыслами в наш ум входит яд мира сего, и наша душа заболевает: она становится расслабленной, нерадивой. При этом, если мы приглядимся, о чём мы обычно думаем, то увидим, что большая часть наших помыслов – это всего лишь фантазия, действие воображения. Наш ум наполнен грезами. То мы представляем себе предстоящий день, события, которые еще не произошли, или наоборот вспоминаем что-то, чего давно уже нет. То мы начинаем мысленно с кем-то спорить или оправдываться: «А я ей скажу то-то, а она мне ответит так-то. А если она ответит иначе, тогда я скажу вот что». Иногда воображение действует более тонко: мы фантазируем о том, что думает другой человек, какие он имеет чувства. «Она не улыбнулась на мои слова, значит, она меня не уважает». Или мы представляем себе, что мы сами будем думать и чувствовать завтра или послезавтра. Например, мы из-за чего-то огорчились и думаем, что будем огорчаться еще несколько дней, и от этого еще больше огорчаемся. И эти пустые помыслы и всю нашу жизнь делают какой-то пустой и скучной. И только когда мы закрываем для них двери ума, тогда начинается для нас подлинная, реальная жизнь.
Монах призван не только внешне удалиться в пустыню, он призван и ум свой сделать пустыней. По сути, без общения со Христом наш ум и так подобен безводной и дикой пустыне. Обычно эта пустыня наполнена миражами – помыслами, и нам кажется, что она полна жизни. Но это ложное чувство. Только когда мы перестаем обращать внимание на эти миражи и зовем Христа, тогда истинно наша пустыня расцветает и наполняется жизнью. Христос – не мираж, Он живой и истинный. И в общении с Ним наша душа живет своей подлинной жизнью.
Одного старца его духовные чада как-то спросили: «Отче, расскажи нам о твоей прошлой жизни. Как ты жил до того, как принял на себя благое иго монашества?» И старец ответил:
«Чада мои, у меня нет прошлого. У монаха нет ничего собственного. Прошлая жизнь - если она была хороша - Бог это ведает; если дурна - Бог простил меня, призвав ко спасению. Нет у меня и моего настоящего: спасаюсь ли или нет, живу ли угодно Богу или нет? - не ведаю; это ведает только Бог. Слышал я, вы меня называете “блаженным старцем”. Братья, только тогда я блажен, когда пребываю в молитве, потому что тогда моя душа соединяется со всесвятым и блаженнейшим Богом; а иначе - я грешный и убогий. Нет у меня ни моего будущего, потому что и оно всецело в руках Божиих. Единственное, что есть у меня, это мой Спаситель, мой Бог, мое Радование, а другого ничего у меня в жизни нет. Бог, ангелы и душа - единственная реальность во веки веков».
Подобным образом и мы можем сказать себе: «Нет у меня ни прошлого, ни настоящего, ни будущего – не о чем мне размышлять. У меня есть только Христос – единственная подлинная реальность». Так мы закрываем двери для пустых, бесполезных и обманчивых помыслов. И тогдадверем затворенным в нашу душу входит живой и неложный Христос.
Наконец, есть еще одна дверь, которую монах призван всегда держать закрытой. Это дверь чувств. Конечно, мы закрываем дверь не для всех вообще чувств. Как говорит в своей беседе владыка Николай, «мы не должны позволять входить внутрь недостойным чувствам: досаде, горечи и малодушию. “Вы плохо ко мне относитесь”; “Я сижу одинокая, бедная и брошенная: вы про меня забыли”; “Я делаю для вас все, а вы даже забыли поздравить меня с Днем ангела”. Все это собирает в нашу душу болезненные ощущения и вместе с болезненными помыслами укореняется в душе и не дает нам меняться. Каким же мудрым будет поступок – просто закрыть перед всем этим дверь!»
Мы закрываем дверь перед всякой обидой, огорчением и любым эгоистическим чувством, потому что подобные чувства недостойны человека, живущего во Христе. Они заставляют человека вращаться вокруг самого себя. Они обедняют душу, делают ее убогой.
Но как мы можем закрыть двери сердца для этих чувств? Если в нашей душе будет самое главное и самое сильное чувство – любовь к Богу и ближнему, – то оно будет изгонять мелкие эгоистические чувства. Владыка Афанасий Лимасольский говорит:
«Опытом доказано, что человек, который имеет личные отношения с Богом, не чувствует в себе пустоты. Благодать Божия имеет удивительное свойство: независимо от того, великий ли святой подвизается, чтобы встретить Бога, или обычный человек, каждый получает знание и опыт благодати, вкушает ее, переживая Божественное присутствие. Независимо от того, много благодати в человеке или мало, у него не появляется чувства, будто в его душе пустота. Человек, который живет с Богом, чувствует полноту, абсолютную полноту. Потому он не испытывает тяги к чему-то другому».
Любовь к Богу и ближнему – это настолько сильное и глубокое чувство, что оно в совершенстве удовлетворяет человека. Больше его сердцу не нужно ничего. А возрастает любовь к Богу и ближнему от непрестанной молитвы и жертвы.
Итак, вот четыре двери, которые мы затворяем: дверь нашей кельи, дверь наших уст, дверь помыслов и дверь чувств. Мы отбрасываем все ненужное: ненужные впечатления, ненужные разговоры, ненужные, ветхие помыслы и чувства. И взамен мы обретаем все, что истинно ценно, что может наполнить наше сердце подлинной жизнью.
И я искренне желаю нашим новопостриженным сестрам, чтобы они сохраняли в своем сердце ту любовь и тот мир, который они почувствовали, пребывая в эти несколько святых дней в храме. И чтобы они, закрывая те двери, о которых мы сегодня говорили, тем самым открыли бы себе дверь в Небеса. И конечно, всем нам я тоже желаю, чтобы мы в нашей благословенной пустыне очистили и освободили свое сердце и украсились любовью ко Христу, как говорит святитель Николай Сербский:
«На тесном монашеском пути душа удостаивается встречи со Христом, когда освободится, очистится и украсится. От чего должна освободиться душа пустынника? От всех земных уз и пристрастий. От чего должна очиститься? От всякой так называемой любви телесной и земной, от любви к плоти, к родным и друзьям, к своей деревне или городу, к одежде, еде, вещам. Чем должна украситься душа? Одной только любовью ко Христу, которая вмещает в себя все украшения, весь жемчуг веры, все изумруды надежды, все самоцветы добродетелей».
Отмечая День православной книги, мы вновь говорим о роли литературы в жизни человека. Что такое книга? Учитель, как мы не раз читали в школьных учебниках? Друг? Советчик? Что делает книгу православной? Об этом рассуждает митрополит Калужский и Боровский Климент, председатель Издательского совета Русской Православной Церкви. PDF-версия.
Молитва на кончиках пальцев
Русская Православная Церковь сегодня уделяет много внимания людям с ограниченными возможностями — медицинское обслуживание, социальная адаптация, создание безбарьерной среды в храмах. Действует более 400 церковных проектов помощи инвалидам. Не остаются без внимания и поддержки в том числе незрячие и слабовидящие люди, благодаря чему они приходят в храмы и становятся полноправными членами приходов. PDF-версия.
Теме восстановления храмов, значительная часть которых относится к объектам культурного наследия (ОКН), уделяется все больше внимания. По благословению Святейшего Патриарха уже в 100 епархиях учреждена должность древлехранителя, вопрос возрождения поруганных святынь находится под пристальным вниманием Патриаршего совета по культуре, государство выделяет средства на их восстановление. На православных телеканалах и в печатных СМИ появились новые рубрики, посвященные этой теме. Да и просто неравнодушные люди собирают средства в соцсетях и занимаются краеведческой работой. Как этот вопрос решается на примере отдельной епархии, с какими проблемами приходится сталкиваться епархиальному древлехранителю и на чью помощь он может рассчитывать, «Журналу Московской Патриархии» рассказал руководитель архитектурно-строительного отдела, древлехранитель Смоленской епархии Александр Дубровский. PDF-версия.
Союзы любви
Ответом Церкви на вызов, брошенный ей безбожным государством сразу после большевистского переворота, стали духовные союзы. Первоначально созданные для защиты православных святынь от поругания, позднее они занялись просветительской и миссионерской деятельностью. Но братским союзам в новой стране было не место. К 1932 году советская власть жестоко расправилась с мирянами и священниками, пытавшимися совместно действовать за пределами приходов. PDF-версия.
Под покровом святого князя Владимира
Небольшой деревянный храм во имя святого равноапостольного князя Владимира по улице Маршала Чуйкова в воскресные и праздничные дни переполнен. Ничего удивительного: в 100-тысячном столичном районе Кузьминки ныне это единственная действующая православная церковь. Случаются и будние дни, когда тут негде яблоку упасть: дом молитвы заполняется молодыми людьми в униформе. Они прилежно выстаивают всю Божественную литургию и строгим порядком приступают к Святой Чаше. И в этом тоже нет ничего странного: Князь-Владимирский храм — это еще и домовая церковь Президентского кадетского училища Росгвардии имени М. А. Шолохова. Так называемые кадетские Литургии здесь совершаются регулярно, по заранее согласованному с администрацией учебного заведения расписанию. В интервью корреспонденту «Журнала Московской Пат-риархии» духовник училища настоятель Князь-Владимирского храма священник Марк Кравченко рассказывает как в этом храме верстаются казаки (церемония посвящения в казака, предполагающая принятие в храме присяги Отчизне и Православной вере) и почему кадетам неинтересно общаться с бывшими одноклассниками. PDF-версия
19 мая Александро-Невский Ново-Тихвинский женский монастырь в Екатеринбурге отмечает памятную дату – освящение главного храма обители, собора в честь святого благоверного великого князя Александра Невского. Поздравляя настоятельницу монастыря игумению Домнику (Коробейникову) и сестер с этим праздником, мы публикуем беседу с Матушкой Домникой, касающуюся самых насущных вопросов устроения внутренней монашеской жизни.
…Что самое главное и самое трудное в послушании игумена, который к тому же призван возрождать обитель после долгих лет запустения? Реставрация храмов, обустройство монастырского хозяйства, – все это, безусловно, требует огромного внимания, сил, времени, молитвы – и тем не менее, эти труды, взятые все вместе, оказываются легче, чем одно-единственное делание – возрождение душ.
*
– Матушка Домника, есть мнение, что современный монах немощен душевно и телесно: он не может строго поститься, безропотно слушаться, потерпеть строгое или даже мягкое замечание. Получается, современные иноки – уже не подвижники?
– Любой монах приходит в обитель от горячей любви ко Христу. А где любовь – там и подвиг, иначе и быть не может. Придите в любой монастырь, вы обязательно найдете там подвижников. Само то, что человек ради Бога оставил всё, избрал чистую жизнь – уже великий подвиг. И я часто вижу и в нашем монастыре, и когда бываю в других обителях, как люди подвизаются ради Господа. Как они отрекаются от себя, как молятся, смиряются, служат ближним… Например, у нас в храме недалеко от меня стоит сестра, которой уже за 60, но она никогда не присаживается на службе – сколько бы служба ни длилась. Когда я смотрю на эту сестру, я чувствую, что она истинно стоит перед Христом. А в одной обители мне рассказывали о монахине, которая никогда не говорила «нет». Кто бы ее о чем ни попросил – она всем служила с радостью. Все очень любили эту сестру, а когда она почила, духовник этого монастыря сказал, что ее душа предстала Святой Троице. Вот только два примера подвижничества, а сколько их в каждой обители!
И это не какие-то исключительные случаи. Любой монах, как бы ни был он немощен, стремится к подвигу. Это потребность его души – подвигом показать Господу свою любовь. Подвиг – это, можно сказать, воздух для его духовных легких. Другое дело, что не всем подходят одни и те же подвиги, и для монаха важно всё делать по благословению духовного наставника. Игумен или игумения должны каждому своему чаду помочь найти посильный для него подвиг. Нет такого монаха, который был бы не способен вообще ни к какому подвигу. Ведь что заповедует Евангелие? «Возлюби Господа всею крепостию твоею». Отдай Христу всю крепость твою – то есть именно те силы, которые есть у тебя. Господь судит не по каким-то абсолютным меркам: мол, не можешь делать тысячу поклонов, значит, ты мало любишь Бога, – а по доброму произволению, усердию и самоотверженности человека. Подвиг – это преодоление себя во имя любви Божией. Допустим, кому-то легко сделать триста поклонов, а другой с трудом кладет тридцать, но делает их с горением сердца. И вот эти тридцать «трудных» поклонов в очах Божиих дороже, чем триста «легких». Когда человек может мало, но приносит Богу все, что имеет, то Господь принимает его делание как великий подвиг, как две благословенные лепты евангельской вдовицы.
И независимо от того, имеем ли мы силы для телесных подвигов, любой из нас может совершать подвиг внутренний. Что это такое? Например, молчание ради молитвы – это самая настоящая духовная аскеза. Не делать замечаний, принимать всех окружающих такими, какие они есть, – разве не подвиг? А благодушно терпеть любые обиды, быть приветливым и отзывчивым, когда на душе тяжело, – это вообще можно приравнять к мученичеству! И этот подвиг выше многих других. В одном отечнике рассказывается такая история. Был в монастыре брат, который подвизался в молчании. Однажды другие отцы решили испытать его. Они собрались плыть вместе на лодке в соседнее селение, и когда все спустились на причал, то сказали этому брату: «Лодка мала, места на всех не хватит. Ты самый молодой, возьми свою котомку и иди пешком». Услышав это, прежде молчаливый брат возмутился и начал спорить. Тогда отцы сказали: «В его бочке очень горькое вино» (то есть его молчание не по Богу). Брат понял обличение и положил земной поклон. С этого времени он стал понуждать себя к тому, чтобы освободиться от всякого самолюбия, поняв, что подвиг терпения обид и несправедливости выше даже молчания.
– В древних монастырях человека, который хотел поступить в обитель, различным образом испытывали. Как в наше время проверить в приходящих твердость произволения? Как Вы, например, определяете, сможет ли новопоступившая стать настоящей монахиней?
Вы спрашиваете: как узнать, есть ли у человека такая твердая решимость? У нас каких-то особых испытаний нет. Сама повседневная жизнь показывает: способна ли вновь поступившая сестра полностью отречься от мира ради новой жизни во Христе. Это видно, например, по тому, что сестра не любит выходить из монастыря, не ищет встреч со своими родственниками, ничего не оставляет при себе из своих мирских вещей. Монаха ничто не должно связывать с миром, даже какая-либо мелочь. В древних монастырях, как свидетельствует преподобный Иоанн Кассиан Римлянин, поступающего спрашивали: не оставил ли он при себе какую-либо вещицу или монетку? В то время и представить не могли, чтобы монах держал у себя что-то напоминающее ему прошлую жизнь! И в наши дни в благоустроенных монастырях к этому относятся так же. Митрополит Афанасий Лимасольский в одной беседе вспоминает, как в их монастыре на Святой Горе один послушник хотел оставить у себя альбом с марками, которые собирал с детства. Но старец сказал ему: «Брось его в печку. Ты оставил отца и мать, и не можешь отречься от каких-то марок? Выбирай: или марки, или Святая Гора». Юноша переборол себя, послушался – и стал свободным. А что было бы с ним, если бы он сохранил это маленькое пристрастие? Оно могло бы увести его обратно в мир. Сердце монаха не должно разделяться. У нас в монастыре изначально так сложилось, что сестра в обитель ничего с собой не приносит. Конечно, при этом монастырь дает ей все нужное, так чтобы сестра не имела никакой заботы.
Что еще особенно важно? Монах – это человек молитвы. Преподобный Антоний Великий, когда испытывал святого Павла Препростого, смотрел: готов ли он вместе с ним молиться каждую ночь. Павел исполнял молитвенное правило с бодростью, и тогда святой Антоний принял его в ученики. И в наши дни любовь к молитве остается одним из главных условий, чтобы человек стал монахом. Если, например, он ленится прийти на службу или исполнить правило, то что он будет делать в монастыре? Разве не ради этого он пришел в обитель? Без молитвы монашеская жизнь абсурдна.
Конечно, чтобы молиться по-настоящему, нужно не иметь никаких внутренних попечений, а это достигается через послушание. В монастыре вся жизнь построена на послушании, и обычно в первые же несколько месяцев видно: ревностна ли сестра в отсечении своей воли? слушается ли со свободой? не остается ли внутренне при своем мнении?
Наконец, проходит еще какое-то время, когда становится понятно, сохраняет ли сестра твердость в искушениях, которые в духовной жизни неизбежны; есть ли у нее терпение и жертвенный дух, чтобы пребывать в мире со всеми сестрами; готова ли она носить тяготы ближних. Сестра приобретает навык к молитве, чтению, монастырским трудам. Она срастается с сестринством, не мыслит себя без него. Коротко говоря, сестра живет в монастыре и радуется монашеской жизни. Вот это монахиня. И ее постриг – это и для нее, и для нас самое радостное и желанное событие.
– В монастыре собираются люди с очень разными способностями и дарованиями, как внешними, так и духовными. Причем в таком тесном кругу все это на виду. Как избежать соперничества, зависти?
В самом начале основания нашего монастыря, в XIX веке, еще когда он был просто монашеской общиной, без причта, сестры каждый день вычитывали службы сами, в молельной комнате. И на этих службах царила такая благодать, что все окрестные жители приходили молиться вместе с сестрами и готовы были терпеть и тесноту, и все неудобства. Богослужение было главным источником радости, вдохновения! И для нас сейчас богослужение – это фундамент жизни. Одна наша сестра рассказывала, что когда она пришла в монастырь как паломница, то первое, что ее поразило, – это службы. Она удивлялась: как много сестер, и все стоят как один человек, – словно некая небесная рать, воинство Христово! В этом единстве она увидела такую красоту, такую силу, что ей захотелось тоже быть в этом небесном лике. Богослужение всех нас соединяет прочными узами.
В монашеской жизни есть еще одно условие, благодаря которому в монастыре нет духа соперничества и зависти. Это келейная молитва. Она дает сестрам такое чувство полноты жизни, что им уже не нужен никакой земной успех. Благодаря молитве в монастыре иные ценности, иной взгляд на всё. Можно сказать, что, приходя в монастырь, человек перемещается в иную систему координат. Например, одна сестра, глядя на другую, не оценивает ее внешность, таланты, должность. Все это теряет значение для человека, который молится, чей внутренний взор постоянно обращен к Богу. Всё и всех он видит в Боге. И мы друг в друге видим, прежде всего, сестер во Христе, с которыми вместе предстоим пред Богом.
Конечно, иногда бывают трудности. Когда кто-то поддается нерадению в духовном делании и начинает обращать внимание на внешнее, тогда в его сердце входит чувство зависти. Например, сестра начинает огорчаться, почему Господь не дал ей красивого голоса, как другим. И она вместо того чтобы жить и радоваться, целыми днями думает о пении, переживает. Такой сестре нужно помочь вновь установить для себя правильные духовные ориентиры. Так чтобы она поняла, что счастье не в том, чтобы красиво петь, а в том, чтобы быть с Богом. И что Бог всё дает ей для радости, только нужно оставить свою волю и предаться в Его руки. Старец Паисий Святогорец говорил одной монахине: «У тебя так много духовных сил, а ты расточаешь их на глупую зависть! В тебе есть прирожденное благородство, а ты мучаешься, как последняя нищенка. Если бы ты не буксовала в зависти, то очень преуспела бы в духовной жизни, в молитве». Когда открываешь перед человеком иные, духовные перспективы, тогда он постепенно избавляется от зависти и обретает покой и радость.
– Каким должно быть отношение к трудам в монастыре? Святые отцы говорят, что, с одной стороны, монах должен исполнять свое дело ревностно, а с другой – беспристрастно. Как это возможно сочетать?
И между прочим, из того, как человек трудится, видно, как он молится. Мне запомнилось, как в одном фильме Святейший Патриарх Кирилл рассказывал о митрополите Никодиме (Ротове): «Он так пламенно служил Литургию – мог ли он после этого не служить так же горячо и ревностно Церкви?» Так и монах, который усердно молится, – может ли потом трудиться прохладно, небрежно?
При этом, конечно, очень важно все делать по благословению и не отдавать сердце своей работе. Старец Паисий так и советовал: «Сколько можете, не отдавайте работе сердца. Руки, ум – отдавайте, но сердца не отдавайте». При таком устроении монах внутренне свободен, у него мирный и бодрый дух, хотя при этом он, может быть, много и усердно работает. Это очень важный момент! Ведь если монах из-за пристрастия к послушанию теряет душевный мир и конфликтует с ближними, то это разрушительно и для него самого, и для братства. С одной стороны, монах, конечно, должен любое дело исполнять тщательно. Но все же самое главное для него в любом деле – приобрести духовный плод, то есть смириться, послушаться, сохранить мир с ближними и мир в своем собственном сердце. Именно этот духовный плод останется в вечности, тогда как все земные дела – пройдут. И на самом деле больше всего пользы монах приносит монастырю не своими земными талантами, а тем, что смиряется, отсекает свою волю, самоотверженно служит ближним. Это самая большая польза для монастыря.
– Расскажите, какие трудности бывают в молитве? Что вы советуете сестрам в таких случаях?
– Мне кажется, есть два основных искушения. Во-первых, дьявол увлекает монаха разными делами, чтобы он вечером приходил в свою келью как можно позже и молился как можно меньше. Один старец говорил своим послушникам: «В час твоей молитвы дьявол принесет тебе на память сто тысяч несделанных дел, лишь бы ты закрутился как белка в колесе». И, к сожалению, ему очень легко искушать монахов таким образом. Возьмите любого монаха – у него каких только дел ни найдется! И лукавый этим пользуется: чем ближе вечер, тем больше он внушает монаху помыслов, беспокойства о делах… Одна наша сестра рассказывала мне, как ей приходилось вести настоящую войну за свое правило: то есть заставлять себя вечером вовремя приходить в келью, отказываться ради этого от каких-то личных дел, от ненужных разговоров, рассчитывать днем свои дела так, чтобы закончить до вечера. Но она не пожалела, что выдержала эту борьбу и приучила себя к правилу. Она почувствовала, что правило – это в самом точном смысле слова пища монаха. Представьте себе, что человек не ест. Что тогда происходит? Он становится больным, слабым, унылым. Так и монах, когда не совершает правило, духовно истощается, так что не чувствует ни вдохновения, ни любви к Богу. Смотрит вокруг и видит обыденность, молиться не хочется, помыслы полны осуждения… Духовник нашего батюшки, отца Авраама, игумен Андрей (Машков), постриженик Глинской пустыни, очень часто говорил: «Молитва – это соль. Если мясо или рыбу не посолишь, они загниют. Так и человек, если не молится, начинает гнить».
Часто монахи недооценивают пребывание в келье, а это один из высших подвигов. В келье монах подвизается в покаянии, трезвении, памяти смертной. Даже отречение от мира по-настоящему совершается именно в келье – когда во время молитвы монах отрекается от всякого мирского помысла. Это подвиг, который в особенности преображает человека. И одно из самых больших достижений для монаха – приучить себя каждый день в одно и то же время совершать правило.
Второе искушение, с которым, наверно, тоже сталкиваются все монахи, – это бесчувствие в молитве. Что в таком случае делать? Мне больше всего нравится совет преподобного Иоанна Кассиана Римлянина. Он советует монаху, подобно ветхозаветному воину Аоду, пользоваться обеими руками как правой – то есть и счастье, и несчастье употреблять себе во благо. У тебя в молитве все хорошо, есть умиление, чувство близости Божией? Прекрасно, только не поддавайся искушению «справа», то есть тщеславию, – и не останешься без плода. Но и когда приходит искушение «слева», молитва кажется скучной, а само пребывание в келье тягостным, – не унывай и не прекращай молиться. И получишь венец за свое терпение и верность Богу. Главное – не оставлять молитву. Старец Ефрем Филофейский советовал своим монахам, когда у них были трудности в молитве, – немножко обманывать себя. Он говорил им: «Приди в келью и скажи себе: “Протяну одну четочку, это быстро”. Потом скажи: “Одну протянул, протяну и другую. Протяну и третью, во славу Пресвятой Троицы. Протяну и четвертую, во славу четырех евангелистов”. Так и не заметишь, как сделаешь свое правило».
Монах, который терпеливо переносит трудности в молитве и не оставляет ее, хотя бы и годами не имел никаких чувств, – это мученик в очах Божиих. Молитва никогда не пропадает даром, и человек ничего не теряет, когда подвизается в ней. Он, несомненно, получит от Бога награду.
– Болезнь нашего века – это уныние, расслабленность души. Как вы рекомендуете сестрам бороться против помыслов уныния?
– Старец Софроний (Сахаров) писал, что в ту эпоху, когда Эйнштейн сделал свое великое открытие, человечество погрузилось в тяжкое отчаяние. То есть в одно и то же время человеческий разум достиг своего высочайшего развития и обнаружил свое полное бессилие. Самые великие открытия, самый развитый интеллект – это не залог счастья. Наоборот, они могут даже вести к деградации и разрушению. И, как замечает старец Софроний, в ту же эпоху преподобный Силуан получил от Господа откровение: «Держи ум твой во аде – и не отчаивайся». Это утешительное слово: «Не отчаивайся» – через старца Силуана было сказано Господом всем современным людям. Лекарство же от отчаяния – смирение и надежда на Бога.
Для игумена монастыря одно из важнейших дел – поддерживать в братстве бодрый дух, так чтобы не было и следа уныния. Это залог правильной духовной жизни. Один древний подвижник, авва Аполлос, замечая кого-то из братьев печальным, всегда звал его к себе, расспрашивал и потом ободрял: «Почему ты печалишься? Прилично ли унывать монаху? Пусть грешники и язычники рыдают, а нам прилична радость». Действительно, хотя монах идет тесным путем, но в то же время в монашеской жизни сокровенно присутствует великая благодать. Господь особенно поддерживает и утешает монахов. И каковы бы ни были причины уныния, их всегда можно преодолеть. Например, иногда уныние происходит от какого-то смущающего помысла: дьявол что-то представляет монаху в черном свете. Тогда одного доверительного разговора монаха с духовным отцом бывает достаточно, чтобы уныние полностью развеялось. Еще может быть, что человек переутомился, а это обычно сопровождается угнетенностью души, мрачными помыслами. Посоветуешь такому человеку просто выспаться, погулять – и смотришь: он уже снова веселый, и даже не может вспомнить, отчего унывал. Бывает и так, что человек унывает из-за того, что согрешил. Уныние от греха – это более опасная вещь, чем даже сам грех. Это можно сравнить со стрелой, у которой на острие яд. Стрела – это грех, а яд – уныние. И когда человек ранен грехом, для него важнее всего не падать духом, не дать яду уныния отравить все его существо. Святитель Игнатий (Брянчанинов) в таких случаях говорил своим послушникам: «Исповедуй грех – и будь весел!»
Что еще может быть причиной уныния? То, что человек не до конца отрекся от мира. Он хранит в сердце какую-то привязанность, хочет чего-то мирского – и потому его душа разделяется и тоскует. Но если он откровенно и с покаянием исповедуется в этом, то может очень быстро исцелиться от печали. Уныние порой возникает еще оттого, что человек устремляется к высоким добродетелям, которые для него пока недоступны. Самый распространенный пример: монах прочитал о благодатных состояниях, вдохновился, встал на правило – а благодати, как ему кажется, нет. И вот он огорчается, молится уже без вдохновения, у него тьма помыслов. А на самом деле, ведь само то, что он встал на правило, произносит молитву – это уже действие благодати Божией. И если монах просто будет любить свое правило, исполнять его с усердием, то он будет продвигаться в духовной жизни.
Уныние делает монаха бессильным. Тогда как надежда на Бога помогает ему преодолевать все трудности. Даже если монах впал в нерадение – это не повод предаваться унынию. В любой момент монах может сказать себе, как блудный сын: «Встану и пойду к Отцу моему. Совершу свое правило, почитаю Евангелие». И его жизнь изменится, он вновь встанет на путь, ведущий к Богу.
Ревность – это то, что нам нужно обновлять в себе каждый день. Каждый день мы призваны как бы начинать свою жизнь заново, просыпаться утром и радоваться: сегодня я буду угождать Христу, буду отрекаться от себя, служить ближним, молиться. Сегодня я начинаю свой путь к Богу! В земной жизни не может быть такого, чтобы человек когда-то перестал подвизаться, чтобы он однажды сказал: «Я достиг всего, я могу больше ничего не делать». Искать Бога человек призван вновь и вновь. Искание Бога – это и есть обретение Его.
Краткая справка:
Ново-Тихвинский женский монастырь в Екатеринбурге был учрежден в 1809 году личным указом императора Александра I. Первой настоятельницей стала игумения Таисия (Костромина), которая устроила жизнь обители согласно древним иноческим традициям, советуясь с духовно опытными старцами: игуменом Исаией (Зубковым), настоятелем Саровской пустыни и духовником прп. Серафима, прп. Филаретом Глинским, прп. Зосимой (Верховским). Строгие общежительные правила, ежедневное богослужение, любовь к молитве, крепкое единство между сестрами – эти принципы, заложенные игуменией Таисией, хранили все последующие настоятельницы. Главной святыней монастыря была Тихвинская икона Пресвятой Богородицы, на праздник в честь которой, 26 июня/9 июля собирался весь Екатеринбург и множество паломников со всех концов губернии. После революции монастырь был закрыт, сестрам пришлось вести монашескую жизнь в миру, многие подверглись репрессиям.
В 1994 году началось возрождение монастыря; духовником обители все эти годы является схиархимандрит Авраам (Рейдман). К настоящему моменту восстановлен главный храм обители – собор св. Александра Невского.
Собор был заложен при первой настоятельнице – игумении Таисии. Сестры помогали при строительстве храма, ради чего устроили небольшой кирпичный заводик, кирпичи делали своими руками и сами подносили к строящемуся храму. Трехпрестольный собор был освящен в 1854 году.
В 1905 году во время поездки на Урал в этом храме служил св. прав. Иоанн Кронштадтский: во время этого богослужения молящиеся стояли даже на подоконниках и на карнизах окон снаружи.
После революции собор был закрыт, с 1960-х годов в нем располагался краеведческий музей, и туда были привезены мощи св. прав. Симеона Верхотурского – на хранение в закрытом отделе. Там они пребывали до возвращения их Церкви в 1989 году.
В 1991 году храм был возвращен верующим, а затем передан возрожденному Ново-Тихвинскому монастырю. Сестры много потрудились над реставрацией собора, с большой любовью и усердием: весь облик храма детально разработан ими по древним образцам.
Во время освящения собора Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Кириллом 19 мая 2013 года им было преподано благословение, чтобы монастырь впредь именовался: Александро-Невский Ново-Тихвинский.