Форум студентов мти - показать сообщение отдельно - философия. Аксиология

Подписаться
Вступай в сообщество «sinkovskoe.ru»!
ВКонтакте:

АКСИОЛОГИЯ. КЛАССИЧЕСКИЙ ПЕРИОД (1890–1920-е гг.). Ценностная проблематика быстро стала едва ли не преобладающей в европейской мысли.

Пользуясь некоторыми современными классификациями, классическую аксиологию правомерно рассматривать как единство аксиологии «формальной» – изучающей предельно общие законы, заключенные в ценностных отношениях, и аксиологии «материальной» - изучающей структуру и иерархию наличных, «эмпирических» ценностей. К этим двум можно было бы добавить и аксиологическую «онтологию» – вопрос о субъективности (объективности) ценностей, исследование их бытийной локализации и их соотношения с существованием, а также «гносеологию» – вопрос о соотношении ценностей и познания. Эти четыре области и составляют в сущности фундаментальную теорию ценностей.

1. В «формальной» аксиологии систематизировались прежде всего некоторые аксиологические аксиомы, соответствующие тому, что можно было бы назвать ценностной логикой. Четыре аксиомы были сформулированы уже Брентано. М.Шелер в фундаментальном труде «Формализм в этике и материальная этика ценностей» (1913–1916) добавил к ним отношения между ценностью и долженствованием: во-первых, должны или не должны существовать только ценности; во-вторых, должны существовать только положительные ценности, а отрицательные не должны. Сюда, далее, относятся отношения должного и недолжного к «праву на бытие»: все должное имеет право на бытие, но не имеет права на небытие, тогда как недолжное, наоборот, имеет право на небытие, но не на бытие. Наконец, он формулирует правило, напоминающее логический закон исключенного третьего: одна и та же ценность не может быть и позитивной, и негативной.

2. Иерархизация основных классов ценностей предпринималась в классической аксиологии неоднократно. Одним из первых о ней заговорил Э. фон Гартман (1895), предложивший следующий ряд: удовольствие – целесообразность – красота – нравственность – религиозность, отчасти напоминающий иерархию благ в платоновском «Филебе».

Более громоздкая иерархизация принадлежала Г.Мюнстербергу, различавшему в «Философии ценностей» (1908) следующие классы: ценности «самоподдержания», «согласия», «деятельности», «осуществления»; жизненные и культурные ценности; ценности существования, единства, развития (соотносимые с жизненными ценностями, становлением, действием), божественные; ценности взаимосвязи, красоты, «производства», мировоззрения. Наиболее глубокое осмысление иерархии ценностей встречается у Шелера. «Всему царству ценностей, – пишет он, – присущ особый порядок, который состоит в том, что ценности в отношениях друг к другу образуют высокую «иерархию», в силу которой одна ценность оказывается «более высокой» или «более низкой», чем другая. Эта иерархия, как и разделение на «позитивные» и «негативные» ценности, вытекает из самой сущности ценностей и не относится только к «известным нам ценностям»» (Шелер М. Избр. произв. М., 1994, с. 305). Интуитивно-созерцательное (в платоновском смысле) постижение «ранга» той или иной ценности, которое осуществляется в особом акте их познания, называется у Шелера «предпочтением» (Vorzugsevidenz). Это постижение разнится в связи с благами, как носителями ценностей, и самими ценностями, ибо в первом случае речь идет об эмпирическом, а во втором – об априорном предпочтении. Тот, кто предпочитает ценность «благородного» ценности «приятного», будет обладать индуктивным опытом совсем иного мира благ, чем тот, кто этого не делает. Поскольку иерархия ценностей онтологически отлична от «предпочитаемости» их эмпирических носителей, она, по мнению Шелера, совершенно неизменна в своей сущности для всех субъектов, хотя «правила предпочтения», возникающие в истории, всегда вариативны. Постигать, какая ценность является более высокой, чем другая, нужно каждый раз заново в «акте предпочтения».

В иерархии ценностей следует различать два порядка, из которых один упорядочивает соотношения в соответствии с их сущностными носителями, другой – собственно ценностные модальности. Сущностными носителями ценностей могут быть ценные «вещи», которые можно назвать благами, и личности. Но помимо них носителями ценности являются определенные «акты» (познания, любви и ненависти, воли), функции (слух, зрение, чувство и т.д.), ответные реакции (радость по поводу чего-либо, в т.ч. реакции на других людей и т.д.), спонтанные акты. Наиболее важная иерархия – самих ценностных модальностей – описывается в последовательности четырех рядов:

1) ценностный ряд «приятного» и «неприятного». Им соответствует на уровне сущностных носителей «чувственное чувство» и его модусы – наслаждение и страдание, а также «чувства ощущений» – чувственное удовольствие и боль;

2) совокупность ценностей витального чувства. Речь идет о всех качествах, которые охватывают противоположность «благородного» и «низкого». Сюда же относятся ценности сферы значений «благополучия» и «благосостояния». На уровне состояний им соответствуют все модусы чувства жизни – «подъем» и «спад», здоровье и болезнь и т.д., в виде ответных реакций – радость и печаль, в виде инстинктивных реакций – мужество и страх, импульс чести, гнев и т.п.;

3) области духовных ценностей: «прекрасное» и «безобразное» и весь круг чисто эстетических ценностей; «справедливое» и «несправедливое», т.е. область ценностей этических; ценности чистого познания истины, которые стремится реализовать философия (наука, по мнению Шелера, руководствуется также целями «господства над явлениями»). Производными от всего этого ряда являются ценности культуры, которые по своей природе относятся уже скорее к области благ, т.е. материальных носителей ценностей (сокровища искусства, научные институты, законодательство и т.д.). Состояния (корреляты) духовных ценностей – духовные радость и печаль, ответные реакции – расположение и нерасположение, одобрение и неодобрение, уважение и неуважение, духовная симпатия, поддерживающая дружбу, и некоторые другие;

4) высшей ценностной модальностью оказывается модальность «святого» и «несвятого». Основной ее различительный признак - то, что она являет себя только в тех предметах, которые в интенции даны как «абсолютные предметы». В соотношении с этой ценностной модальностью все остальные ценности являются ее символами. В качестве состояний ей соответствуют чувства «блаженства» и «отчаяния», специфические ответные реакции – «вера» и «неверие», «благоговение», «поклонение» и аналогичные способы отношений. В отличие от них акт, в котором изначально постигаются ценности святого, – это акт любви. Поэтому самостоятельной ценностью в сфере «святого» будет с необходимостью «ценность личности». Ценностями священного являются формы почитания, которые даны в культе и таинствах.

Каждой из этих четырех ценностных модальностей соответствуют свои «чистые личностные типы»: художник наслаждения, герой или водительствующий дух, гений и святой. Соответствующие сообщества – простые формы т.н. «обществ», жизненное общество (государство), правовое и культурное сообщество, сообщество любви (церковь). Э.Шпрангер в «Формах жизни» (1914) предлагает различать уровни ценностей в зависимости от того, можно ли тот или иной ряд отнести к средствам или целям по отношению к другим. В.Штерн в трилогии «Личность и вещь» (1924) различает ценности-цели и ценности-носители.

3. «Ценностная ситуация», как и познавательный акт, предполагает наличие трех необходимых компонентов: субъекта (в данном случае «оценивающего»), объекта («оцениваемого») и некоторого отношения между ними («оценивания»). Расхождения были связаны не столько с их фактическим признанием, сколько со сравнительной оценкой их места в «ценностной ситуации» и соответственно онтологического статуса ценностей. И здесь основные позиции связаны с попытками локализовать ценности преимущественно в оценивающем субъекте, преимущественно в оцениваемом объекте, в том и другом и, наконец, за пределами и того, и другого.

1) в субъективистской трактовке ценностного отношения различимы в свою очередь три позиции, связанные с тем, в каком начале душевной деятельности оно преимущественно локализуется - в желаниях и потребностях субъекта, в его волевом целеполагании или в особых переживаниях его внутреннего чувства.

Первую из этих позиций отстаивал австрийский философ X.Эренфельс, согласно которому «ценность вещи есть ее желательность» и «ценность есть отношение между объектом и субъектом, которое выражает тот факт, что субъект желает объект либо уже фактически или желал бы его и в том случае, если бы не был даже убежден в его существовании». Он утверждал, что «величина ценности пропорциональна желательности» (Ehrenfels Ch. von. System der Werttheorie, Bd. I. Lpz., 1987, S. 53, 65). Волюнтаристскую трактовку ценностей, восходящую к Канту, развивал Г.Шварц, утверждавший, что ценностью следует называть опосредованную или непосредственную цель воли (Willenziele). Согласно же Г.Когену, удовольствие и неудовольствие не являются знаками или «гарантами» ценности, «но одна чистая воля должна производить ценности, которые могут быть наделены достоинством» (Cohen H. System der Philosophie, Th. II, Ethik des reinen Willens. B, 1904, S5. 155).

Переживания внутреннего чувства, рассматривавшиеся как локализация ценностей еще английскими просветителями, разрабатывавшими идею морального чувства и внутреннего чувства, затем Юмом, а также Баумгартеном и Мейером и в концепции внутренних восприятий, «чувствований» Тетенса, а позднее послекантовскими философами, также нашли много приверженцев, включая Ибервега, Шуппе, Дильтея и др. Аксиологам, настаивавшим на локализации ценностей в каком-то одном аспекте душевной деятельности, противостояли те, кто также считали объект ценностно нейтральным, но отказывались от выделения в субъекте какой-либо специальной «ответственной за ценности» способности. Этого мнения придерживался и Ф.Шиллер, который считал ценности достоянием целостного, а не «раздробленного» субъекта. Э. фон Гартман считал, что для осуществления ценностного расположения необходимо взаимодействие и логических представлений, и внутреннего чувства, и целеполагающей воли. А. Риль прямо настаивал на том, что ценности, как и идеи, восходят к действиям рассудка, переживаниям души и стремлениям воли;

2) к «субъект-объективистам» следует в первую очередь отнести последователей Лотце и Брентано. Так, австрийский философ А. Мейнонг в книге «Психологическо-этические изыскания по теории ценностей» (1897) подверг остроумной критике многие основоположения субъективизма. К примеру, он считал несостоятельными попытки выводить ценность объекта из его желаемости или его способности удовлетворять наши потребности, поскольку отношения здесь скорее противоположные: желательно для нас и удовлетворяет наши потребности то, что мы уже считаем для нас ценным. Мейнонг, правда, считал, что субъективность ценностных переживаний доказывается тем, что один и тот же объект вызывает различные ценностные чувства у разных индивидов, а порой и у одного и того же, но и при этом он видел в чувстве ценности лишь симптом ценности, единственное феноменально доступное нам в ней, а следовательно, оставляющее место и для ноуменально ценного, которое не ограничивается рамками субъекта. В критике субъективистов-натуралистов с ним был солидарен Дж. Мур, который также считал, что «не наши эмоциональные состояния обусловливают представления о ценностности соответствующих объектов, но наоборот». Ценность можно определить как неэмпирическое, но объективное свойство предмета, постигаемое лишь в особой интуиции. Согласно И.Хейде, ни чувство ценности субъекта, ни свойства объекта сами по себе еще не образуют собственно ценностей, но составляют только их «основания» (Wertgrund). Ценность в собственном смысле есть «особое отношение, «приуроченность» между объектом ценности и ее чувством – особым состоянием субъекта ценности» (Heide Ι.Ε. Wert. В., 1926, S. 172). К субъект-объектной трактовке ценностей можно отнести и аксиологию Э. Гуссерля, исследовавшего в «Идеях к чистой феноменологии и феноменологической философии» (1913) природу того, что он называл оценивающими актами. Эти акты обнаруживают собственную двойную направленность. Когда я осуществляю их, то я просто «схватываю» вещь и одновременно «направлен» на ценную вещь. Последняя является полным интенциональным коррелятом (объектом) моего оценивающего акта. Поэтому «ценностная ситуация» является частным случаем интенционального отношения, а ценности должны быть неким видом сущего;

3) объективистская аксиология настаивает на существовании онтологически независимого от субъекта царства ценностей, по отношению к которым он оказывается в положении реципиента. Основателем этого направления по праву считается М.Шелер. Устроение царства ценностей, по Шелеру, уже вполне выявляется при рассмотрении его «материальной аксиологии», прежде всего иерархической структуры этого царства, представляющего собой законченное органическое единство. Он акцентировал различие ценностей и их носителей в виде личностей и вещей. Категория носителей ценностных качеств соответствует приблизительно благам (Güter), которые являют единство этих качеств и соотносятся с ними как вещи, в коих осуществляются эйдосы, с самими эйдосами. Эти эйдетические ценности характеризуются как «подлинные качества» и «идеальные объекты». Как и платоновские эйдосы, они могут восприниматься и независимо от своих носителей: подобно тому, как краснота может постигаться и вне отдельных красных предметов. Их постижение осуществляется посредством особого рода интуитивно-созерцательного (умозрения), в области которого рассудок так же непригоден, как слух для различения цветов.

Последователь Шелера Н.Гартман развивает концепцию царства ценностей в «Этике». Он характеризует ценности как «сущности или то, посредством чего все им причастное становится тем, что они суть сами, а именно ценным». «Но они, далее, не формальные, бесформенные образы, но содержания, «материи», «структуры», открытые для вещей, отношений и личностей, которые к ним стремятся» (Hartmann N. Ethik. В., 1926, S. 109). Все может стать ценностным только через причастность ценностям-сущностям по той причине, что действительность как таковая ценностному миру внеположена, а блага становятся таковыми также через них. Но царство ценностей вторгается в наш мир извне, и это можно ощутить в силе воздействия таких нравственных феноменов, как чувство ответственности или вины, воздействующих на индивидуальное сознание подобно некоей силе, с коей не могут тягаться природные интересы «я», самоутверждение и даже самосохранение. Эти этические феномены имеют бытие, но особое, отдельное от того, которое присуще действительности. Иными словами, «имеется для себя сущее царство ценностей, истинный умопостигаемый космос, который располагается по ту сторону как действительности, так и сознания» и который постигается в столь же трансцендентном акте (обращенном к внесубъективному бытию), как и любой истинный познавательный акт, вследствие чего познание ценностей может быть как истинным, так и ложным в буквальном смысле (там же, S. 146, 153);

4) если Шелер и Н.Гартман выделяли для ценностей отдельное царство бытия, то В.Виндельбанд противопоставлял ценности «сущему», а Г.Риккерт считал, что простое расширение реальности до включения в нее ценностей не может привести к постижению их значимости. Целеполагающая воля может иметь транссубъективное, всеобщее значение только в том случае, если она возвышается над причинными законами и связями природы и истории, ибо ценностные значимости (Geltungen), коими определяется все, «не располагаются ни в области объекта, ни в области субъекта», «они даже не суть реальное». Иными словами, ценности составляют «совершенно самостоятельное царство, лежащее по ту сторону субъекта и объекта» (Риккерт Г. О понятии философии. – «Логос», 1910, кн. I, с. 33). Объективная значимость ценностей может познаваться теоретическими науками, но она не опирается на их результаты и не может соответственно быть поколебленной последними. Существует, правда, область действительности, которая может снабдить теорию ценностей материалом для ее изысканий – это «мир культуры», причастная ценностям реальность. История как наука о культуре позволяет выявить освоение субъектом ценностного мира во времени и в становлении, но сам источник этого становления находится за его пределами, обнаруживая свой «надысторический характер».

4. Разработка ценностных аспектов познания принадлежала преимущественно Баденской школе. Виндельбанд, выясняя предметные границы философии и конкретных наук, определял философию как таковую в качестве «науки о необходимых и общезначимых определениях ценностей» (Виндельбанд В. Избранное. Дух и история. М., 1995, с. 39). Это определение основывалось на онтологическом дуализме ценностей и сущего: если сущее составляет предмет конкретных наук, то философия, дабы избежать их дублирования, должна обратиться к ценностному миру. Однако Виндельбанд руководствовался и собственно гносеологической презумпцией о том, что нормативным (оценочным) является сам познавательный процесс как таковой. Любые – как «практические», так и «теоретические» – суждения с необходимостью включают в себя и оценку своего содержания. Тем не менее существует и особая область ценностного познания, связанная с идеографическим методом, характерным для наук о культуре. Эти положения развиваются у Риккерта: функция суждения родственна воле и чувству; даже чисто теоретическое познание включает оценку; всякое убеждение, что я нечто познал, покоится на чувстве признания или отвержения чего-то; признавать можно только то, что понимается ценностно.

Этой позиции был близок и Гуссерль, считавший, что любое конкретное действие сознания, направленное на освоение действительности, исходит из «глухой скрытой атмосферы основополагающих ценностей», из того жизненного горизонта, в котором «я» по своему желанию может реактивировать свои прежние переживания, но он не делал в отличие от них из этого положения далеко идущих гносеологических и науковедческих заключений. Значение ценностных компонентов в научном познании специально рассматривалось М.Вебером, выдвинувшим концепцию «ценностной идеи», которая определяет установки ученого и его картину мира. Ценностные установки ученого не являются субъективными, произвольными – они связаны с духом его времени и культуры. «Интерсубъективный» дух культуры определяет и аксиологические установки того научного сообщества, которое оценивает результаты его изысканий. Но специальное значение «ценностная идея» имеет для наук о культуре (в которые Вебер включал и социологию).

В. К. Шохин

Новая философская энциклопедия. В четырех томах. / Ин-т философии РАН. Научно-ред. совет: В.С. Степин, А.А. Гусейнов, Г.Ю. Семигин. М., Мысль, 2010, т. I, А - Д, с. 63-66.

Ряд центральных проблем философии ценностей, или аксиологии, нуждается, по всей видимости, в прояснении. В числе этих проблем определение понятия ценности; неустойчивость границы между сущим и должным; роль ценностей в научном познании и, прежде всего, в социальных и гуманитарных науках.

Человек не только созерцающее, но и практическое, действующее существо, опирающееся в процессе своей деятельности на принятые им цели, проекты, планы, идеалы, нормы, конвенции и др., формируемые эксплицитными или имплицитными оценками. Если цель описания - сделать так, чтобы слова соответствовали миру, в котором мы существуем, то цель оценки - сделать так, чтобы мир отвечал словам. Это положение диктует общую линию подхода к анализу ценностей. И ценность, и истина являются не свойствами, а отношениями. И истинно то утверждение, которое соответствует описываемой им ситуации. Позитивно ценной является ситуация, отвечающая предъявляемым к ней требованиям.

Возникновение аксиологии. Прежде всего - несколько слов о возникновении аксиологии как особого раздела философии. Иногда высказывается мнение, что аксиология начала развиваться только со второй половины XIX в. Сам термин ввел в 1902 г. французский философ П.Лапи, а уже в 1904 г. Э. фон Гартманн использовал этот термин для именования раздела философии, занимающегося ценностями.

Все это, однако, чисто внешняя сторона дела. Термин «эстетика» А.Г.Баумгартен ввел только в XVIII в., но эстетика как философская дисциплина восходит еще к античности. Термин «капитализм», отмечает историк Ф.Бродель, стал употребляться лишь с начала ХХ в., но зарождение капитализма относится еще к XIV-XV вв.

Аксиология начала складываться еще в античной философии. Можно без особого преувеличения сказать, что аксиология, в сущности, столь же стара, как и сама философия.

Здесь достаточно вспомнить борьбу Платона с симулякрами - образами, не имеющими прототипа в реальном мире. Постмодернисты, в частности Ж.Бодрийяр, первоначально понимали их как «пустые формы», «псевдовещи». Лишь позднее Ж.Делёз, метафорично назвавший симулякры «неподобными подобиями», определил основную цель философии Платона как борьбу с симулякрами. Согласно Платону, существуют копии и существуют также симулякры-фантазмы. Задача состоит в том, чтобы обеспечить победу копии над симулякром, подавить его, загнать на самое дно и не давать ему выйти на поверхность.

Иначе говоря, все художественные образы делятся на репрезентативные - представляющие то, что есть в реальности, и нерепрезентативные - того, чего нет в реальности, но что, как представляется художнику или философу, должно иметь место. Репрезентативный, или, как его назвал Аристотель, миметический, образ подражает действительности. Нерепрезентативный, или немиметический образ (симулякр), говорит о явлении, которое еще не наступило и, возможно, никогда не наступит, но которому следовало бы иметь место. Симулякры являются образами в том же смысле, что и миметические образы: и те, и другие представляют собой не понятия, а эмоционально насыщенные картинки, обращенные в первую очередь не к разуму человека, а к его чувствам. Если существовать в смысле Платона значит иметь свой прообраз в мире эйдосов, то симулякры действительно не должны существовать. Делёз прав: проблему симулякра, в самом деле, можно считать центральной в философии Платона. То, что не существует, но - по чьему-то разумению - должно было бы иметь место следует, согласно Платону, исключить и из искусства, и из самой жизни. Мир идей, по Платону, это неизменное бытие, в нем нет становления. Коль скоро становление отсутствует, нужно исключить и то, чего реально не существует, но должно было бы быть.

Итак, аксиология берет свое начало отнюдь не в XIX в., а еще в античности; и центральный вопрос аксиологии - это разграничение сущего и должного .

Определение понятия ценности. Центральный момент всякого рассуждения о ценностях - это определение самого понятия ценности . И как раз этот момент чаще всего остается в тени. Разговор ведется так, будто заранее известно, что подразумевается под ценностью и чем суждение о ценности отличается от ее описания. Такой разговор неизбежно становится до крайности аморфным.

Существуют десятки определений понятия ценности. Они различаются деталями, но суть их обычно одна: ценностью объявляется предмет некоторого интереса, желания, стремления и т. п., или, короче говоря, объект значимый для человека или группы лиц. В общем случае, ценностью является, как говорил Р.Б.Перри, любой предмет любого интереса .

На всех подобного рода определениях сказывается обычное убеждение, что истина - это свойство мыслей, правильно отображающих действительность, а ценность - свойство самих вещей, отвечающих каким-то целям, намерениям, планам и т. п.

Важно с самого начала подчеркнуть, что ценность, как и истина, является не свойством , а отношением между мыслью и действительностью.

Утверждение и та ситуация, которой оно касается, могут находиться между собой в отношениях разных уровней - описательном и оценочном . В случае первого отправным пунктом сопоставления является ситуация. Утверждение выступает как ее описание и характеризуется в терминах «истинно» и «ложно». В случае оценочного отношения мысли и действительности исходным является утверждение, функционирующее как стандарт, перспектива, план и т. п. Соответствие ему ситуации характеризуется в терминах «хорошо», «безразлично» и «плохо».

Истинным является утверждение, соответствующее описываемой им ситуации. Позитивно ценной следует считать ситуацию, соответствующую высказанному о ней утверждению, отвечающую предъявляемым к ней требованиям. То есть позитивно ценной является такая ситуация, какой она должна быть в соответствии с существующим в данном обществе образцом или стандартом объектов рассматриваемого рода, или в соответствии с представлениями субъекта о совершенстве таких объектов.

Допустим, что сопоставляются дом и его план. Можно, приняв за исходное дом, сказать, что план, соответствующий дому, является истинным. Но можно, считая исходным план, сказать, что дом, отвечающий плану (например, плану архитектора), является хорошим, т. е. таким, каким он должен быть.

Возможны, таким образом, два разных направления приспособления между словами и миром: описательное и оценочное.

Хороший пример на эту тему принадлежит английской исследовательнице Г.Энскомб . Предположим, что некий покупатель, снабженный списком, наполняет в универсаме свою тележку указанными в этом списке товарами. Другой человек, наблюдающий за ним, составляет список отобранных им предметов. При выходе из магазина в руках у покупателя и его наблюдателя могут оказаться два совершенно одинаковых списка. Но функции данных списков окажутся совершенно разными. Для покупателя отправным пунктом служит список. Мир, преобразованный в соответствии с последним и отвечающий ему, будет позитивно ценным (хорошим). Для наблюдателя исходным является мир. Список, соответствующий ему, будет истинным. Различие позиций покупателя и наблюдателя особенно ярко проявляется, когда кто-либо из них допускает ошибку. Если ошибается покупатель, для исправления своей ошибки он предпринимает предметные действия : он видоизменяет плохой, не отвечающий списку мир своей тележки. Если ошибается наблюдатель, он вносит изменения в свои слова : исправляет ложный, не согласующийся с содержимым тележки список.

Таким образом, цель описания - сделать так, чтобы слова соответствовали миру, а цель оценки - чтобы мир отвечал словам. Это две диаметрально противоположные функции. Очевидно, что они не сводимы друг к другу. Нет также оснований считать, что описательная функция языка является первичной или более фундаментальной, чем его оценочная функция.

Определение позитивной ценности (добра) как соответствия объекта мысли о ней можно назвать классическим , поскольку оно восходит еще к античности. Данное определение ценности можно назвать также абсолютным , имея в виду его независимость от каких-либо конкретных свойств объектов, сопоставляемых с мыслью.

Хотя истина и ценность представляют собой отношения между идеями и вещами, в обычном употреблении и истина, и ценность предстают как свойства. Один из двух элементов истинностного и ценностного отношения, как правило, опускается. Какой именно, это зависит от исходной точки зрения, той цели, ради которой сопоставляются идея и объект. Если целью является описание, то не упоминается объект, и истинной считается сама мысль (высказывание). Если цель - оценка, абстрагируются от мысли, под которую подводится объект, и ценность приписывается объекту. Именно этими своеобразными абстракциями объясняется обычное убеждение, что истина - это свойство мыслей, правильно отображающих реальность, а ценность - свойство самих вещей, отвечающих каким-то целям, намерениям, планам и т. п.

Как правило, эти особенности употребления «истины» и «ценности» не ведут к недоразумениям. Однако при непосредственном сопоставлении истины и ценности сведения отношений к свойствам следует избегать.

В обычном языке между истиной и ценностью имеется определенная асимметрия. Слово «истинный» употребляется, как правило, только применительно к утверждениям, слово же «хороший» многофункционально. Интересно отметить, что в выражениях, подобных «истинный друг» и «истинное произведение искусства», слово «истинный» имеет смысл: «соответствующий своему стандарту» или «такой, каким и должен быть», т. е. употребляется вместо слова «хороший» («настоящий», «подлинный» и т. п.). Иногда это обстоятельство используется как повод поговорить о «двух видах» истины. Так поступал, в частности, Г.В.Ф. Гегель . Еще раньше о «двух видах истины» говорили Фома Аквинский, И.Кант и др. .

Еще один момент асимметрии «истинного» и «хорошего»: установление истинностного отношения чаще всего не отмечается, выражение ценностного же отношения обычно требует специальных языковых средств. Просто сказать, что «небо голубое», все равно что сказать «истинно, что небо голубое». Оценка обычно предполагает использование особых «оценочных» слов: «хорошо, что небо голубое», «небо должно быть голубым» и т. п.

Всякая оценка предполагает, помимо своего предмета и оценивающего субъекта, также определенное основание, т. е. то, с точки зрения чего производится оценивание. Нередко основание оценки только подразумевается и не находит явного выражения. Для описательного высказывания, скажем, «истинно, что этот стол желтый» нет необходимости указывать основание, поскольку основания описательных высказываний всегда совпадают. В этом смысле они не зависят от точки зрения, являются, как говорят, интерсубъективными. Оценочные высказывания принципиально отличаются в этом плане от описательных: разные оценки могут иметь разные основания. Оценка «хорошо, что этот стол желтый» эллиптична: она говорит о соответствии стола какой-то цели, идее, не уточняя, однако, последнюю. «Хорошо, что этот стол желтый, так как, имея другой цвет, он не вписывался бы в интерьер» - это полная оценка, формулировка которой включает основание. Она прямо говорит о том, что рассматриваемый стол соответствует определенной идее, имеющейся идее интерьера.

Указанные различия между истинностным и ценностным употреблениями языковых выражений существенно затемняют параллель, существующую между истиной и ценностью как двумя характеристиками отношения человеческой мысли к миру. Затемняют, но отнюдь не разрушают и не устраняют ее.

Языковое выражение ценностного отношения. Всякий раз, когда объект сопоставляется с мыслью на предмет соответствия, возникает ценностное отношение. Далеко не всегда оно сознается, еще реже оно находит выражение в особом высказывании.

Формы явного и неявного вхождения ценностей в наши рассуждения, и в частности в научные теории, многочисленны и разнородны. Что касается языкового выражения ценностного отношения, то чаще всего оно фиксируется утверждениями с явным или подразумеваемым «должно быть»: «ученый должен быть критичным», «всякое явление должно иметь причину», «металл должен быть ковким» и т. п. Явные абсолютные оценки часто выражаются в форме «хорошо (плохо, безразлично), что это и то», или опять-таки с «должно быть». В явных сравнительных оценках используются наречия «лучше» («предпочтительнее»), «хуже» и «равноценно».

К выражениям оценочного характера относятся, помимо явных оценок, также всякого рода стандарты, правила, образцы, идеалы, утверждения о целях, конвенции, аналитические высказывания, номинальные определения и т. п. Нетрудно показать, что нормы всех видов являются частным случаем оценок, а именно - оценками с санкцией: «обязательно А» означает, что А - позитивно ценно и хорошо, что если А не реализуется, то последует наказание. Норма разлагается, таким образом, на две оценки.

Очевиден оценочный характер традиций, советов, пожеланий, методологических и иных требований, предостережений, просьб, обещаний и т. п. Оценки входят неявно и в утилитарные (или инструментальные) оценки , устанавливающие цели и указывающие средства их достижения.

Говоря о формах, в которых воплощается ценностное отношение, нужно отметить, что многие понятия, как обычного языка, так и языка науки, имеют явную оценочную окраску. Их иногда называют «оценочными», или «хвалебными», круг их широк и не имеет четких границ. В числе таких понятий «наука» как противоположность мистике и иррационализму, «знание» как противоположность слепой вере, «теория», «труд», «рациональность», «факт» и т. д. Сами понятия «истины» и «ценности» имеют в большинстве своих употреблений оценочный оттенок. Введение подобных понятий редко обходится без одновременного привнесения неявных оценок. Сказать о каком-то утверждении, что это - истина, часто значит не просто констатировать соответствие его реальному положению дел, но и как-то одобрить его. Стремление к истине является, как принято считать, позитивно ценным, поэтому каждое конкретное истинное утверждение - если, конечно, оно новое и глубокое, а не банальность типа «сажа черная», - обычно оценивается положительно. Но возможность такой оценки не означает, разумеется, что истинностное отношение идеи к действительности переворачивается и превращается в их ценностное отношение.

Часто приводимое положение, что «истина - это одна из ценностей» двусмысленно. Верно, что поиски истины заслуживают одобрения, но неверно, что истинностное отношение - частный случай ценностного.

Ценности входят в рассуждение не только с особыми «хвалебными» словами. Любое слово, сопряженное с каким-то устоявшимся стандартом - а таких слов в языке большинство, - обычно вводит при своем употреблении неявную оценку. «…Слова суть этикетки, - писал французский эстетик Ж. Жубер. - Поэтому, ища их, обретаешь и вещи» .

Таким образом, не только «хвалебные», но и, казалось бы, оценочно нейтральные слова способны выражать ценностное отношение. Это делает грань между «есть» и «должно быть» особенно нечеткой. Вне контекста употребления выражения, как правило, невозможно установить, описывает оно или оценивает, либо же делает и то и другое сразу.

Описательно-оценочные высказывания. Зыбкость и неустойчивостьграницы между сущим и должным с особой наглядностью демонстрирует частое - можно сказать, обычное - употребление в языке двойственных, описательно-оценочных утверждений . В зависимости от ситуации использования с их помощью или описывают, или оценивают. Но нередко даже знание ситуации не позволяет с уверенностью сказать, какую из этих двух функций выполняет рассматриваемое утверждение. К описательно-оценочным выражениям относятся принципы морали, правила частной и общей практики, регулятивные принципы познания, научные законы и т. д.

Еще Сократ столкнулся с затруднением, связанным с возможностью как истинностной, так и ценностной интерпретации одного и того же утверждения или рассуждения. На вопрос, может ли справедливый человек однажды совершить несправедливый поступок, он отвечал, что нет: если это произойдет, человек перестанет отвечать идее справедливого. Л.Шестов писал по этому поводу: «Сократовское уверение, что с дурным не может приключиться ничего хорошего, а с хорошим ничего дурного - есть “пустая болтовня” и “поэтический образ”, который он подобрал где-то на большой дороге или в еще худшем месте…» .

О пословице «пророк действительно пророчествует» Р.Карнап пишет, что она тавтологична, и потому не несет никакой информации . Очевидно, это не так. В истинностной интерпретации пословица действительно является тавтологией. Но в ценностной интерпретации она выражает определенное требование к тому, кого именуют пророком: он должен прорицать. Сходным образом, афоризм «Турнирное счастье всегда на стороне призеров» является содержательно пустым в истинностном истолковании, но в ценностном - устанавливает важное условие успеха в турнире: везение.

Между полюсами чистых описаний и чистых оценок располагаются следующие типы описательно-оценочных утверждений:

- акцентуированные , или оценочно окрашенные высказывания , имеющие главным образом описательное содержание, но функционирующие в системе определенных общих ценностей и несущие на себе их оттенок; хорошими примерами таких высказываний могут служить определения толковых словарей, правила грамматики (П.Ф. Стросон) и т. п.

- научные законы , не только описывающие и объясняющие некоторые совокупности фактов, но и служащие стандартами оценки других утверждений теории;

- высказывания о тенденциях социального развития , подводящие итог предшествующим стадиям эволюции социальных явлений и структур и намечающие перспективу их дальнейшего развития;

- правила частной человеческой практики , обобщающие опыт деятельности в какой-то области и дающие на этой основе рекомендации, как оптимизировать данную деятельность (иногда такие правила имеют вид чистых описаний);

- принципы морали как правила определенной, хотя и весьма широкой практики;

- правила логики и математики , являющиеся правилами всякой, или универсальной практики и, вместе с тем, сохраняющие определенное описательное содержание, а значит, известную претензию на истинность.

О двух смыслах слова «хороший». Слово «хороший» и многочисленные его синонимы служат не только для выражения оценок или описательно-оценочных утверждений. В разных контекстах «хороший», «безразличный» и «плохой» выполняют различные функции. Наиболее существенны две из них:

- функция выражения ценностного отношения, или формулировка оценки;

- функция замещения совокупности каких-то эмпирических свойств.

Обычное употребление предложений типа: «это - прекрасный поступок», «я люблю, когда правила выполняются неукоснительно», «поведение этих людей возмущает меня» и т. п. - это употребление их для выражения определенных психических состояний, связанных с ценностями, и, соответственно, для прямого или косвенного побуждения к действию.

Оценочные понятия могут использоваться не только для выражения ценностных отношений, но и для замещения тех или иных совокупностей данных в опыте свойств. Обычное употребление предложений типа «это - преступная небрежность», «автомобили такой-то марки являются плохими», «данное вещество - прекрасное лекарство» и т. п. - это использование их с намерением указать, что рассматриваемые объекты обладают вполне определенными свойствами: являются нарушением закона, имеют малую или большую скорость, быстро излечивают какие-то болезни и т. д.

Термины «хороший» и «плохой», употребляемые в высказываниях о вещах разных типов, говорят о наличии у этих вещей разных свойств. Более того, «хороший» и «плохой», высказываемые о вещах одного и того же типа, но в разное время, иногда замещают разные или даже несовместимые друг с другом множества свойств.

Слова «хороший», «плохой», «лучший», «худший» и т. п., выполняющие функцию замещения, характеризуют отношение оцениваемых вещей к определенным образцам, или стандартам. В этих складывающихся стихийно и имеющих социальную природу стандартах указываются совокупности эмпирических свойств, которые, как считается, должны быть присущи вещам. Для вещей разных типов существуют разные стандарты: свойства, требуемые от хороших адвокатов, не совпадают со свойствами, ожидаемыми от хороших полководцев, и т. п.

Для отдельных типов вещей имеются очень ясные стандарты. Это позволяет однозначно указать, какие именно свойства должна иметь вещь данного типа, чтобы ее можно было назвать хорошей. В случае других вещей стандарты расплывчаты и трудно определить, какие именно эмпирические свойства приписываются этим вещам, когда утверждается, что они являются хорошими. Легко обозначить, например, свойства хорошего ножа для рубки мяса или хорошей коровы. Сложнее определить, что тот или иной человек понимает под хорошим домом или хорошим следователем. И совсем трудно вне контекста решить, какой смысл вкладывается в выражение «хороший поступок» или «хорошая шутка».

Для отдельных вещей вообще не существует сколько-нибудь определенных стандартов. С ножами, адвокатами, докторами и шутками приходится сталкиваться довольно часто, их функции сравнительно ясны и сложились устойчивые представления о том, чего следует ожидать от хорошего ножа, доктора и т. д. Но что представляет собой хорошая планета? Сказать, что это такая планета, какой она должна быть, значит ничего не сказать. Для планет не существует стандарта, или образца, сопоставление с которым помогло бы решить, является ли рассматриваемая планета хорошей.

Две функции, характерные для оценочных и нормативных терминов, подобных «хорошему» и «должному» (функция выражения и функция замещения), независимы друг от друга. Слова «хороший», «плохой», «лучший», «должный» и т. п. могут использоваться лишь для выражения ценностного отношения, а иногда только для указания отношения оцениваемого предмета к достаточно устойчивому стандарту. Нередко, однако, эти слова употребляются таким образом, что ими выполняются обе указанные функции.

Проведение четкой границы между двумя разными функциями оценочных понятий позволяет объяснить многие странные на первый взгляд особенности употребления этих понятий.

Слово «хороший» может быть отнесено к очень широкому кругу объектов: хорошими могут быть и молотки, и адвокаты, и шутки и т. д. Разнородность класса хороших вещей отмечал еще Аристотель. Он использовал ее как довод против утверждения Платона о существовании общей идеи добра. Хорошими могут быть вещи столь широкого и столь неоднородного класса, что трудно ожидать наличия у каждой из них некоторого общего качества, обозначаемого словом «хорошее».

Понятие функции замещения позволяет объяснить как факт необычайной широты множества хороших вещей, так и разнообразие тех смыслов, которые может иметь определение «хороший». Универсальность множества хороших вещей объясняется тем, что слово «хороший» не обозначает никакого фиксированного эмпирического свойства. Им представляются совокупности таких свойств, и при этом в случае разных типов вещей эти совокупности различны. Например, «красным», «тяжелым» и т. п. может быть названо лишь то, что имеет вполне определенные свойства. Употребление «хорошего», как и «должного», не ограничено никакими конкретными свойствами.

Английский философ Дж. Мур высказал следующие два положения о «добре», или «хорошем»: «добро» зависит только от внутренних (естественных) свойств вещи; но само оно не является внутренним свойством. Иными словами, является ли определенная вещь хорошей, зависит исключительно от естественных, или описательных свойств вещи, но слово «хороший» не описывает эту вещь .

Эти положения кажутся на первый взгляд парадоксальными, но в действительности они дают довольно точную характеристику «добра» («хорошего»). Слово «хороший» ничего не описывает в том смысле, в каком описывают такие слова, как «синий», «ковкий» и т. п. Но то, что та или иная конкретная вещь является хорошей, определяется ее фактическими, или описательными, свойствами. Мур был, однако, не вполне прав, утверждая, что добро зависит только от естественных свойств вещи. Оно зависит в равной мере и от существования стандартов, касающихся вещей рассматриваемого типа.

Выражения, в которых термины «хорошо», «плохо», «лучше», «хуже» и т. п. выполняют только функцию замещения, являются, по своей сути, описаниями и могут быть истинными или ложными. Процесс установления их истинностного значения состоит в сопоставлении свойств оцениваемого предмета со стандартом, касающимся вещей этого типа. Например, высказывание «это - хороший нож» истинно в том случае, когда рассматриваемый нож имеет морфологические и функциональные характеристики, отвечающие стандарту ножей данного типа. Для вещей многих типов не существует стандартов. Утверждения о том, что эти вещи являются хорошими или плохими, не имеют смысла. Естественно, что эти утверждения не имеют также истинностного значения.

Неясность многих стандартов и отсутствие устоявшихся представлений о том, какими должны быть вещи некоторых типов, не означает, конечно, что все оценки с точки зрения стандартов лишены истинностного значения.

Высказывания, в которых слова «хороший», «плохой», «лучший», «худший» и т. п. выполняют только функцию выражения, не являются ни истинными, ни ложными. Они ничего не описывают и ничего не утверждают, являясь всего лишь словесными выражениями определенных ценностных отношений.

Требование исключения ценностей из науки. В начале прошлого века М.Вебер выдвинул требование свободы социологической и экономической науки от ценностей. Обоснование его внешне было простым. Единственным критерием познания должна быть истина. Ценности вводятся в науку исследователем. Выражая его субъективные пристрастия и установки, они искажают научную картину мира. Поэтому ученый должен четко осознавать ценности и нормы, привносимые им в процесс познания, и очищать от них окончательный его результат .

Тезис свободы от ценностей получил широкий резонанс, особенно среди сторонников неопозитивизма. «Ценностные суждения, - писал Р.Карнап, - являются не более чем приказами, принимающими грамматическую форму, вводящую нас в заблуждение... Они не являются ни истинными, ни ложными. Они ничего не утверждают, и их невозможно ни доказать, ни опровергнуть» . Как таковые ценностные суждения не имеют, конечно, никакого отношения к научному познанию. Наука вправе говорить о том, что есть , но не о том, что должно быть , и не о том, чему лучше быть . Она не может содержать ценностей и оценок.

Неопозитивистская идея, что включение оценочных элементов в науку является отступлением от идеала чистой науки, продолжает жить даже в условиях нынешнего упадка неопозитивизма.

Вместе с тем имеются многочисленные попытки как-то ослабить жесткий отказ от ценностей в научном познании и оправдать их правомерность если не во всех науках, то хотя бы в социальном познании. В частности, шведским экономистом Г.Мюрдалем был выдвинут известный постулат о допустимости в науках об обществе явных оценок: ученый вправе делать оценки, но он должен ясно отделять их от фактических утверждений. Мюрдаль писал: «Мы можем сделать наше мышление строго рациональным, но только путем выявления оценок, а не с помощью уклонения от них» . Позднее Мюрдаль подчеркнул, что науки без оценок не бывает, и заметно расширил сферу, где неизбежны оценки. Постановка проблем, определение понятий, выбор моделей, отбор фактов - все это осуществляется на основании исходных установок исследователя. Крупные экономисты прошлого не были беспристрастными в своих оценках, но они сознательно занимали определенную позицию. Декларируемая объективность современных экономистов на поверку оказывается лишь иллюзией. Отказываясь открыто формулировать свои исходные принципы, исследователь подпадает под действие неявных предрассудков, т. е. удаляется от объективности.

Позиция Мюрдаля принимается многими: в естественных науках ценностей и, соответственно, оценок нет; социальная реальность вся проникнута идеологией, и поэтому ее познание невозможно без вынесения суждений оценочного характера; эти суждения должны формулироваться явно и их необходимо четко отделять от фактических, описательных утверждений. «Постулат Мюрдаля» нередко представляется как «оптимальная» позиция, не зависящая от исхода спора о роли ценностей и оценок в науке.

Очевидно, однако, что это и подобные ему «ослабления» неопозитивистской доктрины ничего не меняют в ее существе. Несомненна также утопичность постулата Мюрдаля. Ни одна реально существующая научная теория, включая и науки об обществе, не строится так, чтобы утверждения оценочного или описательно-оценочного характера отделялись в ней сколь-нибудь ясно от чисто описательных утверждений.

Ценности в социальных и гуманитарных науках. Обилие в науках об обществе неявных оценок и оценочно окрашенных утверждений заставляет обществоведа задумываться о ценностях на каждом этапе своего исследования. Социолог Ч.Миллс пишет: «Каждый обществовед всегда придерживается определенных ценностей, что косвенно отражается в его работе. Личные и общественные проблемы возникают там, где появляется угроза ожидаемым ценностям, и их нельзя четко сформулировать без признания существования этих ценностей» . Не выраженная ясно морально-политическая позиция, заключает Миллс, гораздо больше влияет на результат, чем открытое обсуждение личной и профессиональной стратегии.

Если ценности - неотъемлемый элемент всякой деятельности, научное познание как специфическая форма деятельности не может быть свободным от них.

Представляется, что в естественных науках ценности играют роль строительных лесов, используемых при возведении научной теории. После ее создания такие леса снимаются и создается впечатление, что ценностей вообще нет в данных науках.

Иначе обстоит дело с социальными и гуманитарными науками. Они всегда, на каждом этапе развития своих теорий, содержат рекомендации, касающиеся человеческой деятельности. Экономическая наука, социология, политология, лингвистика, психология и т. п., перестроенные по образцу физики, в которой нет субъективных и потому ненадежных «оценок», практически бесполезны.

Некоторые фундаментальные оценки представители социальных наук принимают еще до начала всякого исследования, причем принимают чаще всего, не отдавая себе отчета в этом. Как пишет Г.Маркузе, до всякого начала размышления над проблемами общества и их исследования каждый ученый принимает два основополагающих оценочных положения:

Человеческая жизнь стоит того, чтобы ее прожить;

Существующее общество, и, прежде всего, его экономику, можно усовершенствовать в интересах благополучия человека .

Без принятия этих, кажущихся совершенно очевидными идей, являющихся по своей сущности оценками, всякое исследование социальной жизни, в том числе экономической деятельности человека, теряет всякий смысл. Если человеку вообще незачем жить, стоит ли изучать детали его реальной жизни в существующем обществе? Если это общество в принципе не может быть усовершенствовано, и, прежде всего, в экономической сфере, стоит ли анализировать детали социальной жизни и выдвигать какие-то планы?

Действительная проблема наук, включающих явные или неявные оценочные утверждения (в частности, двойственные, описательно-оценочные высказывания), состоит в том, чтобы разработать критерии обоснованности и, значит, объективности такого рода утверждений и, по возможности, исключать необоснованные оценки .

Оценивание всегда субъективирует. Науки о культуре отстоят дальше от идеала объективности, чем науки о природе. Вместе с тем без оценочной субъективации и известного отхода от объективности невозможна деятельность человека по преобразованию мира.

Объективность описаний можно охарактеризовать как степень приближения их к истине. Объективность оценок связана с их эффективностью , являющейся аналогом истинности описательных утверждений и указывающей, в какой мере оценка способствует успеху предполагаемой деятельности. Эффективность устанавливается в ходе обоснования оценок и, прежде всего, - их целевого обоснования. Объективность оценок совершенно неправомерно отождествлять с их истинностью.

В эпистемологии Нового времени господствовало убеждение, что объективность, обоснованность и тем самым научность предполагают истинность, а утверждения, не допускающие квалификации в терминах истины и лжи, не могут быть ни объективными, ни обоснованными, ни научными. Данное убеждение было связано в первую очередь с тем, что под «наукой» имелись в виду прежде всего естественные науки. Социальные и гуманитарные науки считались всего лишь «преднауками», существенно отставшими в своем развитии от наук о природе.

Сведение объективности и обоснованности к истине опиралось на убеждение, что только истина, зависящая от устройства мира и потому не имеющая градаций и степеней, являющаяся вечной и неизменной, может быть надежным основанием для знания и действия. Там, где нет истины, нет и объективности, и все является субъективным, неустойчивым и ненадежным. Все формы отражения действительности характеризовались в терминах истины: речь шла не только об «истинах науки», но и об «истинах морали» и даже об «истинах поэзии». Добро и красота оказывались в итоге частными случаями истины, ее «практическими» разновидностями.

Позитивисты требовали решительного исключения любого рода «оценок» из языка науки. Представители философии жизни, стоявшей в оппозиции позитивизму, подчеркивали важность «оценок» для процесса человеческой жизнедеятельности и неустранимость их из языка социальной философии и всех социальных наук.

Этот спор об «оценках» по инерции длится и сейчас. Однако очевидно, что, если социальные и гуманитарные науки не будут содержать никаких рекомендаций, касающихся человеческой деятельности, целесообразность существования таких наук станет сомнительной.

Не только описания, но и оценки, нормы и т. п. могут быть обоснованными или необоснованными. Действительная проблема, касающаяся социальных и гуманитарных наук, всегда содержащих явные или неявные оценочные утверждения (в частности, двойственные, описательно-оценочные высказывания), состоит в том, чтобы разработать надежные критерии обоснованности и, значит, объективности такого рода утверждений и изучить возможности исключения необоснованных оценок.

Науки о культуре значительно дальше от идеала объективности, нежели науки о природе. Вместе с тем без характерной для социальных и гуманитарных наук субъективации реальности и, следовательно, отхода от объективности невозможна деятельность человека по преобразованию мира.

В естественных науках также имеются разные типы объективности. В частности, физическая объективность, исключающая телеологические (целевые) объяснения, явным образом отличается от биологической объективности, обычно совместимой с такими объяснениями. Объективность космологии, предполагающей «настоящее» и «стрелу времени», отлична от объективности тех естественных наук, законы которых не различают прошлого, настоящего и будущего.

Идеалом науки, представляющейся сферой наиболее эффективного преодоления субъективности, является окончательное освобождение от «точки зрения», с которой осуществляет рассмотрение некоторый «наблюдатель», описание мира не с позиции того или иного индивида, а «с ничьей точки зрения» (Э.Кассирер). Этот идеал никогда не может быть достигнут, но наука постоянно стремится к нему, и это стремление движет ее вперед. Как раз этот идеал фиксируется понятием истины.

Описаниям удается, как правило, придать большую объективность, чем оценкам. Это связано, прежде всего, с тем, что в случае описаний всегда предполагается, что их субъекты совпадают, так же как и их основания; оценки же могут не только принадлежать разным субъектам, но и предполагают разные основания в случае одного и того же субъекта. В этом смысле оценки всегда субъективны.

Как требование освобождения от оценок социальных и гуманитарных наук, так и пожелание отделения в этих науках оценок от описаний утопичны. Речь может идти только о необходимости тщательного обоснования оценок, уменьшения их субъективности в той мере, в какой это возможно, и исключении необоснованных, заведомо субъективных оценок.

«Всякое оценивание, - пишет М.Хайдеггер, - даже когда оценка позитивна, есть субъективация. Оно предоставляет сущему не быть, а, на правах объекта оценивания, всего лишь считаться. Когда бога, в конце концов, объявляют “высшей ценностью”, то это - принижение божественного существа. Мышление в ценностях здесь и во всем остальном - высшее святотатство, какое только возможно по отношению к бытию» . Хайдеггер призывает «мыслить против ценностей» с тем, чтобы, сопротивляясь субъективации сущего до простого объекта, открыть для мысли просвет бытийной истины: «…из-за оценки чего-либо как ценности оцениваемое начинает существовать просто как предмет человеческой оценки. Но то, чем нечто является в своем бытии, не исчерпывается предметностью, тем более тогда, когда предметность имеет характер ценности» .

Пожелание Хайдеггера не претендовать на установление универсальной, охватывающей все стороны человеческого существования иерархии ценностей и даже избегать, по мере возможности, оценок того, что лежит в самой основе социальной жизни, является в известной мере оправданным. Глубинные основы социального существования в каждый конкретный период истории воспринимаются и переживаются человеком, живущим в это время, как непосредственная данность, т. е. как нечто объективное. Попытка вторгнуться в эти основы с рефлексией и оценкой лишает их непосредственности и субъективирует их.

Но есть, однако, и другая сторона дела. Социальная жизнь, как и жизнь отдельного человека, представляет собой процесс непрерывных перемен, причем перемен, являющихся во многом результатом самой человеческой деятельности. Никакая деятельность не является возможной без оценок. Она невозможна поэтому без связанной с оценками субъективации мира и превращения сущего в тот «простой объект», который может быть преобразован человеком.

Человек не должен субъективировать все подряд, иначе «истина бытия» перестанет ощущаться им, и он окажется в зыбком мире собственной рефлексии и фантазии. Вместе с тем человек не может не действовать, и значит, он должен оценивать и тем самым разрушать объективное. Мысли, ищущей истины, он постоянно противопоставляет мышление в ценностях.

Проблема не в исключении одного из этих противоположно направленных движений мысли, а в их уравновешивании, в таком сочетании объективации и субъективации мира, которое требуется исторически конкретными условиями человеческого существования.

Знание в широком и узком смысле слова. Знание является связующей нитью между человеческим духом, природой и практической деятельностью. В самом общем смысле знать - значит иметь ясное, обоснованное представление не только о том, что есть, но и о том, что должно быть.

Долгое время считалось, что знать можно только истину. Но уже в XIX в., когда стало очевидным, что человек - активное существо, не способное жить вне практической деятельности по преобразованию мира, к знанию были отнесены также ценности, говорящие не о том, что есть, а о том, что должно быть. Знать можно не только истину, но и добро, и прекрасное, не сводимые к истине.

Известно, например, что человек должен быть честным. Но это не истина, а именно утверждение о долженствовании. Люди не всегда честны. Однако это не мешает утверждать, что от человека требуется честность. Более того, чем больше нечестных людей появляется в обществе, тем с большей настойчивостью должно звучать требование честности.

Наши представления о том, что следует заботиться о близких, что нельзя задаваться и представлять себя центром вселенной и т. п. - все это знание, хотя касается оно не того, что есть, а того, что должно быть. Нужно, таким образом, различать знание в узком смысле , всегда являющееся знанием истины, и знание в широком смысле , охватывающее не только истину, но и добро, и прекрасное.

Человек не только познает мир, но и действует на основе полученного знания. Это означает, что знание в широком смысле включает, помимо представлений о том, что имеет место, также планы на будущее, оценки, нормы, обещания, предостережения, идеалы, образцы и т. п. У человека есть достаточно ясные, обоснованные представления о добре и его противоположности - зле. Но добро - не разновидность истины, как считалось когда-то. Утверждения о хорошем и плохом, достойном и недостойном не являются истинными или ложными. Истина не меняется со временем, добро же является по-разному разным эпохам и обществам. Thomas Weber M.

Аксиология как учение о ценностях. Аксиология – особое философское учение о человеке в его отношении к миру ценностей, направляющих жизнь людей и определяющих их судьбу (Плотников). Проблемное поле аксиологии: понимают ли люди, ради чего живут, и что их ждет в будущем? Осознают ли люди всю глубину всемирно-исторического процесса?

Понятие «ценность». Ценности в повседневном бытии людей: то, что характеризуется особой, предпочитаемой людьми значимостью, овладевающей их чувствами, мыслями и намерениями. Научное понятие ценности в ее функциональной значимости, а именно: ориентировать поведение людей, направлять их внимание на желанные предметы, явления, события. Многоликость и парадоксальность ценностного мира в глазах людей. Интерсубъективный характер ценностей (Плотников). Пристрастность ценностей.

Структурированность ориентировочной способности человека: субъект – объект – предмет – средство (Плотников). Четыре типа ценностных ориентаций, связанных с представлением о «предпочтительной значимости»:

1) Индивидуальная значимость – ориентация на самого себя.

2) Ориентация на ближайшее окружение, значимость – отношение между индивидами.

3) Ориентация на всю мыслимую сферу межгрупповых интересов между людьми, значимость – слава, престиж, власть, богатство.

4) Ориентиры универсально значимые, имеющие родовой смысл – истина, добро, справедливость, вера, красота.

Проблема ценностного выбора , природы связи между нормативными устремлениями и личностным желанием. Ограниченность научных методов постижения целостной природы ценностей.

Феномен ценности в контексте философского миропонимания: исторический смысл («Высшее Благо» метафизики Платона), парадигмальный срез (от этики Канта до аксиологии Г. Лотце) и концептуальный аспект. Четыре поля концептуального притяжения, вокруг которых сложились основные учения о ценностях: аксиологический психологизм (Вундт, Брентано, Мейнонг), аксиологический нормативизм (Дильтей, Вебер, Шпенглер, Парсонс), аксиологический трансцендентализм (Лотце, Виндельбанд, Риккерт), аксиологический онтологизм (М. Шелер, Н. Гартман).

Генезис ценностного мира: две главные стадии – первобытная (гомогенный характер родовой жизни), цивилизационная (гетерогенный характер родовой жизни). Понятия «ментальность» и «менталитет», их ролевое взаимодействие в формировании ценностного мира.

Ценности: нравственные, эстетические, религиозные и светские (здоровье – Кузнецов, с. 423).

Нравственные ценности. Особое место нравственности в системе ценностей человека: моральное сознание детерминирует все области человеческого бытия, критерии морали применимы в оценке ко всем проявлениям человеческой деятельности. Этика (термин Аристотеля) как специальная отрасль философии, сконцентрировавшая и обобщившая опыт нравственного осмысления действительности. История этики (Кузнецов, Губин):

1) Появление «морали от разума» Сократа.

2) Наслаждение безмятежным состоянием духа (атараксия) как смысл жизни у Эпикура.

4) Благодетель разума у стоиков (Сенека, Марк Аврелий).

5) христианская этика средних веков (идея духовного равенства всех перед Богом, абсолютное добро в Боге у Августина, идея добра и зла, связанная с моральным выбором у Фомы Аквинского).

6) гуманизм Возрождения, идея моральной ответственности человека (Э. Роттердамский), попытка безрелигиозной этики Б. Спинозы, психологическая этика Д. Юма.

7) новая «социальная этика» эпохи Просвещения (идея отказа от собственности Ж. Руссо).

8) моральные законы И. Канта: презумпция долга, категориальный императив, совесть – показатель человечности, нигилизм и пессимизм этики Шопенгауэра: цель бытия совсем не счастье, а отречение (от страдания к скуке (Губин)), нравственность как разум воли у Гегеля (мораль значит обязанности), Достоевский о природе зла (Губин).

9) об ограниченности морали у Кьеркегора (Губин), «великий ниспровергатель» морали Ф. Ницше: совершенный человек выше несовершенной морали, нравственных установок, ибо любовь всегда свершается «по ту сторону добра и зла»; борьба с мещанской моралью у Леонтьева (Губин).

10) этические учения древнего мира: законы дхармы (Индия), критерии «благородного мужа» Конфуция (Китай).

Современные этические концепции:

1) Этика ненасилия. Понятия «насилия» и «ненасилия». Апология насилия: теория насилия Дюринга и Каутского (ФС, с. 301), оправдание насилия у Ф. Ницше и К. Маркса, диктатура пролетариата как принцип, закон революции. Этика ненасилия как реакция на мир, уже управляемый насилием: принцип человеколюбия – универсальный, основополагающий моральный закон (Кузнецов). Этика ненасилия как обоснование принципов решения конфликтов без применения насилия над личностью, как образ жизни в терпимости ко всему живому и к природе (идеал ненасилия в Нагорной проповеди Нового Завета, учения непротивления злу Л. Толстого, любовь к врагам через прощение у М. Кинга, политика ненасилия М. Ганди).

2) Этика благоговения перед жизнью: Альберт Швейцер – нравственность как истинное мышление, высказывающее благоговение перед жизнью: критика конфессионального христианства, необходимость самоотречения и прощения . Жизнь Швейцера как идеальный пример его этического учения: «жизнь-подвиг, жизнь–легенда» (Кузнецов). «Истинная этика начинается тогда, когда перестают пользоваться словами» (Швейцер) – этика благоговения перед жизнью является больше практикой, а не теорией.

3) Подлинное и неподлинное существование: бездумная шаблонная жизнь человека-робота, лишенного нравственных ориентиров у Нагибина, «люди-носороги» как результат безнравственной идеологии у Ионеско (Губин).

Мораль-справедливость-право. Мораль как вид социальной регуляции поведения человека во всех сферах общественной жизни. Мораль как вид общественных отношений, ориентированных на утверждение самоценности личности, устремлений людей к счастливой и достойной жизни. Нравственная личность – человек, вобравший в себя выработанные обществом нормативы, самостоятельный носитель нравственных принципов. Он получает индивидуализированное право выносить определенные суждения, судить о правильности тех или иных поступков.

Моральные нормы регулярно воспроизводятся благодаря массовым привычкам, велениям и оценкам общественного мнения: они воспитывают индивида и побуждают к действиям. В морали нет четкого выделения субъекта и объекта социальной регуляции.

Моральные нормы как отражение текущей ситуации в состоянии нравов, но также и закономерные условия существования общества, общие тенденции развития.

Различие понятий «моральные нормы» и «нравственные принципы» как регуляторов поведения людей. Нормы регулируют какую-либо особую сторону поведения людей («забота о родителях», «не лгать» т.д.), нравственные принципы – более общие требования, касающиеся всей линии поведения человека, синтезируя в единое целое его моральное сознание и нравственные качества (справедливость, гуманизм, патриотизм и т.д.).

Мораль как оценочно-оперативный (повелительный) способ освоения действительности, который регулирует поведение людей с позиции учета противоположности добра и зла. Это происходит через систему, включающую не только нормы и принципы, но и оценки, идеалы, запреты, ориентации, и представляет собой особый акт индивида, выражающий предпочтение определенной нормы поведения и предписывает действовать именно в соответствии с ней.

Орбита вопросов морали – прежде всего, проблемы места человека в мире, его ценности, отношения к обществу, смысла жизни и деятельности, выбора нравственного идеала, ответственности за свои действия. Все это – проблемы мировоззренческого характера, но здесь они принципиально отличны от науки и философии своей спецификой формы: речь идет не теоретико-познавательных вопросах, а о вопросах поведения, выраженных в оценочно-повелительной форме .

Система нравственных ценностей в социальном аспекте: совокупность принятых обществом нравственных принципов, правил поведения, идеалов, образцов «должной» жизни. Выбор нравственных ценностей позволяет выработать «моральную оценку» рассматриваемых поступков, дать «самооценку» своего поведения, а также избрать «ценностную ориентацию» присущего ей морального сознания (Голубинцев). Процесс смены ценностных ориентаций: значительные модификации в регуляции нравственного сознания.

Право – иной способ регулирования поведения людей. В отличие от морали, право есть институциональный регулятор деятельности людей: нормы права создаются особыми институтами, обладающими специальными полномочиями. Вместе с тем, моральное и правовое регулирование находятся в тесном взаимодействии. Принципиальные различия и пересечения сфер действия права и морали (Голубинцев, с. 358).

Интегративный подход к пониманию права: право как совокупность признаваемых в данном обществе и обеспеченных официальной защитой нормативов равенства и справедливости.

Развитие правовой формы организации и деятельности публичной власти и ее взаимоотношений с индивидами как субъектами права. Концепция правового государства . История идеи правового государства: Т. Велькер, И. Кант. Правовая организация государства как реализация требований категорического императива (платформа разума в осмыслении права). Философская концепция государства как правовой системы Гегеля: система прав как «царство осуществленной свободы». Основной признак правового государства – реальное обеспечение прав и свобод человека.

Проблема взаимоотношения власти и личности – идея народного суверенитета: признание того, что только народ является источником власти государства. Идея народного суверенитета как первостепенный пункт содержания теории правового государства.

Цивилизованное право – соответствует правовому государству: обеспечивает общечеловеческую справедливость, призвано охранять индивидуальные интересы личности, и одновременно быть мерой ограничения свободы (произвола). Связь цивилизованного права с государством подразумевает принудительную силу норм права, определяющих как запрещенные, так и правомерные действия: нормы права устанавливаются государством и закрепляются в законодательных актах (Кузнецов).

«Закон» как центральное понятие положительного права. Закон и естественное право. Проблема эмпирического характера концепций «обеспечения естественного права человека», необходимость механизма реализации законов, принудительная власть (Кузнецов). Определения закона у И. Канта, Гегеля, Соловьева. Две основные концепции роли государства в жизни общества: цивилизационная и формационная (Кузнецов, с. 512).

Право и справедливость : 1) право уже по своему определению справедливо; 2) справедливость – внутреннее свойство и качество права (Нерсесянц). Справедливость как требование соответствия: между практической ролью человека или социальной группы в жизни общества и комплексом их характеристик, то есть соответствие между правами и обязанностями, трудом и вознаграждением, заслугами и признанием, преступлением и наказанием и т.д.

История категории справедливости: в первобытном сознании – это соответствие нормам первобытнообщинного строя; позже справедливость понимали как равенство людей в правах и в использовании средств жизни. Затем – переход от огульного равенства к учету различий в положении людей в зависимости от их достоинств. Важнейший шаг в понимании справедливости – признание равенства реальны политических и юридических прав людей. Справедливость в учениях Анаксагора, Аристотеля, Ф. Бэкона, Т. Гоббса, Гельвеция, Гегеля, Соловьева, марксизма (Голубинцев, с. 361).

Современные требования моральной, политической, религиозной и др. справедливости. Справедливость как основная духовная ценность личности, отказ от которой рушит всю систему ценностных ориентаций человека. Невозможность существования права без справедливости.

Справедливость и гуманизм: человек разумный представляется как человек справедливый.

Эстетические ценности и их роль в человеческой жизни. Эстетика – отрасль философского знания, занимающаяся исследованием эстетического сознания и деятельности художественного творчества, закономерностей развития художественной культуры (термин ввел А. Баумгартен в 18 в.). Эволюция эстетических идей (Кузнецов):

1) первые попытки обоснования эстетических идей в античной философии – пифагорейцы, Сократ, Платон, Аристотель (идея сопереживания в искусстве, «катарсис», термин пифагорейцев).

2) средневековая эстетика – синтез эстетических и религиозных проблем у Августина и Фомы Аквинского. Бог – источник красоты и гармонии.

3) эпоха Возрождения – антропоцентризм (источник красоты – творящий художник). Ренессанс – эстетика гуманизма (Леонардо да Винчи, Микеланджело, Боккаччо, Шекспир, Сервантес). Искусство как самоцель.

4) Идеи Просвещения о демократизации общества – в эстетике 18-19 в. Искусство – опять только средство (для решения социальных задач).

5) Сущность прекрасного в немецкой классической философии: Кант связывает категорию прекрасного с категорией целесообразного; Гегель прекрасное определяет как универсальное, предельное понятие в контексте человеческой деятельности. Творчество как «свободная игра» духа (Кант). Систематизация искусств: три основных вида – изобразительное, словесное, музыкальное.

6) Эстетические концепции XIX-XX века: смещение акцента к творческой личности. Искусство как средство самораскрытия внутреннего мира художника.

Элементы структуры эстетического сознания: эстетическое чувство (способность переживать, сопереживать), эстетический вкус (способность суждения о прекрасном), эстетическая оценка (результат особого вида эстетической деятельности – художественного восприятия, выраженного в форме развернутого суждения).

Эстетическая деятельность. Первоначальное тесное переплетение эстетической деятельности с бытовой, обрядовой, культовой сферами (синкретизм первобытного сознания). Приобретение самостоятельной ценности эстетического восприятия в сознании цивилизованного человека по мере освоения предметного мира и осознания себя субъектом деятельности. Творчество: в широком понимании присуще любой форме человеческой деятельности – материально-производственной, организационной, политической, научной, педагогической и др. Творчество в сфере эстетики – средство достижения цели эстетической деятельности (успех). Талант – художественная одаренность, способствующая успеху в творческой деятельности, но не обеспечивающая успех: необходимость усилий, работоспособности. Творчество как отказ от стереотипов восприятия и выражения, как постоянный поиск идей, средств их реализации. Компоненты творческой деятельности: цель (замысел), средство реализации цели и результат (художественное произведение). Творчество как реализация потребности в самовыражении, свойственной каждому человеку. Человек творческий – это человек, отдающий, дарящий себя другим. «Цель творчества – самоотдача» (Б. Пастернак).

Разнообразие форм художественного творчества. Система искусств как формы и виды художественного творчества. Две противоположные тенденции в развитии системы искусств: дифференциация (выделение и обособление новых самостоятельных видов искусств) и интеграция (соединение выразительных средств разных видов художественного творчества, появление синтетических искусств).

Классификация форм художественного творчества – по способу существования художественных произведений – выделяют три группы искусств:

1) Пространственные (пластические) статические виды:

а) прикладные: архитектура, декоративное искусство;

б) изобразительные: живопись, графика, скульптура.

2) Временные (динамические): литература, музыка.

3) Пространственно-временные (синтетические): хореография, театр, кино, цирк, эстрада (далее подробное описание каждой формы у Кузнецова, с. 432).

Философия искусства как учение о функциях искусства: познавательная, коммуникативная, воспитательная и др. функции. Искусство и творение мира. Кризис современного искусства. Особая проблема философии искусства – проблема гения (Губин, с. 315).

Религиозные ценности. Специфика философского анализа в рассмотрении религии в отличие от религиоведческих дисциплин: философию интересует религия как одна из форм ценностного отношения к миру, удовлетворяющая экзистенциальные потребности человека и уходящая в глубокие корни родовой природы человека. Суть феномена религии и место религиозного сознания среди других форм духовной ориентации человека в мире как сложнейшая проблема философии религии. Анализ сходств и различий между религией и наукой, религией и искусством, религией и моралью.

Невозможность универсального определения религии. Относительность «гносеологического» подхода к религии, считающей веру основным признаком религии: много сложностей при попытке отличить собственно религиозные верования от схожих идеологических феноменов (напр., вера в коммунизм, в национальное превосходство и т.д.). Также относителен критерий религии по системе миропонимания, связанного с существованием Бога (Или богов): существуют религиозные направления, которые «обходятся» без бога (конфуцианство, буддизм).

Большинство специалистов связывают феномен религии с особым религиозным опытом : мистическое переживание своей причастности к тайнам бытия. Флоренский: существование «Троицы» Рублева и есть доказательство бытия Бога.

Общее мнение всех исследователей: религия выполняет важнейшие функции в общественной жизни (М. Йингер) – для отдельных людей становится средством «конечных» проблем жизни, для общества в целом является средством интеграции, сплочения людей, реализующийся как общественный институт церкви. В истории есть небольшой период, когда некоторые философы негативно оценивали роль религии в обществе: в эпоху Просвещения многие полагали, что религия – временный феномен культуры, который уничтожится с развитием науки; кризис религиозного мировоззрения XIX века – К. Маркс о религии как искаженной форме сознания («опиум для народа»), З. Фрейд как болезнь общества. Но XX век подтвердил устойчивость религиозной системы ценностей.

Причины возникновения религии и специфика ее ранних форм: анимизм, тотемизм, фетишизм, магия. Магия хозяйственная, белая (лечебная), черная (вредоносная), подражательная, заразительная (Фрезер). Наукообразная форма магии – оккультизм.

Национально-государственные религии: иудаизм (ценность спасения как результате следования воле Бога), индуизм (ценность обретения любви к Богу через преданное служение), конфуцианство (система ценностей культа предков – сыновья почтительность), даосизм (ценность магического влияния).

Мировые религии, имеющие наднациональный характер (нет «ни эллина, ни иудея»):

1) буддизм – самая древняя из религий, сегодня несколько сот миллионов последователей;

основа – нравственное учение о том, как сделать человека совершенным. Ценности ненасилия, полного целомудрия. Цель – нирвана, то есть небытие. Рассчитывать человек должен только на самого себя: даже Будда никого не спасает, а только указывает путь спасения.

2) христианство – одна из самых распространенных религий, более миллиарда человек последователей (20% земного шара). История формирования христианского мировоззрения (Кузнецов).

3) ислам – третья мировая религия, возник в VII веке, абсолютная вера в единого Бога Аллаха, имеет свою систему нравственных норм.

Представление о совершенном человеке в различных культурах. Размышления о совершенном человеке – одна из самых ярких страниц в истории философско-антропологичес­кой мысли:

1) В древнекитайской философии – прежде всего у Конфуция: идеал «благородного мужа», высшая духовная ценность «жэнь» (гуманность и милосердие); в даосизме (центральная категория «Дао» – «путь») разделяют «совершенных мудрецов» (пекутся о возвышенном, забывают о низменном) и «совершенномудрых» (равно пронизываюи и возвышенное и низменное) как образец наивысшего совершенства (Голубинцев).

2) В Древней Индии – совершенство человека связано с постижением им «собственной природы» мира, в результате он выполняет свой долг и так достигает совершенства, а значит преодолевает «энергию кармы».

3) В античной культуре – много споров о совершенном человеке. Аристотель: совершенный тот, кто живет по закону и праву. Также Аристотель говорит о красоте естественного человека, наделенного здоровьем, изящными движениями, пропорциональным телом, силой. Прекрасное тело должно быть связано с творческой способностью человека, со способностью к нравственному совершенству («калокагатия »).

Марк Аврелий считал, что человек должен прийти к нравственному совершенству, включившись в гармонию миропорядка и так обретя душевное спокойствие, отказавшись от внешних благ и погрузившись в самого себя.

4) Средневековье – немецкий философ Альберт Великий (13 век) полагал, что одна только «разумная душа» есть совершенство.

5) Гуманизм эпохи Возрождения – культ человека как «самого удивительного в мире», «великого чуда» (итальянский мыслитель Пико дела Мирандола (15 век)). Человек – существо, наделенное добром и любовью, склонен к установлению высоконравственных межчеловеческих отношений. Человеческая жизнь – ценность, которую нельзя ни с чем сравнить (Томас Мор).

6) Эпоха Нового времени: Ф. Бэкон считал совершенство человека предметом новой особой науки, которая должна способствовать прославлению человеческих совершенств и таким образом воспитывать их. Нужно собрать все сочинения о вершинах человеческой природы и прославлять «крайности» или «высшие ступени совершенства», которых когда-либо могла самостоятельно достичь человеческая природа.

7) Во французском Просвещении идеал человека как существа гуманного, добродетельного, рассудительного и, разумеется, просвещенного (Гельвеций). При этом путь к добродетели пролегает через совершенствование законов.

8) Немецкая классическая философия: Людвиг Фейербах рассматривал совершенного человека как духовного и телесного совершенства: цельный, действительный, всесторонний, совершенный образованный человек, а телесное благополучие и здоровье.

9) В русской философии идея совершенного человека волновала многих мыслителей: задача постоянного совершенствования человека у А. Радищева, ибо нет предела совершенствованию души, так как человек – «сын божества». Просветители 18 века стремились к идеалу слияния чувств и разума в гармоническое единство, считая, что это предохранит личность от нравственного разложения и духовного надлома. Через 100 лет В. Соловьев также сравнивает совершенство человека с совершенством Бога: «искра бесконечности и полноты существует во всякой душе человека». В XX веке в русской философии трактовка совершенства человека в связи с патриотизмом, любви к Родине (А. Лосев). В современной отечественной философской литературе красной нитью проводится мысль о зависимости совершенствования личности от совершенствования социальной среды, в которой он развивается. Ядро личности составляют ее потребности и интересы, под воздействием которых все совершается. Характер приобретается с ориентацией на определенные интересы и потребности. Потребность в другом человеке выступает в качестве основания таких конкретных качеств личности как доброжелательность, отзывчивость, участливое отношение к людям. Такие качества совершенной личности как справедливость, гуманность, ответственность связаны с реализацией потребности в человеческом общении, основанном на принципах достойной человека морали.

АКСИОЛОГИЯ

АКСИОЛОГИЯ

Отвергая А. как идеалистич. учение о ценностях, диалектич. не отрицает необходимости науч. исследования связанных с различными формами обществ. сознания категорий ценности, цели, нормы, идеала, их объяснения на основе объективных закономерностей обществ. бытия и обусловленных им закономерностей обществ. сознания.

Лит.: Луначарский A. B., К вопросу об оценке, в его кн.: Этюды. Сб. статей, М.–П., 1922; Шишкин А. Ф., К вопросу о моральных ценностях, в кн.: Доклады и выступления представителей советской философской науки на XII Международном философском конгрессе, М., 1958; Данэм Б., Гигант в цепях, пер. с англ., М., 1958, гл. 9 и 10 Ehrenfels Сh. von, System der Werttheorie, Bd l–2, Lpz., 1897–98; Moore G. E., Principia ethica, Camb., 1903; его же, Ethics, L.–N. Y., ; Münsterberg H., Philosophie der Werte, Lpz., 1908; Urban W. M., Valuation, L.–N. Y., 1909; Ostwald W., Die Philosophie der Werte, Lpz., 1913; Kraus O., Die Grundlagen der Werttheorie, в сб.: Jahrbücher der Philosophie, Bd 2, B., 1914; Wiederhold K., Wertbegriff und Wertphilosophie, B., 1920; Sсheler M., Der Formalismus in der Etnik und die materiale Wertethik, 2. Aufl., Halle (Saale), 1921; Messer A., Deutsche Wertphilosophie der Gegenwart, Lpz., 1926; eго жe, Wertphilosophie der Gegenwart, B., 1930; Laird J., The idea of value, Camb., 1929; Cohn J., Wertwissenschaft, Stuttgart, 1932; Sellars R. W., The philosophy of physical realism, N. Y., 1932; его же, Can a reformed materialism do justice to values?, "Ethics", 1944, v. 55, No 1; Osborne H., Foundations of the philosophy of value, Camb., 1933; Hartmann N., Ethik, 2 Aufl., B., 1935; Hessen J., Wertphilosophie, Paderborn, 1938; Urban W. M., The Present Situation in axiology, "Rev. Internat. Philos.", 1939, No 2; Dewey J., Theory of valuation, в кн.: International encyclopedia of united science, v. 2, Chi., 1939; Orestano F., i valori humani, 2 ed., Opere complete, v. 12–13, Mil., 1941; Pineda M., Axiologia, teoria de los valores, , 1947; Perry R. В., General theory of value, Camb., 1950; Lavelle L., Traité des valeurs, t. 1–2, P., 1951–55; Polin R., La création des valeurs, 2 éd., P., 1952; Glansdorff M., Théorie générale de la valeur et ses applications en esthétique et en économie, Brux., 1954.

Б. Быховский. Москва.

Философская Энциклопедия. В 5-х т. - М.: Советская энциклопедия . Под редакцией Ф. В. Константинова . 1960-1970 .

АКСИОЛОГИЯ

АКСИОЛОГИЯ (от греч. ?ξία - ценность и?όγος - учение) - философская дисциплина, исследующая категорию “ценность”, характеристики, структуры и иерархии ценностного мира, способы его познания и его онтологический статус, а также природу и специфику ценностных суждений. АКСИОЛОГИЯ включает и изучение ценностных аспектов других философских, а также отдельных научных дисциплин, а в более широком смысле-всего спектра социальной, художественной и религиозной практики, человеческой цивилизации и культуры в целом. Термин “аксиология” был введен в 1902 французским философом П. Лапи и вскоре вытеснил своего “конкурента - “тимология” (от греч. ?ιμή - цена), введенный в том же году И. Крейбигом, а в 1904 был уже представлен Э. фон Гартманом в качестве одной из основных составляющих в системе философских дисциплин.

В истории философского освоения ценностной проблематики выделяются несколько периодов. Начиная с античности можно говорить об обращениях к ней преимущественно “контекстного характера”. При этом ни категория ценности, ни ценностный мир, ни ценностные суждения еще не становятся предметом специализированной философской рефлексии (см. Ценность). Лишь со 2-й пол. 19 в. эта проблематика становится одним из философских приоритетов европейской культуры. В истории аксиологии как специализированной философской дисциплины можно различить по крайней мере три основных периода: предклассический, классический и постклассический.

ПРЕДКЛАССИЧЕСКИЙ ПЕРИОД (1860-80-е гг.). Своим широким внедрением в философию категория ценности была обязана Р. Г. Лотце. Как и большинство послекантовских философов, он считал “главным органом” ценностного мировосприятия некое “откровение”, определяющее ощущение ценностей и взаимоотношения последних, которое не менее достоверно для познания ценностного мира, чем рассудочное исследование-для познания вещей. Без чувств субъекта ценности не существуют, т. к. не могут принадлежать вещам самим по себе, что, однако, не означает, будто ценности лишь субъективны. В пользу “объективности” свидетельствуют их интерсубъективный характер, соответствующий их общезначимости для “надэмпирического” трансцендентального субъекта; то обстоятельство, что оценивающие суждения обусловливаются оцениваемыми объектами; тот , что ценностные чувства не находятся в распоряжении субъекта, но “противостоят” ему в виде уже сложившейся системы. Более того, должное в известной мере обусловливает само сущее: потому и является “началом” метафизики. В “аксиологической гносеологии” Лотце различает понятие (Begriff) и (Gedanke): первое сообщает лищь объективный определяемого, вторая-его значимость (Geltung) и ценность. Именно начиная с Лотце понятия ценностей эстетических, моральных, религиозных становятся общезначимыми единицами философской лексики.

Э. Шпрангер в “Формах жизни” (1914) предлагает различать уровни ценностей в зависимости от того, можно ли тот или иной ряд отнести к средствам или целям по отношению к другим. В. Штерн в трилогии “Личность и вещь” (1924) различает ценности-цели и ценности-носители.

3. “Ценностная ситуация”, как и познавательный акт, предполагает наличие трех необходимых компонентов; субъекта (в данном случае “оценивающего”), объекта (“оцениваемого”) и некоторого отношения между ними (“оценивания”). Расхождения были связаны не столько с их фактическим признанием, сколько со сравнительной оценкой их места в “ценностной ситуации” и соответственно онтологического статуса ценностей. И здесь основные позиции связаны с попытками локализовать ценности преимущественно в оценивающем субъекте, преимущественно в оцениваемом объекте, в том и другом и, наконец, за пределами и того, и другого.

1) в субъективистской трактовке ценностного отношения различимы в свою очередь три позиции, связанные с тем. в каком начале душевной деятельности преимущественно локализуется - в желаниях и потребностях субъекта, в его волевом целеполагании или в особых переживаниях его внутреннего чувства.

Первую из этих позиций отстаивал австрийский философ X. Эренфельс, согласно которому “ценность веши есть ее желательность” и “ценность есть отношение между объектом и субъектом, которое выражает тот факт, что субъект желает объект либо уже фактически или желал бы его и в том случае, если бы не был даже убежден в его существовании”. Он утверждал, что “величина ценности пропорциональна желательности” (Ehrenfels Ch. von. System der Werttheorie, Bd. I. Lpz„ 1987, S. 53, 65).

Волюнтаристскую трактовку ценностей, восходящую к Канту, развивал Г. Шварц, утверждавший, что ценностью следует называть опосредованную или непосредственную воли (Willenziele). Согласно же Г. Когену, не являются знаками или “гарантами” ценности, “но одна чистая воля должна производить ценности, которые могут быть наделены достоинством” (Cohen H. System der Philosophie, Th. II, EthA des reinen Willens. В., 1904, S5. 155).

Переживания внутреннего чувства, рассматривавшиеся как локализация ценностей еще английскими просветителями, разрабатывавшими идею морального чувства и внутреннего чувства, затем Юмом, а также Баумгартеном и Мейером и в концепции внутренних восприятий, “чувствований” Тетенса, а позднее послекантовскими философами, также нашли много приверженцев, включая Ибервега, Шуппе, Дильтея и др. Аксиологам, настаивавшим на локализации ценностей в каком-то одном аспекте душевной деятельности, противостояли те, кто также считали объект ценностно нейтральным, но отказывались от выделения в субъекте какой-либо специальной “ответственной за ценности” способности. Этого мнения придерживался и Ф. Шиллер, который считал ценности достоянием целостного, а не “раздробленного” субъекта. Э. фон Гартман считал, что для осуществления ценностного расположения необходимо и логических представлений, и внутреннего чувства, и целеполагающей воли. А. Риль прямо настаивал на том, что ценности, как и идеи, восходят к действиям рассудка, переживаниям души и стремлениям воли; 2) к “субъект-объективистам” следует в первую очередь отнести последователей Лотце и Брентано. Так, австрийский философ А. Мейнонг в книге “Психологическо-этические изыскания по теории ценностей” (1897) подверг остроумной критике многие основоположения субъективизма. К примеру, он считал несостоятельными попытки выводить ценность объекта из его желаемости или его способности удовлетворять наши потребности, поскольку отношения здесь скорее противоположные: желательно для нас и удовлетворяет наши потребности то, чтомы уже считаем для нас ценным. Мейнонг, правда, считал, что ценностных переживаний доказывается тем, что один и тот же объект вызывает различные ценностные чувства у разных индивидов, а порой и у одного и того же, но и при этом он видел в чувстве ценности лишь ценности, единственное феноменально доступное нам в ней, а следовательно, оставляющее место и для ноуменально ценного, которое не ограничивается рамками субъекта. В критике субъективистов-натуралистов с ним был солидарен Дж. Мур, который также считал, что “не наши эмоциональные состояния обусловливают представления о ценностности соответствующих объектов, но наоборот”. Ценность можно определить как неэмпирическое, но объективное свойство предмета, постигаемое лишь в особой интуиции. Согласно И. Хейде, ни чувство ценности субъекта, ни свойства объекта сами по себе еще не образуют собственно ценностей, но составляют только их “основания” (Wertgrund). Ценность в собственном смысле есть “особое отношение, “приуроченность” между объектом ценности и ее чувством - особым состоянием субъекта ценности” (Heide I. E. Wert. В., 1926, S. 172).

К субъект-объектной трактовке ценностей можно отнести и аксиологию Э. Гуссерля, исследовавшего в “Идеях к чистой феноменологии и феноменологической философии” (1913) природу того, что он называл оценивающими актами. Эти акты обнаруживают собственную двойную направленность. Когда я осуществляю их, то я просто “схватываю” вещь и одновременно “направлен” на ценную вещь. Последняя является полным интенциональным коррелятом (объектом) моего оценивающего акта. Поэтому “ценностная ситуация” является частным случаем интенционального отношения, а ценности должны быть неким видом сущего; 3) объективистская аксиология настаивает на существовании онтологически независимого от субъекта царства ценностей, по отношению к которым он оказывается в положении реципиента. Основателем этого направления по праву считается М. Шелер. Устроение царства ценностей, по Шелеру, уже вполне выявляется при рассмотрении его “материальной аксиологии”, прежде всего иерархической структуры этого царства, представляющего собой законченное органическое единство. Он акцентировал ценностей и их носителей в виде личностей и вещей. Категория носителей ценностных качеств соответствует приблизительно благам (Güter), которые являют единство этих качеств и соотносятся с ними как вещи, в коих осуществляются эйдосы, с самими эйдосами. Эти эйдетические ценности характеризуются как “подлинные качества” и “идеальные объекты”. Как и платоновские эйдосы, они могут восприниматься и независимо от своих носителей: подобно тому, как краснота может постигаться и вне отдельных красных предметов. Их постижение осуществляется посредством особого рода интуитивно-созерцательного (умо-зрения), в области которого так же непригоден, как слух для различения цветов.

Последователь Шелера Я. Гартман развивает концепцию царства ценностей в “Этике”. Он характеризует ценности как “сущности или то, посредством чего все им причастное становится тем, что они суть сами, а именно ценным”. “Но они, далее, не формальные, бесформенные образы, но содержания, “материи”, “структуры”, открытые для вещей, отношений и личностей, которые к ним стремятся” (Hartmann N. Ethik. В., 1926, S. 109). Все может ценностным только через причастность ценностям-сущностям по той причине, что как таковая ценностному миру внеположена, а блага становятся таковыми также через них. Но царство ценностей вторгается в наш мир извне, и это можно ощутить в силе воздействия таких нравственных феноменов, как чувство ответственности или вины, воздействующих на индивидуальное подобно некоей силе, с коей не могут тягаться природные интересы “я”, самоутверждение и даже самосохранение. Эти этические феномены имеют бытие, но особое, отдельное от того, которое присуще действительности. Иными словами, “имеется для себя сущее царство ценностей, умопостигаемый , который располагается по ту сторону как действительности, так и сознания” и который постигается в столь же трансцендентном акте (обращенном к внесубъективному бытию), как и любой истинный познавательный акт, вследствие чего познание ценностей может быть как истинным, так и ложным в буквальном смысле (там же, . 146, 153); 4) если Шелер и Н. Гартман выделяли для ценностей отдельное царство бытия, то В. Вичдельбанд противопоставлял ценности “сущему”, а Г. Риккерт считал, что простое расширение реальности до включения в нее ценностей не может привести к постижению их значимости. Целеполагающая воля может иметь транссубъективное, значение только в том случае, если она возвышается над причинными законами и связями природы и истории, ибо ценностные значимости (Geltungen), коими определяется все, “не располагаются ни в области объекта, ни в области субъекта”, “они даже не суть реальное”. Иными словами, ценности составляют “совершенно самостоятельное царство, лежащее по ту сторону субъекта и объекта” (Риккерт Г. О понятии философии.-“Логос”, 1910, кн. I, с. 33). Объективная значимость ценностей может познаваться теоретическими науками, но она не опирается на их результаты и не может соответственно быть поколебленной последними. Существует, правда, область действительности, которая может снабдить теорию ценностей материалом для ее изысканий-это “мир культуры”, причастная ценностям . История как о культуре позволяет выявить освоение субъектом ценностного мира во времени и в становлении, но сам источник этого становления находится за его пределами, обнаруживая свой “надысторический характер”.

4. Разработка ценностных аспектов познания принадлежала преимущественно Баденской школе. Вивдельбанд, выясняя предметные границы философии и конкретных наук, определял философию как таковую в качестве “науки о необходимых и общезначимых определениях ценностей” (Виндельбанд В. Избранное. Дух и история. М., 1995, с. 39). Это основывалось на онтологическом дуализме ценностей и сущего: если сущее составляет предмет конкретных наук, то философия, дабы избежать их дублирования, должна обратиться к ценностному миру. Однако Виндельбанд руководствовался и собственно гносеологической презумпцией о том, что нормативным (оценочным) является сам познавательный как таковой. Любые-как “практические”, так и “теоретические”-суждения с необходимостью включают в себя и оценку своего содержании. Тем не менее существует и особая область ценностного познания, связанная с идеографическим методом, характерным для наук о культуре. Эти положения развиваются у Риккерта: суждения родственна воле и чувству; даже чисто теоретическое познание включает оценку; всякое , что я нечто познал, покоится на чувстве признания или отвержения чего-то; признавать можно только то, что понимается ценностно.

Этой позиции был близок и Гуссерль, считавший, что любое действие сознания, направленное на освоение действительности, исходит из “глухой скрытой атмосферы основополагающих ценностей”, из того жизненного горизонта, в котором “я” по своему желанию может реактивировать свои прежние переживания, но он не делал в отличие от них из этого положения далеко идущих гносеологических и науковедческих заключений. Значение ценностных компонентов в научном познании специально рассматривалось М. Вебером, выдвинувшим концепцию “ценностной идеи”, которая определяет установки ученого и его картину мира. Ценностные установки ученого не являются субъективными, произвольными-они связаны с духом его времени и культуры. “Интерсубъективный” дух культуры определяет и аксиологические установки того научного сообщества, которое оценивает результаты его изысканий. Но специальное значение “ценностная идея” имеет для наук о культуре (в которые Ввбер включал и социологию).

ПОСТКЛАССИЧЕСКИЙ ПЕРИОД (с 1930-х гг.). Теоретическое значение современного этапа аксиологии в сравнении с классическим весьма скромно. Можно ограничиться тремя моментами современного “акеиологического движения”: вызовом, который аксиология вынуждена была принять со стороны некоторых ведущих философов 20 в.; отдельными направлениями развития классических моделей фундаментальной аксиологии; популяризацией аксиологии в виде развития “прикладных” аксиологических исследований.


(от греческого аксис —ценность и логос — учение) — философская дисциплина, исследующая категорию «ценность»; характеристики, структуры и иерархии ценностного мира, способы его познания и его онтологический статус, а также природу и специфику ценностных суждений.

Аксиология включает и изучение ценностных аспектов других философских, а также отдельных научных дисциплин, а в более широком смысле—всего спектра социальной,художественной и религиозной практики, человеческой цивилизации и культуры в целом. Термин «аксиология» был введен в 1902 французским философом П. Лани и вскоре вытеснил своего «конкурента»—термин «тимология» (от греч. тимт —цена), введенный в том же году И. Крейбигом, а в 1904 был уже представлен Э. фон Гартманом в качестве одной из основных составляющих в системе философских дасциплин. В истории философского освоения ценностной проблематики выделяются несколько периодов. Начиная с античности можно говорить об обращениях к ней преимущественно «контекстного характера». При этом ни категория ценности, ни ценностный мир, ни ценностные суждения еще не становятся предметом специализированной философской рефлексии (смотритеЦенность). Лишь со 2 - й пол. 19 века эта проблематика становится одним из философских приоритетов европейской, культуры. В истории аксиологии как специализированной философской дисциплины можно различить по крайней мере три основных периода: предклассический, классический и постклассический.

Предклассический период (1860—80 - е гг.). Своим широким внедрением в философию категория ценности была обязана Р. Г. Лотце. Как, и большинство послекантовских философов, он считал «главным органом» ценностного мировосприятия некое «откровение», определяющее ощущение ценностей и взаимоотношения последних, которое менее достоверно для познания ценностного мира, чем рассудочное исследование - для познания вещей. Без чувств субъекта ценности не существуют, т. к. не могут принадлежать вещам самим по себе, что, однако, не означает, будто данности лишь субъективны. В пользу «объективности», свидетельствуют их интерсубъективный характер, соответствующий их общезначимости для «надэмпирического» трансцендентального субъекта; то обстоятельство, что оценивающие суждения обусловливаются оцениваемыми объектами; тот факт, что ценностные чувства не находятся в распоряжении субъекта, но «противостоят» ему в виде уже сложившейся системы. Более того, должное в известной мере обусловливает само сущее: потому и этика является «началом» метафизики. В «аксиологической гносеологии Лотце различает понятие (Begritf) и мысль (Gedanke): первое сообщает лишь объективный смысл определяемого, вторая — его значимость (Geltung) и ценность, Именно начиная с Лотце понятия ценностей эстетических, моральных, религиозных становятся общезначимыми единицами философской лексики. Близкий к Лотце философ и теолог А. Ритчль (1822—89) соотносил предметы веры в отличие от научных или метафизических с формулировками ценностных суждений, которые отличны от теоретических утверждений. Однако он пошел дальше, утверждая, что любое связное знание не только сопровождается, но и направляется чувством, и поскольку внимание необходимо для реализации цели познания, воля становится носителем познавательной цели. Но мотивом воли является чувство, делающее вещь или деятельность достойной желания.

Третьим основоположником классической аксиологии стал австрийский философ Ф. Брентано, развивший учение о внутреннем опыте как источнике саморепрезентации психических феноменовека Классификация этих феноменов производится соответственно их интенциональной природе, исхода из способа полагания в них объектовека В «Психологии с эмпирической точки зрения» (1874) он разделил все психические феномены на классы представлений, суждений и душевных переживаний (Gemfltsbewegungen), из которых последние ответственны за чувства удовольствия и неудовольствия, испытываемые субъектом по отношению к объектам, «наслаивающиеся» на представления и основоположные для ценностных суждения (Брентано Ф. Избранные работы, М., 1996, е. 82 - 83). Существенным обострением интереса к ценностной проблематике философия культуры этого периода была обязана Ф. Ницше, который провозгласил в «Воле к власти» знаменитое афористичное требование «переоценки всех ценностей» (Umwertung alter Werte) «Переоценка» предполагала прежде всего отказ от внесения в объективный мир ценностей посредством категорий «цель», «единство» и «бытие», которые были призваны истолковывать реальный мир, принадлежа на деле миру вымышленному. В обесцененном в результате этой переориентации сознания мире должна наступить эра истинного полагания ценностей, связанная с «истинными» потребностями самореализующегося и самоутверждающегося индивида. По Ницше, именно «воля к власти» есть основание истинного ценностного мира.Классический период (1890 - 1920 - е гг.). Ценностная проблематика быстро стала едва ли не преобладающей в европейской мысли.

Пользуясь некоторыми современными классификациями, классическую аксиологию правомерно рассматривать как единство аксиологии «формальной»—изучающей предельно общие законы, заключенные в ценностных отношениях и аксиологии «материальной»—изучающей структуру и иерархию наличных, «эмпирических» ценностей. К этим двум можно было бы добавить и аксиологическую «онтологию»—вопрос о субъективности (объективности) ценностей, исследование их бытийной локализации и их соотношения с существованием, а также «гносеологию» — вопрос о соотношении ценностей и познания. Эти четыре области и составляют в сущности фундаментальную теорию ценностей.

В формальной аксиологии систематизировались прежде всего некоторые аксиологические аксиомы, соответствующие тому, что можно было бы назвать ценностной логикой. Четыре аксиомы были сформулирована уже Брекгаш. М. Шелер в фундаментальном труде «Формализм в этике и материальная этика ценностей» (1913 - 16) добавил к ним отношения между ценностью и долженствованием: во - первых, должны или не должны существовать только ценности; во - вторых, должны существовать только положительные ценности, а отрицательные не должны. Сюда, далее, относятся отношения должного и недолжного к «праву на бытие»: все должное имеет право на бытие, но не имеет права на небытие; тогда как недолжное, наоборот, имеет право на небытие, но не на бытие. Наконец, он формулирует правило, напоминаюшее логический закон исключенного третьего: одна и та же ценность не может быть и позитивной, и негативкой.Иерархизация основных; классов - ценностей предпринималась в классической аксиологии неоднократно. Более громоздкая иерархизация принадлежала ______тербергу различавшему в «Философии ценностей» (190 следующие классы: ценности «самосодержания», «согласия», «деятельности», «осуществления»; жизненные и культурные ценности; ценности существования,единства, развития (соотносимые с жизненными ценностями, становлением, действием), божественныеценности взаимосвязи, красоты, «производства»; мировоззрения. Наиболее глубокое осмысление иерархии Ценностей встречается у Щедера. «Всему царству ценностей, пишет он, — присущ особый порядок, который состоит в том что ценности в отношениях друг к другу образуют такую «иерархию», в силу которой одна ценность оказывается «более высокой» или «более низкой», чем другая. Эта иерархия, как и разделение на «Позитивные и «негативные» ценности, вытекает из самой сущности ценностей и не относится только к «известным нам ценностям»» (Шелер М. Избр, произвека М 1994, 4. 313); Интуитивно созерцательное (в платоновском смысле) постижение «ранга» той или иной ценности, которое осуществляется в особом акте их познания называется у Шелера «предпочтением». Это постижение разнице в связи с благами, как носителям ценностей, и самими ценностями, ибо в первом случае речь идет об эмпирическом, а во втором — об априорном предпочтении. Тот, кто предпочитает ценность «благородного» ценности «приятного», будет обладать индуктивным опытом совсем иного мира благ, чем тот, кто этого не делает. Поскольку иерархия ценностей онтологически отлична от предпочитаемых их эмпирических носителей, она, по мнению Шелера,совершенно неизменна в своей сущности для всех субъектов, хотя «правилапредпочтения», возникающие в истории, всегда вариативны. Постигать какая ценность является более высокой, чем другая, нужно каждый раз заново в «акте предпочтения».

В иерархии ценностей следует различать два порядка, и которых один упорядочивает соотношения в соответствии с их сущностными носителями, другой собственно ценностные модальности. Сущностными носителями ценностей могут быть ценные «вещи», которые можно назвать благами, и личности. Но помимо них носителями ценности являются определенные «акты» (познания, любви и ненависти,воли),функций(слух,зрениечувство и т. д.), ответные реакции (радость по поводу чего - либо, в т. ч. реакции на других людей и т. д.), спонтанные акты. Наиболее важная иерархия—самих ценностных модальностей — описывается в последовательности четырех рядов:

  1. ценностный ряд «приятного» и «неприятного». Им соответствует на уровне сущностных носителей «чувственное чувство» и его модусы — наслаждение и страдание, а также «чувства ощущений» — чувственное удовольствие и боль;
  2. совокупность ценностей витального чувства. Речь идет о всех качествах, которые охватывают противоположность «благородного» и «низкого». Сюда же относятся ценности сферы значений «благополучия» и «благосостояния». На уровне состояний им соответствуют все модусы чувства жизни — «подъем» и «спад», здоровье и болезнь и так далее, в виде ответных реакций — радость и печаль, в виде инстинктивных реакций — мужество и страх, импульс чести, гнев и т. п.;
  3. области духовных ценностей: «прекрасное» и «безобразное» и весь круг чисто эстетических ценностей; «справедливое» и «несправедливое», то есть область ценностей этических; ценности чистого познания истины, которые стремится реализовать философия (наука, по мнению Шелера, руководствуется также целями «господства над явлениями»). Производными от всего этого ряда являются ценности культуры, которые по своей природе относятся уже скорее к области благ, то есть материальных носителей ценностей (сокровища искусства, научные институты, законодательство и т. д.). Состояния (корреляты) духовных ценностей—духовные радость и печаль, ответные реакции — расположение и нерасположение, одобрение и неодобрение, уважение и неуважение, духовная симпатия, поддерживающая дружбу, и некоторые другие;
  4. высшей ценностной модальностью оказывается модальность «святого» и «несвятого». Основной ее различительный признак — то, что она являет себя только в тех предметах, которые в интенции даны как «абсолютные предметы». В соотношении с этой ценностной модальностью все остальные ценности являются ее символами. В качестве состояний ей соответствуют чувства «блаженства» и «отчаяния», специфические ответные реакции — «вера» и «неверие», «благоговение», «поклонение» и аналогичные способы отношений. В отличие от них акт, в котором изначально постигаются ценности святого, — это акт любви. Поэтому самостоятельной ценностью в сфере «святого» будет с необходимостью «ценность личности». Ценностями священного являются формы почитания, которые даны в культе и таинствах. Каждой из этих четырех ценностных модальностей соответствуют свои «чистые личностные типы»: художник наслаждения, герой или водительствующий дух, гений и святой. Соответствующие сообщества — простые формы т. н. «обществ», жизненное общество (государство), правовое и культурное сообщество, сообщество любви (церковь). Э. Шпрангер в «Формах жизни» (1914) предлагает различать уровни ценностей в зависимости от того, можно ли тот или иной ряд отнести к средствам или целям по отношению к другим. В. Штерн в трилогии «Личность и вещь» (1924) различает ценности - цели и ценности - носители.
  5. «Ценностная ситуация», как и познавательный акт, предполагает наличие трех необходимых компонентов: субъекта (в данном случае «оценивающего»), объекта «оцениваемого» и некоторого отношения между ними «оценивания». Расхождения были связаны не столько с их фактическим признанием, сколько со сравнительной оценкой их места в «ценностной ситуации» и соответственно онтологического статуса ценностей. И здесь основные позиции связаны с попытками локализовать ценности преимущественно в оценивающем субъекте, преимущественно в оцениваемом объекте, в том и другом и, наконец, за пределами и того, и другого.

В субъективистской трактовке ценностного отношения различимы в свою очередь три позиции, связанные с тем, в каком начале душевной деятельности оно преимущественно локализуется — в желаниях и потребностях субъекта, в его волевом целеполагании или в особых переживаниях его внутреннего чувства.

Первую из этих позиций отстаивал австрийский философ X. Эренфельс, согласно которому «ценность вещи есть ее желательность» и «ценность есть отношение между объектом и субъектом, которое выражает тот факт, что субъект желает объект либо уже фактически или желал бы его и в том случае, если бы не был даже убежден в его существовании». Он утверждал, что «величина ценности пропорциональна желательности» (Ehrenfels Ch, von. System der Werttheorie, Bd. I. Lpz., 1987, S. 53, 65). Волюнтаристскую трактовку ценностей, восходящую к Канту, развивал Г. Шварц, утверждавший, что ценностью следует называть опосредованную или непосредственную цель воли (Willenziele). Согласно же Г. Когену, удовольствие и неудовольствие не являются знаками или «гарантами» ценности, «но одна чистая воля должна производить ценности, которые могут быть наделены достоинством» (Cohen H. System der Philosophie, Th. II, Ethik des relnen Willens. В, 1904, S5. 155).

Переживания внутреннего чувства, рассматривавшиеся как локализация ценностей еще английскими просветителями, разрабатывавшими идею морального чувства и внутреннего чувства, затем Юмом, а также Баумгартеном и Мейером и в концепции внутренних восприятий, «чувствований» Тетенса, а позднее послекантовскими философами, также нашли много приверженцев, включая Ибервега, Шуппе, Дильтея и другие Аксиологам, настаивавшим на локализации ценностей в каком - то одном аспекте душевной деятельности, противостояли те, кто также считали объект ценностно нейтральным, но отказывались от выделения в субъекте какой - либо специальной «ответственной за ценности» способности. Этого мнения придерживался и Ф. Шиллер, который считал ценности достоянием целостного, а не «раздробленного» субъекта. Э. фон Гартман считал, что для осуществления ценностного расположения необходимо взаимодействие и логических представлений, и внутреннего чувства, и целеполагающей воли. А. Риль прямо настаивал на том, что ценности, как и идеи, восходят к действиям рассудка, переживаниям души и стремлениям воли;

К «субъект - объективистам» следует в первую очередь отнести последователей Лотце и Брентано. Так, австрийский философ А. Мейнонг в книге «Психологическо - эти - ческие изыскания по теории ценностей» (1897) подверг остроумной критике многие основоположения субъективизма. К примеру, он считал несостоятельными попытки выводить ценность объекта из его желаемости или его способности удовлетворять наши потребности, поскольку отношения здесь скорее противоположные: желательно для нас и удовлетворяет наши потребности то, что мы уже считаем для нас ценныМосква Мейнонг, правда, считал, что субъективность ценностных переживаний доказывается тем, что один и тот же объект вызывает различные ценностные чувства у разных индивидов, а порой и у одного и того же, но и при этом он видел в чувстве ценности лишь симптом ценности, единственное феноменально доступное нам в ней, а следовательно, оставляющее место и для ноуменально ценного, которое не ограничивается рамками субъекта. В критике субъективистов - натуралистов с ним был солидарен Дж. Мур, который также считал, что «не наши эмоциональные состояния обусловливают представления о ценностности соответствующих объектов, но наоборот». Ценность можно определить как неэмпирическое, но объективное свойство предмета, постигаемое лишь в особой интуиции. Согласно И. Хейде, ни чувство ценности субъекта, ни свойства объекта сами по себе еще не образуют собственно ценностей, но составляют только их «основания» (Wertgrand). Ценность в собственном смысле есть «особое отношение, «приуроченность» между объектом ценности и ее чувством — особым состоянием субъекта ценности» (Heide I. E. Wert. В., 1926, S. 172). К субъект - объектной трактовке ценностей можно отнести и аксиологию Э. Гуссерля, исследовавшего в «Идеях к чистой феноменологии и феноменологической философии» (1913) природу того, что он называл оценивающими актами. Эти акты обнаруживают собственную двойную направленность. Когда я осуществляю их, то я просто «схватываю» вещь и одновременно «направлен» на ценную вещь. Последняя является полным интенциональным коррелятом (объектом) моего оценивающего акта. Поэтому «ценностная ситуация» является частным случаем интен - ционального отношения, а ценности должны быть неким видом сущего;

Объективистская аксиология настаивает на существовании онтологически независимого от субъекта царства ценностей, по отношению к которым он оказывается в положении реципиента. Основателем этого направления по праву считается М. Шелер. Устроение царства ценностей, по Шелеру, уже вполне выявляется при рассмотрении его «материальной аксиологии», прежде всего иерархической структуры этого царства, представляющего собой законченное органическое единство. Он акцентировал различие ценностей и их носителей в виде личностей и вещей. Категория носителей ценностных качеств соответствует приблизительно благам (Giiter), которые являют единство этих качеств и соотносятся с ними как вещи, в коих осуществляются эйдосы, с самими эйдосами. Эти эйдетические ценности характеризуются как «подлинные качества» и «идеальные объекты». Как и платоновские эйдосы, они могут восприниматься и независимо от своих носителей, подобно тому, как краснота может постигаться и вне отдельных красных предметов. Их постижение осуществляется посредством особого рода интуитивно - созерцательного (умозрения), в области которого рассудок так же непригоден, как слух для различения цветовека Последователь Шелера Н. Гартман развивает концепцию царства ценностей в «Этике». Он характеризует ценности как «сущности или то, посредством чего все им причастное становится тем, что они суть сами, а именно ценным». «Но они, далее, не формальные, бесформенные образы, но содержания, «материи», «структуры», открытые для вещей, отношений и личностей, которые к ним стремятся» (Hartmann N. Ethik. В., 1926, S. 109). Все может стать ценностным только через причастность ценностям - сущностям по той причине, что действительность как таковая ценностному миру внеположена, а блага становятся таковыми также через них. Но царство ценностей вторгается в наш мир извне, и это можно ощутить в силе воздействия таких нравственных феноменов, как чувство ответственности или вины, воздействующих на индивидуальное сознание подобно некоей силе, с коей не могут тягаться природные интересы «я», самоутверждение и даже самосохранение. Эти этические феномены имеют бытие, но особое, отдельное от того, которое присуще действительности. Иными словами, «имеется для себя сущее царство ценностей, истинный умопостигаемый космос, который располагается по ту сторону как действительности, так и сознания» и который постигается в столь же трансцендентном акте (обращенном к внесубъективному бытию), как и любой истинный познавательный акт, вследствие чего познание ценностей может быть как истинным, так и ложным в буквальном смысле (там же, S. 146, 153); 4) если Шелер и Н. Гартман выделяли для ценностей отдельное царство бытия, то В. Винделъбанд противопоставлял ценности «сущему», а Г. Риккерт считал, что простое расширение реальности до включения в нее ценностей не может привести к постижению их значимости. Целеполагающая воля может иметь транссубъективное, всеобщее значение только в том случае, если она возвышается над причинными законами и связями природы и истории, ибо ценностные значимости (Geltungen), коими определяется все, «не располагаются ни в области объекта, ни в области субъекта», «они даже не суть реальное». Иными словами, ценности составляют «совершенно самостоятельное царство, лежащее по ту сторону субъекта и объекта» {Риккерт Г. О понятии философии.— «Логос», 1910, книге I, с. 33). Объективная значимость ценностей может познаваться теоретическими науками, но она не опирается на их результаты и не может соответственно быть поколебленной последними. Существует, правда, область действительности, которая может снабдить теорию ценностей материалом для ее изысканий — это «мир культуры», причастная ценностям реальность. История как наука о культуре позволяет выявить освоение субъектом ценностного мира во времени и в становлении, но сам источник этого становления находится за его пределами, обнаруживая свой «надысториче - ский характер».

Разработка ценностных аспектов познания принадлежала преимущественно Баденской школе. Виндельбанд, выясняя предметные границы философии и конкретных наук, определял философию как таковую в качестве «науки о необходимых и общезначимых определениях ценностей» (Виндельбанд В. Избранное. Дух и история. М., 1995, с. 39). Это определение основывалось на онтологическом дуализме ценностей и сущего: если сущее составляет предмет конкретных наук, то философия, дабы избежать их дублирования, должна обратиться к ценностному миру. Однако Виндельбанд руководствовался и собственно гносеологической презумпцией о том, что нормативным (оценочным) является сам познавательный процесс как таковой. Любые — как «практические», так и «теоретические» —суждения с необходимостью включают в себя и оценку своего содержания. Тем не менее существует и особая область ценностного познания, связанная с идеографическим методом, характерным для наук о культуре. Эти положения развиваются у Риккерта. Функция суждения родственна воле и чувству, даже чисто теоретическое познание включает оценку; всякое убеждение, что я нечто познал, покоится на чувстве признания или отвержения чего - то; признавать можно только то, что понимается ценностно. Этой позиции был близок и Гуссерль, считавший, что любое конкретное действие сознания, направленное на освоение действительности, исходит из «глухой скрытой атмосферы основополагающих ценностей», из того жизненного горизонта, в котором «я» по своему желанию может реактивировать свои прежние переживания, но он не делал в отличие от них из этого положения далеко идущих гносеологических и науковедческих заключений. Значение ценностных компонентов в научном познании специально рассматривалось М. Бебером, выдвинувшим концепцию «ценностной идеи», которая определяет установки ученого и его картину мира. Ценностные установки ученого не являются субъективными, произвольными— они связаны с духом его времени и культуры. «Интерсубъективный» дух культуры определяет и аксиологические установки того научного сообщества, которое оценивает результат его изысканий. Но специальное значение «ценностная идея» имеет для наук о культуре (в которые Вебер включал и социологию).

Постклассический период (с 1930 - х гг.). Теоретическое значение современного этапа аксиологии в сравнении с классическим весьма скромно. Можно ограничиться тремя моментами современного «аксиологического движения»: вызовом, который аксиология вынуждена была принять со стороны некоторых ведущих философов 20 века; отдельными направлениями развития классических моделей фундаментальной аксиологии; популяризацией аксиологии в виде развития «прикладных» аксиологических исследований.

Первый момент. Обостренная критическая реакция М. Хайдеггера на достижения классической аксиологии объяснима частично чувством протеста против сложившегося в философии его времени «культа ценностей», частично его собственным «культом бытия», требовавшим в его сознании очистки философского пространства от прежних «идолов», среди которых он счел «идола аксиологического» наиболее претенциозным. Подобно Ницше, он также предпринимает «переоценку всех ценностей», но стремится при этом не к замене призрачных ценностей реальными, а более радикально — к «деаксиологизации» философии и жизни, без которой невозможна их истинная «онтологизация». Согласно Хайдеггеру, само понятие ценности является логически «безопорным»: благо определяется через ценность, которая в свою очередь определяется через благо; таковы же взаимоотношения ценности с понятиями значимости, цели и основания; иначе говоря, аксиология вводит нас в логические круги (Хайдеггер М.Время и бытие. МОСКВА, 1993, с. 71—72). Будучи, таким образом, в определенном смысле псевдопонятиями, ценности ответственны за псевдосуществование индивида: человечество наивно считает, что любое покушение на них грозит крушением его существования, но «на самом деле ценность как раз и оказывается немощным и прохудившимся прикрытием для потерявшей объем и фон предметности сущего», она ответственна за то, что человек «псевдоживет», все измеряя и просчитывая, и это существование по ценностям сопоставимо с платоновской пещерой, из которой должна быть «извлечена» истинная человеческая экзистенция (там же, с. 56, 210, 361). Отказ же от ценностей означает вовсе не нигилизм, как склонно считать «просвещенное человечество»; напротив, оценивание всего есть «субъективация», которая «оставляет сущему не быть, а — на правах объекта оценки — всего лишь считаться». Потому выступать против ценностей — значит, «сопротивляясь субъективации сущего до голого субъекта, открыть для мысли просвет бытийной истины» (там же, с. 212). Б. Рассела, напротив, не устраивала в аксиологии как раз та метафизичность, которую у нее решительно отрицал Хайдеггер: проблематика аксиологии всецело вненаучна, т. к. относится лишь к области вкуса (а о вкусах, как известно, не спорят); именно вкусами обусловлены различия в ценностях (хотя кажется, что в область вкуса включается только отношение к устрицам). Более осторожно отношение к ценностям у Л. Витгенштейна, подчеркивавшего их «неопределимость» и релятивность. Второй момент. Среди трех основных направлений современной фундаментальной аксиологии два —натуралистическое и феноменологическое —продолжают традиции классической аксиологии, тогда как третье, реализующееся в рамках англо - американской аналитической философии, связано с предшествующим периодом более опосредованно.

← Вернуться

×
Вступай в сообщество «sinkovskoe.ru»!
ВКонтакте:
Я уже подписан на сообщество «sinkovskoe.ru»