21 августа 1890 г. от одесского причала отвалил пароход Добровольного флота “Кострома”. Целью его назначения была Япония. Одним из первых пассажиров прибыл молодой, русоголовый, высокий и худощавый священник с новеньким золотым наперсным крестом. Изумленными глазами провинциала он присматривался к сутолоке и суете порта, к сложным погрузочным механизмам и слаженной работе матросов.
В назначенное время “Кострома” вышла на рейд, где и простояла целый день к величайшему разочарованию и досаде пассажиров, нетерпеливо ожидавших начала путешествия. Молодой священник был одним из самых нетерпеливых. Несколько раз он справлялся у членов команды о времени отправления и сокрушенно разводил руками, когда ему повторяли, что пароход отдаст якоря не раньше двенадцати ночи.
Нетерпеливого пассажира можно было видеть на палубе до самого вечера, но отплытия он так и не дождался: когда в полночь “Кострома” вышла в открытое море, священник крепко спал в своей каюте: накопившаяся за предотъездные дни усталость дала себя знать.
Священника звали иеромонахом Сергием. Он направлялся на миссионерскую работу в Японию по путевке Санкт-Петербургской Духовной Академии.
Иван Николаевич Страгородский родился 11 января 1867 г. в городе Арзамасе Нижегородской губернии. Арзамас был тихим зеленым сонным городком, которого почти не коснулись послереформенные перемены.
На 12000 жителей в городе было 30 церквей, 4 мужских и 3 женских монастыря. Будущий патриарх происходил из старинного священнического рода: священствовали в городе его отец и дед, его тетка Евгения была игуменьей Никольского женского монастыря, и все их предки, насколько они их помнили, принадлежали клиру. Один из них - Сильвестр Страгородский, живший во второй половине ХVII в., был даже в епископском сане.
Из своего детства будущий патриарх вынес глубокую традиционную религиозность. Уже будучи епископом он, несмотря на загруженность, находил время для писания акафистов.
Мальчик очень рано лишился матери и рос при Алексеевском женском монастыре, где священствовал его отец. Первыми его друзьями были монахини, окружавшие его сочувствием и лаской.
Все ступени образования мальчик проходил, оставаясь в строго сословных рамках: на восьмом году жизни его отдали в приходское училище, оттуда он был переведен в Арзамасское духовное училище, а затем - в Нижегородскую духовную семинарию. В 1886 г. Иван Николаевич Страгородский закончил семинарию по первому разряду и отправился вольнослушателем в Санкт-Петербургскую Духовную Академию.
Петербургская Академия в то время славилась своим преподавательским составом. Ветхий Завет читал крупный библеист Ф. Г. Елеонский, автор “Истории израильского народа в Египте” (СПб., 1884). Философию читал М. И. Каринский, спе-циалист по гносеологии Канта, которую он подверг критике в своей работе “Об истинах самоочевидных”. Логику преподавал А. Е. Светилин. Наиболее сильным в Академии было историческое отделение. Там читали курсы И. Ф. Нильский, извест-ный византолог М. О. Коялович, автор “Литовской церковной унии” и “Истории русского самосознания” И. С. Пальмов, круп-нейший специалист по истории славянства профессор протоиерей П. Ф. Николаевский (“История Русской Церкви”). Цер-ковную археологию и литургику преподавал известный знаток иконописи Н. В. Покровский. Курс догматики читал земляк И. Н. Страгородского проф. А. Л. Катанский. У него же в свое время иеромонах Сергий писал кандидатскую диссертацию.
После приемных испытаний И. Н. Страгородский был зачислен в Академию на казенный кошт. Учился будущий патриарх хорошо, всегда числился одним из первых, а окончил Академию первым магистрантом.
В то время Петербург был центром революционной активности русского студенчества. Многие студенты Академии входили в антиправительственные кружки и группы. Вот что впоследствии вспоминал об этом времени епископ Сергий:
“Время юности - вообще опасное время, а время студенчества еще более. Сколько тогда было всевозможных искушений, сколько блуждающих огней кругом нас! “Идите к нам, - раздавались обольстительные призывы, - будем вместе работать, будем полезны нашему народу”. Звали нас во всевозможные кружки или общества, звали на панихиды по несчастным выходцам из нашей духовной школы, звали на служение народу… совсем чуждое, если не прямо противное интересам и началам Церкви Православной. Все звали нас на свой путь, соблазняли служить своему богу. И многие откликнулись на этот соблазнительный призыв! Много дорогих питомцев нашей Академии, юношей даровитых и честных, идеально настроенных, потерялось навсегда для Церкви святой, многие из них и погибли потом нравственно и физически…”.
Студент Страгородский не воспринял революционный призыв, однако нельзя сказать, что он оставался социально пас-сивным. Он принимал деятельное участие в проповеднической работе организованного столичным духовенством “Общества рас-пространения религиозно-нравственного просвещения”. Деяель-ность этого общества представляла единственную альтернативу растущему революционно-атеистическому влиянию на рабочих.
По окончании третьего курса Страгородский провел лето в Валаамском монастыре. Вернувшись оттуда в Петербург, он заявил о желании принять иноческий постриг. 30 января 1890 г. студент Иоанн стал иноком Сергием. Вскоре после этого он был рукоположен во иеродиакона и иеромонаха.
Свою кандидатскую диссертацию на тему “Православное учение о вере и добрых делах” о. Сергий писал у проф. Катанского. Хотя тот был не согласен с позицией автора, подвергшего радикальной критике современное православное богословие, но признал диссертацию выгодно отличающейся от обычных студенческих сочинений благодаря силе богословской мысли, особенной любви автора к избранной теме, большой, даже редкой для студента начитанности в святоотеческой литературе, умению пользоваться ею и, наконец, многим глубоким мыслям. По мнению проф. Катанского, сами недостатки диссертации искупались юношеской пылкостью души автора. Он рекомендовал работу о. Сергия Ученому совету Академии для поощрения его к дальнейшим трудам.
В субботу 9 июня 1890 г. Советом Академии был утвержден список кандидатов богословия, окончивших курс учения. Иеромонах Сергий занял первое место среди 47 кандидатов-магистрантов. По академическому уставу он должен был остаться при Академии в качестве стипендиата для подготовки к профессорскому званию и работать над магистерской диссертаций, совершенствуя свое кандидатское сочинение. Но “молодой иеромонах пожелал свои теоретические познания <…> подкрепить практической работой на ниве Христовой”, - пишет его биограф. Через два дня по окончании Академии о. Сергий подал заявление на имя ректора Академии епископа Антония с просьбой отправить его на службу в состав Японской православной миссии. В течение двух месяцев прошение прошло все инстанции, и 23 августа 1890 г. Совет Академии, заслушав синодальный указ и резолюцию Митрополита Санкт-Петербургского, постановил передать документы кандидата богословия иеромонаха Сергия в Азиатский департамент Министерства иностранных дел для отправки начальнику Японской духовной миссии епископу Николаю (Касаткину).
Молодой миссионер получил золотой наперсный крест, полагавшийся ему по характеру службы, заграничный паспорт, подъемные и прогонные и отправился к месту назначения.
О. Сергий пробыл в Японии около двух с половиной лет, из которых почти полгода он заменял судового священника на военном крейсере “Память Азова”. Весной 1893 г. ему был вручен указ о переводе в Россию. По возвращении в Санкт-Петербург о. Сергий был назначен иснолняющим должность доцента Петербургской Духовной Академии по кафедре Св. Писания Ветхого Завета. Через полтора года, после ряда служебных перемещений, молодой иеромонах был назначен настоятелем Русской посольской церкви в Афинах с возведением в сан архимандрита.
Будучи в Греции, архимандрит Сергий закончил и защитил магистерскую диссертацию на тему “Православное учение о спасении”, которая была воспринята как крупное событие в богословии.
В 1897 г. архимандрит Сергий вновь отправился в Японию помощником начальника Японской духовной миссии и пробыл на этом посту до 1899 г., когда его перевели назад в Россию на должность ректора Петербургской Духовной семинарии.
Все эти годы о. Сергий много писал о Японии, Японской Церкви и о ее основателе и предстоятеле епископе Николае. Многие его статьи, письма и отчеты о миссионерской работе были напечатаны как в церковной, так и в гражданской периодике, а книга “На Дальнем Востоке (Письма японского миссионера)” даже выдержала несколько изданий, причем весь гонорар с нее о. Сергий перечислил в пользу Японской духовной миссии.
По литературному жанру “Письма миссионера” безусловно относятся к типу “Хождения”, восходящего к “Житию и хождению игумена Даниила из русской земли”, написанному в ХII в. Другой литературный предшественник Сергия - русский купец Афанасий Никитин, в ХVI в. совершивший путешествие в Индию и оставивший нам свое замечательно интересное “Хожение за три моря”. Иеромонах Сергий, как и его предшественники, о которых писал Д. С. Лихачев,“стремится быть ясным и точным в своих описаниях; чисто литературных задач он не ставит перед собой никаких; ухищрений стиля у него нет. И вместе с тем перед нами прекрасный литературный памятник… написанный рукой человека, умеющего быть внимательным и способного описать то, что он видел”.
Но “Письма” Сергия включают в себя гораздо больше, чем описания увиденных мест и встреченных людей: они полны размышлений, выводов и оценок, которыми молодой автор делится со своими читателями. “Письма” вышли из дневниковых записок Сергия и сохраняют свою близость к дневниковому жанру. Тут не может не быть упомянут еще один литературный предшественник японского миссионера - Н. К. Карамзин и его “Письма русского путешественника” (1792).
Читая “Письма”, мы ясно видим их автора - удивительно наблюдательного и зрелого, несмотря на свою молодость; вместе с тем по-юношески горячего и порывистого, любознательного и открытого, как немногие, и, тем не менее, человека своего времени, воспитания и окружения.
Размышляя о жизни китайцев в Гонконге, он возмущается жестокой колониальной политикой англичан . Заметим, однако, что противопоставляемая ей наша русская неустроенность - альтернатива весьма сомнительная; кроме того, эта неустроенность совсем не предотвращала жестокую колониальную эксплуатацию, которой было немало и в Российской Империи.
В этих размышлениях просвечивает и провинциальный комплекс, и наивная патриотическая гордость. Вот, например, ремарка, которую о. Сергий приводит после описания роскошной тропической природы:
“…постоянная роскошь делалась приторной. Хотелось чего-нибудь покислее, погрубее, чего-нибудь вроде нашего квасу или черного хлеба. Здесь уже слишком все было жирно, сладко, сдобно. Мы вспоминали здесь нашу березку. Куда скромнее она, как-то целомудреннее, скромнее и здоровее здешней, распустившейся, намащеной, одуряющей своим благоуханием, разряженной природы. Конечно, это поражает. Но она слишком роскошна, чтобы ее полюбить, чтобы успокоиться среди нее. Она душит, а не успокаивает… Да и фрукты здешние хороши только, когда они редкость, привыкнешь к ним, и тогда все эти бананы, ананасы и пр. не дадут вам забыть нашего яблока. Где им до него? Не сравняются никогда”.
А вот и другой, еще более яркий пример. После визита на французское судно о. Сергий невольно сравнивает виденную им заграничную роскошь с первобытной простотой “Костромы”. Это невыгодное для русского парохода сравнение неожиданно заканчивается патриотическим демаршем: “Впрочем, у нас гораздо лучше, как там ни хороши все французские каюты”.
Но справедливости ради следует заметить, что подобные пассажи встречаются довольно редко, и даже в них автор никогда не перебарщивает. Очевидно, ему помогает природный вкус и хорошее чувство юмора, а главное - христианская настроенность души.
Вот, например, еще одно сравнение. На этот раз речь идет о протестантских и католических миссиях, об их приемах, а затем автор переходит на размышление об отношении этих конфессий к человеку. О. Сергия наводит на это размышление прогулка по английскому кладбищу Гонконга.
“Особенно хорошо английское (кладбище - А. Д .): это не кладбище, а самый роскошный парк, убранный с тропическим богатством. Могильные памятники как-то пропадают среди могучей зелени. Жизнь торжествует победу над символами смерти. Одно только неприятно поразит всякого, кто внимательно присмотрится к этому кладбищу: на нем нет ни одного китайского памятника, хотя китайцы-протестанты в городе, несомненно, есть. Культурные англичане, кичащиеся своим знанием Библии и приверженностью к ней, погнушались, очевидно, своими китайскими единоверцами. После мы, гуляя за городом, нашли кладбище китайских протестантов; расположено оно далеко под горой, в овраге. Заброшено, пустынно, неприглядно. Одни кресты говорят, что это христианское кладбище, а не место погребения каких-нибудь преступников и отверженников. Такой сепаратизм не делает чести протестантам. Католики в этом отношении гораздо последовательнее: раз принят человек в церковь, им не гнушаются, и после смерти его останки найдут себе место рядом с европейцем. На здешнем католическом кладбище среди роскошных памятников португальцев вы видите и скромные кресты с китайскими надписями: это китайцы-католики. Не испортили бы эти кресты и богатого английского кладбища-парка, было бы там место и им”.
О. Сергий отличается острой наблюдательностью, он умеет замечать вещи и делать выводы. И главное, где бы он ни был и что бы он ни видел, он никогда не забывает о своей принадлежности к православной Церкви, свое призвание и свою первую обязанность - благовествовать слово Божие. Он буквально горит миссионерским пылом, и отсутствие православных миссий во всех местах, через которые он проезжает, вызывает у него глубокое разочарование. Вот как, например, он завершает свой отчет о Коломбо:
“Пришлось глубоко пожалеть, что мы еще не доросли до того, чтобы иметь здесь свою миссию, мы еще замыкаемся в рамках узкого национализма. Заботимся только о своих, забывая, что Господь пришел ко всем без различия и послал апостолов ко всем народам земного шара. Чем наши достойнее, например, хотя бы этих индусов? Скажут, что у нас народа нет. Совершенная неправда. Было бы только желание, народ, то есть церковные деятели, на ниве Господней всегда найдется. Ведь идут же из Духовных Академий во всевозможные ведомства. Нашли же необходимым сократить штаты Академий. Очевидно, мы страдаем не недостатком народа, а избытком его, перепроизводством. Отчего бы не отделить сюда хотя бы двоих? Эти двое, может быть, успели бы что-нибудь начать, может быть, успели бы образовать продолжателей из самих индусов, как, например, теперь в Японии. Скажут, у нас средств нет. Правда, мы беднее каких-нибудь американцев. Но пусть и миссия наша начнется с малого. Бог поможет, потом дойдем и до большего. Ведь тратится же у нас миллион рублей, по самому минимальному счислению, на одни церковные облачения. Вот, хотя бы одну сотую или несколько сотых из этой суммы отделить сюда. Этого было бы на первый раз более чем достаточно. Нет, должно быть не скудость средств и людей тут причиной, а холодность к вере, привязанность только к личному благополучию. Да, еще много нужно нам жить и делать, чтобы вырасти до православной миссии…”
В октябре о. Сергий прибыл в Токио. В то время над городом доминировал только что законченный православный собор - “Николай-до”. Вот что о. Сергий пишет о своих первых чувствах по приезде:
“…на холме белел наш, православный храм, сиял своим крестом на чистом небе. Вот он, это знамя Христово, поднятое из самой середины язычества, смело проповедавшее Христа пред лицом всего мира. Невольно снялись наши шляпы, хотелось молиться о том, чтобы и нам послужить, насколько можем, под сенью этого знамени, для славы этого Святого Креста”.
Такие восклицания многие отнесут к юношескому идеализму и пылу новичка; позже-де Сергий повзрослел, заматерел, освободился от юношеского прекраснодушия, приобрел хитрость и цинизм заядлого политикана и сделался тем Сергием, каким его знает история.
Конечно, когда Сергий писал эти строки, он был очень молод. Но в задачи этой работы и входит доказательство того, что на самом деле между иеромонахом Сергием и епископом (а затем и патриархом) Сергием не существует качественной разницы. Конечно, в течение жизни Сергий повзрослел и приобрел много опыта, но его мировоззрение сложилось уже в ранней юности, и между 1890 и, скажем, 1927 г. его взгляды не претерпели значительной перемены. Вот как его характеризует Владимир Лосский:
“Напомним две истины веры, к которым он постоянно возвращался, которые он неустанно повторял за долгие годы своего служения Церкви. Первая: в изменчивом и текучем мире Церковь одна остается неизменной, непоколебимой, верной своей задаче в новых исторических условиях. Она должна возжигать в сердцах людей все тот же божественный огонь, сошедший в день Пятидесятницы на апостолов. Вторая: мир управляется Промыслом Божиим, и нет в нем такой автономной области, которая находилась бы вне Божественной воли; поэтому для христиан не может быть ничего случайного в происходящем, ничто не должно их смущать, приводить в замешательство или отчаянье”.
Иными словами, мир лежит во зле. Для христианина не должно существовать принципиальной разницы между православной Российской Империей, языческой Японией и безбожным СССР, ибо все они - от мира сего, безусловно враждебного Церкви. Они приходят и уходят, а Церковь остается единственным критерием добра, правды и красоты “в самой середине язычества”. Характерно, что о. Сергий, будучи корабельным священником, назвал самый торжественный момент дня на русском корабле - подъем флага - “полуязыческим торжеством”.
О. Сергий был “пессимистом”: он не верил в торжество Церкви в этом мире. Однако всякий раз, когда казалось, что еще не все потеряно, что возрождение еще возможно, он опять и опять загорался энтузиазмом, переживая жесточайшее разочарование, когда все надежды в который раз бывали опрокинуты действительностью, подтверждавшей самые его мрачные предчувствия.
Вот о. Сергий, созерцая “мерзость запустения” на месте пышности и блеска Софии Константинопольской, пишет рядом с планами и надеждами на великую православную миссию:
“Когда-то здесь было великолепие, перед которым бледнел храм Соломона. Все прошло. Все поругано, заброшено, осквернено. Тяжело и грустно в этом великом храме. Впрочем, не в величии и силе Бог; пришел Он путем поругания и уничижения. Должно быть, это путь и Его Церкви, если она остается верной Ему”.
Предвидел ли он тогда, что не пройдет и тридцати лет, как рухнет мощная Империя, и Русская Церковь пойдет путем “поругания и уничижения”, доказывая свою верность Господу…
Первое время по прибытии в Японию о. Сергий жил в Токио, изучая японский язык. Свои первые шаги на миссионерском поприще он сделал под непосредственным руководством свт. Николая (Касаткина). Ему посвящены многие страницы в писаниях о. Сергия. Каждая из них - драгоценное свидетельство о жизни, личности и взглядах Апостола Японии, о методах его работы, об истории Японской Церкви. Эти свидетельства дают нам очень много: через них до нас доходит отражение света, излучаемого первым японским православным епископом. Но мы встречаем свт. Николая не только в тех строках, которые писатель посвящает ему непосредственно - всякий раз, когда о. Сергий делится с нами своими мыслями о миссии, мы видим в них отражение опыта свт. Николая, под влиянием которого эти мысли сформировались.
Иеромонах Сергий много путешествовал по японским приходам: вначале сопровождая епископа Николая, а потом уже самостоятельно. Путешествуя, он привыкал к японской жизни, осваивался с церковной ситуацией и методами работы. В декабре 1891 г. его миссионерская работа была прервана временным назначением судовым священником; весной 1892 г. он вернулся в Японию, а в августе был назначен главой прихода в Киото, где пробыл до своего отъезда в Россию.
Все это время о. Сергий не переставал учиться, изучать японский язык и японскую культуру. Он детально изучил буддизм, и его слова о нем показывают глубокое христианское понимание этой религии:
“Перед мысленным взором воскресает тысячелетняя история буддизма, история подвигов ума, перед которыми - детский лепет вся европейская философия, - история железных усилий воли, во имя учения сковывавших плотскую природу человека. И все эти богатырские старания, все это ничем не утолимое стремление разрешить загадку жизни, должны были кончиться вот здесь под плитой (могильной - А. Д .), должны открыть человеку только нирвану, то есть ничто. Бедный человек! Жалкое бытие без смысла, без цели, с загадкой в начале и бесследным уничтожением в конце! К чему страдать, к чему насиловать свою природу, если ей придется пропасть в море чуждой ей и нелюбящей жизни? А человек хочет истины, хочет проникнуть выше и дальше, хочет жить истинно человеческой жизнью. Так и вспоминается Будда с его страдающей улыбкой. Горе тебе, человек, если будешь жить без Бога!”
Приобретенные знания и опыт оказались чрезвычайно полезными о. Сергию, когда он был вторично послан в Японию, на этот раз в качестве помощника начальника духовной миссии.
Сергий много писал о жизни и методах работы православной миссии в Японии. Вот краткое изложение его размышлений и планов.
Он пишет о недопустимости привнесения в миссию русских национальных элементов. Православие - не “русская религия”, но универсальная и всеобщая Церковь, чье откровение обращено ко всем народам без исключения. Это то, о чем постоянно проповедовал свт. Николай.
“От этого Христа происходит и учение, нами теперь проповедуемое. Нельзя назвать его русским или еще каким-нибудь, оно Божие, пришедшее свыше и принадлежащее всем людям без различия страны и народа”.
До тех пор, пока Православие будет ассоциироваться с Россией, оно останется иностранной религией, чуждой для японцев. Ситуация усложняется особым японским патриотизмом, который, по наблюдению о. Сергия, носит почти болезненный характер. Поэтому миссионер должен быть сугубо щепетилен в этом вопросе.
“Особенно любят они (баптистские миссионеры - А. Д .) подзадоривать ложный патриотизм японцев: православие-де - русская вера, царь - глава их Церкви, и потому всякий, крещеный в православии, должен признать над собой главенство русского императора… Нужно знать, как японцы ревниво относятся ко всему, что касается их долга верности своему императору. Это здесь своего рода поветрие. Притом изо всех иностранных государств более всего не любят здесь Россию, которая в умах японцев является воплощением всего вообще враждебного отечеству”.
Единственный путь, которым Православие должно идти, если оно хочет выжить в этой стране - это постепенная интеграция его в японском обществе, интеграция в японскую жизнь и приобретение специфических японских черт: “Пожалуй и лучше, что христианство принимается здесь не для миссионеров: таким образом оно прямо может стать на национальную почву и (следовательно) незыблемо укорениться”.
Но “становление на национальную почву” должно проходить естественно и гармонично, оно не может быть подменяемо подделкой и маскарадом. Вот какие выводы делает Сергий, описывая свою встречу в Гонконге с католическим священником, одетым по-китайски:
“Несмотря на весь этот маскарад, сразу же можно было видеть, что перед нами стоит европеец. Спрашивается, имеет ли после этого смысл перемена одежды, когда национальности своей человеку не скрыть?.. Будь только истинным христианином, истинным посланником Христа, тогда никакая одежда, никакая национальность не повредит проповеди. Конечно, не в костюме дело. Но весьма характерен этот прием: подкрасться незаметно и уловить… Христос так не делал”.
Православная миссия трудами свт. Николая всегда стремилась только к одному: быть истинным посланником Христа”. В этом, пишет о. Сергий, и есть ее главная сила.
“…невольно подивишься милости Божией над нашей миссией. Нет у нас ни школ с европейскими программами, ни больниц с целым штатом сестер милосердия, не сыплются из миссии направо и налево всякие “вспомоществования”. Чуждая всяких культурных и политических задач, наша миссия поставила себе целью проповедовать Японии Христа и Его учение в чистом виде, без всяких прибавок и перетолкований. Оттого и благодать Божия, живущая в Церкви Христовой, не покидает и нашей миссии. Эта последняя сильна не материально и не количеством своих деятелей и не их особыми дарованиями, а прямо благодатию Христовой и только ею одной… У нас действуют исключительно японцы, новообращенные, лишь поверхностно образованные. Правда, во главе всего этого стоит преосвященный Николай, воспитывающий проповедников, но ведь он совсем один. Здесь побеждают не люди, а благодать и истина. Миссия бросает семена, а возращивает Бог”.
Очень интересны приемы, которыми пользуется миссия. Вот что о. Сергий пишет о них:
“…есть Хозяин этого дела, Который Сам и направляет его, как угодно Ему.
Поэтому и самые приемы нашей миссии носят на себе особый, чисто апостольский отпечаток. Католики и протестанты обычно сами наперед определяют, где будут проповедовать. Обыкновенно выбирается город, чем-нибудь знаменательный, или по торговле, или по своему культурному значению… В избранном городе поселяются миссионеры-европейцы. Заводится школа, больница. На все улицы посылаются катехизаторы-японцы; в народ разбрасываются брошюры религиозного содержания. Одним словом, пускаются в ход все доступные средства, не исключая самой широкой “благотворительности”…
Между тем в нашей миссии прием этот признается неправильным. Наши церкви, теперь разбросанные по всей Японии, зародились и развились сами собою, независимо от планов и соображений миссии. Несколько христиан приходят в город на заработки, для торговли. У них завязываются знакомства, находят еще кого-нибудь верующего. Начинают собираться вместе по праздникам для молитвы и взаимного назидания в слове Божием, - вот церковь и открыта. Некоторые из язычников спрашивают их о вере, начинаются разговоры, споры, некоторые склоняются к вере. Христиане пишут общее письмо к епископу или чаще на собор, который бывает каждый год, с просьбой прислать им катехизатора. Если есть свободный, собор и епископ его на просьбу христиан и посылают. Это уже каноническое признание церкви. Отселе она заносится в списки японских церквей, как часть целого.
Конечно, посылаются иногда катехизаторы и просто попробовать, нельзя ли основать церкви в том или другом городе. Но миссия никогда не пыталась поставить свою волю на место Божией, никогда не упорствовала проповедовать, когда убеждалась, что проповедь на данном месте бесполезна, что Воли Божией пока нет, чтобы тут была церковь. Катехизатор переводился куда-нибудь в другое место. И замечательно, что иной раз церковь потом сама завязывалась в оставленном пункте, но завязывалась сама собой, помимо проповеди”.
Пишет о. Сергий и об отношении православной миссии к инославным, и о проблеме перехода новообращенных из одного христианского вероисповедания в другое.
“Там (на острове Кюсю - А. Д .) православие только еще начинает распространяться, причем должно сильно бороться с инославием, проникшим туда ранее. Не подумайте, впрочем, чтобы наша миссия когда-нибудь занималась пресловутым “уловлением душ”, которым с усердием отличаются и католики и протестанты… У нас этого нет. Приходят к нам из инославия, мы их принимаем, но проповедь нашей миссии всегда направляется на язычников. Если кто-нибудь из этих последних спросит нашего проповедника об инославии, ему советуют пойти к инославному проповеднику и узнать от него, а потом сравнить. «Наше, мол, дело проповедовать Христово учение, а не разбирать чужие дела»”.
О. Сергий подчеркивает всю важность богослужения как способа первого знакомства людей с Православием, что справедливо и сейчас в странах с количественно незначительным православным присутствием. Именно богослужению многие лица обязаны появлением первого интереса к Православию и, в конечном итоге, обращением. Именно поэтому построение большого православного храма в Токио было так важно для судеб Православия в Японии.
“Народу… очень много, - и все они смотрят на наш храм, наши иконы, наше богослужение. Не может ли у них зародиться вопрос, зачем все это, что это за вера? Прекрасный предлог начать с язычником разговор о вере. Собор оказался самым существенным пособием для проповеди”.
“Как много она могла бы сделать для просвещения христианством здешнего народа. Женщина проникает гораздо дальше мужчины, в самую семью, не говоря уже о том, что для женщин-язычниц естественнее и понятнее слышать проповедь от женщины”.
Интересно само содержание проповеди, с которой православные миссионеры обращались к язычникам, никогда не слыхавшим о христианстве. В своих заметках о. Сергий несколько раз пересказывает проповеди, произнесенные епископом Николаем или им самим. Вот, например, он описывает свою типичную проповедь: он начинает с Богоподобности человека, потом переходит к основным противоречиям в его природе, чтобы затем вывести оттуда необходимость спасения Иисусом Христом.
Сергий пишет и о практической стороне дела, о тех внешних условиях, которые помогают распространению христианства. Вот его впечатления от посещения острова Езо (Хоккайдо):
“…сюда переселяются многие из наших христиан с островов старой Японии… В деревнях иной раз образуется церковь, которая… начинает распространять влияние на окружающую среду. Условия же такого распространения на Езо весьма благоприятны. Приходят сюда выходцы разных провинций, с разных концов Японии, селятся они рядом, образуя одну общину. От этого, во-первых, нет здесь такого разнообразия в говорах; крайности, провинциализмы естественно сглаживаются, а во-вторых, нет такого связывающего влияния среды, преданий, как во всех старых городах и селах. Здесь каждый себе господин, соседи ему не указ. Получается своего рода Америка на японский лад. Оттого и перемена веры никого не удивляет, не вызывает ненависти или преследования. Никто не имеет ни права, ни желания навязывать своих обычаев или своего образа мысли другому. Для христианской проповеди - одним препятствием меньше”.
Много пишет о. Сергий и о внутренней жизни Японской Церкви. Она первая вернулась к таким “нововведениям”, как ежегодные поместные соборы и избрание клириков всей церковью. О. Сергий благодарно воспринял эти необычные для послепетровской русской церковной жизни “древне-церковные правила”. Раз и навсегда он убедился в той пользе, которую они приносят церковной жизни. Через 15 лет, в 1906 г. эти два пункта будут фигурировать в отзыве преосвященного Сергия, архиепископа Финляндского, по вопросу о церковной реформе в России.
Вместе с тем во многих аспектах о. Сергий остается человеком своего времени. Например, его приводит в восторг весь тот блестящий сусальным золотом “кич”, которым так любили украшать церкви в то время.. К Причастию он относился прежде всего как к долгу православного мирянина, и с умилением сообщает о японских семинаристах, которые без всякого давления со стороны причащаются целых три (!) раза в год:
“Ученики наши говеют в великом посту дважды. Нередко приобщаются некоторые из них и среди года по какому-нибудь случаю или просто по желанию (курсив мой - А. Д .)”.
Но, несмотря на несомненный литургический консерватизм, у о. Сергия может промелькнуть и такое замечание:
“Иконостаса еще нет (речь идет о новопостроенной часовне - А. Д .), да, пожалуй, для начинающих христиан гораздо поучительнее без иконостаса: они могут таким образом видеть совершение величайшего из таинств”.
Интересны отзывы Сергия о японской семинарии:
“В общем программа та же, что и в наших семинариях, только японцы освобождены от классической обузы, которая так тормозит наше богословское учение и во многих отношениях портит его и замедляет. Японцы не учат латыни, однако живы и понимают богословие не хуже наших латиноведов, а курс оказалось возможным сократить до семи лет (вместо наших десяти). Преподавание ведется на японском языке, но учебники (по большей части русские) не переведены. Русский язык преподается в младших классах так, что старшие могут… читать довольно хорошо, некоторые отчасти и говорят. Впрочем, руссификация японцев совсем не входит в задачи миссии; она имеет целью только научить японца христианству. Русский язык преподается в семинарии просто для того, чтобы семинаристы могли потом читать русские богословские книги, переводить и пр. …”.
О. Сергий с радостью отмечает, что в японской семинарии нет той отчужденности между учителями и воспитанниками, которая была нормой в русских духовных и гражданских школах. В семинарии епископа Николая все отношения были естественны, просты и близки.
Японская Церковь в начале века была уже живым организмом и обладала многими достоинствами. Но были и недостатки. Церковь еще не была финансово независимой, ее существование зависело от пожертвований Русской Церкви. Политическое положение на Дальнем Востоке было напряженным, противоречия между Японией и Россией нарастали. Многие предсказывали войну. Сможет ли выжить молодая Церковь, если она лишится финансовой поддержки? Поэтому чем раньше она сможет приобрести материальную самостоятельность, тем лучше.
“За требы у нас… плата не берется, так как священники получают от миссии жалование, но, конечно, всякую жертву в пользу священника нужно поощрять, так как это прямой путь к церковной самостоятельности японцев (в материальном отношении)”.
“Церковь, независимая материально совне, имеет в себе прочную гарантию на долговечность, да и более привлекает к себе людей. Притом и проповедник перед глазами внешних свободен от лишнего нарекания. Это начинают сознавать и сами японцы; то и дело среди христиан раздаются голоса о необходимости самим содержать церковь… Только… все еще сказывается привычка пользоваться готовым, а не жертвовать своим на церковь. В этом немало виноваты и сами иностранные миссии со своим всегда открытым кошельком”.
Другой серьезный недостаток молодой Японской Церкви - это низкая посещаемость храмов. Причина этого - отсутствие привычки к богослужению у новообращенных.
“…здешние христиане только вчера пришли в церковь; вера у них есть, но церковный строй им совершенно незнаком и непривычен, каждую мелочь его нужно еще узнать, а узнав, приучить себя к ней… Много, конечно, причиной здесь и то, что сами наши проповедники никогда воочию церковной жизни не видели, церковным строем не жили. Они знают только церковное вероучение, умеют очень хорошо проповедовать, знают, что богослужение и пр. необходимы для Церкви, но, как сами непривычные к церковному строю, не могут научить ему и других”.
В результате праздники в Японской Церкви почти не отмечались.
Немало заботила Сергия и другая серьезная проблема - редкое служение Литургии во многих приходах: священники обходились обедницей:
“Нечего и говорить, какой это урон для духовной жизни человека, тем более священника, да и для Церкви вред большой: где нет Евхаристии всенародной, там, собственно говоря, нет и Церкви, там причащение становится исключительно делом личным, частным, совершаемым, когда мне нужно и без всякого отношения к моим живым и умершим собратьям по вере”.
Еще одна слабость Японской Церкви - это отсутствие монастырской жизни:
“Одного только нет в Японии: нет в ней монастыря и нет среди японцев монахов, как было в самые первые времена христианства у нас в России. Монастырь послужил бы незыблемой точкой опоры для всего будущего, в нем бы воспитались первые японские архипастыри, находили бы себе нравственный покой и поддержку все утомившиеся труженики на ниве Господней. Монастырь этот всегда был любимой мечтой и преосв. Николая, но мечта эта, как она ни сладка, ни завлекательна, до сих пор остается мечтой”.
“Есть здесь и подходящее место для монастыря, несомненно нашлись бы ревнители и из японцев, только вот нет тех, кто мог бы послужить руководителями и первоначальниками этих ревнителей. Без руководства же начинать монашества нельзя, в этом деле более, чем где-либо, необходимо устное предание, влияние живой личности, - мертвая буква руководить не может”.
Но, несмотря на все ее недостатки и несовершенства, Японская Церковь жила, росла и крепла. Сергий был уверен в ее будущем, дерзновенно (хотя и немного риторически) сравнивая ее с ранней Церковью, только что основанной апостольской проповедью в середине языческого мира:
“…небольшое православное стадо почти пропадает в сорокамиллионной массе язычества. Но оно борется и понемногу побеждает. Борцы, конечно, тоже люди, подвержены и слабостям человеческим… Но эти убогие борцы, со слабостями, со своим ничтожным образованием, ли-шенные всякого… почетного положения в обществе, проповедующие веру, которую все называют русской верой (а из России, по европейскому и японскому убеждению, может ли добро быти?), эти борцы, которых встречает в языческом обществе презрение и клевета в измене отечеству, тем не менее стоят против всесильного мира и медленно, но верно продвигаются вперед за своим вождем… Невольно вспомнишь слово Спасителя: не бойся, малое, поистине малое и убогое стадо, ибо вам завещаваю Я царство. Конечно, и это здешнее японское царство только нудится и только с усилием достигается и не вдруг… Но Церковь Православная в народе существовать все-таки будет и именно не в качестве иностранного гостя, как католичество и протестантство…, православие будет родным для японцев, их национальным достоянием, как сделалось оно для нас, русских, для болгар, для арабов, как оно есть для греков, от которых мы приняли его. Никто из нас теперь не скажет, что он верует в греческую веру, она наша, родная, народная. Так будет потом и в Японии”.
“Дело Божие не пропадет в Японии, вопреки всем надеждам и ожиданиям несочувствующих ему здесь и там. Будет время, когда там не будет, может быть, ни одного русского, когда прекратится поток пожертвований из России, это нанесет, конечно, глубокую рану церковному делу, но рана эта опять-таки будет только временная, потому что японская миссия имеет в себе залог жизни, несомненный залог и именно в том, что она живет своей жизнью и теперь. У ней есть и священники и проповедники и пр., и все это свое, воспитанное здесь, воспитанное учителями-японцами, в японском духе. У японской Церкви есть и то святое семя, которым стоит мир: это те ее истинные члены, которые разбросаны по всем ее многочисленным общинам… которые… уверовали во Христа и веруют в Него, и будут веровать, зажигая и других своей верой”.
В начале 1899 г. архимандрит Сергий получил указ о возвращении в Россию: он был назначен ректором Санкт-Петербургской Духовной семинарии. Второй раз он прощался с Японской Церковью, на этот раз - навсегда.
Глава из работы: А. Дворкин . Жизнь, личность и взгляды Сергия Страгородского, епископа Ямбургского и архиепископа Выборгского и Финляндского (будущего Патриарха Московского и всея Руси) до 1917 года. Диссертация на соискание степени кандидата богословия. Свято-Владимирская Духовная Академия, Нью-Йорк, 1983. Печатается с небольшими сокращениями.
Епископ Сергий. Речь на молебне по поводу 15-летия проповеднической деятельности студентов СПб. Духовной Академии (1887-1902) при “Обществе распространения религиозно-нравственного просвещения” // Сергий, епископ Ямбургский. Слова и речи. СПб., 1905, сс. 66-67.
Лихачев Д. С. Комментарии к “Хождению” игумена Даниила // Памятники литературы древней Руси. ХII век. М., 1980, с. 627.
Обедница - богослужение, совершаемое по чину Литургии, но без Евхаристического канона и, соответственно, без причащения. Чаще (и правильнее) обедница называется чин изобразительный. - Ред.
РУССКИЙ МИССИОНЕР НА ГАВАЙСКИХ ОСТРОВАХ
История православной миссии
В 1893 г. на Гавайских островах побывал русский православный миссионер, добравшийся сюда совершенно самостоятельно, – на пароходе, следовавшем из Сан-Франциско в Гонолулу. В записках, опубликованных им впоследствии, он подписался безымянным титулом "бывший миссионер", и сегодня, к сожалению, его имя установить весьма затруднительно. 1
Тем не менее, из записок, увидевших свет в 1916 г. на страницах журнала "Православный благовестник", можно почерпнуть некоторые сведения о биографии гостя из далекой России. В одном из разделов, озаглавленном "Православная литургия на Гавайских островах", он сообщает, что "на великом входе после поминовения высочайших особ я помянул Петроградского митрополита Палладия, 2 от которого получил св. антиминс для путешествия, а также митрополитов Киевского и Московского". 3
Еще одно любопытное замечание русского батюшки. Перед совершением литургии он, по его словам, "сам испек себе просфоры из любезно предоставленной мне самой лучшей муки, приложив к каждой имевшуюся у меня для этого 4-угольную, деревянную, с медным ободком печать, которую мне вырезали в Троицко-Сергиевой лавре". 4
Однако следует вернуться к началу путешествия русского православного миссионера на Гавайские острова. Он прибыл сюда "с целью основательно познакомиться с католическими миссиями и их работой; провести одну неделю в их среде и жить одной жизнью с миссионерами". 5 У русского пастыря были рекомендательные письма, которые он представил начальнику миссии в Гонолулу на Гавайских островах епископу Панопольскому монсиньору Роберту и получил от него разрешение в течение 8 дней быть гостем его миссии, участвовать в миссионерских разъездах и посещать различные учреждения и миссионерские станции.
Повествуя о встрече с епископом Робертом, русский посланец сообщает еще одну немаловажную деталь из своей биографии. "Епископ сидел в кресле и перебрасывался словами то с тем, то с другим из присутствующих и между прочим спросил меня о жизни в наших монастырях, – пишет русский батюшка. – Я, насколько мог, удовлетворил его любопытство, распространяясь главным образом об обители Преподобного Сергия, под покровом которого провел четыре года в академии. Все бросили свои разговоры и внимательно меня слушали". 6
Гостю из России была отведена келья; ее убранство было довольно скромным: "У входной двери висела фарфоровая кропильница со святой водой, для смачивания при входе и выходе пальцев, по католическому обычаю. Над низенькой походной кроватью находилось Распятие, а на столе – другое. Столы были все увешаны литографическими образками. В углу стоял аналой со скамеечкой для коленопреклонения. Два стула и полка с книгами довершали убранство келии". 7
Русскому миссионеру предстояло прожить здесь больше недели и разделять кров и пищу с членами католической миссии. Вот как проходила первая трапеза бывшего питомца Московской Духовной академии, которую он разделил со своими собратьями-миссионерами на Гавайях: "Я не успел еще хорошенько осмотреться, как меня позвали к трапезе. Епископ прочел краткую молитву и благословил яства, после чего пригласил меня сесть рядом с собой за простой деревянный стол, напоминающий наши деревенские столы, и на такую же, как у нас, скамью. Обед был весьма скромный, состоял из яичницы и фруктов, которые были принесены и поставлены на стол двумя монахами, не имевшими священного сана, после чего они сели за тот же стол с нами, и епископ собственноручно положил всем на тарелки от каждого блюда. Затем епископ прочел благодарственную молитву и по обычаю католических монастырей, все пришли в церковь, где простояли в безмолвии минут десять на коленях перед алтарем". 8
Для православного священника этот обычай был не знаком, и он спросил одного из монахов, что означает эта безмолвная молитва. "Он очень удивлен был моему вопросу, – повествует далее воспитанник МДА. – Разве этого обычая у вас нет в России, сказал он, чтобы после каждой трапезы посвящать несколько минут посещению Святых Таин, покоящихся на алтаре? Во всех католических монастырях, объяснил он мне, принято после обеда и ужина уделять небольшой промежуток времени на молитву пред Св. Тайнами". 9
Кто же были те миссионеры, которые несли слово Божие жителям Гавайских островов? "3а стол село человек шесть миссионеров – англичан и французов, с которыми меня епископ и познакомил, делая краткую характеристику каждого лица в отдельности", – пишет гость из России, а затем представляет некоторых из них своим читателям: "Это отец Эвагрий, богослов и пастырь. В миссии находится уже 24 года и ни разу не ездил отдохнуть на родину. Это отец Ираклий. Он все знает и способен вести разговоры на любые научные темы. Он очень интересуется Россией. А вот это отец Дьедонне, скромный труженик. Он все молчит. Он не столько проповедует словами, сколько делом. А вот отец Антоний и отец Георгий, знатоки гавайского языка, переведшие на него весь Новый Завет. Остальные члены миссии отсутствуют, так как каждый находится при своем деле". 10
Общаясь с католическими миссионерами, посланец из России не только знакомился с их деятельностью среди местных жителей, но и попутно узнавал об особенностях богослужебной жизни Римско-Католической Церкви. По иронии судьбы, выпускник МДА, который мог бы изучить католические чинопоследования в костеле св. Людовика в Москве или в костеле св. Екатерины в С. Петербурге, приступил к этому на Гавайских островах.
Он добросовестно записывал всё услышанное от своих католических коллег; в заметках православного исследователя можно найти такие разделы как "изменяемые части литургии (мессы)", "богословские споры" (о причащении под одним и двумя видами), "несколько слов об епитимии", "испытания совести" (об исповеди), о чистилище и др. 11 Некоторые особенности церковной жизни местных католиков русский батюшка узнавал опытным путем, на практике. Так, епископ Роберт попросил его помочь разобрать корреспонденцию, приходившую на его имя. "Мы принялись за работу, – пишет наш труженик. – Я сперва не знал, что надо делать, так как вся корреспонденция была на имя епископа. Но о. Ираклий мне объяснил, что только те из писем я должен был передавать епископу, на которых стояла пометка "частное" или "личное". Отобрав и передав епископу таковые, которых оказалось немного, я опять встал в тупик". 12
Дело в том, что на каждом письме стоял штемпель конгрегации "Пропаганда веры" (ранее занимавшейся инквизицией). Но русскому миссионеру объяснили, что этот штемпель обозначал только лишь то, что бумаги были пересланы через эту конгрегацию. "После этого я уже без труда отделял пакеты из конгрегации Пропаганды с филигранной печатью и гербом кардинала Ледоховского и принялся за остальные, – продолжает русский миссионер. – Но первое же письмо, которое я вынул из конверта, оказалось сшитым насквозь нитками и бумажной печатью пенитенцерии. Я передал его епископу, который взволновался. – От кардинала пенитенциария,- воскликнул он, беря в руки сложенный листок.- Надо сейчас же передать по адресу! Затем, обращаясь ко мне, он сказал: – Я сам не имею права его вскрыть, так как в этом письме заключается тайна исповеди. Это ответ духовнику, который обратился в Рим для разъяснения недоумений". 13
Православному батюшке это показалось настолько необычным, что он не удержался от вопросов и обратился к епископу: "Почему же духовник не обратился к Вашему Преосвященству? Для чего тогда епископ, если его паства помимо него может получать из Рима все разрешения, какие ей нужно?
– В нашей практике, – ответил архиерей, – обычный духовник не уполномочен отпускать все грехи без разбора. Наиболее важные грехи могут быть разрешены только епископом, а некоторые, исключительные, например, людоедство и чтение астрологических книг, может быть разрешено только папой. Это мы называем casus reservati – удержанные грехи". 14
На первый взгляд это могло показаться изобретением церковной бюрократии, но, чем больше вникал выпускник МДА в смысл "удержания грехов", тем яснее становилась ему возможность влияния Римско-Католической Церкви на души пасомых. Епископ Роберт обосновывал эту практику тем, что она способствует усилению контроля над нравственностью паствы и для удержания прихожан от того или иного греха. "Раз верующий знает, что, совершив этот грех, он не может получить прощения иначе как из Рима и за все время, пока не придет оттуда ответ, останется вне церковного общения и не будет допущен до причастия, то остережется, – говорил епископ. – Когда среди населения начинает распространяться какой-нибудь особенно гнусный порок, я его тотчас же объявляю удержанным грехом и тогда с каждым случаем духовник, не называя лица, должен обращаться ко мне. Я обсуждаю дело, объявляю духовнику, под каким условием он может разрешить кающегося и через сколько времени допустить до причастия, а в то же время принимаю меры, чтобы соблазн не мог ни повториться, ни распространиться. Только благодаря нашим мерам у нас вывелось людоедство, которое существует еще на других островах Тихого океана". 15
Согласившись с тем, что данная практика основана на разумных основаниях, православный богослов не избавился все же полностью от некоторого недоумения. Действительно, "тут не могут помочь никакие индульгенции, – рассуждал он. – Но к чему только эта централизация власти, и постоянное обращение к Риму, когда епископ на месте мог бы разрешить всё собственною властью? И еще мне показалось странным: что это за удивительный грех – чтение астрологических книг, который приравнен к людоедству?" 16
Пребывая среди католических миссионеров, гость из России часто присутствовал за католическими богослужениями, причем делал это по своему желанию, без какого-либо настойчивого приглашения. Вот одно из описаний такого рода. Отслужив православную вечерню в своей келье, русский батюшка вышел в сад при миссии и вдруг услышал звуки органа. "Я поспешил в церковь, думая, что там идет служба, – пишет он. – Набралось несколько человек прихожан, которые, вынув из кармана четки, стали по ним молиться. Это продолжалось около часа, после чего зажгли на алтаре свечи и церковь наполнилась народом. Отец Ираклий появился на проповеднической кафедре и сказал проповедь на тему о неминуемости смертного часа и о том, что надо к нему всегда быть готовым. Говорил он плавно и проникновенно. После проповеди пропели под аккомпанемент органа литании и было совершено осенение Святыми Тайнами". 17
Так завершился первый день пребывания русского посланца в католической миссии в Гонолулу. А на следующий день в половине четвертого утра его разбудил звон колокольчика. Лампа в келье была уже зажжена привратником. "Я думал, что у меня осталось минут 20 на утреннее правило, но стук в дверь напомнил мне, что надо идти в церковь к утрене, – вспоминал русский гость. – Захватив свой канонник, я отправился в храм с прочими миссионерами. Дорогой невольно залюбовался небом, на котором ярко сияли звезды и всех ярче утренняя звезда, планета Венера, на востоке". 18
Далее в записках православного миссионера помещена глава под названием "Утреня". Вот как воспринимал это богослужение наш батюшка: "В храме горели обыкновенные керосиновые лампы. Мы прошли на хоры и разместились за алтарем. Отец Ираклий, как дежурный, взяв благословение у епископа, начал полунощницу. Чтобы быть кратким, скажу, что утреня продолжалась два с половиной часа, состояла из монотонного чтения Псалтыря и прологов, чередующихся с молитвами и стихирами и закончившихся хвалитными и песнею трех отроков. Я тем временем успел прочесть свое правило, два акафиста, каноны, а утреня все продолжалась и продолжалась. Рассвело, снопы солнечных лучей проникли в храм и осветили его весь, а утрени не предвиделось и конца. Предо мной лежал бревиарий, и я стал следить за службой и вникать в нее. Латинская утреня состоит из трех полунощниц, из которых каждая включает в себе три псалма, три чтения из святых отцов и Священного Писания. После этого хвалитны, которые состояли из одной ветхозаветной песни, смотря по дню, и семи псалмов (из коих три хвалитных) и песни новозаветной (Захарии)". 19
После окончания утрени началась месса. Ее служил по пресвитерскому чину епископ Роберт, а затем, по очереди, мессу совершили и другие миссионеры. То, что храм миссии был духовным очагом для местного населения, русский гость смог убедиться воочию. "Храм наполнился народом, – пишет он, – свободные миссионеры и сам епископ разместились по исповедальням и тотчас же были окружены кающимися, которые по очереди подходили сбоку, опускались на колени и начинали через решетку шепотом сказывать свои грехи, но на виду у всех". 20
По окончании богослужения и краткого завтрака епископ снова пригласил всех в храм, где состоялась реколлекция. В повседневной православной практике подобная традиция не имеет распространения, поэтому в своем дневнике гость из России уделил ее описанию целый раздел. "Все заняли те же места в хоре, как и на утрени, встали на колени и погрузились в молитву, – пишет он. – Прошло 5, 10, 15 минут, все молчали и не двигались с места. Что это за безмолвная служба? – думал я. – Неужели мало им трех часов утрени и литургии, не считая бревиария, который, я видел, они читали, окончив литургию. Наконец, епископ поднялся, а за ним все остальные. Епископ прочел несколько молитв, все снова преклонили колена, и он их благословил". 21
Наконец русский гость в сопровождении одного из миссионеров направился в школу для детей местных островитян. По дороге бывший питомец МДА спросил своего спутника: что означает реколлекция? – "Как, – удивился отец Ираклий, – разве у вас, на Востоке, нет "духовных упражнений"? У нас не только монахи и священники, но и миряне ежедневно посвящают несколько времени, от четверти до получаса, на "умное делание", на внутреннюю молитву и беседу с Богом. Недостаточно молиться затверженными словами, надо от времени до времени уметь сосредоточиться в своей совести, предстать мысленно пред лицом Божиим и говорить с Богом лицом к лицу". 22
Далее о. Ираклий прочел своему русскому собрату во Христе целую лекцию о смысле реколлекции, после чего у того остался лишь один вопрос: "Итак, – сказал я, – у вас, кроме ежедневного суточного богослужения и литургии, каждое утро – полчаса духовных упражнений, а каждый вечер – испытание совести, как перед исповедью?
– Совершенно верно. Но кроме этого, мы на дню делаем еще два раза испытания совести, на утренней молитве и в полдень. Кроме того, мы каждый день около часу молимся по четкам и три раза в день, когда ударяют к Ангелусу, читаем на коленях Богородичную молитву.
– Как же вы успеваете при этом что-нибудь делать?
– На всякое дело, как и на молитву, у нас положено свое время. Мы никогда не остаемся праздны и всегда всё успеваем сделать". 23
За беседой незаметно пролетело время, и вот оба миссионера – православный и католик, подошли к школе, которая представляла собой огороженное место, среди высоких пальм. На скамейках сидели дети, которые встали при приближении священников и отвесили учтивый поклон. Оказалось, что школьным учителем являлся сам о. Ираклий. Он сел на учительское место – небольшую скамью около стола – и начал урок. Ученики бойко рассуждали о природе Церкви, которая суть Тело Христово. На вопрос, почему Церковь называется апостольской, один из учеников ответил, что апостоличность Церкви заключается в ее миссии проповедовать Евангелие всему миру и покорить Христу все народы.
На этом опрос закончился, и учитель-миссионер стал рассказывать дальше о том, что такое Апостольская Церковь. Апостолы, сказал он, оставили своих преемников в лице епископов, а верховный апостол Петр оставил своим преемником верховного первосвященника, – папу римского.
– А верховный Павел? – задал вопрос русский батюшка.
– А апостол языков, – нимало не смутившись ответил отец Ираклий, – тоже имеет своего преемника. Это – его Высокопреосвященство кардинал префект (конгрегации) Пропаганды (веры), верховный начальник и шеф всех католических миссий по всему свету!" 24
Урок продолжался меньше часа; о. Ираклия сменил другой миссионер, преподававший детям историю Церкви. Но школьная программа не была чисто богословская. Ученики изучали также арифметику, географию, английский язык, – предметы, которые им преподавали сестры-монахини. Русскому гостю сообщили, что занятия в школе идут круглый год, причем на каникулы отводилось 4 недели: на Рождество, на Пасху, летом и осенью. В миссионерских школах учились дети не только из католических семей, но и из протестантских, а также не исповедовавших христианство – японских и китайских, которые в конце XIX в. составляли на Гавайях почти половину местного населения.
После посещения школы оба миссионера – православный и католик, направились в типографию, которая, как сказал о. Ираклий, приносила двойную пользу: "Она дает заработок двум десяткам китайчат, которые, служа в миссии, проникаются христианскими идеями: наборщики обязательно посещают воскресную школу, в которых они обучаются европейской грамоте, арифметике и Закону Божьему – под названием "урока философии". 25
В типографии оказалось два отделения: в одном на европейских языках печатались брошюры, молитвенники и листки для распространения среди язычников; в другом, на гавайском языке, печатались молитвенники, брошюрки и листки для местного населения, и для них же издавался ежемесячный журнал "Хоо-ла-ха Ма-на-оио", в котором печатался отчет местной миссии и сообщались сведения о католических миссиях, действовавших во всех частях света. Средства на этот журнал давало Лионское Общество проповедания веры. 26
По словам о. Ираклия, в местной типографии уже было начато печатание Библии на гавайском языке, но пока отпечатаны лишь четыре евангелия и Деяния апостольские. Дело это оказалось кропотливым, так как перевод требовал большой точности. Что касается перевода Священного Писания на местный язык Библейским Обществом, то, по мнению католических миссионеров, он был несовершенным, и в нем везде проскальзывали протестантские тенденции. Поэтому новообращенным католикам не позволялось пользоваться этим переводом. "Эта мера вполне разумная, – ответил на это православный священник. – И у нас не разрешено в продаже ни русского, ни славянского перевода Священного Писания иного, как одобренного высшей церковной властью". 27
Многое было необычным на Гавайях для русского паломника. По дороге к памятнику Куку, съеденному туземцами, он увидел католического священника, возвращавшегося с треб. У него в руках была дароносица, а впереди шел мальчик с непокрытой головой и звонил в колокольчик. Все встречные снимали шапки, а католики преклоняли колена.
– "Скажите, пожалуйста, ведь священник возвращается с требы, так значит, у него нет уже Святых Даров? 3ачем же поклоны?", – такой вопрос задал православный священник своему спутнику, после чего последовал ответ: "Священник всегда берет несколько лишних частиц на тот случай, если его дорогой позовут в другой дом напутствовать больного, или если вместо одного больного окажется несколько... Когда миссионер напутствует больного, то всегда осведомляется: не нуждается ли еще кто поблизости в его помощи? Случается, что в момент смерти даже протестанты, ничем во время жизни не выказывавшие симпатии к Церкви, видя перед собой католического священника, вдруг решаются обратиться к нему как бы для того, чтобы умереть с уверенностью, что им все грехи прощены, как и для того, чтобы перед смертью вкусить истинного Тела Христова". 28
Каждый священник, живший среди гавайцев, был по существу миссионером, и каждый миссионер – приходским священником. Поэтому русский гость смог вместе со своим спутником – о. Ираклием, побывать у сельских жителей во время совершения различных треб. Так, по просьбе жителей одного селения, оба миссионера отправились туда для совершения таинства крещения. Вот какие приготовления делались к этому путешествию: "Запряжена была самим о. миссионером лошадь, так как конюха не оказалось; из церкви был принесен небольшой ящичек с принадлежностями для крещения и ковчежец с тремя маслами, и мы отправились в село, отстоящее в 10-12 верстах, – пишет русский батюшка. – Я впервые путешествовал по тропической стране и потому всю дорогу озирался по сторонам, любуясь высокими кокосовыми пальмами и густой, сочной зеленью, которой никак не ожидал встретить здесь в самую середину лета". 29
Прибыв в селение, состоявшее из нескольких деревянных домиков, окруженных пальмами и цветущей зеленью, оба священника увидели, что около одного из домов толпился народ. "Мы вошли в помещение, где было приготовлено на комоде, покрытом скатертью, все, что нужно для крещения: глубокая тарелка вместо купели и стакан с водой, – продолжает русский автор. – На комоде стояло Распятие и хозяева тотчас зажгли по обеим сторонам восковые свечи. Принесли ребенка и о. Ираклий приступил к совершению таинства. Таинство крещения, последование которого очень схоже с нашим (оглашение, освящение воды, помазание елеем оглашенных и т.д.), имеет в Католической Церкви свои особенности. Священник кладет в уста крещаемого щепотку соли, дотрагивается до ушей и глаз его слюной и самое крещение совершает обливательно.
По окончании требы миссионер отказался от денежного вознаграждения, которое ему предложили хозяева, но не отказался взять корзину с фруктами, предназначенную ими для миссии". 30 И опять неизбежно последовали вопросы со стороны любознательного гостя из России. 31
– "Что означает соль, которую вы кладете в уста крещаемому?
– Это означает, что христианин должен быть солью земли.
– А прикосновение слюной к ушам и очам крещаемого?
– Это означает, что они отверзаются для слышания и познания слова Божия".
На следующий день русский посланец намеревался совершить православную литургию, и поэтому, вернувшись в свою келью, он отслужил всенощную и прочел правило. Когда он закончил читать молитвы, было около полуночи, и в миссии все спали. На следующий день, успев прочесть утреннее правило, православный гость вместе со своим спутником отправились к месту совершения литургии.
"Отец Ираклий постучал ко мне сказать, что лошадь нас ждет, и что пора ехать, – вспоминал русский миссионер. – Я захватил свой походный алтарь, который мне был сделан в Париже по моим указаниям. Внутри ящика было отделение для риз, в котором лежали: легкий полотняный подризник, епитрахиль и поручи греческого образца, без застежек, фелонь греческая, покровцы и воздух, тоже греческие, как более удобные. Во втором отделении – сосуды, причем ножка серебряной чаши у меня была залита свинцом для устойчивости, крест бронзовый и такие же подсвечники со свечами, также и кадило. В особом кармане лежал антиминс в илитоне, завернутый в шелковую пелену. Дорогой о. Ираклий читал свой бревиарий, и я, последовав его примеру, стал читать, часы, которые не успел прочесть дома. Мы кончили почти одновременно". 32
По дороге между православным и католическим миссионерами снова завязалась беседа на богословские темы. На этот раз речь зашла об особенностях восточного и западного богослужения, о чине елеосвящения, о рукоположении во пресвитера и во епископа и т.п. 33 "За разговорами мы и не заметили, как подъехали к месту назначения, – продолжает православный путешественник. – Это была красивая деревушка, расположенная на берегу моря, на склоне зеленой горы и окаймленная роскошными ореховыми пальмами. Кругом расстилались сахарные плантации. В небольшом чистом дворике, который следовало бы назвать садом, возвышался в виде беседки полотняный навес, открытый со всех сторон, под которым сооружен был временный алтарь, или, вернее, обыкновенный стол, так как не имел посвящения, а для служения на него должен был возлагаться переносный алтарь.
О. Ираклий помог мне разложить мой походный престол и устроить на особом месте жертвенник. Когда все было готово, восковые свечи возжжены, я прочел входные (молитвы), облачился, совершил проскомидию и начал обедню на греческом, причем о. Ираклий мне отвечал и подпевал". 34
Вполне вероятно, что это была первая православная литургия, совершенна русским священником на Гавайских островах. Сам он уделил ее описанию особый раздел под названием так и озаглавленным: "Православная литургия на Гавайских островах". Вот что сообщал он об этом поистине историческом событии: "Так как греческого Апостола у меня с собой не было, я прочел его сам по-славянски, также прочел по-славянски и Евангелие, после чего прочел его на английском языке, чтобы присутствующие могли понять, и произнес небольшую проповедь на тему о мире всего мира... Во время освящения Даров сноп света прорвался сквозь щели навеса и упал на алтарь. Полудикие гавайцы, до сих пор чинно стоявшие вокруг беседки, где совершалось богослужение, вдруг проявили необычайное ликование, стали бить в ладоши и издавать радостные крики. Впоследствии я к этому привык, но в первый раз, должен признаться, мне сделалось жутко: каким образом они узнали, что наступил важнейший момент священнодействия?" 35
"После моей литургии, на своем алтаре совершил обедню отец Ираклий, которому прислуживал туземец, – продолжает русский автор. – При освящении Даров, когда патер вознес Гостию, повторилось то же самое: крики и аплодисменты. За литургией миссионера оказалось много причастников, так что было больше полудня, когда она кончилась. Хозяин дома туземец-катехет благодарил меня за религиозное наслаждение, которое я им доставил своей службой". 36
После этого рассказа следует сделать отступление и вернуться к самому первому дню пребывания посланца из России на Гавайях. Вскоре после того, как он познакомился с местными миссионерами, один из них – о. Ираклий, спросил его: "Вы не собираетесь служить? Вы можете взять свой антиминс и свои ризы, а мы приготовим Вам алтарь, какой Вы желаете, а я с удовольствием буду Вам вместо причетника".
"Я положительно был поражен, – пишет бывший питомец МДА. – Ведь отцы-миссионеры знали, что я православный (я епископу показал все свои бумаги) и тем не менее мне любезно предоставляют служить в их храме и предлагают престол, свечи и вино. Я невольно припомнил, как во время моего путешествия по Востоку единоверные греки едва допускали меня служить в их храмах, показывая свое недружелюбие к русским. И в то же время я подумал: какая все-таки широта взгляда у тех, которых считают самыми нетерпимыми в свете фанатиками!" 37
Снова вернемся на сельский дворик, где по окончании православной литургии и католической мессы собрались местные жители. Оказывается, миссионерская деятельность о. Ираклия еще только лишь начиналась. Он встал под навесом, укрываясь от солнечных лучей, и начал говорить на местном языке и проповедовал без перерыва в течение 4-х часов. Речь его сопровождалась жестами; он говорил горячо и убедительно. Иногда он обращался к слушавшим с вопросами, на которые те отвечали то все вместе, то некоторые из них отдельно. Иногда он приглашал их молиться вместе с ним. Тогда все становились на колени и повторяли слова молитвы.
Солнце уже склонилось к западу, но казалось, что о. Ираклий не знал усталости. Во время проповеди народ все подходил и подходил. Наконец о. Ираклий прочел заключительную молитву и закончил свою проповедь благословением верующих. После этого толпа окружила его; женщины обращались к нему с вопросами, и он терпеливо каждому отвечал и каждого наставлял. Около часа продолжалась эта беседа миссионера с островитянами.
Русскому священнику, не понимавшему местного языка, было интересно узнать, – насколько плодотворными были усилия его католического собрата на ниве Божией. Он обратился к одному из верующих, который немного говорил по-английски, и спросил его: понравилась ли ему проповедь миссионера. "О, как хорошо говорит отец миссионер, – ответил тот, – он трогает души! Я уверен, что все слышавшие его сегодня станут лучше, потому что постараются это сделать из любви к Господу Иисусу! Я слышал, что несколько протестантов, которые тут стояли, изъявили ему желание присоединиться к святой Церкви, а два желтокожих просили позволить прийти к нему побеседовать в миссию, очевидно для того, чтобы быть принятыми в число оглашенных. Это большой успех, так как китайцы – народ занятой, работают без перерыва круглый год даже в воскресенье и праздники, и если двое из них решились потерять несколько рабочих часов, чтобы прийти послушать миссионера, то это явный признак, что они на пути к принятию христианства". 38
Тот же прихожанин, говоривший с русским гостем, сообщил ему, что на Гавайях в то время (1893 г.) насчитывалось 12 тысяч католиков, но, что, однако, большая часть населения – протестанты, в основном методисты, поскольку на этих островах они проповедовали первыми, а католические миссионеры появились здесь только в 1827 году, когда почти все население уже приняло христианство. По словам того же прихожанина, на Гавайских островах в то время был сильный приток из протестантизма в католичество; хотя католические миссионеры ничего не получали от американских властей, они работали, не щадя своих сил и не покладая рук.
Эти слова вскоре нашли свое подтверждение. Как сообщает русский паломник-миссионер, "тем временем подошло еще несколько человек, говоривших по-английски и наперерыв стали мне говорить о доброте отцов-миссионеров, о заботливости, которыми они их окружают, о школах и пансионах, которые они им соорудили и в которых преподают католические монахини, этот идеал святых женщин по их словам, отрекшихся от мира для того, чтобы служить миру". 39
В этот же вечер русский батюшка стал гостем местной сельской монашеской общины, причем это случилось неожиданно для него самого. "Солнце приблизилось к горизонту и окунулось в море. Я невольно залюбовался этим зрелищем, – пишет питомец МДА. – Пока я любовался небом, подъехал о. Ираклий и объявил мне новость, что мы в миссию сегодня не возвращаемся, а остаемся здесь до завтра. В эту минуту где-то раздался звон к вечерней молитве. Все опустились на колени и о. Ираклий громко прочел три раза Ангельское приветствие. Затем о. Ираклий повел меня по направлению к дому, откуда слышался звон. Это оказалось школой и в то же время монастырем сестер-миссионерок. Здесь живут наши монахини, сказал о. Ираклий. Так как нам приходится оставаться, то они дадут нам ночлег". 40
Архимандрит АВГУСТИН (Никитин), доцент СПбДА
Миссионерское обозрение № 6, 2004
Примечания
2 Митрополит С.Петербургский и Ладожский Палладий (Раев) (1892-1898). В тексте указан титул "Петроградский", т.к. эти заметки были опубликованы в 1916 г., т.е. в разгар 1-й мировой войны, когда С.Петербург уже был переименован в Петроград.
3 Бывший миссионер. Одна неделя среди католических миссионеров // Православный благовестник, 1916, № 10-11, С. 244.
4 там же, С. 233.
5 там же, № 8-9, С. 241.
6 там же, С. 256.
7 Православный благовестник, 1916, № 8-9, С. 241.
8 там же, С.243-244.
9 там же, С. 244.
10 там же, С. 244.
11 там же, С. 245-253.
12 там же, С. 253.
13 там же, С.254.
14 там же, С. 254.
15 там же, С. 254-255.
16 там же, С. 255.
17 там же, С. 255-256.
18 там же, С. 257.
19 там же, С. 257-258.
20 там же, С. 258.
21 там же, С. 259.
22 там же, С.259.
23 там же, С.260.
24 там же, С.261.
25 Православный благовестник, 1916, № 10-11, С. 230.
26 там же, С. 231.
27 там же, С. 231
28 там же, С. 232.
29 там же, С. 235.
30 там же, С. 235.
31 там же, С. 237.
32 там же, С. 238.
33 там же, С. 238-243.
34 там же, С. 244.
35 там же, С.244.
36 там же, С. 244-245.
37 Православный благовестник, 1916, № 8-9, С. 258.
38 там же, № 10-11, 1916, С. 246.
39 там же, С. 246-247.
40 там же, С. 247.
Значение слова МИССИОНЕР в Большом современном толковом словаре русского языка
МИССИОНЕР
Лицо, посылаемое религиозной организацией или церковью для проповеди своей религии и просветительской деятельности среди неверующих или исповедующих другую религию.
Большой современный толковый словарь русского языка. 2012
Смотрите еще толкования, синонимы, значения слова и что такое МИССИОНЕР в русском языке в словарях, энциклопедиях и справочниках:
- МИССИОНЕР в Однотомном большом юридическом словаре:
- представитель религиозного объединения, распространяющий вероучение путем организации публичных религиозных мероприятий. данное понятие содержится в законодательстве ряда субъектов РФ … - МИССИОНЕР в Большом юридическом словаре:
- представитель религиозного объединения, распространяющий вероучение путем организации публичных религиозных мероприятий. Данное понятие содержится в законодательстве ряда субъектов … - МИССИОНЕР
еженедельный журнал, издававшийся в 1874—79 гг. православным миссионерским обществом, под ред. свящ. В. С. … - МИССИОНЕР
[французское missionnaire, из латинского] лицо, посланное господствующей церковью (в большинство случаев при поддержке государства) для религиозной пропаганды среди … - МИССИОНЕР в Энциклопедическом словарике:
а, м., одуш Лицо, посылаемое для проповеди религии и просветительской деятельности среди населения с иным вероисповеданием. Миссионерка - женщина-м. Миссионерство … - МИССИОНЕР в Энциклопедическом словаре:
, -а,м. Духовное лицо, посылаемое церковью для распространения своей религии среди иноверцев; вообще человек, распространяющий среди других учение какой-н. религии, … - МИССИОНЕР в Энциклопедии Брокгауза и Ефрона:
? еженедельный журнал, издававшийся в 1874?79 гг. православным миссионерским обществом, под ред. свящ. В. С. … - МИССИОНЕР в Полной акцентуированной парадигме по Зализняку:
миссионе"р, миссионе"ры, миссионе"ра, миссионе"ров, миссионе"ру, миссионе"рам, миссионе"ра, миссионе"ров, миссионе"ром, миссионе"рами, миссионе"ре, … - МИССИОНЕР в Новом словаре иностранных слов:
(фр. missionnaire лат. missio посылка, поручение) лицо, занимающееся распространением религии среди населения с иным вероисповеданием; как правило м. выполняет … - МИССИОНЕР в Словаре иностранных выражений:
[фр. missionnaire лицо, занимающееся распространением религии среди населения с иным вероисповеданием; как правило м. выполняет функции идеологической … - МИССИОНЕР в словаре Синонимов русского языка.
- МИССИОНЕР в Новом толково-словообразовательном словаре русского языка Ефремовой:
- МИССИОНЕР в Словаре русского языка Лопатина:
миссион`ер, … - МИССИОНЕР в Полном орфографическом словаре русского языка:
миссионер, … - МИССИОНЕР в Орфографическом словаре:
миссион`ер, … - МИССИОНЕР в Словаре русского языка Ожегова:
В буржуазных странах: духовное лицо, посылаемое церковью для распространения христианской религии среди инаковерующих (Maxime в эпоху … - МИССИОНЕР в Толковом словаре русского языка Ушакова:
миссионера, м. (от латин. missio - посылка, отправление). Лицо, посылаемое (к колониальным и зависимым народам) для религиозной пропаганды или насильственного … - МИССИОНЕР в Толковом словаре Ефремовой:
миссионер м. Лицо, посылаемый религиозной организацией или церковью для проповеди религии и просветительской деятельности среди населения с иным … - МИССИОНЕР в Новом словаре русского языка Ефремовой:
м. Лицо, посылаемый религиозной организацией или церковью для проповеди религии и просветительской деятельности среди населения с иным … - ЮВЕНАЛИЙ, МИССИОНЕР в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Евфрона:
миссионер, иеромонах; служил прежде в военной службе. Он был один из восьми духовных лиц, отправившихся в 1793 г., под начальством … - ЭЛЛИС ВИЛЬЯМ, МИССИОНЕР в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Евфрона:
(William Ellis, 1795—1872) — английский миссионер. Проповедовал в 1816 —1824 гг. на о-вах Южного океана. Вернувшись в Англию, напечатал сначала … - ЭЛИОТ ДЖОН, МИССИОНЕР в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Евфрона:
(John Eliot; 1604—1690) — английский миссионер, называемый иногда "апостолом индейцев". Образование получил в кембриджском университете. За свои пуританские воззрения подвергся … - ПРИТЧАРД, МИССИОНЕР в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Евфрона:
(Pritchard) — протестантский миссионер, великобританский консул на Таити, известный своей ролью в конфликте между Англией и Францией по поводу обладания …
К истории вопроса о состоянии христианства в Палестине с первых веков до первой половины XIX в.
Русское присутствие в Палестине с X до первой половины XIX вв.
Русская духовная миссия и ее деятельность. Русская духовная миссия в 1848–1854 гг.
Русская духовная миссия в 1858–1864 гг.
Русская духовная миссия в 1865–1894 гг. и до 1917 г.
Палестинское Православное Общество
Положение русских храмов и подворий в XX веке
Деятельность ИППО в XX веке
Заключение
К истории вопроса о состоянии христианства в Палестине с первых веков до первой половины XIX в.
Палестина со времени образования Византийской империи входила в ее состав в качестве бывшей колонии Римской империи. В 683 г. она первая претерпела на себе арабское завоевание. С XI в., когда в Западной Европе начались крестовые походы, целью которых было провозглашено освобождение Гроба Господня от рук «неверных», Палестина на короткое время перешла под правление завоевателей-крестоносцев, затем с 1187 г. - под правление египетского султана Салах-ад-Дина. С XVI в. страна надолго вошла в состав Османской (Оттоманской) империи.
Положение христианства в Палестине обеспечивалось юрисдикцией Иерусалимского Патриархата, созданного еще в 451 г. Соседние Сирия и Ливан находились в юрисдикции Антиохийского Патриархата, официально утвержденного в 325 г. Оба этих патриархата, однако, не имели права доступа к турецкой администрации и вынуждены были обращаться к посредничеству Константинопольского патриарха. Кроме политической несостоятельности их отличала финансовая слабость. Православные Ближнего Востока были представлены в основном арабами, духовенство - греками, которые стремились исключить какое-либо вмешательство в собственные дела.
Что касается других христианских конфессий, то в Св.земле наиболее прочными позициями издавна отличалась Католическая Церковь, которую представляла Франция, получившая в 1535 г. права на покровительство французским подданным в пределах Османской империи, а затем законодательно признанная покровительницей всех католиков в Османском государстве. Миссионерская деятельность католиков среди местного населения в течение несколько столетий привела к возникновению в Палестине общин униатского характера. С XIX в. в Св. земле появляются протестанты: Англиканская и Евангелическая церкви, которые соответственно пользовались покровительством Англии и Пруссии. К XIX в. в Палестине кроме патриаршеств Православной, Католической Церквей и протестантских епископств существовали патриаршества Армянской, Сиро-Яковитской, Коптской, Эфиопской церквей.
Русское присутствие в Палестине с X до первой половины XIX вв.
Как бы предваряя миссию официальной Церкви, русские издавна прибывали в Св. землю как паломники. Паломничество русских в Палестину - одно из знаменательных явлений в российской истории. Оно зародилось буквально с первых лет после Крещения Руси при князе Владимире. По летописному преданию первыми русскими послами на Ближний Восток были купцы, отправленные сюда Крестителем Руси Владимиром в 1001 г. для изучения культурных и образовательных традиций Византийской империи, с которой Русь теперь связывала одна вера: «посла Володимер гостей своих аки в послех в Рим, а других во Иерусалим, и в Египет, и в Вавилон, соглядати земель их, и обычаев их».
Некоторые авторы (Бушуева С.В.) выделяют следующие этапы паломничества в Палестину из России: 1-й этап - Византийский с X по XVI в., 2-й - «Московский» с XVI по 50-е гг. XIX в. 3-й этап -"Державно-православный" - со второй половины XIX в. по 1914 г., по сути, является этапом официальной миссии Русской Православной Церкви. Рассмотрим предысторию официальной миссии Русского Православия соответственно первым двум названным этапам.
«Московский» период (II этап) характеризуется упадком паломнического движения по причине изменения национального самосознания русских людей (согласно идее «Москва - Третий Рим) и обострения взаимоотношений России и Турции, приведшего к развитию религиозной нетерпимости мусульман по отношению к православным. Мирный договор в Карловицах 1699 г. после одержанной над турками победы впервые открыл России (в лице Петра 1-го) возможность встать на защиту христиан - подданных Оттоманской империи. В договоре было оговорено о правах русских паломников в Иерусалиме, а в 1700-м году было достигнуто соглашение об их свободном доступе в Святую землю. Предание рассказывает также, что у Петра I была даже идея „перенести“ Гроб Господень в Россию.
Начиная с Петра I, Россия оказывала помощь православным христианам, находившимся под турецким игом, отправляя на Ближний Восток значительные пожертвования. Косвенным подтверждением этого являются записи священника Иоанна (Лукьянова), посетившего Иерусалим в 1710-1711-м годах. В них можно прочитать, что в церкви Воскресения Христова „иконное письмо все московское: царское подаяние наших государей, а письмо - верховных мастеров“. При императрице Анне Иоанновне в 1735 г. в смете Святейшего Синода появляются „отдельной строкой“ так называемые „палестинские штаты“: точное указание сумм, выделяемых Гробу Господню и Иерусалимскому Патриархату каждые пять лет.
В первой половине XIX в. несмотря на бедствия Отечественной войны 1812-го года, пожертвования из России не прекращались, а после окончания войны даже увеличились. Так, в 1814 г. из государственной казны Российской империи было передано Иерусалимскому Патриархату 25 тыс. руб. на ремонт храма Гроба Господня, в 1816 г. - более 140 тыс. руб., собранных путем народных пожертвований. Для сбора денег на нужды храма Гроба Господня и других святых мест Палестины в Москве и Таганроге были даже открыты специальные „Иерусалимские подворья“. В это же время благодаря поддержке России, укрепившей свой международный авторитет благодаря победе над Наполеоном, греки в Иерусалиме добились того, что католики уступили им часть храма Гроба Господня, который с того времени разделен на три части - между греками, католиками и армянами.
Как видно из истории русского присутствия на Святой земле с XVI в. до первых десятилетий XIX в., иерусалимские святыни всегда рассматривались русскими государями как предмет особенной заботы. В этом, по мнению Н. Лисового, „срабатывал фактор многовековой традиции: Россия строила свою политику на Востоке…как единственная православная империя, преемница Византии в поствизантийском пространстве“.
С середины 40-х гг. 19 в. (времени заключения Лондонских конвенций) международное положение Палестины сильно изменилось: она стала объектом особого внимания западных держав. С этого же времени здесь упрочились позиции Пруссии и Франции и соответственно протестантов и католиков. Православные же находились на положении этно-конфессионального меньшинства Османской империи. Российское правительство выход из создавшегося положения на Ближнем Востоке увидело в усилении позиций Русской Православной Церкви, права которой все же при всей ограниченности оставляли некоторые возможности для поддержания Православия в Палестине.
Русская духовная миссия и ее деятельность. Русская духовная миссия в 1848–1854 гг.
Со второй половины XIX в. начинается период непосредственного государственного интереса России к странам Ближнего Востока, период деятельности миссии Русской Православной Церкви в Св. земле (по Бушуевой СВ.- III этап в истории русского паломничества в Палестину, или „Ключ к Вифлеему“). Инициатором организации официальной миссии из России в Палестину был министр иностранных дел, вице-канцлер К. Р. Нессельроде. В 1842 г. в своем докладе императору Николаю I он писал о притеснении православных в Палестине - как со стороны мусульман, так и со стороны католиков и протестантов, прямо говоря о необходимости отправки в Иерусалим неофициального русского духовного лица, которое, став посредником между Синодом и иерусалимским православным духовенством, контролировало бы употребление сумм, отправляемых из России. Так, в 1843 г. на Ближний Восток и был направлен архимандрит Порфирий (Успенский), настоятель посольской церкви в Вене, богослов, знаток христианского Востока, которого приветствовали в Иерусалиме как специально направленного представителя России.
Архим. Порфирий объездил почти всю Палестину, наладив широкие знакомства как с православным духовенством, так и со служителями инославных церквей, побывал в Египте, на Синае, посетил Афонский монастырь в Греции. В своем докладе архимандрит писал, что положение православных в Св. земле таково, что, „если не будет оказана как материальная, так и моральная помощь Церкви и в Палестине, и в Сирии (ибо нужды обеих Церквей совершенно одинаковы), то православию грозит опасность быть постепенно поглощенным католицизмом и протестантизмом“. К. В. Нессельроде после обсуждения этого доклада архим. Порфирия Успенского с обер-прокурором Синода Протасовым сделал представление об учреждении Русской духовной миссии (РДМ) в Иерусалиме, которое было одобрено и утверждено Николаем I. Так, 31 июля 1847 г. постановлением Святейшего Синода была образована Русская духовная миссия, начальником которой стал сам архим. Порфирий Успенский. Эта первая духовная миссия из России, состоявшая всего из трех человек (вместе с начальником миссии), осуществляла свою деятельность в Иерусалиме с 1848 г. по 1854 г. - до начала Крымской войны. В состав миссии входил также бакалавр Петербургской духовной академии иеромонах Феофан (Говоров), впоследствии прославленный в лике святых как Феофан Затворник Вышенский.
Несмотря на то, что главной причиной направления миссии в Палестину была дипломатическая, миссия взяла на себя заботу о паломниках, для которых устраивались специальные приюты на скупленных ею земельных участках и в зданиях, организовывала караваны для паломников в святые места.
Кроме того, несмотря на очень ограниченные возможности, Первая миссия заложила основы просветительской работы дальнейших миссий по обучению местного арабского населения. До начала Крымской войны архимандрит Порфирий успел открыть арабскую типографию, эллино-арабское училище и семинарию Святого Креста. А. А. Дмитриевский рассказывает, как Порфирий Успенский настоял, чтобы „…в греческую, открытую патриархией богословскую школу“ определили „12 молодых туземцев для приготовления из них образованных сельских пастырей; в школе этой катехизис и арабская словесность преподавались на арабском языке нарочито приглашенным из Бейрута арабом отцом Спиридонием“. Для обучения детей чтению, письму и арабскому были назначены учителя из арабов; вне Иерусалима Порфирием Успенским были открыты подобные школы в Лидде, Рамле и Яффе и школа для девочек-арабок в самом Иерусалиме. Наконец, по настоянию архимандрита Порфирия в типографии при Никольском монастыре стали печатать книги на арабском языке (Катехизис и Апостол и т. д.).
Положение Первой РДМ было очень сложным, особенно если учесть, что по отношению к Иерусалимскому Патриархату Русская Церковь занимала после Константинопольского Патриархата второе место. Отношение Иерусалимского Патриархата к Русской духовной миссии было не иначе, как снисходительным. По свидетельству Суворина А. А., приводимому Церпицкой О. Л., Иерусалимский Патриарх видел в начальнике Русской духовной миссии лишь своего ученого секретаря, который получал жалованье из русской казны, и поэтому был не против таких деятельных помощников, „пускай бы они при этом назывались Начальниками Русской Духовной миссии“. Более того, работе миссии помешали религиозно-политические обстоятельства, связанные с вопросом охраны святых мест, от решения которого, в сущности, зависел вопрос обладания иерусалимскими святынями и покровительство им. Этот так называемый „палестинский вопрос“ стал в те годы решающим в обострении политических противоречий на Ближнем Востоке, причем главную роль здесь играло решение проблемы защиты угнетенных христиан. Религиозно-политический спор закончился дипломатическим скандалом, переросшим в затяжной международный военно-политический кризис, который завершился Крымской войной (Восточной) (1853-1856гг.). Из-за военных действий миссия архимандрита Порфирия была распущена.
Русская духовная миссия в 1858–1864 гг.
После Крымской войны в 1858 г. миссия была открыта повторно. Открытие Второй миссии происходило в условиях, определявших положение России на Ближнем Востоке согласно Парижскому миру 1856 г., по которому, кроме прочих потерь, Россия утратила право покровительствовать православным в Турции, а, следовательно, и в Палестине. Министерство иностранных дел, бывшее инициатором открытия Второй миссии, возлагало на неё большие надежды, связывая их с упрочением положения России в Палестине. В этот раз миссия состояла из 11 человек вместе с начальником миссии, которым стал Кирилл (Наумов), епископ Мелитопольский, доктор богословия. Однако высокий сан посланца создал сложности в канонических взаимоотношениях Иерусалимской и Русской Церквей, что привело к трениям Русской духовной миссии с местным духовенством. Патриарх Иерусалимский Кирилл II о планах России не был информирован, что стало причиной холодного отношения его к приезду епископа Кирилла Наумова в Иерусалим. Однако епископ Кирилл сумел установить дружеские отношения с Патриархом, что помогло миссии выйти из подчинения светской власти (т. е. МИД). Тогда Русское консульство, перенесенное в 1858 году в Иерусалим, стало всячески препятствовать деятельности миссии.
Кроме Русского консульства у миссии со стороны соотечественников появился еще один недоброжелатель и своего рода соперник - Палестинский комитет, поставивший себе задачу проявлять заботу о паломниках. Однако Палестинский комитет эту задачу рассматривал как приложение к коммерческой деятельности. Дело в том, что комитет, председателем которого стал великий князь Константин Николаевич, был создан по инициативе чиновника особых поручений Морского министерства Б. П. Мансурова, предложившего своему руководству слить воедино заботы о паломниках в Палестину с программой наращивания капитала. Так, при Русском обществе пароходства и торговли (РОПИТ), созданном в Петербурге в 1856 году, и появился Палестинский комитет, который стал налаживать тесные контакты с Русским консульством в Иерусалиме. Вскоре между РОПИТ и консульством возникла договоренность, по которой РОПИТ принимал на себя часть расходов на учреждение консульства, но с тем условием, чтобы звание консула включало бы в себя и звание главного агента нового общества, отмечает К. Н. Юзбашян. Найдя поддержку в консульской службе, Палестинский комитет стал оттеснять в деловой сфере Духовную миссию на второй план. Под его руководством в основном стали осуществляться покупка земельных участков и строительство. Средства, на которые могла рассчитывать Духовная миссия, поступали теперь Палестинскому комитету, который вскоре, как и РДМ, вышел из-под контроля со стороны русских послов. Возможно, пишет далее К. Н. Юзбашян, это послужило причиной того, что комитет, просуществовав всего 6 лет, в 1864 г. был упразднен, а на смену ему появилась Палестинская комиссия, состоявшая непосредственно при Министерстве иностранных дел и просуществовавшая до 1888 г., т. е. во время работы Третьей миссии. Забегая вперед, надо сказать, что, по замечанию Дмитриевского А. А., Палестинская комиссия, одной из сторон деятельности которой была провозглашена организация быта паломников, справлялась с этим вопросом плохо. По-прежнему, несмотря на скромные средства, большая роль в этом принадлежала Духовной миссии.
Что касается заботы о паломниках при епископе Кирилле, то, несмотря на указанные трудности в работе миссии, паломничество из России в Палестину в 60-е годы XIX в. резко выросло. Так, в 1860 году в церковной печати отмечалось, что „с 1857-го года число русских паломников быстро увеличивается: два года тому назад оно дошло до 400 человек, в прошедшем году до 600 и в сем году считалось уже более 800 человек русских, посетивших Иерусалим, начиная от Воздвижения до Пасхи“.
В 1864 году епископ Кирилл был отозван, как пишет Н. Лисовой, в результате „непреодолимых трений, зависти и подозрений“, а на его место пришел ближайший его помощник, иеромонах (потом архимандрит) Леонид (Кавелин), питомец Оптиной пустыни, вначале хорошо принятый Патриархом Кириллом, но уже через год отозванный по просьбе того же Патриарха. Н. Лисовой, объясняя сложные взаимоотношения миссии со светскими отечественными структурами, считает главной причиной этого общее положение Русской Православной МИССИОНЕРСКОЕ Церкви, находившейся в синодальный период в подчинении у бюрократического аппарата империи, почему и „миссия была в глазах некоторых чиновников российского МИД на Ближнем Востоке вполне бесправным и едва ли нужным придатком светских дипломатических структур“.
Русская духовная миссия в 1865–1894 гг. и до 1917 г.
1 сентября 1865 года на место начальника миссии прибыл назначенный митрополитом Московским Филаретом архимандрит Антонин (Капустин), который с этого года по 1894 год успешно возглавлял РДМ. Архимандрит Антонин, в миру Андрей Иванович Капустин, был родом из Пермской губернии. Священник четвертого поколения, магистр Киевской духовной академии, одаренный, энергичный человек, он обладал к моменту назначения в Иерусалим немалым опытом зарубежной работы, будучи настоятелем Русской Посольской Церкви в Афинах (с 1850 г.) и Константинополе (с 1860 г.), в совершенстве владел греческим, занимался активной научной деятельностью. Когда отец Антонин прибыл в Иерусалим, его торжественно встретили русские члены миссии и довольно прохладно - Патриарх Кирилл. Однако вскоре, проявив свой дипломатический талант, архимандрит Антонин завоевал расположение Патриарха, и, не став очередной жертвой консульских интриг, как его предшественник архимандрит Леонид, довольно успешно начал свою деятельность в Иерусалиме. В целом деятельность архимандрита Антонина на посту начальника миссии протекала в очень сложных условиях: после незаконного низложения патриарха Кирилла в 1872 г. ему приходилось проявлять все свои дипломатические способности для разрешения конфликтных ситуаций во взаимоотношениях с Иерусалимскими Патриархами, консульством, Палестинским комитетом, а затем Палестинской комиссией. Русское консульство открыто вмешивалось в дела миссии и совместно с Палестинским комитетом делало неоднократные попытки закрыть миссию. В частности, отмечает Церпицкая О. Л., консульство запрещало устанавливать кружки для сбора пожертвований на содержание миссии. Еще более положение ухудшилось в 1882 году, когда очередной патриарх Иерусалимский Никодим, живший все время в Москве и не знавший лично начальника миссии, требовал закрытия миссии. Этот период в жизни отца Антонина был одним из самых тяжелых: Иерусалимский Патриарх постоянно вмешивался в дела миссии, грозил наказаниями за малейшую провинность. Заботясь о паломниках и не дожидаясь синодальных постановлений, отец Антонин начал приобретать в Палестине земли. Это создало проблему во взаимоотношениях с Русским консульством, которое было обязано следить за недвижимостью России на вверенной ему территории. К. Н. Юзбашян также пишет, что миссия вела свою деятельность параллельно официальному Петербургу, „мало считалась с практикой дипломатических отношений между Турцией и Россией“. Посол в Константинополе граф Н. П. Игнатьев называл приобретения „разных земельных углов“ на территории Иерусалима незаконными и ненужными. Его обвинения начальника миссии Антонина Капустина в незаконном приобретении земель обосновывались тем, что в Турции иностранцы в частном порядке или от лица учреждений не имели права приобретать земельную собственность. Многие поэтому прибегали к практике покупки земли, оформляя купчие на подставных лиц, подданных Порты. Этим способом решил воспользоваться и архимандрит Антонин. Как пишет Церпицкая О. Л., все вопросы с покупкой участков помог преодолеть верный помощник начальника и драгоман миссии Я. Е. Халеби, на имя которого приобретались все земли. В свою очередь Я. Е. Халеби оформлял дарственную на имя своего начальника. "Так сложился знаменитый „вакуф архимандрита Антонина“ в Святой земле», - пишет Н. Лисовой, - «завещанный им в 1894 г. Святейшему Синоду, то есть Русской Православной Церкви». По мнению Церпицкой О. Л., в вакуфе (в мусульманском праве вакуф - это имущество, пожертвованное на религиозные или благотворительные цели) начальник миссии видел лучший способ сохранения приобретенных им земель за русскими православными людьми. Однако, несмотря на очевидную пользу деятельности отца Антонина, его упрекали в недостойном для монаха занятии, а также советовали перевести земли на имя Синода, но начальник миссии отказался от этого, опасаясь жесткого контроля. Палестинская комиссия пыталась использовать эти приобретения миссии как предлог для ее закрытия, но благодаря заступничеству графа Е. В. Путятина дело было приостановлено.
Надо отметить, что, несмотря на недоброжелателей со стороны официальной России начальник миссии был всегда востребуем у простого народа - русских паломников, которые приходили к нему за советом и утешением. Приобретение же земельных участков является большой заслугой архимандрита Антонина перед Православной Церковью. Понимая, что «инославная пропаганда отчасти сильна и своими владениями», пишет Церпицкая О. Л., начальник миссии решил усилить Православную Церковь приобретениями земель в Св. земле. При очень скудном бюджете миссии отец Антонин мог рассчитывать только на собственные скромные средства и помощь паломников, полноценно получать которую ему препятствовало, как уже говорилось, Русское консульство.
Благодаря стараниям архим. Антонина и его помощника - драгомана Я. Е. Халеби одной из первых святынь был выкуплен Дуб Мамврийский, находившийся в «самом центре мусульманского фанатизма» - в Хевроне, затем близлежащие земли. В 1869 г был куплен яффский участок с гробницей Тавифы и затем ближние угодья, что все вместе получило впоследствии название «Золотой жемчужины миссии» за красоту и изящество построек и садов. К одному из первых приобретений деятельного начальника миссии относится также вершина Елеонской горы (1870 г.), к которой позже были присоединены еще несколько участков. Здесь были построен храм Вознесения и 64-метровая колокольня, прозванная «русской свечой». В 1871 г. был куплен большой участок земли в Эйн-Керем, где был построен ставропигиальный Горненский Казанский женский монастырь («Горняя») , территория которого под непосредственным руководством архим. Антонина была благоустроена и облагорожена посадками кипарисов, виноградников, миндальных и масличных деревьев на склонах гор. На двух участках, купленных в селении Бет-Джала, архимандрит Антонин разместил девичье училище Е. Ф. Бодровой, которую пригласил переехать с этим училищем из Иерусалима. (Училище это было позднее подарено отцом Антонином Палестинскому обществу, преобразовавшему его в женскую учительскую семинарию, давшую Палестине «много поколений учительниц-арабок, воспитанных в истинно православном духе». ) Также были приобретены Иерихонское подворье, Тивериадский дом и другие участки. Под руководством начальника миссии в Гефсимании была построена церковь во имя Марии Магдалины, переданная позднее Палестинскому обществу. При селении Силоам был выкуплен участок земли вместе с пещерами (Силоамский монолит), где предполагалось устроить русский скит Силоамский, в долине Суахири по дороге в лавру святого Саввы - пещеру «Румание», на склоне Елеонской горы - «Гробы Пророческие» и «место Каллистрата», участок при селении Анате (место рождения пророка Иеремии), участок в Кане Галилейской, смежный с домом апостола Симона Канонита, и участок в Магдале, где отец Антонин намеревался построить приют для паломников. Церпицкая О. Л. считает, что, вероятно, были еще и другие участки, утерянные по подложности документов.
Всего же насчитывалось около 40 приобретений, совершенных архимандритом Антонином. Им было куплено и законно оформлено 13 участков, площадью около 425 000 м2, стоимостью до миллиона рублей золотом. Кроме храмов на купленных участках в годы управления РДМ архимандритом Капустиным в Палестине было построено много школ, гостиниц для паломников. Что же касается научной деятельности отца Антонина, то, приобретая земли, он производил раскопки на каждом участке. Архимандриту Антонину принадлежит обнаружение второй обводной иерусалимской стены, определение направления которой помогло разрешить спорный вопрос о местоположении Голгофы. В стене был открыт порог Судных врат, через которые могла проходить конечная часть Крестного пути. Кроме того, архимандрит Антонин открыл руины базилики Константина Великого с пристройками византийской эпохи. Существуют собранные Антонином Капустиным материалы археологических работ, проведенных им на Елеонской горе, в Гефсимании, в Яффе, Иерихоне, Силоаме и других местах Палестины. Сделанные отцом Антонином находки стали экспонатами музея, основанного им при Русской Духовной миссии в Иерусалиме.
Кроме археологических работ к научной деятельности начальника миссии нужно отнести также составление им систематического научного каталога 1348 греческих и славянских рукописей монастыря Св. великомученицы Екатерины на Синае. Немалая роль принадлежит отцу Антонину в получении Россией Синайского кодекса Библии.
Такова была деятельность этого удивительно энергичного человека - архимандрита Антонина Капустина - ученого-археолога, византолога, совершившего много научных открытий, и предприимчивого деятеля, благодаря которому Русская Православная Церковь стала обладательницей многих святынь в Палестине, а русские паломники получили возможность останавливаться в уютных домах и гостиницах миссии.
Из числа последующих начальников Русской духовной миссии верным продолжателем дела Антонина Н. Лисовой называет архимандрита Леонида (Сенцова), возглавлявшего миссию с 1903 г. до 1914г. Благодаря трудам архимандрита Леонида Русской Православной Церкви стали принадлежать храм святых Праотцев в Хевроне, участок и храм святого Пророка Илии на горе Кармил в Хайфе и «Магдальский сад» на Тивериадском озере.
Палестинское Православное Общество
В 1882 году в Палестине появляется еще одна общественная организация из России, которая в отличие от Палестинской комиссии и Русского консульства своей активной деятельностью усилила Русскую духовную миссию - Палестинское Православное Общество, созданное в 1882 г. в Петербурге державной волей государя Александра III. Появление Общества произошло после подписания Адрианопольского мира, ознаменовавшего победу России в Русско-турецкой войне в 1878 г. Отныне Россия стала обладать большим влиянием на Ближнем Востоке. На основе Сан-Стефанского договора, завершившего Адрианопольский мир, она могла теперь обеспечивать права и привилегии христианского населения Османской империи, в том числе Палестины. Другим благоприятным фактором для разворачивания более активной миссионерской деятельности России в Палестине в это время, замечает Бушуева СВ., было всеобщее оживление церковной жизни в России во время правления Александра III (1881–1894 гг.), что выразилось в создании церковных братств и обществ. Решающая роль в проведении благоприятной для Русской Церкви политики в это время принадлежала ближайшему помощнику и наставнику Александра III - К. П. Победоносцеву. Внешнецерковные отношения также получили заметное развитие, в том числе и в Палестине.
В таких условиях, пишет Бушуева СВ., в помощь Русской духовной миссии, которой было тяжело одной противостоять усиленной протестантской и католической пропаганде на Востоке, в 1882 г. было образовано Православное Палестинское Общество, с 1889 г. - Императорское. Есть и другие мнения о первоначальном назначении ИППО. Церпицкая ОЛ. пишет, что оно было создано отчасти вместо Палестинской комиссии и в какой-то мере являлось конкурентом миссии.
Тем не менее, Палестинское Общество, по словам Н. Лисового, было задумано еще самим епископом Порфирием (Успенским) и архимандритом Антонином (Капустиным). Главой общества (председателем) стал великий князь, московский генерал-губернатор Сергей Александрович (брат Александра II). После его гибели Общество возглавила его супруга, великая княгиня Елисавета Феодоровна. Одним из основателей Общества и его фактическим руководителем был В. Н. Хитрово.
По социальному составу Общество состояло из трех групп: высшая знать (во главе которой стояли 7 человек из царствующего дома Романовых), гражданские чиновники, церковные деятели и академическая элита. Средства общества были по тем временам значительные. Они складывались из ежегодных взносов, частных пожертвований и кружечного сбора. Согласно дополнениям к Уставу Общества от 2 марта 1885г., которые гласили, что «ППО имеет право открывать, по мере надобности, свои Отделы в городах империи», 9 февраля 1897 года было открыто его Нижегородское отделение, успешно действовавшее до 1917 г. При государственной поддержке и сотрудничестве с Русской духовной миссией в Иерусалиме Общество положило много труда для создания уникального островка России на Святой земле.
Основными целями Общества было поддержание Православия в Святой земле и помощь русским паломникам. Именно Палестинское общество стало главным пунктом, через который в Палестину поступали деньги. Большие суммы жертвовали и сам великий князь Сергей Александрович, и его супруга Елисавета Федоровна.
Палестинское Общество сыграло значительную роль в возрастании паломничества из России, помогая в этом Русской духовной миссии. Вот как описывал очевидец пасхальные дни в Иерусалиме в 1884-м году: «Максимум скопления не только русских, но и вообще паломников бывает в Иерусалиме к празднику Пасхи; весь Иерусалим тогда представляется настоящим городом паломников. На всех улицах слышится русская речь, везде виднеются русские лица, русские костюмы; продавцы различной снеди, погонщики ослов и даже нищие - все стараются в это время мараковать по-русски». Усиление позиций Русской Православной Церкви в Иерусалиме благодаря деятельности Палестинского Православного Общества ободряюще подействовало на русских паломников. Известный палестиновед Ф. Палеолог писал по этому поводу следующее: «Почувствовав себя под покровом и защитой Палестинского общества, наши паломники, а в особенности паломницы, расхрабрились и сначала потихоньку и робко подпевали на славянском языке во время греческого богослужения, а в настоящее время (1895-й год, - архим. Авг.) уже дошли до того, что образовали самостоятельный хор (из постоянно или продолжительно живущих в Святой земле паломников и паломниц), которым и вторглись, осмелюсь выразиться, контрабандно в греческое богослужение». Через некоторое время, пишет Ф. Палеолог, греки-священники начали изучать славянский язык и, если на богослужении присутствовали русские паломники, произносили на нем возгласы и молитвословия.
С 1881 по 1894 гг., по данным СВ. Бушуевой, Св.землю посетило свыше 15 000 человек из России. Если при архимандрите Порфирии, отмечает Н. Лисовой, т. е. в первые годы существования миссии, в Палестине бывало в год триста-четыреста русских, то в 1914 г., в последний мирный год перед Первой мировой войной и революцией в одном Иерусалиме только на Пасху их собиралось около 6 тысяч человек. При этом обеспечивали проживание всем этим 6 тысячам паломников Иерусалимские подворья ИППО, в то время как все современные иерусалимские гостиницы, вместе взятые, по словам Н. Лисового, не могут вместить такого числа гостей. К началу XX века число паломников в Святую Землю по официальным данным достигало 30 тысяч в год . По данным некоторых исследователей, к 1914 году в Палестине, Сирии и Ливане ИППО принадлежали земельные участки площадью более 270 гектаров.
В качестве вспомогательной задачи ИППО ставило себе задачу установления и поддержания культурных связей между двумя народами - русским и арабским. Это проявилось, прежде всего, в развитии им образовательной (просветительной) деятельности, основы которой заложил еще архимандрит Порфирий Успенский.
В Бейруте, по словам Н. Лисового, при содействии русского педагога М. А. Черкасовой было открыто пять народных школ. В 1895 г. по просьбе Патриарха Антиохийского Спиридона в ведение ИППО была принята женская школа в Дамаске и несколько мужских училищ. Постепенно просветительной деятельностью Общества была охвачена практически вся Сирия. Всего в Сирии и Ливане стараниями Общества было построено 32 общеобразовательные школы для арабских детей (50% учеников этих школ были девочки), признанных в 1902 г. турецкими властями в качестве официальных русских школ. К началу Первой мировой войны их было уже 113 в Палестине, Ливане, Сирии. Финансирование этих школ, в которых обучалось свыше 12 тысяч арабских детей, осуществлялось из бюджета Российской империи: по данным Н. Лисового, с 1912 г. на них поступало 150 тысяч золотых рублей в год. Кроме школ было открыто два училища, которые готовили педагогические кадры для этих школ. Образование, получаемое в русских школах и училищах, было очень высокого уровня. В отличие от французских или английских школ, в которых преподавание велось только на европейских языках, в школах и учительских семинариях ИППО преподавание осуществлялось на родном арабском, отмечает Н. Лисовой. Основными предметами здесь были арабский и русский языки, черчение, домоводство, пение, география, математика. В училищах изучались иностранные языки, арабский, русский, математика, литература, осуществлялся перевод произведений русских классиков на арабский язык. Преподавание в школах и училищах Общества русского языка создавало им, по словам британского исследователя Дерека Хопвуда, «определенную репутацию и атмосферу. Знание русского языка было предметом гордости». Лучших учеников отправляли в Россию в духовные учебные заведения и в университеты, где они получали бесплатное высшее образование. Постепенно выпускники-арабы русских школ составили основу формирующейся национальной арабской интеллигенции. Причем все это происходило, несмотря на прямое противодействие как турецкой, так и британской администраций, которым было невыгодно усиление местной элиты. Англичане, в частности, настаивали на закрытии русских школ и училищ.
Просветительная деятельность Общества сочеталась с гуманитарной. В больницах и амбулаториях ИППО в Иерусалиме, Вифлееме, Назарете, по данным Н. Лисового, получили помощь десятки тысяч местных арабов.
Другой задачей Палестинского Общества было ознакомить российское общество с положением Православия на Святой земле, прошлым и настоящим русского паломнического движения. С 1891 г. Общество стало выпускать «Православный Палестинский сборник», на страницах которого, по словам Пересыпкина О., печатались уникальные исследования и публикации: «Хождения» во Святую землю русских, византийских и западноевропейских паломников, древнейший письменный памятник о Святой земле «Бордоский путник 333 года», «Хождения» Сильвии Аквитанки, ирландца Аркульфа, Антония из Плацен-ции, а также византийские проскинитарии - митрополита Даниила Ефесского, патриарха Фотия, Иоанна Фоки, русских паломников - от игумена Даниила (нач. XII в.) до Арсения Суханова (XVII в.) и др.
До 1917 г. в сборнике публиковали свои труды академики В. Г. Василевский, Н. П. Кондаков, В. В. Латышев, Ф. И. Успенский, П.К Коковцев, И. В. Помяловский, И. И. Соколов, АА.Дмитриевский, ПА Тураев, Н. Я. Марр, И. Ю. Крачковский и др. Всего же до революции было издано 63 выпуска «Палестинского сборника».
Кроме «Православного Палестинского сборника» в своих «Сообщениях» и «Отчетах» Общество публиковало важные труды, посвященные истории и культуре народов Ближнего Востока, а также отечественные литературные памятники.
Огромная роль принадлежит Палестинскому обществу в развитии отечественного востоковедения. В 1891–1892 гг. ИППО совместно с РДМ была организована экспедиция Н. Л. Кондакова (при участии Я. И. Смирнова, АА Олесницкого и др.), которая проводила широкие исследования раннехристианских древностей. В 1898г. русские археологи работали в Заиорданье, Тивериаде и на Синае. В 1900 г. при Обществе по инициативе и под руководством П. К. Коковцева состоялось совещание специалистов по археологии Палестины и сопредельных стран, посвященное МИССИОНЕРСКОЕ вопросам расширения исследовательской деятельности.
В 1907 г. Николай II в рескрипте на имя Елисаветы Федоровны подвел впечатляющий итог работы ИППО. «Ныне, обладая в Палестине владениями ценностью почти в 2 миллиона рублей, Обществоимеет 8 подворий, где находят приют до 10 тысяч паломников, больницу, 6 лечебниц для приходящих больных и 101 учебное заведение с 10400 учащихся. За 25 лет им выпущено в свет 347 изданий по палестиноведению». Так, благодаря деятельности Палестинского Общества на Востоке, которое, по словам академика Ф. И. Успенского, «работало на чужбине в условиях, далеко не благоприятных, в постоянной борьбе с враждебным к нему отношением как со стороны местного духовного и светского правительства, так и иностранных учреждений и заведующих ими лиц, с завистью и недоброжелательностью относившихся к русскому делу», Российская империя на протяжении четверти века с успехом и честью отстаивала государственно-народные интересы, конкурируя с западными державами в Иерусалиме.
Положение русских храмов и подворий в XX веке
В декабре 1914 г. в связи с военными действиями турецкие власти приказали всем мужчинам, имеющим российский паспорт, покинуть Палестину и выехать в Александрию. Здание Русской духовной миссии было опечатано, богослужения в храмах прекратились. После того, как 11 декабря 1917 г. британская армия под командованием генерала Алленби вступила в Иерусалим, русские монахи вновь вернулись в свои монастыри, но положение Русской Православной Церкви в Палестине резко изменилось из-за гонений на Церковь в Советской России. Прекратилась финансовая помощь из России, иссяк поток паломников.
В 1921 г. управление Русской духовной миссией и Православным Палестинским обществом в Иерусалиме взяла на себя Русская Зарубежная Православная церковь. В аренду к англичанам перешла часть зданий Русского подворья, Постоялый двор, построенный некогда РДМ для монахов-паломников и ставший теперь местом размещения английской тюрьмы, русская больница, превращенная в военный госпиталь, Николаевское подворье, в котором расположилась полиция. Скромные деньги за аренду, выплачиваемые англичанами, были основным источником существования для сотен МИССИОНЕРСКОЕ русских монахов, священников и паломников, оказавшихся в Палестине в результате войны и революции. Благодаря этим средствам монастыри, храмы и другие постройки, принадлежащие Русской Православной Церкви, поддерживались в нормальном состоянии.
С середины 40-х годов XX в. Ближний Восток стал объектом пристального внимания И. Сталина, который в осуществлении своей международной политики отводил Православной Церкви важную роль. В 1945 г. в Палестину прибыл Святейший Патриарх Алексий. Как выражается Н. Лисовой, битву за Берлин продолжила церковно-дипломатическая «битва за Иерусалим». В 1948 году, после провозглашения государства Израиль, Русская Православная Церковь возобновила свое управление той частью владений миссии, которая находилась на территории Израиля. Были проведены восстановительные работы и развернуто новое строительство, в частности, в иерусалимском соборном храме во имя Св. Троицы был произведен капитальный ремонт, в Горней отремонтирован храм в честь Казанской иконы Божией Матери.
В период антирелигиозной кампании при Н. Хрущеве почти все земли и здания - наследие Русской Православной Церкви от РДМ и ИППО на территории Израиля - были фактически потеряны: в 1964 г. по соглашению между израильскими властями и Советским Союзом, получившему название «апельсиновой сделки», Израиль выкупил многие земли и здания, принадлежавшие некогда РДМ и ИППО, расплатившись поставками апельсинов в Советский Союз на сумму в 5 миллионов долларов. В ведении Московского Патриархата остался Троицкий собор и здание Русской духовной миссии, часть которого арендовано Израилем под иерусалимский «мировой суд».
Деятельность ИППО в XX веке
Примечательно, что, несмотря на тяжелые политические потрясения, обрушившиеся на Русскую Православную Церковь после революции 1917 года, когда паломническое движение сошло на нет, Общество, этот островок России в Палестине, жило интенсивной научной жизнью вплоть до конца 20-х гг. Научные занятия Общества возобновились с начала 50-х гг. в Ленинграде, в Москве, позже - в Горьком, Ереване, Тбилиси. В 1954 г. был возрожден Палестинский сборник, в котором публиковали свои исследования выдающиеся советские ученые: Б. Б. Пиотровский, Н. В. Пигулевская, Л. П. Жуковская, Е. Э. Гранстрем, КБ. Старкова.
В 1992 г. историческое название было восстановлено, и Общество вновь значится как Императорское Православное Палестинское Общество, находясь под непосредственным покровительством Святейшего Патриарха Алексия II. Кроме названия, восстановлены традиционные уставные функции Общества, а самое главное - его духовная связь с Русской Православной Церковью. Благодаря активной деятельности возрожденного ИППО в последние десятилетия Россия вернула себе достойное и заслуженное место в «центре мира», у Гроба Господня.
Заключение
Миссия Русской Православной Церкви в Палестине исторически началась с развитием паломничества из России, при этом забота об охране св. мест, проявлявшаяся в финансировании Иерусалимского Патриархата и других видах благотворительности, была составной частью политики русских государей, почитавших Палестину.
Благодаря деятельности Русской духовной миссии и Императорского Палестинского Православного Общества, осуществлявших в XIX веке миссию по распространению Святого Православия в ближневосточном регионе, возник уникальный островок православной России в Св. земле - «Русская Палестина», духовным основанием которого являлась Русская духовная миссия, а научно-культурным - Императорское Палестинское Православное Общество.
Русские миссионеры, подобно живительному потоку оросили Св. землю своей горячей верой и любовью: во-первых, укрепили положение Православия в Палестине, способствуя развитию небывалого роста паломничества сюда из России; во-вторых, своей бескорыстной просветительной деятельностью способствовали развитию культурных связей между русским и арабским народом, а также формированию национальной элиты арабского народа, просвещенной светом Святого Православия; в-третьих, создав русские уголки на территории Палестины, проявили величайшую заботу и любовь к ее христианским святыням, преобразив их возведением православных храмов и приведя приобретенные земли в цветущее состояние; в-четвертых, своей активной научной деятельностью внесли величайший вклад в мировую историческую науку и искусство. Энтузиазм, энергия и бескорыстность русских миссионеров, представлявших как официальную Русскую Православную Церковь, так и лучшую часть светского общества Российской империи, являет собой яркий пример миссионерского служения миру Русского Православия, вызывающий восхищение и глубочайшее уважение.
_________________________
Примечания
Благодарности
Особую благодарность хочется выразить редакторам монахине Елене (Хиловской) и Елене Юрьевне Ковальской, без которых данная книга в ее настоящем виде не увидела бы свет.
Благодарю также студентов, аспирантов, коллег, потрудившихся в новом благодарном научном направлении – истории русского миссионерства.
Введение. Миссиология. Основные принципы миссионерского служения. Периодизация
§ 1. Миссиология. Основные принципы миссионерского служения
«Миссия» (от лат. missio – посылка, поручение) по-гречески звучит как священноапостольство. Христова именуется апостольской, и миссия является одной из основных форм ее служения, когда живой, благодатный организм Церкви соприкасается с непросвещенным миром.
Божественная литургия начинается возглашением: «Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа…» Мы живем в Царстве Божием – в Церкви. Господь говорит Своим ученикам: «Мир оставляю вам, мир Мой даю вам» (). Этот благодатный Божий мир, которым и в котором живет , соприкасается с миром непросвещенным, не воспринявшим спасающую благодать Божию. «Свет во тьме светит, и тьма не объяла его» () – свет Христовой Святой Соборной и Апостольской Церкви светит во тьме, в мире сем. И та область, где соприкасаются свет и непросвещенный мир, и есть поле деятельности миссии.
Богословие миссии призвано приоткрыть тайну священноапостольства, тайну распространения благодатного света. Для этого нужно дать представление о мире, спасаемом и просвещаемом благодатью Божией. Нужно описать человека и то, каким образом он благодатью Божией становится членом Церкви, живет, строит свою жизнь в отношении к Богу, к другим людям и к миру. Необходимо изъяснить, как может человек в меру образа и подобия Божия быть сотрудником Богу в Его благодатном просвещении другого человека. Требуется приоткрыть тайны границ Церкви, соотношения Церкви и мира. И тогда на основании православной антропологии, экклезиологии и сотериологии приоткрывается тайна священноапостольства, возникает миссиология, богословие миссии.
Миссионерство начинается с того образа, который дал нам Христос, – образа проповеди, образа всех трех лет Своего служения. Этому образу уподоблялись апостолы, несшие благую весть о Царстве Божием. Господь готовил апостолов на служение, посылая их на проповедь по двое и даруя им благодатную силу благовествования и исцеления (). В Евангелии Иисусом Христом даны совершенные образы и доброго самарянина (), и доброго пастыря, полагающего душу свою за овцы свои (). Земное служение Господа заканчивалось Его словами, обращенными к апостолам, к Церкви, к нам: «Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа… и се, Я с вами во все дни до скончания века» ().
Полнота благодатной жизни Церкви начинается Пятидесятницей (), и здесь же, в Сионской горнице, явлено миссионерское служение Церкви, когда простыми словами апостола Петра благодать Духа Святого раскрывает сердца слушающих и присоединяет их к Церкви.
В этот же период сложились основные принципы миссионерства.
Проповедь благой евангельской вести должна быть доходчива, понятна; тайны Царства Божия должны доноситься образами, понятными слушающим.
Проповедник – только сотрудник Богу в деле просвещения, спасения непросвещенного человека. Проповедник лишь помогает слушающему открыть сердце для принятия благодати Духа Святого.
Проповедь должна вестись на родном языке, как это было во время Пятидесятницы, когда каждый слышал слова апостола Петра, звучавшие на его родном языке.
Миссионерство – это, в конце концов, всегда экзорцизм, изгнание бесов. Свет оттесняет тьму, борется с князем тьмы – диаволом – и изгоняет его из души человека. Вспомним слова Ф. М. Достоевского из романа «Братья Карамазовы»: «В мире диавол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей». Эта борьба «не против крови и плоти» (), и апостол по образу своего Учителя готов отдать жизнь свою за паству свою. Жизнь каждого апостола и миссионера дает нам многочисленные примеры такой духовной борьбы и победы Христовой. Вспомним только слова преподобного старца Силуана Афонского : «Молиться за мир – кровь проливать».
«Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего небесного» (), т. е. основа миссионерского служения строится на примере личной благочестивой жизни каждого христианина и исполнении им своего долга. Особенно это касается апостолата мирян.
Уместно привести один пример. В 1910 г. на миссионерском епархиальном съезде в Ташкенте встретились известный мулла и протестантский пастор. Пастор прочитал мулле Нагорную проповедь и спрашивает: «Хорошо?» «Очень хорошо», – ответил мулла. «А почему же вы не обращаетесь к Христу?» «Мы не обращаемся к Христу потому, что вы не живете по Его заповедям», – ответил мулла.
Делу священноапостольства служат благотворительные и иные формы социального служения, а также труды в образовательной и культурной сферах. Святитель Николай Японский выразил это такими словами: «Вначале завоевать любовь и уважение, а затем нести людям Слово Божие». Огромный опыт подобного служения накоплен католиками и протестантами. Апостол Павел о том же говорит: «Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых» (). Этот завет первоверховного апостола ярко сумел воплотить свт. Иннокентий (Вениаминов). По зову Божиему он с семьей проехал тысячи километров и поселился в землянке на острове Уналашка вблизи Аляски среди алеутов. Он учил алеутов плотницкому делу, искусству каменщика, столяра, огородника, кузнеца, часовщика, затем составил азбуку, перевел Священное Писание , богослужение на алеутский язык и учил по составленным им книгам и детей и взрослых. Ему приходилось объезжать свою паству (проживавшую примерно на 20 из Алеутских островов) часто по океану в одиночку на байдарке, обтянутой кожей, он защищал алеутов от произвола чиновников и купцов, учил вести добычу морских котиков так, чтобы их поголовье не сократилось, помогал своим духовным чадам справляться с болезнями и т. д.
Неудивительно, что эти простые люди с детской доверчивостью и любовью ответили на подвиг его любви, и через десять лет после начала миссии в этих местах не осталось ни одного человека, не принявшего православие.
Принцип, хорошо известный каждому миссионеру: с крещением духовный путь, путь просвещения только начинается. Именно так формулировали его и свт. Иннокентий (Вениаминов), и свт. Николай Японский , и архим. Макарий (Глухарев), и многие другие. Крещением ставится онтологически новый камень в основание, на котором предстоит строить храм Духа Святого.
Последнее условие успеха проповеди: ненасильственное распространение христианства, поскольку насилие отнимает свободу и гасит любовь. В православии, особенно российском, насильственного принуждения к принятию христианства почти никогда не было. Была предпочтительность в выборе слуг и хозяев, партнеров по торговле или ведению дел, могли происходить враждебные или военные действия, спровоцированные различными мотивами, в том числе и религиозными, но крестовых военных походов против каких-либо народов с целью массового обращения в не было никогда. И если св. Стефан Пермский после нескольких лет жизни в среде зырян один или с ближайшими учениками отправился «сокрушать идолы и кумиры», рубить священную березу, то пошел он к вооруженным язычникам безоружный. То же самое происходило в Поволжье с татарами и башкирами в Сибири, и даже тяжелые войны на Кавказе не привели к насильственному крещению местных народов. Были поощрения крестившимся, особенно местной знати, было освобождение от налогов и пошлин, но без насилия. Политика ненасилия обнаруживает себя во всей истории Русской Церкви и русского государства и прослеживается по инструкциям, постановлениям, посланиям, как государственным, так и церковным, на различных уровнях церковной и государственной власти. Пожалуй, единственным явным исключением, подтверждающим общее правило, является инструкция императора Петра I тобольскому митрополиту с рекомендацией, не стесняясь насильственных мер, крестить народы Сибири . Однако после Петра I правительством снова составлялись инструкции о недопустимости принуждения к крещению. Характерно, что, например, в католической миссии при монастыре в Калифорнии, по воспоминаниям путешественников, в первой половине XIX в. индейцев содержали как рабочий скот и на ночь запирали в бараках . Там же велись дискуссии на тему о том, от кого произошли индейцы – от или от диавола.
Каждый христианин несет в мир радость Благой Вести, радость причастности Воскресению Христову, победе, победившей мир. И эта радость прикосновения любви Божией, которой он делится с другими, становится неиссякаемым источником радости о Духе Святом. «Ибо от избытка сердца глаголют уста» (). Свидетелями этой благодатной радости были апостолы и все поколения христиан.
Естественное состояние здорового, живого организма Церкви – рост. Этот рост во всем многообразии форм изучает история миссий. Русская в течение тысячелетия просвещает народы Российской империи и за ее пределами и накопила огромный опыт в этой области. Это связано не только с тем, что территория империи занимала около шестой части суши, и не только с разнообразием народов и малых этнических групп (более 130), населявших эти земли . Всю историю России, начиная со святого князя Владимира, можно рассматривать как борьбу за православную государственность. Идея союза Церкви и государства в решении всех вопросов нашей земной жизни стала национальной идеей российского народа. Опыт истории симфонии Церкви и государства в России уникален. Российская империя в течение многих веков была главным, а временами и единственным оплотом православия.
Российские народы, перенявшие от Византии и идею православного государства, приняли и завет Христа – идти до конца Земли с проповедью христианства. То, что не всегда удавалось Византии, удалось России и Русской Церкви в течение десяти веков. Удалось создать и сохранить православную империю, в состав которой входили частично или полностью непросвещенные народы, и постепенно вводить их в лоно православной цивилизации. Удавалось за границей при посольствах создавать храмы и центры православного просвещения. Бывало и наоборот, когда во взаимоотношениях с другими государствами впереди шли православные миссионеры, завоевывая любовь и уважение, а затем начинала действовать дипломатическая миссия. Так, в Пекине через духовную миссию осуществлялось и дипломатическое представительство вплоть до 1863 г. Роль духовной миссии в просвещении и истории Аляски и Америки, Японии трудно переоценить.
В истории русского миссионерства были явлены многие подвижники, святые, послужившие Церкви и народам, населявшим нашу Родину. Их подвигами сеялось и взращивалось зерно православной веры, и на этой основе вырастали российские народы, поднималась российская государственность, российская культура и хозяйство; вся жизнь пропитывалась духом православной веры. На фундаменте православия строились отношения между различными народами, заселявшими Россию, в том числе и с теми, которые придерживались магометанства, буддизма или язычества. Тысячелетний опыт веропроповеднического подвига в самых различных условиях духовенства и мирян, аристократии, государей и простолюдинов, ученых богословов и не получивших даже начального образования крестьян остается сегодня во многом неизвестным и, как следствие, невостребованным. До сих пор не существует ни одной целостной монографии по истории российской миссии, кроме небольшой брошюры прот. Е. Смирнова, изданной в 1904 г..
История российского веропроповедничества начинается с подвигов свв. равноапостольных Ольги и Владимира и Крещения Руси. Государственность и культура распространялись, росли и укреплялись вместе с православием. распространялось по городам, из городов – по рекам – в села, при этом наиболее интенсивным процесс становился, когда проповедь совершалось монашеством, которое чистотой своей жизни свидетельствовало об истинах Христовых. Этот этап монашеской или монастырской колонизации Руси был довольно долгим. За ним последовал период становления и укрепления Российского православного царства, когда миссионерство было признано в качестве одного из важнейших направлений государственной политики.
С окончанием татаро-монгольского ига связано значительное расширение границ государства и постепенное приведение к христианству различных племен Севера, Сибири, народов Поволжья, жителей южных и западных областей. Трудности церковной жизни синодального периода не могли не отразиться на деле веропроповедничества, тем не менее в это же время сформировались принципы и формы всей миссионерской работы Церкви: засияли подвигами священноапостольства св. Иннокентий Иркутский, свв. Иоанн и Филофей Тобольские, св. Герман Аляскинский, свв. Филарет и Иннокентий, митрополиты московские, св. и многие другие. Тогда же были основаны внутренние и внешние миссии, создана система подготовки миссионерских кадров, сформировались научные миссионерские школы, появились специальные издания и др. Расцвет русского миссионерства приходится на вторую половину XIX – начало XX в. (до начала Первой мировой войны), чему существенно содействовало созданное в 1870 г. Православное Миссионерское общество, объединившее здоровые силы православной России в деле помощи христианской проповеди . За несколько десятилетий были достигнуты поразительные успехи, однако параллельно с этим процессом нарастали и разрушительные явления.
Соблазны подмен нравственных ценностей, заповеданных Христом, антихристианскими лозунгами «свободы, равенства, братства» проникали в Россию с Запада в течение длительного времени и разрушали в народе православную веру, православный уклад народной жизни, православную государственность. Эти деструктивные явления периодически проявлялись во всех слоях общества в различных формах, вплоть до восстания декабристов и деятельности террористических организаций. В Россию антихристианский тоталитаризм (в том числе и в демократических одеяниях) шел с Запада, где попытки антицерковных революций сотрясали Европу в течение нескольких веков. Результатом явилось то, что в начале XX в. уже далеко не весь российский народ жил в Церкви и , греховные соблазны находили почву в душах людей, укоренялись, поэтому в период великих искушений, во многом связанных с тяготами войны, народ не устоял в вере, духовные основы всего общества оказались недостаточно прочными, и православная империя пала.
Крушение Российской империи и захват власти большевиками сопровождались установлением невиданного в истории тоталитарного атеистического режима и гонениями на православие, начавшимися с 1917 г. Повсеместному уничтожению подвергались не только верующие христиане, но и христианский уклад жизни, христианская семья, христианская нравственность, христианская культура. Уничтожались и изолировались в лагерях и далеких ссылках духовенство, монашество, православная интеллигенция и простые верующие люди. В результате гонений практически полностью погибли три поколения верных Церкви людей, а оставшиеся в живых православные семьи и образованные священники были редчайшим исключением.
Характерно, что волна антихристианского тоталитаризма прокатилась по всему миру, были попытки установления таких режимов (в некоторых случаях – на десятки лет) в ряде стран Европы, Америки и Азии. Крушение Российской империи стало катастрофой для всего православия и привело к крушению других «малых» православных миров (в Болгарии, Румынии и др.). В 60-х гг. большинство православных христиан во всем мире оказались в атмосфере притеснений или гонений. Всюду они сталкивались с вызовом духовно враждебной им культуры. В результате разрушения монастырей и духовных школ были подорваны основания источников благочестия и духовного преемства. Эта ситуация была осмыслена как в «по-стхристианском мире».
Противостояние современному явно или неявно «постхристианскому» миру происходило и в католическом мире. Провозглашенная II Ватиканским Собором (1962–1965) открытость католичества секулярному миру и секулярной культуре привела к катастрофе – отпадению от Церкви многих мирян и духовенства в различных странах Запада. Этот опыт католичества и попытки аналогичных отношений с современным миром более консервативного (в целом) православия также были осмыслены как самоубийственные.
В то же время XX в. стал и веком духовной миссии русской эмиграции. В результате крушения Российского государства около трех миллионов человек оказались вне родины. Беженцы, вынужденные на чужбине бороться за выживание, были носителями православной русской культуры и православной веры. При благоприятных обстоятельствах (например, в Харбине, в Париже в 30-х гг.) быстро возникали православные общины, строились храмы, организовывались русские школы, училища и т. п., а также постепенно шел процесс знакомства населения принявших стран с великой русской православной культурой. В Европе, Америке, Азии, встречаясь с язычеством, католичеством или протестантизмом, русские свидетельствовали о высоте и глубине православной веры, а благодаря диаспоре, разбросанной по всему миру, было покончено с замкнутостью «православных миров», которые оказались на виду у всего мира. Так осуществилась великая духовная миссия русской эмиграции.
Весь постхристианский Запад, «даже до концов земли», знаком сегодня с православием, но можно ли надеяться, что хоть один из народов готов принять и войти в Православную Церковь, как это было еще в XIX в.? Для осмысления этого вопроса важно учитывать опыт православия в Америке, где в результате возникновения многочисленных новых православных приходов и объединения их вокруг православной епархии Русской Церкви, окрепшей в начале XX в. при еп. Тихоне (Беллавине) (впоследствии Патриархе Московском и всея России), сформировалась новая автокефальная церковь – Американская (1970). Возникновение Американской Церкви, как и Японской (1970), явилось качественно новым этапом в миссионерской жизни всего православия.
Одной из главных проблем жизни Американской Церкви является проблема взаимоотношения православия и секулярной американской псевдохристианской культуры, которая, будучи эклектичной («синтетической») и в значительной мере ориентированной на язычество (в том числе и так называемое неоязычество), претендует на всего человека, захватывая его эмоционально и духовно, не оставляя ему реальной свободы выбора, – сегодня западный образ жизни и западное видение мира слишком далеко ушли от христианского.
В России ситуация еще недавно выглядела совсем безнадежно: по мере того как в XX в. в Америке, Азии, Европе вырастали сотни православных приходов, Россия превращалась в духовную пустыню. Были периоды, когда во всей Сибири оставалось всего несколько действующих храмов. Деятельность духовных школ то полностью запрещалась, то ненадолго разрешалась, а затем они снова подвергались разгрому во время хрущевских гонений, надолго переживших правление самого Н. С. Хрущева.
Однако жизнь Православной Церкви в России и на свободном Западе имеет коренное отличие, заключающееся в том, что к середине XX в. большинство населения западных стран в основном само отказалось от веры и жизни по вере, жизни в Церкви, в то время как у нас только часть народа соблазнилась и отступила от Христа. Другая же часть не отказалась от веры и Церкви в эпоху невиданных гонений и пострадала за Христа. Общее число пострадавших за веру составляет сотни тысяч, а может быть, и миллионы человек. Сейчас, спустя несколько поколений, непросто описать подробности этой героической истории Церкви в эпоху гонений, хотя многое постепенно становится известно и еще живы некоторые свидетели. Сонм новомучеников Российских ныне предстоит за нас пред Богом и зовет к труду проповеди веры. Поэтому нет оснований типологически объединять духовную пустыню Запада с жаждой духовности в постсоветской России. О возможности духовного возвращения свидетельствуют и первые плоды современного веропроповедования, массовое строительство храмов, воссоздание духовных школ, возрождение православных издательств, монастырей и многое, многое другое. И главное для нас сегодня – это обретение корней в мученическом подвиге за Христа наших отцов и дедов. Если это произойдет, откроются и пути Промысла Божия, ведущие к воссозданию православной Руси, этого уникального «православного мира», живущего идеалами святости, стремящегося к святости и в этом смысле – святой Руси.
В следственных показаниях еп. Арсения (Жадановского) (на допросе 28 мая 1937 г.), расстрелянного в 1937 г. на Бутовском полигоне под Москвой вместе с сотнями других людей, есть такие строки: «Православная в настоящее время находится в очень тяжелом положении… Православная Церковь неоднократно переживала гонения и снова возрождалась, так и настоящее время, которое переживает Церковь при советской власти, должно измениться: церкви будут восстановлены, и снова откроются монастыри, советская власть будет свергнута народом, а управлять страной будут только русские верующие люди, преданные Православной Церкви» .
Сегодня наступает время духовного возрождения России, которое провидели многие наши святые. И главная задача – это евхаристическое возрождение православных приходов, на которые обращено пристальное внимание общества. Сегодня каждый монастырь, каждый приход стремится быть тем праведником, без которого не стоит ни одно село, ни один город, ни тем более государство.
Возрождение богослужебной жизни и вхождение в благодатную евхаристическую жизнь Церкви, в Царствие Божие делает каждого церковного христианина полноценным свидетелем Царства Божия, пришедшего в силе, ставит его в ряды миссионеров. Веропроповедничество примером самой жизни, которая по мере облагодатствования также становится евхаристичной на всех путях житейских, является сегодня основной формой миссионерства, поскольку по причине умножения беззаконий доверие к словам в обществе иссякло. Евхаристичность жизни означает также стяжание благодатной любви к страждущему миру и многострадальному народу российскому. И эта любовь не расслабляет христиан, а сообщает им духовную напряженность, позволяющую преодолевать одну из основных трудностей современной жизни – противостояние православного видения мира современному секулярному взгляду на него.
Глубокое воцерковление народа, семьи, возрастание детей в христианских семьях и в храме, воспитание и образование юношества и участие детей, юношей и взрослых в активной приходской жизни позволяют выявить тех, кто окажется способен к миссионерскому служению. Народ Божий должен сам дать из своей среды миссионеров, стремящихся потрудиться подвигом священноапостольства. Подготовка к служению – это, с одной стороны, духовное возрастание, а с другой – образование и приобретение навыков, опыта, в том числе опыта участия в жизни храма (богослужебной и внебогослужебной) и опыта общения с людьми.
Веропроповедничество всегда более обращено к сердцу, чем к уму: «Но чтобы действовать на сердце, надобно говорить от сердца: от избытка бо сердца уста глаголют. И потому тот, кто исполнен и избыточествует верою и любовью, может иметь уста и премудрость, ей же не возмогут противиться сердца слушающих, и которая указует как, где и что говорить…» (свт. Иннокентий (Вениаминов) .
Уже сейчас постепенно создаются центры духовного просвещения, работа которых оказывает влияние на все слои населения, совершенствуется организация благотворительной деятельности (с параллельной миссионерской работой) для стариков, детей, инвалидов – как на дому, так и в больницах, в тюрьмах, в детских домах и др. Пришло время для возрождения Православного миссионерского общества в целях консолидации всех здоровых сил для спасения и просвещения российских народов. Необходимо выработать систему форм и методов противодействия пропаганде духовно-нравственного растления, ограничения деятельности псевдодуховных и тоталитарных сект, католичества, протестантизма, магометанства и буддизма в среде населения с православными духовными корнями.
Православная экклезиология содержит в себе возможности определения основных миссионерских принципов, обязанностей, целей и средств. В основе православного подхода лежит именно евхаристическое понимание Церкви, которая, как Тело Христово, есть свидетельство и миссия обращенности к страждущему миру и человеку. Средоточием жизни и словесного служения Церкви является Евхаристия, которая является актуализацией Царствия Божия, пришедшего в силе, есть служение Самого Иисуса Христа, Который «не отступил… вся творя, дóндеже нас на небо возвел еси и Царство Свое даровал еси будущее…» . Евхаристия является источником и силой действенного христианского свидетельства. Она есть и совершенный образ священноапостольства и предстояния, и жертва бескровная «о всех и за вся», и решение всех трудных вопросов современного свидетельства ищется сегодня внутри живого евхаристического церковного сознания, обращенного к чаемому явлению Христа в силе и славе…
§ 2. Основные периоды в истории русского миссионерства
В настоящих «Очерках по истории русского миссионерства» делается попытка коротко рассмотреть главные события тысячелетней истории российского веропроповедования. Невозможно подробно охватить разнообразие событий, привести тысячи известных и малоизвестных имен в сравнительно кратком труде, поэтому пришлось ограничиться самыми важными для нас именами и примерами. Мы стремились следовать опыту свящ. Сергия Мансурова, чтобы на примерах веропроповедничества наших подвижников в разные времена и в разных условиях не только умом, но и сердцем прикоснуться к их подвигу, зажечься от их горения веры, любви и надежды. В живом общении с ними легче узнать те особенности, те радости и беды, которыми полна история миссионерского свидетельства нашей Церкви. При этом, естественно, выбор главного будет во многом субъективен, и данная книга не претендует на полноту.
Во введении предлагается весьма условная периодизация истории русского миссионерства. При всей неоднозначности она может помочь в осмыслении главных тенденций, проблем и событий.
Первый (домонгольский) период (988–1240) – начало просвещения Руси от крещения народа князем Владимиром в Киеве до разгрома Киева Батыем. Это время быстрого роста Церкви, государственности, культуры в городах и распространения христианства вглубь страны.
Второй период (1240–1552) – монастырское, монашеское распространение веры и Церкви, становление Церкви и православного государства, православного царства. Создание сети монастырей как оплота государства и народа, проникновение христианства во все уголки России и во все слои населения. Распространение Церкви на север и на восток. Окончательное упрочение идеала святости и идеала единства Церкви, государства и культуры. Период заканчивается укреплением Московского царства и взятием Казани.
Третий период (1552–1727) начинается со взятия Казани. Затем через несколько лет происходит присоединение Ногайской Орды и Астраханского ханства, а с 1582 г. – завоевание Сибирского ханства и начало стремительного движения на восток до Тихого океана. Это период быстрого расширения территории Российского государства, когда за несколько десятков лет территория увеличивается во много раз, к ней присоединяются и десятки новых мусульманских, языческих народов. Православное государство в число своих главных задач включает христианское просвещение и содействие ему. Организуются действенные миссионерские экспедиции. Создаются первые миссионерские структуры. Перед монастырями ставятся миссионерские, просветительские и образовательные задачи (свтт. казанские Гурий, Герман и Варсонофий, прп. Иосиф Волоцкий , митр. Филофей (Лещинский) и другие). Направляется духовная миссия в Пекин. Начинается просвещение прежде всего сибирских народов. Заканчивается период кончиной митрополита Тобольского Филофея, апостола Сибири.
Четвертый период (1727–1800) характеризуется ослаблением веропроповеднической деятельности. Естественное распространение христианства в Поволжье, Сибири и Северных областях встречало значительные препятствия во время длительного царствования Екатерины II. Отчасти это было связано с секуляризацией церковного имущества, закрытием 4/5 монастырей и другими трудностями жизни Церкви, государства и народа в этот синодальный период. Однако были и отрадные явления: в частности – образование Конторы новокрещенских дел в Поволжье, Осетинской духовной миссии на Северном Кавказе и Кадьякской миссии на Аляске. Период заканчивается оживлением религиозной жизни в различных слоях российского общества и одновременно активизацией .
В пятый период (1800–1827) оживляется религиозная жизнь как православного народа, так и мусульман и буддистов. Ислам поднимается в Казанском крае, в других областях Поволжья и Сибири. Целые деревни старокрещеных татар переходят из православия в ислам, а за ними – мордва, чуваши, черемисы. В связи с быстрым распространением по всему Поволжью последовали указы и послания Священного Синода об усилении миссионерской деятельности, которая постепенно активизировалась.
Шестой период (1827–1870) – время подъема миссионерской деятельности и создания систем миссионерского просвещения, переводческой деятельности, школьной системы и подготовки миссионерских кадров для многих непросвещенных народов. Расцветает Казанская миссионерская школа, Алтайская, Якутская и другие внутренние миссии, создаются и успешно развиваются внешние миссии (Японская, Палестинская и др.). Заканчивается этот период созданием Православного миссионерского общества, которое стало привлекать к делу проповедования веры практически весь народ.
Расцвет русского миссионерства приходится на следующий, седьмой период (1870–1905), когда десятки непросвещенных народов получают от миссионеров письменность, школы, храмы, книжную культуру на родном языке. Создаются и быстро развиваются многочисленные как внутренние, так и внешние миссии. При этом значительно меняется стиль работы внутренней миссии, обращенной прежде всего к русскому народу, в среде которого в этот период происходит внедрение и распространение сект, в том числе с социалистической и атеистической направленностью. На защиту Церкви поднимаются братства, религиозно-просветительские общества, церковно-приходские школы (ЦПШ), монастыри. Проходят первые миссионерские съезды, создаются епархиальные миссионерские структуры.
Восьмой период (1905–1917) протекает в условиях свободного, бурного развития и распространения сект, а также учений социализма и атеизма. Основные усилия миссионеров в России направлены на борьбу с этими течениями, расшатывающими не только веру в народе, но и духовно-нравственные, культурные и государственные устои народной жизни. Заканчивается период гибелью православной империи и установлением безбожной диктатуры.
Девятый период (1917–1988) – это время прекращения миссионерской деятельности в России и гибели миссионерских школ, станов и других структур. Наступила эпоха тоталитарных гонений на веру и Церковь. Православное свидетельство в стране и в обществе оставалось лишь в форме мученичества за веру, и Церковь стала молчания. Одновременно беженцы из России принесли свою веру, свою Церковь и великую русскую культуру во все уголки мира. Православное свидетельство этих людей и общин (более тысячи приходов) в условиях изгнания оказало существенное влияние на духовную и культурную жизнь всего мира.
Настоящий период (с 1988) отмечен постепенным угасанием миссионерской активности русского зарубежья, но при этом – и возрастанием числа национальных православных приходов и Поместных Церквей в Европе, Азии, Америке. В России же началось возрождение Церкви и веропроповедничества во многих формах, охватывающих все сферы жизни разных слоев российского общества. Начинается возрождение Православной Руси, которое предсказывали и о котором молились наши святые.
Основная литература
1 . Библиографический словарь миссионеров Русской Православной Церкви / Сост. свящ. С. Широков. – М.: Белый город, 2004.
2. Дионисий (Валединский), иером. Идеалы православно-русского инородческого миссионерства. – Казань, 1901.
3 . Ефимов А. Б. Некоторые проблемы православного миссионерства и заветы святителя Иннокентия Вениаминова // Славянский альманах. – М., 1997. – С. 36–51.
4 . Иоанн (Попов), архиепископ Белгородский и Старооскольский. Миссионерское служение Русской Православной Церкви и вызовы современного мира // и время. – 2000. – № 1(22). – С. 49–59.
5 . Каледа Г., свящ. Задачи, формы и структуры катехизации в Русской Православной Церкви в современных условиях // Путь Православия. – 1993. – № 1. – С. 19–32.
6 . Карташев А. В. Очерки по истории Русской Церкви: В 2 т. – М.: Наука, 1997.
7 . Концепция миссионерской деятельности Русской Православной Церкви на 2005–2010 годы. – М., 2005.
8 . Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви: В 9 т. – М.: Спасо-Преображенский Валаамский монастырь, 1994–1996.
9 . Мансуров С., свящ. Очерки из истории Церкви. – М.: Спасо-Преображенский Валаамский монастырь, 1994.
10 . Мейендорф И., протопр. Кафоличность Церкви // Вестник Русского Западно-Европейского Патриаршего Экзархата. – Париж, 1972. – № 80. – С. 231–247.
11 . Миссия Церкви и современное православное миссионерство: Международная богословская конференция к 600-летию преставления свт. Стефана Пермского. – М.: Свято-Филаретовская московская высшая православно-христианская школа, 1997.
12 . Научно-богословские труды по проблемам православной миссии. – Белгород: [Б. и.], 1999.
13 . Православная миссия сегодня: Сборник текстов по курсу «Миссиология». – СПб.: Апостольский город, 1999.
14 . Православная в современном мире // Чтения памяти прот. Вс. Шпиллера. – М., 1992.
15 . Софроний (Сахаров), архим. Преподобный Силуан Афонский . – Сергиев Посад: СТСЛ, 1999.
16 . Скворцов В. М. Миссионерский посох: Православное миссионерство. Церковно-гражданские узаконения и распоряжения. Миссионерская методика и полемика (планы бесед). Вып. 1–2. – СПб.: Тип. «Колокол», 1912.
17 . Миссионерский спутник / Ред. В. М. Скворцов. – СПб.: Тип. Э. Л. Пороховщиковой, 1902.
18 . Смирнов Е., прот. Очерк исторического развития и современного состояния русской православной миссии. – СПб.: Синодальная тип., 1904.
19 . Смолич И. К. История Русской Церкви. Кн. 8, т. 2. – М.: Изд-во Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1997.
20 . Стамулис И. Православное богословие миссии сегодня: Пер. с ново-греч. – М.: ПСТБИ, 2002.
21 . Струве Н. А. Православие и культура. – М.: Христианское изд-во, 1992.
22 . Шмеман А., протопр. , мир, миссия: Мысли о православии на Западе. – М.: Изд-во ПСТБИ, 1996.
Дополнительная литература
23 . Архангелов С. А., свящ. Наши заграничные миссии. – СПб.: П. П. Сойкин, 1899.
24 . Афанасьев И., прот. Вступление в // Вестник ЛДА. – 1990. – № 3. – С. 87–105; Христианское чтение. – 1991. – № 4. – С. 50–70; 1992. – № 7. – С. 59–81.
25 . Беляев И., прот. Русские миссии на окраинах. – СПб.: П. П. Сойкин, 1900.
26 . Голубинский Е. Е. История Русской Церкви: В 4 т. – М.: Крутицкое Патриаршее подворье, 1997.
27 . Доброклонский А. П. Руководство по истории Русской Церкви. – М.: Крутицкое Патриаршее подворье, 2001.
28 . Малков Ю. Г. Русь Святая: Очерк истории Православия в России. – М.: Правило веры, 2002.
29 . Олекса М., прот. Иконы и космос: их смысл в миссионерской службе // Путь Православия. – 1996/1997. – № 5. – С. 78–90.
30 . Очерк жизни и апостольских трудов Иннокентия, митр. Московского. – Нью-Йорк: Комитет рус. православной молодежи за границей, 1990.
31 . Памятник трудов православных благовестников русских с 1793 до 1853 г. / Сост. Ал. С. Стурдза. – М.: Тип. В. Готье, 1857.
32 . Попов А. В. Русское зарубежное до 1917 года и деятельность русских православных духовных миссий // Макарьевские чтения: Материалы 3-й междунар. конф. (21–22 нояб. 2004 г.). – Горно-Алтайск, 2004. – С. 173–205.
33 . «Свете тихий»: Жизнеописание и труды еп. Серпуховского Арсения (Жадановского). – М.: Паломник, 2002.
34 . 1-я Евхаристического канона // Служебник. – М.: Издат. отдел Моск. Патриархии, 1977.
35 . Флоренский П. А., свящ. Понятие Церкви в Священном Писании // Богословские труды. – 1974. – Сб. 12. – С. 73–183.
36 . Флоровский Г. В., прот. Дом Отчий // Вестник Русского Западно-Европейского Патриаршего Экзархата. – Париж, 1982. – № 109/112. – С. 177–205.
37 . Флоровский Г. В, прот. Пути русского Богословия. – Париж, 1937.
38 . Шаталов О. В. Теоретические аспекты развития отечественной миссиологии // Исторический вестник. – М.; Воронеж, 2000. – Вып. 5/6 (9/10). Спец. вып.: Материалы междунар. конф. «Христианство на пороге нового тысячелетия» М., 20–22 июня 2000 г. – Ч. 1. – С. 248–253.
39 . Широков С., свящ. Основы современной миссиологической науки и развитие миссионерских исследований // Исторический вестник. – М.; Воронеж, 2000. – Вып. 5/6 (9/10). – Ч. 1. – С. 237–247.
40 . Шмеман А. Д., протопр. Исторический путь Православия. – М.: Паломник, 1993.
41 . Этнографические наблюдения русских моряков, путешественников, дипломатов и ученых в Калифорнии в начале и середине XIX в. // Русская Америка. – М.: Мысль, 1994.
42 . Поселянин Е. Русская и русские подвижники XVIII века. – СПб.: И. Л. Тузов, 1905.
В 1706 г. царь Петр I издал указ: «Сибирскому митрополиту Филофею ехать во всю землю вогульскую и остяцкую, и в татары и в тунгусы и якуты, и в волостях, где найдет их кумиры и кумирницы и нечестивыя их жилища, и то всё пожечь, и их, вогулов и остяков Божиею помощью и своими труды приводить в Христову веру». (См.: ). (Здесь и далее ссылки на литературу в конце главы).
По данным первой всеобщей переписи населения Российской империи 1897 г., в этническом составе насчитывалось 196 народов, причем доля русского населения составляла 44,3 %.