480 руб. | 150 грн. | 7,5 долл. ", MOUSEOFF, FGCOLOR, "#FFFFCC",BGCOLOR, "#393939");" onMouseOut="return nd();"> Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут , круглосуточно, без выходных и праздников
240 руб. | 75 грн. | 3,75 долл. ", MOUSEOFF, FGCOLOR, "#FFFFCC",BGCOLOR, "#393939");" onMouseOut="return nd();"> Автореферат - 240 руб., доставка 1-3 часа, с 10-19 (Московское время), кроме воскресенья
Савельева Екатерина Николаевна. Кабинет министров императрицы Анны Иоанновны: Дис. ... канд. ист. наук: 07.00.02: Москва, 2004 189 c. РГБ ОД, 61:04-7/1039
Введение
Глава І. Кабинет министров Анны Иоанновны и его место в системе государственных учреждений 28
1. Высшие советы при особе императора в политической системе российского абсолютизма XVIII столетия 28
2. Образование Кабинета министров 37
3. Компетенция Кабинета министров и его место в системе органов самодержавия 44
4. Аппарат Кабинета министров и специфика его делопроизводства 51
Глава ІІ Состав Кабинета министров 65
1. Особенности и принципы назначения министров 65
2. «Консилиумы» и «конференции» при Кабинете министров 80
3. «Душа» и «тело» Кабинета 86
Глава III. Специфика деятельности Кабинета министров как высшего органа власти в аннинское царствование 122
1. Регламентные и организационные вопросы в деятельности Кабинета, «один день из жизни Кабинета министров императрицы Анны Иоанновны» 122
2. Кабинет министров и "дворянский вопрос 157
Заключение 174
Список источников 181
Список литературы 183
Введение к работе
1. Методологическое введение
В настоящий момент обращение к теоретико-методологическим сюжетам обусловлено не только необходимостью четко определить базовые подходы автора к научному анализу в условиях отказа от догматизированных методов исследовательской работы, но и самой спецификой этапа, переживаемого ныне историческим знанием. Если в предшествующий период идейно-методологические принципы любой работы были ясны и не предполагали обсуждения, а данный раздел диссертационных исследований имел во многом формальное и чисто символическое значение, то теперь, напротив, формулировка методологических оснований авторского подхода к теме приобретает особую актуальность и остроту.
Возникший на рубеже столетий под воздействием общественно-политических процессов завидный методологический и доктринальный плюрализм (часть историков остаются в лоне марксистской методологии, продолжая исследовать общественные явления в русле взаимоотношений базиса и надстройки; другие достаточно четко перешли на позиции цивилизационного подхода, школы анналов, теории элит, исторического позитивизма и т.д; третьи до сих пор не определились с выбором наиболее приемлемых методологических построений) весьма негативно отразился на стилистике и плодотворности научных дискуссий.
Вместе с тем следует признать, что расхождения современных историков в общих теоретико-методологических подходах к оценке явлений прошлого, отражают и более глубинные процессы, происходящие в исторической науке. Остро дискуссионными стали не только вопросы о движущих силах истории, причинах и характере изменений в экономике и политическом строе государств, их вписанности в цивилизационный или формационный контекст, но сама возможность верификации исторического знания, пути достижения истины в гуманитарных исследованиях, ее критерии и специфика.
Теоретико-методологическое звучание приобрел в настоящий Момент и вопрос о соотношении исторической науки и идеологии. Существует огромный соблазн, используя соответствующий опыт первых послереволюционных десятилетий, прошедших в непримиримой борьбе с "буржуазными фальсификаторами истории", "огнем и мечом" искоренить советское методологическое наследие в силу его "научной несостоятельности... ограниченности, односторонности" и вообще "малоудовлетворительности" (73; 15).
Этот процесс имеет, думается, как объективные, так и субъективные предпосылки. Что касается объективных, то совершенно очевидно: аргументы от истории уступают силе идеологического давления лишь временно, а эффект маятника, приведенного в движение силой российских политических реформ с неизбежностью должен был актуализировать проблему очищения от навязанных во многом искусственно концептуальных наслоений советского периода.
В то же время эволюция исторического знания показала, что всякий раз, когда ученые придерживаются той или иной жесткой схемы истолкования исторической реальности, многие важные стороны исторического процесса оказываются вне сферы исследовательского интереса. Куда более продуктивным в этой связи выглядит сочетание различных методов и методик изучения прошлого, поиск междисциплинарных связей, диктуемых предметной областью и позволяющих дать более комплексный и всесторонний анализ объекта исследования. В указанном ракурсе основным критерием ценности любых концепций или фактографических построений должно оставаться не их соотношение с другими (в том числе канонически признанными или научно устоявшимися), а - с предметом исследования. Современное историческое исследование представляет собой совокупность процедур или способов адаптации общих и частных научных методов к изучению каждый раз специфических и по-своему уникальных исторических явлений и процессов, предполагающую определенное комбинационное
сочетание и пропорцию «традиционных» - качественных и «новых» -эмпирических, количественных способов познания.
Преодоление доктрины классового и вульгарно-экономического детерминизма в анализе и интерпретации исторических реалий диктует необходимость отказаться от заданности и тенденциозности в оценке прошлого, противопоставив идеологически выверенным позициям объективный научный анализ. Помимо этого, комплексное значение принципа объективности в историческом знании выходит за рамки нынешнего периода «смены вех». По мнению автора, именно объективность («концепция через факт») позволяет установить реальные, а не мнимые («факт через концепцию») закономерности и тенденции в исторической действительности, обнаружить подоплеку событий, явлений, процессов, провести анализ их движущих сил и направления развития.
В свою очередь значимость принципа историзма обусловливается, прежде всего, необходимостью рассматривать события и явления прошлого на основе соблюдения временной последовательности и закономерной преемственности смены периодов и этапов, каждый из которых анализируется как относительно завершенный цикл. Следуя ему можно рассматривать развитие исторических событий как в хронологической последовательности, так и в их концептуальном единстве. Каждый исторический факт, также как и их совокупность (процессы, тенденции, линии внутри- и внешнеполитического курса и т.д.) анализируются в процессе своего возникновения, становления, изменения и развития. Рассмотрение реальных исторических фактов и явлений с точки зрения их генезиса, преемственности и взаимовлияний дает возможность уяснить их суть и изменения на различных этапах развития. Наконец, именно историзм позволяет выяснить причины выдвижения тех или
иных проблем и более общих задач в области государственного управления именно в то, а не в другое время, на том или ином этапе развития общества.
Принцип системности ориентирует исследователя на рассмотрение
w каждого исторического факта как системы взаимосвязанных элементов.
Системный подход позволяет определить, формализовать и описать все многообразие связей между явлениями и процессами исторической действительности, четко выделить их составляющие. Он дает возможность сравнения и сопоставления различных конкретно-исторических явлений и тенденций, применения математических методов системного анализа. Широкие перспективы для познания и объяснения исторических явлений
^ открывает использование методов и представлений синергетики - науки о
самоорганизации в сложных системах, классическим примером которой, безусловно, является политическая система общества в целом и, в частности, высший управленческий аппарат.
Обозначенные выше общенаучные теоретические подходы к объекту исследования реализованы диссертантом в ряде более узких методов научного познания: сравнительно-исторический и конкретно-исторический анализ, логические процедуры сравнения и аналогии, определения и классификации.
t& Применение исторической компаративистики обусловлено стремлением
получить на выходе более полное представление о сходстве и различиях Кабинета и других высших советов при особе императора, о типичном и особенном, о тенденциях и перспективах его развития.
Помимо вышеуказанных, автором применялся также метод периодизации, позволяющий представить деятельность объекта исследования в более системном и атрибутированном виде. Уделено значительное внимание анализу персональных характеристик и жизненного пути кабинет-министров.
^ Особо следует обозначить ценность количественных методов сбора и
анализа информации, применения статистики. С их помощью, в частности, реализована задача обобщения данных делопроизводственной документации Кабинета, подобран и систематизирован материал, отражающий специфику
его регламента, периодичность и состав заседаний. Использование математического аппарата дает возможность обработки больших объемов данных, их последующего обобщения и сравнения, выявления и сопоставления тенденций, а также их наглядного отображения в виде таблиц, графиков, диаграмм.
Выбор указанных методов, на наш взгляд, в полной мере соответствует сформулированным ниже целям и задачам работы, ими определяется и обусловливается.
2. Постановка проблемы.
Системный и объективный подход к анализу истории России 20-60-х годов XVIII столетия, по сути дела, ставит перед исследователем достаточно объемную задачу концептуального свойства. Ее суть в том, чтобы аргументировано и сознательно принять или, напротив, опровергнуть сложившийся уже по горячим следам эпохи подход к ее интерпретации как хаотического "безвременья" между эпохой грандиозных преобразований ПетраІ и "золотым веком" "дворянской империи" Екатерины Великой. Соглашаясь с данным утверждением, исследователь априори лишает себя возможности поставить вопрос о преемственности внутри- и внешнеполитической линии в постпетровскую эпоху, сосредоточиваясь на поиске исключительно субъективных корней как в отдельных мероприятиях, так и в целых направлениях проводимой политики. При этом, естественно, остаются за рамками рассмотрения и механизмы саморазвития абсолютистской модели, и внутрисистемные ограничители в виде иерархической структуры властного аппарата империи и конкретных управленческих институтов.
Конечно же, вряд ли резонно полностью игнорировать растиражированную еще дореволюционной историографией оценку периода дворцовых переворотов как времени "разгула личных страстей и личных стремлений, несвязанных никем и ничем..."(159;275).
Предпринятые Петром радикальные структурные реформы на самом деле привели к резкому усилению трений на всех уровнях социальной системы, сформировав парадигму крайней напряженности в политической
^ истории последующих десятилетий. Вполне закономерно, что именно в этих
условиях начинают складываться первые политические "партии" или "группировки", в руках которых фактически и оказалась судьба монархии в период 1725-1762гг. Их противоборство на всем протяжении этого периода было одним из главенствующих факторов ротации верхушки.
С другой стороны, во второй трети XVIII века происходили не просто смена лиц на российском престоле, знаменующая собой победу определенных группировок элиты, не просто изменения в составе и структурных звеньях государственного аппарата, речь шла о путях и методах преодоления конфронтационного заряда петровских преобразований.
Таким образом, как представляется, дворцовые перевороты - это далеко не только проявление "галантного века" с его придворными интригами, не только годы реализации личных стремлений и амбиций в борьбе за власть, не случайные эпизоды в российской истории, а проявление глубоких процессов в общественном и политическом развитии страны, тесно связанных с реформами
фї рубежа XVII-XVIIIbb. В этом смысле обращение к истории России данного
периода представляется исключительно актуальным: ведь и тогда Россия впервые столкнулась с проблемой адаптации во многом противоречивого наследия радикальных реформ.
Наконец, следует признать, что взвешенный анализ эпохи дает не только обильную почву для исторических реминисценций, сюжетов драматической литературы и киносценариев, но и позволяет ставить и решать проблемы, имеющие "сквозное значение" для историографии: типология и специфика
^ российского абсолютизма XVIII столетия, роль высших государственных
учреждений во властном аппарате империи, особенности управленческого механизма в эпоху складывания классической самодержавной модели, внутри-и внеинституциональные ограничители воли монарха, вопросы
прогнозирования и целеполагания при выработке и подготовке мероприятий внутренней и внешней политики.
Особое место царствования Анны Иоанновны обусловлено в данном контексте уже хотя бы тем обстоятельством, что извлеченная из Митавы на волне острейшего внутриполитического кризиса 1730-31 годов, герцогиня Курляндская фактически единодушно рассматривалась как фигура, не сопоставимая с объемом полномочий и самим назначением монарха в системе абсолютизма. Тем не менее, органический конфликт между неспособностью венценосной особы к делам правления и задачами, стоящими перед страной на рубеже 30-40-х годов XVIII столетия, не привел к трансформации политической системы абсолютизма. Более того, не прерываясь на абсолютно необходимый в данном случае период ознакомления новоиспеченной государыни с делами империи, продолжала готовиться и осуществляться целая серия осмысленных мероприятий, как во внутренней, так и во внешней политике. Наконец, опровергая уверенность "верховников" в слабоволии и некомпетентности Анны как залоге всевластия камарильи, преодолев «Кондиции», самодержавие устояло. В этой связи возникает справедливое предположение о том, что стабильность и преемственность политической системы обеспечивалась отнюдь не только субъективными качествами монарха, не только опорой в проводимой политике на интересы и чаяния «первенствующего сословия» (в свою очередь видевшего именно в абсолютной власти монарха гарантию их защиты и неукоснительного соблюдаения), но и в самой иерархии госучреждений империи, далеко не случайно увенчанной Правительствующим Сенатом и Кабинетом министров, выполнявшими по сути функции коллективного "квазимонарха". Именно вокруг них сплотилась обширная группировка элиты - опытных сановников петровской плеяды, готовых принять управление империей на себя. Тем самым история Кабинета министров, с нашей точки зрения, иллюстрирует достаточно специфическую ситуацию для российского абсолютизма, когда система, классическим признаком которой традиционно признается "всецелая
и нераздельная" принадлежность верховной власти царю, выживает по сути вопреки данному тезису.
Крайне интенсивная и плодотворная деятельность Кабинета фактически
^, компенсировала издержки субъективного фактора. Именно кабинет-министры
(и лично А.И.Остерман) готовили к реализации программные инициативы царствовования, осуществляли контроль за административным аппаратом империи, уравновешивали перегибы фаворитизма, поддерживая неустойчивый внутриполитический баланс и развивая экспансионистскую линию во внешней политике. Проще говоря, не только после 1735 года, но с самого момента создания Кабинет министров координировал работу всех звеньев государственного организма, сосредотачивал в своих руках все нити государственного управления.
Именно поэтому комплексный анализ состава, делопроизводственного механизма и деятельности Кабинета министров позволяет не только заполнить сформировавшийся под воздействием теоретико-методологических перегибов советского периода историографический вакуум вокруг одного из наиболее своеобразных высших дореволюционных госучреждений империи, но и раскрыть на его примере важнейшие особенности механизма принятия
ф властных решений, конкретные коллизии политической борьбы вокруг тех или
иных мероприятий. Наконец, судьба Кабинета министров отражает эволюцию системы органов власти российского самодержавия, принципы ее организации и функционирования.
Таким образом, целью настоящего исследования является изучение истории Кабинета министров императрицы Анны Иоанновны, выяснение его роли и места в системе российского абсолютизма 1730-1740годов XVIII столетия.
^ В связи с этим задачами данной работы являются:
1. определить причины и факторы возникновения Кабинета министров, выделить общее и особенное в его сопоставлении с аналогичными институтами как российского, так и европейского абсолютизма;
2. проследить генезис идеи создания данного органа, особенности
правового оформления процедуры его появления;
3. выяснить принципы формирования Кабинета, организации его
Ф аппарата, критерии отбора членов;
4. на основе ретроспективного обзора биографий кабинет-министров
качественно оценить вклад каждого в разработку внутриполитического курса,
«степень соответствия» занимаемой должности;
охарактеризовать с юридической точки зрения его компетенцию;
рассмотреть эволюцию функций данного учреждения, характерные черты его взаимоотношений с императрицей и другими властными институтами, специфику делопроизводства;
7. реконструировать механизм работы Кабинета, «профили
специализации» кабинет-министров, провести анализ его загруженности,
динамики деловой активности членов;
8. проанализировать деятельность Кабинета министров по дворянскому
вопросу с целью откорректировать представление о реальном месте данного
учреждения в аппарате управления империей.
Решение поставленных задач позволит дополнить представления об
ф особенностях законодательного и административного механизма, проблемах
выработки внутриполитического курса отечественного самодержавия второй
трети XVIII века, реальной расстановке сил в высших сферах в
рассматриваемый период.
Ф-
3. Обзор источников.
Период "дворцовых переворотов" с источниковедческой точки зрения представляет собой благодатную почву для специалиста: историю второй трети XVIII освещает множество как опубликованных, так и архивных документов. Не является в этом смысле исключением и царствование Анны Иоанновны.
При работе над темой был использован обширный комплекс исторических документов. Среди них основное место занимают опубликованные материалы. Исходя из принятой в источниковедении классификации их можно условно разделить на несколько групп: законодательные акты, документы официального делопроизводства, проекты и записки, а также дневниковые записи и воспоминания современников.
Законодательные материалы, положенные в основу исследования, были опубликованы в Полном собрании законов Российской империи первого издания (21). Их анализ позволяет определить (правда, исключительно с формально-юридической точки зрения) компетенцию и функции Кабинета министров, показывает с позиций нормативного подхода его роль и место в системе органов власти. Кроме того, законодательные акты дают возможность реконструировать структуру аппарата данного учреждения, определить направление, параметры и объем документооборота, состав рассматриваемого органа. Наконец, именно в законотворчестве рассматриваемой эпохи (в окончательной форме) нашли свое отражение результаты деятельности Кабинета министров.
Однако, законодательство является весьма специфическим источником. Его "публичность" и официальность делает практически невозможным выяснение реальной обстановки в стране, расстановки сил в высших сферах, деталей выработки тех или иных решений. Кроме того, при работе с ПСЗ обнаружились существенные лакуны: в частности в нем отсутствует один из двух указов, возвестивших о создании Кабинета министров. Восполнить пробел позволила предпринятая еще в конце XIX века под редакцией
крупнейшего дореволюционного специалиста по истории России XVIII века А.Н.Филиппова публикация источников "Бумаги Кабинета министров".(См. 4). Приведенное издание содержит в том числе и оставшийся за пределами ПСЗ нормативно-правовой материал.
Весьма существенно в плане информативности от сухих юридических норм отличается делопроизводственная документация. Именно она составляет основной массив вышедших в Сборниках РИО "Бумаг". Упомянутая публикация охватывает весь период существования данного учреждения, но характер документации за 1731-1733 годы существенно отличается от материалов последующего времени. Если ранний период истории Кабинета представлен журналами, высочайшими резолюциями, доношениями, письмами, челобитиями и прочими бумагами, раскрывающими особенности взаимоотношениями этого органа с императрицей, различными учреждениями и лицами, то последующие годы(1734-1741) освещены исключительно журналами Кабинета министров - ежедневными записями о его заседаниях.
Характерно, что даже объем информации, содержащейся в журналах первого и второго этапов, сильно разнится. В 1731-1733 годах каждый журнал обязательно включал в себя следующие сведения: дату заседания, состав присутствующих, перечень обсуждаемых вопросов и изложение сути важнейших, принятые решения. Кроме того, в журналах указывалось, кто из кабинет-министров докладывал императрице о ходе работ. Данная информация позволяет установить частоту заседаний, конкретизировать роль каждого отдельного члена в работе органа (начиная от факта присутствия и заканчивая частотой делового общения с императрицей). Наконец, можно точно определить круг вопросов, находившихся в ведении Кабинета министров, уточнить характер его специализации.
Журналы же 1734-1741 годов включают в себя все перечисленные компоненты за исключением состава присутствующих и указания о докладчике. При поверхностном рассмотрении это фактически деперсонифицирует картину работы учреждения, формализует информацию о
его функционировании. На самом же деле часть отсутствующих данных можно восстановить по косвенным признакам. Более существенным недостатком журналов является отсутствие в них записей процедуры обсуждения вопроса. Разногласия и дискуссии между членами Кабинета в связи с этим восстановить практически невозможно.
Помимо законодательной и делопроизводственной документации в работе над темой использованы многочисленные проекты и записки. Часть из них принадлежит перу самих кабинет-министров - А.П.Волынскому, А.И.Остерману, П.И.Ягужинскому (5,6,19,20,38). Они посвящены анализу актуальных внутриполитических задач и поиску вариантов их решения. Эта группа источников дает возможность конкретизировать позиции членов Кабинета по целому ряду важнейших вопросов, оценить уровень осознания ими насущных проблем государственного управления.
Другие документы рассматриваемой группы появились в связи с известными событиями зимы 1730 года.(См. 22-27, 31) и представляют собой (упрощенно) ходатайства о расширении прав и привилегий благородного сословия. Их источниковедческая характеристика, данная в работах Г.А.Протасова (См. 122), очевидно, является исчерпывающей, что позволяет нам сосредоточиться на оценке общего уровня информативности.
При сравнительном анализе основных идей "шляхетских проектов"
можно выделить наиболее популярные в дворянской среде
преобразовательные идеи, а также определить степень влияния общественных настроений на деятельность правительства в лице Кабинета министров.
Особую группу источников составляют документы личного происхождения: дневники, мемуары, донесения и письма современников. С одной стороны, их использование представляет богатый иллюстративный материал, позволяет увидеть эпоху глазами очевидцев, вскрывает неизвестные детали и подробности исторических событий, дает яркие, образные характеристики придворным. Содержащаяся в них информация освещает скрытые механизмы политического процесса. С другой стороны,
объективность сообщаемых сведений зачастую более чем сомнительна. Привлечение данных из такого рода документов требует тщательной перепроверки.
По характеру происхождения указанные документы могут быть разделены на две основные категории. Часть из них принадлежит иностранным авторам, проживавшим в России весьма ограниченный период времени (чаще всего - "по долгу службы"). Это, прежде всего, сочинения послов и членов их семей (испанского посланника де-Лириа (8,9), саксонско-польского посла И.Л.Лефорта (11), французских "резидентов" Маньяна(ІЗ) и де-ля-Шетарди (15), прусского посланника Мардефельда (14), английского полномочного представителя К.Рондо(28,29) и его супруги(ЗО)). Обращаясь к этим документам, следует иметь в виду не только субъективизм в оценках (к примеру, известно, что И.Л.Лефорт (племянник Франца Лефорта, находившийся с 1715 по 1720 гг на русской службе, а с 1721 по 1734 гг.-представитель польского короля АвгустаІІ при русском дворе) считался "своим человеком" у Долгоруких и Голицыных, а К.Рондо не скрывал своей антипатии к А.И.Остерману), но и влияние на авторскую позицию перипетий межгосударственных отношений, дипломатических интриг (польский вопрос, турецкая проблема, баланс сил в Европе).
Вызывает сомнение также информированность некоторых авторов. Так, в вопросе о создании Кабинета практически все они вынуждены были довольствоваться слухами, циркулировавшими по Петербургу, не будучи допущены к более компетентным источникам. Да и в целом, проникновение в тонкости внутриполитической ситуации не было их основной обязанностью. К примеру, общепризнано, что краткость небезызвестных депеш Аксема фон Мардефельда резко снижает их ценность как исторического источника. К тому же автор не отличался глубиной понимания происходивших в России событий.
Дошедший до нас "Дневник дюка Лирийского" (9), представляет собой значительно переработанные и сокращенные депеши испанского посла в России (1727-ноября 1730 годов), предназначенные «для собственного
удовольствия и для поучения его детей». Они передают сущность событий, свидетелем которых был дипломат, однако в их трактовке дюк Лирийский и Бервигский весьма пристрастен. В силу специфики характера, давал основным фигурантам русской политической сцены весьма желчные и жесткие характеристики, соблюдая при этом интересы испанской короны. Также пристрастен и французский резидент Маньян в своих «Донесениях» (лишенных какой бы то ни было литературной обработки) (13)
Весьма противоречивы и характеристики Клавдия Рондо. Несмотря на достаточно информативный материал его «Записок» и «Донесений», к примеру, предвзятость в освещении столкновения Остермана и Ягужинского налицо.
Другая группа документов принадлежит либо отечественным государственным деятелям (Я.П.Шаховскому(36) , М.М.Щербатову(37)), либо постоянно живущим в России иностранцам (Берхгольцу(2), Манштейну(12), Б.Х.Миниху(Іб) и Э.Миниху(17)). Естественно, что их оценки сильно зависели от принадлежности авторов к придворным группировкам, степени близости ко двору и даже особенностей собственной политической карьеры в описываемое время. Помимо этого, специфика источников данной группы состоит в том, что они принадлежат лицам двух поколений, то есть могут быть ранжированы по уровню информированности и объективности.
Одним из наиболее достоверных источников считаются "Записки о России(1727-1744)" Христиана Германа Манштейна (См. 12). Написанные, правда, в Пруссии, но зато "по свежим следам", они демонстрируют точное знакомство с подробностями событий и мастерское литературное изложение. Очевидной тенденциозностью отличается "Записка о повреждении нравов в России" М.М.Шербатова (См. 37). Основанная преимущественно на собственных воспоминаниях автора и «фамильных преданиях», она содержит многочисленные фактические неточности. Записки же Б.Х.Миниха (16) и вовсе являются плодом коллективных усилий мемуариста и Г.Ф.Миллера.
Записки П.В.Долгорукого представляют собой собрание сведений из различных источников, семейных преданий рода Долгоруких и других знатных фамилий рассматриваемой эпохи. Кроме того, использовались генеология рода, фамильные бумаги, архивные материалы, что делает возможным рассматривать их уже фактически как факт историко-научной традиции вопроса.
Кроме опубликованных документов, при написании работы использовались материалы РГАДА. В первую очередь документы фонда №177(Бумаги Кабинета министров). Фонд содержит 1375 единиц хранения, в числе которых- указ об учреждении Кабинета, доклады кабинет-министров императрице, «мнения» и проекты кабинет-министров, переписка министров по вопросам внутренней и внешней политики России, а также именные указы рассматриваемого периода, журналы заседаний Кабинета за 1731-1740гг., реестры входящих документов. В работе автором были также использованы материалы фондов № 16 (Внутреннее управление: доклады и донесения Анне Иоанновне и в Кабинет, переписка Кабинета, фрагменты личных архивов Бирона, Черкасского, Остермана, Миниха), №11 (Переписка разных лиц, в том числе и членов Кабинета министров), №;4(Переписка лиц императорской фамилии с другими высочайшими особами),№5(Переписка высочайших особ с частными лицами), а также фонда №6 (Уголовные дела по государственным преступлениям - особый интерес для автора представляют «дело Волынского» и материалы следственной комиссии о вице-канцлере графе А.И.Остермане.) (См. 32-35 соотв.).
Таким образом, задействованный в работе обширный круг исторических источников позволяет достаточно глубоко раскрыть новые для отечественной историографии проблемы истории высших государственных учреждений аннинского царствования, проследить этапы разработки важнейших внутриполитических мероприятий.
4. Историографический обзор.
Глубина и разнообразие нерешенных вопросов периода "дворцовых переворотов" на протяжении уже не одного столетия будоражат умы отечественных историков и публицистов. Сложность и многообразие точек зрения заставляют обратиться к их краткому рассмотрению, прежде чем перейти к собственно историографии Кабинета министров Анны Иоанновны.
Вторая четверть XVIII века осталась в историографической традиции своеобразным "безвременьем", в оценке которого и до сих пор продолжают сказываться штампы, сложившиеся еще в XVIII-XIX столетиях. Уже тогда установилась традиция пренебрежительного отношения к "царству женщин": "это время разгула личных страстей и личных стремлений, несвязанных никем и ничем, время брожения молодых неустановившихся сил, выражающееся то страшными, то забавными событиями, время самых эффектных романов, драм и трагедий"(134;446). Приведенная точка зрения, очевидно, сформировалась по двум основным причинам. Во-первых, еще с 20-х годов XVIII в. берет начало тенденция искажения исторической правды в угоду политической конъюнктуре. Так, при ПетреІІ в 1727г. Верховный тайный совет повелел изъять у населения и из государственных учреждений все манифесты о "деле царевича Алексея". В 1741г. Елизавета распорядилась переписать, уничтожить или скрыть всю официальную документацию предшествовавшего царствования, а также изображения, монеты, посвящения в книгах, связанные со свергнутым ею Иваном Антоновичем. С екатерининских времен использовались и иные методы "исправления прошлого". Императрица и ее сотрудники старались доказать, что именно она - истинная наследница ПетраІ, продолжательница его дела. Государыня сама следила за "правильным" освещением истории, лично контролировала процесс подготовки учебника для средних школ. Как правило, в большинстве учебных пособий по русской истории конца XVIII- начала ХГХвв. вообще отсутствовали какие-либо сведения о событиях 1730, 1740-41 и 1742гг.(Подробнее см. 135)
Во-вторых, основной комплекс исторических источников по истории XVIII в. начал вводиться в оборот лишь с середины XIX в. Поэтому объективность исследователей более раннего периода является более чем сомнительной: в основу их работ легли, как правило, субъективные мнения и оценки, зачастую не подтвержденные реальными фактами.
Представляется необходимым охарактеризовать основные вехи на пути складывания традиционной историографической концепции "эпохи дворцовых переворотов". В 30-50 гг. XIX века в исторической литературе широкое распространение получает мнение о том, что в 1725-41гг. в России происходила борьба русской и иностранной придворных партий за фаворитизм и влияние на императорскую власть (См. напр. работы И.Шишкина (161-162), М.И.Семевского (129-130)). К 40-м же и 50-м годам относятся первые попытки связать политическую историю России второй четверти XVIIII века с эволюцией преобразовательных начал петровского царствования (См. работы Н.А.Полевого, С.В.Ешевского, П.К.Щебальского (165)). Не обошли своим вниманием эпоху дворцовых переворотов и видные деятели революционно-демократического движения России XIX столетия. Так В.Г.Белинский назвал период "дворцовых переворотов" "темной годиной" русской истории, во время которой Россия влачилась "в колее, проложенной Петром, не двигаясь вперед", а А.И.Герцен и вовсе считал, что вся история самодержавной России и Романовых в середине XVIIIb.-"уголовное дело". Конечно, подобные оценки далеки от подлинно научного анализа, но тезис о "бездарных преемниках Петра", "оказавшихся не в состоянии продолжить его традиции" тиражировался позднее и на страницах серьезных советских исторических исследований (См. 108;410).
В условиях широкого распространения конституционных идей в России в конце Х1Х-начале XX веков многие историки обратили свой взгляд к дворцовому перевороту 1730г. Часть из них (Д.А.Корсаков (92-93) и П.Н.Милюков (101-102)) оценивали "затейку" верховников как стремление к конституционному режиму при сохранении монархии. Другие же весьма
скептически отзывались о попытке зачислить Д.И.Голицына "со товарищи" в ряды конституционалистов. С.А.Алексеев даже опубликовал специальную работу, где с негодованием отверг "легенду об олигархических тенденциях Верховного тайного совета" (39). Трудно переоценить и влияние идей В.О.Ключевского на генезис традиционно-негативной оценки периода 1725-1762гг. уже потому, что именно он является автором термина "эпоха дворцовых переворотов" (90). Столь емкое определение было "принято на вооружение" и В.И.Лениным. Его формула, согласно которой "перевороты были до смешного легки, пока речь шла о том, чтобы от одной кучки дворян... отнять власть и отдать другой" (Цит.по 108;411) надолго утвердилась в советской историографии.
Однако еще С.М.Соловьев писал: "время от кончины Петра Великого до вступления на престол ЕкатериныП обыкновенно рассматривается как время печальное, непривлекательное, время малоспособных правителей, дворцовых переворотов, недостойных любимцев, но мы не можем разделить этих взглядов. Названное время имеет высочайший интерес для историка именно потому, что здесь русские люди были предоставлены сами себе ввиду громадного материала, данного преобразованиями. Как они распорядятся этим материалом - вот вопрос, с которым историк обратится к своим источникам. Они должны ему сказать, было ли названное время временем застоя или движения. "(134;25 5)
В советской историографии лишь немногие авторы предметно обращались к данной проблеме, пытаясь увидеть в ней нечто большее, нежели передачу власти от одной "кучки" феодалов другой - реакцию дворянства на усиление абсолютной монархии. Так, С.М.Троицкий приходил к выводу, что "если поводы и внешние обстоятельства некоторых переворотов были действительно случайны (смерть по болезни и т.д.), то истинные причины "дворцовых переворотов" таились в обострении внутриклассовых противоречий среди господствующего класса феодалов, что было связано с
консолидацией его в единое привилегированное сословие и обострением антифеодальной борьбы трудящихся масс"(141;67).
Первые современные опыты монографического изучения проблемы нашли отражение в трудах Н.Я.Эйдельмана(166) и Е.В.Анисимова(44,47), которые пытались вскрыть механизм действия абсолютной монархии в кризисных ситуациях, разобраться в особенностях политического строя и политической культуры послепетровской России. С.О.Шмидт считал, что "историю России середины XVIII века.... отнюдь нельзя сводить преимущественно к истории дворцовых переворотов..."(160;113). Интересную характеристику этого периода дал М.А.Бойцев:"Эпоха переворотов - прямое следствие реформ Петра, своеобразная расплата за них"(56;8).
В последнее время специалисты подходят к феномену дворцовых переворотов с точки зрения механизмов преодоления кризисов при неограниченной монархии, "способов разрешения противоречий между основными составляющими системы абсолютизма - самодержавной властью, правящей верхушкой и господствующим сословием"(63;32).
Итак, эпоха дворцовых переворотов представляется одной из наиболее разработанных в отечественной историографии, да и царствование Анны Иоанновны отнюдь не является для историков "terra incognita".
В историографической традиции, касающейся периода 1731-1741 годов долгое время доминировал стереотип "бироновщины". Даже в уже сравнительно прогрессивном "Советском энциклопедическом словаре" 1991 года (133) бироновщина характеризуется как реакционный режим- "засилье иностранцев, разграбление богатств страны, всеобщая подозрительность, шпионаж, доносы, жестокое преследование недовольных". Стремление представить правление Анны как время попрания национальных интересов, подавления русской нации прослеживается уже в первых шагах Елизаветы Петровны. Только необходимостью освободить русских от "сидящих в гнезде орла российского нощных сов и нетопырей, мыслящих злое государству" с целью "сынов российских из неволи высвободить и до первого привесть
В XIX веке особую роль в популяризации представлений о бироновщине как о засилье иностранцев сыграла художественная литература (К.П.Масальский, И.И.Лажечников, и др.). Указанные авторы настойчиво убеждали читателя в крайнем субъективизме формирования внутренней политики в 1730-е годы и сведении последней к цепи слабо связанных между собой мероприятий, диктовавшихся часто прихотями и произволом фаворитов, стоящих у власти. Благодаря этому, внутренняя политика царствования Анны Иоанновны как целостная исследовательская проблема не ставилась и не изучалась, что отчасти объясняет отсутствие научно разработанной ее картины вплоть до начала 90-х годов прошлого века.
В конце же XVIII- первой половине XIX веков истории аннинского царствования и вовсе посвящались лишь отдельные статьи и публикации мемуарного характера на страницах "толстых" журналов.
Лишь в 60- е годы, на волне роста национального самосознания, востребовавшей анализ острых общественно-политических сюжетов в истории России, начинает постепенно складываься основной круг исследуемой проблематики: "идея дворянского представительства в верховной власти", феномен бироновщины, биографии ключевых государственных деятелей. Тогда же в глубоко фундированных работах С.М.Соловьева и Д.А.Корсакова предлагаются первые серьезные научные версии событий 1730 года(См. 84-85, 134-135). Наконец, начинается изучение и отдельных аспектов внутренней политики Анны Иоанновны, в основном в рамках работ, посвященных деятельности видных представителей русской культуры, истории государственных учреждений, сословий.
В 1880-1900-е годы в работах В.Н.Бондаренко, А.А.Кизеветтера, Б.В.Титлинова, Н.Д.Чичулина, благодаря активному привлечению документальных многотомников РИО (о составе и характере публикации см. в обзоре источников) разрабатываются вопросы, связанные с подготовкой и
реализацией отдельных, наиболее значимых мероприятий аннинского царствования. Появляются и первые обобщающие исследования (Напр. 99).
Однако, в целом, царствование Анны Иоанновны в дореволюционной литературе изучено достаточно фрагментарно, а господство стереотипа "бироновщины" привело к искажению сущности механизма выработки внутриполитического курса, приписыванию инициативы проведения тех или иных акций отдельным личностям: Бирону, Остерману, Миниху.
Не сложилась цельная картина внутренней политики 1730-х годов, логики ее формирования и развития и в советской исторической литературе. Известно, что приоритетным направлением исследования в послеоктябрьский период был анализ социально-экономических процессов исторической действительности. Несоразмерно большое внимание уделялось сюжетам классовой борьбы. В то же время политическая система Российской империи, изучение особенностей функционирования административного аппарата занимали явно второстепенное положение. В итоге внутриполитический курс и внешняя политика Анны Иоанновны как предмет самостоятельного изучения в советской историографии практически не рассматривались, фигурируя лишь как фрагмент в обобщающих исследованиях, либо как часть учебного курса истории.
В постсоветский период историография аннинского царствования значительно расширилась. Этому способствовали как фоновый интерес к эпохе, так и вполне предметное внимание ведущих отечественных специалистов по истории XVIII столетия (Н.И.Павленко, Е.В.Анисимов) к личности герцогини Курдяндской, которая одному видится «женщиной практичной, зорко следившей за придворной жизнью, умевшей ориентироваться в расстановке сил при дворе и безошибочно определить, кто может быть ей полезен в данный момент», но «для которой ноша государыни была не по плечу.. .и она несла ее с большим трудом» (110;21,93). Другому же представляется, что «она ощущала себя скорее рачительной и строгой хозяйкой большого поместья, усадьбы, где для нее всегда находилось дело.
Роль верховной свекрови-тещи, всероссийской крестной матери, общей кумы, несомненно, нравилась императрице» (45;93).
Возникший в этой связи определенный крен в сторону анализа субъективного фактора на материале царствования в значительной мере восполнен выходом фундаментального исследования Н.П.Петрухинцева, посвященного комплексному рассмотрению внутриполитического курса самодержавия в рассматриваемый период. Исследуя все аспекты внутренней политики периода правления Анны Иоанновны, автор приходит к выводу о том, что «основным результатом аннинского царствования стала, прежде всего, стабилизация и упрочение основ политико-административной и социальной системы, созданной ПетромІ.», невзирая на издержки борьбы группировок и отдельных фигур вокруг трона. (118;913).
В преломлении к теме настоящего исследования анализ отечественной историографии аннинского царствования убедительно демонстрирует недостаточно системное внимание исследователей к истории государственных учреждений и, в частности, к самому Кабинету министров.
Между тем еще XIX столетии в историографии утвердилась точка зрения, согласно которой именно система государственных учреждений была залогом устойчивости внутриполитического курса, адекватности восприятия властью объективных потребностей развития страны (См. напр. 39-42, 71-72 и др.). Особенно важной исследовательской проблемой считалась история высших советов и кабинетов при особе императора, существовавших на всем протяжении XVIII века.
Указанные историки-правоведы в силу специфики методологии рассматривали историю государственных учреждений как самодовлеющую область знания. Именно в их трудах берут свое начало традиции формально-юридического подхода к анализу политических институтов. В общем комплексе исторических исследований, посвященных этим вопросам не последнее место принадлежит и историографии Кабинета министров Анны Иоанновны. Однако реальное место этого высшего государственного органа во
властной системе, его фактическая компетенция, а не формально-правовой статус, закономерности возникновения и конкретная деятельность фактически ими не исследовались.
И все же дореволюционная историография не исчерпывается трудами правоведов. Вопросы истории Кабинета, оставшиеся вне их поля зрения успешно разрабатывались в работах В.Н.Бондаренко(57), В.Строева(ІЗб), Б.В.Титлинова(137),А.Н.Филиппова(148-153).
В советский же период история государственных учреждений дореволюционной России на долгие годы оказалась в загоне и лишь в исследованиях Н.П.Ерошкина (См.79) и его школы постепенно начался процесс ее реабилитации. Однако история Кабинета министров в царствование Анны Иоанновны как самостоятельная научная тема так и осталась неразработанной. В обильном творческом наследии советских историков для него не нашлось места. Как правило, о его существовании лишь упоминается в общих работах.
Приведенный общий обзор литературы не освобождает от необходимости выделить некоторые дискуссионные проблемы. Наиболее противоречивыми в оценках отечественных историков были: факторы образования Кабинета, его прототип в ряду высших советов XVIII века, роль в системе органов абсолютной монархии.
Определяя причины появления Ее императорского Величества Кабинета, исследователи, как правило, придерживались одной из двух основных точек зрения. Одни считали, что своим образованием Кабинет обязан действию субъективных факторов(39-40,46,102-104. Так, А.Н.Филиппов полагал, что "само создание Кабинета объясняется личностью государыни и необычайными условиями ее вступления на престол"(152;221). В то же время А.Д.Градовский, В.Строев и Б.В.Титлинов указывали, что Кабинет - "новая комбинация Остермана"(64;271, 136;290, 137;4). А Н.П.Ерошкин высказал идею о взаимосвязи возникновения данного органа с победой "определенной группировки в известной борьбе за власть"(79;99). Другие - обращали
внимание на объективные предпосылки его создания, взаимосвязь с тенденцией централизации власти, укрепления административного механизма. Так, Д.Н.Шанский, признавая, что "Остерман и другие политики его времени
(* преследовали свои цели", подчеркивал влияние "объективных
обстоятельств"(159;124)
Отсутствует единство в трудах отечественных исследователей и по вопросу о прототипе Кабинета. А.Н.Шанский, Н.Б.Голикова, Л.Т.Кислягина, Н.П.Ерошкин, В.Н.Бондаренко считают его лишь "новым изданием" Верховного тайного совета (СмЛ8.С.2-3,28.С.79-80,39.С.100,112 С. 123). В.Строев проводит аналогию между аннинским и петровским кабинетами, полагая, что "Остерман воспользовался для своих планов восстановлением петровского учреждения(146;288) Примирить обе позиции попытался А.Н.Филиппов, усмотрев в Кабинете черты и личной канцелярии при особе императрицы, и государственного учреждения.(148;№4;26). Принципиально иной источник возникновения данного органа называет А.Д.Градовский: "образцом для него явился прусский кабинет"(71;272).
Не удалось прийти к единому мнению и в вопросе о роли Кабинета министров в механизме самодержавия. Наиболее спорным представляется
(^ мнение А.Д.Градовского: "созданный с целью удовлетворения самолюбия
нескольких лиц, он присваивал себе участие во внутреннем управлении государством постольку, поскольку это нужно было для этих личных видов". Наибольшие лавры сулило внешнеполитическое поприще, поэтому "кабинет не любил заглядывать внутрь страны, он держался и жил ее поверхностью". Вмешательство же во внутренние дела было фрагментарным и бессистемным. (См. 71; 181-182) В самостоятельности при выработке внутриполитического курса отказывал Кабинету и А.Н.Филиппов. Он, по мнению автора, был лишь
Л- "чисто деловым учреждением при императрице"(152;Ш2;С21). С другой
стороны, В.Н.Бондаренко и Б.В.Титлинов отводили Кабинету первое место в выработке внутриполитического курса царствования(См. 57;15, 137;11).
Таким образом, историография истории Кабинета министров Анны Иоанновны свидетельствует о необходимости нового обращения к этой теме. С одной стороны, к этому подталкивает отсутствие посвященных ему специальных исследований в новейшей исторической литературе. С другой, -наличие острых дискуссионных сюжетов при практически идентичном наборе фактического и документального материала.
title1 Высшие советы при особе императора в политической системе российского абсолютизма XVIII столетия title1
Проводя анализ историографической традиции аннинского царствования, мы уже обращали внимание на тот факт, что специалистами по истории России XVIII столетия неоднократно дебатировался вопрос об аналогах Кабинета министров. В исторической ретроспективе его несомненное сходство как с предшествовавшими высшими госучреждениями (Петровским кабинетом, Верховным тайным советом), так и с органами, возникавшими десятилетия спустя (елизаветинские Кабинет и Конференция, Императорский совет Петра III, наконец, Совет при высочайшем дворе Екатерины Великой), казалось бы, должно было привести историков к заключению о закономерности появления института личных советов при особе императора в рамках абсолютистской модели руководства страной. Однако, вопреки данной логике, Кабинет зачатую рассматривался изолированно, вне присущих политической системе самодержавия общих тенденций и закономерностей, как своеобразный «политический плагиат», вынужденное (в силу субъективного фактора) заимствование в новых условиях готовых организационных форм и отработанных управленческих технологий предшествующей эпохи. Рассмотреть данный вопрос на более системных основаниях, с нашей точки зрения, возможно лишь описав как объективные предпосылки для возникновения органов такого рода в условиях сверхцентрализма, характерного для абсолютной монархии, так и некоторые конкретно-исторические (в том числе субъективные) условия, способствовавшие его конституированию.
Конечно, личные советы при особе императора не являются сугубо российским изобретением. Их возникновение как высшего политического института прямого управления (последнее уточнение позволяет подчеркнуть качественное отличие от многочисленных внеинституциональных совещательных структур при венценосной особе, сопутствовавших монархии «из покон веку») естественным образом совпадает по времени с эпохой расцвета абсолютизма в Западной Европе, и российские образцы, таким образом, впитали определенный опыт, накопленный за рубежом.
История государственного строительства в рамках классической абсолютистской модели (английская, французская и датская монархии XVI-XVII столетий) дает обильный материал для сопоставлений и сравнительного анализа.
Одним из наиболее ранних примеров институционального возвышения канцелярии монарха в новое время, по-видимому, является опыт датской короны, которая еще в начале XVI века наделяет ее управленческими функциями (сношения с иностранными государствами, налогообложение, финансы). В результате аристократический Государственный совет временно утратил контроль над ситуацией в управленческой сфере.
В эпоху Генриха VIII (1509-1547) в Англии также была проведена административная реформа, в результате которой окончательно оформился Тайный совет, наделенный обширными внутри- и внешнеполитическими полномочиями и носивший характер постоянно действующего органа исполнительной власти. Более того, как в законодательном процессе, так и в принципиальных вопросах управления страной, он имел право выступать от лица монарха (так, в частности, Совет ведал вопросами финансов и обороны, определял внутреннюю политику и внешнеполитический курс, вносил в парламент законопроекты от имени короны, вмешивался в ход дебатов). В его состав (первоначально достаточно узкий - 9-10 членов) входили высшие должностные лица, а секретарь королевства из фигуры чисто технической (личного слуги короля) постепенно становится одним из наиболее могущественных министров - координатором их работы.
Особенности и принципы назначения министров
В последнее десятилетие активно тиражируется тезис об ограниченности советской историографической традиции в плане анализа субъективного фактора в историческом процессе. Действительно, в силу распространенности вульгарного понимания ряда марксистских постулатов, оценивавших место и роль каждого конкретного человека в истории как малозначительные по сравнению с объективными законами развития общества, тезис о необходимости учитывать значение субъекта крайне болезненно пробивал себе дорогу в отечественной исторической науке. Вместе с тем, единожды утвердившись как научно обоснованный и полноценный, в последнее время он в целом ряде случаев привел к прямой вульгаризации самого понятия исторической закономерности и законов истории, которые все чаще выглядят как производная человеческих стремлений, интриг и страстей. Задача данного раздела исследования, помимо прочего, видится автору в том, чтобы определить реальный вес субъективного фактора в истории Кабинета министров императрицы Анны Иоанновны.
История государственных учреждений в эпоху абсолютизма оказалась в известном смысле на острие методологических дискуссий. В советской историографии и правоведении (указанная проблематика традиционно признавалась междисциплинарной) зачастую имело место сознательное сужение предмета исследования. Уже сам термин «государственное учреждение» определялся как «специально организованная государством группа гражданских и военных должностных лиц (чиновников), выполняющих путем принуждения, с помощью денежных средств и делопроизводства определенные задачи в интересах господствующего класса» (79 ;4). Таким образом, «момент воли» и сознательного, субъективного целеполагания априори отсутствовал. Тот или иной институт представал лишь функцией интересов первенствующего сословия.
Еще специфичнее выглядит общепризнанная в те годы трактовка объекта изучения. В него, по утверждению безусловного авторитета в данном вопросе Н.П.Ерошкина, включались «внутренняя организация государственных учреждений, направления их деятельности, значение и место каждого государственного учреждения в аппарате». При этом «внутренняя организация» определялась через социально-экономические причины зарождения, изменений и упразднения государственного учреждения, объем его полномочий, то есть степень зависимости от вышестоящей инстанции, его компетенцию, структуру, штаты, бюджет, формы и методы деятельности, особенности документирования и делопроизводства. (Подробнее см. там же С.8-9). Вполне очевидно, что имела место сущностная недооценка проблем состава государственного учреждения, стиля и уровня взаимоотношений между его членами, особенностей и принципов их назначения, причин и факторов кадровой ротации, борьбы вокруг конкретных креатур, наконец, степени их соответствия управленческим задачам момента.
Между тем применительно к органам верховного управления значение субъекта весьма велико. Именно здесь «политическая драматургия» зачастую разыгрывается в очень узком кругу и только анализируя состав «действующих лиц и исполнителей» можно понять, кто является реальным постановщиком и режиссером «исторического действа», а кто - рядовыми актерами -исполнителями ролей в чужом сценарии политического процесса. Применительно к России XVIII столетия указанные соображения усиливались еще и тем обстоятельством, что структуризация элиты, ее деление на политические партии и организации оставались в зачаточном состоянии, а лоббирование той или иной внутри- и внешнеполитической программы осуществлялось почти исключительно «на личной основе».
Регламентные и организационные вопросы в деятельности Кабинета, «один день из жизни Кабинета министров императрицы Анны Иоанновны»
Прежде, чем обратится к анализу деятельности Кабинета министров как к закономерным шагам по реализации его функций, то есть к вопросам выработки и претворения в жизнь тех или иных политических решений, автору видится необходимым остановиться на освещении движущих сил и особенностей производственного процесса, то есть на тех «рабочих моментах», которые ранее оставались за рамками даже специальных тематических исследований. Именно анализ регламентных и, казалось бы сугубо формальных, организационных вопросов, позволяет, с нашей точки зрения, дать более всеобъемлющий и системный анализ Кабинета, показать его как «живой организм», впитавший специфику бюрократических процедур эпохи, отразивший подходы к делам правления новопровозглашенной государыни, наконец, периодически становившийся заложником стиля и подходов к работе отдельных сановников.
Формально в рассматриваемый период распорядок работы всех государственных учреждений империи регулировался изданным в ходе петровской административной реформы «Его Императорского Величества Генеральным регламентом или Уставом, по которому государственные коллегии, також и все оных принадлежащих к ним канцелярий и кантор служители, не токмо во внешних и внутренних учреждениях, но и во отправлении своего чина, подданнейше поступать имеют» (7). Документ состоит из 56 глав и охватывает практически исчерпывающий круг вопросов, связанных с государственной службой, начиная с разъяснений «преимущества Коллегий» и «Указанном времени для труда», и заканчивая запретом на употребление в присутственных местах «ругательных и поносных слов».
Что же касается регламентации самой деятельности органов власти и управления, то, на наш взгляд, наиболее актуальными в рамках данного исследования выглядят следующие положения:
-«Коллегиям сидение свое иметь во всякой неделе, кроме воскресных дней и господских праздников, и Государских Ангелов, в понедельник, во вторник, в среду, в пятницу, а в четверг обыкновенно президентам в Сенатскую палату съезжаться, в самые кратчайшие дни в 6-м часу, а в долгие в 8-м часу, и быть по 5 часов.» (7;3)
-«Коллегии имеют среди лета, купно с канцеляриями и канторами отдохновение от трудов, и притом свободу на четыре недели в маетности своих ехать летним увеселениям забавляться, однакож, всем членам вдруг отлучиться не надлежит, но только третьей доли, а именно в Июне, в Июле, в Августе месяцах, такожде надлежит коллегиям Декабря от 25, Января до 7 дня, в великий пост первую и страстную,сырную и свежную недели, от приказных дел, кроме самых нужд, иметь свободу.» (7; 10).
-«Когда Президенты за болезнью или других помешательствах ради в коллегиум не могут быть, то можно им к себе секретаря или нотариуса призвать, и чрез оных мнение свое коллегию объявить, однако ж никогда не надлежит в президентском доме коллегиум или протокол сочинять.» (7; 18).
По логике законодателя данные положения должны были быть императивом не только не только для петровских коллегий и рядовых канцелярий империи, но и для всех возникающих впредь управленческих институтов любого уровня, что дает основание проанализировать с этой точки зрения и работу Кабинета министров императрицы Анны Иоанновны.
Впервые положение о рабочем времени Кабинета министров было оговорено на первом (подтвержденном документально) заседании - 3.11.1731 (4;Т.Ю4). В соответствующем журнале читаем: «заседания в Кабинете иметь каждую неделю 2 дня: в понедельник и четверг». Однако уже с первых дней работы заседания стали проводиться не по заявленному «льготному графику, а фактически без «выходных»: журналы фиксируют присутствие министров «на рабочих местах» и четвертого, и пятого, и шестого, и восьмого, и девятого ноября, и далее практически ежедневно, вплоть до конца рассматриваемого автором периода, то есть до 17 октября 1740 года. Редкие исключения составляли Великие церковные праздники (к примеру, страстная неделя 1733г.-22,23,24 марта), дни Тезоименинства (самой императрицы, а, позднее, и Анны Леопольдовны), а также случаи, когда все кабинет-министры одновременно оказывались больны (например, 14.05.1732, 28.09.1732 и др.).
Этот официальный высший орган власти, учрежденный указом императрицы Анны Иоанновны в 1731 году, по сути, выполнял те же функции, что и распущенный Верховный тайный совет. Но такая рокировка была необходима императрице для избавления от политических противников, окопавшихся в совете.
Остерман руководил, Бирон направлял
Ключевые положения указа императрицы об учреждении Кабинета министров едва ли не слово в слово повторяют содержание документа о создании Екатериной I Верховного тайного совета. Однако в отличие от екатерининского госоргана Кабмин Анны оказался более «компактным» – в его составе были только три кабинет-министра. Формально главным считался канцлер Головкин, затем шел вице-канцлер Остерман, а замыкал троицу кабинет-министр Черкасский.
Но, по мнению саксонского посланника Лефорта, в действительности в Кабмине правил бал Остерман – Головкин был дряхл и малоинициативен, Черкасский тоже считался декоративной фигурой. За Остерманом, как считали многие современники, вхожие во дворец, стоял фаворит Анны Иоанновны Бирон, отслеживающий политику Кабинета министров.
Власть безраздельная, но не абсолютная
Историки утверждают, что у Анны Иоанновны была своеобразная манера управлять страной. Если сначала императрица еще участвовала в разрешении вопросов, стоявших в повестке дня Кабинета министров, то со временем государственные дела стали ее тяготить. Она предоставила кабинет-министрам самим заниматься этой деятельностью.
Менее чем через 4 года после своего образования Кабмин получил право принимать решения от имени императрицы. Формально для этого требовалось единое мнение всех трех кабинет-министров, но на деле чаще всего указ подписывали либо двое или даже вовсе один член Кабмина.
Кабинет министров, несмотря на кажущуюся абсолютной власть, не подменял и не видоизменял полномочий императрицы: как самодержавная правительница, Анна Иоанновна была вправе поручить разбирательство того или иного дела любой другой структуре. При таком способе правления государства триединства законодательной, исполнительной и судебной властей, самостоятельных составляющих каждой цивилизованной страны, по определению не могло существовать.
Тем не менее, порядок рассмотрения государственных дел, установленный еще при Петре Первом (бумага должна пройти все уполномоченные инстанции, и только при неразрешении вопроса на этих уровнях рассматриваться в Сенате), стремились соблюдать и в работе Кабинета министров. Хотя система и давала сбои – на рассмотрение к Анне Иоанновне мог попасть документ с вопросом, разрешаемым и мелким чиновником.
Интриги и подковерная борьба в Кабмине
За 10 лет существования Кабинета министров (эту структуру упразднила, как только взошла на престол, Елизавета Петровна) в его составе побывали 8 сановников. Метя на должность вице-канцлера, каждый из них интриговал в меру своих способностей. Когда в 1734 году умер Головкин, для усмирения не в меру амбициозного Остермана Бирон сделал все возможное, чтобы «картонного» Черкасского сделали канцлером, и ввел для баланса в Кабмин новую фигуру – Павла Ягужинского.
Позднее Ягужинского сменил Артемий Волынский – креатура Бирона, полностью подконтрольный ему кабинет-министр. Сам фаворит предпочитал держаться в стороне и дергать за марионеточные нити извне.
Разродившаяся мартышка и баба с усами
Уровень дел, рассматриваемых Кабинетом министров, был широким, хотя главными вопросами оставались земельные и связанные с назначениями. Порой Кабмин волновали такие проблемы, что диву даешься.
К примеру, этот сиятельный госорган в 1735 году официальным документом обязал московского генерал-губернатора предпринять все необходимые меры для доставки из Москвы к императорскому дворцу… разродившейся мартышки. Подробно описывалось, что животное вместе с ее дитем непременно надо всю дорогу держать на руках и беречь пуще глазу.
Другая министерская депеша предписывала наградить и отправить домой воронежскую бабу, отличившуюся… наличием усов и бороды.
Артемий Петрович Волынский,кабинет-министр,противник "бироновщины"
Артемий Петрович Волынский (1689 - 27 июня [ 8 июля ] 1740 , Санкт-Петербург) - российский государственный деятель и дипломат. В 1719-1730 годах астраханский и казанский губернатор. В 1722 году упрочил своё положение браком с двоюродной сестрой Петра Великого. С 1738 года управляющим кабинет-Министр императрицы Анны Иоанновны. Противник « бироновщины ». Во главе кружка дворян составлял проекты государственного переустройства. Казнён.
Артемий Петрович Волынский (1689 - 27.06.1740)
Неизвестный художник
Волынский происходил из дворянского рода Волынских, происходившего от князя и воеводы Боброк-Волынского. Отец его, Пётр Артемьич, был при царе Феодоре Алексеевиче стряпчим, а затем стольником, судьей московского судного приказа, воеводой в Казани. Мать — Евдокия Федоровна Головленкова. Обыкновенно полагают, что Артемий Петрович родился в 1689 году.
Князь Владимир Андреевич и Боброк Волынец в засаде.
Царский стольник в книге «Одежды Русского государства» Фёдора Солнцева
Начало карьеры
Своим воспитанием Волынский был обязан семье С. А. Салтыкова. Он много читал, был «мастер писать», имел довольно значительную библиотеку. В 1704 году Волынский был зачислен солдатом в драгунский полк.
Салтыков Семён Андреевич (1672-1742), граф, сенатор.
Неизвестный художник
В 1711 году был уже ротмистром и снискал расположение царя. Состоял при Шафирове во время Прутского похода, он в 1712 году разделяет с ним плен в Константинополе, а в следующем году посылается в качестве курьера к Петру с мирным трактатом, заключенным в Адрианополе.
Пётр Павлович Шафиров
Площадь фонтана, Адрианополь
Через два года Пётр отправил Волынского в Персию, «в характере посланника» . Его миссия имела две цели: всестороннее изучение Персии и приобретение торговых привилегий для русских купцов.
Оба поручения Волынский выполнил успешно (1718) и был произведён в генерал-адъютанты (последних было тогда всего только 6), а в следующем году назначен губернатором во вновь учрежденную Астраханскую губернию. Здесь он скоро успел ввести и некоторый порядок в администрации, поправить отношения с калмыками, поднять экономическую жизнь края и сделать немало приготовлений к предстоявшему Персидскому походу.
Предпринятый в этом году поход в Персию окончился неудачно. Враги Волынского объясняли это поражение Петру ложными, будто бы, сведениями, доставленными Волынским, и кстати указали на его взяточничество. Царь жестоко наказал Волынского своей дубинкой и уже не доверял ему по-прежнему. В 1723 году у него была отнята «полная мочь» , предоставлена одна только деятельность административная, и от участия в войне с Персией он был совсем устранён.
Пётр I Алексеевич
Поль Деларош
«Флот Петра Великого». Евгений Лансере
В 1722 году Волынский попытался укрепить своё положение браком с двоюродной сестрой императора. Екатерина I назначила Волынского губернатором в Казань и главным начальником над калмыками.
Портрет Екатерины I. Ж.-М. Натье (1717 г.)
Казань,гравюра
В последние дни царствования Екатерины I Волынский, по проискам, главным образом Ягужинского, был отставлен от той и другой должностей.
Павел Иванович Ягужинский. Литография А. Т. Скино.
При Петре II, благодаря сближению с Долгорукими, свояком Черкасским и др., в 1728 году ему снова удалось получить пост губернатора в Казани, где он и пробыл до конца 1730 года.
Неизвестный художник
Страсть его к наживе и необузданный нрав, не терпящий противоречий, в Казани достигли своего апогея, что несмотря на заступничество его «милостивцев» Салтыкова и Черкасского, вызывает учреждение над ним со стороны правительства «инквизиции».
Артемий Петрович Волынский
Алексей Михайлович Черкасский
Служба при Анне Иоанновне
Отставленный от должности, он получает в ноябре 1730 года новое назначение в Персию, а в конце следующего года (1731), оставшись выжидать в Москве вскрытия Волги, определяется, вместо Персии, воинским инспектором под начальством Миниха.
Артемий Петрович Волынский
Граф Бурхард Кристоф фон Мюнних
Рейнгольд Густав Лёвенвольде
Портрет герцога Курляндского Эрнста Иоганна Бирона (1737-1740). Неизвестный художник XVIII столетия. Рундальский дворец, Латвия
Политические взгляды Волынского высказаны были в первый раз в «Записке» , составленной (1730) сторонниками самодержавия, но поправленной его рукой. Он не сочувствовал замыслам верховников, но был ревностным защитником интересов шляхетства. Заискивая перед всесильными тогда иноземцами: Минихом, Густавом Левенвольде и самим Бироном, Волынский сходится, однако, и с их тайными противниками: П. М. Еропкиным, А. Ф. Хрущовым и В. Н. Татищевым, ведет беседы о политическом положении Русского государства и много строит планов об исправлении внутренних государственных дел.
Пётр Михайлович Еропкин
Гравюра Георгия Ивановича Грачёва
Василий Никитич Татищев
Назначение на должность кабинет-министра
В 1733 году Волынский состоял начальником отряда армии, осаждавшей Данциг; в 1736 году он был назначен обер-егермейстером. В 1737 году Волынский был послан вторым (первым был Шафиров) министром на конгресс в Немирове для переговоров о заключении мира с Турцией. По возвращении в Петербург, он был назначен, 3 февраля 1738 года, кабинет-министром.
Осада Данцига в 1734 году
Владелец Немировского дворца гетман Потоцкий
В его лице Бирон рассчитывал иметь опору против Остермана. Волынский быстро привёл в систему дела кабинета, расширил его состав более частым созывом «генеральных собраний» , на которые приглашались сенаторы, президенты коллегий и другие сановники; подчинил контролю кабинета коллегии военную, адмиралтейскую и иностранную, до того действовавшие самостоятельно.
Портрет Андрей Иванович Остермана, 1730-е. Коллекция Подстаницких.
Johann Philip Baer
«А. П. Волынский на заседании кабинета министров»,
Картина В.Якоби
В 1739 году он был единственным докладчиком у императрицы по делам кабинета. Вскоре, однако, главному его противнику Остерману удалось вызвать против Волынского неудовольствие императрицы.
Императрица Анна Иоанновна
Луи Каравак
Хотя ему удалось, устройством шуточной свадьбы князя Голицына с калмычкой Бужениновой (которая исторически верно описана Лажечниковым в «Ледяном доме»), на время вернуть себе расположение Анны Иоанновны, но доведенное до её сведения дело об избиении Тредиаковского и слухи о бунтовских речах Волынского окончательно решили его участь. Остерман и Бирон представили императрице свои донесения и требовали суда над Волынским; императрица не согласилась на это.
«Ледяной дом», 1878. Государственный Русский музей.
Валерий Иванович Якоби
Тредиаковский, Василий Кириллович, русский поэт
Фёдор Степанович Рокотов
Обвинение в заговоре
Тогда Бирон, считавший себя оскорблённым со стороны Волынского за избиение Тредиаковского, совершённое в его «покоях», и за поношение им действий Бирона, прибегнул к последнему средству: «либо мне быть, либо ему» , — заявил он Анне Иоанновне. В первых числах апреля 1740 года Волынскому было запрещено являться ко двору; 12 апреля, вследствие доложенного императрице дела 1737 года о 500 рублях казённых денег, взятых из конюшенной канцелярии дворецким Волынского, Василием Кубанцем, «на партикулярные нужды» его господина, последовал домашний арест, и через три дня приступила к следствию комиссия, составленная из семи лиц.
Валерий Иванович Якоби (1834-1902) «Шуты при дворе императрицы Анны Иоанновны»
Фрагмент картины
Первоначально Волынский вёл себя храбро, желая показать уверенность, что всё дело окончится благополучно, но потом упал духом и повинился во взяточничестве и утайке казённых денег. Комиссия искала и ждала новых обвинений, и из них самое большее внимание обратила на доносы Василия Кубанца. Кубанец указывал на речи Волынского о «напрасном гневе» императрицы и вреде иноземного правительства, на его намерения подвергнуть всё изменению и лишить жизни Бирона и Остермана. Допрошенные, также по доносу Кубанца, «конфиденты» Волынского подтвердили во многом эти показания.
Артемий Петрович Волынский
Важным материалом для обвинения послужили, затем, бумаги и книги Волынского, рассмотренные Ушаковым и Неплюевым. Между его бумагами, состоявшими из проектов и рассуждений, например «о гражданстве», «о дружбе человеческой», «о приключающихся вредах особе государя и обще всему государству» , самое большое значение имел его «генеральный проект » об улучшении в государственном управлении, писанный им по собственному побуждению, и другой, уже с ведома государыни, проект о поправлении государственных дел.
«Генеральный проект о поправлении внутренних государственных дел»
Правление в Российской империи должно быть, по мнению Волынского, монархическое с широким участием шляхетства, как первенствующего сословия в государстве. Следующей правительственной инстанцией после монарха должен быть сенат, с тем значением, какое он имел при Петре Великом; затем идёт нижнее правительство, из представителей низшего и среднего шляхетства. Сословия: духовное, городское и крестьянское получали, по проекту Волынского, значительные привилегии и права. От всех требовалась грамотность, а от духовенства и шляхетства более широкая образованность, рассадниками которой должны были служить предполагаемые Волынским академии и университеты. Много предлагалось реформ для улучшения правосудия, финансов, торговли и т. д.
Приговор
При дальнейшем допросе Волынского (с 18 апреля уже в тайной канцелярии) его называли клятвопреступником, приписывая ему намерение произвести переворот в государстве. Под пыткой, Хрущов, Еропкин и Соймонов прямо указывали желание Волынского самому занять российский престол после кончины Анны Иоанновны. Но Волынский и под ударами кнута в застенке отвергал это обвинение и всячески старался выгородить Елизавету Петровну, во имя которой будто бы, по новым обвинениям, он хотел произвести переворот.
Портрет Елизаветы Петровны в мужском костюме. Л. Каравакк (?). Середина XVIII века.
Не сознался Волынский в изменнических намерениях и после второй пытки. Тогда, по приказу императрицы, дальнейшее разыскание было прекращено и 19 июня назначено для суда над Волынским и его «конфидентами» генеральное собрание, которое постановило: 1) Волынского, яко начинателя всего того злого дела, живого посадить на кол, вырезав у него предварительно язык; 2) его конфидентов — четвертовать, и затем отсечь им головы; 3) имения конфисковать и 4) двух дочерей Волынского и сына сослать в вечную ссылку.
23 июня этот приговор был представлен императрице, и последняя смягчила его, указав головы Волынского, Еропкина и Хрущова отсечь, а остальных «конфидентов» после наказания сослать, что и было исполнено 27 июня 1740 года на площади Сытного рынка. Возвращённые из ссылки на другой год после казни, дети Волынского, с разрешения императрицы Елизаветы Петровны, поставили памятник на могиле своего отца, похороненного вместе с Хрущовым и Еропкиным близ ворот церковной ограды Сампсониевского храма (на Выборгской стороне). В 1886 году, по почину М. И. Семевского, на пожертвования частных лиц был воздвигнут на могиле Волынского, Еропкина и Хрущева новый памятник.
Памятник на могиле, Сампсониевский собор, Санкт-Петербург
Памятник на могиле русских патриотов Волынского, Еропкина и Хрущова
Упразднение Верховного тайного совета и создание Кабинета Министров Анной Иоанновной (1730 - 1740 гг.)
С кончиной Петра II Верховный тайный совет решил предложить императорскую корону 37-летней Анне Иоанновне - дочери старшего брата Петра I Ивана Алексеевича, вдове курляндского герцога Фридриха Вильгельма.
В это время из 8-и членов Совета половину составляли Долгоруковы (князья Василий Лукич, Иван Алексеевич, Василий Владимирович и Алексей Григорьевич), которых поддерживали братья Голицыны (Дмитрий и Михаил Михайловичи).
Для сохранения всей полноты власти в своих руках Верховный тайный совет выработал, предложенные князем Голицыным, условия («кондиции») приглашения на трон Анны Ивановны, которые ограничивали властные возможности новой императрицы.
Голицын сформулировал программу политического переустройства России, ее перехода от самодержавной формы правления к олигархической. Для России это был шаг вперед по пути цивилизационного развития.
Согласно разработанным кондициям Анна Иоанновна не имела права самостоятельно: «1) войны не начинать, 2) мира не заключать, 3) подданных новыми податями не отягощать, 4) в чины выше полковничья не жаловать и "к знатным делам никого не определять", а гвардии и прочим войскам быть под ведением Верховного тайного совета, 5) у шляхетства жизни, имения и чести без суда не отнимать, 6) вотчин и деревень не жаловать, 7) в придворные чины ни русских, ни иноземцев "без совету Верховного тайного совета не производить" и 8) государственные доходы в расход не употреблять...». Для этого требовалось согласие Верховного тайного совета. Кроме того, согласно кондициям гвардия и армия переходили в ведение Верховного тайного совета, а бюджет страны - под его контроль.
Борьба двух партий по отношению к новому государственному устройству продолжилась. Верховники стремились убедить Анну подтвердить их новые полномочия. Сторонники самодержавия (А. И. Остерман, Феофан Прокопович, П. И. Ягужинский, А. Д. Кантемир) и широкие круги дворянства желали пересмотра подписанных в Митаве «Кондиций». Брожение происходило прежде всего от недовольства усилением узкой группы членов Верховного Тайного Совета.
Анна Ивановна, зная о политическом кризисе в управлении Российской империи, подписала предложенные ей условия царствования. При этом Россия не была готова к таким крупным переменам, что выявилось еще на этапе подготовки свадьбы Петра II, когда в столицу съехались массы дворян. Именно дворянство стало непрерывно представлять Верховному тайному совету свои проекты решения политического кризиса власти в стране. Первоначально оно предлагало расширить состав Верховного тайного совета, возвысит роль Сената, дать обществу возможность самостоятельно выбирать руководящие учреждения страны и руководящих лиц, ограничить срок
Смысл данных проектов заключался в откровенном недовольстве деятельностью совета, требовании обеспечить дворянству участие в управлении, расширить его права, укрепить самодержавие.
25 февраля 1730 г. на торжественном собрании в присутствии Сената и членов Верховного тайного совета депутация дворян обратилась к Анне Ивановне с петицией, - просьбой обсудить проекты нового образа правления. Дворяне просили императрицу о созыве дворянского собрания, как законодательного органа власти. Верховники были вынуждены подчиниться.
В тот же день Анне Ивановне была подана новая челобитная о принятии титула самодержицы. Анна Ивановна публично уничтожила подписанные ею ранее кондиции. Так началось правление императрицы Анны Ивановны (1730-1740). В решении Анны Иоанновны править самодержавно императрицу поддержала гвардия - Преображенский полк и кавалергарды. Позже Анна Иоанновна окружила себя преданными и близкими людьми.
Первым решением императрицы стало упразднение 4 марта 1730 г. Верховного тайного совета и создание кабинета министров, оказавшегося под контролем фаворита Анны Иоанновны - Э.И.Бирона. В его состав вошли: канцлер Г.И.Головкин, вице-канцлер А. И. Остерман и действительного тайный советник, князь А.М.Черкасский. После смерти Г.И. Головкина его место последовательно занимали П.И.Ягужинский, А.П.Волынский и А.П.Бестужев-Рюмин.
Подменяя Сенат, Синод и коллегии, Кабинет оставлял за собой последнее слово в делах государственной важности (в виде апробирующей резолюции). С середины 1730-х гг. три подписи кабинет-министров были признаны равноценными подписи императрицы.
Произвол кабинет-министров покрывал фаворит императрицы обер-камергер Э.Бирон.
Существенные послабления от правительства получили дворяне. В 1730 г. были отменены пункты указа о единонаследии от 1714 г., устанавливавшие принцип наследования имения одним сыном и ограничивали право распоряжения земельной собственностью.
В 1731 г. был учрежден Сухопутный шляхетский корпус кадетов, по окончании которого дворянские отпрыски получали возможность выходить на службу в офицерских чинах. В 1736 г. сроки военной службы дворян были сокращены до 25 лет.
Однако дела в государстве вызывали осуждение даже у лиц, находившихся вблизи престола. Вхожий к кабинет-министрам президент Военной коллегии фельдмаршал Б.Х.Миних был вынужден признать, что кабинет и весь образ правления при Анне Иоанновне были несовершенны и даже вредны для государства.
Росли недоимки. Из-за постоянного дефицита бюджета правительство было вынуждено выплачивать гражданским чиновникам жалованье за некоторые годы сибирскими и китайскими товарами плохого качества. Колоссальные суммы тратились на содержание двора. Временщики безнаказанно опустошали казну.
Обложенные непомерными налогами, крестьяне лишились права на присягу императору, лишены права заниматься коммерческой деятельностью. Апогеем политики Анны Иоанновны к русскому крестьянству стал указ 1736 г., который дозволял помещикам торговать крепостными, а так же заниматься самосудом над провинившимися. Недовольство охватило все слои общества.
Отражением этого явления стало "дело" А. П. Волынского. Начав службу солдатом драгунского полка еще в начале правления Петра I, Волынский быстро продвигался в чинах и должностях и в 1738 г. получил назначение в Кабинет министров. В кружке доверенных лиц, сплотившемся вокруг Волынского, порицалась политика Анны Иоанновны и ее окружения, обсуждались планы преобразований.
В составленном заговорщиками "Генеральном проекте о поправлении внутренних государственных дел" предлагалось очистить государственный аппарат от иноземцев и дать дорогу представителям российского дворянства, восстановить руководящую роль Сената среди правительственных учреждений, усовершенствовать правовую систему в стране путем кодификации законов, в целях распространения просвещения основать университет и академии для духовенства. Во многом предложения Волынского и его "конфидентов" были прогрессивны для своего времени.
Однако все эти намерения были пресечены Бироном и Остерманом, не желавшими мириться с кабинет-министром. В 1740 г. Волынский был арестован и казнен, жестоким наказаниям подверглись и другие члены крамольного кружка. В октябре 1740 г. Анна Иоанновна умерла.
Согласно завещанию императором был провозглашен внучатый племянник Анны Иоанновны, двухмесячный младенец Иван Антонович, а регентом - герцог Э.Бирон. 8 ноября 1740 г., опираясь на отряд из 80 гвардейцев, фельдмаршал Б.Х.Миних сверг Бирона. Правительницей стала Анна Леопольдовна.
Образование в 1731 году Кабинета министров - официального высшего органа власти - во многом изменило расстановку сил. Говоря об истории образования Кабинета, отмечу, что Анна ликвидировала Верховный тайный совет не как ненужную государственную структуру, а как враждебный ей политический орган, состоявший из ее политических противников. Потребность же в высшем учреждении типа Совета, тем не менее, не исчезла, и он возродился под новым названием, в новом составе, но, в сущности, с теми же целями, компетенциями и функциями. Кабинет министров учреждался для «порядочного отправления всех государственных дел, которыя к собственному Нашему определению и решению подлежат». Члены Кабинета - «несколько особ из Наших министров» - получали привилегированное право «Нам обо всех делах и обо всем протчем, что к Нашим интересам и пользе государства и подданных касатися может, обстоятельно доносить». Одновременно они были обязаны «состоявшиеся Наши всемилостивейшие резолюции по тому порядочно отправлять». Процитированные слова учредительного указа от 6 ноября 1731 года о создании Кабинета министров почти буквально повторяют мотивировочную часть указа Екатерины I о создании Верховного тайного совета в феврале 1726 года.
Кабинет был еще более узким органом, чем Совет. В него вошли всего три кабинет-министра: Г. И. Головкин, вице-канцлер А. И. Остерман и А. М. Черкасский. Несомненно, подлинным руководителем Кабинета был не его формальный глава канцлер Гаврила Иванович Головкин, дряхлый и малоинициативный, и не Алексей Михайлович Черкасский, который после смерти Головкина в январе 1734 года сменил его на посту канцлера. Как пишет саксонский посланник И. Лефорт, Головкин и Черкасский были включены в Кабинет только «для виду». Подлинным руководителем и «душой» Кабинета был вице-канцлер Андрей Иванович Остерман, за спиной которого стоял Бирон. Последний часто встречался с Остерманом и следил за всей проводимой Кабинетом политикой.
Мы уже говорили о личности Анны, теперь же скажем о том, как Анна управляла Россией. Поначалу, как некогда и Екатерина I, она участвовала в работе Кабинета, но вскоре сидеть за делами ей явно «наскучило», и она почти перестала приходить на его заседания, передав Кабинету право решать дела своим именем. Указом от 9 июня 1735 года подпись трех министров была приравнена к подписи императрицы. На практике же было достаточно и двух, а затем и одной подписи министра под указом. Не следует думать, что это де-факто ограничивало власть самодержца. Здесь мы, как и в истории с Верховным тайным советом, не должны забывать о том, что самодержец был волен поручить дела любому учреждению или доверенному лицу, оставляя за собой прерогативу ни в чем себя не ограничивать. Концепция самодержавия как раз и строилась на том, что ни круг дел, подлежащих компетенции монарха, ни само разделение властей на законодательную, исполнительную и судебную никогда четко не устанавливались, ибо уже в одном этом состояло бы ограничение власти самодержца.
Конечно, практика управления диктовала довольно устойчивый порядок прохождения дел, их классификацию. Еще Петр I установил, что все бумаги, и в частности челобитные, прежде чем попасть к царю, должны последовательно пройти всю иерархию государственных инстанций, начиная с низших и кончая высшими. И только тогда, когда дело все-таки не будет решено Сенатом, оно может оказаться на столе самодержца. Анна полностью следовала этому облегчавшему ее жизнь принципу. Так, на докладе Сената по одному спорному земельному делу 1732 года мы читаем резолюцию царицы, под которой с удовольствием подписался бы и ее великий дядя: «По сему делу… рассмотреть в Вотчинной коллегии и со мнением подать в Сенат, а в Сенате решить, как указы повелевают, а ежели зачем решить будет невозможно, о том доложить Нам. Анна».
Иначе говоря, первый принцип работы самодержца в системе государственной власти состоял в рассмотрении им дел, не имеющих законодательного прецедента. В этом случае самодержец выступал как некий высший законодательный «орган», создающий новые законы. Но, как ни парадоксально это звучит, если бы этот принцип был непреложным законом работы государственной машины, то самодержавия бы не существовало. Ведь тем самым функции государя ограничивались бы только кругом «новых» дел. Поэтому параллельно с этим принципом действовал и второй, согласно которому не должно было быть никаких критериев, отделявших дела, подведомственные монарху, от тех, которые он не мог рассматривать. Наряду с важнейшими государственными делами, к государыне попадали и такие, которые вполне мог решить и низший чиновник. Все зависело от воли и интереса самодержицы.
Сохранившиеся до наших дней материалы Кабинета министров Анны позволяют рассмотреть распределение и характер дел, попадавших к императрице и в Кабинет. Из 1623 указов, учтенных нами за 1735, 1736 и 1739 годы, а также за несколько месяцев 1738 и 1740 годов, лично императрица подписала 359 (то есть 22,1 %), остальные 1264 указа были оформлены Кабинетом как «именные, подписанные кабинет-министрами», а также просто как указы Кабинета. Из 359 указов 161 указ Анна только подписала, остальные 198 содержат ее резолюцию: либо краткую («Апробуэтца. Анна», «Жалуем по его прошению. Анна», «Выдать. Анна»), либо пространную, в виде утвержденного ею проекта подготовленного Кабинетом решения. Именно в этом и состояла работа кабинет-министров, рассматривавших дела и составлявших проекты таких резолюций, под которыми императрице оставалось лишь поставить подпись.
По содержанию все именные указы Анны делятся почти пополам: 175 указов посвящены назначениям и снятию чиновников и военных, а также различным делам по землевладению. Это не случайно: служебные назначения и раздача земель - вот два важнейших дела, которыми издревле занимались русские самодержцы, именно на этой основе упрочившие свою неограниченную власть. Остальные 173 указа относятся к делам судопроизводства, финансов и других сфер управления. Нельзя сказать, что Анна, перепоручившая все дела Кабинету, полностью устранялась от управления. Императрица, месяцами занятая охотой, развлечениями, порой вдруг включалась в государственные дела, терпеливо томилась на докладах, которые ей делали Остерман или, начиная с 1738 года, Артемий Волынский. В основе государственной активности Анны был не только вспыхивавший порой интерес к делам своего обширного «имения», но и суровая необходимость. Всегда возникали, и накапливались проблемы, которые без нее не мог решить (точнее - не мог взять на себя ответственность за их решение) никто из сановников. Анне приходилось выступать в роли верховного законодателя и распорядителя, даже если у нее к этому не лежала душа, особенно тогда, когда речь заходила о назначениях на должности или о земельных пожалованиях, приговорах в судебных делах. Порой государыня мучила себя теми государственными делами, в которых ее что-то интересовало. Почтительные просьбы окружения обратить внимание на то или иное дело также становились причиной активности Анны как государственного деятеля. Бывали и просто капризы, и тогда она, занимаясь иным делом, становилась придирчивой и педантичной. Вообще многое зависело от сиюминутного настроения государыни. Бывало, что настырных просителей, которые сумели прорваться к императрице и пасть перед ней на колени, держа над головой как щит заветную бумагу, отправляли в Тайную канцелярию, а бывало (если императрица была в духе или заранее подготовлена, или если оказывались затронутыми какие-то струны ее души), что челобитная рассматривалась лично государыней и решалась положительно.
Так, в 1738 году вдова лифляндского помещика Ю. К. фон Гогенбах сумела подать императрице челобитную крайне жалобного содержания, и Анна написала: «Ежели подлинно так, как в прошении написано, то учинить по сему челобитью» (речь шла о снятии доимок с имения несчастной вдовицы). В другом случае императрицу настиг челобитчик крестьянин Леонтий Мясников прямо в святая святых - в Петергофе, куда вход всем посторонним был запрещен, и Анна кротко предписала челобитную его рассмотреть, «дабы оной проситель более о том Ея императорское величество не утруждал». Видно, Анна была в этих случаях в благорасположении духа. Иначе было с другой помещицей-просительницей, которая приехала хлопотать в Петербург о задержанном ее супругу жалованье. Она, «долго ища случая», сумела «поймать» императрицу и пыталась подать ей челобитную. Но Анна сурово ее отчитала: «Ведаешь ли, что мне бить челом запрещено?» - и после этого «тотчас велела ее вывесть на площадь и, высекши плетями, денег выдать». «И как ее высекли, - продолжает рассказчик, полковник Давыдов, - то, посадя в карету, хотели везти к рентрее (кассе. - Е. А .), но она, бояся, чтоб еще тамо не высекли, оставя деньги, уехала домой».
Многочисленные челобитчики утомляли императрицу, мешали ее времяпрепровождению, и в 1738 году она, приказав рассмотреть в Сенате дело одного ограбленного родственниками просителя, распорядилась собрать все подобные дела и, разом «рассмотрев, решение учинить, как указы повелевают, чтоб бедным людям справедливость учинена была безволокитно и Ея императорское величество о таких своих обидах больше прошениями не утруждали». В этом можно видеть типичный ход мысли многих правителей России: стоит только рассмотреть «как следует» все собранные в одну кучу жалобы бесчисленных униженных и обиженных, и проблемы решатся сами собой. Но в жизни так не бывает.
Императрица не скрывала своего нежелания заниматься государственными делами и не раз выговаривала кабинет-министрам за то, что они вынуждали ее сидеть за бумагами. 31 июля 1735 года она с обидой писала в Кабинет министров о том, что адмирал Н. Головин беспокоит ее по пустякам, и предупреждала, чтобы впредь «о малых делах Нас трудить было ненадлежало». Хотя для того чтобы нацарапать на пространном докладе Сената или другого учреждения слово «Опробуэца» (иногда - «Апробуэтца», то есть «утверждается»), особых усилий от нее и не требовалось, тем более что под рукой был целый штат советников и помощников, которые «на блюдечке» подносили готовые решения. Отъезд же императрицы в Петергоф вообще избавлял ее от государственных трудов. Так, в июне 1738 года А. Волынский объявил указ, что государыня «изволит шествовать в Петергоф для своего увеселения и покоя, того ради, чтоб Ея императорское величество о делах докладами не утруждать, а все дела им самим решать кабинет-министрам (согласно указу 1735 года. - Е. А.), а которыя дела самыя важнейшия, такия, которых они сами, министры решить не могут, то только о таких Ея императорскому величеству доносить в Петергоф».
Любопытно, что в журнале Кабинета министров употребляется особый оборот, обозначающий доклад у императрицы: «Ходили вверх к Ея величеству…» (чаще писалось: «в Верх»). Это было старинное, идущее с XVII века, бюрократическое и придворное выражение, обозначающее посещение стоящего на холме Кремлевского дворца, в котором жили и решали дела московские цари. (Вспоминается меланхолическая жалоба одного подьячего XVII века: «Придешь в приказ - тащат в Верх, с Верху прибредешь - от челобитчиков докука».) Петровская эпоха утратила этот оборот - никакого «Верха» в старом московском смысле в новой столице не было. Но, как видим, в анненскую эпоху он возродился даже в регулярном Петербурге, очевидно в общем контексте возрождения элементов московской старины. Позже, в эпоху Елизаветы Петровны, оборот этот не встречается, хотя выражение «наверху» и указание пальцем на потолок до сих пор означает начальство.
Дело, конечно, не только в мелочности запросов, с которыми постоянно обращались к государыне чиновники, связанные по рукам и ногам густыми путами бюрократических инструкций. С императрицей вообще было тяжело работать: Артемий Волынский - один из регулярных докладчиков у Анны - дома, в кругу друзей, был грубо-откровенен: «Государыня у нас дура, резолюции от нее не добьешься!» Не стану оспаривать особое мнение кабинет-министра об умственных способностях Анны Иоанновны, но надо быть справедливым - далеко не все дела в ее время погрязали в волоките, многие вопросы решались быстро и оперативно. Так. 28 апреля 1735 года Кабинет министров обсудил и составил на имя московского генерал-губернатора следующее письмо: «Сиятельный граф, превосходительный господин генерал и обер-гофмейстер, наш государь! Ея императорское величество изволила указать мартышку, которую прислал Ланг и в Москве родила, прислать ее и с маленькою мартышкою ко двору Ея императорского величества в Санкт-Петербург. Того ради, изволите, Ваше сиятельство, оных мартышек всех и с маленькою отправить, с кем пристойно, и велеть оных мартышек в пути несть всегда на руках и беречь, чтоб им, а паче маленькой, никакого вреда не учинилось. И о сем объявя, пребываем Вашего сиятельства, нашего государя, покорные слуги». А вот перед нами именной указ об отправке домой, в Воронежскую губернию, и награждении некоей «бабы, которая имеет усы и бороду мужскую». Читатель может быть уверен - доставка новорожденной мартышки и благополучная отправка бабы с усами, равно как и произведенная поимка белой галки в Твери для Ея императорского величества и Кабинета министров Ея императорского величества были делами не менее, а, может быть, даже более важными, чем подготовка армии к войне с турками или сбор недоимок подушной подати.
Особое, исключительное место в системе управления времен Анны занимал ее фаворит Э. И. Бирон, о чем уже сказано выше. Нет сомнения, что ни одно мало-мальски важное назначение на государственные должности не обходилось без одобрения временщика. Он контролировал и Кабинет министров, хотя в какие-то моменты Остерман, пользуясь своей незаменимостью, пытался вести и свою игру. Бирону это, конечно, не нравилось. Он опасался, что вице-канцлер полностью подчинит себе Кабинет министров.
После смерти канцлера Головкина в январе 1734 года в Кабинете остались двое - Остерман и Черкасский, что сразу же нарушило равновесие: бесспорно, что пронырливый Андрей Иванович быстро подмял бы под себя анемичного Алексея Михайловича. Это заставило Бирона задуматься - за вице-канцлером, явно метящим в канцлеры, нужен был глаз да глаз. И тогда Бирон делает следующую рокировку: Черкасского назначают канцлером, а в Кабинет срочно вводят возвращенного из почетной берлинской ссылки Павла Ягужинского. Конечно, твердо полагаться на неуравновешенного Павла Ивановича Бирон не мог, зато мог уверенно рассчитывать, что тот - антипод осторожному Остерману - не позволит вице-канцлеру втайне обделывать свои дела и вредить Бирону.
Но в начале 1736 года Ягужинский занемог, и Бирон деловито и озабоченно пишет Кейзерлингу: «Ягужинский умрет, вероятно, в эту ночь, и мы должны стараться заместить его в Кабинете». На пустующее место кандидата подбирали долго, уж слишком были высоки требования к нему: с одной стороны, он должен быть неплохим администратором, а с другой - креатурой, доверенным лицом Бирона. И Бирон нашел Артемия Петровича Волынского, который хорошо зарекомендовал себя и как администратор, и как прилежный искатель милостей временщика и к тому же, к радости Бирона, не ладил с Остерманом. 3 апреля 1738 года, пройдя своеобразный испытательный срок, Волынский становится кабинет-министром. Введение деловитого, поначалу горячо преданного Бирону Волынского восстановило некое равновесие сил в Кабинете, нарушенное после смерти конфликтовавшего с Остерманом Ягужинского. Так временщик сохранил контроль за действиями скрытного вице-канцлера. В свою очередь, Остерман, недовольный тем, что приходилось делить власть с Волынским, интриговал против бироновского выдвиженца… Это тоже устраивало Бирона - ибо за Волынским тоже следовало присматривать. Словом, Бирон вел довольно сложную игру. И все же фаворит так и не решился сам войти в состав Кабинета. Ему больше подходила роль судьи, наблюдателя за деятельностью этого высшего учреждения - роль, которая избавляла его от ответственности.
| |