На земле Псковской у меня есть немало заповедных уголков, которые дороги и притягательны не одним историческим прошлым или древними художественно-архитектурными памятниками, но связаны с людьми, живущими и работающими здесь и помогающими мне быть не случайным проезжающим по Псковщине, а постоянно ощущать сопричастность к повседневной жизни любимого края и созиданию псковской культуры, существующей по сей день вопреки тлетворности и суете, заполонившим бескрайние российские просторы.
Сначала я находил здесь радушный приём и взаимопонимание в мастерских подвижников псковской реставрации Всеволода Смирнова и Михаила Семёнова, потом на многие годы получил счастливую благодать окормляться в Псково-Печерской обители, постоянно чувствуя отеческую заботу и внимание со стороны её незабвенного игумена Алипия. В соседней с монастырём деревне Тайлово расположен хутор талантливого живописца Николая Кормашова, уроженца древнего Мурома, народного художника Эстонии, почётного гражданина города Таллинна, вместе со мной получившего бесценные уроки у архимандрита Алипия.
Многие годы дарил мне своё внимание и гостеприимство хранитель Пушкиногорья Семён Степанович Гейченко, а сегодня я обрёл друга и единомышленника в лице продолжателя традиций великого музейщика Георгия Василевича, отдающего все свои силы сбережению памяти о «солнце русской поэзии». Благоговейно жду я каждой поездки в деревню Гверстонь, где обитает последние годы архимандрит Зинон, с которым познакомился двадцать лет назад.
Отец Зинон - один из современных иконописцев, и иконописец совершенно своеобычный, потому что он наследует истоки и основы раннехристианского искусства. Увидев впервые его иконы, я понял, какая интереснейшая страница открывается в истории Псково-Печерского монастыря, где он тогда работал. Увы, грустные предчувствия отца Зинона, высказанные во время тогдашних бесед, сбылись скоро. Иконы и фрески, создаваемые им для обители, вступили в зримое противоречие с пышным декором, бутафорией, искусственными ароматизированными цветами и оказались неуместными в таком соседстве.
Пребывание отца Зинона в Печерах было недолгим. Вскоре он, к радости многих, принял Спасо-Мирожский монастырь и с первых же шагов стал добиваться таких взаимоотношений церкви с учреждениями культуры, которые существовали в дореволюционной России, а ныне наблюдаются разве что в Третьяковской галерее, Новгородском и Ярославском музеях. Храм, где можно и молиться, и рассматривать шедевры старых мастеров, - вот о чём мечтают и музейные работники, и такие мудрые просвещённые священнослужители, как отец Зинон. Придя в Мирожский монастырь, он просил благословения, чтобы в главном соборе, украшенном фресками 12 века, службы проводились только в особых случаях, два раза в год. Для повседневных молений отреставрировал с помощниками Стефаниевскую надвратную церковь 17 века.
Монастырь при отце Зиноне поистине воскресал для новой жизни. К его святыням, наряду с богомольцами, потянулись историки, художники и люди, любящие русскую древность и памятники Псковской земли. Уникальными произведениями мастера, возрождающего традиции раннего христианства, заинтересовались в Европе, и там он стал знакомить со своим искусством молодых иконописцев, православных и католиков. Это нормально. Ведь в любом западном соборе вы встретите иконы православные.
К сожалению, дальнейшие события развивались вопреки здравомыслию. Человек, познания и культура которого широки, разнообразны и не совпадают с неким стереотипом, смущает, пугает тех, кому за этот стереотип положено отвечать. Пополз слушок, что к архимандриту Зинону приезжали итальянцы (католики!) и молились вместе с ним. Наместник монастыря высшим начальством был отстранён от службы. Но отец Зинон - человек стойкий, и хотя на Западе его встретили бы с распростёртыми объятиями, не уехал из России, а только ещё прочнее закрепился на Псковщине. В деревне Гверстонь вместе с монахами Петром и Павлом архимандрит возвёл скромную каменную церковь, повторяющую классические средневековые храмы. Рядом с ней стоит небольшая, светлая, просторная мастерская. Первое, что я увидел на рабочем столе, были репродукции фаюмских портретов, альбомы по искусству эллинизма. Неужели отец Зинон осваивает технику энкаустики? Оказалось, моя догадка верна.
«Но это же так трудно! Работать с горячим воском, наносить краски не кистью, а специальным инструментом - кавтерием...». «Зато как интересно», - и отец Зинон показал мне две иконы, выполненные в редчайшей для нашего времени технике, а потом и подарил написанный энкаустикой образ Предтечи.
Запрет на службы с архимандрита Зинона сняли, но он не стремится покинуть Гверстонь, считает, что здесь его место, его церковь
Испросив у батюшки разрешения, я, когда настало время молитвы, совершил её в здешнем храме. Он ещё не был завершён, но в алтарной преграде уже стоял высеченный в камне крест. Теперь я, приезжая в Гверстонь, постоянно читаю молитвы в уже достроенном храме. Чувство, возникающее во время молитвы в удивительной церкви, ни с чем не сравнимо. Как будто ты вернулся на двадцать веков назад и припадаешь к ничем не замутнённому роднику. В деятельности же отца Зинона я вижу продолжение традиций архимандрита Алипия, с которым для меня связаны самые светлые страницы истории не только Печерского монастыря, но и всей Земли Псковской.
Об иконописном послушании монаха Зинона немало рассказано и написано. Пожалуй, самым серьёзным проникновением в суть иконного делания отца Зинона стало предисловие к его книге «Беседы иконописца», составленное известным учёным Сергеем Аверинцевым. Скупой на похвалы знаток христианской философии и искусства, он назвал свой очерк «Ревнитель достоинства иконы». Приведу небольшие выдержки из этого предисловия.
«И наше время знает прекрасных православных праведников, находящих нужные слова для самых глубин души человека, - вспомним хотя бы Владыку Антония Сурожского. И нынче не вовсе иссякли источники словесной традиции. И всё же из всех видов свидетельства Православия в наши дни едва ли не сильнее и убедительнее звучит по всему миру, во всех христианских землях с их многоразличными традициями, безмолвная, но такая красноречивая проповедь православной Иконы. Видно, недаром традиция церковного календаря дарует многозначительное имя «Торжество Православия» тому годовому празднику, который связан с воспоминанием о победе православных ревнителей Иконы над иконоборцами...
Икона - «умозрение в красках», она и впрямь проповедует мудрость Православия; и притом делает это таким образом, что через неё Православие предстает как позитивное утверждение своей духовной истины, мирно и твёрдо предлагаемой всем народам земли. Православие имеет, что сказать! И в этом отношении именно о. Зинон, со своим поистине огненным отношением к проблеме примирения христиан, навлекающий на себя этим немалые укоризны, - неуступный проповедник православной истины. Такое его служение осуществляется через послушание канону иконописания; но важно, что перед нами не механическое послушание, что оно всегда направлено на духовную суть...
Вот я всматриваюсь в черты писанного о. Зиноном Нерукотворного Образа: тут ведь всё дело в том, что контраст между остро страдальческими чертами Лика (именно по пути на Голгофу запечатлевшегося на плате!) и световой славой обрамляющего этот Лик нимба, тот самый контраст в словах Христа из Евангелия от Иоанна, не только не смягчён, не приглушён - напротив, именно он становится темой иконы, входит в самое сердце того, кто на икону смотрит. Прошу прощения за то, что повторюсь: перед нами такое Православие, которому есть что сказать!
Отец Зинон - не просто практик и теоретик иконописания, он может быть назван ревнителем достоинства Иконы, в котором с нерастраченной силой выступает то расположение духа, которое было ощутимо в «богословах Иконы» первого призыва. Это подделать невозможно».
Савва Ямщиков: Отец Зинон, общаясь с Вами много лет, я убедился не только в Вашем изначальном призвании на поприще иконописания, но и в поистине энциклопедических знаниях Ваших в области богословия, истории, художественной культуры, а также многогранном опыте и профессиональном мастерстве. Хотелось бы расспросить о бесконечном множестве проблем, связанных с искусством иконописи, но, учитывая форматные рамки беседы, ограничусь лишь самым главным. Что является смыслом иконы?
Отец Зинон: Икона ничего не изображает, она являет. Она есть явление Царства Христова, явление преображенной, обоженной твари, того самого преображенного человечества, которое в своем лице явил Христос. Поэтому изначальными иконами Церкви были иконы Спасителя, сошедшего с небес и вочеловечившегося для нашего искупления, и Его Матери. Позже стали писать апостолов, мучеников, которые тоже явили в себе образ Христа. Качество иконы определяется тем, насколько она близка к Первообразу, насколько она соответствует той духовной реальности, о которой свидетельствует.
О смысле являемого иконой хорошо сказано у Леонида Успенского: «Икона есть образ человека, в котором реально пребывают попаляющая страсти и все освящающая благодать духа Святого. Поэтому плоть его изображается существенно иной, чем обычная тленная плоть человека. Преображенный благодатью образ святого, запечатленный на иконе, - есть самое подобие Бога, образ богооткровения, откровение и познание скрытого».
Замечательный богослов Владимир Николаевич Лосский, хоть и не был иконописцем (однако был знаком с иконописцем иноком Григорием Кругом и Леонидом Успенским), очень верно назвал икону «началом созерцания лицом к лицу». В будущем веке верные узрят Бога лицом к лицу, икона - уже начало этого созерцания.
Князь Евгений Трубецкой говорит, что не мы смотрим на икону - икона смотрит на нас. К иконе надо относиться как к высочайшей особе: было бы дерзостью заговорить с нею первым, нужно стоять и терпеливо ждать, когда она соизволит заговорить с нами.
Икона рождается из живого опыта Неба, из Литургии, поэтому иконописание всегда рассматривалось как церковное служение, как Литургия. К иконописцам предъявлялись очень высокие нравственные требования, такие же, как к клирикам.
Икона есть свидетельство Церкви о Боговоплощении, о том, что Бог вошел в мир, воплотился, соединился с человеком настолько, что теперь каждый может вырасти в меру Бога и обращаться к Нему как к Отцу.
Иконописец, следовательно - свидетель. И его иконы будут убедительны для тех, кто им предстоит, в той мере, в какой сам он приобщился к миру, о котором должен поведать. Так человек, который к Церкви не принадлежит, может ли свидетельствовать о Боге? Чтобы свидетельствовать Евангельскую Истину, нужно самому быть к ней приобщенным, нужно жить только ею, тогда эта проповедь посредством образа и цвета - святые отцы ставили икону наравне с проповедью - будет приносить плоды в других сердцах.
Церковь проповедует одновременно и словом, и образом, поэтому икону и называют учителем. Упомянутый выше князь Трубецкой дал прекрасное определение русской иконе - «умозрение в красках».
Икона - это воплощенная молитва. Она создается в молитве и ради молитвы, движущей силой которой является любовь к Богу, стремление к Нему как к совершенной Красоте. Поэтому икона вне Церкви в подлинном смысле существовать не может. Как одна из форм проповеди Евангелия, как свидетельство Церкви о Боговоплощении, она есть составная часть богослужения - как и церковное пение, архитектура, обряд.
Но сейчас, можно сказать, икона не занимает в богослужении подобающего ей места, и отношение к ней не такое, каким должно быть. Икона стала просто иллюстрацией к празднуемому событию, поэтому и не важно, какова ее форма, и потому у нас всякое изображение, даже фотографическое, почитается как икона. На икону давно перестали смотреть как на богословие в красках, даже не подозревают, что она может искажать вероучение так же, как и слово; вместо того, чтобы свидетельствовать об Истине, она может лжесвидетельствовать
С. Я.: Отец Зинон, как бы ВЫ могли определить основу своего отношения к искусству иконописания?
О. 3.: Икона должна быть написана натуральными красками и только на прочном материале - обычно на доске, но не на бумаге, стекле или каком-нибудь хрупком веществе.
Л. А. Успенский в одной из своих статей о красках в иконе, опубликованной некогда в одном из номеров Журнала Московской Патриархии, очень просто и убедительно объясняет, почему цветная фотография не может быть применена в церковном обиходе: она только имитирует цвет, тогда как собственного цвета не имеет. Потому употреблять цветные фотографии в качестве икон не следует. Икона должна свидетельствовать об истине, а мы вводим элемент лжи туда, где ее не может быть.
Патриарх Алексий I просил не приносить в храм бумажные цветы, потому что в них нет правды. Еще гораздо раньше митрополит Московский Филарет (Дроздов) говорил, что поддельные камни и поддельные металлы нельзя употреблять в церковном обиходе не потому, что они малоценны, а потому что заключают в себе ложь. Всякие механические способы воспроизведения икон Церковью не одобряются. Но, очевидно, теперь обстоятельства заставляют... Это принимает иногда чрезвычайно уродливые формы, и в наших иконных лавках продаются такие иконы, которые не имеют права на существование. Та продукция, которую выпускают мастерские Патриархии, далеко не всегда соответствует требованиям, предъявляемым Церковью к своему искусству. Это очень тревожный симптом.
По сути, икона - это постижение духа, а у нас в храмах люди молятся перед чем угодно, храмы заполнены иконами самыми неожиданными и чуждыми. Многие иконы и даже целые иконостасы написаны так, что мешают молитве. Но всякий человек должен молиться благодаря иконе, благодаря пению, а не вопреки им.
Часто церковные люди считают, что древняя икона, древнее пение - это для специалистов, даже, может быть, светских, а в Церкви они ни к чему. Более того, и среди монахов, которые должны быть профессиональными хранителями наследия, можно услышать такое мнение.
Когда я просил, чтобы открыли роспись алтарной преграды в Успенском соборе Псково-Печерского монастыря, созданную еще при преподобном Корнилии в ХVI веке, которая сохранилась довольно хорошо, служки ни за что не соглашались, говорили: «Старушки не поймут».
То же самое и с древними знаменными распевами. Сейчас музыканты стали ценить их и исполнять, а раньше они считались варварской музыкой. Те, кто был воспитан на итальянских образцах, не понимали и не принимали их. Сегодня церковные люди тоже часто не понимают этих распевов. Тут, наверное, типично русская черта, о которой еще протопоп Аввакум писал: «Как у нас что положено, так вовеки и лежи!» К чему привыкли, того никак не сдвинуть.
Многим, очевидно, известна икона «Спас Ярое око» (она находится в Успенском соборе, в Кремле, в иконостасе над правым клиросом). Так вот, некоторые верующие считают ее страшной: посмотришь, мол, и молиться не захочется. Подобное восприятие показывает, насколько мы удалились от подлинного понимания православной иконы.
Причина еще в том, что все лучшие образцы церковного искусства находятся в музеях, по причине всем известных исторических обстоятельств, и верующие их почти не видят. Очень важно вернуть иконы Церкви. Но для этого, конечно, нужно сначала иметь гарантии, что они будут там храниться в должных условиях. Я думаю, что очень древние иконы уже не могут находиться в храме - должны быть особые помещения для их хранения, и только в праздники они могут выноситься для богослужения, для молитвы.
Несколько слов об освящении икон. Очень часто, видя вновь написанную икону и желая к ней приложиться, спрашивают: а она освящена? По такому чину, который содержится в наших требниках, в старину иконы не освящались. Впервые он встречается только в большом требнике Петра Могилы. Ни в одном требнике Московской дониконовской печати такого чина нет. Называется он чином благословения, а не освящения и должен рассматриваться как одобрение Церковью данного образа, но не как некий сакраментальный акт. (Ведь никому не придет в голову, купив новое Евангелие, перед началом чтения освящать его.) На иконе ставили надпись, после чего она считалась освященной. В ней почитается не вещество, а изображенное лицо. Надпись необходима, как раньше выражались, для того чтобы утвердился дух молящегося, то есть, чтоб молящийся точно знал, к кому обращается, потому что иконография многих святых сходна. Например, если не будет подписана икона преподобного Кирилла Белозерского, его можно будет принять и за преподобного Сергия или еще за кого-нибудь из древних преподобных.
Иконописание - церковное служение, а не творчество в том смысле, как его понимают светские художники. Рождаясь из Литургии, икона является ее продолжением, и живет она только в богослужении, равно как церковное пение, облачение, архитектура. Стараясь как можно глубже проникнуть в тайны иконописи, нужно рассматривать лучшие образцы, и только тогда, после приобщения к достигнутому до тебя, и самому можно что-то привнести. Всякий иконописец во все времена непременно вносил личный духовный опыт в свое творчество. Но существуют церковные иконографические каноны, переступать которые никакой иконописец не имел ни власти, ни потребности. Иконописный канон только дисциплинирует творца. Иконописец не допускает никаких самочинии, своеволии, так как в области веры есть истины, не подлежащие изменению. Поэтому следует постоянно, отсекая свои представления, стремиться к опыту Церкви.
До ХVI века иконы списывались, но не копировались: если взять списки, например, с икон Владимирской Богоматери или святого Николая, самого почитаемого на Руси святого, - двух одинаковых икон вы не найдете. Эта традиция на Руси была прервана. Стали писать иконы ремесленно, по переводам, снимать кальки, использовать другие примитивные методы. Например, старообрядческие иконы в точности вроде бы повторяют старинные, но отличаются от них, как мумия от живого человека, в них нет главного - жизни. Отсеченная ветвь засыхает.
Если ко мне приходит кто-то из светских художников и изъявляет желание писать иконы, я говорю, что прежде надо «убить» в себе художника. В древней Церкви, если кто-то из актеров (в данном случае это обобщенный образ) приходил к епископу, желая стать христианином, первое, что от него требовалось, чтобы он оставил свое искусство, - это вещи несовместимые...
Святитель Игнатий Брянчанинов предостерегал от опасности поддаться мечтательности, воображению, которые могут творить образы, кажущиеся живым и привлекательными, а на самом деле все это будет лишь «беспорядочным ощущением неочищенного от страстей сердца». Художник перестает различать идолов и Бога, привыкает к маскам, перевоплощениям, теряет собственное лицо, творит во славу демонов. Так что, повторяю, быть христианином и оставаться «актером» невозможно. Любое творчество требует полной отдачи, нельзя допускать в себе никакой раздвоенности. В самом деле, нельзя смотреть одним глазом в землю, а другим - в небо! Нельзя служить двум господам, учит Христос.
Есть старое церковнославянское слово, теперь уже забытое, - «иконник». Это человек, который создает произведения в рамках церковного канона и своим в них ничего не считает, - никто из иконописцев своих икон не подписывал, потому что искусство Церкви - соборное. Иконник, иконописец - только исполнитель. Самое опасное - подмена предания самовыражением. Современные художники, как правило, неглубоко знают христианство, а если бы знали и были людьми добросовестными, сами отказались бы расписывать храмы.
Сейчас у многих людей, даже искусствоведов, восприятие иконы неверное. В древней Церкви, в лучшие времена христианства, восприятие красоты и искусства было цельным, они не разделяли икону на произведение искусства и принадлежность культа, потому что вне Церкви красоты не знали. С тех пор как церковная жизнь стала обмирщаться и подлинная икона оказалась в совершенном забвении вплоть до конца ХIХ века - многие стали искать красоту вне Церкви, в светском искусстве.
С. Я.: Отец Зинон, в основу человеческого бытия по воле Божией изначально заложена внутренняя и внешняя красота. Естественно, что и настоящая икона не может быть создана, если творец не чувствует красоту и не может воплотить её в своём создании. Что для Вас значит понятие «красота иконы»?
О. З.: Бог есть совершенная Красота. Красота в этом мире еще не царствует, хотя она вошла в него с пришествием Сына Божия, с Его вочеловечением. Она проходит за Христом путь своего развития. Красота распинается в мире, и потому она есть Красота крестная.
Вечная жизнь будет на этой же земле, но преображенной, обновленной духом Божиим, без греха - в созерцании Красоты, в предстоянии Богу, в общении с Ним. Вне Церкви достичь этого невозможно: двух истин не бывает.
Есть свод аскетических правил, называемый «добротолюбие». Что понимать под добротолюбием? Я спрашивал у старых монахов, и даже они отвечали по-разному: любовь к добродетели, к добру, доброделание. «Доброта» - слово славянское и означает Красоту как одно из имен Бога. Значит, любовь к красоте есть любовь к Богу, духовное делание, очищение себя, приготовление к тому, чтобы быть храмом Божиим, храмом Святого духа - это искусство из искусств, наука из наук. Красота Бога - это, прежде всего красота духовная, совершенная Любовь, об этом свидетельствуют писания святых отцов. Выражаясь современным языком, Бог шел на риск, создавал человека. В каком-то вечном плане ему были известны судьбы мира, как, конечно, и судьба каждого человека, однако, весь смысл в том, что Бог - совершенная любовь; создавая человека, веря в него, Он понимал, что потребуется искупительная жертва Христа.
«Красота спасет мир» - сказано у Достоевского, потому что сам человек спасти мир не может. Красота - понятие отвлеченное: одному нравится одно, другому - другое. Но Достоевский, я думаю, имел в виду красоту как одно из имен Божиих или как богоподобие. Бог еще именуется Художником, ведь одним из видов аскетического делания является созерцание видимого творения. Если этот мир, даже пораженный и испорченный грехом человеческим, так прекрасен, так органичен, то как же должен быть прекрасен Творец этого мира!
В широком смысле слова художником быть обязан каждый христианин. Дар творчества выделяет человека из всех живых существ, ставит его даже выше ангела.
Сейчас многие образованные люди, не нашедшие Истины и Красоты на перепутьях мира, приходят в Церковь и ищут в Ней эту Красоту. Они очень тонко чувствуют всякую фальшь, всякое безобразное уродство, особенно художники и музыканты. И, если они увидят в храме безобразные росписи, услышат вместо простого уставного поддельное концертное пение, - никто не убедит их в том, что христиане - свидетели Небесной Красоты. Многих может оттолкнуть недолжное поведение священника во время богослужения, неприличная сану манера держаться, его неопрятная одежда, даже нечищеная обувь. У нас во всем принято ориентироваться на бабушек; примут они или нет. Я уверен, что Красота ни одну бабушку от храма не оттолкнет, а по нашему нерадению души колеблющиеся и хрупкие могут уйти из храма навсегда.
В наше время, говоря о церковном возрождении, необходимо, в первую очередь, заботиться о том, чтобы Церковь постоянно являла ту Красоту, которой Она обладает в полноте, - в этом миссия Церкви в мире.
Л. А. Успенский в книге «Богословие иконы Православной Церкви» верно заметил, «что если в период иконоборчества Церковь боролась за икону, то в наше время икона борется за Церковь».
Обилие всевозможной информации в современном мире захлестнуло человека, оно вызвало безразличное, легкомысленное отношение к слову, как устному, так и печатному. Поэтому самым мощным, самым убедительным сегодня становится голос иконы.
Слову теперь мало кто доверяет, и безгласная проповедь может принести больше плодов. Образ жизни священнослужителя, каждого христианина, иконы, церковное пение, архитектура храма должны нести на себе печать Небесной Красоты.
Говоря о безгласной проповеди, не могу не вспомнить об архимандрите Серафиме (Тяпочкине). Я познакомился с отцом Серафимом еще до поступления в монастырь. Потом, уже будучи монахом, я к нему ездил в течение семи лет. Я почти ни о чем его не спрашивал, а только наблюдал за ним. Это был человек совершенно удивительный! Я никогда не слышал, ни разу, чтобы он кого-нибудь осудил или о ком-нибудь пренебрежительно отозвался, хотя он видел всяких людей и много претерпел в жизни. К нему приезжали самые разные люди, а он относился ко всем с одинаковой любовью.
Апостол Павел говорит, что для чистого все чисто, а если человек видит в других какие-то пороки, это обличает и его собственную нечистоту.
Отец Серафим в лагере пробыл четырнадцать лет, в самых суровых условиях. Его осудили на десять лет, а когда срок истек, его вызвал начальник лагеря и спросил: «Ну, что ты намерен делать?» - «Я, - ответил он, - священник и намерен служить». - «Ну, если служить, тогда еще посиди». И еще прибавил. И только в пятьдесят пятом, после смерти Сталина, он был освобожден. Многих эти лагеря сломали, выстояли только люди духовно крепкие, у которых вера была подлинной. Они не озлобились, а в том страшном окружении очень легко было озлобиться.
Вот, вспоминая об отце Серафиме, я и говорю, что лучшая форма проповеди в наше время - это жизнь человека, воплотившего в себе идеал Евангелия.
И спустя десять лет не утихают споры вокруг поступка известного иконописца архимандрита Зинона, принявшего участие в католической мессе
Недавно в редакцию нашей газеты поступило письмо с дерзновенным, а лучше сказать дерзким кричащим заголовком: «Павлики Морозовы под аргентинским небом». Привожу его целиком по нескольким причинам. Оставить его без ответа я не могу - так как очень серьезные вопросы в нем поднимаются. К тому же история с «запрещением» архимандрита Зинона, причастившегося вместе с католиками на латинской мессе, стала достоянием широкой гласности, явилась одним из узловых моментов в современной церковной жизни - как бы кто ни относился к самому этому поступку. И оставить без духовной оценки это трагическое событие мы не можем. Но прежде чем высказать свою точку зрения, хотим, чтобы, как говорили древние, вначале была выслушана другая сторона…
Уважаемый Антон Евгеньевич!
В 17 (389) номере газеты «Благовест» опубликована статья Ольги Кругловой «Русские под аргентинским небом». Ничего не имея против вашего корреспондента, я все же хочу внести некоторую минорную трезвость в общий мажорный тон ее публикации. Итак, речь идет о «просто Светлане» и «просто Владимире» Беликовых. Пожилая чета представилась именно так, без отчеств, и, мне думается, не только потому, что «ритм жизни у них, как у молодых». А если супругам Беликовым хотелось, некоторым образом, затеряться? Эдак одновременно засветиться-затеряться на газетных просторах их «любимой Родины, в которой они не были целых 60 лет». Но это, мягко говоря, не совсем так. И оговорка, что Беликовы приезжали кратковременно в 80-м году на Московскую Олимпиаду, не делает их ложь - правдой. Возможно, «просто Светлане и просто Владимиру» изменяет память. Ведь супругам-эмигрантам по 80 лет! Впрочем, 12 лет назад они все-таки представились нам как Светлана Ивановна и Владимир Георгиевич. Итак, мы познакомились с ними в Пскове, 14 августа 1996 года, в стенах Мирожского монастыря.
Говоря: «мы» - имею в виду небольшую полумонашескую-полумирскую общину Архимандрита Зинона (Теодора), который за два года до этого переехал в Псков из Печерского монастыря с целью создания в древнем Мирожском монастыре иконописной школы. Монахи: Петр, Павел, Иоанн - и полтора десятка «мирских человеков». Литератор и актриса, поэт и зубной врач, критик и домохозяйка, кузнец и учительница музыки, больше всего музейных работников. А сколько начинающих иконописцев, потянувшихся к отцу Зинону, только что отмеченному Государственной премией, со всех сторон и стран: из Германии и Сибири, из Белоруссии и Италии, из Пскова и Риги.
Лето 96-го года. С какой любовью, с какой надеждой - какими трудами! - отец Зинон возрождал молитвенную жизнь в древнейшей русской обители. И мы вместе с ним. «Сколько раз говорить, - сердито «окал» он на просьбы называться нашим духовным отцом, - Отец у нас Один…» - и показывал глазами на невысокое псковское небо.
Центром притяжения для всех была Божественная литургия. Помню, как, задыхаясь от счастья, на пятом десятке неслась через весь ночной Псков на велосипеде, чтобы поспеть к 5-часовой утрене. Первые лучи солнца в зарешеченных окнах Стефановской церкви. Отец Зинон подымает руки: «Слава Тебе, показавшему нам Свет!..»
Не забыть ежедневную Литургию возрождающейся Стефановской церкви. Тонкий аромат афонского ладана, общинное знаменное пение…
Центром притяжения для Архимандрита Зинона был и есть Иисус Христос. Сколько раз он переписывал по сырой штукатурке образ юного безбородого Спасителя, попирающего босой ногой роскошную главу змия. «Батюшка, замечательно, ну зачем Вы…» - «Нет, не то! Смыть…»
А мы тем временем отскребали от цемента новенький пол, выложенный красивой темно-коричневой плиткой, подаренной восхищенными немцами. Потом варили пшенную кашу, потом вырубали кустарники в саду, потом ездили с тачкой за водой.
Потом снова вечерня. Снова ночной велосипедный полет. И снова Божественная литургия…
Нет, - сказал отец Зинон. - Завтра католическое Успение. - Падре Романо просит дать послужить мессу. Уступим Божией Матери…
Батюшка, а к Вам гости.
Кто такие?
Не знаем, говорят, эмигранты, русские.
Супругам Беликовым отец Зинон распахнул 14 августа 1996 года свою келью и свое сердце. Из Аргентины у него еще никого никогда не было.
Серьезно заинтересовался. Милости просим! Все смотрите! Вот законченные иконы… А вот работы моих итальянских учеников. Приезжают в свои отпуска, живут после Европы без удобств, без горячей воды - и все ради русской иконы! Пожалуйста, можно фотографировать. А хотите завтра на мессу, на католическое Успение… Итальянцы приглашают вместе с ними помолиться. Вам-то в Аргентине католическая традиция известна…
Супруги Беликовы не отказались прийти на мессу. Выстояли до конца недолгую службу, всех высмотрели, все запомнили. Нет, они не возмутились дерзновенным проступком отца Зинона (статья известного ученого С.С. Аверинцева в «Общей газете» так и называлась «Дерзновение отца Зинона»). Не высказали ему сразу своего негодования. Не ушли, наконец, возмущенные и оскорбленные.
Отправились вместе со всеми… пить чай. С медом. Накануне, по-православному, был первый, «медовый» Спас - и монах Павел обносил всех свежим псковским медом.
Естественно, на прощание все трижды облобызались: Православные и католики, русские и итальянцы, псковичи и аргентинцы.
Наивно-блаженно отец Зинон пригласил супругов Беликовых на скорый престольный праздник обители - Преображения Господня. Обещали…
Но вместо этого сели и написали бумагу, которую, без экивоков, теперь можно назвать «просто донос». Я прилагаю ксерокопию этого, уже исторического, письма в Московскую Патриархию. Само собой, ему предшествовал устный донос в Псковскую епархию.
Что было далее - в общем, хорошо известно. Безсрочное запрещение Архимандрита Зинона в священнослужении. Запрещение двум монахам (именно двум, по указке Беликовых) причащаться и носить монашескую одежду. Наконец, изгнание Архимандрита Зинона и всей его общины из Мирожского монастыря.
Прошло 12 лет… Отец Зинон жил в это время в глухой псковской деревне Гверстонь, построил храм, тоже в честь Преображения Господня. В конце 2001 года, что называется через голову Псковского Архиерея, Святейший Патриарх Алексий II своим указом снял прещения с Архимандрита Зинона и двух его монахов.
Вот теперь несколько слов об одном из них, монахе Иоанне.
Он-то и вовсе не был на той католической мессе в честь Успения Божией Матери. Приходил в себя после трехнедельного пребывания в больнице, в которую попал с тяжелейшим приступом бронхиальной астмы. Бывший инженер-майор, инвалид II группы. Еще задолго до перестройки положил партбилет на стол. Преследовали, дверь в квартиру поджигали…
Снова из вашей газетной публикации: «В жизни маленькой Светланы был и другой лагерь… за колючей проволокой… в немецком городе Биттерфельде… со значком OST…»
Так вот, в детстве монаха Иоанна был такой же лагерь за колючей проволокой, в немецко-польском городе Грудзенц. Но в отличие от сообразительных родителей Светланы, ушедших с немцами аж в Аргентину, мать монаха Иоанна (отец воевал, потерял ногу), Галина Рудольфовна, будучи так называемой «фольксдойче» - все же, не раздумывая, поспешила вернуться с восьмилетним сыном и всей угнанной семьей родной сестры - на Родину в Псков.
Им повезло. Они все, включая трехлетнюю двоюродную сестренку Веру, прошли фильтрацию НКВД. Не прошедших - расстреливали на границе. Правда, потом монаха Иоанна, серебряного медалиста, не принимали в Академию, задерживали очередное звание.
Говорю все это не понаслышке. Монах Иоанн, он же Валерий Иванович Ледин, был в миру моим супругом. Он скончался в 2003 году от сердечного приступа, 67 лет от роду.
Впрочем, лично я не имею к Светлане Ивановне и Владимиру Георгиевичу Беликовым никаких претензий. Все мы в Боге свободные люди, и каждый делает свой выбор в жизни.
Только вот не уходит из памяти печальный пример и из моего «пламенного пионерского детства»: Павлик Морозов! Ведь заложил-то не кого-нибудь, а собственного отца…
И еще. А что, если супруги Беликовы не назвали своих отчеств в безсознательной (?) надежде, что так легче запомнить - для молитвы - их имена? Светлана и Владимир. Мы запомнили. Теперь только дать знать отцу Зинону, чтобы и он помолился о них. Уже на Афоне.
С уважением, по поручению бывшей Мирожской общины
Татьяна Дубровская-Ледина.
P.S. Будем благодарны Вам, глубокоуважаемый Антон Евгеньевич, если Вы опубликуете это письмо в Вашей газете.
Из письма Владимира Георгиевича и Светланы Ивановны Беликовых Высокопреосвященнейшему Архиепископу Сергию, Управляющему делами Московского Патриархата (1996 год):
«Совершая паломничество по монастырям, мы по воле Божией оказались в Мирожском монастыре Псковской епархии. Двери старого храма-музея были на замке, но встретившийся нам рабочий объяснил, что Богослужение в монастыре совершается, но не для всех, а только по пропускам, и не ежедневно, а по особым случаям. И в этот день как раз оказался «особый случай».
Вскоре появился и первый увиденный нами монах. Им оказался Архимандрит Зинон, наместник монастыря, который, узнав, что мы издалека, радушно пригласил нас на службу.
Каково же было наше изумление, когда внутри храма мы не увидели ни иконостаса, ни Царских врат, а вместо Православного Богослужения католический священник в сослужении еще двух католиков и Православного Архимандрита Зинона совершали католическую мессу! Помимо нас и служащих в храме находились еще примерно 25 иностранцев, как оказалось позже - итальянцев, учеников иконописца Зинона. В конце мессы - а она была посвящена католическому Успению - вслед за пастором-католиком и Православным Архимандритом все присутствовавшие стали потреблять облатки, обмакнутые в вине, от чего мы, естественно, отказались…
Многие, как и мы, в Зарубежной Церкви мечтают о молитвенном единении с Московским Патриархатом. Но не означает ли это теперь, что наше молитвенное единение могло бы означать молитвенное единение с католиками? Зарубежная Церковь всегда считала и считает это невозможным. А Московская Патриархия? Ее отношение к католицизму изменилось? Она допускает совместное с католиками Богослужение в Православном монастыре? Нам бы хотелось получить определенный ответ на наши недоумения по этому поводу, прежде всего от Священноначалия Русской Православной Церкви».
Впервые имя Архимандрита Зинона я услышал еще в 1987 году. Учился тогда на факультете журналистики Питерского университета, часто ходил на студию документальных фильмов, где в закрытом просмотре еще за год до празднования Тысячелетия Крещения Руси показали только что снятый питерскими кинематографистами фильм «Храм». Одним из его героев был обаятельный молодой иконописец Зинон. С приятной улыбкой говорил он с экрана о «тайне восьмого дня - времени будущего века»… В словах его тогда мы мало что поняли, но само впечатление от этого удивительного иконописца было очень ярким. Мы еще не слышали пастырей, говоривших вот так красиво. «Ему бы джинсы надеть и работать светским художником! Он бы прославился тогда на весь мир…» - восторженно сказала о нем моя сокурсница (ныне известная столичная журналистка). С тех пор стал он для меня личностью «вне критики», ибо первые церковные впечатления наиболее памятны и остры. И тем трагичнее переживалось то, что случилось спустя почти десять лет - его причащение вместе с католиками… Тем более что одним из невольных участников этой драмы стал Архиепископ Псковский и Великолукский (ныне Митрополит) Евсевий, запретивший Зинона в священнослужении. За пять лет до этого, во время пребывания Владыки Евсевия на Самарской кафедре, он дал мне благословение на издание Православной газеты и на работу редактором в «Благовесте».
Мое мнение давно определилось: в тот день, когда Архиепископ Евсевий ЗАПРЕТИЛ Зинона, он, можно сказать, защитил всю Церковь от экуменического натиска «слева». И если бы он этого не сделал, сейчас бы такие же вот совместные католическо-православные мессы совершались бы уже от Москвы до самых до окраин… И не было бы отбоя от охотников в них поучаствовать… И милость Божия проявилась в том, что в тот момент вся эта ситуация оказалась в твердых руках поборника чистоты Православия, каким был и остается Владыка Евсевий. Дрогни он тогда, испугайся целой массы околоцерковных вольнодумцев, сделай вид, что «не заметил» случившегося, - и совсем скоро было бы уже поздно что-либо менять… Но он не дрогнул. И не помогли сторонникам молитвенного общения с католиками даже международный авторитет Архимандрита Зинона, его человеческое обаяние, несомненный талант и несколько искусственная «раскрученность» его имени в светских СМИ… Даже Государственная премия, которую отец Зинон получил как раз накануне этих печальных событий, не помогла. И не могла помочь! Ибо Церковь есть Тело Христово, и Он Сам незримо управляет Ей через наших Архипастырей и пастырей. И потому страшное искушение было преодолено. Что, может быть, раньше «прощалось», «не замечалось» кому-то другому - не такому известному, не такому талантливому и потому не такому влиятельному, не простилось именно ему - в ту пору самому известному иконописцу Русской Церкви! И в этом, если смотреть совсем в глубь, тоже проявилась милость Божия к этому незаурядному человеку. Видно, иные средства вразумления были уже для него невозможны… Не зря же Архиепископ Евсевий в интервью газете «Радонеж» о нем сказал: «Всему виной - гордость». И последующие события показали справедливость этих слов. Архимандрит Зинон под запретом ни в чем не раскаялся. А в одном интервью честно сказал: «К церковным таинствам без веры не приступают. Меня понуждают к раскаянию. Раскаянью в чем? В том, что я причастился Тела и Крови Христовых. Каяться в этом я не могу». Что в переводе на простой язык означает: католические таинства отец Зинон считает столь же благодатными и спасительными, как и Православные. И никакой особой разницы между ними не видит. Свои высокоумные убеждения, поддерживаемые целым хором поклонников, в ту пору ему оказались дороже канонов Церкви.
«А хотите завтра на мессу, на католическое Успение… Итальянцы приглашают вместе с ними помолиться». Давайте обратим внимание на эти как будто такие «легкие» слова Архимандрита Зинона. Говорит он о латинской мессе в древнем Православном монастыре как о чем-то естественном, всем понятном. И более того, не он католиков приглашает на Православное Богослужение, а они его - на свое, словно не отец Зинон, а падре Романо Скальфи из Италии уже здесь наместник… Оно понятно, кто платит, тот заказывает музыку (ведь во многом на деньги итальянских учеников-католиков содержал свою иконописную школу отец Зинон) - но это так в миру. А здесь, в стенах древнего монастыря! Возле старинного Псковского Кремля, который несколько веков назад «отразил Литву», который не смогли взять приступом незваные «гости из Ватикана»… Охватывает ощущение, что люди, поверившие Зинону, до сих пор находятся в ослеплении, словно под гипнозом его яркой личности не хотят понять, в какое страшное нечестие оказались втянутыми своим духовным лидером. Ведь в письме нет НИ СЛОВА, хотя бы косвенно осуждающего поступок отца Зинона. Весь гнев и сарказм направлены на тех, кто тогда как мог, как умел отстаивали Православие. По их мнению, виноваты в трагедии и Беликовы, и священноначалие, кто угодно, но только не отец Зинон - он в их глазах исключительно «жертва обстоятельств». Не виноваты и ласковые католики, «смиренно» приехавшие поучиться у русского мастера его дивному ремеслу. А заодно и помолиться в древних стенах русской обители… Что не удалось в XVI веке оголтелым полчищам Стефана Батория, вполне легко удалось в конце ХХ века толерантному падре Романо.
Читаем дальше. «Супруги Беликовы не отказались прийти на мессу. Выстояли до конца недолгую службу… Нет, они не возмутились дерзновенным поступком отца Зинона. Не высказали ему сразу своего негодования». И опять акценты смещаются на противоположные. Им ли, иностранцам, приехавшим во второй раз в Россию, на родину своих предков, устраивать публичный скандал в монастыре, где его наместник благоговейно причащается за мессой вместе с падре Романо? Заметьте, госпожа Дубровская-Ледина ничего не пишет о том, что только супруги Беликовы не приняли участия в «католической евхаристии» в стенах Православного храма. Допускаю, что и она поучаствовала в этом «дерзновенном поступке» - следом за своим ослепленным гордыней (думаю, отец Зинон давно все понял и изменил свое отношение к тому событию!) духовном наставнике. А как изящно, как мило назвала она предательство Православной веры, страшное духовное падение, за которое отлучают от Церкви мирян и лишают сана священников! «Дерзновенный поступок» - это, оказывается, слова известного ученого, филолога и культуролога Сергея Аверинцева. Глубокого, сильного ученого, который, одна лишь странность, посещал одновременно и Православные, и католические храмы. А перед смертью завещал подвергнуть свое тело кремации. Этот его поступок тоже по-своему дерзновенный.
Думаю, понадобился приезд из далекой Аргентины четы Беликовых, чтобы тайное стало явным, чтобы то, что совершалось лишь «для своих», при закрытых дверях, стало известным всему миру. И предательство Православия, совершенное при участии настоятеля и с молчаливого или явного согласия всей «полумонашеской-полумирской» общины при Мирожском монастыре, вышло наружу. Ибо среди россиян не нашлось тогда в Мирожском монастыре ни одного, кто бы почувствовал личную боль за поругание нашей веры, наших святынь, наших церковных канонов. Не нашлось никого, кто бы действительно считал, что решения Церковных Соборов о запрете молитвы с раскольниками и еретиками принимались под благодатным воздействием Духа Святого и не могут быть отменены никакими другими решениями. И если бы не приехавшие на родину престарелые эмигранты, неизвестно, до каких бы масштабов дошло «молитвенное и евхаристическое общение» с щедрыми католиками. Но не попустил Господь. В тот раз - не попустил…
«Наивно-блаженный Зинон (видимо, это «блаженное» состояние посетило его после католического причащения?! - А.Ж.) пригласил супругов Беликовых на скорый престольный праздник обители - Преображения Господня (на этот раз речь шла именно о Православном празднике - А.Ж.) Обещали… Но вместо этого сели и написали бумагу, которую, без экивоков, теперь можно назвать «просто донос».
Ну, доносы-то пишут обычно анонимно, или уж по крайней мере негласно, а тут и имена, и, главное, отчества указаны. Беликовы поступили совершенно правильно и дали нам урок, как грамотно реагировать на всевозможные отрицательные явления церковной жизни. Они не разразились гремучей статьей в светские или даже церковные СМИ (как это сделала вот сейчас Дубровина-Ледина, ибо ничем иным, как попыткой запоздало свести счеты с «идеологическими противниками» ее письмо я считать не могу). Не кинулись с кулаками на католиков и сочувствующих им Православных. Не устроили дешевый скандал со спецэффектами (хлопанье дверьми, таскание за бороды и пр.) А обратились к законным церковным властям. Сначала к местным, а потом - ввиду особой важности случившегося, направили письмо в Московскую Патриархию. И реакция последовала.
«Что было далее - в общем, хорошо известно», - пишет «адвокат» известного иконописца. - Безсрочное запрещение Архимандрита Зинона («До признания своей вины и раскаяния в ней» - уж если быть совсем точными! - А.Ж.). «Впрочем, лично я не имею к Беликовым никаких претензий. Все мы в Боге свободные люди, и каждый делает свой выбор в жизни», - с этими словами автора письма нельзя не согласиться. Жаль, концовка смахивает на пасквиль. И тут она призывает на помощь не кого-нибудь, а самого легендарного пионера Павлика Морозова… Однако лихо закручено! А давайте по существу: Павлик Морозов «сдал» своего дедушку (кстати говоря, не отца) по политическим мотивам (недавно, правда, выяснилось: не все там так однозначно в той истории, - политика была лишь ширмой для более глубинных семейных причин исторического доноса). А тут - Беликовы встали на защиту Православия, церковных канонов, памяти святых Вселенской и Русской Церкви, претерпевших гонения и даже мученичество от рук «латинян». И это называть предательством? Да за такое «предательство» десятки грехов простятся… «Павликами Морозовыми» (да простит нас за такие обобщающие характеристики реальный Павлик, быть может, кровью своей искупивший свое юношеское предательство) оказались те Православные, которым обожаемый пастырь оказался дороже Пастыря-Христа, которым пример авторитетного человека оказался ближе, чем предание и каноны нашей Церкви. Не зря, знать, прошло и у них «пламенное пионерское детство».
Знаю я, что жизнь гораздо сложнее любых схем. Знаю, что боль автора письма - от того, что, быть может, невинно вместе с Зиноном пострадал ее бывший муж, монах Иоанн (тут я не берусь судить, ибо все-таки Жоголев, а не Жеглов, некогда в популярном фильме сказавший: «не бывает наказания без вины». У нас - бывает!). И эта боль не уходит из ее сердца. Знаю и то, как тяжело идти «против течения», против той группы людей, с которыми она сроднилась, сжилась. С которыми вместе впервые почувствовала, «как благ Господь». И потому не осуждаю автора письма. Искренняя боль ее об умершем муже, в монашестве претерпевшем гонение, в любом случае заслуживает снисхождения. Судя по письму - она человек талантливый и по-своему искренний. Но и в обиде, в скорби есть некая грань, перейдя за которую, уже не отличить «борца за правду» от пасквилянта, обличителя - от клеветника… Неблагородно обвинять супругов Беликовых в том, что их родители за них вот так решили судьбу: предпочли изгнание сталинским лагерям, а то и расстрелу. Не всем под силу выдержать те испытания, которые непременно ждали их на родине. История тысяч семей, которые все же вернулись из немецкого плена в Россию, тому подтверждение. Не нам судить людей за такие поступки. Ведь и жизнь в изгнании среди других народов есть уже само по себе наказание. Не из легких.
Много воды утекло с тех пор. Святейший Патриарх Алексий II своим мудрым и милосердным решением снял прещение с Архимандрита Зинона. Владыка Евсевий недавно стал Митрополитом. Архимандрит Зинон расписал Православный Никольский храм в Вене и теперь подвизается на Афоне (где молчаливым напоминанием о «делах давно минувших дней» стоит Ксиропотамский монастырь: купол монастырского храма там десять веков назад рухнул на католиков и Православных, совершавших в нем совместную «экуменическую мессу», наподобие той, мирожской…) Произошло историческое событие - молитвенное воссоединение Русской и Зарубежной Церквей (и неизвестно, случилось бы это объединение, если бы церковные власти наши закрыли глаза на поступок отца Зинона). А Светлана и Владимир Беликовы в этом году побывали в Екатеринбурге в Царские дни, когда отмечалось девяностолетие расстрела Царской Семьи. За эти годы они написали замечательную книгу о духовном смысле русской истории. Их сын служит священником в Сан-Франциско. Не знаю ничего о судьбе падре Романо Скальфи, но, думаю, в Ватикане высоко оценили блестяще проведенную им «мирожскую мессу». И не его вина, что весь замысел в целом с треском провалился… А в Мирожском монастыре молодой монах, показывая мне фрески отца Зинона в том самом храме, где проходила «месса», мудро сказал: «Важно только, чтобы все мы покаялись…» И не было в его словах ни слезливого «умиления», ни твердокаменного равнодушия. Была любовь.
Значит, в истории этой можно ставить точку? Но вместо слов покаяния и прощения от Татьяны Дубровиной-Лединой и от всей их прошлой Мирожской общины через океан в Аргентину несется вслед ушедшим годам как проклятие: «Павлики Морозовы!..» И юный пионер из Екатеринбургской губернии от этого вопля переворачивается в гробу.
И так нужна молитва отца Зинона, чтобы утихомирились страсти, чтобы на место «аргентинского танго» ненависти пришел тихий псковский вальс любви. Мне почему-то думается, что за эти годы отец Зинон стал еще сильнее и ярче. И молитва его после тяжкого испытания стала еще горячее пред Богом. И главное дело у него впереди.
в миру Владимир Михайлович Теодор (1953) – модернист, экуменист, представитель модернистского « «.
Иконописец. Учась на втором курсе Одесского художественного училища, стал копировать иконы. Возглавлял иконописные работы в Свято-Даниловом монастыре во время подготовки к празднованию 1000-летия Крещения Руси. Работал в Пскове, в Ново-Валаамском монастыре в Финляндии, в Шеветоньском монастыре в Бельгии. В середине 90-х гг. возглавил иконописную мастерскую в Спасо-Мирожском монастыре в Псковской епархии.
Сторонник обновленческих изменений Православного Богослужения, замены церковнославянского языка в Богослужении. Подписал с призывом к дискуссии по вопросу богослужебного уклада.
архимандрит Зинон (Теодор) и о. Георгий Чистяков
15 августа 1996 г. в день католического Успения Божией Матери по благословению о.З. в Спасо-Мирожском монастыре была отслужена месса католическим священником Романо Скальфи, за которой причастился о.З. и некоторые братия монастыря. Свидетелями совершения католической литургии в православном монастыре стали прихожане Русской Зарубежной Церкви из Аргентины — Беликовы Владимир Георгиевич и Светлана Ивановна.
После разразившегося скандала на о.З. и братию были наложены дисциплинарные прещения (Указ архиепископа Псковского и Великолукского Евсевия о запрещении в священнослужении о.З. от 28 ноября 1996 г.). Тем же указом запрещенному архимандриту сообщается, что клириком Псковской епархии он больше не является.
О. З. покинул монастырь и проживал со своими единомышленниками в деревне Гверстонь на границе с Эстонией.
В феврале 2002 г. с о.З. сняты все дисциплинарные прещения (запрет на священническое служение).
Летом 2005 г. о.З. выехал в Австрию. В 2006-2008 гг. под его руководством выполнены росписи Николаевского собора в Вене. В 2008 г. о.З. работал в греческом монастыре Симонопетра на Афоне, где расписывал храм.
Лауреат Государственной премии 1995 г.
Цитаты
Ив Аман - наверно, вы его знаете, он близок с отцом Александром (Менем), и в своей книге ещё в самом начале 90-х годов он отца Александра называет пророком, апостолом и мучеником, и это очень верное определение и характеристика его миссии в этом мире. Мне кажется, что христианство современным людям надо проповедовать именно так, таким языком. Потом, отец Александр - это явление совершенно уникальное и выдающееся. Это был титан. Я его очень почитаю и надеюсь, что придёт время, когда он будет причислен к лику святых. Вот для меня две таких фигуры - это Мать Мария Скобцова и отец Александр Мень.
Источники
Карелина А. Возвращение печорского затворника: Снят запрет на служение известного монаха-иконописца // НГ Религии. Москва. 2002 . № 1 (96)
Храм на месте гибели протоиерея Александра Меня / alexandrmen.ru
Творения иконописца Зинона, ревнителя древних византийских традиций, известны всему христианскому миру. Иные возносят мастера аж до высот Андрея Рублева...
Встретиться с монахом непросто. Сам он не жалует журналистов, к тому же извечно в «трудах праведных" и в последние годы в основном за границей. Однако нам повезло: накануне Пасхи корреспондентов «Собеседника" мастер пригласил «на леса" –- под своды реставрируемого венского Свято-Николаевского собора, одного из крупнейших православных храмов Западной Европы.
«Мои иконы – для молитвы»
– Думаю, сегодня никому не надо доказывать, что Воскресение Христово полностью изменило весь ход истории, –- говорит монах-иконописец. –- Родилась новая реальность –- Церковь, из которой течет река воды живой и которая подает нам плод Христовой любви –- Евхаристию, таинство, когда верующие христиане под видом хлеба и вина вкушают Тело и Кровь Иисуса Христа и через этот акт взаимной жертвенной любви соединяются непосредственно с самим Богом.
– Вы, как художник, обладаете, по-видимому, каким-то особым взглядом на все эти вещи?
– Я не художник -– я иконописец.
– Есть разница?
– Огромная. То, что я создаю, предназначено не для простого созерцания, а для молитвы. В помощь и облегчение молитвенного соединения с Богом. Поэтому далеко не всегда совпадают взгляды на икону искусствоведа и человека молящегося: узко видеть в ней, скажем, один из видов народного творчества или памятник искусства. Икона являет! Известны случаи, когда во время молитвы перед иконой человек видел живым изображенного на ней. Например, преподобный Силуан Афонский увидел живого Христа на месте его иконы...
– Со всеми иконами возможны подобные чудеса?
– Боюсь, что нет. Посмотрите, что творится в наших храмах сегодня: люди молятся перед чем угодно, церкви наполнены иконами самыми неожиданными и чуждыми. Многие из них и даже целые иконостасы написаны так, что только мешают молитве. Человек должен молиться благодаря иконе, а не вопреки, об этом почему-то порой забывается.
«Троица» не должна быть на конфетах»
– Любой ли художник может стать иконописцем? Что для этого требуется?
– Прежде всего – желание и способности. Но, как и всякому серьезному делу, церковному искусству нужно учиться. Долго, упорно, с полной самоотдачей. Лет пятнадцать потребуется, самое малое. Это если нет предварительной подготовки.
– Диплом художественного училища, как у вас, – плюс бесспорный?
– Минус! С мирским багажом еще дольше придется учиться. Надо избавиться от навыков светского искусства, они сильно мешают. Конечно, нужно изучить много древних икон, сейчас такая возможность есть. Это у древних иконописцев под рукой почти ничего не было, все писали по памяти. Творчество вне живого предания невозможно, а у нас живая традиция церковного искусства пресеклась. Большинство древних икон раскрыто сравнительно недавно. Поэтому сейчас нам приходится проходить тот же путь, которым следовали русские иконописцы после принятия Русью христианства. Образцами им служили византийские иконы, для нас сейчас образец –- всё древнерусское наследие.
– Но согласитесь, что искусство XII века воспринимается в XXI неоднозначно. Не опасаетесь, что современник чего-то все-таки недопоймет?
– Увы, даже многие священнослужители убеждены, что каноническая икона трудна для восприятия простым народом, и ныне в ограду церкви принимается практически все. Сейчас то, что пишется в Москве, например, –- это же чистое безобразие большей частью. Особенно, конечно, «хороша» всем известная продукция церковного комбината «Софрино»...
– Чем же?
– Патриарх Алексий I просил не приносить в храм бумажные цветы, потому что в них нет правды. Еще гораздо раньше митрополит Московский Филарет (Дроздов) говорил, что поддельные камни и поддельные металлы нельзя употреблять в церковном обиходе не потому, что они малоценны, а потому, что заключают в себе ложь. Всякие механические способы воспроизведения икон Церковью не одобряются.
– Техника пришла на помощь иконописцам -– это плохо?
– Техника много вреда принесла церковному искусству. Я заметил, что люди приходят в Третьяковскую галерею, скользят по бесценной «Троице» Андрея Рублева вполне равнодушным взглядом и ничего особого в ней не видят. Уж настолько примелькалась эта икона... «Спасибо» техническому прогрессу. И на марках почтовых, и на открытках, и даже на конфетных коробках –- повсюду тиражируется великое церковное творение. Грустно это...
– С другой стороны, далеко не каждый приход может позволить себе рукотворные иконы. Не редкость, когда где-то в глубинке люди вместо иконы используют цветную фотографию. Не от хорошей жизни, понятно, но что делать?
– Известный русский иконописец и богослов Леонид Александрович Успенский убедительно объясняет, почему цветная фотография не может быть применена в церковном обиходе: она только имитирует цвет, тогда как собственного цвета не имеет. Потому употреблять цветные фотографии в качестве икон не следует. Икона должна свидетельствовать об истине, а мы вводим элемент лжи туда, где ее по определению быть не может.
– У вас есть ученики?
«Деньги и святость -– разные вещи»
– Почему у вас нет учеников?
– Да как вам объяснить... Приходят ко мне так называемые ученики, в глазах лихорадочный блеск: хотят постичь тайны иконописи, да как можно быстрее. Для чего? Да чтобы тут же начать зарабатывать большие деньги. Такие покрутятся два-три месяца возле меня, уедут куда-то, потом глядишь –- у них уже самостоятельные заказы, а зарабатывают так, что мне и не снилось. Ко мне же дорогу забыли. Посмотрел я на это и однажды решил: всё, хватит! Не надо мне больше никаких учеников. Толку от таких все равно не будет.
– Есть противоречие между «большими деньгами» и творчеством иконописца? Сами-то как относитесь к деньгам?
– Никак. У меня всегда были деньги, потому что потребности небольшие. Многие мне попросту ничего не платили. Никаких гонораров я, как правило, не получаю. Сколько дают, столько беру. В монастыре и вовсе бесплатно писал, потому что жил там на всем готовом.
– И вам неважно, кто обращается: олигарх-нефтяник или полунищий приход с просьбой написать иконостас в храме?
– Ну, если я знаю, что люди бедные, то могу и просто так написать. Но вот приходят некоторые, просят сделать нечто достойное, а предлагают за работу копейки... Я соглашаюсь, а потом смотрю: ба, да у этого священника автомобиль-иномарка в несколько десятков тысяч долларов ценой!.. Вот и задумываешься над природой людской –- на что деньги жалеют, а на что нет. Машина лет через пять превратится в кучу негодного железа, а на иконостас –- это же на века! –- денег, получается, нет... Странно мне это.
– И как поступаете в таких случаях?
– Работаю. А как отказаться: найдут какого-нибудь мазилу, он храм испортит. Сплошь и рядом сегодня можно увидеть такое «творчество»: иконописью назвать нельзя, а выбрасывать на помойку ведь грешно... Материальная сторона в нашем деле не главное. А если ты к тому же иконописец... Времена всегда непростые. Нужно держать себя в рамках, законов Божьих не нарушать. Все, что надо, придет. Непременно.
Архимандрит Зинон (в миру – Теодор Владимир Михайлович) – монах, выдающийся современный иконописец. О себе архимандрит Зинон рассказывает скупо: «Родился в пятьдесят третьем году в Первомайске. Есть такой южнорусский городок, раньше назывался. Когда-то там греческие поселения были, это в . После восьмого класса пошел в Одесское художественное училище. На втором курсе стал писать иконы. Поначалу, конечно, копировал только… Потом армия. Был художником – кем же еще… После службы, в сентябре семьдесят шестого года, приехал в Псково-Печерский монастырь. Тогда же принял постриг с именем Зинона. Был такой мученик в четвертом веке. В том же году был рукоположен сначала в иеродиакона, потом в иеромонаха» . Псково-Печерский Успенский монастырь был выбран о. Зиноном потому, что здесь имелись свои иконописные традиции. Начинающий иконописец был замечен, и уже через два года ценитель икон патриарх Пимен вызвал о. Зинона в Троице-Сергиеву Лавру для росписи храмов. Потом именно о. Зинон руководил иконописными работами в Даниловом монастыре, ставшем патриаршей резиденцией.
Чтобы понять место архимандрита Зинона в иконописи, нужно обратиться к ее истории. Расцвет, классический период древнерусской иконописи пришелся на XIV – первую половину XVI вв. Классическая икона пишется яичной темперой, она не подражает действительности с ее объемными предметами и телами, не передает их пространственное положение с помощью воздушно-линейной перспективы, ее цвет и свет условен и символичен. Начиная со второй половины XVI в., под влиянием искусства Возрождения, в иконопись начинает проникать объемность, моделирование светотенью, усиливается интерес художников к реальной действительности (эти процессы были характерны не только для древнерусской иконописи, они нашли отражение во всех национальных иконописных школах). Иконописание становится массовым, что, конечно, не могло не сказаться на художественном уровне иконы. Утрачивается и богословская чистота иконы. В XVIII в. иконописание вообще уходит на периферию искусства, в живописи, в том числе в иконописи, утверждается привычная для нас академическая манера живописи маслом. Самое тяжелое время для церковного искусства настало после 1917 г.
Поворотным моментом в истории Русской Православной Церкви и ее иконописания стало празднование 1000-летия Крещения Руси в 1988 г. С этого времени возрождается интерес к религии, Церковь начинает занимать подобающее ей место в общественной и духовной жизни. Под влиянием этих процессов наблюдается обновление иконописи, кардинальным направлением которого становится возрождение традиций канонического византийского и древнерусского иконописания. У истоков обновления православной иконы стоят иконописцы, получившие сначала светское художественное образование, а затем разными путями пришедшие в церковное искусство. К числу таких иконописцев относится и отец Зинон, для которого пребывание в Псково-Печерском Успенском монастыре, уважаемой в православном мире обители, стало решающим в формировании новой концепции современного иконописания.
Замершее за годы воинствующего атеизма иконописание в Советском Союзе трудами о. Зинона и его последователей получило мощный толчок для развития на новом этапе: иконописанию была возвращена старинная техника яичной темперы, наиболее органичная для иконописи, был взят ориентир на язык канонической средневековой иконы. Все это происходило в тесном союзе с обновляющимся богословием, без чего невозможно истинное иконописание.
Школу о. Зинона прошли многие иконописцы. Например, Александр Чашкин, художник-оформитель, которого знакомые пригласили посмотреть, как работает о. Зинон в Даниловом монастыре. Чашкин вызывался помогать иконописцу. Около полугода растирал краски, левкасил, готовил доски для икон, наблюдал за работой о. Зинона. В результате начинающий иконописец получил благословение на иконописание. На сегодняшний день он, признанный художник и иконописец, которого ждут во многих храмах России и зарубежья, не перестает искренне восхищаться творчеством о. Зинона: «Вот где настоящая мощь и сила духа!»
Имя отца Зинона стало символом современного иконописания, безусловной приметой всего православного искусства, начало которому 80-е гг. ХХ в.. Множество икон отца Зинона и есть уже само возрождение и одновременно – главное монашеское послушание иконописца, его молитва и путь личного восхождения по духовной лестнице православного христианина. Авторы капитального коллективного труда «История иконописи» назвали творчество о. Зинона «одной из самых ярких страниц иконописной традиции последней четверти ХХ в.» . И. К. Языкова в монографии «Богословие иконы» пишет, что «основная линия возрождения иконописи в России связана с именем архимандрита Зинона», в его лице «соединились две линии, долгое время развивавшиеся параллельно – искусство иконописания и богословское осмысление иконы» .
Иконы работы о. Зинона украшают храмы Троице-Сергиевой Лавры, Данилова и Псково-Печерского, Спасо-Преображенского монастырей, он работал в монастыре преп. Антония во Франции, в Ново-Валаамском монастыре в Финляндии, выполнил роспись в романском стиле в Крестовоздвиженском монастыре в Шевтоне (Бельгия), преподавал в иконописной школе в Сериате (Италия) и т. д. Наряду с применением традиционной техники яичной темперы, иконописец экспериментировал, обращаясь еще более древней иконописной технике. Им написаны несколько икон в технике энкаустики, т.е. восковыми красками. Именно так писались самые древние христианские иконы, обращался он также и к мозаике, создав несколько мозаичных икон.
Приведем оценку творчества о. Зинона, данную авторами «Истории иконописи»: «Работы о. Зинона отличает внимательное отношение к форме, виртуозный рисунок, строгое соблюдение пропорций, четкое ритмическое построение композиций. Он любит звучные краски, не боясь открытого и яркого цвета, однако его работам не всегда достает разнообразия. В творчестве архимандрита Зинона сильно интеллектуальное, богословское начало. Его образы полны глубокого созерцания и одновременно внутренней энергии, лики святых поражают сочетанием глубокой умиротворенности и напряженной работы души, благородной красоты и мудрости» .
Глубокое созерцание и внутренняя энергия, сочетание умиротворенности и напряженной работы души, отмеченные авторами «Истории иконописи», и сближают творчество архимандрита Зинона с традицией канонической православной иконописи.
Иконы для храмов и монастырей, для монашеских келий и для мирян о. Зинон, как и полагается для монаха, пишет не за деньги, а на молитвенную память в дар и во славу Божию. Радость, которую испытывают верующие, обращаясь к Богу через его иконы, и есть та плата, единственно необходимая в его жизни. Смысл же и ее высокие цели определены самой Православной верой.
Свои размышления о религии, об иконе и иконописании архимандрит Зинон изложил в «Беседах иконописца», выдержавших уже два издания. В этой небольшой книжечке, пишет автор предисловия Валентин Курбатов, «все особенно наглядно, потому что собеседником читателя будет одновременно иконописец и мыслитель, «батюшка» для монастырских прихожан и опытный богослов для многочисленных духовных и светских собеседников, проходящих через его келью» .
К сожалению, у о. Зинона появились противоречия с православной церковью, он принимал участие в совместных богослужениях с католиками. Когда монографию автора этих строк «Основы иконоведения: Богословие в красках» готовили к изданию в Новосибирске, рецензент от новосибирской епархии настаивал на том, чтобы имя о. Зинона как еретика было изъято из этой книги, но редактору, поддержавшему позицию автора, удалось отстоять нашу позицию, потому что без работ нашего земляка иконника о. Зинона уже невозможно представить процесс возрождения православной иконы.
Нельзя отрицать, что творчество иконописца косвенно оказало благотворное влияние и на современную украинскую икону хотя бы уже тем, что некоторые украинские иконники непосредственно общались с ним.
Фрески в монастыре Симона Петра на Афоне
Источники и литература:
1. Современная православная икона. – М.: Современник, 1994. – 303 с.
2. История иконописи. VI – XX века / Л. Евсеева, Н. Комашко, М. Красилин и др. – М.: АРТ – БМБ, 2002. – 287 с.
3. Языкова И.К. Богословие иконы (учебное пособие) / И.К. Языкова – М.: Изд. Общедоступного Православного Университета, 1995. – 212 с.
4. Зинон, архимандрит. Беседы иконописца. – Новгород, Русская провинция. – 63 с.
5. Шкаруба Л.М. Основы иконоведения: Богословие в красках /Л.М. Шкаруба – Новосибирск: Свиньин и сыновья, 2008. – 704 с.
См. также:
Шкаруба Л. М. Архимандрит Зинон: возрождение классической иконописи /Л.М. Шкаруба // Вони прославили наш край своїми діяннями, працею та розумом: збірник матеріалів науково-практичної конференції – Миколаїв, 2009. – С. 96 – 101.
Шкаруба Л. М. Иконотриптих: в 3-х книгах /Л.М. Шкаруба – кн. 3. Хрестоматия по иконоведению. – Николаев: Илион, 2009. – С. 692 – 697.
Л.М. Шкаруба
Словарь
Иеродиакон – монах, помогающий в монастырском храме при богослужении, диакон-монах.
Иеромонах – священник-монах.
Икона – признанное Церковью изображение Иисуса Христа, Богоматери, архангелов, ангелов, сил небесных, святых, событий Священной истории, предназначенное для молитвенного обращения к первообразу.
Иконопись – жанр изобразительного искусства, вид церковного искусства, связанный с созданием иконы в технике живописи и графики. Икона создается не только средствами живописи и графики, она может быть создана и в технике скульптуры (рельефная, резная икона), декоративно-прикладного искусства (эмаль) и т. д.
Левкасить – наносить левкас, т. е. белый грунт (меловой или гипсовый) для иконной живописи.