Как у Платона говорит Сократ, так у Ницше говорит За- ратустра. Он не учит учению, а показывает, как нечто непонятное может стать понятым. На этом сходство кончается. Умение ставить и обсуждать вопросы Сократ, как ремесленник, выносил на рынок, чтобы обучить афинских граждан своему искусству. Заратустра же - пророк, точнее маска, под которой пророчествовал Ницше. Как могло случиться, что Заратустра оказался сплавом Сократа и Хри- ста - двух ненавидимых Ницше персонажей? С одной стороны, как Сократ, он перевел мораль на уровень метафизики. С другой стороны, как Христос, он рассказывает предание, обнаруживающее границы метафизики. Миф в философию привлекал и Платон. Рассказ в форме мифа - это евангелие, сообщающее о судьбе учителя и тем самым о судьбе учения.
«Так говорил Заратустра» состоит из четырех частей. В первой части Заратустра предлагает учение о сверхчеловеке, но, не будучи услышанным, покидает город. Во второй части речь идет о тайне жизни самого учителя, судьбой которого является самопреодоление, т. е. воля к власти. В третьей части говорят животные Заратустры. Орел - символ стойкости, змея - символ мудрости. Они представляют самое сложное - идею вечного возвращения. Четвертая часть, изданная (1885) для самых близких друзей, исполнена горестным чувством отсутствия публики и вообще ставит под вопрос учение как таковое.
Три учения трех частей «Заратустры» раскрывают три перспективы морали. Учение о сверхчеловеке ставит под вопрос различие добра и зла; учение о воле к власти является самопреодолением перспективизма; вместо различия добра и зла вводится различие слабого и сильного с точки зрения жизни; учение о вечном возвращении равного устанавливает перспективизм справедливости в Ницшевом смысле. Понятие сверхчеловека означает, что человек находится в состоянии самопреодоления. Речь о смерти старых богов порождает требование создать нового бога. Во второй части это требование отвергается, ибо бог - это отрицание творчества человека. Творчество Ницше связывает с жизнью. Именно она, а не вечность, становится масштабом оценки творчества. Вместо создания сверхчеловека Ницше говорит о самопреодолении, которое поясняется через волю к власти.
Мысли, образы и переживания, зафиксированные в этой самой дорогой для Ницше книге, формировались во время непростых отношений с Лу Саломе - весьма «продвинутой» дамой, соединявшей в себе каприз и ум. Некоторые исследователи предполагают, что именно Лу Саломе была прообразом Заратустры. Как бы то ни было, после разрыва с нею, на вершине отчаяния, всего за 10 дней Ницше создает первую часть «Так говорил Заратустра». Возможно, если бы Лу Саломе не вынуждена была из-за той жалкой роли, которая в то время доставалась женщине, испытывающей интерес к мужчине, выдавать себя за ученицу философа, а могла оставаться просто глупой и капризной девицей на выданье, то книга Ницше получилась бы еще интереснее. За масками он сумел углядеть природу женщины как выражение стихийных сил бытия111. «Так говорил Заратустра» - это не книга пророчеств и прозрений одинокого мистика, прячущегося в горах от людской тупости, а «роман бытия», книга о жизни. В «Предисловии» Ницше писал: «Я заклинаю вас, мои братья, оставайтесь верными земле и не верьте тем, кто говорит вам о надземных надеждах!»112 Это странное обращение. Оно заставляет внимательнее вдуматься в замысел книги и преодолеть традиционное мнение о Заратустре-мизантропе, одиноком волке, обитателе гор, сверхчеловеке.
Встретившись с отшельником, который любил Бога, а не людей. Заратустра сказал: «Я люблю людей» - и подумал: «Святой еще не знает, что Бог умер». Вместе с тем он говорил: «Я учу вас о сверхчеловеке. Человек есть нечто, что должно превзойти»113. Это странные проповеди. Тот, кто вынужден проповедовать, встает на рынке признания в особую позицию, которая глубоко чужда Ницше. Он не пытается очаровывать людей, он хочет развеять дурман. Его Заратустра говорит, обращаясь к народу: «Все существа до сих пор создавали что-нибудь выше себя; а вы хотите быть отливом этой великой волны и скорее вернуться к состоянию зверя, чем превзойти человека»114. Критико-идео- логическая позиция левых гегельянцев не кажется философу эффективной. Он не просвещает, а эпатирует людей. Заратустра говорит: «Что такое обезьяна в отношении человека? Посмешище или мучительный позор. И тем же самым должен быть человек для сверхчеловека: посмешищем или мучительным позором»115. Даже самый совершенный человек - это переходная форма между растением и призраком. Людская противоположность распределяется между идеалистами-призраками и существами, ведущими растительную жизнь. Ницше учит о сверхчеловеке, который является «смыслом земли», а не собеседником Бога. Именно на земле он должен найти того, кто ближе ему, чем он сам. Возможно, это нечто похожее на Пятницу Робинзона или вообще нечто не из породы людей. Тоска по другу, единомышленнику превратила все творчество Ницше в постоянный поиск сильных и близких взаимосвязей между людьми.
Ницше говорит о телесном разуме и тем самым отвергает мнение о том, что местом возвышенного является голова. Не разум, а любовь преодолевает отчуждение тела: «мы любим жизнь не потому, что находимся в жизни, а потому, что мы жительствуем в любви». Не жизнь оправдывает любовь, а, наоборот, творческая любовь продлевает и сохраняет жизнь. Тот, кто выбирает любовь, отдает остаток жизни. Только воля к любви открывает значимость жизни, и только она, преодолевая ее темные стороны, способна снова и снова околдовывать мир.
Заратустра проповедовал другим, но больше всего пытался убедить себя. Учитель усваивает собственное учение в процессе его создания. Например, разговоры с карликом обнаруживают абстрактность учения о вечном возвращении. Ницше искал аутентичный язык для его изложения и с этим связана попытка создания четвертой книги, хотя по окончании третьей книги ему казалось, что больше сказать нечего. Но и после четвертой книги у Ницше не было уверенности, что его труд окончен. Правда, речь шла лишь о фигурах, но не о самой сути учения, которое он вложил в уста Заратустры. Три составные части учения - вечное возвращение, сверхчеловек и воля к власти - казались ему недостаточно оформленными и сформулированными. В 1881 г. Ницше был уверен, что учение о вечном возвращении того же самого является ярчайшим выражением творческой силы жизни. Он планировал книгу о Заратустре как введение в искусство существования, для которого главными являются ценности жизни и любви. Заратустра должен был, как солнце, нести людям свет и дружбу. Он хотел вручить людям свой дар.
Ницше находит для своего учения весьма пластичное выражение в виде притчи о трех превращениях. Верблюд говорит: «Ты должен» - и превращается в льва, который борется с миром должного во имя «я хочу». Однако его борьба есть не что иное, как возвращение «ты должен». Соединить долг и волю удается лишь ребенку, который обладает способностью забывать и начинать новую игру. Зара- тустру интересует не столько предметный мир, сколько ин- тенциональный акт. Не познаваемый предмет, а воля к знанию - вот что дает наслаждение знанием. Знание в «Утренней заре» характеризуется как прекрасная и ужасная действительность116. Оно само прекрасно. Радость познания преумножает красоту мира. Но нельзя забывать и о том, что она приходит от наслаждения знанием, а не от качества познаваемого. Таким образом, и здесь познание соединяется с любовью. Где же она сама находит пищу? Только в себе, а не в мире. Воля к любви есть не что иное, как форма воли к власти. Высочайшая власть состоит в способности придать миру очарование, сделать его предметом любви. Воля к власти - третий главный тезис Заратустры. Впервые он формулируется в призыве к самопреодолению, который подготавливается в трех песнях: «Ночной песне», «Танцевальной песне», «Надгробной песне». В первой воспевается жизнь и любовь: я живу собственным светом, который вливаю в себя и который меня сжигает117. Во второй прославляется танец, которому сопротивляется дух тяжести. Преодолевая его, Заратустра, вместо того чтобы танцевать, говорит о танцующей жизни118. Жизнь воспринимается как проекция тайны из глубины бытия. Глубину открывает тот, кто сам не вовлечен в жизнь и танец, ибо процесс не оставляет времени на осмысление. Жизнь хочет жить, а не думать. Так Заратустра остается вне круга танцующих наедине со своей мудростью. Танцующие зовут к жизни, напоминают о ней, но они - это не сама жизнь. Вместе с тем слияние мудрости и жизни требует встречи с девушкой, которая хочет танцевать, а не заниматься обоснованием. Заратустра остается со своей мудростью в безосновном и потому спрашивает: «Ты все еще жив, Заратустра?» Мудрость, обосновывающая жизнь, требует дистан- ции от нее. Остается ли еще мудрость Заратустры дионисийской? Во всяком случае, во встрече с танцующей девушкой Заратустра не Дионис, ибо попал в ее сети. За танцевальной песней следует похоронная. Заратустра приходит к могиле, где покоятся его собственные неосуществленные мечты.
Сюжет вдохновенного труда Ницше напоминает что-то неуловимо знакомое: отчасти историю Христа, описанную в «Новом Завете», отчасти нисхождение в ад Данте, может быть, немного «Фауста» Гете. Несомненно, эта книга относится к разряду «богодухновенных», ниспосланных свыше. Она направлена против христианства, но сохраняет евангелическую риторику, использованную для славословия новой расы людей, идущей от сверхчеловека. Конец книги печален: «высшие люди» - последние гости Заратустры - оказались не на высоте. Они поклоняются идолам и разделяют все «добродетели», которые прежде старательно разоблачались.
Хотя книга о Заратустре «инспирирована» свыше, она по-человечески экзистенциальна и подкупает своей искренностью. По своей чистой наивности и правдивости она сильно напоминает «Новый Завет»; и поэтому можно понять тех, кто трактует Ницше как проповедника новой религии взамен изолганного христианства. «Так говорил Заратустра» - необычная по своей стилистике книга.
Ее магические чары исходят не только от образов, но и от созвучий. Она воздействует на читателя не только идеями, но и внутренней магией звучания. Говор Заратустры, если читать по-немецки, напоминает песню. Русский перевод лишен значительной части смысла, передаваемого тональностью слов. Недаром Ницше говорил, что предтечей Зарату- стры является «дифирамбический художник». Стало быть, сила книги не в логике и доказательности, а в самом слове, которое воздействует на читателя без ссылки на «последние истины». То, на что указывает Ницше,- грядущий сверхчеловек - это не факт, а миф. Им Ницше хотел околдовать людей и заронить мечту о преодолении и преображении живущих на земле бедолаг в сильных и свободных личностей.
Откуда Заратустра набрался «горьких истин», если он жил в уединении? Началом книги могла бы быть глава о «Простодушном» - некая повесть о «добром дикаре», выросшем на лоне природы, среди честных людей и сильных животных. Повесть о том, как он попал в «цивилизованный» мир, основанный на взаимном обмане. Это была бы исповедь самого Ницше, нечто вроде того, что он набросал потом в «Ессе Номо». Но в этом случае Заратустра не воспринимался бы как рупор высших сил бытия, и книга о нем не читалась бы как пророческая. Поэтому Ницше написал не пасторальную историю в духе Руссо, а новое евангелие.
Раздел «О друге» показывает, что Ницше не заблуждался по поводу дружбы. Было бы глупо допускать, что на этой зараженной болезнями земле может сохраниться нечто столь чистое, как дружба. Мечта о ней, мечта о друге или подруге - великая иллюзия. «Наша вера в других выдает, где мы охотно хотели бы верить в самих себя. Наша тоска по другу является нашим предателем»119. Как и в случае других добродетелей, Ницше пытается исправить ставшее слишком слащавым романтическое представление о друге. Для наших предков друг - это тот, кто всегда прикроет тебя со спины во время опасности, мы же готовы к тому, что он станет предателем. Наша духовная дружба не предполагает привычки к телу другого. Выросшие в изолированных помещениях мы стыдимся наготы и общаемся с другом чуть ли не в перчатках. Люди не могут избавиться от лживых одежд и опутывающих, как цепи раба, дурных привычек. В этом должен помогать друг. Так он становится врагом твоих дурных пристрастий. Ты должен уважать в своем друге еще и врага. Раб и тиран не могут быть друзьями. Женщина, в которой слишком долго жили оба, тоже не может быть другом. Но и мужчины не способны к этому, ибо им мешает скупость души.
«Не о ближнем учу я вас, но о друге». Что значат эти слова Заратустры в контексте предшествующего разоблачения мифа о дружбе? Любовь к ближнему - это дурная любовь к самому себе. Заратустра говорит: «Я хотел бы, чтобы все ближние и соседи их стали для вас невыносимы; тогда вы должны были бы из самих себя создать своего друга с переполненным сердцем его»120. Любовь к ближнему - это худший миф, это способ потери себя. Но если фантом друга как ближнего разоблачен, то открывается роль друга как дальнего, т. е. дистанцированного, созидающего другого, способного дарить. Человек сам должен стать своим другом. Для этого он должен быть созидателем. Что значит свобода? Свобода для чего? Заратустра спрашивает: «Можешь ли ты дать себе свое добро и свое зло и навесить на себя свою волю как закон? Можешь ли ты быть сам своим судьею и мстителем своего закона?»121 Это звучит как кан- товское самоограничение автономного Я. Вопреки распространенному мнению о том, что Ницше негативно оценивал учение Канта, можно заметить, что им восприняты и разработаны многие моменты кантовского учения. Особенно это относится к учению об автономии как самоограничению воли. В главе «О пути созидающего» Ницше описывает тяжесть пути к себе. Что значит идти к себе? Ведь дорога всегда впереди путника, и она проложена не им. Возвращение к себе, по сути, предполагает отказ от всего, что так дорого, что считается своим. Любовь к себе может быть после презрения к себе.
Во второй части описывается переход от одиночества и тоски по другу к наставничеству. Заратустра одинок, но не стал еще мизантропом. Он находит учеников и разоблачает перед ними священников, моралистов, ученых, мудрецов. Таким образом, аудитория и предмет критики меняются. Речи Заратустры обращены к избранным ученикам и направлены против фальшивых кумиров. Однако и эта попытка не удается. Ученик - это не друг, который знает тебя лучше, чем ты сам. Лучший ученик - это не тот, кто носит портфель профессора, а тот, кто идет своими путями. Учитель всегда одинок. На земле еще нет сверхчеловека, друга, достойного Заратустры. Книга завершается тремя песнями и гимном о жизни как воле к власти.
Рассказ о трех превращениях: дух становится верблюдом, верблюд - львом и, наконец, лев становится ребенком - это история становления человека, новая историческая антропология. Выносливый дух героя приучен таскать на своих плечах тяжелый метафизический груз. Вспомним лица атлантов. Очевидно, что искажающая их мука не физическая, а духовная. Какой же страшный груз несет наша душа - унижение, искушение, голод, болезнь, одиночество, презрение, отчаяние? Когда тяжесть становится невыносимой, дух-верблюд сбрасывает ее и становится свободным духом-львом. Вместо «ты должен» он говорит «я хочу». Так он обретает право для новых ценностей. Но почему он должен стать ребенком? Дитя «есть невинность и забвение, новое начинание, игра, самокатящееся колесо, начальное движение, святое слово утверждения»122. Ницше гениально угадал исток человеческого в детстве. Незавершенность, недоношенность младенца делают его пластичным. Долгий период взросления дает также возможность его культурного моделирования. По идее, формирование сверхчеловека следует начинать с младенческого возраста. Но Ницше, хоть и был критиком Просвещения, остался в плену многих его посылок. Он понимал, что начинать работать с детьми необходимо как можно раньше, но не осознавал, что тем самым дети лишаются детства. Конечно, его школа - это не «работный дом», но и не материнский инкубатор. Мы и до сих пор не понимаем, что до того как нагружать детей знаниями, необходимо сформировать их тело и душу. Данное антропологическое открытие привело Заратустру к поискам юных учеников, души которых, как он думал, окажутся более восприимчивыми к его словам. Успех наставника зависит не от пояснения значения слов, его речи напоминают песни-речитативы. Они полезны, если выполняют иммунную функцию и зовут к подвигу, заставляя людей стать выше и лучше, чем они есть.
Заратустра принял решение обратить на путь сверхчеловека не народ, а учеников. Он повторяет старую традицию, которой следовал и Христос, также передававший Послание через учеников. Взрослые обладают слишком сильной иммунной защитой против всего нового, угрожающего найденной идентичности. Но и дети, подверженные влияниям, более восприимчивые к тому, что говорят старшие, переживая «детские болезни», причиной которых являются чужие влияния, тоже постепенно вырабатывают проти- воядие, у них формируется защитная скорлупа собственного мнения. Поэтому в конце первой части Заратустра прощается со своими учениками. Он говорит им: теперь вы должны искать свой путь и обрести себя. Сделана только половина дела - теперь ученики должны обрести самостоятельность. Ученичество - это болезненная прививка нового. Когда оно окажется усвоенным, ученики становятся друзьями, соратниками учителя. Это Ницше называет «великим полднем». «Великий полдень - когда человек стоит посреди своего пути между животным и сверхчеловеком и празднует свой путь к закату как свою высшую надежду: ибо это есть путь к новому утру.. „Умерли все боги; теперь мы хотим, чтобы жил сверхчеловек" - такова должна быть в великий полдень наша последняя воля»123.
Рассмотрим заповеди, которые дает Заратустра - этот новый посланник, проповедующий идею сверхчеловека. Прежде всего, перечисляются грехи «последних людей». Они презирают жизнь, они отравили самих себя. Раньше они хулили Бога, а теперь умирают сами. Они воспитаны христианством, и отрицание Бога не изменило их сущности. По привычке они с презрением смотрят на землю, превозносят душу над телом. Их тела стали тощими и бессильными, а души алчными и ненасытными. Лучший час для них - это презрение к самим себе. Заратустра говорит: ваши грехи банальны и вам не хватает безумия. Он раскрывает людям свои симпатии: я люблю тех, кто живет, зная, что погибает, тех, кто умеет ненавидеть; я не люблю тех, кто жертвует земной жизнью ради небесной, а люблю тех, кто познает, трудится, изобретает; люблю не тех, кто бережет и экономит, а тех, кто не рассчитывает на благодарности и ответные подарки.
Пускай меня за это все преподы по философии сочтут маргиналом, но читать скучно. Если у Вас нет острой необходимости в чтении или одержимости философией и Вы хотите почитать что-нибудь умное, почитайте что-нибудь другое, от этого вы врядли получите удовольствие)))
И все же: Кто ничего не говорит – редко ошибается. Лично для меня в "Заратустре" главным стало вот что: всякая чужая душа – потусторонний мир. Говорят, что всё превосходство Заратустры – лишь превосходство над ничтожеством, зато в христианстве человек унижен в роли царя природы. Строго говоря это не совсем так:Плутовство философии разделяет здесь Заратустру (тучу и предтечу сверхчеловека)Сверхчеловека ("молнию" т.е разумного и бессовестного суперзверя из бездны) и т.н. высших людей (знать, элиту). Девиз этой книги мог бы звучать очень красиво – "так философствуют молнией".Не надо только забывать, что назначение этой молнии – уничтожить человека."Слепыми хотел бы я сделать людей". "Моя мудрость, выжги им глаза" волит автор грядущего "Антихриста", сиречь ангела зла и суперзверя.И злая мудрость человеческая скоро-таки "выжгла глаза" ипритом. Одному маленькому немецкому фельдфебелю и очередному кандидату в антихристы. Только не надо мне говорить, мол Ницше бы ужаснулся, а Гитлер все равно так ничего и не понял. Не будем оскорблять величие провозвестника и зачинателя переоценки всех ценностей.
А в Заратустру не надо верить. Не надо дословно и скурпулезно цитировать. Каждую фразу разбирать по буквам. Нацисты уже разобрали, уберменши доморощенные... И в Ницше не надо верить. Ради бога, обзовите Ницше психопатом, дураком, графоманом! Только не надо притворяться сильно грамотным и лезть со своей кухонной критикой, прочитав первую главу. Знал бы Ницше, как он угадал последнего человека. Мы сегодня не умеем ничего делать сами. У руля стоят не самые сильные, а самые наглые. Мы вымираем, как мамонты. Мы боимся сказать новое слово, мы боимся быть лучше других, боимся любить, боимся верить, жить боимся. Это то, что нам дала цивилизация.Чем професиональнее мнение о Заратустре, тем оно неправильнее. Мы привыкли навешивать на всё ярлыки и судить о вещах "как положено". А ведь мы, оказывается, болваны. Забудьте все, чему вас учили! Отмените эти навязанные кем-то истины! Только то ценно, что достигнуто СВОЕЙ волей, СВОЕЙ силой, СВОИМ умом. Это – то, чему Ницше научил лично меня.
Эта книга действительно очень глубока и, действительно, чтобы ее понять "надо иметь длинные ноги". Ни грамма пафоса я в ней не увидела. Афористический стиль изложения заставляет задумываться почти над каждым предложением. У прочитавшего эту книгу на самом деле может поменяться мироощущение, Ницше обнажает людские пороки и дает возможность смотреть в глубь. Но, если его понять слишком буквально, то можно "сойти с ума", как Arthur1984, то бишь оказаться рабом своей гордыни. Читать надо вдумчиво, непредвзято и, как пишет сам Ницше в этом произведении, "не позволяйте навязывать себе ложных ценностей!"
"Так говорил Заратустра.
Книга для всех и ни для кого"
Friedrich Nietzsche
«Also Sprach Zarathustra»
* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *
ПРЕДИСЛОВИЕ ЗАРАТУСТРЫ
Когда Заратустре исполнилось тридцать лет, покинул он свою родину и озеро своей роди-ны и пошел в горы. Здесь наслаждался он своим духом и своим одиночеством и в течение десяти лет не утомлялся этим. Но наконец изменилось сердце его - и в одно утро поднялся он с зарею, стал перед солнцем и так говорил к нему:
«Великое светило! К чему свелось бы твое счастье, если б не было у тебя тех, кому ты све-тишь!
В течение десяти лет подымалось ты к моей пещере: ты пресытилось бы своим светом и этой дорогою, если б не было меня, моего орла и моей змеи.
Но мы каждое утро поджидали тебя, принимали от тебя преизбыток твой и благословляли тебя.
Взгляни! Я пресытился своей мудростью, как пчела, собравшая слишком много меду; мне нужны руки, простертые ко мне.
Я хотел бы одарять и наделять до тех пор, пока мудрые среди людей не стали бы опять ра-доваться безумству своему, а бедные - богатству своему.
Для этого я должен спуститься вниз: как делаешь ты каждый вечер, окунаясь в море и неся свет свой на другую сторону мира, ты, богатейшее светило!
Я должен, подобно тебе, закатиться, как называют это люди, к которым хочу я спустить-ся.
Так благослови же меня, ты, спокойное око, без зависти взирающее даже на чрезмерно большое счастье!
Благослови чашу, готовую пролиться, чтобы золотистая влага текла из нее и несла всюду отблеск твоей отрады!
Взгляни, эта чаша хочет опять стать пустою, и Заратустра хочет опять стать человеком».
- Так начался закат Заратустры.
Заратустра спустился один с горы, и никто не повстречался ему. Но когда вошел он в лес, перед ним неожиданно предстал старец, покинувший свою священную хижину, чтобы поискать кореньев в лесу. И так говорил старец Заратустре:
«Мне не чужд этот странник: несколько лет тому назад проходил он здесь. Заратустрой на-зывался он; но он изменился.
Тогда нес ты свой прах на гору; неужели теперь хочешь ты нести свой огонь в долины? Неужели не боишься ты кары поджигателю?
Да, я узнаю Заратустру. Чист взор его, и на устах его нет отвращения. Не потому ли и идет он, точно танцует?
Заратустра преобразился, ребенком стал Заратустра, Заратустра проснулся: чего же хочешь ты среди спящих?
Как на море, жил ты в одиночестве, и море носило тебя. Увы! ты хочешь выйти на сушу? Ты хочешь снова сам таскать свое тело?»
Заратустра отвечал: «Я люблю людей».
«Разве не потому, - сказал святой, - ушел и я в лес и пустыню? Разве не потому, что и я слишком любил людей?
Теперь люблю я Бога: людей не люблю я. Человек для меня слишком несовершенен. Лю-бовь к человеку убила бы меня».
Заратустра отвечал: «Что говорил я о любви! Я несу людям дар».
«Не давай им ничего, - сказал святой. - Лучше сними с них что-нибудь и неси вместе с ни-ми - это будет для них всего лучше, если только это лучше и для тебя!
И если ты хочешь им дать, дай им не больше милостыни и еще заставь их просить ее у те-бя!»
«Нет, - отвечал Заратустра, - я не даю милостыни. Для этого я недостаточно беден».
Святой стал смеяться над Заратустрой и так говорил: «Тогда постарайся, чтобы они приня-ли твои сокровища! Они недоверчивы к отшельникам и не верят, что мы приходим, чтобы да-рить.
Наши шаги по улицам звучат для них слишком одиноко. И если они ночью, в своих крова-тях, услышат человека, идущего задолго до восхода солнца, они спрашивают себя: куда крадется этот вор?
Не ходи же к людям и оставайся в лесу! Иди лучше к зверям! Почему не хочешь ты быть, как я, - медведем среди медведей, птицею среди птиц?»
«А что делает святой в лесу?» - спросил Заратустра.
23:52 - Фридрих Ницше - Так говорил Заратустра
Предлагаю вашему вниманию рецензию на книгу Фридриха Ницше "Так говорил Заратустра". Возможно, это даже скорее можно назвать впечатлениями и размышлениями по поводу этой книги, но вам виднее.
Мир Заратустры
"Когда Заратустре исполнилось тридцать лет, покинул
он свою родину и озеро своей родины и пошел в горы
".
Главный персонаж книги - древний мудрец Заратустра. Действие происходит где-то в древности, можно, например, представить, что в Древней Греции (сам Ницше жил в девятнадцатом веке). Мир, окружающий Заратустру, прост и привлекателен - горы, моря, леса и небольшие города. Живая природа, населённая различными зверями, создаёт особый фон для истории, которая разворачивается вокруг мудреца и его учения. Сам Заратустра выражается в простых и понятных образах, взятых из непосредственного окружения. Современная проблематика звучит в таком древнем контексте очень необычно и даже угрожающе. Мне часто хотелось представить, как бы учение Заратустры было бы воспринято в настоящем древнем мире. Однако при всей внешней архаичности мир Заратустры неявным образом содержит некоторую усталость, тупиковость и другие черты, характерные для девятнадцатого века.
Место в обществе
"Уста мои — уста народа; слишком грубо и сердечно
говорю я для шелковистых кроликов
".
Одной из затронутых в книге тем является противопоставление философа и общества. Заратустра живёт один на горе, в пещере, среди диких зверей, которые о нём заботятся и с которыми он много разговаривает. Книга начинается с того, что Заратустра объявляет начало своего "заката", и спускается со своей горы к людям, однако после этого одиночество мудреца только усиливается - народ в своей массе не слышит и не понимает Заратустру. Несколько раз он отчаивался в своей миссии и возвращался на гору, хотя в процессе он приобретал учеников и друзей. Набравшись сил и тишины, он вновь спускался к людям, чтобы продолжать нести своё учение.
Образы и метафоры
"И есть такие, что сидят в своём болоте и так говорят
из тростника: «Добродетель — это значит сидеть
смирно в болоте
".
Особое внимание хочется обратить на то, как автор пользуется языком. С одной стороны Заратустра говорит сообразно своему окружению, используя в речи все те предметы и явления, которые обычно встречаются его современникам. С другой стороны его речь настолько образна и метафорична, настолько погружает слушателя в волшебный мир образов и иносказаний, что позволяет от простых предметов окружения перейти к глубокому описанию проблем эпохи окончания Нового времени.
В целом книга написана весьма гармонично, метафорика речей Заратустры дополняется глубокой метафорой самого главного героя: его образ жизни, окружение, поступки и события раскрывают замысел ещё полнее и ярче. Можно сказать, что и слова, и дела Заратустры и всех остальных персонажей суть разные уровни одной метафоры, очень умело сведённой воедино.
Особое очарование вызывает переплетение метафоры и реальности, создающее ощущение оживающей метафоры, как, например, в таком высказывании: "И когда я увидел своего демона, я нашёл его серьёзным, основательным, глубоким, торжественным: это был дух тяжести, — из-за него падают все вещи
". Последние слова как-бы выводят дух тяжести из пространства метафоры в наш обыденный мир, в котором падают вещи.
Христианство
"Немало желавших изгнать своего дьявола сами
вошли при этом в свиней
".
Удивительно, как много в книге аллюзий на Библию и христианство. Тут и там встречаются фразы, намёки, события, с одной стороны отсылающие к Священному Писанию, а с другой стороны, получившие в устах автора совершенно иной смысл. Ницше был хорошо знаком и с Библией, и с практической стороной христианства, поскольку был рождён в семье лютеранского священника, да и сам изучал богословие. Однако, очевидно, что на христианском пути он не удержался, и даже стал называть себя "Антихристом". В самом начале книги, встретив святого отшельника, славившего Бога, Заратустра удивляется: "Возможно
ли это
?! Этот святой старец
в своем лесу еще не слыхал
о том
, что Бог умер
!
". Эту довольно глубокую метафору автор раскрывает на протяжении всей книги. Старые основания, фундамент прежнего мира уже не в силах удержать мораль и нравственность от падения. Вот чему учит Заратустра: "Когда на воде есть опоры, ...не поверят, если кто скажет тогда: «Всё течёт»... «Над потоком всё крепко, все ценности вещей, мосты, понятия, всё “добро” и “зло” — всё это крепко!» — А когда приходит суровая зима... говорят тогда: «Разве не всё — неподвижно?»... «В сущности всё неподвижно» — но наперекор этому учит влажный тёплый ветер!... А лёд — ломает мостки! О братья мои, разве теперь не всё течёт в потоке? Разве не все перила и мостки попадали в воду? Кто станет держаться ещё за «добро» и «зло»?
".
Насмотревшись на людей, называющих себя христианами, автор списывает в утиль не только основания этики, но и саму этику. Какой прок во всём этом, если реально никто не соответствует своим идеалам? Для чего пытаться стать святым, если это невозможно? "«Человек должен становиться лучше и злее» — так учу я. Самое злое нужно для блага сверхчеловека
". Не найдя ответа в христианстве, автор предложил собственные ответы на вечные вопросы, хотя, безусловно, большая часть критики того, как вели себя многие представители христианства, совершенно оправдана.
Радость и уныние
"И пусть будет потерян для нас тот день, когда
ни разу не танцевали мы! И пусть ложной назовётся
у нас всякая истина, в которой не было смеха!
"
Заратустра очень эмоционален, он очень любит жизнь, природу, зверей и даже некоторых людей. Одни из самых часто употребляемых слов в книге - это "смеяться" и "танцевать". Однако довольно часто его постигают также и ужас, отвращение, депрессия. В начале книги причины этого не вполне ясны, но в дальнейшем причина обнаруживается. Заратустра описывает такую ситуацию: человеку в глотку заползла тяжёлая змея и начала душить его, однако человек откусил ей голову и выплюнул её. Позже Зарастустра признаётся, что этот человек - он сам, и что именно душило его: "Великое пресыщение человеком — оно душило меня и заползло мне в глотку ". Можно сказать, что причина сильных эмоциональных перепадов Заратустры - осознание глубины падения человека и попытка справиться с ним. Отчаяние и разочарование в человеке преследуют Заратустру повсюду, однако он изо всех сил пытается побороть их и найти выход, жертвуя в процессе многими очень важными для многих людей вещами, такими как добро, святость, справедливость и прочими.
Человек и сверхчеловек
"Я учу вас о сверхчеловеке. Человек есть нечто, что до́лжно
превзойти. Что сделали вы, чтобы превзойти его?...
Вы совершили путь от червя к человеку, но многое в вас ещё от червя ".
Разочаровавшись в человеке, автор создаёт теорию, что на недостатки человека не нужно смотреть слишком строго, потому что он лишь промежуточное звено в эволюционной цепи. Конечный пункт эволюции - сверхчеловек. Он силён, упорен, жизнерадостен, однако и не обременён морально-этическими проблемами и прочими подобными "излишествами". Для прихода сверхчеловека необходимо уступить ему место, поэтому смерть и уход приветствуются. Однако меня удивило, что в связи с приходом сверхчеловека автор поставил на довольно высокое место институт семьи, и относительно много говорил о супружеских отношениях и даже о воспитании детей, хотя это и звучало не очень убедительно на фоне других его высказываний.
Высшие люди (итог)
"Скажите мне, звери мои: эти высшие люди все вместе — быть может, они пахнут нехорошо? О чистый запах, окружающий меня! Теперь только знаю и чувствую я, как люблю вас, звери мои». И Заратустра повторил ещё раз: «Я люблю вас, звери мои!» Орёл же и змея приблизились к нему, когда он произнёс эти слова, и подняли на него свои взоры. Так стояли они тихо втроём и вдыхали и втягивали в себя чистый воздух. Ибо воздух здесь, снаружи, был лучше, чем у высших людей "
Путь к сверхчеловеку, по-видимому, лежит через высших людей, которых Заратустре удалось воспитать под конец путешествия. И что мы видим? Разнообразный сброд собрался к Заратустре в пещеру и испортил там воздух, а одно из высших их достижений описывается в сцене поклонения ослу, который на всё говорит "И-а" (похоже на немецкое "да"). Судя по всему, переход к сверхчеловеку ожидается длительный и болезненный. После прочтения книги осталось впечатление, что Заратустра (а с ним и Ницше), не особо верит в свой план по развитию человечества.
Несмотря на этот довольно печальный итог, ощущения от книги остались очень хорошие - прежде всего от стиля изложения и от глубины проникновения в проблематику. Создалось впечатление красивого, но довольно печального мира, который запутался в своих смелых заявлениях. Прочтение книги помогло мне лучше понять те проблемы, которые сейчас актуальны для меня и для общества, можно сказать, что примерно из этой книги и пошло то особое разочарование в человеке и культуре, которое и сейчас пронизывает наше общество. Таким образом у меня получилось заглянуть в "истоки" этого разочарования. На прочтение книги у меня ушло довольно много времени, но, как говорит Заратустра: "что толку во времени, у которого «нет времени» для Заратустры? ".
Мужчина для женщины средство; целью бывает всегда ребенок. Но что же женщина для мужчины?
Двух вещей хочет настоящий мужчина: опасности и игры. Поэтому хочет он женщины как самой опасной игрушки.
Честь и стыд перед сном! Это первое! И избегайте встречи с теми, кто плохо спит и бодрствует ночью!
Стыдлив и вор в присутствии сна: потихоньку крадется он в ночи. Но нет стыда у ночного сторожа: не стыдясь, трубит он в свой рог.
Уметь спать - не пустяшное дело: чтобы хорошо спать, надо бодрствовать в течение целого дня.
Десять раз должен ты днём преодолеть самого себя: это даст хорошую усталость, это мак души.
Десять раз должен ты мириться с самим собою: ибо преодоление есть обида, и дурно спит непомирившийся.
Десять истин должен найти ты в течение дня: иначе ты будешь и ночью искать истины и твоя душа останется голодной.
Десять раз должен ты смеяться в течение дня и быть весёлым: иначе будет тебя ночью беспокоить желудок, этот отец скорби.
... →→→
Если вы хотите высоко подняться, пользуйтесь собственными ногами! Не позволяйте нести себя, не садитесь на чужие плечи и головы!
Но ты сел на коня? Ты быстро мчишься теперь вверх к своей цели? Ну что ж, мой друг! Но твоя хромая нога также сидит на лошади вместе с тобою!
Когда ты будешь у цели своей, когда ты спрыгнешь с коня своего, - именно на высоте своей, о высший человек, - ты и споткнёшься!
Это был скрытный Бог, полный таинственности. Поистине, даже к сыну своему шёл он не иначе как потаённым путём. У дверей его веры стоит прелюбодеяние.
Кто его прославляет как Бога любви, тот недостаточно высокого мнения о самой любви. Разве этот Бог не хотел быть также судьёю? Но любящий любит по ту сторону награды и возмездия.
Когда он был молод, этот Бог с востока, тогда был он жесток и мстителен и выстроил себе ад, чтобы забавлять своих любимцев.
Но наконец он состарился, стал мягким и сострадательным, более похожим на деда, чем на отца, и всего больше похожим на трясущуюся старую бабушку.
Так сидел он, поблёкший, в своём углу на печке, и сокрушался о своих слабых ногах, усталый от мира, усталый от воли, пока наконец не задохнулся от своего слишком большого... →→→
Будьте сегодня недоверчивы, о высшие люди, люди мужественные и чистосердечные! И держите в тайне основания ваши! Ибо это «сегодня» принадлежит толпе.
Чему толпа научилась верить без оснований, кто мог бы у неё это опровергнуть - основаниями?
На базаре убеждают жестами. Но основания делают толпу недоверчивой.
И если когда-нибудь истина достигала там торжества, то спрашивайте себя с недоверием: «Какое же могучее заблуждение боролось за неё?»
Остерегайтесь также ученых! Они ненавидят вас: ибо они бесплодны! У них холодные, иссохшие глаза, перед ними лежит всякая птица ощипанной.
Они кичатся тем, что они не лгут: но неспособность ко лжи далеко ещё не есть любовь к истине. Остерегайтесь!
Отсутствие лихорадки далеко ещё не есть познание. Застывшим умам не... →→→
Ты истины жених? так тешились они.
Нет, ты поэт, и только.
Ты хищный, лживый, ползающий зверь,
Который должен лгать,
Под маской хитрой жертву карауля,
Сам маска для себя
И сам себе добыча.
И это истины жених? О нет!
Хитро болтающий под маскою затейной,
Ты, рыскающий вкруг, карабкаясь, всползаешь -
По ложным из нагроможденных слов мостам,
По лживым радугам среди небес обманных.
Лишь скоморох, поэт, и только!
Так я упал когда-то с высоты,
Где в сновиденьях правды я носился -
Весь полный ощущений дня и света,
Упал я навзничь в тьму вечерней тени,
Испепелённый правдою одною
И жаждущий единой этой правды. -
Ты... →→→
У одних сперва стареет сердце, у других - ум. Иные бывают стариками в юности; но кто поздно юн, тот надолго юн.
О братья мои! В ком же лежит наибольшая опасность для всего человеческого будущего? Не в добрых ли и праведных? -
- не в тех ли, кто говорит и в сердце чувствует: "Мы знаем уже, что хорошо и что праведно, мы достигли этого; горе тем, кто здесь ещё ищет!"
И какой бы вред ни нанесли злые, - вред добрых - самый вредный вред.
Ибо добрые - не могут созидать: они всегда начало конца -
- они распинают того, кто пишет новые ценности на новых скрижалях, они приносят себе в жертву будущее, - они распинают всё человеческое будущее!
Добрые - были всегда началом конца.
Вокруг изобретателей новых ценностей вращается мир - незримо вращается он. Но вокруг комедиантов вращается народ и слава - таков порядок мира.
В сторону от базара и славы уходит всё великое: в стороне от базара и славы жили издавна изобретатели новых ценностей.
Если друг делает тебе что-нибудь дурное, говори ему: «Я прощаю тебе, что ты мне сделал; но если бы ты сделал это себе, - как мог бы я это простить!»
Ваше отчаяние достойно великого уважения. Ибо вы не научились подчиняться, вы не научились маленькому благоразумию.
И лучше уж отчаивайтесь, но не сдавайтесь. И поистине, я люблю вас за то, что вы сегодня не умеете жить, о высшие люди! Ибо так вы живете - лучше всего!
Чтобы приятно было смотреть на жизнь, надо, чтобы её игра хорошо была сыграна, - но для этого нужны хорошие актёры.
Лжёт не только тот, кто говорит вопреки своему знанию, но ещё больше тот, кто говорит вопреки своему незнанию.
Не раб ли ты? Тогда ты не можешь быть другом. Не тиран ли ты? Тогда ты не можешь иметь друзей.
Слишком долго в женщине были скрыты раб и тиран. Поэтому женщина не способна ещё к дружбе: она знает только любовь.
Но скажите мне вы, мужчины, кто же среди вас способен к дружбе?
О мужчины, ваша бедность и ваша скупость души! Сколько даёте вы другу, столько даю я даже своему врагу и не становлюсь от того беднее.
Я разучился верить в "великие события", коль скоро вокруг них много шума и дыма.
И поверь мне, друг мой, адский шум! Величайшие события - это не наши самые шумные, а наши самые тихие часы.
Не вокруг изобретателей нового шума - вокруг изобретателей новых ценностей вращается мир; неслышно вращается он.
У холодных душ, у мулов, у слепых и у пьяных нет того, что называю я мужеством. Лишь у того есть мужество, кто знает страх, но побеждает его, кто видит бездну, но с гордостью смотрит в неё.
Быть правдивыми - могут немногие! И кто может, не хочет ещё! Но меньше всего могут быть ими добрые.
О, эти добрые! - Добрые люди никогда не говорят правды; для духа быть таким добрым - болезнь.
Они уступают, эти добрые, они покоряются, их сердце вторит, их разум повинуется: но кто слушается, тот не слушает самого себя!