Конечно, мы рисковали, конечно, нам повезло. Динамическое нарушение мозгового кровообращения протекает иногда стерто и не всегда диагностируется. Правда, к везению надо прибавить и знания. Но что если бы на нашем месте были «перестраховщики», они бы увезли Брежнева в больницу, дня два обследовали, да еще, ничего не найдя, придумали бы диагноз либо нейродистонического криза, либо динамического нарушения мозгового кровообращения. А главное, без необходимости создали бы напряженную обстановку в партии, ЦК, Политбюро.

Это был для нас первый сигнал слабости нервной системы Брежнева и извращенной в связи с этим реакции на снотворное.

* * *

Шли годы. Возникали то одни, то другие проблемы. И я уже стал забывать о событии августовского воскресенья 1968 года.

Но вернемся в 1971 год – год XXIV съезда партии. Это был последний съезд, который Л. И. Брежнев проводил в нормальном состоянии. Он еще был полон сил, энергии, политических амбиций. Положение его как лидера партии и страны было достаточно прочным. Кроме того, чтобы обезопасить себя от возможных неожиданностей, он избрал верный путь. Во-первых, привлек в свое окружение людей, с которыми когда-то работал и которые, как он правильно рассчитывал, будут ему благодарны и преданы за их выдвижение. Во-вторых, на всех уровнях, определяющих жизнь страны, он стремился поставить людей по принципу «разделяй и властвуй».

Нет, не был в те годы Л. И. Брежнев недалеким человеком, чуть ли не дурачком, как это пытаются представить некоторые средства массовой информации. Он был расчетливым, тонким политиком. Среди его советников были самые видные специалисты в своих областях – академики М. В. Келдыш, Г. А. Арбатов, Н. Н. Иноземцев и многие другие, которые участвовали в разработке предлагаемых им программ.

Принцип «разделяй и властвуй» проявлялся и в Политбюро, где напротив друг друга сидели два человека, полные противоположности и, мягко говоря, не любившие друг друга, Н. В. Подгорный и А. Н. Косыгин. В свою очередь, в Совете Министров СССР А. Н. Косыгина окружали близкие Брежневу люди – старый друг Д. С. Полянский и знакомый еще по работе в Днепропетровске Н. А. Тихонов. Удивительными в связи с этим принципом казались мне его отношения с Ю. В. Андроповым.

Андропов был одним из самых преданных Брежневу членов Политбюро. Могу сказать твердо, что и Брежнев не просто хорошо относился к Андропову, но по-своему любил своего Юру, как он обычно его называл. И все-таки, считая его честным и преданным ему человеком, он окружил его и связал «по рукам» заместителями председателя КГБ – С. К. Цвигуном, которого хорошо знал по Молдавии, и Г. К. Циневым, который в 1941 году был секретарем горкома партии Днепропетровска, где Брежнев в то время был секретарем обкома. Был создан еще один противовес, хотя и очень слабый и ненадежный, в лице министра внутренних дел СССР Н. А. Щелокова. Здесь речь шла больше не о противостоянии Ю. В. Андропова и Н. А. Щелокова, которого Ю. В. Андропов иначе как «жуликом» и «проходимцем» мне и не рекомендовал, а скорее в противостоянии двух организаций, обладающих возможностями контроля за гражданами и ситуацией в стране. И надо сказать, что единственным, кого боялся и ненавидел Н. А. Щелоков, да и его первый зам, зять Брежнева – Ю. М. Чурбанов, был Ю. В. Андропов. Таков был авторитет и сила КГБ в то время.

Первое, что сделал Ю. В. Андропов, когда обсуждал будущую работу и взаимодействие с молодым, далеким от политических интриг, не разбиравшимся в ситуации руководителем 4-го управления, к тому же профессором, обеспечивающим постоянное наблюдение за состоянием здоровья руководителей партии и государства, это предупредил о сложной иерархии контроля за всем, что происходит вокруг Брежнева.

Жизнь непроста, многое определяет судьба и случай. Случилось так, что и С. К. Цвигун, и Г. К. Цинев сохранили жизнь только благодаря искусству и знаниям наших врачей. С. К. Цвигун был удачно оперирован по поводу рака легких нашим блестящим хирургом М. И. Перельманом, а Г. К. Цинева мы вместе с моим другом, профессором В. Г. Поповым, несколько раз выводили из тяжелейшего состояния после перенесенных инфарктов миокарда. И с тем и с другим у меня сложились хорошие отношения. Но и здесь я чувствовал внутренний антагонизм двух заместителей председателя КГБ, которые ревностно следили друг за другом. Но оба, хотя и независимо друг от друга, контролировали деятельность КГБ и информировали обо всем, что происходит, Брежнева. Умный Георгий Карпович Цинев и не скрывал, как я понял из рассказов Андропова, ни своей близости к Брежневу, ни своих встреч с ним.

Болезни Цвигуна и Цинева доставили нам немало переживаний. И не только в связи со сложностью возникших медицинских проблем, учитывая, что в первом случае приходилось решать вопрос об операбельности или неоперабельности рака легких, а во втором – нам с трудом удалось вывести пациента из тяжелейшего состояния, граничащего с клинической смертью. Была еще одна сторона проблемы. Брежнев особенно тяжело переживал болезнь Цинева, который был его старым другом. Когда я выражал опасения о возможном исходе, он не раздражался, как это делали в трудные минуты многие другие руководители, а по-доброму просил сделать все возможное для спасения Георгия Карповича. Удивительны были звонки Андропова, который, прекрасно зная, кого представляет Цинев в КГБ, искренне, с присущей ему вежливостью просил меня помочь, использовать все достижения медицины, обеспечить все необходимое для лечения и т. п. Мне всегда казалось, что Андропов, понимая всю ситуацию, уважал и ценил Цинева, будучи в то же время весьма равнодушным и снисходительным к Цвигуну.

Для меня они оба были пациентами, для спасения которых было отдано немало не только знаний, но и души, потому что для врача нет генерала или солдата, партийного или беспартийного, работника КГБ или рабочего с автомобильного завода. Есть сложный больной, которого ты выходил и которому ты сохранил жизнь. И это самое важное и дорогое. Конечно, существует и определенная ответственность при лечении государственных деятелей, но искренне добрые чувства рождаются именно с преодолением трудностей, с чувством честно выполненного долга, когда ты видишь результаты своего труда.

… Мне пришла на память история, которая, я уверен, не имела места в кабинете председателя КГБ ни до, ни после этого дня. Однажды я оказался у Андропова в кабинете. В это время у нас начали появляться проблемы с состоянием здоровья Брежнева, и мы встретились с Андроповым, чтобы обсудить ситуацию. Когда, закончив обсуждение, я поздравил Андропова с днем рождения, раздался звонок его самого близкого друга Д. Ф. Устинова. В тот период возникающие с Брежневым проблемы Андропов скрывал от всех, даже от самых близких друзей. На вопрос: «Что делает „новорожденный“ в данный момент?» – Андропов, понимая, что Устинов может каким-то образом узнать о моем длительном визите, ответил: «Меня поздравляет Евгений Иванович». Заводной, с широкой русской натурой Дмитрий Федорович тут же сказал: «Я этого не потерплю и еду к вам. Только скажи, чтобы открыли ворота, чтобы я въехал во двор, а то пойдут разговоры, что я к тебе езжу по вечерам». Короче говоря, через 30 минут в кабинете был Дмитрий Федорович, поздравлял, громко смеялся и требовал положенных в таких случаях 100 граммов. Андропов ответил, что не держит в кабинете спиртного. Настойчивый Дмитрий Федорович предложил вызвать помощника Андропова, который должен был находиться в приемной, и попросить чего-нибудь достать. К моему удивлению, вместо помощника зашел Цвигун, а затем, буквально вслед за ним, извиняясь, появился Цинев. Конечно, нашлись 100 граммов за здоровье именинника, было шумно, весело, но меня не покидало ощущение, что нас не хотели оставлять втроем – о чем могли говорить председатель КГБ и приехавший внезапно и тайно министр обороны с профессором, осуществляющим лечение Брежнева, у которого появились проблемы со здоровьем?

Может быть, я был излишне мнителен, но интуиция меня никогда не подводила.

* * *

В первые годы моей работы в Управлении общительный, жизнерадостный, активный Леонид Ильич любил собирать у себя в доме компании друзей и близких ему лиц. Помню свое удивление, когда через год моей работы на посту начальника 4-го управления, в один из декабрьских вечеров, раздался звонок правительственной связи. Говорил Брежнев: «Ты что завтра вечером делаешь? Я хотел бы тебя пригласить на дачу. Соберутся друзья, отметим мое рождение». В первый момент я даже растерялся. Генеральный секретарь ЦК КПСС и вот так, запросто, приглашает к себе домой, да еще на семейный праздник, малоизвестного молодого профессора. Невдомек мне было тогда, что приглашал Брежнев не неизвестного профессора, а начальника 4-го управления.

В назначенное время я был на скромной старой деревянной даче Генерального секретаря в Заречье, на окраине Москвы, где в небольшой гостиной и столовой было шумно и весело. Не могу вспомнить всех, кого тогда встретил в этом доме. Отчетливо помню Андропова, Устинова, Цинева, помощника Брежнева – Г. Э. Цуканова, начальника 9-го управления КГБ С. Н. Антонова, министра гражданской авиации Б. П. Бугаева. Царила непринужденная обстановка. Брежнев любил юмор, да и сам мог быть интересным рассказчиком.

Довольно скоро, не знаю в связи с чем, для меня, да и для многих из тех, кто бывал со мной, они прекратились. Круг тех, кто посещал Брежнева, ограничился несколькими близкими ему членами Политбюро. Среди них не было ни Подгорного, ни Косыгина, ни Суслова. Да и позднее, когда Брежнев, все чаще и чаще находясь в больнице, собирал там своих самых близких друзей, я не встречал среди них ни Подгорного, ни Косыгина, ни Суслова. За столом обычно бывали Андропов, Устинов, Кулаков, Черненко. Даже Н. А. Тихонова не бывало на этих «больничных своеобразных чаепитиях», на которых обсуждались не только проблемы здоровья Генерального секретаря.

Вспоминая эти встречи, да и стиль жизни и поведения Брежнева на протяжении последних 15 лет его жизни, я убеждался, как сильны человеческие слабости и как они начинают проявляться, когда нет сдерживающих начал, когда появляется власть и возможности безраздельно ею пользоваться. Испытание «властью», к сожалению, выдерживают немногие. По крайней мере, в нашей стране. Если бы в конце 60-х годов мне сказали, что Брежнев будет упиваться славой и вешать на грудь одну за другой медали «Героя» и другие знаки отличия, что у него появится дух стяжательства, слабость к подаркам и особенно к красивым ювелирным изделиям, я бы ни за что не поверил. В то время это был скромный, общительный, простой в жизни и обращении человек, прекрасный собеседник, лишенный комплекса «величия власти».

Чаша сия миновала Чурбанова при Андропове. Однако спустя несколько месяцев после его смерти Юрий Михайлович стал терять свои позиции так же стремительно, как в свое время набирал их. Сначала, при Черненко, его понижают в должности и переводят в главк внутренних войск, а через полтора года, уже при Михаиле Горбачеве, и вовсе выпроваживают на пенсию. Одновременно с отставкой Чурбанова начинают «крутить» по знаменитому «хлопковому делу»: за Юрием Михайловичем устанавливается слежка, вскоре зятя Брежнева арестовывают. Так же, как и Щелокова, Чурбанова исключают из партии и обвиняют в коррупции. Впрочем, ничего, кроме мраморного бюста самого супруга Галины Брежневой следователям на даче отставника найти так и не удалось.

По словам Чурбанова, следствие, арест и суд над ним были инициированы Политбюро. Якобы об этом ему лично сообщил тогдашний глава КГБ СССР В.М. Чебриков. Если бы не родство с семьей Брежнева, уверял потом Юрий Михайлович, его бы не тронули. По воспоминаниям Чурбанова, в ходе предварительного следствия он, чтобы его не подвели под расстрел, признался в том, что в свое время взял 90-тысячную взятку. На суде он уже от данных показаний отказался. По приговору суда Чурбанов получил 12 лет (отсидел чуть более 3,5 лет). Звание генерал-полковника и государственные награды у него отобрали. За время отсидки Юрия Михайловича Галина Брежнева развелась с ним и поделила имущество.

Как сказал в одном из интервью бывший следователь по особо важным делам при Генпрокуратуре СССР Владимир Калиниченко, арест Чурбанова не представлялся необходимым. Это было сделано в большей степени из конъюнктурных соображений, а само уголовное дело зятя Брежнева походило на политический заказ.

Председатель КГБ Советского Союза , был избран генеральным секретарем ЦК КПСС 12 ноября 1982 года, через день после смерти Леонида Ильича Брежнева от сердечного приступа.

Юрий Владимирович, как типичный «кагэбэшник», сразу начало свою деятельность на посту генсека с наведения порядка. Преследование диссидентов и разного рода «сектантов» усилилось. Большинство расслабившихся и разжиревших чиновников (особенно представителей «днепропетровской мафии», то есть «друзей» Брежнева и Хрущева из центральной и восточной Украины) было смещено со своих должностей, а некоторые - отправлены за решетку.

Юрий Андропов вполне мог стать тем человеком, кто смог бы вывести Союз из «застоя» Брежнева , а также предотвратить кризис, который произошел через семь лет. Но 9 февраля 1984 года генеральный секретарь умер, согласно официальному заявлению, от отказа почек, вызванного давней почечной недостаточностью. Однако, согласно интервью последнего председателя КГБ Владимира Крючкова «Комсомольской правде», в 2007, Юрий Владимирович более 10 лет боролся с тяжелым заболеванием - раком головного мозга, и в последние дни руководства болезнь прогрессировала. В результате генсек ЦК КПСС застрелился.

Черненко.

13 февраля 1984 года Центральный Комитет КПСС избрал генеральным секретарем Константина Устиновича Черненко , мягкого, слабого и очень больного человека. На момент избрания новоиспеченный генсек страдал от тяжелой сердечной, легочной и почечной недостаточности. Однако бюрократам из Политбюро такой кандидат был выгоден. В кратчайшие сроки были возвращены все чиновники, смещенные Андроповым, в том числе представители «днепропетровского клана».

Черненко задумал несколько серьезных реформ в сфере труда и образования, но реализовать их не успел.

Расследование

Продолжим наш рассказ о Горбачёве. Весь его жизненный путь — это вереница невероятного везения, интриг и лжи. Создается впечатление, что кто-то там «наверху» своевременно убирал все препятствия с пути Михаила Сергеевича, пока «шапка Мономаха», обойдя все положенные головы, не опустилась на его пятнистое темя.

В предыдущей статье говорилось о том, что в июле 1978 года крайне своевременно умер секретарь ЦК КПСС Фёдор Кулаков, освободив место Горбачёву. А осенью 1980 года в странной автомобильной аварии погиб Машеров, появление которого в Кремле положило бы конец любым притязаниям Горбачёва на пост генсека.

Смерти эти были не первыми и не последними в веренице кончин членов советского партийного ареопага. Они как бы соревновались за то, чтобы Михаил Сергеевич мог оказаться поближе к партийному трону.

АНДРОПОВ И БРЕЖНЕВ

К 1976 году двенадцать лет безмятежного стабильного брежневского правления породили у советской партийной верхушки чувство самоуспокоения. Тем более, реальные достижения СССР были действительно впечатляющими, как в экономике, так и на международной арене. Советский Союз по праву считался второй сверхдержавой мира. И лишь Ю. Андропов был единственным членом Политбюро ЦК, кто реально оценивал и прогнозировал ситуацию, назревающую в советском обществе.

Наиболее полно суть Ю. Андропова, как политика, раскрыл бывший замзав Отдела пропаганды ЦК КПСС Владимир Николаевич Севрук. В начале 1980-х годов его трижды приглашал на доверительную беседу Юрий Владимирович. Впечатления от первых двух встреч Севрук изложил в статьях под названием «Три встречи с Андроповым». Они были опубликованы в 2004-2005 годах в белорусском еженедельнике «7 дней». Однако о третьей встрече Владимир Николаевич не успел рассказать по причине безвременной смерти.

Первую беседу, состоявшуюся летом 1982 года, Ю. Андропов начал с вопроса: «Слушай, за что нас (членов Политбюро — В. Ш.) народ не любит?» В этом вопросе был весь Юрий Владимирович. Он не боялся ломать устоявшиеся стереотипы и догмы, и предпочитал знать и говорить правду, даже если она была неприятная.

Уже одно то, что Ю. Андропов в беседе с Севруком именовал некоторых представителей советско-партийной элиты «вождюками», говорит о многом. Нельзя также не процитировать высказывание Юрия Владимировича о том, что «крупная промышленность, оборонка, природные ресурсы должны быть только общенародным достоянием. Государство — эффективным управляющим экономикой».

Такой же подход, как в беседах с Севруком, Ю. Андропов продемонстрировал публично, став генсеком. На июньском (1983 г.) Пленуме ЦК КПСС прозвучала его поистине революционная фраза о том, что «мы еще до сих пор не изучили в должной мере общество, в котором живем и трудимся». Она является ключом к пониманию того, что мог бы сделать Юрий Владимирович, если бы судьба отмерила бы ему больший срок жизни. Но…

Известно, что Ю. Андропов вплоть до смерти Леонида Ильича Брежнева не рассматривался как претендент на высший партийный пост. Став в 1967 году из секретаря ЦК КПСС Председателем КГБ, он понимал, что абсолютное большинство членов ПБ не поддержит его претензий на пост генсека.

Некоторые исследователи андроповского периода предлагают следующую версию событий, развернувшихся в 1976-1982 годах на Старой площади. План Андропова состоял в следующем. С одной стороны обеспечить нахождение Л. Брежнева на посту Генерального секретаря до того времени, пока у него (Андропова) не появятся реальные шансы самому стать генсеком. С другой — обеспечить дискредитацию или нейтрализацию претендентов на пост генсека.

Мощным союзником Ю. Андропова в реализации этого плана стал секретарь ЦК КПСС по оборонным вопросам и кандидат в члены ПБ Дмитрий Фёдорович Устинов. Он являлся сторонником оставления Брежнева на посту генсека, так как имел неограниченное влияние на Леонида Ильича. Благодаря этому сам Д. Устинов и вопросы повышения обороноспособности страны были в ПБ на первом плане.

Полное взаимопонимание Ю. Андропова и Д. Устинова по данному вопросу установилось в период подготовки к XXV съезду КПСС (24 февраля — 5 марта 1976 г.). Брежнев, в связи с ухудшением здоровья, хотел на этом съезде передать бразды правления Григорию Васильевичу Романову, первому секретарю Ленинградской партийной организации. Тот в это период имел репутацию умного технократа, склонного к социальным новациям и экспериментам.

Помимо этого 53-летний Григорий Романов был всегда подтянут, одет в строгие костюмы и белоснежные сорочки. Он был весьма импозантен с сединой на висках. Его острый ум отмечали многие зарубежные руководители, встречавшиеся с ним. Однако большинство в Политбюро ЦК опасалось ленинградца, так как он отличался жесткостью и бескомпромиссностью в отношениях с людьми.

СВАДЬБА В ТАВРИЧЕСКОМ ДВОРЦЕ

Д. Устинову и Ю. Андропову был крайне нежелателен приход ленинградского руководителя в качестве генсека. Он был младше Л. Брежнева на 17 лет, Д. Устинова — на 15 лет и Ю. Андропова — на девять лет.

Генсек Романов для Ю. Андропова означал крах всех его планов, а для Д. Устинова — потерю привилегированного положения в Политбюро ЦК. Дмитрий Фёдорович негласно возглавлял так называемый «узкий круг» ПБ, предварительно решавший все вносимые на ПБ важнейшие вопросы.

Ю. Андропов и Д. Устинов также понимали, что после прихода к власти Ленинградец немедленно отправит их на пенсию. В этой связи они при поддержке «старой гвардии» — М. Суслова, А. Громыко и К. Черненко — сумели в ходе XXV съезда КПСС убедить Л. Брежнева в необходимости остаться на посту Генерального секретаря.

Григорий Романов был нейтрализован самым банальным образом. В 1976 году западные средства информации опубликовали информацию о том, что свадьба младшей дочери первого секретаря Ленинградского обкома КПСС проходила с «императорской» роскошью в Таврическом дворце. Особо подчеркивалось, что для свадьбы была взята посуда Екатерины II из запасников Эрмитажа, часть которой на свадьбе пьяные гости якобы разбили. Кто был инициатором этих публикаций, осталось невыясненным.

И хотя свадьба состоялась в 1974 году, вспомнили о ней почему-то в 1976-м, когда стал решаться вопрос о выдвижении Г. Романова. В итоге карьера Ленинградца была застопорена. В Союзе распространителями лживой информации о свадьбе дочери Романова сделали не только обывателей, но и первых секретарей горкомов и райкомов КПСС северо-запада СССР. Они проходили переподготовку на курсах Ленинградской Высшей партийной школы, которая в то время располагалась в Таврическом дворце.

Я, будучи в 1981 году на курсах в этой школе, слышал эту дезинформацию от старшего преподавателя ЛВПШ Дьяченко. Она, проводя для нас экскурсию по Таврическому дворцу, доверительно сообщила, что якобы сама присутствовала на этой свадьбе!

Между тем, доподлинно известно, что Г. Романов никаких излишеств себе и семье не позволял. Он всю жизнь прожил в двухкомнатной квартире. Свадьба его младшей дочери прошла не в Таврическом дворце, а на госдаче. Присутствовало на ней всего десять гостей. Сам Григорий Васильевич серьезно опоздал на свадебный ужин в силу служебной занятости.

После того как клевета о свадьбе дочери обрела союзный масштаб, Г. Романов обратился в ЦК КПСС с просьбой дать публичное опровержение. Но в ответ лишь услышал «не обращайте внимание на мелочи». Знали бы тогда цековские «умники», а среди них был и Константин Устинович Черненко, что, возможно, этим ответом они приблизили крах КПСС и СССР.

СМЕРТЬ МАРШАЛА

Вернемся к событию, которое можно считать началом «пятилетки пышных похорон». 26 апреля 1976 года внезапно скончался Министр обороны СССР Андрей Антонович Гречко. Это была фигура первой величины в ПБ. В силу того, что Брежнев во время войны служил под его началом, маршал позволял себе перечить генсеку.

Статный красавец, почти двухметрового роста, Маршал Гречко по призванию был командиром и соответствующим образом вел себя на заседаниях ПБ. Не мудрено, что дело доходило до его прямых выпадов в адрес Л. Брежнева. Генсек их терпеливо сносил. Но было ли бесконечным его терпение?

К Ю. Андропову у Маршала Гречко претензий не было. Однако маршал не скрывал своего негативного отношения к разрастанию бюрократических структур Комитета и усилению его влияния. Это не способствовало взаимопониманию в отношениях Ю. Андропова и А. Гречко.

Сложные отношения у министра обороны были и с секретарем ЦК КПСС Дмитрием Устиновым, курировавшим военно-промышленные вопросы. Тот еще в июне 1941 года был назначен Сталиным наркомом вооружений РККА. В силу этого Д. Устинов считал себя человеком, сделавшим больше чем кто-либо для укрепления обороноспособности страны. Поэтому он не считал нужным выслушивать чьи-либо советы, в том числе и Маршала Гречко.

И вот 26 апреля 1976 года А. Гречко вечером приехал после работы на дачу, лег спать и утром не проснулся. В правительственном некрологе причиной смерти был назван инфаркт. Его современники отмечали, что он, несмотря на свои 72 года, во многих вопросах он мог дать фору молодым… Место министра обороны СССР занял Д. Устинов, оставив за собой партийное право курировать военно-промышленный комплекс.

Смерть Маршала Гречко не вызвала бы вопросов, если бы впоследствии подобным образом не умерло бы еще несколько членов Политбюро. То, что эти «могикане» могли и должны были рано или поздно умереть, — факт. Странным являлось то, что все они умирали как-то очень во время и во сне. На это указывают как зарубежные, так и многие российские исследователи.

ВНОВЬ НА СТАРУЮ ПЛОЩАДЬ

Но вернемся к Л. Брежневу. К осени 1981 года его здоровье ухудшилось. Чазов об этом проинформировал Ю. Андропова. Тот понял, что главный претендент на пост генсека должен быть в ЦК на Старой площади. Однако вновь возникла традиционная проблема вакансии. И тут как-то очень своевременно умирает второй человек в партии — Михаил Андреевич Суслов.

Валерий Легостаев, бывший помощник секретаря ЦК КПСС Егора Кузьмича Лигачёва, так рассказывает об этом: «Суслов и на восьмом десятке жаловался по медицинской части разве что на боли в суставах руки. Умер он в январе 1982-го оригинально. В том смысле оригинально, что перед смертью успешно прошел в ведомстве Чазова плановую диспансеризацию: кровь из вены, кровь из пальца, ЭКГ, велосипед…

И все это, заметьте, на лучшем в СССР оборудовании, под наблюдением лучших кремлёвских врачей. Итог обычный: проблем особых нет, можно на работу. Он позвонил домой дочери, предложил вместе отужинать в больнице, чтобы с утра сразу ехать на службу. За ужином медсестра принесла какие-то таблетки. Выпил. Ночью инсульт».

Примечательно, что Е. Чазов почти за месяц сообщил генсеку о близкой смерти Суслова, который, как говорилось, на здоровье не жаловался. Об этом поведал в своих мемуарах помощник Брежнева Александров-Агентов. Он пишет: «В начале 1982 года Леонид Ильич отвел меня в дальний угол своей приемной в ЦК и, понизив голос, сказал: «Мне звонил Чазов. Суслов скоро умрет. Я думаю на его место перевести в ЦК Андропова. Ведь, правда же, Юрка сильнее Черненко — эрудированный, творчески мыслящий человек».

Смерть М. Суслова сопровождали необъяснимые странности. О них пишет зять Михаила Андреевича член-корреспондент РАН и журналист Леонид Николаевич Сумароков. «Приняв «внештатную» таблетку, подсунутую доктором — сотрудником главного кремлёвского врача Чазова… Суслов через час после этого теряет сознание, и вскоре умирает.

…В день смерти М. А. вся охрана (трое сотрудников КГБ) была неожиданно сменена… Опытного врача-реаниматора, всегда сопровождавшего М. А. в командировках, которого поначалу вызвали, и он попытался срочно приехать в Кунцевскую больницу на специальной машине с сигналами, вдруг почему-то на территорию не допустили. Замена приехала лишь через час…»

Суслов к этому времени был мертв.

Кстати, врач Лев Кумачёв, довольно молодой человек, давший Суслову роковую таблетку, буквально через несколько недель был найден у себя на даче мертвым. Обстоятельства его странной смерти так и не были выяснены.

В итоге Ю. Андропов в мае 1982 года стал не просто секретарем ЦК КПСС, но занял кабинет Суслова, приняв тем самым на себя обязанности «второго» человека в партии.

ЩЕРБИЦКИЙ

Некоторые исследователи полагают, что возвращение Ю. Андропова в ЦК КПСС было осуществлено по инициативе Л. Брежнева, которого стала пугать бесконтрольность и всевластие шефа секретной службы. Эту версию в какой-то степени подтверждает тот факт, что Леонид Ильич отказался назначить Председателем КГБ СССР кандидатуру, предложенную Ю. Андроповым.

Председателем стал Виталий Васильевич Федорчук, глава КГБ Украины. Заметим, что он был близким другом первого секретаря ЦК Компартии Украины Владимира Васильевича Щербицкого. Тот крайне неприязненно относился к Андропову.

В этой связи разговоры о том, что Л. Брежнев видел в Ю. Андропове своего преемника, следует воспринимать как домыслы. Леонид Ильич не рассматривал Юрия Владимировича в качестве своего преемника уже в силу того, что ему были известны проблемы Андропова со здоровьем. Своим преемником в это время Брежнев считал В. Щербицкого. Несколько слов об этом политике.

В 1982 году Владимиру Васильевичу исполнилось 64 года. Нормальный возраст для высшего государственного деятеля. К этому времени у В. Щербицкого за плечами был огромный опыт политической и хозяйственной работы. Вот на него и решил сделать ставку генсек. Ну, а для спокойствия и лучшего контроля генсек решил перевести Ю. Андропова поближе к себе в ЦК. И уж так получилось, что планы Л. Брежнева и Ю. Андропова здесь полностью совпали.

Бывший первый секретарь Московского горкома партии Виктор Васильевич Гришин в воспоминаниях «От Хрущёва до Горбачёва» писал: «В. Федорчук был переведен с должности председателя КГБ Украинской ССР. Наверняка по рекомендации В. В. Щербицкого, наиболее, пожалуй, близкого человека к Л. И. Брежневу, который, по слухам, хотел на ближайшем Пленуме ЦК рекомендовать Щербицкого Генеральным секретарем ЦК КПСС, а самому перейти на должность Председателя ЦК партии».

Более определенно об этом рассказывал Иван Васильевич Капитонов. В брежневские времена он был секретарем ЦК КПСС по кадрам. Он вспоминал: «В середине октября 1982 года Брежнев позвал меня к себе.

— Видишь это кресло? — спросил он, указывая на свое рабочее место. — Через месяц в нем будет сидеть Щербицкий. Все кадровые вопросы решай с учетом этого».

После этого разговора на заседании ПБ было принято решение о созыве очередного Пленума ЦК КПСС. Первым должен был обсуждаться вопрос об ускорении научно-технического прогресса. Вторым, закрытым, планировалось рассмотреть организационный вопрос. Однако за несколько дней до пленума Леонид Ильич внезапно тихо скончался во сне.

БРОНИРОВАННЫЙ ПОРТФЕЛЬ БРЕЖНЕВА

Генеральный секретарь Л. И. Брежнев в конце 1970-х годов не отличался крепким здоровьем. Как уже говорилось, ощущение дряхлости создавали трудности его речи и склеротическая забывчивость (что стало темой многих анекдотов). Тем не менее, пожилые мужчины (даже без кремлёвского ухода) в состоянии глубокого склероза нередко живут очень долго. А генсек даже в конце жизни поражал охрану своими долгими заплывами.

После травмы (перелом правой ключицы), полученной Л. Брежневым в марте 1982 года во время посещения Ташкентского авиастроительного завода, в целом он держался достаточно бодро. Это Леонид Ильич подтвердил своим присутствием на трибуне Мавзолея 7 ноября 1982 года. Возникает вопрос, можно ли считать естественной смерть Брежнева, последовавшей в ночь с 9 на 10 ноября того же года?

Накануне Пленума Л. Брежнев решил заручиться поддержкой Ю. Андропова в отношении рекомендации кандидатуры В. Щербицкого на пост генсека. По этому поводу он пригласил Юрия Владимировича к себе.

В. Легостаев так описал день встречи генсека и Юрия Владимировича: «В тот день дежурным секретарем в приемной генсека работал Олег Захаров, с которым у меня были давние дружеские отношения… Утром 9 ноября из Завидова ему позвонил Медведев, который сообщил, что генсек приедет в Кремль в районе 12 часов и просит пригласить к этому времени Ю. Андропова. Что и было сделано.

Брежнев прибыл в Кремль примерно в 12 часов дня в хорошем настроении, отдохнувшим от праздничной суеты. Как всегда, приветливо поздоровался, пошутил и тут же пригласил Андропова в кабинет».

Однако после этого разговора Брежнев ночью, во сне, также как А. Гречко и Ф. Кулаков, тихо умер. И вновь эту смерть сопровождало ряд странностей. Так, Е. Чазов в книге «Здоровье и власть» заявляет, что сообщение о смерти генсека он получил по телефону в 8 часов утра 10 ноября.

Между тем начальник личной охраны Брежнева Владимир Тимофеевич Медведев в своей книге «Человек за спиной» сообщает, что в спальню генсека он и дежурный Собаченков вошли около девяти часов. И только тогда выяснилось, что Леонид Ильич умер.

Далее Е. Чазов утверждает, что после него на дачу Брежнева приехал Ю. Андропов. Однако жена Брежнева Виктория Петровна сообщила, что Юрий Владимирович появился еще до приезда Е. Чазова, сразу же после того, как стало ясно, что Брежнев мертв. Никому ни слова не говоря, он прошел в спальню, взял там небольшой черный чемодан и уехал. Затем официально явился во второй раз, сделав вид, что как будто здесь и не был.

На вопрос о том, что было в чемодане, Виктория Петровна ответить не могла. Леонид Ильич ей говорил, что в нем «компромат на всех членов Политбюро». Но говорил, как бы шутя.

Зять Л. Брежнева Юрий Чурбанов подтвердил, что: «Виктория Петровна сказала, что уже приезжал Андропов и взял портфель, который Леонид Ильич держал в своей спальне. Это был особо охраняемый «бронированный» портфель со сложными шифрами. Что там было, я не знаю. Он доверялся только одному из телохранителей, начальнику смены, который везде его возил за Леонидом Ильичом. Забрал и уехал».

Уже после главы КГБ прибыл Евгений Чазов и зафиксировал смерть генсека.

АНДРОПОВ — ЧАЗОВ

Считать, что вся эта вереница смертей была «осуществлена» (если имело место «осуществление») в целях выдвижения Горбачёва, несерьезно. Основные дивиденды от этого получил Ю. Андропов, который приобрел реальный шанс стать генсеком. Однако утверждать, что КГБ был причастен к этим смертям — проблематично! Известно, что нередко случайности по воле Свыше выстраиваются в удивительно последовательный ряд.

Кстати, многие исследователи недоумевают, как Ю. Андропову, которого большинство членов Политбюро недолюбливало, удалось добиться, чтобы 12 ноября 1982 года «старцы» единодушно рекомендовали его Пленуму ЦК КПСС на пост Генерального секретаря. Видимо, «единодушие» Ю. Андропову обеспечил компромат из «бронированного портфеля» Леонида Ильича, который он сумел весьма своевременно обрести.

При анализе загадочных и странных смертей в высшем эшелоне власти СССР нельзя сбрасывать со счетов и западные спецслужбы, которые пытались в силу возможностей устранять или нейтрализовать тех апологетов социалистического строя, которые могли придать ему новое ускорение.

Не вызывает сомнений, что статьи западной прессы, восхвалявшие Г. Романова, Ф. Кулакова и П. Машерова, как претендентов на пост Генерального секретаря ЦК КПСС, послужили импульсом для их устранения. Одних — политически, других — физически.

Многочисленные исследователи постоянно ставят один и тот же вопрос: мог ли КГБ быть причастен к этим странным смертям? Не вызывает сомнения, что за многолетнюю работу в КГБ Юрий Владимирович стал не только оперировать понятиями спецслужб, но и действовать с их позиций.

Для спецслужб любой страны человеческая жизнь сама по себе не является особой ценностью. Важность человека, попавшего в поле их зрения, определяется лишь тем, способствует ли он достижению поставленной цели или мешает. Отсюда следует прагматический подход: все, что мешает достижению поставленной цели, должно быть устранено. Никаких эмоций, ничего личного, только холодный расчет. В противном случае спецслужбы никогда не решали бы поставленных перед ними задач. Так было везде и всегда.

Возможно возражение. В отношении партийных работников высокого ранга, особенно кандидатов и членов Политбюро ЦК КПСС, возможности КГБ при Л. Брежневе были весьма ограниченными. Правда, после привлечения Андроповым на свою сторону начальника 4-го Главного управления Минздрава СССР Евгения Ивановича Чазова, его возможности в плане контроля за состоянием здоровья высшей партийной элитой существенно возросли.

Ю. Андропов и Е. Чазов были назначены на свои должности почти одновременно в 1967 году. Между ними сложились очень близкие, если можно так выразиться, отношения. Это Евгений Иванович неоднократно подчеркивал в своих воспоминаниях. Глава КГБ и главный медик регулярно контактировали. По утверждению В. Легостаева, их тайные встречи происходили либо по субботам в рабочем кабинете председателя КГБ на пл. Дзержинского, либо на его конспиративной квартире на Садовом кольце, недалеко от Театра сатиры.

Темой разговоров Ю. Андропова и Е. Чазова являлось состояние здоровья высших партийных и государственных деятелей СССР, расстановка сил в ПБ и, соответственно, возможные кадровые перестановки. Эти встречи с точки зрения специфики деятельности секретных служб, являлись нормальной практикой, позволяющей главе КГБ не только держать руку на пульсе государственной безопасности, но и влиять на ее состояние.

Если бы подобным образом вел себя Председатель КГБ Владимир Крючков в отношении Горбачёва и его окружения, то, возможно, судьба СССР была бы иной. И он же в ночь с 18-го на 19-е августа 1991 года не отдал сотрудникам Группы «А», окружившим дачу в подмосковном Архангельском, приказ арестовать Бориса Ельцина и лиц из его ближайшего окружения.

МИКСТУРА ДЛЯ КРЕМЛЁВСКИХ ПАЦИЕНТОВ

Исследуемая тема требует изложения одной занимательной истории, которую описал в книге «Временщики. Судьба национальной России. Ее друзья и враги» известный советский штангист, олимпийский чемпион, а впоследствии талантливый писатель Юрий Петрович Власов. Он привел уникальное свидетельство провизора кремлевской аптеки, составлявшего лекарства для кремлёвских пациентов.

По словам провизора, временами в аптеку приезжал скромный, незаметный человек. Он был из КГБ. Просмотрев рецепты, человек протягивал провизору упаковочку и говорил: «Вот этому больному добавьте в порошок (таблетку, микстуру и т. д.)». Там все уже было дозировано. Это не были ядовитые препараты. Добавки просто усугубляли болезнь пациента и через какое-то время он умирал естественной смертью. Запускалась так называемая «программируемая смерть». (Ю. Власов. «Временщики…» М., 2005. С. 87).

Вероятнее всего, человек, приходивший к провизору, действительно был из КГБ. Однако, кто давал ему задания, трудно сказать. Возможно, что кто-то «наверху», борясь за власть, расчищал себе путь. Но установить, работал ли хозяин «человека из КГБ» на себя или на кого-то другого, невозможно.

Тайная смертельная борьба в высших эшелонах за власть была в СССР весьма удобным прикрытием для вмешательства иностранных спецслужб. В этой связи напомню факт использования обычным аферистом «вывески НКВД» в сталинский период. К примеру, некий военный строитель Николай Павленко, дезертировав из армии, сумел создать военную строительную часть, которая в течение нескольких лет была его «частной фирмой»!

Прикрытием для Павленко являлось сверхсекретность деятельности его стройчасти, которая якобы выполняла задания НКВД по строительству спецобъектов. В итоге Павленко был вхож в высокие кабинеты того времени, пока криминальные похождения его подчиненных не привлекли внимание того же НКВД. В наши дни на эту тему создан кинофильм «Чёрные волки». Подчеркнем, что эта афера происходила в сталинский период, когда под подозрением и контролем были все.

Естественно, в брежневский период агенты западных спецслужб могли с не меньшим успехом прикрываться КГБ. Одним словом, приписывать странные смерти, последовавшие в период Брежнева, КГБ безосновательно. Тем более, что странная безвременная смерть в те годы в большинстве случаев поражала наиболее стойких приверженцев социалистического пути развития.

Напомню, что 20 декабря 1984 года внезапная смерть настигла министра обороны Дмитрия Устинова. Е. Чазов в книге «Здоровье и власть» пишет, что «сама смерть Устинова была в определенной степени нелепой и оставила много вопросов в отношении причин и характера заболевания».

Заболел Дмитрий Фёдорович после проведения совместных учений советских и чехословацких войск на территории Чехословакии. Чазов отмечает «удивительное совпадение — приблизительно в то же время, с такой же клинической картиной заболевает и генерал Дзур», тогдашний министр обороны Чехословакии, проводивший учения вместе с Д. Устиновым.

Между тем официальная причина смерти Дмитрия Устинова и Мартина Дзура одна и та же — «острая сердечная недостаточность». По этой же причине в течение 1985 года умерли еще два министра обороны: Гейнц Гофман, министр национальной обороны ГДР, и Иштван Олах, министр обороны Венгерской Народной Республики. Эти смерти фактически продолжили череду странных смертей ранее упомянутых членов ПБ. Так что аналогия налицо.

Ряд исследователей считает, что странные смерти вышеперечисленных министров обороны стран Варшавского договора сорвали планируемый ввод в 1984 году советских, чехословацких, гедеэровских и венгерских войск в Польшу. Устранение министров стран соцлагеря было выгодно только НАТО.

В этой связи свидетельство старого провизора предстает в несколько ином свете. Нельзя исключать, что «человек из КГБ», приходивший в аптеку с «микстурами», мог получать указания от начальника типа Калугина и Гордиевского, являвшихся агентами ЦРУ и действовавших в центральном аппарате КГБ. Ссылаясь на сверхсекретность указаний, якобы полученных с самого «верха», агент мог давать своему человеку любые поручения, не опасаться раскрытия.

Эту версию подтверждает свидетельство Ю. Власова. Тот пишет, что «он своими ушами слышал от человека из самого близкого окружения Андропова о горьких признаниях «шефа» в том, что КГБ основательно засорен американской агентурой» (Ю. Власов. «Временщики…» С. 86). Это вызывало серьезную озабоченность Юрия Владимировича.

В этой связи необходимо процитировать реплику Ю. Андропова, тогда уже генсека, прозвучавшую на июньском (1983 г.) Пленуме ЦК КПСС. Ее приводит Вадим Печенев, политический советник трех генеральных секретарей ЦК КПСС. Генсек, внезапно прервал выступавшего К. Черненко и заявил: «Мне известно, что в этом зале находятся люди, которые позволяют в беседах с иностранцами распространять ненужную и вредную для нас информацию. Я не буду сейчас называть фамилии, товарищи сами знают, кого я имею в виду. И пусть они запомнят, что это — последнее предупреждение» (В. Печенев. «Взлет и падение Горбачёва: Глазами очевидца». М., 1996 год).

Вполне возможно, что эта реплика ускорила смерть Юрия Владимировича.

ПАЦИЕНТ БЫЛ ЖИВОЙ

Некоторые исследователи утверждают, что Горбачёв изначально активно участвовал в борьбе за власть. На самом деле он долгое время был в ней лишь статистом, выполнявшим указания Ю. Андропова. Можно предполагать, что только накануне смерти Юрия Владимировича, последовавшей в феврале 1984 года, Горбачёв самостоятельно включился в эту борьбу. Но возможности у него тогда были ограниченные.

Поэтому весьма сложно объяснить те странности, которые сопровождали кончину Ю. Андропова. Согласно официальной версии, причиной его смерти стал отказ почек вследствие многолетней подагры. Вроде бы все обоснованно… Но Юрий Владимирович в феврале мог бы и не умереть.

Александр Васильевич Коржаков, работавший одно время в охране Андропова, в интервью Дмитрию Гордону (27 ноября 2007 года) сообщил, что накануне смерти патрона в больницу явились заведующий Общим отделом ЦК КПСС Константин Черненко и начальник 9-го управления КГБ генерал Юрий Плеханов. Они изъяли все, что изымается только после смерти пациента: ключи от сейфа, документы… Андропов в этот момент был еще жив.

Кто дал команду на эту акцию, можно только гадать. Ясно одно, это был не Горбачёв. Черненко недолюбливал Михаила Сергеевича и предпочитал не иметь с ним никаких дел. В тот период для Константина Устиновича весомым было мнение только одного человека — Дмитрия Тимофеевича Устинова…

По словам Коржакова ситуация со смертью Андропова также была несколько странной. «У Юрия Владимировича, когда он лежал в ЦКБ, постоянно дежурили три реаниматора, но если два из них настоящие профессионалы… то третий был терапевт (может быть, и хороший), который всего лишь соответствующие курсы закончил. Именно в его дежурство Андропов скончался, причем сменщики в один голос твердили, что, если бы там находились, не дали бы ему умереть…»

Однако, что ни говори, Андропов изначально был обречен. Судьбой ему было отмерено всего полтора года власти. Смерть Юрия Владимировича в феврале 1984 года приостановила реализацию программы намеченных им преобразований советского общества. В большой политике, как в высоких горах, падение одного камня может вызвать всеобщий обвал. Трудно избавиться от мысли, что проживи Андропов еще хотя бы год, судьба Советского Союза могла бы быть совсем иной.

В этой связи следует согласиться с мнением бывшего помощника секретаря ЦК КПСС Лигачёва Валерия Легостаева о том, что смерть Юрия Владимировича, в конечном счете, была «…одной из главных, если не главной причиной постигшей Россию… геополитической катастрофы». (В. Легостаев. «Гебист магнетический. Заметки о Ю. В. Андропове»).

АНДРОПОВ И ГОРБАЧЁВ

Известно, что накануне смерти Андропов существенно изменил отношение к Горбачёву. Валерий Болдин, «правая рука Михаила Сергеевича, так рассказывал об этом периоде редактору газеты «Досье гласности» Юрию Изюмову (бывшему помощнику первого секретаря Московского горкома КПСС В. Гришина): «В последние месяцы жизни Андропов приглашал к себе в больницу других членов Политбюро, но только не Горбачёва, и только накануне ухода от нас он встретился с Горбачёвым и Лигачёвым» («Досье гласности». №11, 2001 год).

Горбачёв в своих мемуарах упоминает несколько своих встреч с Андроповым в больнице. Это не противоречит логике событий, т. к. известно, что именно Горбачёв в период болезни Ю. Андропова проводил заседания Секретариата ЦК КПСС.

Бывший помощник Андропова Аркадий Иванович Вольский в 1990 году утверждал, что в тексте записки Ю. Андропова, которую он передал для оглашения на Пленуме ЦК КПСС, якобы присутствовало предложение о поручении ведения Горбачёву заседаний Политбюро. Однако эта приписка странным образом исчезла из текста записки, предложенной участникам пленума.

Об этом же факте глава РСПП А. Вольский сообщил главному редактору газеты «Спецназ России» П. Евдокимову во время их продолжительной беседы под диктофон, состоявшейся на Старой площади.

Однако эту версию оспаривает Анатолий Иванович Лукьянов, работавший при Ю. Андропове первым замзавом Общим отделом ЦК КПСС. Он утверждает, что в его присутствии Юрий Владимирович называл в качестве своего возможного преемника не Горбачёва, а Романова.

Тем не менее, уже в тот период Горбачёв надеялся, что после смерти Ю. Андропова он станет Генеральным секретарем. Такую информацию его сторонники постоянно вбрасывали в разговорах с сотрудниками аппарата ЦК КПСС. Но престарелые члены ПБ предпочли сделать ставку на предсказуемого и удобного Константина Черненко.

Избрание главой великой державы смертельно больного и немощного старика было свидетельством того, что система высшей политической власти СССР была серьезно, а точнее, смертельно больна.

Для Горбачёва избрание К. Черненко означало начало последнего решающего этапа борьбы за власть. Как показали последующие события, Михаил Сергеевич сумел виртуозно претворить в жизнь свои планы по обретению поста генсека.

Продолжение в следующем номере.

ШВЕД Владислав Николаевич, родился в Москве.

Евгений Иванович Чазов в течение двадцати лет (с 1967 по 1986 г.) возглавлял 4-е Главное управление при Минздраве СССР, которое обслуживало высших руководителей Советского Союза. Именно в это время состоялся так называемый "хоровод смертей", когда один за другимумерли три Генеральных секретаря ЦК КПСС (Брежнев, Андропов, Черненко).

Е. И. Чазов по долгу службы обязан был знать все о состоянии здоровья и причинах смерти своих подопечных; в своей книге он рассказывает, как уходили из жизни советские вожди, приводит подробности их последних дней. Особое место уделяется кончине Л. И. Брежнева, о которой по сей день ходит множество слухов.

Евгений Иванович Чазов
Хоровод смертей. Брежнев, Андропов, Черненко…

Предисловие

Мне не хочется претендовать на обладание бесспорной истиной; может быть, что-то я видел не так, как другие свидетели событий. Но описать объективно то, что я знал, уверен - мой долг перед будущими поколениями.

"Кто вы?"- нередко спрашивали меня западные журналисты. Кем только меня не представляли! В журнале "Ридерс дайджест" утверждалась, например, такая нелепость, что я являюсь одним из высших чинов КГБ. В 1984 году, во время моего пребывания в Соединенных Штатах Америки, люди из Голливуда предлагали снять фильм, где я должен был выступать в качестве близкого Брежневу человека, который, вопреки его воле, стал одним из самых выдающихся борцов за мир.

Всех превзошли Е. Тополь и Ф. Незнанский в развлекательном, но очень глупом бестселлере "Красная площадь", изданном в Нью-Йорке в 1984 году. В нем профессор Е. Чазов является чуть ли не полномочным представителем Брежнева в расследовании причин смерти заместителя председателя КГБ С. Цвигуна, которая, по их мнению, последовала не в результате самоубийства, а явилась следствием заговора. Моя жена с юмором сказала мне: "Знаешь, подав в суд на авторов за нанесение морального ущерба, ты, несомненно, выиграл бы процесс. Во-первых, у тебя густая шевелюра, а не лысина, как они пишут, во-вторых, ты, как истинный врач, не куришь, а в-третьих, не пьешь коньяк из стаканов, да еще на работе".

Кто я? Врач, ученый, работы которого известны всему миру, общественный деятель, оказавшийся в гуще политических событий, брошенный в этот омут судьбой или Божьей волей. Можно по-разному интерпретировать, кем брошен, в зависимости от взглядов читателя - атеиста или верующего.

Вращаясь 23 года в гуще политических страстей, зная о необычных и непредсказуемых судьбах видных политических деятелей, мне иногда хотелось узнать, почему же тогда, в конце 1966 года, выбор Л. И. Брежнева пал на меня, причем при моем категорическом возражении? У меня не было ни "ответственных" родителей, ни связей, ни блата. Да и политически я был индифферентен, отдаваясь весь своей любимой науке и врачебному делу. Жизнь только начинала мне улыбаться.

Перебрав возможные кандидатуры на должность директора Института терапии, где я работал заместителем директора, и получив от всех отказ, Президиум Академии медицинских наук был вынужден не только назначить меня директором института, но и рекомендовать меня в члены-корреспонденты Академии. Мои работы по лечению больных инфарктом миокарда, новые подходы к лечению тромбозов были известны к этому времени во многих странах мира. Известный американский кардиолог Пол Уайт, с которым мы подружились, предрекал большое будущее моим работам.

И вдруг, как ураганом, были сметены за несколько дней все мои планы, мечты. На Всесоюзном съезде кардиологов в конце декабря 1966 года мне пришлось сидеть в президиуме вместе с бывшим тогда министром здравоохранения Б. В. Петровским. Я не придал значения его расспросам о жизни, интересах, знакомствах, о врачебной деятельности. На следующий день он позвонил мне и попросил зайти поговорить. Это тоже не вызвало у меня беспокойства, так как во время встречи на съезде я посвятил его в планы создания в стране кардиологической службы для лечения больных с заболеваниями сердца. Каково же было мое удивление, когда он, не успев даже поздороваться, предложил мне возглавить 4-е Главное управление при Министерстве здравоохранения СССР, называвшееся в народе Кремлевской больницей. Мне, по понятиям, принятым в нашей стране, 37-летнему "мальчишке". В первый момент я настолько растерялся, что не знал, что и сказать. Однако воспоминания о Кремлевской больнице, где мне пришлось работать врачом в 1956–1957 годах, воспоминания о привередливом и избалованном "контингенте" прикрепленных, постоянный контроль за каждым шагом в работе и жизни со стороны КГБ вызвали у меня категорическое неприятие предложения. Вспомнилось и другое: насколько известно, предлагались многие кандидатуры на эту должность - заместитель министра А. Ф. Серенко, профессор Ю. Ф. Исаков и другие. А кресло начальника уже 7 месяцев вакантно, и прочат в него тогдашнего заместителя начальника 4-го Главного управления Ю. Н. Антонова. Пусть бы и шел, чем кого-то срывать с любимой работы. Но если 7 месяцев не берут, значит, не хотят или есть какие-то другие причины.

Мои доводы Петровский не воспринимал. Не подействовал даже такой по тем временам, как казалось мне, убедительный довод, что я разведен. Моя первая жена, известный реаниматолог, работала в это время в институте у Б. В. Петровского. Выслушав все мои аргументы, министр сказал, что все это хорошо, но завтра я должен быть в ЦК КПСС у товарищей В. А. Балтийского и С. П. Трапезникова, а сразу после Нового года со мной хотел бы встретиться Л. И. Брежнев.

После такого сообщения стало ясно, что я уже "проданная невеста" и мое сопротивление напрасно. Кстати, когда я был на следующий день у В. А. Балтийского и со свойственной мне прямотой начал отказываться, всегда вежливый, но хитрый, напоминавший мне лису на охоте, заведующий сектором здравоохранения ЦК намекнул, что категорический отказ может повлиять на избрание меня членом-корреспондентом. Эти дни, совпавшие с началом Нового, 1967 года, были сплошной фантасмагорией. Первое, что меня поразило, - масса поздравлений с Новым годом, которые я получил. Никто, по моему мнению, кроме ограниченного круга людей, не мог знать о предложении и предстоящем разговоре с Л. И. Брежневым. Тем более этот "круг" предупредил меня о молчании. Я не был столь наивен, чтобы думать, что поздравляют ординарного молодого профессора. Многие поздравления к тому же были от незнакомых мне лиц.

Да простятся человеческие слабости, проявления которых я не раз ощущал на себе в зависимости от положения и ситуации. Я помню не только эту удивительную массу телеграмм, направленных еще не назначенному руководителю 4-го Главного управления. Я помню и тот вакуум, который стал образовываться вокруг меня после смерти Л. И. Брежнева и после того, как, понимая всю бесперспективность борьбы за обновление советского здравоохранения, я подал в отставку с поста министра.

← Вернуться