Болотов В.В. Раскрытие учения о Св

Св. Иустина можно назвать самым значительным из греческих апологетов II в. и "наиболее благородной личностью" в истории древнехристианской письменности.

С юных лет у него появилось стремление к истине, познанию смысла жизни человеческой и вообще всего бытия. Пытаясь удовлетворить это стремление, юный Иустин занялся философией, и о всех перипетиях своих поисков истины он поведал в "Разговоре с Трифоном Иудеем" (гл. 2-8).

В юности у него произошла одна встреча, которая круто изменила всю его жизнь. Сам св. Иустин описывает эту встречу так: однажды, в поисках тишины для своих умозрений, он удалился на берег моря и здесь неожиданно встретился с неким старцем. Между ними завязалась беседа, которая сконцентрировалась вокруг проблем истинного любомудрия, ведения Бога и вопроса о душе. В ходе беседы старец наметил суть истинного любомудрия. В беседе старца и молодого Иустина сразу были противопоставлены два видения философии: одно (эллинское) опиралось только на разум, уповало на силу доказательств и защищало сугубо умозрительный характер любомудрия. В греческой философии и, вообще, в греческой культуре, согласно св. Иустину, имелись "семена Истины," но эти "семена" как бы пустили свои редкие ростки среди массы сорняков. Сплошное же "поле злаков" произрастало лишь в Священном Писании, откуда указанные "семена" и были занесены на неухоженную ниву эллинского миросозерцания. После обращения и крещения (эти важнейшие события в жизни святого мученика произошли, вероятно, между 132 и 137 гг). св. Иустин всю свою остальную жизнь посвятил миссионерству. Впрочем, конкретных фактов из этого периода жизни св. Иустина мы знаем очень немного. Вероятно, он много путешествовал и побывал, в частности, в Александрии. В правление императора Антонина Пия (138-161) св. Иустин прибыл в Рим, где и провел последние годы жизни. В "столице мира" он открыл одну из первых христианских школ, созданную, скорее всего, по типу частных философских школ (тем более что "философский плащ," который он не снимал и после своего обращения, вполне позволял ему сделать это).

Не будучи посвященным в сан, т.е. оставаясь мирянином, св. Иустин стал ярким образцом подлинного христианского учителя ("дидаскала"). Талантливый и начитанный, мастерски владеющий словом, он привлек к себе немало учеников, из которых вскоре выделился сплоченный кружок ревнителей Христовых. Пророчески прозрел св. Иустин и свою мученическую кончину, говоря: "Я ожидаю, что буду пойман в сети и повешен на древе». Так и случилось: св. Иустин вместе с шестью учениками своими по доносу был арестован префектом Рима Рустиком (эту должность Рустик занимал в 163-167 гг.); после суда славные мученики были обезглавлены. Точную дату их кончины установить трудно, но в православной Церкви память св. Иустина празднуют 1 июня, в католической - 13 апреля. Мощи его находятся в Риме - в церкви Зачатия Божией Матери монастыря капуцинов.

В древнехристианской Церкви св. Иустин был известен не только как миссионер и учитель, но и как выдающийся писатель. Однако из всего обширного литературного наследия св. Иустина сохранились до наших дней лишь три подлинных произведения.

Два сочинения написаны в жанре апологий. Некоторые ученые предполагают, что первоначально они представляли собой единое произведение, однако свидетельство Евсевия, определенно различающего их, говорит против такого предположения. "Первая Апология" написана раньше, вероятно ок. 150 г., ибо св. Иустин замечает в ней, что "Христос родился 150 лет тому назад при Квирине" (1 Апол. 46). По объему она обширнее "Второй Апологии" и состоит из 68 глав. В этом произведении св. Иустин обращается к правителям Римской империи. Речь св. Иустина выдержана в очень мягких и осторожных тонах, ибо он старается апеллировать к высокому философскому разумению правителей. Его аргументация зиждется на трех основных положениях: 1) преследование христиан за одно только имя является неразумным и несправедливым, 2) обвинение их в различных преступлениях - неосновательно и ложно и 3) образ жизни и вероучение христиан отличаются чистотой, непорочностью и святостью.

"Вторая Апология," состоящая из 15 глав, дополняет первую; написана она некоторое время по случаю одного инцидента: в Риме, при префекте Урбике, были схвачены и обезглавлены три благочестивых христианина. Положение христиан, которые все могли стать жертвами любого произвола, и побудило св. Иустина написать "Вторую Апологию." Однако сочинение производит впечатление некоей незаконченности: вполне возможно, что святой мученик не успел придать этой "Апологии" завершенную форму, сам сделавшись жертвой гонения. По сравнению с "Первой Апологией," здесь намечаются некоторые новые темы: например, что конечной причиной гонений на христиан является ненависть бесов к ним. Прослеживается в данном произведении и мысль, что подобного рода гонения лишь являют превосходство религии Христовой над язычеством. Третье произведение св. Иустина - "Разговор (Диалог, Беседа) с Трифоном иудеем" - является самым большим по объему из сохранившихся его творений (142 главы). По своему характеру и жанру оно существенно отличается от двух первых: св. Иустин отступает здесь от их "монологической" формы, и форма "диалога" позволяет ему достаточно четко оттенить столкновение двух религиозных мировоззрений - христианства и иудаизма. Поэтому, если "Апологии" обнажают преимущественно грани соприкосновения первохристианской Церкви с язычеством, то в "Разговоре" проявляются несколько иные аспекты бытия Тела Христова во враждебном мире.

Оппонентом св. Иустина в "Разговоре" выступает некий Трифон - личность, скорее всего, реальная. Судя по высказываниям его в ходе беседы, он, как и многие иудеи, бежал из Палестины от восстания Бар Кохбы, недовольный предельным экстремизмом восставших и опасаясь их религиозного фанатизма. Позиция Трифона в отношении к христианству коренным образом не отличается от позиции раввинистического иудаизма. Для него также иудейский закон ("тора") самодостаточен для спасения. Представление об иудейской национальной исключительности лежит в основе всего мировоззрения Трифона. Между христианством в лице св. Иустина и "эллинизированным иудаизмом" в лице Трифона и его друзей еще не существовало пропасти в плане, так сказать, "личностных отношений," хотя Трифон жил в "еще ветхозаветном периоде Домостроительства спасения," а св. Иустин отчетливо осознавал, что данный этап есть уже только сумрак прошлого, который развеян утренним сиянием Солнца правды.

Для самого св. Иустина подобная активная оппозиция "радикально-раввинистического иудаизма" совсем не влекла какой-либо вражды или ненависти к иудеям как к людям. Он говорит: "Но мы ни вас, ни принявших через вас [предубеждение] против нас не ненавидим, а молимся, чтобы вы хоть теперь покаялись и получили все милости от Бога - Всеблагого и Многомилостивого Отца всего" (Разг. 108, 3). Вследствие такой принципиальной позиции св. Иустина, диалог между ним и Трифоном ведется в благожелательных тонах корректной полемики. Центр тяжести аргументации св. Иустина в этой полемике приходится на доказательство Божественного происхождения христианства и того тезиса, что во Христе Иисусе исполнились все ветхозаветные пророчества. В целом, "Разговор с Трифоном иудеем" имеет важнейшее значение как для понимания сложнейших взаимоотношений ранней Церкви и иудаизма, так и для реконструкции основных богословских идей самого св. Иустина.

(Сидоров А.И. Патрология)

О жизни этого апологета мы имеем довольно скудные сведения, сообщаемые, в основном, им самим. Так, в своей "Речи против эллинов" Татиан говорит о себе как о "последователе варварской философии. Древнехристианские писатели - Климент Александрийский, св. Епифаний Кипрский и блаж. Феодорит Кирский - называют Татиана "сирийцем". Судя по высказываниям как самого Татиана, так и христианских писателей, родился он в области, расположенной к востоку от реки Тигр. Установить дату рождения Татиана, даже приблизительную, весьма сложно, но, скорее всего, он был моложе св. Иустина, а поэтому, вероятно, нужно ориентироваться на первые два десятилетия II в. Его родители говорили на сирийском языке. Несмотря на "сирийское" происхождение, Татиан получил вполне приличное для того времени "эллинское" образование и для совершенствования в нем много путешествовал. Сам он говорит: "я много путешествовал по многим странам, был учителем вашей софистики, знакомился со многими искусствами и изобретениями" (Речь 35).

Можно предполагать, что после обращения Татиан познакомился со св. Иустином, который стал его наставником. Во всяком случае, св. Ириней Лионский называет Татиана "слушателем", а Евсевий - "учеником" св. Иустина. По всей видимости, в Риме Татиан входил в круг учеников святого учителя, и после его мученической кончины продолжал дело св. Иустина, возглавив "школу христианского любомудрия," которую тот основал. У Евсевия (Церк. ист. V, 13) есть краткое сообщение, что Родон, уроженец Азии, учился в Риме у Татиана. Однако трудно сказать, сохранялась ли преемственность "школьной традиции" между преподаванием св. Иустина и Татиана, и если сохранялась, то в чем конкретно она заключалась. Согласно св. Иринею (Против ересей I, 28, 1), после кончины св. Иустина Татиан "отпал от Церкви и, возбужденный мыслью быть учителем, как превосходнейший пред другими, составил свой образ учения. Он баснословил, подобно валентинианам, о каких-то неведомых зонах, объявлял, подобно Маркиону и Сатурнину, брак растлением, и сам от себя отрицал спасение Адама." Некоторые исследователи находят следы влияния гностических (валентинианских) идей на миросозерцание Татиана уже в тот период его жизни, когда он еще находился в лоне Церкви. Безусловно, разрыв Татиана с Церковью не мог случиться в одночасье и, скорее всего, имел достаточно продолжительную предысторию, но для суждения об эволюции взглядов этого христианского писателя мы не обладаем достоверными и твердыми источниками. Известно только, что он стал одним из основателей еретической секты энкратитов. О последнем этапе жизни Татиана практически ничего неизвестно; приблизительной датой его кончины обычно считают 185 г.

Из обширного литературного наследия сохранились лишь очень скудные остатки. Главным произведением следует считать "Речь против эллинов." Оно представляет собой достаточно большое (42 главы) апологетическое сочинение, обладает стройной композицией и характеризуется упругим и энергичным, часто доходящим до резкости, стилем. Второе из известных нам произведений Татиана называется «Диатессарон»; оно представляет собой гармонию четырех канонических Евангелий, сведенных воедино. Для этой гармонии Татиан использовал материал не только канонических Евангелий, но и почерпывал некоторые элементы из апокрифических Евангелий

Святой мученик Иустин Философ родился в Сихеме – древнем городе Самарии. Родители Иустина, греки, были язычниками. Святой с детства отличался глубоким умом, любовью к наукам и горячим стремлением к познанию Истины. Он в совершенстве изучил различные направления греческой философии: стоиков, перипатетиков, пифагорейцев, платоников – и убедился, что ни одно из этих языческих учений не открывает пути к познанию Истинного Бога.

Однажды, прогуливаясь в уединенном месте за городом и размышляя о том, где искать путь к познанию Истины, он встретил старца, который в продолжительной беседе раскрыл Иустину сущность христианского учения и посоветовал искать разрешения всех вопросов жизни в книгах Священного Писания. «Но прежде всего, – сказал старец, – молись прилежно Богу, чтобы Он открыл тебе двери Света. Истину никто не может постигнуть, если не даст ему разумения Сам Бог, Который открывает ее каждому, кто ищет Его с молитвою и любовью».

На 30-м году жизни Иустин принял святое Крещение (между 133 и 137 годами). С того времени свои дарования и обширные философские познания святой Иустин посвятил проповеди Евангелия среди язычников. Он начал странствовать по Римской империи, всюду сея семена спасительной веры. «Кто может возвещать Истину и не возвещает, тот будет осужден Богом», – писал он. Иустин открыл училище, где проповедовал христианскую философию. Святой Иустин последовательно отстаивал истинность и спасительность христианского учения, убедительно опровергая и языческие мудрования (как, например, в споре с философом-киником Крискентом), и еретические извращения христианства (в частности, он выступал против учения Маркиона-гностика).

Около 155 года, когда император Антонин Пий (138–161) открыл гонение на христиан, святой Иустин лично подал ему «Апологию» в защиту неповинно осужденных на казнь христиан Птоломея и Лукия, имя третьего осталось неизвестным. В «Апологии» он доказывал ложность возводимых на христиан обвинений «от имени несправедливо ненавидимых и гонимых христиан». «Апология» оказала столь благотворное воздействие на императора, что он прекратил гонение. С решением императора святой Иустин отправился в Азию, где особенно сильно преследовали христиан, и сам распространял радостную весть об императорском указе по окрестным городам и странам.

В Ефесе состоялся диспут святого Иустина с раввином Трифоном. Православный философ на основе ветхозаветных пророческих писаний доказывал истину христианского вероучения. Этот спор изложен святым Иустином в сочинении «Разговор с Трифоном-иудеянином».

Вторая «Апология» святого Иустина была обращена к римскому сенату. Написана она была в 161 году, вскоре после вступления на престол Марка Аврелия (161–180).

Возвращаясь в Италию, святой Иустин, подобно Апостолам, всюду проповедовал Евангелие и своим Богодухновенным словом многих обращал к христианской вере. Когда святой пришел в Рим завидовавший ему Крискент, которого Иустин всегда побеждал в прениях, возвел на него много ложных обвинений перед римским судом. Святой Иустин был взят под стражу, подвергнут истязаниям и принял мученическую смерть († 166).

Кроме упомянутых творений, святому мученику Иустину Философу принадлежит еще ряд сочинений: «Замечания о душе», «Обличения против эллинов», «Речь против эллинов». Святой Иоанн Дамаскин сохранил значительную часть не дошедшего до нас сочинения святого Иустина «О воскресении». Церковный историк Евсевий свидетельствует, что святым Иустином были написаны книги «Певец», «Обличение всех бывших ересей» и «Против Маркиона».

Мощи святого Иустина Философа покоятся в Риме.

В Русской Церкви память мученика особо прославляется в храмах его имени.

*На русском языке издано:

1. Апология I, или защищение христиан пред Антонином Кротким // Христианское чтение. 1825. XVII. С. 12 слл.

2. Апология II, или защищение христиан пред Римским сенатом // Там же. 1840. III. С. 3 слл.

3. Диалог с Трифоном-иудеем / Пер. Преосвященного Иринея, архиепископа Тверского. СПб., 1737. То же (с Апологиями I, II) // Сочинения древних христианских апологетов. С введ. и прим. свящ. П. А. Преображенского. М., 1864 (Памятники древней христианской письменности в рус. пер. Т. III. Прилож. к ж. «Православное обозрение»).

4. Хрестоматия, или выбранные места из святого мученика и философа Иустина, служащие полезным нравоучением. М., 1783.

5. Святой мученик Иустин Философ. О Имени Божием. Сергиев Посад: Книгоиздательство «Исповедник». 1913.*

Святые мученики Иустин, Харитон, Евелпист, Иеракс, Пеон, Валериан, Иуст и мученица Харита пострадали одновременно со святым Иустином Философом, в 166 году. Они были приведены в Рим и заключены в темницу. Перед судом градоначальника Рустика святые смело исповедали свою веру во Христа. Рустик спросил святого Иустина, действительно ли он думает, что после перенесенных мучений взойдет на небо и получит награду от Бога. Святой Иустин ответил, что не только думает, но достоверно знает и уверен в этом.

Градоначальник предложил всем христианам-узникам принести жертву языческим богам, но получил отказ и вынес смертный приговор. Святые были обезглавлены.

Глава 3. Ранние христианские апологеты. Св. Иустин мученик

Св. Иустин Мученик, известный также под именем Иустин Философ, был одним из первых апологетов (т.е. защитников) христианства. В отличие от так называемых мужей апостольских, обращавшихся преимущественно к членам Церкви, писания апологетов были адресованы современному им языческому читателю, поэтому для лучшего их понимания необходимо знание исторической обстановки того времени.

В римской империи второго века христианство было объявлено «незаконной религией». Оно не входило в список разрешенных культов, и самое имя «христианин» уже являлось юридическим поводом для преследования. На практике дело обстояло не так строго: в латинском язычестве на рубеже нашей эры, особенно по мере все новых завоеваний империи, проявлялась тенденция к значительной терпимости в отношении других религий, касавшаяся также и христиан. В большинстве случаев никто не занимался их специальными розысками, и многие римские чиновники готовы были смотреть сквозь пальцы на их существование.

С другой стороны, христианство легко могло бы приобрести законность. Для этого было бы достаточно примириться с преобладающим в римском обществе синкретизмом (сосуществованием многих верований), т.е. признать Христа всего лишь одним из богов римского пантеона и согласиться на участие в культе обожествленного римского императора и римских богов. Тот факт, что христиане отказывались и от того, и от другого, служил поводом для их обвинения в атеизме.

В римской империи того времени лишь евреи были легально освобождены от поклонения римским богам, так как римляне по опыту знали, что этого им от евреев никогда не добиться. Пока христианство не порвало с иудаизмом, его считали одной из еврейских сект и потому не преследовали. Проблемы начались по мере того, как нарастал конфликт между Церковью и синагогой? конфликт, как известно, окончившийся полным разрывом.

В такой обстановке зародилась ранняя христианская апологетика. Целью апологетов было прежде всего продемонстрировать языческому обществу приемлемость христианства с культурной точки зрения, и это было трудной задачей, так как христианам приходилось вести войну «на многих фронтах». На них нападали, обвиняя в варварстве, за то, что (как считали язычники) никому неизвестную, противоречивую и ненужную книгу, Библию, они почитали боговдохновенной. Поэтому апологеты пытались показать вечный смысл ветхозаветной истории, но в то же время им приходилось отмежевываться от иудаизма, показывая истину именно христианского понимания Библии. Нужно было найти параллели между греческой философией и христианской мыслью, но одновременно представить языческую философию предшественницей христианства, а христианство? откровением того, что языческая философия лишь предчувствовала. Также необходимо было опровергнуть обвинения в атеизме, а зачастую? и в каннибализме, поводом к которым служили слухи об евхаристических собраниях, куда не допускались посторонние, так что никто точно не знал, что там происходило. Апологеты описывали евхаристию, стараясь объяснить, в чем ее смысл, и обосновать нежелание христиан поклоняться языческим богам. Они обсуждали христианскую мораль, показывая, что христиане должны быть хорошими гражданами и добродетельными людьми. Таким образом, христианская апологетика велась на многих уровнях: философском, социальном, этическом, антииудейском и др.

О св. Иустине Мученике нам известно из «Церковной истории» Евсевия. Кроме того, до нас дошел официальный протокол его мученичества. Иустин родился в образованной семье римскою чиновника в Палестине (в городе Флавианополисе, как римляне называли Шехем). Он получил классическое языческие образование, т.е. изучал греческих философов, и в частности Платона. Его обращение в христианство носило интеллектуальный характер, но у Евсевия оно описывается в несколько романтических красках. Однажды, гуляя по пляжу, он повстречал старика, который убедил его в том, что все ветхозаветные пророки и были истинными философами. Также на Иустина произвело большое впечатление то мужество, с которым умирали христианские мученики. Уже по обращении в христианство Иустин получил свой «паллиум» (так называлась одежда, которую носили философы) в Эфесе. «Степень» философа давала ему право заняться преподавательской деятельностью, и Иустин отправился в Рим, где открыл свою собственную школу. Он претерпел мученическую кончину через обезглавление вместе с шестью своими учениками во время гонения императора Антонина Пия (138-167 гг.), в правление префекта Юния Рустика, т.е. в 60-х годах второго века.

Для нас св. Иустин интересен особенно тем, что среди христианских богословов он был одним из первых представителей греко-римского общества, да еще и интеллектуалом, обратившимся в христианство. Евсевий перечисляет несколько книг, написанных Иустином, из которых некоторые приписываются ему ошибочно. Так, книга «Против Маркиона», направленная против гностиков и известная нам из писаний св. Иринея, не принадлежит перу Иустина. До нас дошли только три его произведения из перечисленных у Евсевия: две «Апологии» и «Разговор с Трифоном Иудеем».

«Апология» первая была адресована императору Антонину Пию, вторая? римскому сенату. Основной темой этих книг является протест против преследования христиан «за одно лишь имя» и попытка расположить римских правителей к более объективному взгляду на христианство и к более милосердному обращению с христианами. В первой «Апологии» также содержится подробное изложение христианской догмы и описание богослужения.

«Разговор с Трифоном» ? самая ранняя известная в истории апология против иудаизма, к сожалению, не дошедшая до нас полностью. «Разговор» представляет собой двухдневную дискуссию с ученым евреем Трифоном (возможно, это был известный в то время раввин Тарфон). Во вступлении содержится подробное описание интеллектуального пути и обращения Иустина. Дальнейшие главы посвящены христианскому пониманию Ветхого Завета. В них объяснялось, что Моисеев закон был дан евреям лишь на время и что истинный и вечный смысл Ветхого Завета открыт в христианстве. Народы, уверовавшие в Христа и последовавшие за Ним, составляют Новый Израиль, воистину избранный народ Божий.

В «Разговоре с Трифоном» также содержится учение св. Иустина о Боге, заслуживающее особого рассмотрения. Иустин говорит о Боге в философских терминах. Прежде всего он утверждает абсолютную трансцендентность Бога, Его сокрытость, невыразимость, безначальность. Бог? превыше всякого имени, но поскольку мы должны как-то называть Его, то, по мнению св. Иустина, наиболее подходящим для Него именем является библейское «Отец». В данном случае Иустин представляет типичное доникейское богословие, в котором Бог рассматривается исключителльно как Бог-Отец.

У этого невыразимого, неизреченного Бога есть Слово (Логос) ? посредник между Богом и миром. До сотворения мира Логос существовал в Боге Отце как «невыраженное Слово». Пытаясь объяснить троичность Бога, Иустин предлагает различать после сотворения мира «Слово произнесенное», «Слово семенное», «Слово воплощенное». Бог сотворил мир посредством «Слова произнесенного». Термин «Слово семенное» выражал мысль, что при сотворении мира Бог «посеял» повсюду свое присутствие. И в этом случае налицо стремление Философа объяснить соотношение Лиц Троицы грекам, в философских системах которых имелась подобная концепция. И, наконец, «Слово воплощенное», т.е. Христос, представляет собой максимальное самовыражение Бога в тварном мире.

Мысль о том, что Бог творит мир посредством своего Слова, а следовательно, что второе Лицо св. Троицы зависит от воли Божией, может быть легко истолкована как субординатизм (ересь, утверждающая неравенство и соподчинение Лиц св. Троицы). Но, с другой стороны, если Иустин имел в виду, что проявление Отца в тварном мире происходит через Его Сына Слово, его богословие можно считать вполне православным. Очевидно, что св. Иустин не мог предвидеть всех богословских проблем последующих поколений и искренне старался объяснить грекам, что такое св. Троица. Стремление к диалогу с греками и тон его сами по себе уже свидетельствуют о широте его кругозора и характеризуют его как человека непредубежденного и интеллектуально открытого.

В творениях св. Иустина, как и у св. Иринея Лионского, мы встречаем одно из самых ранних свидетельств почитания девы Марии. Он тоже пользуется образом Марии как новой Евы, которым впоследствии пользовались многие богословы. Его интересовали и текстологические проблемы. В частности, он обсуждает греческий перевод текста пророка Исайи «...се, Дева во чреве приимет...» (Ис. 7:14). Противник Иустина Трифон оспаривал правильность греческого перевода, утверждая, что еврейское слово «альма» означает просто «молодая женщина». Иустин указывает на примеры, где это слово означает именно «дева», и защищает правильность перевода Семидесяти толковников (Септуагинта ), использованный в евангельском рассказе о Рождестве Христовом и в котором слово «алма» переведено как «дева».

Огромный интерес для нас представляет описание таинств и христианского богослужения. Смысл крещения описывается следующим образом:

Потом мы приводим их туда, где есть вода, и они возрождаются таким же образом, как сами мы возродились, то есть омываются тогда водою во имя Бога Отца и владыки всего, и Спасителя нашего Иисуса Христа и Духа Святого.... Так как мы не знаем первого своего рождения... и выросли в худых нравах и дурном образе жизни, то, чтобы не оставаться нам чадами необходимости и неведения, но чадами свободы и знания и чтобы получить нам отпущение прежних грехов, ? в воде именуется на хотящем возродиться имя Отца всего и владыки Бога... А омовение это называется просвещением, потому что просвещаются умом те, которые познают это.

(«Первая апология», 61)

Крещение у св. Иустина понимается как рождение заново, предполагающее преданность принятой вере и обещание жить согласно христианским принципам. Несомненно, что Иустин имеет в виду крещение взрослых. Интересно отметить настоятельность, с которой он несколько раз говорит о крещении, как о вступлении в новую жизнь, и ни словом не упоминает о том, что, на Западе, стало считаться основным смыслом обряда, ? во оставление первородного греха. Отсутствие понятия вины потомков за первородный грех характерно для восточной святоотеческой мысли, тогда как на Западе утвердилась идея, что все люди разделяют «вину» Адамова грехопадения и могут очиститься лишь посредством крещения. Восточная практика крещения младенцев не предполагает их греховности или «виновности», но основана на том, что младенцы рождаются в греховном мире, в «этом» мире, а потому тоже нуждаются в даре обновленной жизни.

В этом же тексте, говоря о Боге и об Иисусе Христе, Иустин явно обнаруживает тенденцию к субординатизму . «Неизреченный» Бог, абсолютно иной, которому даже нет подходящего имени (в согласии с древней иудейской традицией), Иисус Христос, распятый при Понтии Пилате, и Дух Святой, через пророков предсказавший все об Иисусе, ? находятся в отношении иерархического соподчинения:

Никто не может сказать имени неизреченного Бога; если же кто и осмелился бы сказать, что оно есть, тот показал бы ужасное безумие... И при имени Иисуса Христа... и при имени Духа Святого... омывается просвещенный.

(Там же, 61)

Следуя своим апологетическим целям, Иустин описывает христиан как хороших граждан, соблюдающих законы:

После того, как омоется таким образом уверовавший и давший свое согласие, мы ведем его к так называемым братьям в общее собрание для того, чтобы со всем усердием совершить общие молитвы как о себе, так и о просвещенном и о всех других, повсюду находящихся, дабы удостоиться нам, познавшим истину, явиться и по делам добрыми гражданами и исполнителями заповедей, для получения вечного спасения.

По окончании молитв мы приветствует друг друга лобзанием. Потом к предстоятелю братии приносится хлеб и чаша воды и вина: он, взявши это, воссылает именем Сына и Духа Святого хвалу и славу Отцу всего и подробно совершает благодарение за то, что Он удостоил нас этого. После того, как он совершит молитвы и благодарение, весь присутствующий народ отвечает: аминь. Аминь? еврейское слово, значит: да будет. После благодарения предстоятеля и возглашения всего народа так называемые у нас диаконы дают каждому из при сутствующих приобщиться хлеба, над которым совершено благодарение, и вина и воды, и относят к тем, которые отсутствуют...

Пища эта у нас называется евхаристиею (благодарением), и никому другому не позволяется участвовать в ней, как только тому, кто верует в истину учения нашего и омылся омовением во оставление грехов и в возрождение, и живет так, как заповедал Христос. Ибо мы принимаем это не как обыкновенный хлеб или обыкновенное питье: но как Христос, Спаситель наш, Словом Божиим воплотился и имел плоть и кровь для спасения нашего, таким же образом пища эта, над которой совершено благодарение через молитву слова Его и от которой через уподобление получает питание наша кровь и плоть, есть? как мы научены? плоть и кровь того воплотившегося Иисуса. Ибо апостолы в написанных ими сказаниях, которые называются евангелиями, передали, что им было так заповедано: Иисус взял хлеб и благодарил и сказал: Это делайте в Мое воспоминание, это есть тело Мое; подобным образом Он взял чашу и благодарил и сказал: это есть кровь Моя, и подал им одним (Мф. 26:26-28).... С того времени мы всегда между собою делаем воспоминание об этом... В так называемый день солнца бывает у нас собрание в одно место всех живущих по городам или селам; и читаются, сколько позволяет время, сказания апостолов или писания пророков. Потом, когда чтец перестанет, предстоятель посредством слова делает наставление и увещание подражать тем прекрасным вещам. Затем все вообще встаем и воссылаем молитвы. Когда же окончим молитву, тогда... приносится хлеб, и вино, и вода; и предстоятель также воссылает молитвы и благодарения, сколько он может. Народ выражает свое согласие словом «аминь», и бывает раздаяние каждому и приобщение даров, над коими совершено благодарение, а к небывшим они посылаются через диаконов... В день же солнца мы все делаем собрание потому, что это есть первый день, в который Бог, изменивши мрак и вещество, сотворил мир, и Иисус Христос, Спаситель наш, в тот же день воскрес из мертвых.

(Там же. 65-67)

В этом очень подробном описании следует отметить следующие важные моменты. Церковь собирается «в одном месте» (эп`и то авт`о ) ? как уже обсуждалось, это выражение, по-видимому, служило техническим термином для обозначения церковного собрания. Собрание возглавляется «предстоятелем» (употреблявшееся Игнатием слово «епископ» еще не вошло во всеобщее употребление), который подробно «совершает благодарение (евхаристию) Отцу». Иустин особо останавливается на значении еврейского слова «аминь» (да будет), которым весь присутствующий народ выражает свое согласие со словами и действиями предстоятеля.

Из описания также следует, что евхаристические собрания совершались регулярно в «день солнца» (языческое название воскресения) и что собрания эти осознавались как воспоминание (или напоминание) о крещальной службе, совершавшейся на Пасху, ? совершенно исключительное значение, выявляющее единую сущность обоих событий, как перехода из ветхой жизни в новую через смерть, значение, часто утрачиваемое впоследствии. «День солнца» считался как первым днем творения, так и днем Воскресения Христа из мертвых. Таким образом устанавливался общепринятый в святоотеческой литературе типологический параллелизм: сотворение мира и его обновление (спасение) произошли в один и тот же день. Представление о том, что конец мира тоже произойдет в воскресенье, основывалось на том, что Христово Воскресение было началом, предвосхищением конца мира и времен.

Св. Иустин Мученик? первый из отцов-апологетов, сочинения которого дошли до нас в значительном количестве и в целости. Во втором веке известны еще десять-двенадцать других христианских апологетов, большинство сочинений которых утрачены, и известны нам лишь по свидетельствам других авторов. В основном они защищали те же идеи, стараясь, с одной стороны, отмежеваться от иудаизма, а с другой? ходатайствовать за невинно гонимое христианство перед языческим обществом и его правителями.

Из дошедших до нас апологетических сочинений второго века изветны напр. творения Афинагора Афинянина, Феофила Антиохийского и Татиана Ассирийца.

Афинагор известен нам прежде всего как автор «Апологии» (или «Прошения о христианах»), написанной около 177 года и адресованной «Марку Антонину и Люцию Аврелию Коммоду, самодержцам армянским, сарматским и, что выше всего, философам». В надписании к «Апологии» Афинагор называет себя «афинянином, философом христианским». О жизни его нам ничего не известно. Как защитник христианства он высказывает ряд положений, общих для всех апологетов. В частности, он опровергает обвинение в безбожии, показывая, что христиане веруют в единого Бога, верховного Творца мироздания, троичного в Лицах. Затем он отвергает безобразные слухи о людоедстве, якобы практикуемом в христианских собраниях. Не говоря подробно о таинствах, Афинагор, насколько это нужно для его защиты, описывает внутреннюю структуру христианской жизни, особенно подчеркивая нравственную дисциплину своих единоверцев. Среди христианских добродетелей особо важное место он отводит чистоте брачной жизни. Афинагор настаивает на абсолютной единственности брака. Он прямо говорит о том, что лишь подразумевается в писаниях Павла: второй брак? не что иное, как «респектабельное прелюбодеяние». В богословском отношении сочинения Афинагора не представляют особого интереса.

Св. Феофил Антиохийский, согласно Евсевию, был шестым епископом антиохийским. Он воспитывался в язычестве и обратился в христианство примерно в середине второго века. Единственное дошедшее до нас его сочинение, «Три книги к Автолику», свидетельствует о блестящей образованности и богословской тонкости св. Феофила.

В учении о Логосе (Слове) Феофил употребляет ту же терминологию, что и Иустин Философ, однако у него мы находим гораздо менее выраженную субординацию. Феофил учит, что Бог невыразим человеческими словами, невидим, непознаваем и т.д. по природе своей, но что в творении Он проявляет себя через своего Сына Слово. Св. Феофил впервые в христианской литературе употребил слово «Троица».

В писаниях св. Феофила мы находим интересное обсуждение вопроса о бессмертии души, правда, не на очень высоком богословском уровне. Феофил пытался найти общий язык с платониками, считавшими, что душа заключена в человеческом теле, как в тюрьме. После смерти тела бессмертная душа вырывается на свободу. В наше время распространено именно такое платоническое понимание: тело смертно, а душа бессмертна. В христианском же учении телу не приписывается какая то особая «смертность», и основное противопоставление проводится не между материей и духом, а между Творцом и тварью. Библейская мысль вообще не проводит четкого различия между плотью и духом. Именно такую интуицию мы находим у св. Феофила:

Он (человек) сотворен по природе ни смертным, ни бессмертным. Ибо если бы Бог сотворил его вначале бессмертным, то сделал бы его Богом: если же, наоборот, сотворил бы его смертным, то сам оказался бы виновником его смерти. Итак, Он сотворил его... способным и к тому, и к другому, чтобы, если устремится он к тому, что ведет к бессмертию, исполняя заповедь Божию, получил от Него в награду за это бессмертие и сделался бы Богом; если же уклонится к делам смерти, не повинуясь Богу, сам был бы виновником своей смерти. Ибо Бог сделал человека свободным и самовластным.

(«Послание Феофила к Автолику», 11, 27)

Таким образом, Феофил утверждает, что по природе бессмертен один лишь Бог, для человека же выбор смерти или вечной нетленной жизни зависит от него самого. В этом заключается истинно христианское определение человека, как свободного существа, в отличие от платонического учения, согласно которому человек по определению связан уже самим фактом своего материального бытия.

Помимо апологетов, старавшихся найти общую почву для диалога с язычниками, существовали и такие, которые утверждали полную несовместимость христианства с греческой философией. Подобного взгляда придерживался Татиан по прозвищу Ассириец (или Сириец), о котором известно, что он обратился в христианство в Риме, вероятно, под влиянием самого Иустина Философа, учеником которого был Татиан. В 172 году он отправился на Восток, в Сирию, где впал в гностические заблуждения и сделался ярым противником греческой философии. Обладая, по всей видимости, характером, склонным к крайностям, он увлекся строгой аскезой и основал секту энкратитов , отвергавших брак и употребление мяса и вина. Крайними знкратитами были акварии , которые совершали евхаристию с хлебом и водой, но об их связи с Татианом нам не известно.

Основной интерес представляет его апология христианства под названием «Речь против эллинов», в которой содержатся яростные нападки на греческую философию. Все греческое? объявлял Татиан? от лукавого, и все положительное в греческой философии придумано не греками, но заимствовано ими от других народов; Платон же почерпнул свою мудрость у Моисея.

Татиан известен также благодаря своему «Диатессарону» ? своего рода «симфонии» (согласования) четырех евангелий, в котором он опустил родословие Христа и все места, показывающие Его историческое происхождение от царя Давида. Этим «евангелием» пользовались не только последователи Татиана, но и вся антиохийская церковь вплоть до пятого века, когда Феодорит Киррский заменил его каноническими Евангелиями.

На примере Татиана ясно видно, что Церковь никогда не одобряла людей подобного склада, обладающих сектантской психологией и заботящихся только о своем спасении. В целом кафолическая Церковь всегда печется о спасении всех людей и всего мира. Она приветствует и объемлет истину и всяческое благо, насколько это возможно без искажения православного учения.

ЮСТИН, ФИЛОСОФ И МУЧЕНИК

ЮСТИН, ФИЛОСОФ И МУЧЕНИК (Иустин) (Ίουστίνος) (ум около 165, Рим) - святой отец и учитель Церкви, виднейший апологет 2 в. Родом из г Сихем (рим. Флавия Неаполис, Палестина). Происходил из языческой греческой семьи, изучал стоическую, перипатетическую, пифагорейскую и платоновскую философию. Уже после обращения в христианство (в период 132-135, вероятно в Эфесе) он получил тогу философа и открыл собственную школу в Риме, где у него учился, в частности, Татиан Принял мученическую кончину в Риме при префекте Юнии Рустике. Творчество Юстина в целом представляет плодотворную встречу христианского Откровения и греческой философии; само слово “философия” входит в обиход патристики. Основные его сочинения - две “Апологии” (ок. 150-155, Антонину Пию; ок. 161, Марку Аврелию), отвечающие на обвинения язычников, и “Разговор с Трифоном Иудеем” (после написания первой “Апологии”), полемизирующий с иудаизмом и представляющий учение Юстина. В духе доникейского богословия Юстин утверждает трансцендентность безначального, невыразимого Бога, который есть “Отец всего” и Бог по существу. В теории Логоса, созданной под влиянием Филона Александрийского и стоиков, Юстин учит о том, что Второе Лицо, божественное Слово (Логос), вечно существует с Богом как “внутренняя мысль” (λόγος ένδιαθετος), совокупность божественных идей о мире (София), а акт творения мира связан с выражением, произнесением этой мысли (λόγος προφορικός). Т о, Логос=Сын есть “Первородный Божий”, Бог, однако, сам подчинен Отцу (субординационизм), получив самостоятельность только ради творения Непостижимый Бог в мире является как “семенной Логос” (λόγος σπερματικός), через которого все существа причастны разумному началу, так еврейские пророки и греческие философы могли видеть истину, но лишь с воплощением Слова, т. е Христа, она явилась полно и несокрыто В своей антропологии Юстин был дихотомистом, говоря о человеке как о единстве тела и души, “причастной жизни”. Эсхатология Юстина, где он учит о суде над мертвыми, характеризует его как хилиаста. Произведения Юстина служат источником по ангелологии и демонологии, а также содержат важные для истории ранней Церкви описания крещения и евхаристии.

Соч.: Saint Justin, Apologie, introd , texte critique, trad et index par A. Wertelle P, lW,Archambau!fG Justin Dialogue avec Tryphon, text grec, trad., introd., notes et index. P., 1909; в рус. пер.: Соч. святого Иустина Философа, 2-е изд. СПб., 1895 (репр. М., 1996).

Лит.: Гусев Д. В. Св. Иустин Мученик и Философ. Казань, 1898; Goodenough E. R. The Theology of Justin Martyr. Jena, 1923; Barnard L. W. Justin Martyr. His Life and Thought. Cambr., 1967.

• - рим. писатель, автор краткого изложения несохран. «Истории Филиппа» Помпея Трога...

  Античный мир. Словарь-справочник

• - рим. писатель 2 - 3 вв., гл. произв. к-рого явл. сокращ. изложение недошедшей до нас всемирной истории Трога Помпея. Краткое, почти конспектив...

  Древний мир. Энциклопедический словарь

• - , род. в нач. 2 в. н. э. в Flavia Neapolis, Samaria, принял мученич. смерть в Риме ок. 165 н. э. До 135 обратился от платонизма к христианству...

  Словарь античности

• - философ - раннехристианский богослов и философ, представитель ранней патристики...

  Новейший философский словарь

• - ЮСТИН философ - раннехристианский богослов и философ, представитель ранней патристики...

  История философии

• - тайн. сов., д-р медиц...
• - д-р мед., р. 1844, орд. больн. Пр. общ. призр. в Ревеле...

  Большая биографическая энциклопедия

• - доктор медицины, лейб-медик императора Петра І, родился в Саксен-Готском герцогстве, год рождения неизвестен; умер в 1711 году; медицинской практикой сначала занимался в Нейеншанце и Нарве...

  Большая биографическая энциклопедия

• - С. С., професс., писатель по медицине...

  Большая биографическая энциклопедия

• Большая биографическая энциклопедия

• - генерал-лейтенант; родился в 1797 г., умер в январе 1873 г., из дворян Могилевской губернии, племянник Ефрема Игн. Ч. ...

  Большая биографическая энциклопедия

• - нидерландский врач и ученый, родился 1763 года в Франекере, сын Антония Бругманса, профессора философии во Франекере, а после в Гренингене...
• - чешский ученый. Род. в 1853 г. Главные его работы: "Kambysés a podání starověke" , "Medien und das Haus des Kyaxeres" , "Beiträge zur modischen Geschichte" , "To the question of Exodus" , "Sennacherib"...

  Энциклопедический словарь Брокгауза и Евфрона

• - нумизмат. Служил в наполеоновской армии; после падения Империи участвовал в заговоре, имевшем целью ее восстановление; был приговорен к смертной казни, но бежал...

  Энциклопедический словарь Брокгауза и Евфрона

• - ИУСТИН Философ и Мученик - один из первых христианских писателей-апологетов, отец Церкви. Казнен в Риме, где руководил христианской школой...

  Большой энциклопедический словарь

• - Юст"...

  Русский орфографический словарь

"ЮСТИН, ФИЛОСОФ И МУЧЕНИК" в книгах

1. Философ в России – не только философ (особенности русской философии)

Из книги Популярная философия. Учебное пособие автора Гусев Дмитрий Алексеевич

1. Философ в России – не только философ (особенности русской философии) Как уже говорилось философия – это прежде всего история философии, где мы находим основные философские («вечные») вопросы, проблемы и сюжеты, узкие тропинки и широкие дороги ищущей человеческой

§173. Иустин, философ и мученик

Из книги Доникейское христианство (100 - 325 г. по P. Χ.) автора Шафф Филип

Юстин I

автора Дашков Сергей Борисович

Юстин I (ок. 450–527, имп. с 518)Сын бедных иллирийских крестьян, Юстин пришел в Константинополь босым, с котомкой за плечами, искать в столице счастья. Службу он начал простым солдатом при Маркиане, а при Анастасии в исаврийской войне и войне с Виталианом состоял уже на

Юстин II

Из книги Императоры Византии автора Дашков Сергей Борисович

Юстин II (? - 578, имп. с 565, факт. до 574)Юстиниан Великий умер, так и не назначив себе преемника. Покойный василевс обладал многочисленной родней, но в последние годы его жизни наибольшим авторитетом при дворе пользовались два его племянника: Юстин, сын сестры Юстиниана I

Юстин

Из книги Афоризмы автора Ермишин Олег

Юстин (II – III вв.) историк Скифам больше пользы приносит незнание пороков, чем грекам знание добродетели.Мудрый побеждает так, что его победу никто не

Юстин Исповедник (Юстин Мученик)

Из книги Афоризмы автора Ермишин Олег

Юстин Исповедник (Юстин Мученик) (ок. 100 – ок. 165 гг.) христианский апологет; первым попытался соединить христианское учение с эллинской философией Все те, кто жили согласно Логосу, суть христиане, пусть даже их и считали безбожниками, как Сократа или Гераклита.Душа –

ЮСТИН I

Из книги Все монархи мира: Греция. Рим. Византия автора Рыжов Константин Владиславович

ЮСТИН I Византийский император в 518- 527 гг. Род. ок. 450 г. Умер 1 авг. 527 г.Юстин был по происхождению иллирийский крестьянин. При императоре Льве он, чтобы избавиться от нужды, вместе с двумя братьями пешком добрался до Константинополя и поступил на военную службу. Прокопий

ЮСТИН (Иустин) МУЧЕНИК

Из книги Большой словарь цитат и крылатых выражений автора Душенко Константин Васильевич

ЮСТИН (Иустин) МУЧЕНИК (Юстинисповедник) (Justinus Martyr, ок. 100 – ок. 165), христианский апологет 23 Все, что сказано кемнибудь хорошего, принадлежит нам, христианам. «Вторая апология» (ок. 150?), 13 ? Иустин Философ и Мученик. Творения. – М., 1995, с. 119 ? «Христиане до Христа»

ЮСТИН философ (Ю.-мученик) (Iustin) (ум. ок. 165)

Из книги Новейший философский словарь автора Грицанов Александр Алексеевич

ЮСТИН философ (Ю.-мученик) (Iustin) (ум. ок. 165) - раннехристианский богослов и философ, представитель ранней патристики (см. Патристика). Основные сочинения: "Против всех ересей", "Лирник", "Первая и вторая апологии", "Разговор с Трифоном-иудеем", а также "Против Маркиона"

Философ живописи Философ живописи О новой выставке Дмитрия Плотникова Илья Комов 30.01.2013

Из книги Газета Завтра 948 (5 2013) автора Завтра Газета

Поучение 2-е. Св. мученик Иустин Философ (Истинное просвещение возможно только в христианстве)

Из книги Полный годичный круг кратких поучений. Том II (апрель – июнь) автора Дьяченко Григорий Михайлович

Поучение 2-е. Св. мученик Иустин Философ (Истинное просвещение возможно только в христианстве) I. Св. Иустин, память коего ныне, один из ученейших философов второго столетия по Р.Х., родился в самарийском городе Сихеме. Иустин с ранних лет пристрастился к науке; он посещал

Из книги Курс патрологии автора Сидоров Алексей Иванович

Глава III. Св. Иустин философ и мученик.

4. Экзегетическая полемика: Юстин Мученик и «Диалог с Трифоном Иудеем»

Из книги Еврейская и христианская интерпретации Библии в поздней античности автора Гиршман Марк

4. Экзегетическая полемика: Юстин Мученик и «Диалог с Трифоном Иудеем» Юстин Мученик стал известен в христианском мире благодаря двум видам сочинений. Первый - это сочинения в защиту христианства (по–гречески «апология»), в которых он отвергает обвинения римлян против

Св. Иустин философ и Мученик

Из книги Лекции по патрологии I-IV века автора

Св. Иустин философ и Мученик

ЮСТИН ФИЛОСОФ

Из книги Библиологический словарь автора Мень Александр

ЮСТИН ФИЛОСОФ - см. ИУСТИН ФИЛОСОФ.

С Юстином христианская философско‑богословская рефлексия, в частности, о личности и миссии Иисуса, выходит на новый уровень. Три его сохранившихся сочинения (обе «Апологии» и знаменитый «Диалог с Трифоном иудеем») отражают христианство значительно более рациональное, чем где‑либо в Новом Завете или у мужей апостольских. Первая «Апология» адресована римским властям (императору и сенату), а вторая – римскому народу. Они защищают христианство от обвинений в атеизме. «Диалог с Трифоном иудеем» представляет собой ответ на иудейскую критику и построен в форме беседы с образованным раввином, который чувствует себя как дома в стиле и методе классической риторической дискуссии.

Юстин родился около 100 года в городе Самарии, который находился неподалеку от древнего библейского города Сихема и был переименован императором Веспасианом в «Флавия Неаполь». Сам Юстин называет себя необрезанным из греков‑язычников, «сыном Приска и внуком Вакхия», соотечественником самарян (1 Апология , 1; Диалог с Трифоном , 28:2; 120:6). В молодости он решил посвятить себя философии и разобраться, существует несколько богов или только один, и отстранено божество от мира или заботится о своих созданиях (Диалог с Трифоном , 2:4).

Сначала Юстин пошел учиться к стоику, но бросил его, когда понял, что его учитель ничего не знает о Боге, да и не хочет знать. Затем он взял в качестве наставника аристотелианца, но с грустью выяснил, что для того во главе угла стоит взимание платы с учеников. Юстин попытался примкнуть к пифагорейцам, но у них требовалось предварительное знание музыки, астрономии и геометрии, Юстин решил не отвлекаться на изучение этих предметов, а пошел к знаменитому платонику, который учил жадного до знаний ученика о бестелесном и о созерцании идей. В пылком энтузиазме юности Юстин «надеялся скоро созерцать самого Бога, ибо такова цель Платоновой философии» (Диалог с Трифоном , 2:6). Однако его ждало разочарование. Оказалось, что все далеко не так просто. Между тем он узнал, что Платон почерпнул некоторые свои концепции (в частности, о сотворении мира) у иудейского законодателя Моисея и что греческие поэтические высказывания об Эреве (тьме подземного мира) также восходили к Моисею (1 Апология , 59–60).

Некий пожилой христианин, с которым Юстин случайно познакомился в одном из эфесских парков, дал совет: если есть желание узнать о Боге, изучать нужно не греческих философов, которые понятия не имеют о подобных вещах, а мудрецов гораздо более древних, а именно библейских пророков. Вдохновленные Духом Святым, эти мудрецы говорили о Боге Творце, Отце всего сущего, и о Христе, Сыне Божьем. Слова старца произвели глубокое впечатление на Юстина, и он быстро перешел в христианство, в котором его образованный ум признал единственную полезную и истинную философию (Диалог с Трифоном , 3–8).

Иустин облачился в паллиум, одежду философов, по которому Трифон и распознал в нем философа (Диалог с Трифоном , 1:2), и открыл школу в Риме. Самым знаменитым его учеником был ассириец Татиан, автор «Диатессарона» (гармонии четырех евангелий). Как сообщает Татиан, на Юстина донес его философский оппонент, киник Кресцент, после чего Юстина арестовал префект Рима Юний Квадрат (Речь против эллинов , 19). После отказа принести жертву римским богам он был обвинен в атеизме, бит кнутом и обезглавлен в 165 году.

Сочинения Юстина

До нас дошли следующие сочинения Юстина.

«Первая апология» . Написана как прошение, «книжечка» (греч. biblidion ; лат. libellus ), императору Антонину Пию (правил в 138–161 годах), его сыну Вериссиму философу и Люцию философу.1

«Вторая апология». Предоставлена римскому сенату при Марке Аврелии (правил в 161–180 годах) и Люции Вере (правил в 161–169 годах).

«Диалог с Трифоном иудеем». Судя по сведениям Евсевия (Церковная история , 4.18.6), текст отражает эфесский диспут Юстина с группой, которую возглавлял образованный иудей Трифон,

обычно живший в Греции. (Иногда Трифона отождествляют, скорее всего, ошибочно, с таннайским рабби Тарфоном, упомянутым в Мишне.) Из случайных реплик Юстина (1 Апология , 31; Диалог с Трифоном , 1:3; 16:2; 108:3) можно понять, что дело было спустя некоторое время после восстания Бар Кохбы (132–135 годы), в ходе которого, – сообщает Юстин, – иудеи угрожали христианам жестоким наказанием, если те «не отрекутся от Иисуса Христа и не будут хулить его» (1 Апология , 31).

Все три сочинения содержат множество полезных сведений о том, как Церковь середины II века понимала себя и Иисуса. В своих «Апологиях» Юстин замечает, что участь христиан, приговариваемых к смерти за отказ поклониться богам и императору, есть эсхатологическое повторение несправедливости, свершившейся с Сократом, которого, по наущению бесов, также казнили как атеиста (1 Апология , 5). Вообще аргументация «Апологий» существенно отличается от аргументации в «Диалоге». Обращаясь к язычникам, Юстин рассуждает главным образом с философских позиций, а библейский элемент сводится к тому, что автор ссылается на библейских персонажей как на авторитеты более древние, чем греческие философы. С иудеями он разговаривает совершенно иначе. (Правда, некоторые ученые считают, что «Диалог» представляет собой не антииудейскую апологию, а трактат, рассчитанный на сугубо христианскую аудиторию, причем образ Трифона – лишь литературный прием. Однако это сомнительно.) «Диалог» содержит не только философские выкладки, но и доводы, основанные на Библии. Поэтому мы рассмотрим его отдельно от «Апологий».

«Апологии» Отправная точка философской теологии Юстина – иудеохристианское понимание (через Филона и Иоаннов Пролог) платоновской концепции Логоса (божественного Слова, творческой силы). Обращаясь к греко‑римским интеллектуалам, он изображает Иисуса Христа как Логос. По его мнению, языческие философы не обладали полным учением о Логосе, доступным лишь во Христе. Их знание было лишь частичным, и под воздействием демонов они часто противоречили сами себе (2 Апология , 8,10).

Учение Юстина о Логосе Работая в платоническом русле, Юстин внес два новшества в платоновское наследие.

Юстин считал, сообразно общей своей богословской позиции, что Платон и другие греческие философы были не полностью оригинальны, но заимствовали свое понимание Логоса у Моисея и библейских пророков.

Юстин считал, что Платон впал в троебожие, ибо запутался, не понял Библию. Скажем, когда Платон говорит, что первый Бог поместил второго (Логос) во вселенной наподобие буквы Х, он опирается на рассказ о медном змии, воздвигнутом Моисеем в виде креста в пустыне. Упоминание же о третьем у Платона восходит к рассказу о Духе, который носился над водами (1 Апология , 60).

Логос – очень важная тема для Юстина. Юстин ставил Логос на второе место после Отца, а Дух – на третье место (1 Апология , 13). Логос имеет иной статус, чем Отец, и в чем‑то сопоставим с Гермесом, истолковательным Словом высшего Зевса (1 Апология , 21). Однако «христианский» Логос стал человеком и родился от девы (1 Апология , 31, 63). Эта информация основана на иудейских писаниях. Человеческое рождение Логоса предсказано в Книге Исайи («дева во чреве приимет и родит сына; Ис 7:14). Оно свершилось «Силой» и «без совокупления», как бывало у Зевса с земными женщинами (1 Апология , 33; относительно пророчества Исайи см. Диалог с Трифоном , 43:3; 67:1). Рожденный от Бога Отца до создания мира и впоследствии ставший человеком для погибели бесам, Логос‑Христос прославился великими чудесами, которые были не результатом колдовства, а исполнением божественных пророчеств. Вечный Логос реализовался в Иисусе Христе, рожденном от девы. Он пришел исцелять больных и воскрешать мертвых. Его ненавидели, распяли и убили, но он воскрес и вознесся на небеса как Сын Божий (1 Апология , 13, 30, 31, 60). Юстин приводит три аргумента в пользу того, что человек, «распятый при Понтии Пилате, бывшем правителе Иудеи, во времена Тиберия кесаря», был «Сыном Божиим» и «Спасителем».

Первое : римляне нанесли иудеям унизительное поражение и разорили их землю, – то была кара Божья за отвержение иудеями Иисуса.

Второе : успех апостольской миссии среди язычников. Ко временам Юстина число языкохристиан значительно превысило число иудеохристиан.

Третье : вера в богосыновство Иисуса была оправдана удивительной силой христианских харизматиков. Они изгоняли таких бесов, каких не могли изгнать другие экзорцисты (1 Апология , 13, 53, 60; 2 Апология , 6).

Крещение и Евхаристия В «Апологиях» мало подробностей о христианской религиозной жизни. Мы читаем о крещении как «омовении в оставление грехов» и о священной трапезе как взращивании плотью и кровью Христовой. Сакраментология не носит выраженно паулинистскую окраску. Скажем, крещение не подается как символ погребения и воскресения со Христом, а Евхаристия как воспоминание о Тайной вечере.

Однако Юстин замечает мимоходом, что в митраизме есть плагиат из слов Евхаристии: «Апостолы в написанных ими сказаниях, которые называются Евангелиями, предали, что им было так заповедано… То же самое злые демоны из подражания научили делать и в таинствах Митры» (1 Апология , 66). Юстин пишет, что евхаристические собрания проходят по воскресеньям, что вполне уместно, ибо «это есть первый день, в который Бог… сотворил мир, и Иисус Христос… воскрес из мертвых» (1 Апология , 67).

«Диалог с Трифоном иудеем» С виду учтивая научная дискуссия христианского философа и иудейского учителя, при всей вежливости, содержит немало колкостей. Юстин обвиняет иудеев в убийстве Христа и пророков и богопротивлении (Диалог с Трифоном , 16:4). Оппонент не остается в долгу, объявляя христианское учение о Боговоплощении глупостью (Диалог с Трифоном , 48:1). В целом, перед нами мощное интеллектуальное столкновение христианства и иудаизма, строящееся на общей почве греческого перевода Ветхого Завета.2 Хотя Юстин знает Новый Завет и упоминает о мемуарах апостолов (евангелиях) (1 Апология , 66), в споре с Трифоном он опирается лишь на Септуагинту. Тем не менее антииудейский настрой у него менее выражен, чем в Послании Варнавы. Как мы помним, Варнава полагал, что синайский Завет с Израилем толком и не вступил в действие, а потому не дал иудеям права называться богоизбранным народом (см. главу 6). Юстин не заходит так далеко, а его более мягкий антииудаизм напоминает позицию Первого послания Климента.

Основные темы «Диалога» – это отношения между иудаизмом и христианством и библейские доказательства богосыновства (и божественности) Иисуса. Юстин говорит о двойном отвержении. Во‑первых, иудеи отвергли и убили Иисуса и его предтеч («Праведного и прежде него пророков его»). Во‑вторых, они поступали так с христианами, проклинали их в синагогах и обвиняли повсюду в «безбожной ереси». С точки зрения Юстина, иудеям поделом досталось за преступления. Даже обрезание, в котором они гордо видят знак своего избрания, стало де‑факто знаком их избранности для наказания , как видно из последних событий – двух неудачных восстаний против Рима (Диалог с Трифоном , 16–17).

Контраргументы Трифона: иудеи обрели милость Божью через послушание Закону, то есть соблюдение заповедей об обрезании, субботе, праздниках и новомесячиях (столь спорных для Юстина и его единоверцев). Трифон спрашивает: как могут христиане считать себя благочестивыми, когда в целом их образ жизни не отличается от языческого? Они не соблюдают особых богоданных правил поведения и отличаются лишь надеждой на распятого человека, которого считают Христом. Однако, даже если считать, что Мессия уже родился, он не знает о своем мессианстве и не имеет духовной силы, пока его не помажет и не объявит всем вернувшийся пророк Илия. Однако Трифон полагал, что Илия еще не вернулся. Следовательно, говорит Трифон, христиане выдумали себе Мессию и «безрассудно губят свою жизнь» (Диалог с Трифоном , 8:3).

В ответ Юстин критикует иудаизм: Закон Моисеев был послан иудеям по их жестокосердию и стал бесполезен, когда Христос дал новый закон (Диалог с Трифоном , 11:2). Новый закон и новый договор не могут не отменять прежние соглашения. Поэтому, например «Евхаристия хлеба и чаши», угодна Богу, а приношения иудейских священников в прошлом отвергались, как о том свидетельствовали библейские пророки (Диалог с Трифоном , 117:1). По ходу дела Юстин высказывает любопытный довод против обрезания как способа оправдания: это обряд лишь для мужчин, а значит, противоречит равенству полов! Его аргумент имеет современное звучание и, пожалуй, смутил бы нынешних противников женского рукоположения в традиционных христианских церквах.

И неспособность женского пола к плотскому обрезанию доказывает, что это обрезание дано, как знамение, а не как дело праведности; Бог так сотворил женщин, что и они также могут исполнять все святое и добродетельное.

(Диалог с Трифоном, 23:5)

Мессианство и божественность Иисуса

Основное расхождение между Юстином и Трифоном касалось основных положений христианства: веры в мессианство и божественность Иисуса (последняя прямо не проговаривается, но явно подразумевается). Трифону и его иудейским коллегам, тезис о том, что распятый человек был Мессией Божьим, казался бездоказательным и абсурдным.

Ты говоришь, что этот Христос есть Бог, сущий прежде век, потом благоволил родиться и сделаться человеком, и что Он не просто человек из человеков: это кажется мне не только странным, но и нелепым.

(Диалог с Трифоном, 48:1)

Трифон спрашивал: из чего видно, что Библия «признает другого Бога, кроме Творца всего» (Диалог с Трифоном , 55:1)? Юстин отвечал: Писание действительно упоминает о «другом Боге», но мыслит его в ином статусе, чем Творца вселенной. Библия описывает этого «другого Бога» как ангела и Господа. Ангелом (вестником) он называется, поскольку «возвещает волю Бога Творца всем тем, кому угодно Ему открыть ее» (Диалог с Трифоном , 56:4; 58:3). Юстин именует этого посланника «ангелом, и Богом, и Господом, и мужем», который явился в человеческом обличье Аврааму и Исааку, а согласно Книге Исход, беседовал с Моисеем в неопалимой купине (Диалог с Трифоном , 59:1).

Этот ангел, который есть Бог, открыл себя Моисею (Диалог с Трифоном , 60:1). Опираясь на Библию, Юстин утверждает, что «прежде всех тварей, Бог родил из Себя Самого некоторую разумную силу, которая от Духа Святого называется также Славой Господа, то Сыном, то Премудростью, то ангелом, то Богом, то Господом и Словом». Это Слово мудрости есть «Бог, рожденный от Отца всего, Слово и Премудрость, и Сила, и Слава Родившего» (Диалог с Трифоном , 61:2). Иудейский оппонент был настроен скептически. По его мнению, когда Бог сказал: « Сотворим человека» (Быт 1:26), Он использовал обычное у людей выражение и не предполагал никакой множественности. Люди тоже могут высказываться во множественном числе (или Бог обращался к стихиям, из которых создан человек). На это у Юстина была заготовлена библейская цитата, по его мнению, доказывавшая, что Бог разговаривал не с самим собой, а с кем‑то разумным. В Быт 3:22 Бог говорит: «Адам стал как один из нас ». «Нас» – значит как минимум двое. Бог обращался к своему «Порождению, которое прежде всех тварей было с Отцом». Это Порождение – вечное Слово Божье, Логос Божий, о чьем предсуществовании Библия сказала ясно (Диалог с Трифоном , 62:4).

Читая Юстина, можно подумать, что Трифон потрясен его доводами. Тем не менее Трифон выкладывает цитату, которую считает козырной картой: «Я Господь Бог – это имя Мое, и Моей славы, и добродетелей Моих не дам другому» (Ис 42:8). Иными словами, второго Бога нет. Юстин отвечает, что более широкий контекст Ис 42:5–13 предполагает, что всетаки есть некто – некий Раб Господень – с которым Бог разделяет свою славу. И этот некто – Христос (Диалог с Трифоном , 65:1–3).

Трифон пытается опровергнуть христианский тезис, что различные божественные имена (Ангел, Слава и т. д.) соответствуют разным существам. Для него, как и для иудаизма, это лишь разные формы или разные модальности, в которых воспринимается единый Бог.

Сила, которая явилась от Отца всего Моисею или Аврааму или Иакову, названа Ангелом по ее приближению к человекам, так как чрез нее возвещаются людям повеления от Отца, – Славой, так как иногда она является в необъятном видении, – то мужем и человеком, потому что по воле Отца принимает на себя такие образы, и наконец Словом, потому что приносит сообщения от Отца к людям; но эта Сила неотлучна и неотделима от Отца.

(Диалог с Трифоном, 128:1)

В свою очередь Юстин утверждает, что различные проявления Бога в библейской истории соответствуют реальному различию между Богом Отцом и Христом, который, согласно пророческим писаниям, есть «Бог, Сын Единого нерожденного и неизреченного Бога» (Диалог с Трифоном , 126:1). Трифон со своими собратьями‑иудеями ошибаются, полагая, будто единый и нерожденный Бог лично сошел из своей небесной обители и ходил из одного места в другое, встречаясь с людьми.

Неизреченный Отец и Господь всего не приходит в какое‑либо место, не ходит, не спит и не встает, но пребывает в Своей стране, какая бы она ни была, ясно видит и слышит, не глазами или ушами, но неизглаголанной силой, так что Он все видит и все знает и никто из нас не скрыт от Него; Он недвижим и необъемлем каким‑либо местом, ни даже целым миром, потому что Он существовал прежде, нежели сотворен мир. (Диалог с Трифоном, 127:1)

Юстин усматривал в таких отрывках откровение Сына. Патриархи, Моисей и другие люди не могли созерцать неизреченного Господа всего, однако видели его проявления в вечном Сыне, который есть Бог, а также в ангеле/вестнике, который творил волю Божью, и в неопалимой купине, откуда звучал голос Моисею, и в человеке, рожденном от Девы (Диалог с Трифоном , 127:3). Эти проявления Силы были даны волей Божьей, причем никакого разделения в сущности Отца не возникало. Впрочем, Порождение Отца по числу есть нечто иное (Диалог с Трифоном , 128:4). Пожалуй, здесь мы видим первую философско‑богословскую попытку провести грань между тем, что более поздние богословы называли «Ликами» Божества.

Девственное рождение

Чудо девственного рождения играло огромную роль в Юстиновой христологии Логоса и вместе с тем представляло собой легкую мишень для нападок Трифона. Юстин замечает: «Никто в роде Авраама по плоти никогда не рождался и не говорили, чтобы родился от девы, кроме только нашего Христа, как это всем известно» (Диалог с Трифоном , 43:7; 66:3; 67:1–2). На это у Трифона есть двоякий ответ. Во‑первых, Исайя, на которого ссылаются христиане, говорил не о деве, а о молодой женщине (neanis ).3 Во‑вторых, пророчество Исайи относилось не к Иисусу, а к библейскому царю, современнику пророка, родившемуся в VIII веке до н. э.

Все пророчество относится к Езекии, на котором и совершились последующие события согласно с этим пророчеством. В мифах эллинов рассказывается, что Персей рожден от Данаи‑девы после того, как называемый у них Зевсом взошел в нее в виде золота; а вам надлежало бы стыдиться говорить подобное им, и скорее должно признавать, что этот Иисус, как человек, рожден от человеков, и если можете доказать из писаний, что Он Христос, – утверждать, что он удостоился избрания во Христа за жизнь законную и совершенную: но не осмеливайтесь рассказывать такие неестественные происшествия, иначе вы, подобно грекам, будете обличены в безумстве.

(Диалог с Трифоном, 67:1–2)

Непонятно, почему Трифон не останавливается на филологическом аргументе: ведь слово «дева» (betulah ) отсутствует в первоначальном тексте Исайи . Пророк говорит, что сына родит «молодая женщина» (‘ almah ). Юстин не знал иврита и основывался на Септуагинте, где использовано (как и в Мф 1:23) слово parthenos («дева»): « Parthenos во чреве приимет». Более того, Юстин обвинил Трифона и иудеев в подтасовке греческого перевода, который эллинизированная церковь также считала своей собственностью.

А вы и здесь осмеливаетесь искажать перевод, сделанный вашими старцами при Птолемее, царе Египетском, и утверждаете, что в Писании не так, как они перевели, но «вот молодая женщина будет иметь во чреве»; как будто бы великое дело было показано, если бы женщина родила от совокупления с мужем? Это и все молодые женщины делают, кроме неплодных.

(Диалог с Трифоном, 84:3)

Поскольку, как мы уже сказали, три греческих переводчика Исайи во II веке – Акила, Симмах и иудеохристианский эбионит Теодотион – правильно перевели еврейское слово ‘ almah греческим словом neanis , Трифон не действовал самочинно, да и в лингвистическом плане его тезис абсолютно обоснован. Однако Юстин избегает филологии и сосредоточивает внимание на спорной (хотя и, по‑видимому, правильной) интерпретации Ис 7:14 как пророчества о рождении царя Езекии. Более ранний намек Трифона на греческую легенду о рождении Персея от Зевса и Данаи предназначен высмеять то, что он считал вопиющим легковерием со стороны христиан.

Современный наблюдатель согласится, что в этом раунде Трифон выиграл по всем показателям. Однако Юстин хотел вести дискуссию на своей почве: на греческой почве Септуагинты. Лишь в III веке в христианстве появится полемист (Ориген), способный оценить иудейский филологический подход. Юстин же считал, что Трифон и его единоверцы просто должны скорее обратиться в христианство, ибо Второе пришествие не за горами: «Короткое время остается вам для вашего обращения, и если Христос предварит вас Своим пришествием, то напрасно будете каяться, напрасно плакать, ибо Он не услышит вас» (Диалог с Трифоном , 28:2).

Отметим, что в отличие от большинства вышерассмотренных авторов, которые выказывали частичный или даже значительный (Игнатий, Первое послание Климента) интерес к церковной организации и роли епископов и пресвитеров, Юстин лишь изредка обращается к вопросам богослужения (крещение, Евхаристия) и не выказывает увлеченности экклезиологией. Его стихия – риторика, дискуссия, особенно о Библии (в греческом переводе).

Уже лет через сто‑двести некоторые идеи Юстина стали восприниматься как необычные и даже неортодоксальные. Он возмутился бы, если бы его обвинили в многобожии, но его тексты действительно можно понять в том смысле, что Отец, Логос и Дух – в каком‑то смысле – разные сущности. А в его тринитарных концепциях не просматривается соравенства между Богом Отцом и Богом Сыном.

Мы знаем, что он Сын самого истинного Бога, и поставляем его на втором месте , а Духа пророческого на третьем… Нас обвиняют в безумии за то, что мы после неизменного и вечного Бога и Отца всего даем второе место распятому человеку.

(1 Апология, 13)

Можно констатировать субординационизм, утверждающий превосходство Бога, трансцендентного Отца, над менее трансцендентным Логосом (Сыном).

Еще один любопытный момент: есть место, где Юстин увязывает богосыновство Христа с его мудростью, а не с тем, что он есть особое Порождение Божье (1 Апология , 22; ср. Диалог с Трифоном , 61:1). Третья странность касается тезиса о самопорождении Логоса в деве (1 Апология , 33). Впрочем, для доникейской христологии такие «неортодоксальные» идеи были абсолютно в порядке вещей.

Евсевий Кесарийский справедливо констатирует, что сочинения Юстина – три из них дошли до нас и еще пять утеряны – являются плодом культурного ума (Церковная история , 4.18). Юстин открыл новую главу в истории христианской мысли.

Мелитон Сардийский (умер до 190 года)

Мелитон, епископ города Сарды в римской провинции Азия (северо‑запад азиатской Турции), согласно Евсевию, был «евнухом, целиком жившим в Духе Святом» и великим светилом церкви (Церковная история , 5.24.5). Подразумевается ли под «евнухом» кастрат или безбрачный, неясно. Мелитон посетил Святую Землю с целью разобраться в списке канонических книг Ветхого Завета. По сведениям Евсевия (Церковная история , 4.26), его список не содержал Книги Есфирь, которая, кстати, не найдена и среди кумранских текстов.

От обширного литературного наследия Мелитона, описанного Евсевием, долгое время сохранялись лишь фрагменты и цитаты. Лишь в 1940 году была впервые опубликована его «Пасхальная гомилия»,4 а в 1960 году она же была опубликована по тексту папируса XIII из коллекции Бодмера.5

Поскольку Мелитон написал для императора Марка Аврелия апологию христианства (около 172 года), его можно отнести к апологетам. Однако его сохранившаяся пасхальная проповедь ближе к богословскому трактату (если не считать ее антииудаизм апологетикой). Он осуждает иудеев, но это иудеи прошлого, особенно иудейские враги Иисуса, причем мыслимые абстрактно, а не реальные иудеи II века вроде тех, кого Поликарп обвинял в совместных с язычниками доносах на христиан.

Мелитон был сторонником «кватродециманской» Пасхи, то есть празднования Пасхи вечером 14 нисана, одновременно с началом иудейской Пасхи. Он упоминается среди азийских епископов, отстаивавших данную традицию против Виктора, авторитарного епископа Рима, готового отлучить всех несогласных с его традицией праздновать в воскресенье после 14 нисана (Евсевий, Церковная история , 5.23–24). Неудивительно, что для Мелитона было важно произнести большую пасхальную проповедь, наполненную богословским смыслом.

Гомилия Мелитона – это во многом типологическое осмысление Моисеевой Пасхи. Она рассматривает ветхозаветные события как прообраз страдания, смерти и воскресения Христа, а размышления начинает еще с событий в Эдеме. Непослушание Адама и Евы обрекло их потомство на нечестия и чувственные удовольствия, «тиранствующий грех» (Гомилия , 49–50), который «оставлял след» на каждой душе (Гомилия , 54) .

Вся библейская история устремлялась к искуплению за грех Адама. Его прообразовывали многочисленные испытания, посещавшие патриархов, пророков и весь народ Израилев. Среди прообразов Христа – убитый Каин, связанный Исаак, проданный Иосиф, оставленный Моисей, гонимый Давид и страдавшие пророки (Гомилия , 57–59).

И наконец, Христос сошел с небес. Став человеком, способным на страдание, он «умертвил смерть» (Гомилия , 66) и оставил дьявола «опечаленным» (Гомилия , 68).

Сбывшиеся пророчества внушают Мелитону глубокий поэтический трепет. Ведь получается, что именно Христос был убит в Авеле, связан на жертвеннике в Исааке, изгнан в Иакове, продан в Иосифе, оставлен в Моисее, гоним в Давиде и бесчестим в пророках. Воплотившись от девы, он был казнен в Иерусалиме, предан смерти за то, что исцелял хромых, очищал прокаженных, приводил к свету слепых и воскрешал мертвых. Он был распят, погребен и воскрешен, дабы возвести человечество из могилы к небу (Гомилия , 69–72).

Смерть Иисуса

Иудеи убили Иисуса Христа, ибо ему было должно пострадать и умереть. Однако они обманывали себя. Израилю подобало бы молиться:

О Владыко! Если и должно было

Сыну Твоему пострадать

и такова Твоя воля,

то пусть страдает, но не от меня,

пусть страдает от прочих народов,

пусть осуждается необрезанными…

(Гомилия, 76)

Вместо этого Израиль сам убил Иисуса, себе на погибель.

Ты радовался,

а Он печалился,

а Он был осуждаем,

ты повелевал,

а Он был пригвождаем,

ты танцевал,

а Он был погребаем,

ты лежал на мягкой постели,

а Он – в пещере и гробе

(Гомилия, 80)

В результате иудеи утратили право называться Израилем. Они не увидели Бога».6 Они не распознали Первенца Отца, рожденного прежде денницы, который вел человечество от Адама до Ноя, от Ноя до Авраама и других патриархов. Бог сохранил иудеев в Египте, дал им манну небесную и воду из скалы, и открыл Закон на Хориве. Он даровал им Землю Обетованную, пророков и царей. И наконец, Бог сошел на землю, чтобы исцелять больных и воскрешать мертвых, но иудеи его убили (Гомилия , 83–86).

Израиль обратил лицо свое против Господа, которого даже народы почтили и из‑за которого даже Пилат умыл руки. Израиль превратил праздник в горечь, как горьки были травы из пасхальной трапезы.

Горек тебе Каиафа, которому ты поверил,

горька тебе желчь, которую ты приготовил,

горек тебе уксус, который ты сделал,

горьки тебе тернии, которые ты собрал,

горьки тебе руки, которые ты обагрил кровью.

Убил ты своего Господа посреди Иерусалима.

(Гомилия, 92–93)

Драма достигает кульминации, когда осознается весь ужас случившегося в Святом городе. Ведь распятым оказался тот, кто распял землю и распростер небеса. Но если народ не вострепетал, затрепетала земля, и Израиль пожал бедствие.

Ты убил Господа –

и сокрушен ниц.

И ты лежишь мертв.

(Гомилия, 99)

Однако Христос возвещает:

Итак, приидите все семьи людей, запятнанные грехами

и получите отпущение грехов.

Я есмь ваше отпущение,

Я – Пасха спасения…

Я – воскресение ваше…

(Гомилия, 103)

Христология Мелитона

За поэтической образностью риторики Мелитона скрыты глубокие богословские размышления. Мы видим переплетение сотериологии с христологией, в которой история спасения начинается с Эдема и заканчивается прославлением Сына и Отца.

Сей есть Христос…

Сей сидящий одесную Отца.

Он носит Отца и носим Отцом.

(Гомилия, 105)

Мелитон лаконично излагает вечную и временную историю Сына (Логоса). Сын существовал и действовал от начала творения, сотворил небеса, землю и людей. Он предсказан в Законе и Пророках, и христианская вера есть исполнение пророчеств: Господь воплотился через деву, был распят, погребен, воскрешен и вознесен на небесные высоты. Он восседает одесную Отца как Судья и Спаситель всех от начала до конца времен (Гомилия , 104).

Типичен для христианской полемики с докетами и гностиками акцент Мелитона на том, что Сын подлинно воплотился во чреве девы. Игумен Анастасий Синаит (VII/VIII век) приводит цитату из утраченной работы Мелитона «О Боге воплотившемся», где Мелитон обличает гностика Маркиона за отрицание подлинности телесного рождения Иисуса. Для Мелитона плоть Христова не «призрачная» (как думал Маркион), а самая настоящая.

Утверждения об осуществлении пророчеств в земной жизни Христа входят в апологетический арсенал против всех неверующих, будь они язычниками или иудеями. Что касается Израиля, Мелитон неоднократно обвиняет его в богоубийстве и говорит об утрате им избрания: «Бог – убит… десницей израильской» (Гомилия , 96).

Обвинение иудеев в богоубийстве оказывает более сильное эмоциональное воздействие, чем злобные нападки на иудаизм в Послании Варнавы. И до IV века ни одному другому христианскому автору не удавалось так лаконично сформулировать столь высокую христологию:

Ибо как Сын Он рожден,

как агнец ведом,

и как овца заклан,

и как человек погребен,

воскрес из мертвых как Бог,

будучи по природе Бог и Человек.

(Гомилия, 8)

Ириней Лионский (около 130–200 годы)

Ириней был уроженцем Малой Азии, видимо Смирны, где его в юности учил епископ Поликарп. Впоследствии он переехал в Галлию, где рукоположился в пресвитеры. Он выступал в роли посла своей церкви к папе Элевтеру и также заступался за азийских епископов перед папой Виктором в кватродециманском споре, считая неправильным отлучение целых церквей лишь за то, что они следовали древней традиции предшественников (Евсевий, Церковная история , 5.24). Вскоре после 177 года Ириней заменил убитого Потина в роли епископа Лугдуна (Лиона).

Гностицизм

Ириней был не только первым крупным библейским богословом, но еще и видным апологетом ортодоксии. Если раньше христианству требовалось защищаться, главным образом, от римских властей (Игнатий, Поликарп, Юстин) и отчасти иудаизма (Псевдо‑Варнава, Юстин, Мелитон) и докетизма (1 Ин, Игнатий, Юстин), ко временам Иринея основной угрозой христианской ортодоксии стал утонченный гностицизм, которому учили Валентин из Египта и Маркион из Азии. Оба они действовали в Риме в середине II века.

О взглядах этих еретиков мы знаем, главным образом, по их опровержениям у ортодоксальных оппонентов (сначала Иринея, чуть позже Тертуллиана). Кроме того, подлинным гностическим текстом, видимо, является коптское Евангелие Истины.7 Гностики учили следующему:

Помимо высшего духовного Божества, есть Творец (Демиург), создавший материальный мир, противоположный духовному.

Искры духовного вошли в людей, и их спасение состоит в избавлении из уз материи через знание (гнозис).

Божественный Христос сошел свыше как носитель гнозиса.

Христос не обрел настоящей человеческой природы, не страдал и не умирал, но воспринял вид человека и обитал в ненастоящем теле Иисуса.

Одним из столпов гностицизма был Маркион. Его отлучил сначала его собственный отец, епископ города Синопа (малоазийский Понт), а впоследствии – римская церковь. Дело в том, что Маркион отверг ветхозаветный иудаизм с его гневным Богом, решив, что Иисус явил людям иного Бога – любящего. Маркион основательно «подчистил» Новый Завет, оставив лишь Евангелие от Луки (да и из него убрал первые две главы) и десять посланий Павла (без пастырских посланий и Послания к Евреям). Свое учение он изложил в книге под названием «Антитезы», ныне утраченной», где противопоставлял ветхозаветного Бога Закона евангельскому Богу любви.

С Валентином и Маркионом больше всего полемизировал именно Ириней. Ириней написал пятитомный трактат, который обычно сокращенно называют «Против ересей», но на самом деле назывался «Обличение и опровержение лжеименного знания». Выступая против гностического дуализма, он шел по стопам Юстина, причем ссылался на следующие слова последнего: «Я не поверил бы самому Господу, если бы он возвещал другого Бога, кроме Создателя» (Против ересей , 4.6.2). Ириней также вымостил дорогу последующей антигностической полемике у Тертуллиана и Климента Александрийского.

Богословие Иринея

Ириней отстаивал традиционную веру в единого Бога Отца, который создал все через Сына и Духа, и подчеркивал подлинность воплощения Богочеловека. Его христология опять же традиционна для своего времени, и он подробно развивал тему домостроительства, осуществления в истории спасительного замысла Христова. Продолжая подход Юстина и Мелитона (а в конечном счете, Павла), он считал, что в Ветхом Завете есть прообразы Христа, воплощенного Слова (Логоса) и Сына Божьего. В этом контексте он мыслил историю спасения как восстановление (anakephalaiôsis ): со Христом, последним Адамом, замыкается круг, начатый с Адама первого.

Ибо посреднику Бога и человеков надлежало чрез свое родство с тем и другими привести обоих в дружество и согласие и представить человека Богу, а человекам открыть Бога… Но чем казался, то Он и был, – Бог, восстановляющий в Себе древнее создание человека, чтобы убить грех и упразднить смерть и оживить человека…

(Против ересей, 3.18.7)

…человека восстановляя в себе самом, он [Христос/ вечный Логос] невидимый сделался видимым… чуждый страдания – страждущим, и Слово стало человеком, все восстановляя в себе…

(Против ересей , 3.16.6)

Ириней настолько сильно подчеркивал реальность богочеловечества Иисуса, что лет через сто его самого будут подозревать в еретической идее, что в воплощенном Христе действовали две личности, божественная и человеческая. Однако во II веке почва еще не созрела для борьбы с несторианством, которая разгорится в эпоху Эфесского собора (431 год).

Стоит добавить в скобках, что Ириней говорил о восстановлении не только роли Адама в Иисусе, но и роли Евы в Деве Марии. Ведь считалось, что в Эдеме Ева была девственницей. Тем самым, две «девы» дополняли друг друга: «Узел непослушания Евы получил разрешение через послушание Марии. Ибо что связала дева Ева через неверность, то Дева Мария разрешила чрез веру» (Против ересей , 3.22.4).

Борясь с маркионитством, Ириней подчеркивал значение Ветхого Завета. Он постоянно цитировал его и отмечал, что Ветхий Завет также принадлежит Церкви, и оба Завета посланы единым Богом.

Если бы он (Христос) сошел от другого Отца, то никогда не пользовался бы первой и важнейшей заповедью из Закона, но всячески старался бы представить какую‑нибудь бо’льшую, чем эта, заповедь от совершенного Отца, чтобы не употребить той, какая дана Богом Закона.

(Против ересей , 4.12.2)

Увлеченность полемикой с гностицизмом способствовала акценту на важность Евхаристии, которая, как обновление жертвы тела и крови Иисуса, уходит корнями в реальность Боговоплощения (идея, столь чуждая маркионитам). Все гностики отвергали возможность спасения плоти и искупление Христом человечества через телесную смерть. Соответственно, им не приносила пользы Евхаристия, причастие плоти и крови Спасителя (Против ересей , 5.2.3). Согласно Иринею, полная божественная и человеческая реальность Христа есть то, без чего не может быть подлинной Евхаристии.

Ибо как хлеб от земли, после призывания над ним Бога, не есть уже обыкновенный хлеб, но Евхаристия, состоящая из двух вещей из земного и небесного; так и тела наши, принимая Евхаристию, не суть уже тленные, имея надежду воскресения.

(Против ересей , 4.18.5)

И наконец, Ириней внес весомый вклад в экклезиологию. О его участии в церковной политике, когда он представлял церковь Лиона и защищал церкви Азии, мы уже говорили. Однако у него есть важные мысли об установлении истины в вероучительных вопросах. Он подчеркивал роль епископов и считал, что апостольское преемство гарантирует чистоту веры. Впрочем, поскольку разбираться в преемстве каждого конкретного епископа есть дело хлопотное, достаточно наличие преемства у самого знаменитого престола, «древнейшей и всем известной церкви, основанной и устроенной в Риме двумя славнейшими апостолами Петром и Павлом» (Против ересей , 3.3.2).

Смысл последующих слов, несколько туманных, оживленно дебатируется сторонниками и противниками папского примата. Отвлекаться на эти вопросы мы не будем, а заметим, что в любом случае Ириней далее называет критерием ортодоксальной веры не один лишь Рим, но все древние церкви с апостольским преемством.

Если бы возник спор о каком‑нибудь важном вопросе, то не надлежало ли бы обратиться к древнейшим церквам, в которых обращались апостолы, и от них получить, что есть достоверного и ясного относительно настоящего вопроса? Что если бы апостолы не оставили нам писаний? Не должно ли было следовать порядку предания, преданного тем, кому они вверили церкви?

(Против ересей , 3.4.1)

Со своим антигностицизмом Ириней не испытывал никакой враждебности к иудеям. Его позиция очень далека от взглядов Варнавы и Мелитона. Удивительно оптимистично он сообщает читателям, что иудеи лучше всего подходят для принятия христианства. Иудеев легко убедить в христианстве, поскольку доказательства основываются на их же собственных писаниях.

Слышавшие Моисея и Пророков легко принимали Перворожденного мертвых и Начальника жизни Божьей… они уже были научены не прелюбодействовать, не делать блуда, не красть, не обманывать, и что все, что делается ко вреду ближних, есть зло и ненавистно Богу. Посему они легко соглашались воздерживаться от этого, ибо были так научены.

(Против ересей , 4.24.1)

Напротив, с язычниками больше хлопот. Их нужно было учить

отстать от идолопоклонства и чтить Единого Бога, Творца неба и земли… и что есть Сын Его Слово, чрез которого Он создал, и который в последнее время сделался человеком среди человеков, преобразовал род человеческий, сокрушил и победил врага человека и даровал своему созданию победу над противником… и что [прелюбодеяния и прочие] такого рода дела злы, низки, и бесполезны и вредны для делающих их.

(Против ересей , 4.24.1–2)

Поэтому Ириней думал, что миссионерствовать среди язычников труднее, чем среди иудеев.

Подведем итоги. Юстин, Мелитон и Ириней сделали многое для возведения все более величественного здания христологии. Их труды сочетают философский подход с доводами, основанными на Библии, и богословскими аргументами.

От Юстина пошла христианская теология, – теология, связанная с греческой философией и совсем иная, чем образ мыслей Иисуса, гораздо менее умозрительный. Не слишком великий мыслитель по греческим меркам, Юстин все же был профессиональным философом‑платоником и обладал достаточным багажом знаний, чтобы приводить разумные доводы в защиту своей веры от политических и религиозных оппонентов в лице римских властей и самоуверенного иудаизма. В своих верованиях он был достаточно традиционен (о богосыновстве и божественности Иисуса говорил еще Игнатий Антиохийский), но контекст и подача материала отличались новизной. Если первоначально и до Дидахе большинство в Церкви составляли иудеохристиане, Юстин констатировал, что к его временам все стало наоборот. Он даже видел здесь знак милости Божьей христианству, которая заменила небесные привилегии, дарованные иудеям.

Его основной вклад в развитие христианской мысли состоит в философском обосновании учения о Логосе и уточнении подхода к библейским пророчествам, при котором они мыслились как весть о личности и истории Иисуса из Назарета.

У Мелитона мы видим шаг к трогательному поэтическому синтезу. В культуре, насыщенной гностицизмом, он показал, через типологическую экзегезу Ветхого Завета реальность воплощения Сына Божьего. Тем самым он обозначил основные темы более поздних христологических дискуссий: богочеловечество Христа, две природы Христа (божественная и человеческая), вечность Христа и его явление в конкретный исторический момент.

Ириней успешно боролся с гностицизмом и показал значение христологии для всех аспектов богословия. Его акцент на ценность Ветхого Завета и «домостроительство» Божье, а также концепция «восстановления» ролей Адама и Евы в Иисусе и Марии, закрепились в богословии. Немалую роль в последующих церковных дискуссиях сыграл и его упор на римскую традицию как критерий ортодоксии.

Юстин, Мелитон и Ириней приготовили почву для последних интеллектуальных подвижек, которые превратили харизматическую религию Иисуса в величественную философскую теологию Греческой церкви.

← Вернуться