СВЯТОГО ДИОНИСИЯ
АРЕОПАГИТА
О НЕБЕСНОЙ ИЕРАРХИИ
Перевод с греческого
По благословению Епископа Пермского и Соликамского АФАНАСИЯ
Да будет руководителем в слове Христос, и если могу сказать, мой Христос, Наставник в изъяснении всякой Иерархии. Ты же, сын мой, сообразно с святым установлением, преданным нам от наших Иерархов, благоговейно внимай священным словам, осеняемый вдохновением от вдохновенного учения
(Неб. Иерар. гл. 2, § 5)
Пресвитер Дионисий сопресвитеру Тимофею
О том, что всякое Божественное просвещение, по благости Божией различно сообщаемое тем, кои управляются Промыслом, само в себе просто, и не только просто, но и единотворит с собою просвещаемых.
§ 1
Всякое даяние благо и всяк дар совершен свыше есть, сходяй от Отца светов (Иак. I, 17): также и всякое излияние просвещения, благодатно одождяемое на нас от виновника своего - Бога Отца, как единотворная сила, паки возвышая и делая нас простыми, возводит нас к соединению с привлекающим всех Отцем, и к Божественной простоте. Ибо все из Него и к Нему, по священному слову (Рим. XI, 36).
§ 2
Итак, обратившись с молитвою к Иисусу, истинному свету Отца, просвещающему всякого человека, грядущего в мир (Иоан. 1, 9), чрез которого мы получили доступ к Отцу, источнику света, приникнем, сколько возможно, к свету священнейшего слова Божия, преданного нам Отцами, и, по мере сил наших, посмотрим на представленные в оном под символами и прообразованиями чины небесных Умов. Приняв невещественными и безбоязненными очами ума высший и первоначальный свет Богоначального Отца, свет, который в прообразовательных символах представляет нам блаженнейшие чины Ангелов, паки от сего света будем устремляться к простому его лучу. Ибо свет сей никогда не теряет внутреннего своего единства, хотя по своему благодетельному свойству и раздробляется для того, чтоб сраствориться с смертными срастворением, возвышающим их горе , и соединяющим их с Богом. Он и сам в себе остается и постоянно пребывает в неподвижном и одинаковом тождестве, и тех, которые надлежащим образом устремляют на него свой взор, по мере их сил, возводит горе, и единотворит их по примеру того, как он сам в себе прост и един. Ибо сей Божественный луч не иначе может нам возсиять, как под многоразличными, священными и таинственными покровами, и притом, по Отеческому промыслу, приспособительно к собственному нашему естеству.
§ 3
Потому-то в первоначальном установлении обрядов светейшая наша Иерархия образована по подобию премирных небесных Чинов, и невещественные Чины представлены в различных вещественных образах и уподобительных изображениях, с тою целию, чтобы мы, по мере сил наших, от священнейших изображений восходили к тому, что ими означается, - к простому и не имеющему никакого чувственного образа. Ибо ум наш не иначе может восходить к близости и созерцанию небесных Чинов, как при посредстве свойственного ему вещественного руководства: т. е. признавая видимые украшения отпечатками невидимого благолепия, чувственные благоухания - знамениями духовного раздаяния даров, вещественные светильники - образом невещественного озарения, пространные в храмах предлагаемые наставления - изображением умственного насыщения духа, порядок видимых украшений - указанием на стройный и постоянный порядок на небесах, принятие Божественной Евхаристии - общением с Иисусом; кратко, все действия, принадлежащие небесным существам, по самой их природе, нам преданы в символах. Итак, для сего-то возможного для нас Богоуподобления, при благодетельном для нас установлении тайноначалия, которое и открывает взору нашему небесные Чины, и нашу Иерархию возможным уподоблением Божественному их Священнослужению представляет сослужащею чинам небесным, под чувственными образами предначертаны нам пренебесные умы в священных писменах, дабы мы чрез чувственное восходили к духовному, и чрез символические священные изображения - к простой, горней небесной Иерархии.
О том, что Божественные и небесные предметы прилично изображаются под символами, даже с ними и несходными.
§ 1
Итак, мне кажется, должно сперва изложить, какую мы назначаем цель всякой Иерархии, и показать ту пользу, какую каждая доставляет созерцателям ея; потом - изобразить небесные Чины, соответственно таинственному учению о них Писания; наконец сказать, под какими священными изображениями Св. Писание представляет стройный порядок небесных чинов, и указать ту степень простоты, которой надобно достигать посредством сих изображений. Последнее нужно для того, чтобы мы не представляли грубо, подобно невеждам, небесных и Богоподобных умных сил, имеющими много ног и лиц, носящими скотский образ волов или звериный вид львов, с изогнутым клювом орлов, или с птичьими перьями; равно не воображали бы и того, будто на небе находятся огневидные колесницы, вещественные троны, нужные для возседания на них Божества, многоцветные кони, военачальники, вооруженные копьями, и многое тому подобное, показанное нам Св. Писанием под многоразличными таинственными символами (Иез. I, 7. Дан. VII, 9. Захар. I, 8. 2 Макк. III, 25. Иис. Нав. V, 13). Ибо явно, что Богословие (Под Богословием Дионисий Ареоп. разумеет Св. Писание.) Пахимер употребило священные пиитические изображения для описания умных Сил, не имеющих образа, имея в виду, как выше сказано, наш разум, заботясь о свойственной и ему сродной способности возвышаться от дольнего к горнему, и приспособляя к его понятиям свои таинственные священные изображения.
§ 2
Если же кто соглашается, что сии священные описания следует принимать, так как существа простые сами в себе недоведомы для нас и невидимы, тот пусть знает еще, что чувственные изображения святых Умов, встречающиеся в Св. Писании, несходны с ними, и что все сии оттенки Ангельских имен суть, так сказать, грубы. Но говорят: Богословы т. е. Боговдохновенные писатели, приступая к изображению в чувственном виде существ совершенно бестелесных, должны были отпечатлеть и представить их в образах, им свойственных и, сколько возможно, с ними сродных, заимствуя таковые образы от существ благороднейших - как бы невещественных и высших; а не представлять небесных, Богоподобных и простых существ в земных и низких многоразличных изображениях. Ибо в первом случае и мы удобнее могли бы возноситься к горнему, и изображения премирных существ не имели бы совершенного несходства с изображаемым; тогда как в последнем случае и Божественные умные силы унижаются, и наш разум заблуждает, прилепляясь к грубым изображениям. Быть может, иной в самом деле подумает, что небо наполнено множеством львов и коней, что там славословия состоят в мычании, что там стада птиц и других животных, что там находятся низкие вещи - и вообще все, что Св. Писание для объяснения Чинов Ангельских представляет в своих подобиях, которые совершенно несходны, и ведут к неверному, неприличному и страстному. А по моему мнению, исследование истины показывает, что святейшая Премудрость, источник Писания, представляя небесные умные Силы в чувственных образах, и то и другое так устроила, что сим и Божественные силы не унижаются, и мы не имеем крайней необходимости привязываться к земным и низким изображениям. Не без основания существа, не имеющие образа и вида, представляются в образах и очертаниях. Причиною сему, с одной стороны, то свойство нашей природы, что мы не можем непосредственно возноситься к созерцанию духовных предметов, и имеем нужду в свойственных нам и приличных нашему естеству пособиях, которые бы в понятных для нас изображениях представляли неизобразимое и сверхчувственное; с другой стороны, то, что Св. Писанию, исполненному таинств, весьма прилично скрывать священную и таинственную истину премирных Умов под непроницаемыми священными завесами, и чрез то соделывать ее недоступною людям плотским. Ибо не все посвящены в таинства, и не во всех, как говорит Писание, есть разум (1 Кор. VIII, 7). А тем, которые стали бы порицать несходственные образы, и говорить, что они не приличны и обезображивают красоту Богоподобных и святых существ, довольно отвечать, что Св. Писание двояким образом выражает нам свои мысли.
Любому человеку, читавшего Деяния апостолов, имя Дионисия - первого Афинского епископа - хорошо известно. О произведениях его не было ничего известно до тех пор, пока на Константинопольском соборе впервые, в 532 г. были представлены произведения под авторством, как утверждали, Дионисия Ареопагита. Представили его впервые монофизиты для того, чтобы опереться на чрезвычайно серьезный авторитет в доказательстве справедливости своей ереси.
Впослествие было установлено, что поскольку эти произведения до 4-го века не были известны, то сделан был вывод, что они скорее всего были написаны в промежутке между 4 и 5 веками. Кто автор этих произведений - до сих пор неизвестно, называют различные имена, кто-то говорит, что это Север Антиохийский, монофизит, живший в 6-м веке. Кто-то указывает, что это Дионисий Великий, епископ Александрийский, или некий ученик Климента Александрийского, живший в середине 3-го века. Указывали, что это некий ученик св. Василия Великого, есть и версии менее распространенные. Встречается мнение, что это Аммоний Саккас, учитель Плотина или указывается малоизвестный грузинский философ 4-5 веков. Но так или иначе - авторство не установлено, не атрибутировано, поэтому эти произведения так и приписываются псевдо-Дионисию Ареопагиту.
Сейчас издана книга с параллельным текстом, поэтому сейчас уже нет проблемы почитать Диониссия Ареопагита. У псевдо-Дионисия Ареопагита насчитывается несколько произведений, среди которых наиболее важно "Мистическое богословие", "Божественные имена", "О церковной иерархии" и "Символическое богословие". Из творений Дионисия Ареопагита необходимо читать целиком "Мистическое богословие", это очень небольшая работа, буквально несколько страниц и из книги "О божественных именах" в 4 главе параграфы 18-35, где говорится о проблеме зла.
В своей книге "Мистическое богословие" Дионисий показывает как бы краткий очерк своей собственной богословской и философской системы. Это как бы введение в его собственное учение, оно очень кратко, поэтому надо читать обязательно.
Продолжая очерк о судьбе этих книг, я скажу, что действительно, некоторое время эти книги были важным аргументом в руках монофизитов, до тех пор, пока преп. Максим Исповедник не дал православное толкование тем идеям, которые были изложены Дионисием Ареопагитом. Оказывается, их можно было трактовать, не опираясь на монофизитскую ересь. После того, как преп. Максим доказал православное содержание книг Дионисия Ареопагита, эти книги стали пользоваться огромной популярностью и в западной Церкви и в восточной, переводились на множество языков, известно, что были переведены на славянский язык. Известны цитаты Ивана Грозного из этих книг. В западную Европу эти книги были принесены Иоанном Скоттом Ириугеной, который перевел их на латынь, вместе с комментариями преп. Максима Исповедника.
Апофатическое и катафатическое богословие
Главная проблема для Дионисия Ареопагита - эта проблема богопознания и единения человека и Бога. Дионисий Ареопагит предлагает два возможных пути познания Бога: катафатический и апофатический.
Для того, чтобы подняться человеку для познания Бога, необходимо отречся от всего земного. Так он писал в начале своего "Мистического богословия", произведения, в котором Дионисий обращается к Тимофею: "Если ты, мой возлюбленный Тимофей, ревносно стремишься приобщиться к созерцанию мистических видений, то устранись от деятельности чувств своих и разума и от всего чувственновоспринимаемого и от всего умопостигаемого, от всего сущего и от всего несущего, дабы в меру своих сил устремиться к сверхъестественному истиному единению с Тем, кто превосходит любую сущность и любое ведение."
Поэтому существенным элементом при единении с Богом и познании Бога является отказ от всех форм обычного нашего познания: чувственного и рационального. В первую очередь надо устраниться, конечно, деятельности чувств. Мы вспоминаем, что такую же ступень восхождения к Единому предлагал и Плотин. Вначале мы отказываемся от чувств, затем от дискурсивной деятельности разума, потом мы отрешаемся вообще от деятельности нашего разума, потом отрешаемся от самого себя и тогда можем достичь созерцания Единого.
То же самое мы видим у Дионисия Ареопагита. Устранившись от деятельности чувств своих, далее, устраняясь от деятельности разума, от всего чувтвенно-воспринимаемого, умопостигаемого, сущего и несущего, не воспринимая свое собственное познание, то будучи независимы от всего, совершенно отказавшись и от себя самого, как пишет Дионисий Ареопагит, мы можем устремиться к единению с Богом. Поэтому ступени достижения познания Бога такие же, как у неоплатоников. Поэтому часто делается вывод о прямой или явной зависимости Дионисия от трактатов Плотина и прежде всего Прокла, цитаты из которого часто встречаются в работах. Несомненно, здесь есть очевидная связь, но есть и существенные различия, о которых мы будем говорить.
Главный путь описания Божественной сущности - путь апофатический, путь отрицательный, путь, в котором человек отказывается от какого-либо описания божественной сущности. "Бог есть причина всего сущего, но он непричастен к сущему." Этот момент так же показывает новизну и самобытность учения Дионисия Ареопагита, показывая, что Дионисий в данном случае не согласен с таким мыслителем, как Аврелий Августин. Потому что у Августина Бог - это есть сущее, “Бог есть Сущий".
У Дионисия Ареопагита Бог - выше бытия, Бог не есть бытие, он творит и бытие из небытия, будучи выше и того и другого. Творя бытие, Бог дает законы бытию. Бог выше не только бытия, но и разума. Поэтому Бог бессловесен, ибо существует вне слов и мышления. И может открыться только лишь совершенным, в этом еще одно отличие от неоплатоников, где принцип нравственного совершенства не являлся необходимым для познания Бога и единения с Ним. Но и совершенному человеку Бог открывается не целиком, ибо он созерцает не Бога, а лишь место, где Он пребывает. Бог выше всего, выше любой возможности его познания.
Познание, созерцание и славословие Бога - это неведение и невидение, т.е. познать Бога мы можем только не зная и не видя Его. Познать мы можем только отстранившись от всего сущего, так же, как пишет Дионисий, как в статуе, скульптор создавая ее, отвсек все лишнее, что мешало куску камня превратиться в статую. Поэтому и для достижения Бога нужно отрешиться от всего лишнего, от всего того, что мешает нам для достижения Бога. Поэтому отрицательные суждения более предпочтительны, чем положительные.
Но путь положительный для познания Бога так же справедлив в меру своего применения и нужно лишь понимать, где находятся границы положительного и где - границы отрицательного богословия. В положительном, катафатическом богословии мы знаем что-то о Боге, но от высшего Его познания нисходим к познанию низшему. А отрицая, человек восходит от низших к высшим. Почему высказывая положительные суждения о Боге, мы начинаем с самого высшего утверждения? Потому что утверждая что-либо о Боге, мы должны исходить из того, что наиболее присуще Ему по Его сущности, по Его природе.
С другой стороны, почему в отрицательном богословии мы должны исходить из самых низших суждений о Боге? Да потому что в отрицательных суждениях следует начинать с отрицания того, что более всего отличается от Него по природе. "В самом деле, - пишет Дионисий, - ведь в неменьшей же степени является Он жизнью или благостью, нежели воздух или камень." Это путь положительного богословия. "И не более ли трезв Он и беззлобен, чем мы можем сказать или помыслить о Боге". Это путь отрицательного богословия.
Далее Дионисий предлагает возможные характеристики Бога и по пути катафатического, и по пути апофатического богословия. По пути апофатического богословия Дионисий говорит о том, что Бог, как причина всего сущего, запределен сущему, ибо не может сущее быть источником самого себя. Он есть причина всего сущего, а сущее имеет образ и форму, или качество, количество, поэтому Бог, естественно, превосходит его и этими характеристиками. У Бога нет ни формы, ни образа, ни качества, ни количества, ни объема, ни чего-либо другого, что является атрибутами телесных существ. Поэтому и Бог не есть что-либо телесное и чувственно-воспринимаемое.
Но и умопостигаемые характеристики так же не присущи Богу. Поэтому Бог не есть ни душа, ни ум, ни разум, ни мышление, ни равенство, ни неравенство. Он не покоится, не движется, он не есть ни вечность, ни время, Он не есть ни знание, ни истина. Дионисия.Дионисий пишет, что Бог не есть ни единое, ни единство, ни благость, ни дух, поясняя, что это следует понимать не так, как мы это обычно представляем. Понятно, что Бог есть Дух, об этом сказано в Писании и, что Бог есть Благость, пишет Дионисий, но часто человек воспринимает дух и благость как нечто тварное. В таком виде Бога, конечно же, нельзя представлять.
Поэтому Бог превосходит всякое утверждение и всякое отрицание. Мы видим здесь даже и следующее отличие от неоплатоников, от Плотина. Дионисий Ареопагит идет дальше, показывает Бога выше единства, выше всего, выше бытия, выше любой сущности. Бог превосходит любое бытие, и в гноселогическом - Бог превосходит любую способность к познанию.
Однако возможны и положительные характеристики Бога, и об этом рассуждает Дионисий в работе "О божественных именах", о том, что можно назвать Бога Спасителем, Искупителем, Премудрым, Умом, Истиной, Словом, Сущим, Благом. Т.е. все эти характеристики так же к Нему применимы, и для того, чтобы правильно понимать, как применять эти атрибуты божественной сущности, Дионисий Ареопагит пишет отдельную работу, где поясняет суть своего катафатического подхода.
Поскольку для Бога истинны оба подхода - и апофатический и катафатический, мы понимаем, что Бог не только трансцендентен миру, но и имманентен ему. Он превосходит весь мир, и одновременно находится во всем мире. Мир есть творение Бога, и Бог присутствует в любом элементе нашего мира. Отличие от неоплатонизма здесь очевидно. Если у неоплатоников Бог творит мир в силу своей природы, в силу свое сущности, изливая из себя свою сущность, то для Дионисия Ареопагита проблема стоит другая. Мир творится Богом, творится из небытия и творится во времени, и поэтому главная проблема для Дионисия Ареопагита смещается в другую сторону.
Если для Плотина главной проблемой была проблема соотношения единства и множественности, соотношение единого Бога и сотворенного им мира, проблема, как возникает из Единого множественное бытие, то для Дионисия главная проблема - это проблема творения, проблема того, как запредельная сущность может сотворить бытие, которое отличается от него по своей сущности. Непознаваемость Единого у Плотина обусловлена немощью рассудка, который не может отречься от множественности вещей и не может выйти за пределы времени и пространства. А непознаваемость Бога для Дионисия состоит в том, что человек как тварное существо не может подняться до концепции Творца, не может выйти за пределы товарного мира.
[греч. Διονύσιος ὁ ᾿Αρεοπαγίτης; лат. Dionysius Areopagita], сщмч. (пам. 3 окт., 4 янв. - в Соборе 70 апостолов, пам. зап. 9 окт.), афинский аристократ, обращенный ап. Павлом в христианство во время проповеди в ареопаге . Согласно церковной традиции, сформировавшейся не позже IX в., Д. А. стал 1-м епископом Афин, впосл. епископом г. Паризии (совр. Париж) и скончался мученической смертью. Д. А. вплоть до XVI в. приписывалось авторство корпуса богословских сочинений «Ареопагитики» .
На протяжении веков традиция почитания Дионисия, современника апостолов, осуществлявшего служение в Афинах, Паризиях, Риме, не была единой: считалось, что это одно лицо или несколько. Основными источниками сведений о жизни и почитании Д. А., а также о тождестве или различии Д. А. и св. Дионисия Парижского являются 3 Жития. В соч. «Мученичество святых Дионисия, Рустика и Елевферия» (т. н. Первое Житие; нач. VII в.), приписываемом свт. Венанцию Фортунату , св. Дионисий представлен как современник апостолов, однако он не отождествляется с Д. А.
Во 2-й пол. VIII в. в Риме (возможно, в мон-ре святых Стефана, Сильвестра и Дионисия) были созданы агиографические памятники, посвященные Д. А. Среди них - т. н. Третье Житие, в к-ром история Д. А. сливается с историей мученичества св. Дионисия в Паризиях. Житие вскоре было переведено на греч. язык (BHG, N 554) и распространилось в Византии раньше, чем на Западе. Составитель Третьего Жития использовал «Мученичество...», приписываемое свт. Венанцию Фортунату.
В XII в. каноники собора Пресв. Богородицы (Парижской Богоматери) объявили, что у них находится часть главы Д. А. Ригорд и его продолжатель Вильгельм Бретонец опровергали это утверждение, объясняя, что, согласно Житию, глава Д. А. при казни не была рассечена надвое. Однако в XII в. в зап. иконографии появились изображения мученичества Д. А., на к-рых святому разрубают голову пополам мечом или секирой. Вероятно, эта иконография побудила парижских каноников объявить о владении частью главы святого (Ibid. P. 949-950). Спор продолжался до 2-й пол. XIV в., когда кор. Карл V (1364-1384) пригласил в Сен-Дени декана и старших каноников капитула собора Парижской Богоматери и показал им главу Д. А., хранившуюся в аббатстве. Король потребовал от каноников не смущать народ, выдавая останки неизвестного человека за мощи святого. Однако при кор. Карле VI (1384-1422) парижские каноники подарили частицу от хранившейся у них главы Д. А. герц. Берри, который до этого безуспешно пытался получить частицу мощей святого у монахов Сен-Дени. По распоряжению короля монахи Сен-Дени устроили процессии с подлинной главой Д. А. по всему Парижскому еп-ству, чтобы показать всем, что подлинная святыня хранится в Сен-Дени. Парижский парламент начал разбирать тяжбу между монахами Сен-Дени и канониками собора Парижской Богоматери. 19 апр. 1410 г. было вынесено окончательное решение о том, что глава Д. А., еп. Афинского, находится в Сен-Дени, а в соборе Парижской Богоматери хранится глава сщмч. Дионисия, еп. Коринфского. Это решение не имело ничего общего с действительностью, однако еще в XVIII в. оно зачитывалось во всех церквах Парижского еп-ства в октаву после дня памяти Д. А.
По свидетельству иезуита Аллуа, в XVII в. часть главы Д. А. хранилась также в сел. Эгель в герц-стве Люксембург. Происхождение реликвии неизвестно. Местные жители освящали у части главы Д. А. воду и вино, к-рые считались целебными, избавляя от головной боли. На макушке главы был изображен белый крест, по преданию начертанный ап. Павлом при рукоположении Д. А. во епископа.
Часть мощей Д. А. якобы имелась также в сел. Ридрефельд (совр. Ротерфилд, графство Вост. Суссекс, Великобритания). Однако сведения о ней основаны на подложном дипломе герц. Оффы Бертуальда (подделка, возможно, XIII в.). В нем рассказывается о том, как Бертуальд долго не мог излечиться от тяжелой болезни и, узнав, что в Паризиях есть целительные мощи Д. А., отправился туда на поклонение. Получив исцеление, Бертуальд выпросил у настоятеля Фульрада частицы мощей, к-рые поместил в ц. св. Дионисия, построенную им в имении Ридрефельд. С именем Бертуальда действительно связано начало почитания Д. А. в Англии. Основой подложной грамоты Бертуальда стал подлинный диплом кор. Мерсии Оффы (790), в к-ром также сообщается о болезни и исцелении Бертуальда, однако сведения о храме и мощах Д. А. в Ридрефельде отсутствуют (ActaSS. Oct. T. 4. Col. 939, 945-946). В 1059 г. англ. кор. Эдуард Исповедник упоминал о «славной у нас» (т. е. в Англии) памяти Д. А.
Частицы мощей Д. А. были перенесены из Парижа в Прагу в 1378 г. герм. имп. Карлом IV вместе с частицами мощей др. святых. Они были помещены в кафедральном соборе св. Вита. Римский папа Иннокентий VI по просьбе императора утвердил соборное празднование 2 янв. в честь всех святых, чьи мощи находятся в храме св. Вита.
Из 4-го крестового похода (1202-1204) кард. Петр Капуанский привез из Греции в Рим мощи сщмч. Дионисия Коринфского. После смерти кард. Петра (1209) Римский папа Иннокентий III передал мощи Эмериху, приору мон-ря Сен-Дени, прибывшему на Латеранский VI Собор (1215). В особой булле папа Иннокентий объяснил, что мощи могут принадлежать Д. А., «ибо некоторые считают, что Дионисий Ареопагит умер и погребен в Греции и что существовал другой Дионисий, который проповедовал веру Христову народу франков; другие же утверждают, что первый (Ареопагит) после смерти блаженного Павла прибыл в Рим и был направлен святым папой Климентом в Галлию, а второй умер и был погребен в Греции. Впрочем, оба велики деяниями и славны словом». По мнению папы Иннокентия, во избежание путаницы мощи обоих святых Дионисиев должны почивать в одном месте.
Существует легенда, что после 4-го крестового похода на Западе появилась еще одна глава Д. А., вывезенная из К-поля участником похода Суасонским еп. Нивеллоном. Позднее Нивеллон передал ее цистерцианскому мон-рю Лонпон. Однако эта легенда не подтверждается документами. История перенесения главы Д. А. в Лонпон основана на литургических чтениях из Суасонского бревиария кон. XV в. Празднество в честь этого события совершалось в Суасонском еп-стве в 1-е воскресенье после дня памяти Д. А. В 1690 г. приор мон-ря Лонпон Ш. Ж. Котте вскрыл реликварий и подробно описал хранившиеся в нем мощи. В раке был найден небольшой серебряный ларец с лат. надписью, заверявшей подлинность реликвии. В ларце находились фрагменты костей и передняя часть черепа, на которой была греч. надпись: κεφαλη του αγιου Διονυσιου Αρεοπαγιτ (глава св. Дионисия Ареопагита). Однако в визант. источниках нет сведений о главе Д. А., якобы хранившейся в К-поле. Вероятно, греческая надпись на черепе была сделана по распоряжению еп. Нивеллона.
В 1793 г. аббатство Сен-Дени было закрыто, королевские гробницы в храме разорены, однако мощи Д. А. уцелели. В 1802 г. в церкви вновь начали совершаться богослужения. В наст. время мощи Д. А., Рустика и Елевферия хранятся в реликвариях за главным алтарем базилики Сен-Дени. С 1997 г. у святыни совершаются правосл. молебны. Во время археологических раскопок (1953-1973) под алтарем базилики была обнаружена предполагаемая первоначальная могила Д. А. Еще в 1947 г. был найден резной столбик, к-рый в меровингскую эпоху составлял часть гробницы Д. А. В приходской церкви сел. Сен-Дени (близ г. Монс, пров. Эно, Бельгия) хранятся части мощей святых, подаренные в 1665 г. парижским аббатством прп. Геновефы местному мон-рю св. Дионисия (Сен-Дени-ан-Брокруа). Они считались утраченными во время Французской революции, однако были вновь обретены в 1998 г. В крипте приходской церкви сел. Ла-Сель-Конде (деп. Шер, Франция) почитается место, где, по преданию, некогда хранились мощи Д. А.
Части мощей Д. А. находились также в ряде вост. церквей и монастырей. На Афоне в мон-ре Дохиар почитается часть главы Д. А.; в мон-ре Симонопетра - часть руки; в мон-ре Дионисиат - кусочек кожи святого (Meinardus O . A . Study of Relics of Saints of the Greek Orthodox Church // Oriens Chr. 1970. Bd. 54. S. 170).
Ист.: ActaSS. Oct. T. 4. Col. 865-887; Maximus Conf . Schol. in DN: Prologus // PG. 4. Col. 16-21; Venantius Fortunatus . Passio S. Dionysii, Rustici et Eleutherii // PL. 88. Col. 577-583; idem . Carmina. II 10 // Ibid. Col. 98-99; Hilduinus . Vita S. Dionysii // PL. 104. Col. 1326-1330; 106. Col. 13-30; Epistula Aristarchi Honisiforo // ActaSS. Oct. T. 4. Col. 701-705; Anastasius Bibliothecarius . Passio S. Dionysii // PL. 129. Col. 737-739; Methodius (Metrodorus) . Martyrium beati Dionysii Areopagitae // PG. 4. Col. 669-684; Michael Syncellus . Encomium beati Dionysii Areopagitae // Ibid. Col. 617-668; Symeon Metaphrastes . Vita et conversatio S. Dionysii Areopagitae // Ibid. Col. 589-608; 115. Col. 1032-1049; Petrus Abaelardus . Epistula de Dionysio Areopagita // PL. 178. Col. 311-344; SynCP. P. 102.8-14; Kugener M . A . Une autobiographie syriaque de Denys l"Aréopagite // Oriens Chr. 1907. Bd. 7. S. 292-348; Suda. 1938, 1984r. Vol. 2. P. 106-109; Peeters P . La vision de Denys l"Aréopagite à Héliopolis // AnBoll. 1910. Vol. 29. P. 302-322; idem . La version ibéro-arménienne de l"autobiographie de Denys l"Aréopagite // Ibid. 1921. Vol. 39. P. 277-313.
Лит.: BHL, N 2171-2203; BHG, N 554-558; BHO, N 255-256; CPG, N 6633; Aubert R . Denys // DHGE. Vol. 14. Col. 263-265; Spadafora F . Dionigi l"Areopagita // BiblSS. Vol. 4. Col. 634-636; Clerq C ., de, Burchi P ., Celletti M . C . Dionigi, Rustico ed Eleuterio // Ibid. Col. 650-661; Hipler F . Dionysius, der Areopagite: Untersuch. über Aechtheit und Glaubwürdigkeit der unter diesem Namen vorhandenen Schriften. Regensburg, 1861; Delehaye . Origines. P. 358 sq.; Eine dem Dionysius Areopagita zugeschriebene Schrift in koptischer Sprache // Bull. de l"Académie Impériale des Sciences de St.-Pétersbourg. St.-Pb., 1900. 5 ser. T. 12. P. 268-306; Марр Н . Я . Агиографические мат-лы по груз. рукописям Ивера // ЗВОРАО. 1901. T. 13. № 2/3. C. 1-144; Duchesne . Fastes. Vol. 2; Akinian N . Materialien zum Studium des armenischen Martyrologiums. W., 1914. S. 35-42; Levillain L . S. Trophime et la mission des Sept en Gaule // Revue de l"histoire de l"Église de France. P., 1927. Vol. 13. P. 145-189; Chevallier Ph . Dionysiaca: Recueil donnant l"ensemble des traductions latines des ouvrages attribués à Denys de l"Aréopage. P., 1937, 19502. 2 vol.; Crosby S . McK . The Abbey of St. Denis: 475-1122. New Haven, 1942. Vol. 1. P. 24-52; Moretus-Plantin H . Les Passions de S. Denys // Mélanges Cavallera. P., 1948. P. 215-230; Loenertz L . I . Le panégyrique de St. Denys l"Aréopagite par St. Michel le Syncelle // AnBoll. 1950. Vol. 68. P. 94-107; idem . La légende parisienne de S. Denys l"Aréopagite: Sa genèse et son premier témoin // Ibid. 1951. Vol. 69. P. 217-237; Dondaine H . Le Corpus dionysien de l"Univ. de Paris au XIIIe siècle. R., 1953; Bossuat R . Traditions populaires relatives au martyre et à la sépulture de S. Denys // Le Moyen Âge. 1956. Vol. 62. P. 479-509; Faes de Mottoni B . Il «Corpus Dionysiacum» nel medioevo: Rassegna di studi: 1900-1972. R., 1977; Louth A . Denys the Areopagite. L., 1989; Contamine Ph . Des pouvoirs en France: 1300-1500. P., 1992. P. 49-60; Denys l"Aréopagite et sa postérité en Orient et en Occident / Ed. Y. de Andia. P., 1997.
Д. В. Зайцев
Славянская агиографическая традиция
Греч. версия Жития Д. А., приписанная Митродору, была переведена на слав. язык не позднее XII в. (нач.: «По блаженнем и славнем воскресении Господа нашего Иисуса Христа»), она известна в южнослав. и рус. списках. Старшие южнослав. списки относятся к сер. XIV в. Житие помещено в минейных Торжественниках архаического состава: София. НБКМ. № 1039; монастырь Дечаны. № 94; Загреб. Архив ХАЗУ. III.с.24; Цетинский мон-рь. № 20 и др. (Hannick . Maximos Holobolos; Иванова . 2002). Список из Цетинского мон-ря особенно важен в отношении лексических разночтений (Там же). Старшие рус. списки содержатся в домакариевских Минеях-Четьих XV в., напр. в РГБ. Волок. № 591 (Л. 33-41, 80-е гг. XV в.) и др. (см.: Сергий (Спасский) . Месяцеслов. Т. 1. С. 499). Критическое издание Жития Д. А. по южнослав. спискам, сопровождающееся исследованием, подготовлено К. Ивановой и В. Пилевой (см.: Иванова . 2002. С. 353-354. Примеч.).
Житие Д. А., написанное Симеоном Метафрастом, было переведено на слав. язык между 1518 и 1525 гг. в Москве прп. Максимом Греком (о списках см.: Иванов . 1969, где ошибочно указано, что текст не изд.), включено в состав ВМЧ и в т. н. агиографический свод кн. A. M. Курбского - сборник переводных житий (ГИМ. Син. № 219, ок. 1579 г.- Калугин . 1998. С. 49, 52). Перевод Максима Грека наряду с лат. изданием Л. Сурия (по изд.: De Probatis Sanctorum Historiis. Colonia, 16184) положен в основу редакции «Книги житий святых» св. Димитрия, митр. Ростовского (К., 1689).
Все существовавшие к XVI в. тексты о Д. А. были собраны в ВМЧ митр. Макария. Здесь находятся слав. переводы Житий Митродора (без имени переводчика), Симеона Метафраста, а также сказания из стишного и нестишного Прологов (ВМЧ. Окт. Дни 1-3. Стб. 238-263, 787-790).
В украинско-белорусских списках XVII в. известно Житие Д. А. в переводе на «просту мову» (нач.: «Сей святый Дионисий з места славнаго Афина») - см. Минеи-Четьи. Вильнюс. БАН Литвы. ф. 19. № 81, XVII в.; № 82, 1669 г. (Добрянский Ф . Н . Описание рукописей Виленской публичной б-ки, церковнославянских и русских. Вильна, 1882. С. 124, 133).
Лит.: Иванов А . И . Литературное наследие Максима Грека. Л., 1969. С. 54-55, № 12; Hannick . Maximos Holobolos. S. 112, N 44; Калугин В . В . Андрей Курбский и Иван Грозный: Теоретич. взгляды и лит. техника древнерус. писателя. М., 1998 (по указ.); Иванова К . «Западни светци» в състава на староизводните Чети-минеи: (Предварителни бележки) // Средневековна християнска Европа: Изток и Запад: Цености, традиции, общуване. София, 2002. С. 353-354.
А. А. Турилов
Иконография
Д. А. в соответствии с чином епископа представлен в архиерейском облачении: фелони (иногда в полиставрии), с омофором, в руках держит Евангелие. Согласно его иконографии, сложившейся к концу иконоборческого периода, он обычно изображается с темными волосами с проседью и заостренной бородой средней длины. Одно из ранних единоличных изображений Д. А. было представлено на несохранившейся мозаике в тимпане наоса собора Св. Софии К-польской (ок. 878; известно по рис. Г. Фоссати). Изображение Д. А. сохранилось в диаконнике кафоликона мон-ря Осиос Лукас (30-е гг. XI в.); в сев. апсиде каппадокийской ц. Ала-килисе в Белисырме (XI в.); в ц. Асину (Панагии Форвиотиссы) близ Никитари, Кипр (1105/06); в кафедральном соборе в Чефалу, Сицилия (1148); в Палатинской капелле в Палермо, Сицилия (50-60-е гг. XII в.); в трапезной мон-ря ап. Иоанна Богослова на Патмосе (ок. 1200); в ц. св. Афанасия «ту Музаки» в Кастории (1384-1385). Икон с единоличным образом Д. А. немного, наиболее значимая из них по художественным качествам - икона XVI в. из мон-ря Пантократор на Афоне (ГЭ).
На Руси образ Д. А. включен в декорацию жертвенника ц. Спаса на Нередице в Вел. Новгороде (1199); алтаря собора Спасо-Евфросиниева мон-ря в Полоцке (3-я четв. XII в.; в руках держит свою голову); ц. св. Симеона Богоприимца в Зверине мон-ре в Вел. Новгороде (кон. 60-х - нач. 70-х гг. XV в.).
Д. А. изображается в композиции «Успение Пресв. Богородицы» среди святителей - очевидцев события Иакова Иерусалимского, Тимофея Эфесского, Иерофея Афинского. Вероятно, к ранним примерам изображения можно отнести миниатюру в Минологии из Великой Лавры св. Афанасия на Афоне (Laur. D 54. Fol. 134v, кон. X-XI в.). Святители, среди к-рых, очевидно, представлен и Д. А., изображены в сцене «Успение Пресв. Богородицы» в росписи ц. Св. Софии в Охриде (сер. XI в.), в ц. Асину и др.; на иконах из Десятинного мон-ря (нач. XIII в., ГТГ), из Успенского собора Московского Кремля (ок. 1479, ГММК), из Троицкого собора Павлова Обнорского мон-ря (Дионисий (?), ок. 1500, ВГИАХМЗ), из Успенского собора Иосифова Волоколамского монастыря (1591-1599, ЦмиАР) и на мн. др. Образ Д. А. устойчиво включается как в краткую редакцию «Успения Пресв. Богородицы» (фреска в ц. Спаса Преображения на Ильине ул. в Вел. Новгороде, 1378, мастер Феофан Грек; оборот Донской иконы Божией Матери, кон. XIV в.), так и в расширенную (храмовая икона Успенского собора Московского Кремля, ок. 1479).
Изображение Д. А. часто входит в минейные циклы под 3 окт. на миниатюрах визант. рукописей (Минологий Василия II, 976-1025 гг.- Vat. gr. 1613. P. 255v - в рост, P. 82 - в мучении; Евангелие с минологием (Vat. gr. 1156. Fol. 255v, 3-я четв. XI в.) и Минологий (Vindob. hist. gr. 6. Fol. 2v, 2-я пол. XI в.) - в рост; Минологий посл. четв. XI в. из мон-ря Кутлумуш на Афоне (ГИМ. Греч. 175. Fol. 19v - в рост, Fol. 28r - в мучении; Минологий (Bodl. Охоn. F. 1. Fol. 11v, 1327-1340 гг.) - в мучении) и в настенных минологиях ряда балканских храмов (вмч. Георгия в мон-ре Старо-Нагоричино, Македония (1317-1318), и Успения Богородицы в мон-ре Грачаница, Косово и Метохия (ок. 1320),- полуфигура, Христа Пантократора в мон-ре Дечаны (1335-1350) - в мучении и др.).
В «Догматическом паноплии» Евфимия Зигабена Д. А. изображен среди святителей, представляющих свои творения императору (Vat. gr. 666. Fol. 1v; ГИМ. Греч. 387. Fol. 5v - 6 - обе рукописи 2-й пол. XII в.).
В нек-рых греч. синаксарях и стишных слав. Прологах после сказания имеется подробное описание облика Д. А., заимствованное из иконописных подлинников или же, наоборот, послужившее основой для них (подобные описания редки в синаксарных сказаниях). В «Ерминии» Дионисия Фурноаграфиота Д. А. описан как «старец кудрявый с раздвоенною бородою и с длинными волосами» (Ч. 3. § 8. № 10), «был усечен мечом… держит голову свою в руках» (Ч. 3. § 22. 3 окт.). В рус. сводном иконописном подлиннике по списку Г. Д. Филимонова (XVIII в.) описаны как облик Д. А., так и сцены с его участием («Успение Пресв. Богородицы» и «Чудо по усекновении головы»): «Подобием весьма стар, сед аки Климент, власы кудреваты, риза святительская, санкирь с белил; сей на облаце к погребению Божия Матерее со апостолы предста. Сей же святый чудо удивлению достойно показа: егда ему мучитель главу отсекоша, тогда святый своими руками прием, ходив до двою поприщ, дойде некия жены именем Катулы, и на тоя длани яко некое сокровище положи» (С. 165).
Легенда, соединившая в образе одного человека личности Д. А., Дионисия, автора «Ареопагитик», и мч. Дионисия, 1-го Парижского еп., отразилась на иконографии святого как на греч. Востоке, так и на лат. Западе (Д. А. среди скорбящих апостолов в мозаичной композиции «Успение Пресв. Богородицы» собора Марторана в Палермо и кафедрального собора в Чефалу (Сицилия), обе XII в.); Д. А. представлен не как обычно в одеждах епископа, а в хитоне и гиматии, подобно апостолу, на алтарной картине школы Чимабуэ (собр. лорда Актона, Флоренция) и на мозаиках флорентийского баптистерия, нач. XIV в.
В западноевроп. искусстве единоличные фронтальные изображения Д. А.- епископа (скульптура хора кафедрального собора в Бамберге, 1235; витраж ц. св. Дионисия в Эслингене, ок. 1300; дверца реликвария нач. XIV в., Лёгумклостер) столь же распространены, как и изображения Д. А. в молитвенном предстоянии, ставшие популярными с XVI-XVII вв.: алтарная картина (№ 28а) ок. 1500 г. (Гос. музей, Амстердам); алебастровая статуя (1658) работы Г. и Б. Марси для капеллы св. Дионисия на Монмартре (ныне в ц. Сен-Жан-Сен-Франсуа в Париже).
«Мученичество» Д. А. представлено 2 типами изображений: усекновением главы (алтарная картина нач. XV в. Ж. Малуэля, Лувр) и разбиванием черепа мечом или секирой (2-й тип редок, напр. на фреске капеллы св. Гереона в Кёльне (XII в.), на барельефе сев. портала кафедрального собора Шартра и на витраже ц. св. Дионисия в Сен-Дени-де-Жуэ (XIII в.)). Д. А.- кефалофор нередко изображался или буквально - фигура показана без головы, усекновенная голова (как правило, увенчана митрой) в руках святого (напр., миниатюра из Часослова Карла VIII (Paris. BNF. 1370. Fol. 212v, кон. XV в.)), или в соответствии с вост. традицией изображения кефалофоров, напр. св. Иоанна Предтечи - его облик невредим, усеченная глава как знак мученичества в руках (витраж кафедрального собора в Бурже (XII в.); фреска в ц. св. Куниберта в Кёльне (ок. 1230); реликварий св. Эммерама в Регенсбурге (ок. 1440) и др.). Уникальное изображение представлено на фреске XV в. в капелле св. Грата в Люсераме: Д. А. указывает на рану на шее от усекновения.
В многофигурных композициях Д. А. часто изображался вместе с пресв. Рустиком и диак. Елевферием (миниатюра из Часослова Карла VIII (Paris. lat. 1370. Fol. 212v, кон. XV в.) - Рустик и Елевферий обезглавлены), в сопровождении ангелов (миниатюра из Большой хроники Франции - Paris. fr. 6465. Fol. 57, 1-я пол. XV в.); скульптура зап. портала Реймсского собора (1-я пол. XIII в.), среди святых (витраж № 102 собора Нотр-Дам в Шартре работы Ж. Клемана (ок. 1220) - с орифламмой; каролингский флабеллум из Турню (Нац. музей, Флоренция) - рядом со св. Мартином Турским; рельеф портала ц. св. Эммерама, ок. 1052,- со св. Эммерамом; картина неизв. художника XV в., Лувр - с имп. Карлом Великим, к-рому Д. А. явился во сне). Д. А. изображался в сценах Богородичного цикла: как свидетель Успения Богородицы (в тимпане портала собора в Энгере, кон. XII в.), преклоненный перед ковчегом, символизирующим гроб Пресв. Богородицы (статуя работы Н. Кордиера, XVII в., капелла Паолина в ц. Санта-Мария Маджоре в Риме).
На тексте Жития основаны многочисленные изображения Д. А. до обращения в христианство: у алтаря Неведомому Богу (витраж кафедрального собора Буржа, XV в.), во время наблюдения затмения солнца в момент Крестной смерти Христа, обращение Д. А. в христианство ап. Павлом, проповедь в Паризиях (алтарь XVI в., Музей Виктории и Альберта, Лондон).
Связанные с текстом Гилдуина изобразительные циклы Д. А., иногда чрезвычайно обширные и обстоятельные, повествуют о жизни святого до отъезда в Галлию, о миссионерстве и творимых им чудесах, о претерпеваемых мучениях, о причащении в тюрьме, о шествии к месту погребения в сопровождении ангелов и о погребении. Так, в тимпане зап. портала Сен-Дени (ок. 1135) представлена сцена последнего причастия; в тимпане сев. портала - сцены «Взятие под стражу», «Бичевание», «Причащение» и «Мученичество»; на консолях (XIII в.) - сцена мученичества и сцена сопровождения Д. А. ангелами. Интенсивная разработка повествовательного цикла приходится на 1-ю пол. XIII в. и связана с изображениями на витражах соборов в Бурже, в Туре и в Сен-Дени-де-Жуэ. 30 миниатюр рукописи Paris. lat. 1098 (ок. 1230) содержат сцены из жизни Дагоберта и Миракулы, видение Дагоберта, ночное посещение Д. А. Христом, апостолами и ангелами, очищение Д. А. прокаженных. Рукопись мон. Ивона из Сен-Дени (Paris. lat. 2090-2, 1317 г.) с текстом Жития Д. А. украшена 77 полностраничными миниатюрами, ставшими образцами, в частности, для росписи XIII в. капеллы св. Гереона в Кёльне, фресок XV в. в Борго-Велино и др.
Эпизоды со сценами из Жития Д. А. встречаются и вне связи с циклами, вразбивку: напр., сцены проповеди Д. А. в Паризиях (миниатюра из собр. Шатору - Ms. 2. Fol. 367v), крещения Лисбия (алтарная картина мастера Сен-Жиля, кон. XV в., Национальная галерея искусства, Вашингтон), последнего причастия Д. А. (миниатюра миссала из Сен-Дени, сер. XI в.,- Paris. lat. 9436. Fol. 106v; миниатюра из Бревиария XIV в.- Paris. lat. 1052. Fol. 529). Они, как и сцена чудесного явления Д. А. (фреска 1777 г. в кафедральном соборе Толедо работы Ф. Байё), связаны с легендарными событиями его Жития. Скульптурное изображение Д. А. работы К. ван дер Верка (ок. 1700; ц. Д. А. в Льеже) представляет святого размышляющим над птолемеевской системой планет.
Лит.: Ерминия ДФ. 1868. С. 159, 201; Kaftal G . Iconography of the Saints in Tuscan Painting. Firenze, 1952; Djuric V . J . Icones de Yogoslavie. Belgrade, 1961; Hamann-MacLean, Hallensleben . Bd. 1; Celetti M . C. Dionigi l"Areopagita; Dionigi, Rustico e Eleuterio (iconogr.) // BiblSS. 1964. Vol. 4. Col. 636-637, 650-651; LCI. 1972, 1994. Bd. 6. Sp. 59-67; Levavasseur Сh . F . La Basilique de Saint-Denys. , 19736; Миjовић . Менолог. 1973. С. 194, 198, 199, 263, 291, 320, 346, 350, 363, 378; Банк А . В . Искусство Византии в собр. СССР: Кат. выст. / Авт.-сост.: А. В. Бессонова. М.; Л., 1977. [Ч.] 3. Кат. № 948; Демус О . Мозаики визант. храмов: Пер. с англ. М., 2001.
Э. П. И., Т. Ю. Облицова, Д. В. Зайцев
Из всех афинян, обращенных святым Павлом ко Христу, лишь Дионисий Ареопагит и Дамарь названы по именам. О Дамари почти ничего не известно, хотя ее имя есть в святцах (день ее памяти приходится на 2 октября, то есть накануне дня святого Дионисия). Святой Дионисий же является одной из самых противоречивых фигур в истории ранней Церкви. На протяжении веков верили, что известное духовное сочинение под названием "Мистическое богословие" написано именно священномучеником Дионисием Ареопагитом, другом апостола Павла. Однако большинство исследователей полагают, что автор этих сочинений жил в более позднее время, поскольку о них, по всей видимости, ничего не было известно в первые века Христианства, и у Отцов Церкви раннего периода нет о них ни единого упоминания. Стиль, содержание и богословский язык этих произведений говорят о том, что они были написаны в V веке по Рождестве Христовом автором сирийского происхождения. Ссылки на развитую структуру монашеской жизни и более поздние элементы церемониальной и пенитенциарной системы также не позволяют отнести их непосредственно к апостольским временам. Об их происхождении веками спорили исследователи Востока и Запада.
Некоторые сторонники православного традиционализма до сих пор утверждают, что эти работы действительно принадлежат перу святого Дионисия Ареопагита, а более поздний тон и стиль возник в результате перевода и переноса в сирийский текст.
Епископ Каллистос Вэр, сторонник общепринятого мнения о более позднем авторстве этих текстов, пишет: "Эти книги столетиями считались произведениями святого Дионисия Ареопагита, обращенного апостолом Павлом в Афинах; фактически же они принадлежат перу неизвестного автора, жившего, по всей вероятности, во второй половине V века в Сирии... Преподобный Максим Исповедник (почил в 662 году) составил комментарии на работы святого Дионисия, после чего за ними закрепилось постоянное место в православном богословии. Дионисий оказал огромное влияние и на духовную жизнь Запада: например, подсчитано, что в Сумме Фомы Аквинского приводится 1760 цитат из работ Дионисия, а один из английских летописцев XIV века свидетельствует, что "Мистическое Богословие "Дионисия пронеслось по Англии как дикий олень..."
Независимо от того, кто является подлинным автором этих работ, стоит вкратце рассказать о том, что известно о святом Дионисии. Это поможет православному паломнику понять, каким был этот любимый многими и издревле почитаемый святой.
Во времена проповеди апостола Павла в Афинах Дионисий являлся одним из девяти членов престижного Совета Ареопага, который на протяжении веков создавал для Афин законы. Согласно греческой мифологии, этот Совет основала сама Афина для суда над Орестом, убившим свою мать. Исторически же его создание относят к гомеровским временам: тогда он уже осуществлял административные, судебные и религиозные функции. С течением времени его полномочия значительно сократились, и к V веку до Рождества Христова, то есть к моменту правления Перикла, в его обязанности входило рассмотрение дел о преднамеренных убийствах, отравлениях, поджогах и решение некоторых религиозных вопросов, а также забота о священных оливковых деревьях. Без сомнения, при римлянах полномочия Совета были еще больше урезаны. Этим объясняется и тот факт, что апостол Павел был призван на заседание Совета, напоминавшее скорее обсуждение, чем официальное разбирательство. Тем не менее, положение судьи было более чем почетным.
Дионисий оказался среди тех, кто слушал апостола Павла, прибывшего в Афины около 50 года нашей эры, и хотя озадаченная толпа отнеслась к словам апостола с издевкой, Ареопагит задумался над ними, уверовал и принял крещение.
Со временем святой Павел рукоположил Иерофея и поставил его первым епископом Афин. Возможно, это тот человек, о котором повествует книга Деяний Апостолов: человек, обратившийся ко Христу вместе с Дионисием и Дамарью. По преданию, он также являлся членом Совета Ареопага, в дальнейшем став мудрым и добродетельным епископом. Он принял мученическую кончину в I веке от Рождества Христова, и сам Дионисий сменил его на посту иерарха. И Павел, и Иерофей были духовными наставниками Дионисия.
Много лет Дионисий управлял своей афинской епархией и, согласно принятому в Греции варианту его жития, мог быть в Риме во время последнего заточения святого апостола Павла; мог успеть попрощаться с Апостолом и стать свидетелем его мученической кончины. Тем не менее, святой Дионисий Ареопагит также погиб как мученик.
В одном из апокрифов, касающихся жития святого Дионисия, есть рассказ о том, как в Страстную Пятницу, в день распятия Спасителя в 33 году нашей эры, святой Дионисий, находясь в египетском городе Гелиополисе, вместе со всеми наблюдал, как потемнело небо и солнце спрятало свои лучи. Говорят, что он в этот момент произнес: "Либо страждет Бог, либо близок конец всему!" Рассказывали еще, что он ходил в Иерусалим для встречи с Божией Матерью, и что святой Дионисий, святой Тимофей и святой Иерофей были перенесены на облаках к месту Ее успения, как и апостолы, и присутствовали на Ее погребении. Первый рассказ об этих событиях содержится в тех же сирийских текстах V века; и хотя эти эпизоды были впоследствии включены в православные варианты жития святого Дионисия, в более ранних из дошедших до нас источниках Отцы Церкви ни словом о них не упоминают.
Глава священномученика Дионисия была передана Императором Алексием I Комнином (1081-1118) Дохиарскому монастырю на Горе Афон, где она находится и по сей день.
Холм Ликабетос - часовня святого Георгия
Вершина холма Ликабетос с часовенкой святого Георгия видна с площади Синтагма и во многих других местах в Афинах. В прошлом склоны этого холма были почти отвесными. В XVII веке на его вершине построили часовню святого Илии, но подниматься по почти вертикальному склону было трудно, и часовня оказалась заброшенной сразу после завершения строительства. Однако в 1834 году монах по имени Эммануил Лулудакис поднялся на Ликабетос, расчистил развалины и восстановил часовню, посвятив ее свяотму Георгию. Поскольку отец Эммануил не вернулся, знавшие его решили, что он погиб при восхождении на гору. Через три года некоторые из жителей Афин заметили на вершине холма огни, и, забравшись туда, чтобы выяснить их происхождение, обнаружили, что монах создал там райский уголок с садами и двориком. На пожертвования местных жителей была построена дорога, и часовенку стали посещать молящиеся, особенно в дни Пасхи. Отец Эммануил отошел ко Господу в 1885 году, его могилка находится здесь же, на холме Ликабетос. В часовенке иногда происходили чудеса. С вершины этого холма открывается прекрасный вид на Афины.
Храм святого Евстафия
(Свят. Григорий Нисский, вмуч. Феодор Тирон и вмуч. Феодор Стратилат, св. Георгий Новый Мученик Неаполисский)
В небольшой церковке св. Евстафия в районе Периссос в Неа Ионии хранятся мощи одного из великих отцов-каппадокийцев - святителя Григория Нисского, сына св. Эмилии и брата святителя Василия Великого и преп. Макрины. При обмене населением после Малоазийской Катастрофы мощи были перевезены в Афины из турецкого города Неаполис, расположенного чуть к югу от Ниссы, где они покоились столетиями.
В этом же храме пребывают мощи двоих самых прославленных христианских воинов времен ранней Церкви - великомучеников Феодора Тирона и Феодора Стратилата, а также новомученика Георгия Неаполисского, священника, принявшего смерть за Христа в Турции в XVIII веке.
Иконостас храма св. Евстафия написан известным иконо-писцем двадцатого века Фотисом Контоглу.
Святитель Григорий Нисский
Чтение жития святителя Григория утешительно для христиан начала XXI века. Подобно многим из нас, он в молодые годы имел прохладное отношение к вере, и лишь спустя годы стал благочестивым христианином и богословом. В его краткой, легкодоступной для чтения биографии обычно не упоминается тот факт, что благочестивая жизнь его матери Эмилии не казалась юноше особенно привлекательной. Теплые источники веры, обильно питавшие его сестру Макрину и брата Василия, оставляли его равнодушным. В детстве он обладал слабым здоровьем и потому получил хорошее, но несколько бессистемное образование. Похоже, он не посещал Афинскую Академию. Погрузившись в изучение греческого и римского классического наследия, после смерти отца он поселился на причитавшейся ему части отцовских имений и не пожелал постоянно заниматься каким-либо делом.
Когда Григорию было около двадцати лет, в монастырь, где служила настоятельницей его мать, были привезены мощи сорока мучеников севастийских, и сестры готовились к торжественной службе в честь перенесения мощей в этот монастырь, расположенный в местечке Анесси в Понте (на территории современной Турции). Мать попросила Григория присутствовать на службе. Он пошел туда, скрепя сердце, но, как только она отвернулась, выскользнул из храма в сад, где рассчитывал переждать, пока окончится служба. Раздраженный, он уснул, и ему приснилось, что хочет вернуться в храм, но сорок вооруженных воинов-мучеников преграждают ему путь при попытке пройти в ворота. Они угрожали ему копьями, и если бы один из их числа не оказал ему милостивого заступления, воины применили бы к нему силу. Григорий проснулся в слезах - настолько ярким было сновидение - и в раскаянии вернулся в храм на службу.
На некоторое время он стал прилежным прихожанином и даже служил чтецом, ежедневно читая в храме положенные отрывки из Библии. Но вскоре оставил это занятие, чтобы попробовать свои силы в риторике, подобно своему отцу, который был преуспевающим юристом. Друг будущего святого, Григорий Назианзин, который вместе с Василием уже успел связать себя обетами целомудрия и служения Церкви, писал ему: "Итак, ты решил называться ритором, а не христианином... Знаешь, друг мой, не нужно долго на этом задерживаться. Лучше протрезвей, пока не поздно, снова стань самим собой и проси прощения у Бога и братьев-христиан". Риторика, по словам Григория Назианзина, ведет к "неблагородной славе". Кажется, это письмо не произвело на Григория большого впечатления. Несколько лет он старался сделать карьеру ритора, после чего женился на красавице по имени Геособия. О ней мало что известно. Похоже, они с Григорием прожили вместе как муж с женой весьма недолгое время, хотя она, возможно, и оставалась в его доме до конца своих дней. Двадцать лет спустя она умерла, оплакиваемая всеми, и святитель Григорий Назианзин воспел ее, назвав "славой Церкви, украшением Христа, помощницей нашего поколения, надеждой жен, прекраснейшей и славнейшей из всех верных".
Долгие годы после этого брака Григорий оставался в Кесарии, проживая наследство, занимаясь чтением и написанием сочинений, но чувствовал себя "щепкой, плывущей по течению", как он сам признавался Григорию Назианзину. Он все еще испытывал неуверенность, сомневался в своей вере, в своем будущем и в себе самом. В это время Василий пригласил его в Ибору пожить в лесу в основанной им общине. Именно здесь, как утверждает церковный историк Роберт Пэйн, "его религиозность усилилась, и к нему стало приходить ощущение вечной благости Божией и тленности всего сущего". Здесь он написал свою первую книгу "О Девстве", в которой говорится о скоротечности земного брака, родовых муках, о горечи потери ребенка и отчаянии при потере супруги (читатель задается вопросом, приходилось ли автору в браке самому терять любимое дитя, настолько правдоподобно он описывает боль матери.) Он противопоставляет всему этому безбрачную жизнь, чистоту целомудренной души и ее способность достичь Неба.
Священство он принял, вероятнее всего, около 362 года, в возрасте приблизительно двадцати семи лет и, возможно, в Иборе. Годы священства он провел тихо, живя в Понте, и лишь в 371 или 372 году помимо своей воли оказался на виду всей Церкви: его брат, Василий (теперь уже епископ Каппадокии), вынудил его стать иерархом Ниссы, малоизвестного небольшого селения в десяти милях от Каппадокии. Каппадокийская епархия, в свое время огромная и влиятельная, была намеренно поделена на части императором-арианином Валенсом с целью ослабить власть и авторитет святителя Василия. Василий отчаянно старался укрепить свою урезанную епархию в борьбе с соседом - еретиком Анфимом, епископом Тианы, и другими ставленниками ариан. Для этого он спешил устраивать новые епископские кафедры, открывая их, как только находились люди, способные их занять. И его друг Григорий Назианзин, и брат Григорий Нисский вынуждены были уступить его настойчивости и начать епископское служение, и оба были в связи с этим откровенно несчастны. Григорий Нисский потом говорил, что день посвящения в сан епископа был самым ужасным днем его жизни.
Святитель Василий часто жаловался на "полную простоту ума" Григория. Один из дошедших до нас эпизодов из их жизни обезоруживает своей слишком явной человеческой слабостью: Григорий как-то обнаружил, что Василий ожесточенно ссорится с их дядей, епископом Понта, по вопросам церковной политики. Зная силу характеров обоих, Григорий понял, что просто так помирить их не удастся. Тем не менее, он очень хотел положить конец этой борьбе. Он, ничтоже сумняшеся, написал святителю Василию три письма от имени дяди - его оппонента, в которых тот якобы просил о прощении и примирении. Святитель Василий поверил в их подлинность, но когда дядя горячо опроверг факт написания им этих писем, Василий с гневом укорил Григория:
«Невозможно спорить с тобой в письме. Как мне наказать тебя, как ты того заслуживаешь, за крайнюю простоту твоего ума? Ты трижды попал в ловушку. Три раза ты позволил себе оказаться в западне. Фактически, ты подделал это письмо и принес его мне как бы от достойнейшего из епископов - нашего с тобой дяди, - и ты пытался обмануть меня! Не понимаю, зачем ты все это делаешь! Я получил это письмо как бы от самого епископа, считая, что ты лишь доставил его мне, да и как я мог думать иначе? Я был в восторге, показывал письмо друзьям, благодарил Бога за такую милость. А теперь обман раскрыт, епископ сам подтвердил, что не является его автором... И вот я пишу тебе, чтобы отругать тебя за необыкновенную простоту, каковая, по моему мнению, не подобает христианину, тем более в данном случае. Умоляю тебя в будущем думать, что делаешь, и не заставлять меня расхлебывать последствия твоих действий - я говорю сейчас предельно откровенно, поскольку ты не достоин решать великие дела».
Тот факт, что Василий вообще поставил его епископом, показывает, как отчаянно он нуждался в православных иерархах. Уж он-то знал, насколько его брат не пригоден к исполнению обязанностей епископа. Григорий, не способный управлять и привести в порядок свою осажденную арианами епархию, вскоре запутался окончательно. Он призвал местный синод, состоявший из епископов окрестных провинций, оказать поддержку брату в его борьбе за Православие, но не смог действовать, как того требовала ситуация, и синод начал наносить по нему удары. Через три года после принятия им сана епископа человек по имени Филокарес, при поддержке правителя Понта, обвинил его в растрате епархиальных фондов. И хотя ложность этого обвинения была потом доказана, ариане уже были настроены против него и стремились завладеть его епархией. Григорий, болевший в то время плевритом, был взят под стражу и закован в цепи. Он должен был предстать перед церковным судом, но, как пишет Пэйн, "сбежал, что характерно". Просто ушел от стражников в леса, потом годами скрывался в отдаленных имениях своих друзей. Синод епископов поспешил сместить его с кафедры. Епископский сан был возвращен ему лишь после смерти императора Валенса в 378 году. На следующий год умер его брат Василий, и Григорий остро чувствовал боль потери. Но, с другой стороны, теперь он, кажется, был свободен от прозябания в тени одного из поистине величайших иерархов в истории Церкви. Перед ним открывалась перспектива плодотворной деятельности.
На протяжении многих лет Григорий писал, и его слово имело отклик в сердцах людей. Одно из самых прекрасных его произведений - это житие его сестры, преподобной Макрины, скончавшейся через несколько месяцев после смерти святителя Василия. Это одно из самых волнующих произведений житийного жанра. Автор рассказывает о последних днях жизни святой Макрины, своих долгих разговорах с ней о жизни, смерти и грядущем воскресении. Еще одна из его известных работ называется теперь "Великий Катехизис или Разговор о Религиозном Воспитании" - запись его неформальной беседы с катехизаторами в Ниссе. Его перу также принадлежат два пространных опровержения ересей Евномия и Апполинария, произведение под названием "Жизнь пророка Моисея", проповеди, очерки в похвалу различных святых и множество писем - около двадцати из них дошли до нас. Несмотря на то, что жизнь его была исполнена печали и сомнений, в глубине его души всегда цвела надежда, и сам он был мистиком. В его произведениях неизменно возникают и повторяются мотивы общего для них со святителем Василием восхищения природой, любви к истинному, богоподобному образу человека до грехопадения и после всеобщего Воскресения, надежды на спасение любовью Божией и Его милосердием. Не имея, в отличие от Василия, систематического, строго классического образования, он черпал из более скромного источника самообразования, и нашел свой драгоценный родник. Его обвиняли в склонности к универсализму, вере в восстановление всего и вся во Христе в последний день. Однако его работы Церковь никогда не предавала анафеме, как в случае с Оригеном. Вероятно, причина в том, что уже после первого прочтения становится ясно: эта склонность проистекает не из рациональной философии, более всего озабоченной оправданием самой себя, а из сердца, преисполненного любовью к творению. Он не читает лекций, а уносит зачарованного собеседника на крыльях своего вдохновения. Чистота, вера, любовь к молитве, любовь к Богу - все его работы пронизаны жаждой Божественного Присутствия; пусть он и не стоял на земле так же твердо, как святитель Василий, он восполнил этот недостаток ощущением Неба, наполняющего каждое мгновение повседневной жизни.
Произведения Григория исполнены подлинной духовности, и его современники это понимали. Григорий присутствовал на Антиохийском Соборе, рассматривавшем ереси Мелетия, и по просьбе участников Собора ездил в Палестину и Аравию для умирения нестроений, возникших в связи с этой ересью. Участвовал он и в работе Второго Вселенского Собора, созванного в 381 году в Константинополе. Собравшиеся говорили о нем как о "великом столпе Церкви". В те времена быть на стороне Григория считалось достаточным для доказательства того, что ты являешься истинно православным, и именно на этом Соборе было окончательно ниспровергнуто арианство. Помимо этого, многие считают, что Григорий мог быть автором той части Символа Веры, в которой говорится о Святом Духе: эта часть была добавлена к основному тексту Символа Веры на Втором Вселенском Соборе. Он был близким другом многих великих мужей и жен того времени: свят. Мелетия Антиохийского, св. Иеронима и св. Олимпиады, дружившей со свят. Иоанном Златоустом. Он заслужил уважение к себе точными, прекрасно выраженными формулировками и объяснением Православной веры. Уважение это было так велико, что в 787 году участники Седьмого Вселенского Собора, оглядываясь на прошедшие с тех времен пять столетий жизни Церкви, восславили его и назвали "отцом Отцов". В каком-то смысле он оказался на месте Василия, а в чем-то и пошел дальше него.
Умер святитель Григорий примерно в 395 году.
Достоверных известий о личности св. Дионисия Ареопагита очень мало. Обращенный ко Христу проповедью ап. Павла в афинском ареопаге, он был, по свидетельству Дионисия Коринфского у Евсевия, первым епископом в Афинах. Там же потерпел он мученическую кончину. В IX веке аббатом Галдуином он был ошибочно отожествлен с Дионисием Парижским, и эту ошибку до сих пор защищают некоторые из французских богословов. Однако, это отожествление не имеет за себя никаких оснований. Ни Дионисий Коринфский, ни Евсевий, ни даже древние французские хроники не говорят о том, что Дионисий Ареопагит предпринимал миссионерское путешествие в Галлию. Согласно древнейшему свидетельству о Дионисии Парижском (Григорий Турский VI в.), этот последний пришел в Галлию в царствование Декия, т. е. в половине III в., и следовательно не мог быть Дионисием Ареопагитом.
С именем Д. А. сохранились следующие сочинения: 1) Об именах Божиих, 2) О таинственном богословии, 3) О небесной иерархии, 4) О церковной иерархии, 5) Десять писем к разным лицам. Кроме перечисленных сочинений автор их упоминает еще о некоторых из своих трудов, отчасти уже написанных, отчасти только предполагаемых. Сюда относятся трактаты 1) О душе, 2) О свойствах и чинах ангельских, 3) Богословские очерки, 4) Символическое богословие, 5) О духовном и чувственном, 6) Божественные гимны, 7) О праведном суде Божием. Однако правдивость автора в этом свидетельстве о собственной литературной деятельности подвергается большому сомнению: от упоминаемых им сочинений не осталось ни малейшего следа в истории. Переводчик Ареопагитик на сирский язык (ранее 536 г.), Максим Исповедник, написавший в VII в. на них комментарии, и римский библиотекарь Анастасий (IX в.) имели пред собою только те из них, которые сохранились и до настоящего времени. Приписываемые также Д. А. послания: 1) к Титу об успении Богоматери, сохранившееся в сирском переводе, 2) к Тимофею, о кончине апп. Петра и Павла, существующее в сирском и армянском переводах, и 3) к Аполлофану в латинском переводе настолько отличаются по своему характеру и стилю от прочих Ареопагитик, что решительно не могут быть приписаны одному и тому же автору.
Автор сочинений, известных с именем Дионисия Ареопагита, выдает себя за Дионисия апостольских времен. Он сам называет себя по имени - Дионисием. Все упоминаемые в его сочинениях лица, за исключением тех, от которых не осталось никаких следов в истории, принадлежат апостольскому времени. Четыре главных его сочинения посвящены «сопресвитеру Тимофею», четыре первых письма адресованы «ферапевту Гаию» (Рим. 16 , 23; 1 Кор. 1 , 14), шестое письмо - «иерею Сосипатру» (Рим. 16 , 21), седьмое - «иерарху Поликарпу», в восьмом упоминается Карп (2 Тим. 4 , 13), девятое направлено к Титу, десятое носит надписание: «Иоанну Богослову, апостолу и евангелисту в изгнании на острове Патмосе». В письме говорится, что Иоанну будет возвращена свобода и что с Патмоса он снова возвратится в Азию. Кроме этого автор упоминает о Варфоломее, об Иусте, о Симоне и Елиме волхвах, как о своих современниках. В 7-м письме описывается чудесное затмение солнца, которое автор наблюдал вместе с Аполлофаном (софист I в.) в Гелиополе. Подробности описания не оставляют места сомнению в том, что здесь разумеется затмение солнца, сопровождавшее крестные страдания Господа. В сочинении «Об именах Божиих» автор упоминает о том, как он в обществе Иакова, брата Господня, и ап. Петра созерцал «живоначальное и богоносное тело». Здесь очевидно имеется в виду посещение гроба Девы Марии.
I. Внутренние признаки позднейшего происхождения Ареопагитик: а) Произведения мужей апостольских и вообще все сочинения, относящиеся к древнейшему периоду христианской литературы, отличаются безыскусственностью формы, отсутствием всяких философских влияний и чисто библейским характером содержания. Сочинения, известные с именем Д. А., как по внешней форме, так и по содержанию отличаются строго философским характером, и в этом отношении оставляют позади себя не только апологетов, но и александрийцев. b) Новозаветный канон является в них совершенно завершенным и строго определенным. c) Вполне законченная троичная терминология указывает на время после 362 г.: слово υπόστασις употребляется здесь в смысле индивидуальности и противополагается ούσία , как совокупности общих или родовых свойств, d) Употребление христологических терминов: ασυγχύτως , ατρέπτως , άναλλοιώτως , άμεταβόλως и намеренное устранение терминов: μϊξίς и κρασις указывают на происхождение сочинений после Халкидокского собора, е) Учение о девяти чинах ангельских и их разделении на три степени не встречается ни у одного из древнейших церковных писателей. Наоборот, со времени появления Арепагитик это учение становится обычным в церковной литературе, f) Автор говорит о монашестве, возникшем лишь в IV в., описывает обряд пострижения и излагает учение о церковной иерархии так подробно и определенно, как ни один из древнейших памятников. Наоборот, он ничего не говорит о харизматических служениях, свойственных апостольскому времени. g) Сочинения полны указаний на существование disciplina arcani [тайное учение], чуждой первым векам христианства и процветавшей в IV и V вв. h) Автор говорит о пении на литургии символа веры. Обычай этот введен впервые в 476 г. монофизитами в Антиохии и потом был усвоен православными. i) Описание обрядов крещения, миропомазания, помазания мертвых елеем, обычай приобщать детей - все это вполне соответствует данным, извлекаемым из сочинений писателей IV и V вв., и не имеет параллелей в древнейшей литературе, j) Детальные научные изыскания последних годов вполне установили факт зависимости Ареопагитик от сочинений новоплатоника Прокла († 485 г.), из которых автор приводит буквальные выдержки без указания источника.
II. Внешние доказательства позднейшего происхождения Ареопагитик: а) Ни один церковный писатель до начала VI в. не упоминает о существовании Ареопагитик, ни один не цитирует их, хотя и имелось для этого достаточно поводов. б) В начале VI в. эти сочинения неожиданно появляются и сразу приобретают популярность. О них упоминают Андрей Кесарийский в своих толкованиях на Апокалипсис , Север, глава умеренных монофизитов, патриарх антиохийский (512- 518 гг.), антиохийский патриарх Ефрем (527-545 гг.). Около 530 г. Иоанн Скифопольский уже составляет на них комментарии. В это же приблизительно время они переводятся Сергием († 536 г.) на сирский язык. На религиозном состязании между православными и северианамн, бывшем в К-ле в 533 г., севериане ссылались на сочинения Дионисия Ареопагита, но со стороны православных было выражено сомнение в их подлинности на том основании, что они не были известны ни Афанасию, ни Кириллу; вместе с этим было высказано предположение, что спорные сочинения представляют собою подлог аполлинаристов. Из приведенных оснований ясно, что 1) автор Ареонагитик желал выдать себя за Д. А., и 2) сочинения эти не могли принадлежать ученику ап. Павла. Следовательно, они суть сочинения подложные.
На основании приведенных данных легко определяется время составления Ареопагитик. I h позволяет заключить, что сочинения эти составлены не ранее 476 г. - года введения обычая петь на литургии символ веры. Факты, перечисленные под II b, указывают на то, что происхождение сочинений, о которых мы говорим, относится ко времени не позднее двадцатых годов VI века. Первые следы Ареопагитик указывают на Сирию, как место их составления. Вскоре после своего появления сочинения псевдо-Дионисия Ареопагита (ПД. А.) быстро распространяются и приобретают известность в восточной церкви. Их распространению много содействовал авторитет Максима Исповедника, составившего на них комментарии. На Западе сочинения ПД. А. впервые цитирует папа Григорий Великий. В 827 г. византийский император Михаил прислал в подарок Людовику Благочестивому один экземпляр сочинений псевдо-Дионисия Ареопагита. По приказанию Карла Лысого они были переведены на латинский язык Иоанном Скоттом-Эригеной. Переводчик настолько проникся ими, что они во многом определили его собственное учение, а чрез него оказали могучее влияние на всю средневековую мистику и схоластику.
Учение ПД. А. отличается мистическим характером и стоит в полной зависимости от философии Прокла. Догматическая система ПД. А. в учении О Боге, об экстазе, как высшем средстве познания Его, о лестнице существ, в порядке постепенности соединяющих небесное и земное, в учении о творении мира и о сущности зла, а также по разлитому в ней общему мистическому настроению, представляет собою христианскую переработку новоплатонизма, частнее философии Прокла. Чрез это посредство в сочинения ПД. А. проникла терминология, символика и некоторые понятия, свойственные древним мистериям. Некоторое влияние новоплатонизма замечается уже в трудах писателей IV в. (Григория Богослова и особенно Григория Нисского). Полным завершением этого зарождающегося течения служат сочинения ПД. А. Служа завершением прошедшего, они оказали большое влияние на последующую византийскую литературу своим мистицизмом и символизмом в истолковании богослужения. ПД. А. первый провел систематически воззрение на христианское богослужение, как на обширную систему символов и священнодействий, служащих таинственным выражением скрытых и возвышенных идей. Последующая литература развивала эту тему в том же направлении.
Греческий текст сочинений псевдо-Дионисия Ареопагита издан y Migne, P. gr- III- IV. В 1371 г. по желанию Феодосия, митрой серрского (в Македонии), сочинения ПД. А. с комментариями на них Максима Исповедника были переведены на славянский язык монахом Исаией, по-видимому болгарином по происхождению, учеником Григория Синаита. Перевод этот проник в Россию и издан археографическою комиссией − 1 Великие Минеи-Четии, Октябрь, дни 1-3. (Спб. 1870 г.). Вследствие порчи этого перевода, в 1675 г. с благословения патр. Иоакима чудовский монах Евфимий, ученик Епифания Славенецкого, снова перевел сочинения ПД. А. с греческой рукописи, приобретенной патр. Никоном, и двух печатных греко-латинских книг. При патр. Адриане Афанасием, архиеп. холмогорским, перевод был подвергнут пересмотру для печати «и в недоуменных некиях речениях в известное безблазнство и в отъятие всякаго сомнения исправися»... IIo желанию того же архиеп. Афанасия учитель греко-славянской школы в Москве Феодор Поликарпов перевел на славянский язык перифраз Георгия Пахимера (XIII в.). Перевод Евфимия был напечатан в 1787 г. На русский язык были переведены монахом Моисеем сочинения: «О небесном священноначалии» (Москва 1786 г.) и «О церковном священноначалии» (М. 1787 г.). Перевод сочинений «О таинственном богословии» и «О церковной иерархии» с схолиями Максима Исповедника и перифразом Пахимера и писем печатался в «Христианском Чтении» за 1825 г. Перевод сочинения «О церковной иерархии» с толкованиями Максима Исповедника и перифразом Пахимера напечатан в сборнике переводов древних сочинений литургического характера - «Писания св. отцов и учителей церкви, относящиеся к истолкованию православного богослужения», т. I, Спб. 1855. По определению Святейшего Синода в Москве неоднократно издавался перевод сочинения «О небесной иерархии» (Изд. 6-ое 1898 г.).
В «Христианском Чтении» за 1848 г. помещена статья о Дионисии Ареопагите, в которой признается подлинность известных с его именем сочинений. Преосв. Филарет, не разделяя этого мнения и не желая высказываться прямо против него, не упомянул о Д. А. в своем «Историческом учении об отцах церкви». Против подлинности сочинений, известных с именем Д. А., первым высказался проф. К. Скворцов в своей книге «Исследование об авторе сочинений, известных с именем св. Д. А.» Киев, 1871 г. Не признавая их подлинности, он отрицает однако их подложность и приписывает их Дионисию Александрийскому . Как бы ответом на эту книгу была статья еписк. Порфирия Успенского в «Чтения в Обществе любителей духовного просвещения» за 1878 г. - «Св. Дионисий Ареопагит и творения его», в которой автор с странною для его учености исторической недальновидностью защищал подлинность Ареопагитик. О влиянии сочинений ПД. А. на Эригену см. в соч. Бриллиантова « Иоанн Скотт-Эригена».
Иностранная литература по вопросу о подложности сочинений псевдо-Дионисия Aреопагита: Fr. Hipler, Dionysius, der Areopagite. Regensburg, 1861; H. Koch, Der pseudepigraphische Charakter der dionysischen Schriften. Theol. Quartalschr. LXXYII 1895 (S. 353-420). Свидетельства древности о сочинениях ПД. А. собраны у J. Stiglmayer. Dionysischen Schriften und ihr Eindringen in die christliche Litteratur bis zum Latera kouzi (649. Feldkirche 1895). Учение ПД. A. изложено y O. Siebert, Die Metaphysik und Ethik des Pseudo-Dionysius Areopagita. Jena 1894. Об отношении сочинений ПД. А. к философии Прокла и мистериям см. H. Koch, Pseudo-Dionysius Areopagita in seinen Beziehungen zum Neuplatonismus und Mysterienwesen. Mainz, 1900.
* Иван Васильевич Попов,
профессор Московской духовной академии
Источник текста: Православная богословская энциклопедия. Том 4, стлб. 1076. Издание Петроград. Приложение к духовному журналу "Странник" за 1903 г. Орфография современная.