Легенда о Нарциссе
Нарцисс (Овидий, "Метаморфозы")
Кто не чтит златую Афродиту, кто отвергает дары ее, кто противится ее власти, того немилосердно карает богиня любви. Так покарала она сына речного бога Кефиса и нимфы Лаврионы, прекрасного, но холодного и гордого Нарцисса. Никого не любил он, кроме одного себя, лишь себя считая достойным любви.
Однажды, когда он заблудился в густом лесу во время охоты, увидела его нимфа Эхо . Нимфа не могла сама заговорить с Нарциссом. Над ней тяготело наказание богини Геры : молчать должна была нимфа Эхо, а отвечать на вопросы могла лишь повторяя их последние слова. С восторгом смотрела Эхо на стройного красавца юношу, скрытая от него лесной чащей. Нарцисс огляделся кругом, не зная, куда ему идти, и громко крикнул:
Эй, кто здесь?
- Здесь! - раздался громкий ответ Эхо.
- Иди сюда! - крикнул Нарцисс.
- Сюда! - ответила Эхо.
С изумлением смотрит прекрасный Нарцисс по сторонам. Никого нет. Удивленный этим, он громко воскликнул:
- Сюда, скорей ко мне!
И радостно откликнулась Эхо:
- Ко мне!
Протягивая руки, спешит к Нарциссу нимфа из леса, но гневно оттолкнул ее прекрасный юноша. Ушел он поспешно от нимфы и скрылся в лесу. Спряталась в лесной непроходимой чаще и отвергнутая нимфа. Страдает от любви к Нарциссу, никому не показывается и только печально отзывается на всякий возглас несчастная Эхо.
А Нарцисс остался по-прежнему гордым и самовлюбленным, отвергнув любовь многих нимф. Однажды одна из отвергнутых им нимф воскликнула: Исполнилось пожелание нимфы. Разгневалась богиня любви Афродита
на то, что Нарцисс отвергает ее дары, и наказала его. Однажды весной во время охоты Нарцисс подошел к ручью и захотел напиться студеной воды. Еще ни разу не касались вод этого ручья ни пастух, ни горные козы; ни разу не падала в ручей сломанная ветка, даже ветер не заносил в ручей лепестков пышных цветов. Вода его была чиста и прозрачна. Как в зеркале, отражалось в ней все вокруг: и кусты, разросшиеся по берегу, и стройные кипарисы, и голубое небо. Нагнулся Нарцисс к ручью, опершись руками о камень, выступавший из воды, и отразился в ручье весь, во всей своей красе. Тут-то и настигла его кара Афродиты. В изумлении смотрит он на свое отражение в воде, и сильная любовь овладевает им. Полными любви глазами смотрит он на свое изображение в воде, он манит его, зовет, простирает к нему руки. Наклоняется Нарцисс к зеркалу вод, чтобы поцеловать свое отражение, но целует только студеную прозрачную воду ручья. Все забыл Нарцисс: он не уходит от ручья, не отрываясь, любуется самим собой, не ест, не пьет, не спит. Полный отчаяния, восклицает он, простирая руки к своему отражению: Задумался Нарцисс, глядя на свое отражение в воде. Вдруг страшная мысль пришла ему в голову и тихо шепчет он своему отражению, наклоняясь к воде: .
Наконец, измученный, слабеющим голосом воскликнул Нарцисс, глядя на свое отражение: |
Богиня любви, так покаравшая Нарцисса, знала и сама муки любви, и ей пришлось оплакивать любимого ею Адониса. Она любила сына царя Кипра, Адониса. Никто из смертных не был равен ему красотою, он был даже прекрасней богов-олимпийцев. Забыла для него Афродита и Патмос, и цветущую Киферу. Адонис был ей милее даже светлого Олимпа. Все время проводила она с юным Адонисом. С ним охотилась она в горах и лесах Кипра, подобно деве Артемиде. Забыла Афродита о своих золотых украшениях, о своей красоте. Под палящими лучами и в непогоду охотилась она на зайцев, пугливых оленей и серн, избегая охоту на грозных львов и кабанов. У Адониса просила она избегать опасностей охоты на львов, медведей и кабанов, чтобы не случилось с ним несчастья. Редка покидала богиня царского сына, а покидая его, каждый раз молила помнить ее просьбы.
Однажды в отсутствие Афродиты собаки Адониса во время охоты напали на след громадного кабана. Они подняли зверя и с яростным лаем погнали его. Адонис радовался такой богатой добыче; он не предчувствовал, что это его последняя охота. Все ближе лай собак, вот уже мелькнул громадный кабан среди кустов. Адонис уже готовится пронзить разъяренного кабана своим копьем, как вдруг кинулся на него кабан и своими громадными клыками смертельно ранил любимца Афродиты. Умер Адонис от страшной раны.
Когда Афродита узнала о смерти Адониса, то, полная невыразимого горя, сама пошла она в горы Кипра искать тело любимого юноши. По крутым горным стремнинам, среди мрачных ущелий, по краям глубоких пропастей шла Афродита. Острые камни и шипы терновника изранили нежные ноги богини. Капли ее крови падали на землю, оставляя след всюду, где проходила богиня. Наконец, нашла Афродита тело Адониса. Горько плакала она над рано погибшим прекрасным юношей. Чтобы навсегда сохранилась память о нем, велела богиня вырасти из крови Адониса нежному анемону. А там, где падали из израненных ног богини капли крови, всюду выросли пышные розы, алые, как кровь Афродиты. Сжалился Зевс-громовержец над горем богини любви и велел он брату своему Аиду и жене его Персефоне отпускать каждый год Адониса на землю из печального царства теней умерших. С тех пор полгода остается Адонис в царстве Аида, а полгода живет на земле с богиней Афродитой. Вся природа ликует, когда возвращается на землю к ярким лучам солнца юный, прекрасный любимец златой Афродиты
Более всего о восточном происхождении образа Афродиты говорит история любви богини к прекрасному смертному юноше Адонису . Само его имя имеет восточное, финикийское происхождение и означает "господин". Он почитался на Востоке (в Финикии, Сирии, Египте) как умирающее и воскресающее божество растительности. То же значение культ Адониса имел у греков, живших на островах Кипр и Лесбос, но греческие почитатели Афродиты дополнили легенду о нем многими неизвестными их восточным соседям подробностями.
Греки то считали Адониса сыном нимфы Алфесибеи от героя с финикийским именем Феникс, то производили его от ассирийского царя Тианта и его дочери Смирны, то от кипрского царя Кинира и его дочери Мирры. Эти различия говорят о том, что в разных азиатских странах происхождение Адониса объясняли по-разному, с целью привязать его к своей почве. Общим для двух последних вариантов является то, что Адонис - плод преступной связи отца и дочери. В кипрском варианте любовь к отцу девушке внушает сама Афродита в наказание за то, что она не чтила богиню. Обманув отца, Мирра вступает с ним в связь, после чего отец обрушивает на дочь проклятие и выгоняет ее из дома. Во время блужданий в Аравии, перед самыми родами, отверженная превращается в мирровое деревце, из треснувшего ствола которого выходит прекрасный младенец.
Нетрудно понять, почему объектом превращения стало такое экзотическое дерево, как мирра, а не одно из деревьев Средиземноморья. Оно было посвящено азиатской богине любви и материнства таким же образом, как Аполлону был посвящен лавр, а Зевсу - дуб. Мирра источала благоухающую смолу, из которой изготовлялись драгоценные масла. Ими умащивались те, кто хотел быть любимым.
Афродита, сурово покаравшая мать Адониса, к нему самому проявляет доброжелательность и передает его в ларце на воспитание Персефоне . Выросший из младенца юноша был так прекрасен, что царица подземного мира не захотела возвращать его Афродите. Вынужденная его отпустить, Персефона не без помощи Артемиды насылает на Адониса во время охоты разъяренного кабана, от клыков которого он погибает. Теперь юноша должен навсегда уйти в царство мертвых.
Однако Зевс, вняв мольбам обезумевшей от горя Афродиты, делит время пребывания Адониса в верхнем и нижнем мирах на два срока, разрешив ему две трети года проводить на земле. Остальное же время Афродите остается утешаться видом благоуханных роз - цветка, в который она превратила тело погибшего возлюбленного, и печальных анемонов, выросших из ее слез. С тех пор эти два цветка стали растениями Афродиты, и влюбленные часто украшали себя венками из них.
Нам также известно предание о любви самого бога Солнца, наказанного Венерой за донос на неё и на Марса. Она влюбила его в восточную красавицу Левкофею. Солнце, полюбив, помрачнело, заглядываясь на царевну, стало раньше подниматься и позже заходить, затуманилось. Оно даже разлюбило свою прежнюю возлюбленную Клитию. Но Солнце, любя, не отказалось от насилия - проникло в её спальню и овладело предметом страсти. Ревнивая Клития донесла об этом отцу красавицы, и он заживо закопал её в землю. Этот обычай действительно существовал на Востоке. Солнце жаждет оживить возлюбленную, но ему удаётся только превратить её в благовонный цветок левкоя, который всегда поворачивается вслед за плывущим по небу светилом.
Нарцисс и Эхо
В Поэме прослеживается отчетливое восходящее движение - от страстей олимпийцев к высокой взаимной любви смертных, недоступной богам. Но движение это достаточно извилисто. Выделим из множества миниатюр несколько наиболее значительных. К их числу относится рассказ о Нарциссе и Эхо, с которого, практически с нуля, начинается «восхождение».
Перед нами два существа, не имеющие возможности вступить в контакт. Один любит только себя, а другая только может повторять чужие слова. Нарцисс, сын речного бога Кефиса, отличался блистательной красотой, но отвергал всех своих поклонниц, и в мифах до Овидия он влюблялся в своё отражение в реке, это показалось неправдоподобным, и поэт переделал это предание: у Нарцисса умерла сестра, очень похожая на него, и он полюбил её в своём отражении.
Овидия заинтересовала новизна страсти, парадоксальность происходящего и возможность придать невозможному черты реальности. Необычно вступление к этому эпизоду - спор Юпитера и Юноны по поводу того, кто получает больше наслаждений в любви: мужчина или женщина. Спор решает Тирезий, восемь месяцев пробывший женщиной, в сторону слабого пола, чем гневает Юнону, и она лишает того зрения. Юпитер компенсирует это пророческим даром. Оракулы, изрекаемые слепцом, таинственны, как и все оракулы. Он обещает долгую жизнь Нарциссу, если он «не познает себя самого», и пророчество неожиданно сбывается.
Ещё одним изменением Овидия является то, что вместо реки Ламос в Беотии у него он приходит к чудесному, заколдованному озеру, где живут грозные «хозяева» этих мест. Озеро необычайно прозрачно и чисто, в нём, как в зеркале, отражается лицо юноши, пленившее и горную нимфу Эхо, которая лишена дара речи Юноной за то, что своей болтовнёй отвлекала богиню и мешала застигнуть Юпитера во время его любовных похождений. Нимфе лишь позволено повторять последние слова говорящих. Но хотя Эхо сама не может ничего объяснить, ей всё же удаётся открыть Нарциссу свою любовь.
Мальчик, отбившись меж тем от сонмища спутников верных,
Крикнул: «Здесь кто-нибудь есть?» И, - «Есть!» - ответила Эхо.
Он изумился, кругом глазами обводит и громким
Он огляделся и вновь, никого не приметя, - «Зачем ты, -
Молвит, - бежишь?» И в ответ сам столько же слов получает.
Он же настойчив, и вновь, обманутый звуком ответов, -
«Здесь мы сойдемся!» - кричит, и, охотней всего откликаясь
Этому зову его, - «Сойдемся!» - ответствует Эхо.
Собственным нимфа словам покорна и, выйдя из леса,
Вот уж руками обнять стремится желанную шею.
Он убегает, кричит: «От объятий удерживай руки!
Сегодня мы с вами поговорим о таком потрясающем памятнике античного искусства, как «Метаморфозы». Овидий смог в пятнадцати томах не только показать всю мифологию своего времени, но и проиллюстрировать через эту призму жизнь окружающих его людей.
Читайте далее, и вы познакомитесь с такой гранью как отношение к любви. Вы узнаете не только то, на какие виды делили греки и римляне это чувство, но и разберетесь на примере поступков божеств и героев в его воплощении.
Публий Овидий Назон
Одно из знаменитейших своих произведений - «Метаморфозы» - Овидий заканчивал в ссылке. Поэт однозначно в воспоминаниях не говорит о причине попадания в опалу. Исследователи считают, что из-за стихов, которые не согласовывались с мнением императора.
Итак, кто же этот римлянин, который смог зажечь любовными элегиями столицу Римской империи, прославиться и закончить жизнь в ссылке у сарматов и гетов.
Публий Овидий Назон родился в горах Средней Италии. Его род принадлежал к одному из сабинских племен, пелегнам. Его отец был богатым, принадлежал к «всадникам», как говорит сам поэт. Благодаря достаточной зажиточности семьи мальчик получает образование в лучших школах столицы.
После Овидий путешествовал по Греции, Малой Азии и Сицилии, завел дружбу с Горацием и Проперцием, виделся с Вергилием. Достаточно рано он начал писать стихи. Первым произведением были «Героиды», но их он сжег, чтобы «очистить» от грубого слога.
Из сохранившихся сочинений нам известны «Любовные элегии», как самое раннее. Благодаря им Овидий прославился в Риме. Следующее произведение называлось «Наука любви». Фактически это первая в истории книга по популярному ныне «пикапу». В ней поэт давал рекомендации сначала мужчинам, как вести себя и добиваться женщин, а после и девушкам.
Считается, что именно за «Науку любви» его Август отправил в ссылку. Именно там, на берегу Черного моря, Овидий и заканчивает свои знаменитые «Метаморфозы».
Понятие любви в античности
Античные греки, как и остальные древние народы, были ближе к природе. Они старались глубже понять себя и сквозь призму чувств познавали окружающий мир.
Еще Аристотель выделял шесть видов любви с собственными именами. О них мы сейчас и поговорим.
Первым был «людус» - игра в любовь. Его характеризуют как чистое влечение, без чувств. Испытывая подобные ощущения, один из партнеров стремится к эгоистическому удовлетворению собственных физиологических желаний. Мысли и эмоции другого человека ему не интересны. Этот вид любви встречается достаточно часто, но после того, как утихнет буря страстей, тот, кто воспринимал «людус» всерьез,
Все подобные проявления эмоций и показывает Овидий. «Метаморфозы», краткое содержание которых будет дано далее, позволят вам окунуться в эмоциональную сферу античного мира.
«Мания» - одержимость предметом страсти. Постоянные страдания, упреки и сцены ревности со стороны одного из партнеров. Это извращенное понятие чувств, когда на психологическом уровне происходит совмещение ощущения любви и боли.
Следующий вид - «прагма». Именно отсюда происходит понятие прагматичности. В таких отношениях чувства и эмоции отходят на задний план. В первую очередь партнера интересует практическая сторона будущей совместной жизни. Хорошо ли готовит жена, много ли зарабатывает муж.
«Сторге», похожей является «филия» - нежная любовь-дружба. Взаимопонимание, помощь, теплые ровные отношения. Если захотите взрыва чувств и обновления эмоций, здесь вы их никогда не получите.
Последний вид - «агапе». Считается высшей стадией проявления любви. Первые христиане называли ее божественной. Характеризуется это чувство полной самоотдачей. Партнер живет только ради другого человека. Он видит свое счастье исключительно в радости второй половинки.
Суть «Метаморфоз»
Давайте теперь поговорим о том, зачем же написал Овидий «Метаморфозы». Дедал и Икар, например, о которых мы знаем из легенд, прославились исключительно благодаря этому великому поэту.
Он взял окружающую действительность, политические, социальные, экономические отношения между людьми и государствами, и выразил их в аллегорической форме античной мифологии.
Точный перевод названия поэмы - «преображение, превращение». Именно об этом и говорится в сочинении. Овидий обладал настолько мощным талантом, что вдумчивый читатель ощущает эффект личного присутствия на происходящих событиях.
Поэт отсекает все лишние детали, а изменения показывает в форме процесса, до последнего скрывая конечный результат. При должном навыке визуализации читатель становится зрителем.
Но наиболее полно выражена в «Метаморфозах» проблема любви. Это излюбленная тема поэта. Ему удавалось выразить в мельчайших подробностях ее хитросплетения.
Вы заметите, как постепенно к концу сочинения поступки персонажей становятся более глубокими, осознанными и одухотворенными. Давайте разберемся в этих вопросах на примерах из произведения.
Дафна и Аполлон
Поэма «Метаморфозы» начинается со сцены всепоглощающей страсти. ослепленный страстью, влюбляется в нимфу. Дафна не желает становиться предметом его вожделения и стремительно убегает прочь.
Со свойственным ему юмором Овидий изображает Аполлона, как галльского пса, который, забыв достоинство, мчится вскачь за зайцем. А его чувства сравнивает с внезапным пожаром на поле пшеницы. Именно эти метафоры показывают глубину жизненного опыта поэта и его наблюдательность.
История заканчивается тем, что нимфа, невзирая на мольбы Феба о том, что он сын Юпитера, а не простой пастух, просит защиты у отца. Пеней, бог реки, превращает свою дочку в дерево на берегу ручья. Аполлон, увидев подобный поворот событий, клянется сделать лавр вечнозеленым. Кроме этого, его венком он украшает свое чело.
Возлюбленные Юпитера
Исследователи до сих пор полностью не разобрались во всех тонкостях, которые предлагают читателю «Метаморфозы». Овидий сравнивается с автором «Тысячи и одной ночи», ведь поэт в своих поэмах сплетает сюжеты разных частей произведения. Несведущий в античной мифологии с первого раза не поймет многие события и сравнения. Поэтому «Метаморфозы» лучше читать несколько раз.
Например, Юпитер, будучи главным божеством Олимпа, обладает неиссякаемым стремлением к чувственной любви и страсти. Он находится в постоянном противостоянии с ревнивой и мелочной супругой Юноной. Многие ученые считают, что именно эти образы возмутили римского императора и послужили причиной ссылки Овидия.
Итак, в произведении мы видим несколько историй, связанных с Юпитером. Он влюбляется в Ио, а чтобы спасти ее от гнева жены, превращает бедную девушку в корову. Также бог часто изображается опьяневшим от нектара. В подобных сценах он ведет себя как самый низший плебей.
В сюжетах с Зевсом Овидий часто затрагивает вопросы насилия. Например, чтобы добиться Каллисто, ему приходится обратиться Дианой, богиней, которой служит эта жрица. Далее он принуждает к любовной связи.
Таким образом, в образе небесного правителя поэт показывает самое низшее проявление такого вида любви, как «людус».
Левкотоя и Гелиос
Не только для того, чтобы насолить императору, писал Овидий «Метаморфозы». Краткое содержание последующих историй даст вам понять, что он с насмешкой рассказывает о бытовавших обычаях в свободных сословиях своего времени.
Так, бог Солнца имеет ревнивую почитательницу, Клитию, дочь Тефиды и Океана. Сам же Гелиос без памяти влюбляется в простую смертную девушку Левкофею, дочь персидского правителя Орхама.
Но глупая и ревнивая завистница доносит царю о том, что его дочка лишилась целомудрия в объятиях незнакомца. Рассерженный Орхам приказывает похоронить девушку заживо (такой обычай, кстати, действительно существовал на востоке).
Убитый горем Гелиос стремится помочь хоть чем-то своей возлюбленной. Он превращает ее в левкой (или белую фиалку), благовонный цветок, который поворачивается днем вслед за солнцем.
Нарцисс и Эхо
С этой истории начинают изменяться сами «Метаморфозы». Овидий переходит от насильственной и эгоистической любви бессмертных небожителей к более чистым, невинным и приземленным чувствам обычных людей.
Сюжет неудавшегося счастья Нарцисса и нимфы Эхо показывает высокие эмоции, недоступные богам. Итак, юноша обладает неземной красотой. Но беда заключается в том, что он любит только свое отражение. Странствуя по Греции, Нарцисс приходит к озеру, сокрытому чаще леса, окруженной горами.
Вода в нем настолько чистая, что юноша не может просто оторваться от увиденного в ней. Конфликт заключается в том, что его замечает нимфа Эхо и без памяти влюбляется в него. Но девушка не может высказывать свои мысли. Ее прокляла Юнона за болтливость, которой Эхо мешала следить за Юпитером.
Теперь бедная нимфа может повторять только конец фразы другого человека. Но все же вдохновленной любовью девушке удается признаться Нарциссу в своих чувствах. Он не отвечает взаимностью, так как не видит никого, кроме своего отражения. В конце концов парень превращается в одноименный цветок на берегу озера.
Примечательно, что, согласно мифу, он не перестает любоваться собой и у Аида. Там Нарцисс глядит в воды Стикса.
Пирам и Фисба
Если вам кажется, что сюжет о Ромео и Джульетте придумал Шекспир, вы ошибаетесь. Эту историю знал еще Публий Овидий Назон. «Метаморфозы» описывают трагические события в жизни Фисбы и Пирама.
Это молодые девушка и парень, которые жили по соседству. Родители запрещали им не только проявлять чувства друг к другу, но даже встречаться. Ребята общались через дырочку в стене дома.
Однажды они тайно условились встретиться за городом, возле одного склепа. Но Фисба по пути туда увидела львицу, испугалась и потеряла шаль. Сама же спряталась в договоренном укрытии. Пирам шел к возлюбленной и увидел на дороге порванную шаль девушки. Он узнал ее и с мыслью, что она погибла, закалывает себя кинжалом.
Когда Фисба нашла его, он убила себя этим же оружием. Данный сюжет в произведении является первым, в котором совершенно не принимают участия боги.
Гермафродит и Салмакида
Публий Овидий Назон «Метаморфозы» задумывал не как линейное сочинение. В нем есть неожиданные повороты, возвращения к прошлым событиям. Именно к таким относится и история о Салмакиде и Гермафродите.
Первая была нимфой горного озера. Но в ней чарующая красота сочеталась с непревзойденной ленью. Все, чем девушка занималась, это самолюбование и прихорашивание.
Однажды к озеру пришел Гермафродит. Юноша, будучи сыном Афродиты и Гермеса, обладал потрясающей внешностью и атлетическим сложением. Нимфа в него влюбилась до беспамятства.
Она попросила богов объединить их в одно целое. Когда юноша плыл, Салмакида обвила его, и небожители исполнили ее волю. С этого времени Гермафродит стал двуполым существом. Здесь проводится ретроспекция в тему насилия, прежде упоминавшуюся в связи с богами.
Кефал и Прокрида
Множество различных проявлений любви поведал читателям Овидий. «Метаморфозы», анализ которых мы даем вкратце в нашей статье, показывают и трагедию без превращения.
Так произошло в истории Кефала и Прокриды. Это двое обычных людей, семейная пара. Но у них получились разногласия из-за сомнений мужа в верности избранницы, которые ему внушила Аврора.
Своими сценами ревности Кефал доводит девушку до исступления, и она бежит от него. Но после раскаяния возвращается.
Теперь в игру вступает не бог, а человеческая услужливость и недалекость. Слуга сообщает Прокриде, что слышал, как ее супруг звал Ауру, богиню прохладного ветерка.
Девушка решает проследить за мужем, затаившись в кустах поблизости. Кефал подумал, что это зверь подкрадывается, и убил жену дротиком.
В данном случае мы видим не что иное, как трагедию вследствие ослепления ревностью.
Бавкида и Филемон
И об «агапе» говорит в своем произведении Овидий Назон. «Метаморфозы» упоминают этот самый совершенный в образе Филемона и Бавкиды.
Это бедная, но благочестивая семейная пара. Они прошли всю жизнь вместе, состарились и доживали век в небольшой хижине.
Однажды к ним в гости попали Гермес и Юпитер. Повинуясь традиции, хозяева накрыли на стол все, что у них было. Они опустошили собственные закрома, но удовлетворили все запросы чужестранцев. В благодарность за такой теплый и радушный прием боги вознаградили стариков исполнением желаний.
Бавкида и Филимон попросили до смерти быть хранителями храма, который небожители возвели на месте их хижины, и отойти в мир иной в один день. В итоге после нескольких лет они превратились в два дерева возле святилища. Муж - в дуб, а жена - в липу.
Кеик и Альциона
На этой истории поэма Овидия «Метаморфозы» делает разворот от божественного падения нравов к возвышению смертных.
Данная пара - это благочестивые царь и царица. Он - сын Авроры, она - дочь Эола. Однажды Кеик отправляется в плаванье и погибает в буре.
В историю вставлен рассказ о сообщении неутешительного известия Альционе через сон.
В итоге пара превращается в чаек, и утешенная жена и воскресший муж улетают счастливо вместе.
Вертумн и Помона
История любви нимфы сада Помоны и бога времен года Вертумна. Последний изображен в образе классического героя элегий. Он всецело предан объекту своего обожания. В конце концов юноша все же добивается взаимности от возлюбленной.
На подобной счастливой ноте завершается поэма «Метаморфозы». Овидий, которого мы попытались привести в нашей статье, выражает в этом сюжете апофеоз триумфа чувств простых людей и полубогов над эгоистичными желаниями небожителей.
Таким образом, сегодня мы с вами не только поговорили о страстях в античном обществе, но и разобрали эту сферу жизни на примерах из произведения Овидия.
.Овидий: миф о Нарциссе
Многие современные концепции относительно нарциссизма можно в зачаточной форме обнаружить в классическом мифе о Нарциссе, по имени которого был назван данный синдром. (В русском издании текст Овидия дан в переводе С. Шервинского).
История начинается не с Нарцисса, а с Тиресия, единственной личности, совмещавшей в себе мужское и женское начало, которого Юпитер и Юнона позвали разрешить их спор о том, кто получает больше удовольствия от сексуального акта: мужчина или женщина. Тиресий счел, что женщина. (Хотя по некоторым версиям он дипломатично ответил, что женщина испытывает в десять раз более интенсивное удовольствие, но мужчина испытывает его в десять раз чаще!) Юнона, разгневавшись, сделала его слепым, но за это Юпитер открыл Тиресию внутренний глаз, дав ему дар предвидения. Так Овидий открывает нарциссические темы, связанные с телесным удовлетворением, завистью и проблемами понимания того, какие чувства в действительности испытывает объект любви, когда сам человек обуреваем страстью.
Нарцисс появился на свет оттого, что речной бог Кефис учинил насилие над Лириопеей, замкнув ее в свои воды. Нарцисс был необыкновенно красив с самого рождения, и Тиресия вопросили, много ли лет проживет столь прекрасный отрок. Здесь вводится важная тема быстротечности красоты и связи между нарциссизмом, завистью и смертью.
Тиресий отвечает загадочно: отрок может прожить долго, «коль сам он себя не увидит». Роковая фраза открывает перед нами парадокс, в котором содержится ужасная дилемма, стоящая перед нарциссической личностью: или она навеки остается в ловушке призрачного мира самолюбования или же освобождается от оков незнания себя (и, следовательно, неспособности к познанию других), но ценой смерти. Хотя нарциссическая личность думает только о себе, ирония состоит в том, что она не может в действительности познать себя, так как не может занять позицию наблюдателя со стороны и видеть себя «в реальности». Если бы она могла принять тот факт, что со временем красота увядает, ее очарование вызывало бы только радость, однако из-за последовательного отрицания реальности, в которой происходят потери и изменения, эта красота превращается в уродство.
Нарцисс становится прекрасным юношей. Многие влюбляются в него, но он неприступен. Лесная нимфа Эхо видит его и в ней просыпается чувство к юноше. Раньше она была болтуньей, но Юнона лишила ее дара речи за то, что Эхо отвлекала ее длинными речами, когда богиня пыталась застигнуть нимф, часто лежавших в горах с Юпитером. Теперь она может лишь повторять только что услышанные слова. Как же ей высказать свою любовь? Однажды Нарцисс, заблудившись в лесу, кричит своим товарищам: «Идите ко мне». Эхо открывает себя, она зовет: «ко мне, ко мне». Нарцисс убегает от нее: «Лучше на месте умру, чем тебе на утеху достанусь!» Эхо испытывает унижение, она медленно погибает от любви, пока от нее не остается лишь один голос.
Нарциссы разбивают сердца. Они не осознают влияния своих поступков на окружающих. Они привлекают льстецов и подлиз, в свою очередь нарциссически травмированных и надеющихся на отраженные лучи славы. Мать Эхо (Юнона) так завидует ее отношениям с отцом (Юпитером), что разбивает отношения отца и дочери, столь существенные для здорового женского нарциссизма – когда юной дочери известно, что она нравится отцу, но тот при этом весьма уважительно относится к ее сексуальности.
Сверхвнимательная Эхо становится зеркальным отражением рассеянного Нарцисса. Он недосягаем; она вечно стремится быть в его объятиях. Он думает только о себе и безжалостно эгоистичен; она может думать лишь о нем и ее ущемленное чувство собственного достоинства остается легко ранимым вплоть до самой смерти. Он не способен отождествлять себя с другими, присваивая таким образом их голоса и увеличивая сферу своей личности; у нее нет собственного голоса, она может лишь вторить другим голосам. С точки зрения привязанности они оба тревожны: она нетерпеливо цепляется за объект обожания, он всегда держит ее на расстоянии.
Многие безответно влюбляются в Нарцисса. В конце концов один из них решительно занимает психотерапевтическую позицию. Он набирается смелости и противостоит своему мучителю. (В мифе употребляется местоимение «он» – таким образом через миф внушается идея бисексуальности, как будто Нарциссу недостаточно любви представительниц только противоположного пола).
Пусть же полюбит он сам,
Но владеть да не сможет любимым…
Как-то раз, изнемогая от жажды после охоты, нарцисс находит «читый ручей…, серебрящийся светлой струею», и наклоняется к нему попить:
Жажду хотел утолить,
но жажда возникла другая!
Воду он пьет, а меж тем –
захвачен лица красотою.
Любит без плоти мечту
И призрак за плоть принимает.
Сам он собой поражен…
Он без памяти влюбляется в собственное отражение. Но чем больше он стремится обнять себя, поцеловать губы, которые, казалось бы, «к нему с поцелуем стремились ответным», тем сильнее его фрустрация и любовное томление. Он оплакивает свою судьбу. Навеки разделенный с объектом своей любви, он в первый раз переживает ощущение потери и горя. Наконец он узнает себя:
Он – это я! Понимаю. Меня обмануло обличье!
Страстью горю я к себе…
Что же? Мне зова ли ждать? Иль звать?
Но звать мне кого же?
Все, чего жажду, – со мной.
От богатства я стал неимущим.
О, если только бы мог я
С собственным телом расстаться!
Он понимает, что должен умереть: «…немного осталось времени жизни моей, погасаю я в возрасте раннем». Наконец он ощущает сострадание к другому: «Тот же, кого я избрал, да будет меня долговечней!» Но он знает, что это невозможно. Когда он умирает вместе со своим отражением и пересекает Стикс, даже тогда он не может не бросить взгляд на свое отражение в воде. Но в момент смерти с ним происходит трансформация – метаморфоза: он превращается в прекрасный цветок. И этот цветок, нарцисс, с быстро увядающими нежными лепестками и соблазнительным ароматом, приносит славу пророку Тиресию.
Тиресий, подобно хорошему психотерапевту, знал, что для того, чтобы выжить психологически, необходимо с возрастом преодолеть нарциссизм. Если мы способны принять старение и смерть, то мы сможем пережить метаморфозу – наша самооценка окажется под надежной защитой и мы сумеем наполнить себя внутренней красотой. Если же нет, то мы осуждены на фактическую смерть при жизни, которую мы приблизим собственными усилиями, когда наш нарциссизм станет более настойчивым и требовательным. Наша ранимость обрастет сверху толстой кожей, позволяющей нам отклоняться от отношений с людьми. Любя только себя, мы завидуем тем, кто может общаться с другими, и губим их с помощью нашего собственного проклятья, используя свою красоту как оружие…
Шекспир: 62-й сонет
Для шекспировского героя акт письма – это процесс открытия себя:
Любовь к себе моим владеет взором.
Она проникла в кровь мою и плоть.
И есть ли средство на земле, которым
Я эту слабость мог бы побороть?
Тон сонета (данного в переводе С. Маршака), возможно, несколько ироничен. Но так ли уж это плохо – любить себя? Обоснованный здоровый нарциссизм должен «проникнуть в кровь и плоть»., если так он достигает своей цели, и поддерживает нас, охраняя от жизненных невзгод. Нарцисса, взирающего только на себя, больше не существует. Его поглотила зависть, вынуждающая его постоянно сравнивать себя с окружающими. Он хвастает, подобно мачехе Белоснежки:
Мне кажется, нет равных красотою,
Правдивей нет на свете никого.
Мне кажется, так дорого я стою,
Как ни одно земное существо.
Однако – и в этом состоит загвоздка – когда подкрадывается старость, самолюбование перерастает в отвращение к себе:
Когда же невзначай в зеркальной глади
Я вижу настоящий образ свой
В морщинах лет, – на этот образ глядя,
Я сознаюсь в ошибке роковой.
В последних строчках возникает развязка, которая подобно парадоксу Тиресия, держится на метаморфозе:
Себя, мой друг, я подменял тобою,
Век уходящий – юною судьбою.
Решением проблемы нарциссизма является любовь к другому. Но в отличие от Нарцисса, стремящегося к некоторому разделению между любящим и любимым, у Шекспира на первый план выходит объединяющий аспект любви. Это такая форма единства, в которой нет разделения на «я» и «другого» и в которой любовь к себе и любовь к объекту идут вместе, или, как пишет Фрейд:
Настоящая счастливая любовь соответствует тому первичному состоянию (т.е., раннему младенчеству), в котором объект-либидо и Я-либидо неразличимы.
Влюбленность одновременно разрушает и сохраняет нарциссизм; в практическом смысле любить – означает убегать от самого себя, что также дает хорошее самоощущение, а в теоретическом плане любовь к себе проходит, исчезая, через проективную идентификацию с образом возлюбленного и становится метаморфозой радости двойного бытия. Стареющую нарциссическую личность, возможно, склонную к некоторой театральности (грим, омолаживающие кремы, косметические операции), совершенно преображают отражающиеся в ней счастливые сияющие глаза возлюбленного.
Этот сонет, вероятно, посвящался молодому, красивому и знатному шекспировскому покровителю. Являясь частичным решением неотъемлемой от нарциссизма проблемы быстротечности жизни, этот сонет может быть, однако, воспринят как нарциссический, поскольку он основан на чувстве любви, которое испытывает к молодому юноше человек в возрасте, проецирующий свой собственный нарциссизм на молодых.
Согласно схеме Фрейда:
По нарциссическому типу человек любит:
а) то, что сам из себя представляет (самого себя);
б) то, чем прежде был;
в) то, чем хотел бы быть…
Нарцисс, а также поэт в начале сонета относятся к категории «а». Последняя строка сонета говорит о том, что все типы любви включают элемент нарциссизма, поскольку красота находится как в глазах смотрящего, так и в недоступности возлюбленного.
Последняя строка говорит о том, что движение от «а» к «б» или «в» может быть прогрессом, но все еще находится в границах нарциссизма. Если иметь в виду Овидия, можно предположить, что относящаяся к человеку любовь основана как на умении сливаться с человеком, так и на умении быть обособленным от него. В отличие от нарциссической и эгоистической любви, такая любовь является одновременно вечной и изменчивой, основанной на умении одновременно доверять человеку и уметь справиться с разлукой и потерей.
Процитировано по книге Дж.Холмса Нарциссизм. – М.: ООО «Издательство Проспект», 2002
Метаморфо́зы (лат. Metamorphoses) - поэма древнеримскогопоэта Овидия в пятнадцати книгах, в которой повествуется о различных превращениях, произошедших со времени сотворения мира, согласно греческой и римской мифологиям. Всего их набралось около двухсот. Поэма была написана Овидием в Риме между 2 (год ссылки Юлии Старшей) и 8 (год ссылки самого Овидия) годами н. э.
Эта работа имеет очень большое значение как уникальный по своему охвату (наряду с «Мифологической библиотекой»Аполлодора) сборник античных мифов.
Тема любви в поэме «Метаморфозы»
Овидия очень интересовал так называемый феномен любви, которому он уделил немалую часть своего произведения, и его значение в судьбе человека. Он сравнивает любовь богов и людей, а также демонстрирует нам разнообразнейшие примеры, случаи страсти - от патологических до возвышенно-романтических - и показывает, как растёт постепенно к концу поэмы содержательность и одухотворенность внутренней жизни героев.
Аполлон и Дафна:
Автор начинает с первой мифологической «истории» страсти всесильного божества - Феба, владеющего даром прорицания и врачевания, а не только предводившего музами, полюбившего Дафну не по своей воле, а по мстительному желанию такого ничтожного, на его взгляд, малыша - Амура.
Первая Феба любовь - Пенеева Дафна; послал же Деву не случай слепой, а гнев Купидона жестокий.<…> Две он пернатых достал из стрелоносящего тула, Разных: одна прогоняет любовь, другая внушает. Та, что внушает, с крючком, - сверкает концом она острым; Та, что гонит, - тупа, и свинец у нее под тростинкой, Эту он в нимфу вонзил, в Пенееву дочь; а другою, Ранив до мозга костей, уязвил Аполлона, и тотчас Он полюбил, а она избегает возлюбленной зваться.
С этого начинается действие: бог воспламеняется страстью, а Дафна бежит от него, и Овидий с юморомсравнивает божественную любовь со вспыхнувшими в поле колосьями, с загоревшимся от забытого прохожим факела плетнем. Изысканный олимпиец похож на галльского пса, преследующего стремительно убегающего зайца, ведь не любовь ведёт его, а примитивное вожделение, разжигаемое красотой Дафны. Стремительно мчась за ней, он умоляет её бежать потише, чтобы не ушибиться, уверяет, что он - не грубый пастух, не «плебей», а сын самого Юпитера, сведущий в прошлом и будущем, властитель музыки, божественный врачеватель. Словом, простенькая нимфа и не должна устоять перед ним, но она устояла. Задыхаясь, побледнев от усталости, Дафна просит отца - бога реки Пенея - уничтожить её соблазнительную красоту, и превращение происходит катастрофически быстро - тело цепенеет, грудь окружается корой, волосы превращаются в листья, руки - в ветви, ноги костенеют, становясь неподвижными корнями. Аполлонторжественно обещает вечную жизнь и славу никогда не теряющему свою листву лавру, в котором красота Дафны переживёт века. Он станет украшать кудри бога, будет венчать римских триумфаторов.
Юпитер и его возлюбленные:
Но не только Аполлон увлечён смертной красавицей. Трагична и судьба возлюбленных самого верховного правителя Олимпа, легко вспыхивающего мнимой любовью. Могучая любвеобильность царя богов, вошедшая у римлян в поговорку, - это своеобразное преломление древнейших религиозных представлений о могучей зиждительной силе верховного бога. У Овидия он постоянно выступает в роли банальнейшего супругабанальнейшей ревнивой и злобной богини Юноны - Геры, покровительницы семейной жизни у римлян, преследующей своих соперниц.
Одна из них Ио, дочь Инаха, превращенная Юпитером в корову, чтобы спасти её от ревности Геры. Это один из древнейших мифов у греков.
Вместе с Ио достаётся и Каллисто - целомудренной служительнице Дианы, не заботящейся, как и полагается девственной служительнице богини, о своей наружности. Юпитеру приходится, чтобы овладеть ею, принять облик самой Дианы. Также с необычайным для эпоса подробностями и психологическим мастерством изображена манера поведения и характер ощущений претерпевшей насилие девушки, да и сам сюжет более новеллистичен, чем эпичен, и больше подходит для романа.
Насилие привлекает внимание Овидия, входит в коллекцию разновидностей человеческих страстей, но симпатии поэта всегда на стороне жертв. А Юпитер, и в особенности Юнона, постоянно и беспощадно высмеиваются.
Юнона всегда свойственны низменные житейские страсти, и она как богиня Олимпа может дать себе полную волю.
Но и Юпитер тоже хорош. О нём Овидий метко замечает, что «величие и любовь редко уживаются». И хотя в эпосе ему привычнее выступать в роли могучего правителя Олимпа, у Овидия он постоянно выпадает из образа. Опьянев от божественного нектара, он, как подвыпивший плебей, обсуждает с «бездельницей» Юноной, кто получает больше наслаждения в любви: женщина или мужчина.
Автор подсмеивается также и над другими богами: Аполлон у него, убив из ревности свою возлюбленную Коронис, не может плакать. Ведь боги лишены чисто человеческой способности, и он в состоянии только жалобно мычать, напоминая телёнка, на чьих глазах убивают корову. А Гермес, вспыхнувший любовью к красавице Герсе, похож на ястреба, опасающегося броситься на жертвенное мясо, пока не удалились жрецы. Летя по небу, он раскаляется, как свинцовое ядро. Для того чтобы пленить красотку, божество, по советам Овидия в «Искусстве любви», заботится о наружности: приглаживает волосы, выставляет на всеобщее обозрение золототканый край своей хламиды и берёт в руки сверкающий жезл. Это ли не комедия?
В целом поэма «Метаморфозы» - драгоценный источник по истории римской культуры, ещё далеко не полностью использованный в науке. Во всех миниатюрах, посвящённых любви богов, соблюдено строго обдуманное разнообразие, барочная пестрота: Ио превращается в корову, Юпитер и Юнона ссорятся, спасающий нимфу от бдительного Аргуса Гермес рассказывает вставную легенду о происхождении пастушьей дудочки (сиринги). Та, оказывается, также родилась из превращённой девушки, нимфы Сиринги, спасавшейся от преследований бога Пана. В одну миниатюру вставляется другая, прямо как в «Тысяче и одной ночи».
Гелиос и Левкотоя:
Как уже говорилось - влюбляется в смертных красавиц не один Юпитер. Овидий усиленно ищет разные варианты страстей, и при этом главное для него - новаторство, поиски новых оттенков и нюансов, делающих каждую миниатюру по-своему оригинальной и по-своему интересной.
Нам также известно предание о любви самого бога Солнца, наказанного Венерой за донос на неё и на Марса. Она влюбила его в восточную красавицу Левкофею. Солнце, полюбив, помрачнело, заглядываясь на царевну, стало раньше подниматься и позже заходить, затуманилось. Оно даже разлюбило свою прежнюю возлюбленную Клитию. Но Солнце, любя, не отказалось от насилия - проникло в её спальню и овладело предметом страсти. Ревнивая Клития донесла об этом отцу красавицы, и он заживо закопал её в землю. Этот обычай действительно существовал на Востоке. Солнце жаждет оживить возлюбленную, но ему удаётся только превратить её в благовонный цветок левкоя, который всегда поворачивается вслед за плывущим по небу светилом.
Нарцисс и Эхо:
В Поэме прослеживается отчетливое восходящее движение - от страстей олимпийцев к высокой взаимной любви смертных, недоступной богам. Но движение это достаточно извилисто. Выделим из множества миниатюр несколько наиболее значительных. К их числу относится рассказ о Нарциссе и Эхо, с которого, практически с нуля, начинается «восхождение».
Перед нами два существа, не могущие вступить в контакт. Один любит только себя, а другая только может повторять чужое. Нарцисс, сын речного бога Кефиса, отличался блистательной красотой, но отвергал всех своих поклонниц, и в мифах до Овидия он влюблялся в своё отражение в реке, это показалось неправдоподобным, и поэт переделал это предание: у Нарцисса умерла сестра, очень похожая на него, и он полюбил её в своём отражении.
Овидия заинтересовала новизна страсти, парадоксальность происходящего и возможность придать невозможному черты реальности. Необычно вступление к этому эпизоду - спор Юпитера и Юноны по поводу того, кто получает больше наслаждений в любви: мужчина или женщина. Спор решает Тирезий, восемь месяцев пробывший женщиной, в сторону слабого пола, чем гневает Юнону, и она лишает того зрения. Юпитер компенсирует это пророческим даром. Оракулы, изрекаемые слепцом, таинственны, как и все оракулы. Он обещает долгую жизнь Нарциссу, если он «не познает себя самого», и пророчество неожиданно сбывается.
Ещё одним изменением Овидия является то, что вместо реки Ламос в Беотии у него он приходит к чудесному, заколдованному озеру, где живут грозные «хозяева» этих мест. Озеро необычайно прозрачно и чисто, в нём, как в зеркале, отражается лицо юноши, пленившее и горную нимфу Эхо, которая лишена дара речи Юноной за то, что своей болтовнёй отвлекала богиню и мешала застигнуть Юпитера во время его любовных похождений. Нимфе лишь позволено повторять последние слова говорящих. Но хотя Эхо сама не может ничего объяснить, ей всё же удаётся открыть Нарциссу свою любовь.
Мальчик, отбившись меж тем от сонмища спутников верных, Крикнул: «Здесь кто-нибудь есть?» И, - «Есть!» - ответила Эхо. Он изумился, кругом глазами обводит и громким Голосом кличет: «Сюда!» И зовет зовущего нимфа. Он огляделся и вновь, никого не приметя, - «Зачем ты, - Молвит, - бежишь?» И в ответ сам столько же слов получает. Он же настойчив, и вновь, обманутый звуком ответов, - «Здесь мы сойдемся!» - кричит, и, охотней всего откликаясь Этому зову его, - «Сойдемся!» - ответствует Эхо. Собственным нимфа словам покорна и, выйдя из леса, Вот уж руками обнять стремится желанную шею. Он убегает, кричит: «От объятий удерживай руки! Лучше на месте умру, чем тебе на утеху достанусь!» Та же в ответ лишь одно: «Тебе на утеху достанусь!»
Затем, залюбовавшись собственным отражением, Нарцисс объясняется в любви к прекрасному призраку и в отчаянии бьет себя в грудь. Влюблённый мучается, поэт посвящает описанию его состояния целую сотню стихов. Нарцисс даже готов расстаться с жизнью, чтобы прибавить лишние годы своему отражению. Объект и субъект слились, и никакого превращения, в конце концов, не произошло. Просто на том месте, где был красавец, нашли цветок нарцисса, считавшийся у греков ядовитым, наркотическим. Страдания же влюблённого не прекратились и в Аиде, где он продолжает любоваться собой в водах Стикса до сих пор.
Это является наиболее ярким примеров раздвоения личности в «Метаморфозах», хотя двойничество так или иначе присутствует в каждом превращении.
Пирам и Фисба:
Первыми смертными, полюбившими друг друга без вмешательства богов в этой поэме, стали Пирам и Фисба. Они являются античными прообразами Ромео и Джульетты. Герои жили в соседних домах, родители их не разрешали женитьбу, и влюблённые разговаривали друг с другом через дырочку в стене. Они уславливаются тайно встретиться в сумерках у гробницы царя Нина, под шелковичным деревом с белоснежными ягодами.Фисба встречает по дороге львицу, теряет покрывало и укрывается в пещере, а позже пришедший Пирам решает, что девушку растерзал лев и, проклиная себя за медлительность, пронзает себя мечом:
Там на знакомую ткань поцелуи рассыпав и слезы, - «Ныне прими, - он сказал, - и моей ты крови потоки!» Тут же в себя он железо вонзил, что у пояса было, И, умирая, извлек тотчас из раны палящей. Навзничь лег он, и кровь струей высокой забила, - Так происходит, когда прохудится свинец и внезапно Где-нибудь лопнет труба, и вода из нее, закипая, Тонкой взлетает струей и воздух собой прорывает. Тут шелковицы плоды, окропленные влагой убийства, Переменили свой вид, а корень, пропитанный кровью, Ярко-багряным налил висящие ягоды соком.
А Фисба позже нашла умирающего и закололась его же мечом, умоляя родителей похоронить любящих в одной могиле, а богов - сохранить в плодах шелковицы вечную память о погибших. Этот рассказ продолжает тему Нарцисса и Эхо - любовь двух разных партнёров на сей раз кончается катастрофой.
Салмакида и Гермафродит:
Рядом с Пирамом и Фисбой встают Салмакида и Гермафродит. Гермафродит - сын Гермеса и Афродиты - попадает во власть божества-насильника Салмакиды - хранительницы священного озера, любующейся своим отражением в озере, как в зеркале. Салмакида, возлежащая на нежной траве луга, моментально вспыхивает страстью к юному пришельцу. Она всячески прихорашивается, чтобы стать прекрасной. Увидев плывущего по озеру Гермафродита, Салмакида совершенно теряет голову, бросается в воду, обвивается вокруг юноши, как змея, и по её просьбе боги превращают их в единое нераздельное существо - парадокс природы - Гермафродита.
Миниатюра о Гермафродите - напоминание о старом, она перекликается с теми эпизодами, где речь шла о божественном насилии.
Кефал и Прокрида:
Кефал и Прокрида - первый случай, когда человек превосходит божество совершенством своей духовной жизни, а боги вмешиваются в эту жизнь и разрушают счастье. Влюблённая в Кефала богиня Аврора вселяет в его душу сомнение в верности жены, он доводит её до того, что она бежит из собственного дома, но возвращается после мольбы раскаявшегося мужа. Но счастью помешал трагический случай. По доносу слуги, слышавшего, как Кефал, отдыхая в тени, призывал к себе дуновение прохладного ветерка Ауру, огорчённая Прокрида решает сама удостовериться в измене мужа и прячется в кустах, а он, почуяв в зарослях зверя, мечет в лес волшебный дротик, не знающий промаха. Жена умерла на его руках, умоляя о верности. Никакой метаморфозы не произошло. Апофеоза нет. Но удивительна та красота смерти, которую в римской поэзии сумел впервые передать именно Овидий.
Падает; с кровью лиясь, утекают и слабые силы. Может доколе смотреть, на меня все смотрит и тут же Прямо ко мне на уста выдыхает скорбящую душу. Все же со светлым лицом умерла, успокоившись будто.
Поэма, как мы видим, богата резкими контрастами, в этом проявляется человеческая и поэтическая индивидуальность автора.
Любовь - чувство не только универсальное, но и разнообразное в своих нюансах и переливах. По возможности охватить весь спектр её вариантов стремится Овидий в своей поэме.
Филемон и Бавкида:
Филемон и Бавкида - благочестивые старцы, к которым заходят в их бедную лачугу спустившиеся на землюГермес и Юпитер. У них для гостей накрыт праздничный стол, а над ним склоняются приветливые лица готовых услужить гостям старцев, а еда не убывает. Это старинная народная приветливость и глубокая взаимная любовь. Всё это требует награды. Олимпийцы превращают хижину в мраморный храмик с золотой крышей и спрашивают хозяев об их желании. А оно таково: умереть одновременно, а пока стать служителями в новом святилище. И вот, по прошествии ряда лет, Филемон вдруг превращается в дуб, а Бавкида - в липу, ведь её имя по-гречески значит «липа».
Кеик и Альциона:
В следующей части царь, и его жена напоминают героев волшебных сказок: Кеик - сын утренней звезды, и даже лик его светится звёздным сиянием, а Альциона - дочь бога ветров Эола. Кеик правит без «насилий и убийств». Он радушен и гостеприимен. Но пока он приветливо принимает Пелея, во дворец прибегает испуганный слуга с вестью, что стадо, приведённое гостем, растерзано чудовищным волком. Но само происшествие зловеще, и чтобы выяснить причину страшного знамения, Кеик вынужден отправиться к оракулуАполлона, и тут появляется Альциона. Узнав о намерении Кеика, она бледнеет, как буковое дерево, проливает потоки слёз, голос её трижды прерывается. Что пугает её? Прежде всего, само «печальное море», она ведь видела на берегу погребальные стелы над пустыми могилами и не уверена в мощи своего отца, ведь в детстве она наблюдала поведение строптивых вихрей-богатырей в доме Эола. Она готова отправиться с мужем хоть на край света. Но Кеик не хочет подвергать её опасностям. И вот - прощание на берегу. Как Лаодамия, она падает без чувств, а очнувшись, долго смотрит вслед удаляющемуся кораблю. Картина, напоминающая послания героинь. И это сочетание сказочного, эпического с элегическим очень важно здесь для Овидия. Ведь элегическая атмосфера в любви - атмосфера высочайшая, августовская.
В Эгейском море на корабль Кеика обрушивается грозная буря - один из постоянных мотивов в греческом эпосе. Однако Овидий превосходит своих предшественников, он смотрит на бурю «с близкого расстояния». Кеик гибнет в буре, но Альциона этого не знает. Она обращается к покровительнице браков Юноне, но та, зная о судьбе Кеика, считает это своего рода богохульством и шлёт вестницу Ириду у богу Сна, чтобы тот уведомил несчастную о случившемся. Далее следует вставка о демарше в пещеру сна, в которой феномен сна преображён в целый сценарий, своего рода картину.
Бог сна пытается проснуться на приходе Ириды, но голова его всё время падает на грудь. Ирида обращается к нему с речью.
Ибо ее он признал, - для чего появилась. Та молвит: «Сон, всех сущих покой! Сон между бессмертных тишайший! Мир души, где не стало забот! Сердец усладитель После дневной суеты, возрождающий их для работы! Ты сновиденьям вели, что всему подражают живому, В город Геракла пойти, в Трахины, и там Алкионе В виде Кеика предстать, и знаки явить ей крушенья. Это - Юноны приказ». Передав порученье, Ирида Вышла. Дольше терпеть не в силах была испарений;
Царь сна выбирает Морфея, чтобы послать его на землю. Тот появляется в образе Кеика изголовьем спящей Альционы. Плача, царь умоляет жену о погребении, рассказывая о кораблекрушении. Потрясённая Альциона утром выходит на берег, вспоминая сцену расставания, и вдруг видит плывущее тело, она всматривается - и вдруг узнаёт в погибшем Кеика. В отчаянии она вскакивает на высокую дамбу и от страстного стремления ринуться ему навстречу у неё вдруг вырастают крылья чайки. Она летит, и клювом, как поцелуем, касается его лица. И происходит чудо! Утопленник поднимается ей на встречу. Есть люди, говорит поэт, думающие, что просто волна приподняла его в этот миг. Другие - и это вернее - настаивают на том, что Кеик, почувствовав близость жены, поднялся и сам превратился в морскую чайку, и они блаженно вместе полетели над морем.
Превращение здесь истолковано как апофеоз. Этим как бы завершилась тема любви богов, которая превзошла своей глубиной и героизмом любовь смертных, смело поднимающихся к вершинам жизни.
Помона и Вертумн:
В это время в Италии жила древесная нимфа Помона - покровительница плодов, богиня плодового сада. В поэме она, как и положено, посвятила себя уходу за садом. Но вот её полюбил другой бог Италии Вертумн, но он повёл себя иначе, не так как божественные насильники первой части: он попытался разделить увлечения Помоны, стал служить ей, превращаясь то в садовода, то в пахаря, то в рыбака. Однажды приняв вид старухи, он пришёл к Помоне в роли сводницы, и стал уговаривать дриаду выбрать себе в суженые именно Вертумна. Он, как идеальный герой элегии, будет верен ей одной, она станет его единственной страстью на всю жизнь, он постарается выполнить все её желания, жить с ней одной жизнью. Для острастки мнимая старуха рассказывает Помоне греческую легенду о надменной богачке Анаксарете и бедняке Ифисе, безнадёжно полюбившем её. Она довела его своей суровостью до самоубийства, за что и была превращена в каменное изваяние.
И, в итоге, всё завершается блистательным триумфом. Помона ответила на любовь, заслуженную такой преданностью и «родством душ». Скинув старушечье обличие, бог вдруг предстаёт перед ней во всей своей сияющей красоте. Так родилось чудо взаимной любви, увенчанное своеобразным апофеозом. Именно этим торжествующим аккордом завершается в поэме симфония любви, и завершается она победой человеческого гения.