Мастерство юмористического рассказа присуще А.П. Чехову. Оно раскрывается в его творчестве через детали, символы и образы, остающиеся на слуху у нескольких поколений благодарных читателей. Мораль, заложенная в этих лаконичных прозаических произведениях, до сих пор является надежным ориентиром для нравственного выбора свободно мыслящего человека.
Действие начинается с встречи двух приятелей на вокзале. Один из них толстый – Михаил (тайный советник), другой тонкий - Порфирий. Уже в начале Чехов противопоставляет двух героев.
Тонкий сразу же начинает расписывать, какой он прекрасный, какая у него жена Луиза, какой сын Нафанаил. Толстый восторженно смотрит на друга, в то время как Порфирий, узнав, что Михаил - тайный советник, вдруг побледнел и окаменел. Сюжет рассказа «Толстый и тонкий» наполовину состоит из демонстрации перемены в обращении героя-неудачника к товарищу детства. Автор очень детально описывает, как меняется персонаж и его семья: «Сам он съежился, сгорбился, сузился… Его чемоданы, узлы и картонки съежились, поморщились… Длинный подбородок жены стал еще длиннее; Нафанаил вытянулся во фрунт и застегнул все пуговки своего мундира…». Ведь сын сначала тоже оценивал друга отца, стоит ли с тем здороваться, и в итоге спрятался за спину Порфирия. Тот же стал сразу любезничать перед старым другом, обращаться к нему «на вы», называть «ваше превосходительство», а сам все больше съеживался. Михаил пытался объяснить, что между друзьями не может быть чинопочитания, но все было тщетно. И от всего этого «благоговения, сладости и почтительной кислоты, тайного советника стошнило. Он отвернулся от тонкого и подал ему на прощанье руку».
Главные герои
- Толстый (Михаил) — успешный и благополучный. Он радуется встрече, интересуется жизнью друга, разочаровывается в том, что товарищ оказался раболепствующим лицемером. Его должность – тайный советник (довольно высокий чин в царской России). Чехов дает ироническое описание своему персонажу: «Толстый только что пообедал на вокзале, и губы его, подернутые маслом, лоснились, как спелые вишни». Беззаботная жизнь героя тоже не укрылась от читателя: кто же будет выпивать в течение рабочего дня, если на работе какие-то важные дела? Значит, чиновник живет праздно и вольготно, не ведая забот, поэтому в нем сохранились радушие и приветливость. Он рад случаю продемонстрировать свои либеральные взгляды на публику и охотно признает старого товарища ровней, хоть и осознает, что это не так. Кроме того, Михаил идет по жизни в одиночестве, его семьи мы не видим. Значит, его судьба складывается размеренно и комфортно, никто не обременяет его хлопотами. Характеристика Толстого заложена в его портрете, особенность которого подметил еще Гоголь: полные чиновники умеют устраиваться, пользоваться должностью ради личного обогащения, а тощие – нет.
- Тонкий (Порфирий) – приниженный, раболепствующий и загруженный. Он сгибается под тяжестью своей ноши, расспрашивает друга рассеянно и поверхностно, льстит и унижается перед ним, когда узнает, что товарищ - тайный советник. Его должность – мелкий чиновник, возможно, переписчик бумаг. Автор охарактеризовал его так: «Тонкий же только что вышел из вагона и был навьючен чемоданами, узлами и картонками». Перед мысленным взором предстал портрет замученного, суетливого человека, на которого жизнь давит со всех сторон, как баулы и узлы. Нелегкая доля Порфирия, тяготы и заботы о семье с учетом низкого жалования показаны через чемоданы и сумки, которыми он навьючен, как осел. Герой изначально не свободен, его тяготят семейные дела и обязанности, может, поэтому он занимает менее высокий пост. Его раболепство – издержки профессии. Без него он лишится даже того скромного положения, которое занимает. Писатель подчеркивает типичность своего персонажа, подразумевая, что все неупитанные на вид чиновники не могут устроить свою жизнь иначе: они прогибаются под начальство и не разгибаются уже никогда, так и оставаясь на низших ступенях карьерной лестницы.
Отношение Чехова к героям произведения нейтральное. Он рассказывает историю и выносит ее на суд читателей, однако не выносит ей моральные приговоры. Он беспристрастен в своей лаконичной манере изложения.
Важнейшей стилистической фигурой в книге является антитеза, которая заявлена Чеховым уже в названии. Герои рассказа «Толстый и тонкий» символизируют социальное неравенство, которое прокладывают между собой сами люди. На протяжении всего произведения антитеза сохраняется: от богатого пахнет «хересом и флер-д’оранжем», в то время как от бедного – «ветчиной и кофейной гущей». Когда Толстый восторгается, его товарищ бледнеет. Михаил обращается к другу «на ты», а Порфирий, узнав чин, начинает обращаться к нему «на вы». Характеристика героев основана на сравнении. Если один робеет перед чином, то другой уже научился надуваться от самодовольства. Если у одного в жизни суета и мельтешение, то у другого – комфорт и праздность.
Меняется не только отношение, но и речь. И Тонкий, и Толстый используют разговорную лексику: «Голубчик мой», «Милый мой», «Батюшки», «душонок». Когда же Порфирий узнает должность своего друга, то переходит на официальное и почтительное обращение: «ваше превосходительство», «вы-с», «приятно-с».
Главные темы
- В рассказе «Толстый и Тонкий» тема социального неравенства занимает центральное место. Оно порождает такие уродливые формы приспособленчества, как лесть и лицемерие.
- Писатель хотел подчеркнуть, как важно человеку сохранить индивидуальность, поэтому он затронул в произведении тему свободы личности. «Тонкие» люди привыкли раболепствовать, у них уже нет своего «я». Герой не обязан был менять свой тон, ведь это его друг, но он настолько привык к принятым штампам, что уже не может по-другому.
- Также очевидна тема нравственного выбора. Порфирий тоже человек-хамелеон, который меняет свою окраску в зависимости от ситуации. Им управляет не мораль и не ум, а жалкая расчётливость. Его выбор – это добиться благоволения начальства ценой собственного достоинства.
- В то же время автор показал, что государственная система в России того времени просто вынуждает людей становиться рептилиями и защищаться от нападения любой ценой. Низший полностью зависим от высшего, и негде найти на произвол управы. Тема несправедливого политического устройства не в первый раз беспокоит Чехова.
- В целом, автор пытается обесценить пороки путем их осмеяния. Сатира имеет благую цель: уничтожить плохое качество личности, показав людям, насколько оно нелепо. Юмор в рассказе прослеживается даже на языковом уровне: писатель намеренно использует просторечные выражения, соседствующие с канцелярскими речевыми шаблонами, чтобы вызвать комический эффект.
Основная мысль и смысл рассказа
Автор хотел высмеять пороки, чтобы людям стало стыдно так себя вести. Общество должно было выдавить из себя лицемерие, которое, увы, стало неотъемлемой частью карьерного роста и преуспеяния в жизни. Тонкий лицемерит уже на автомате, он даже не осознает этого, как и вся его семья. Это уже не частный недостаток, это глобальная проблема, которую надо решать. Идея рассказа «Толстый и Тонкий» заключается в том, что лицемерие, скорее, погубит человекаА, а не поможет ему. Оно всегда заметно и противно смотрится. Люди отворачиваются от лицемера, как Михаил отвернулся от Порфирия. Они видят, что неискренность для лжецов – обычное дело, и не хотят быть обманутыми. Кроме того, лицемер смешон и ничтожен, его не за что уважать и тяжело любить. Своим поведением он перечеркивает свою репутацию.
Надо уметь разграничивать личные и рабочие связи, не ущемляя ни одну из этих сфер жизни. Даже если карьера не задалась, и нужен блат, не стоит продавать свое личное пространство, свое достоинство. Продав их один раз, человек навсегда лишается чести и становится пресмыкающимся. Главная мысль в произведении Чехова заключается в том, что жизнь лицемера перестает иметь значимость для него самого, ее цена ниже цены денег, и другие люди это чувствуют, поэтому их отношение меняется в худшую сторону. Например, сначала Толстый был искренне рад встретить друга, но потом его вывернуло наизнанку от отвратного зрелища раболепства. Если сперва он и сам подумывал помочь товарищу, то в финале он готов бежать от него со всех ног, так как на него накатывает презрение.
Чему учит Чехов?
Сатирик высмеивает чинопочитание, которое превращает людей в ничтожества и лишает их достоинства. Автор остроумно показал, как оно разрушает дружбу и превращает товарищей в Тонкого и Толстого, разделяя их навеки. Такое деление по чинам неоправданно, ведь хорошие люди есть везде, независимо от того, какое место они занимают и сколько у них оклад. Писатель понимает, что лизоблюдство, или его противоположность – презрение только вредят обществу, а не упорядочивают его, поэтому эти пороки он предает осмеянию.
Автор завещает своим потомкам всем известную мудрость: «Каждый день по капле выдавливай из себя раба». Этому труду стоит посвятить всего себя, иначе условности, предрассудки, общественное мнение или самодуры на пост выше могут сломить волю, искоренить индивидуальность и оставить бесхребетного человека на милость победителя. Свободная же личность гармонично развивается и обретает независимость взглядов и суждений, что позволяет ей выбирать свой путь.
Интересно? Сохрани у себя на стенке!
, сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Антон Чехов
Толстый и тонкий
На вокзале Николаевской железной дороги встретились два приятеля: один толстый, другой тонкий. Толстый только что пообедал на вокзале, и губы его, подернутые маслом, лоснились, как спелые вишни. Пахло от него хересом и флердоранжем. Тонкий же только что вышел из вагона и был навьючен чемоданами, узлами и картонками. Пахло от него ветчиной и кофейной гущей. Из-за его спины выглядывала худенькая женщина с длинным подбородком – его жена, и высокий гимназист с прищуренным глазом – его сын.
– Порфирий! – воскликнул толстый, увидев тонкого. – Ты ли это? Голубчик мой! Сколько зим, сколько лет!
– Батюшки! – изумился тонкий. – Миша! Друг детства! Откуда ты взялся?
Приятели троекратно облобызались и устремили друг на друга глаза, полные слез. Оба были приятно ошеломлены.
– Милый мой! – начал тонкий после лобызания. – Вот не ожидал! Вот сюрприз! Ну да погляди же на меня хорошенько! Такой же красавец, как и был! Такой же душонок и щеголь! Ах ты, господи! Ну, что же ты? Богат? Женат? Я уже женат, как видишь… Это вот моя жена, Луиза, урожденная Ванценбах… лютеранка… А это сын мой, Нафанаил, ученик третьего класса. Это, Нафаня, друг моего детства! В гимназии вместе учились!
Нафанаил немного подумал и снял шапку.
– В гимназии вместе учились! – продолжал тонкий. – Помнишь, как тебя дразнили? Тебя дразнили Геростратом за то, что ты казенную книжку папироской прожег, а меня Эфиальтом за то, что я ябедничать любил. Хо-хо… Детьми были! Не бойся, Нафаня! Подойди к нему поближе… А это моя жена, урожденная Ванценбах… лютеранка.
Нафанаил немного подумал и спрятался за спину отца.
– Ну, как живешь, друг? – спросил толстый, восторженно глядя на друга. – Служишь где? Дослужился?
– Служу, милый мой! Коллежским асессором уже второй год и Станислава имею. Жалованье плохое… ну, да бог с ним! Жена уроки музыки дает, я портсигары приватно из дерева делаю. Отличные портсигары! По рублю за штуку продаю. Если кто берет десять штук и более, тому, понимаешь, уступка. Пробавляемся кое-как. Служил, знаешь, в департаменте, а теперь сюда переведен столоначальником по тому же ведомству… Здесь буду служить. Ну, а ты как? Небось уже статский? А?
– Нет, милый мой, поднимай повыше, – сказал толстый. – Я уже до тайного дослужился… Две звезды имею.
Тонкий вдруг побледнел, окаменел, но скоро лицо его искривилось во все стороны широчайшей улыбкой; казалось, что от лица и глаз его посыпались искры. Сам он съежился, сгорбился, сузился… Его чемоданы, узлы и картонки съежились, поморщились… Длинный подбородок жены стал еще длиннее; Нафанаил вытянулся во фрунт и застегнул все пуговки своего мундира…
– Я, ваше превосходительство… Очень приятно-с! Друг, можно сказать, детства и вдруг вышли в такие вельможи-с! Хи-хи-с.
– Ну, полно! – поморщился толстый. – Для чего этот тон? Мы с тобой друзья детства – и к чему тут это чинопочитание!
– Помилуйте… Что вы-с… – захихикал тонкий, еще более съеживаясь. – Милостивое внимание вашего превосходительства… вроде как бы живительной влаги… Это вот, ваше превосходительство, сын мой Нафанаил… жена Луиза, лютеранка, некоторым образом…
Толстый хотел было возразить что-то, но на лице у тонкого было написано столько благоговения, сладости и почтительной кислоты, что тайного советника стошнило. Он отвернулся от тонкого и подал ему на прощанье руку.
Тонкий пожал три пальца, поклонился всем туловищем и захихикал, как китаец: «Хи-хи-хи». Жена улыбнулась. Нафанаил шаркнул ногой и уронил фуражку. Все трое были приятно ошеломлены.
1. Впервые напечатано: «Осколки», 1883, № 40, 1 октября (ценз. разр. 30 сентября), стр. 5. Подпись: А. Чехонте.Сюжет рассказа «Толстый и тонкий» в его первоначальной редакции основывался на анекдотическом казусе, а конфликт между персонажами возникал случайно, из-за невольной оплошности «тонкого».
Редакция 1886 года, будучи в целом текстуально близкой к редакции 1883 г., немногими внесенными изменениями существенно переменила смысл рассказа. Был устранен мотив служебной подчиненности: «тонкий» теперь пресмыкается перед «толстым» без всякой практической надобности – «по рефлексу». Рассказ получил гораздо большую сатирическую заостренность и обобщенность.
Готовя текст для собрания сочинений, Чехов внес стилистические поправки – в частности, устранявшие привкус «осколочного» фельетона (опущено, например, название департамента во фразе: «Служил, знаешь, в департаменте „предисловий и опечаток“»).
В обзорной статье о творчестве Чехова («Изъяны творчества») П. Перцов отнес рассказ «Толстый и тонкий» (вместе с «Загадочной натурой» и некоторыми другими) к вещам, которые «представляют просто филигранную работу, и в них, кажется, ни одной строчки нельзя ни прибавить, ни убавить» («Русское богатство», 1893, № 1, стр. 50).
10. Очень приятно-с!
– буква "с" в конце слова или «слово-ер-с» – это сократившееся до единственного звука обращение "сударь"
.
Когда-то «слово-ер-с» было распространено и в речи дворянства как выражение уважительности, прежде всего к старшим. Одним из признаков гордого и независимого поведения молодого Евгения Онегина в среде соседей-помещиков был отказ от «слово-ер-са». За это он был решительно осужден местным дворянством как неуч и сумасброд: «Все да да нет; не скажет да-с / Иль нет-с»
. Зато у почтительного Молчалина «слово-ер-с» не сходит с языка: «да-с, я-с, к нам сюда-с»
и т. д. Даже Фамусов, заискивая перед Скалозубом, употребляет «слово-ер-с».
«Слово-ер-с» в представлении старых дворян свидетельствовало о сохранности «добрых традиций» старины, патриархальности и почитании старших. «Слово-ерик-с пропало,
– говорит консерватор и крепостник Калломейцев в «Нови» Тургенева, – и вместе с ним всякое уважение и чинопочитание!»
Однако оно не пропало вовсе, а только исчезло из речи образованных дворян, перейдя к купечеству, мещанству, мелкому чиновничеству, прислуге.
Униженный и прибитый штабс-капитан Снегирев в «Братьях Карамазовых» Достоевского, представляясь, говорит: «Скорее бы надо сказать: штабс-капитан Словоерсов, а не Снегирев, ибо лишь со второй половины жизни стал говорить словоерсами. Слово-ер-с приобретается в унижении»
.
Вспомним эпиграф к 6-й главе «Пиковой дамы» Пушкина:
«– Атанде!
– Как вы смели мне сказать атанде?
– Ваше превосходительство, я сказал атанде-с!»
Этот разговор за карточным столом говорил современнику многое: атанде – карточный термин, означающий «подождите, ход сначала сделаю я». Вероятно, без «слово-ер-са» он звучал несколько грубо, вроде простого подождите, из-за чего скромному участнику игры приходится извиняться перед «превосходительством» – генералом.
Было бы неверным считать «слово-ер-с» исключительно выражением почтительности. К концу XIX века в среде интеллигентных мужчин «слово-ер-с», употребляемое умеренно, стало средством усиления эмоциональной выразительности речи, признаком некой, подчас иронической, официальности. Так, доктор Астров в «Дяде Ване» Чехова говорит Войницкому, с которым он на равных, со «слово-ер-сами»; «слово-ер-с» употребляют и Соленый в «Трех сестрах», и многие другие персонажи чеховских произведений без всякого раболепия.
Весьма любопытно, психологически тонко и убедительно построена беседа-допрос Раскольникова в «Преступлении и наказании» Достоевского. Следователь Порфирий Петрович, дабы придать разговору с подследственным доверительный, полуофициальный характер, часто употребляет «слово-ер-с», Раскольников, будучи в неравном положении, – ни разу. «Вы и убили-с»
– так спокойно-вкрадчиво Порфирий Петрович заканчивает разговор, как бы смягчая этим «слово-ер-сом» напряженность ситуации.
С октябрьской революцией 1917 года, уничтожившей декретом чины, сословия и связанные с ними формулы титулования, стихийно, без всяких указов умерло и «слово-ер-с» . Сохранилось оно на некоторое время в устах старой профессуры, ученых и врачей, в качестве добавления к некоторым служебным словам: ну-с, да-с, вот-с, так-с, как бы придавая речи отнюдь не подобострастность, а некую солидность и барственность.
На вокзале Николаевской железной дороги встретились два приятеля: один толстый, другой тонкий. Толстый только что пообедал на вокзале, и губы его, подернутые маслом, лоснились, как спелые вишни. Пахло от него хересом и флердоранжем. Тонкий же только что вышел из вагона и был навьючен чемоданами, узлами и картонками. Пахло от него ветчиной и кофейной гущей. Из-за его спины выглядывала худенькая женщина с длинным подбородком - его жена, и высокий гимназист с прищуренным глазом - его сын.
Порфирий! - воскликнул толстый, увидев тонкого. - Ты ли это? Голубчик мой! Сколько зим, сколько лет!
Батюшки! - изумился тонкий. - Миша! Друг детства! Откуда ты взялся?
Приятели троекратно облобызались и устремили друг на друга глаза, полные слез. Оба были приятно ошеломлены.
Милый мой! - начал тонкий после лобызания. - Вот не ожидал! Вот сюрприз! Ну, да погляди же на меня хорошенько! Такой же красавец, как и был! Такой же душонок и щеголь! Ах ты, господи! Ну, что же ты? Богат? Женат? Я уже женат, как видишь... Это вот моя жена, Луиза, урожденная Ванценбах... лютеранка... А это сын мой, Нафанаил, ученик третьего класса. Это, Нафаня, друг моего детства! В гимназии вместе учились!
Нафанаил немного подумал и снял шапку.
В гимназии вместе учились! - продолжал тонкий. - Помнишь, как тебя дразнили? Тебя дразнили Геростратом за то, что ты казенную книжку папироской прожег, а меня Эфиальтом за то, что я ябедничать любил. Хо-хо... Детьми были! Не бойся, Нафаня! Подойди к нему поближе... А это моя жена, урожденная Ванценбах... лютеранка.
Нафанаил немного подумал и спрятался за спину отца.
Ну, как живешь, друг? - спросил толстый, восторженно глядя на друга. - Служишь где? Дослужился?
Служу, милый мой! Коллежским асессором уже второй год и Станислава имею. Жалованье плохое... ну, да бог с ним! Жена уроки музыки дает, я портсигары приватно из дерева делаю. Отличные портсигары! По рублю за штуку продаю. Если кто берет десять штук и более, тому, понимаешь, уступка. Пробавляемся кое-как. Служил, знаешь, в департаменте, а теперь сюда переведен столоначальником по тому же ведомству... Здесь буду служить. Ну, а ты как? Небось уже статский? А?
Нет, милый мой, поднимай повыше, - сказал толстый. - Я уже до тайного дослужился... Две звезды имею.
Тонкий вдруг побледнел, окаменел, по скоро лицо его искривилось во все стороны широчайшей улыбкой; казалось, что от лица и глаз его посыпались искры. Сам он съежился, сгорбился, сузился... Его чемоданы, узлы и картонки съежились, поморщились... Длинный подбородок жены стал еще длиннее; Нафанаил вытянулся во фрунт и застегнул все пуговки своего мундира...
Я, ваше превосходительство... Очень приятно-с! Друг, можно сказать, детства и вдруг вышли в такие, вельможи-с! Хи-хи-с.
Ну, полно! - поморщился толстый. - Для чего этот тон? Мы с тобой друзья детства - и к чему тут это чинопочитание!
Помилуйте... Что вы-с... - захихикал тонкий, еще более съеживаясь. - Милостивое внимание вашего превосходительства... вроде как бы живительной влаги... Это вот, ваше превосходительство, сын мой Нафанаил... жена Луиза, лютеранка, некоторым образом...
Толстый хотел было возразить что-то, но на лице у тонкого было написано столько благоговения, сладости и почтительной кислоты, что тайного советника стошнило. Он отвернулся от тонкого и подал ему на прощанье руку.
Тонкий пожал три пальца, поклонился всем туловищем и захихикал, как китаец: "Хи-хи-хи". Жена улыбнулась. Нафанаил шаркнул ногой и уронил фуражку. Все трое были приятно ошеломлены.