Омовение ног ученикам описано только в Евангелии от Иоанна.

неизвестен , Public Domain

Согласно его рассказу, в начале тайной вечери:

«Иисус, зная, что Отец все отдал в руки Его, и что Он от Бога исшел и к Богу отходит, встал с вечери, снял с Себя верхнюю одежду и, взяв полотенце, препоясался. Потом влил воды в умывальницу и начал умывать ноги ученикам и отирать полотенцем, которым был препоясан. Подходит к Симону Петру, и тот говорит Ему: Господи! Тебе ли умывать мои ноги? Иисус сказал ему в ответ: что Я делаю, теперь ты не знаешь, а уразумеешь после. Петр говорит Ему: не умоешь ног моих вовек. Иисус отвечал ему: если не умою тебя, не имеешь части со Мною. Симон Петр говорит Ему: Господи! не только ноги мои, но и руки и голову. Иисус говорит ему: омытому нужно только ноги умыть, потому что чист весь; и вы чисты, но не все. Ибо знал Он предателя Своего, потому и сказал: не все вы чисты. Когда же умыл им ноги и надел одежду Свою, то, возлегши опять, сказал им: знаете ли, что Я сделал вам? Вы называете Меня Учителем и Господом, и правильно говорите, ибо Я точно то. Итак, если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу. Ибо Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам. Истинно, истинно говорю вам: раб не больше господина своего, и посланник не больше пославшего его. Если это знаете, блаженны вы, когда исполняете»
(Ин. 13:3-17)

Богослужебная практика

Обряд омовения ног присутствует в богослужебных традициях многих христианских церквей.

Католицизм

В католической церкви обряд омовения ног совершается в Великий четверг на вечерней мессе воспоминания Тайной Вечери. Священник, предстоятельствующий на мессе, омывает ноги 12 прихожанам. Обряд проводится после проповеди, перед началом Евхаристической литургии.

Джотто ди Бондоне (1266–1337) Обратная ссылка на шаблонную карточку автора , Public Domain

Православие

В православной церкви обряд (чин умовения ног ) совершается в Великий четверг архиереем, который омывает ноги 12 священникам (или монахам) в воспоминание омовения, исполненного Спасителем над апостолами пред Тайной вечерей.

Чин возник в Иерусалиме в VI-VII веках; впервые встречается в грузинском переводе древнего иерусалимского Лекционария. Около VIII века чин был воспринят в Константинополе, где, в отличие от Иерусалима, первоначально совершался не после, а до литургии Великого четверга, что отражено в Типиконе Великой церкви, в первоначальной редакции Студийского устава, в Евергетидском Типиконе.

В Иерусалиме чин обычно совершается Патриархом на площади Храма Воскресения.

В практике РПЦ в XX веке обряд вышел из обязательного использования (совершался лишь в отдельных епархиях). В 2009 году патриарх Кирилл 16 апреля, в Великий четверг, по окончании литургии в Богоявленском соборе впервые в новейшей истории русской церкви совершил чин умовения ног.

Протестантизм

В ходе Реформации анабаптисты возродили буквальное исполнение обряда. Одиннадцатая статья Дордрехтского вероисповедания 1632 года призывает омывать ноги святым, как проявление служения и жертвенной любви. От меннонитов практика перешла к баптистким и различным свободным (братским) европейским церквам. Граф Цинцендорф востановил практику омовения ног у моравских братьев.

Баптисты и амиши перевезли обряд в Северную Америку. Именно от баптистов омовение ног переняли адвентисты и некоторые американские пятидесятники.

В 1920 году, пятидесятнический миссионер Иван Воронаев, во время вынужденной остановки в Стамбуле, познакомился с турецкой общиной адвентистов, принявших учение о крещеннии Святым Духом. В этой общине он увидел обряд омовения ног и впоследствии ввёл его в практику Союза христиан евангельской веры . По условиям «августовского соглашения» об объединении с баптистами в 1945 году, советским пятидесятникам фактически надлежало прекратить омовение ног. Общины не регистрированного братства пятидесятников сохранили омовение ног до сих пор.

Омовение ног рядовыми верующими во время причастия практикуется в следующих направления протестантизма:

большинство меннонитов, амиши
некоторые баптисты
некоторые методисты и общины движения святости
Адвентисты Седьмого Дня
часть пятидесятников:

Апостольская церковь Эфиопии Объединённая пятидесятническая церковь, международная Объединённая церковь христиан веры евангельской Церковь Бога (Кливленд, Теннесси) Церковь Бога пророчеств Церковь Бога во Христе в некоторых общинах Ассамблей Бога в некоторых общинах Международной пятидесятнической церкви святости

Обычно братья (лица мужского пола) омывают ноги другим братьям, а сёстры - сёстрам.

В истории известны случаи, когда в учении некоторых церквей была убеждённость, что без омовения ног перед евхаристией, человек теряет спасение. Однако большинство протестантских богословов соглашаются, что омовение ног - пример для нелицеприятного служения другим в духе любви, а не обязательное условие спасения.

Фотогалерея

Полезная информация

Омове́ние ног

Происхождение

На Востоке в древности данный обряд был обычаем гостеприимства (см. Быт. 18:4, Быт. 19:2, Быт. 43:24, Суд. 19:21).

Символическое значение

В иудейской традиции существовали различные ритуальные омовения перед участием в разных обрядах. в данной истории Иисус и ученики участвовали в священной трапезе пасхи.

До начала трапезы каждый должен был омыть свое тело по обряду. Придя на место совершения священной трапезы ноги участника (возлежащего) были осквернены, поэтому слуги не участвовавшие в трапезе омывали ноги гостям.

Когда Иисус подошел к Петру для омовения его ног в образе полураздетого раба (так как он снял с себя верхнюю одежду), Пётр отказался от услуг Учителя, считая неприемлемым дать Ему умыть свои ноги унизив Учителя до уровня раба.

Затем Петр предлагает компромисс, чтобы Иисус умыл ему руки и голову, таким образом соглашаясь на услуги не раба, а раввина, так как раввины совершали священные омовения своих учеников.(Ин 2:22-23).

Но Иисус преднамеренно занял позицию слуги, а не господина или священника. Этим самым Он в корне меняет принятые устои отношений между сословиями.

Когда Пётр попытался отказаться от Его услуг, желая не изменять принятых правил, то Иисус заявил: «если не умою тебя, не имеешь части со Мною»

В этом эпизоде проявляется основополагающая мысль христианского учения: быть слугой ближним своим несмотря на твое положение в обществе.

Женщина льет миро на голову Иисуса

Женщина омывает ноги Иисуса

Евангелие	Описание помазания
От Матфея (Мф. 26:6-7)	Когда же Иисус был в Вифании, в доме Симона прокаженного, приступила к Нему женщина с алавастровым сосудом мира драгоценного и возливала Ему возлежащему на голову. Увидев это, ученики Его вознегодовали и говорили: к чему такая трата? Ибо можно было бы продать это миро за большую цену и дать нищим. Но Иисус, уразумев сие, сказал им: что смущаете женщину? она доброе дело сделала для Меня: ибо нищих всегда имеете с собою, а Меня не всегда имеете; возлив миро сие на тело Мое, она приготовила Меня к погребению
От Марка (Мк. 14:3-9)	И когда был Он в Вифании, в доме Симона прокаженного, и возлежал, - пришла женщина с алавастровым сосудом мира из нарда чистого, драгоценного и, разбив сосуд, возлила Ему на голову. Некоторые же вознегодовали и говорили между собою: к чему сия трата мира? Ибо можно было бы продать его более нежели за триста динариев и раздать нищим. И роптали на нее. Но Иисус сказал: оставьте ее; что ее смущаете? Она доброе дело сделала для Меня. Ибо нищих всегда имеете с собою и, когда захотите, можете им благотворить; а Меня не всегда имеете. Она сделала, что могла: предварила помазать тело Мое к погребению
От Луки (Лк. 7:37-28)	И вот, женщина того города, которая была грешница, узнав, что Он возлежит в доме фарисея , принесла алавастровый сосуд с миром и, став позади у ног Его и плача, начала обливать ноги Его слезами и отирать волосами головы своей, и целовала ноги Его, и мазала миром. Видя это, фарисей , пригласивший Его, сказал сам в себе: если бы Он был пророк, то знал бы, кто и какая женщина прикасается к Нему, ибо она грешница. Обратившись к нему, Иисус сказал: Симон! Я имею нечто сказать тебе. Он говорит: скажи, Учитель. Иисус сказал: у одного заимодавца было два должника: один должен был пятьсот динариев, а другой пятьдесят, но как они не имели чем заплатить, он простил обоим. Скажи же, который из них более возлюбит его? Симон отвечал: думаю, тот, которому более простил. Он сказал ему: правильно ты рассудил. И, обратившись к женщине, сказал Симону: видишь ли ты эту женщину? Я пришел в дом твой, и ты воды Мне на ноги не дал, а она слезами облила Мне ноги и волосами головы своей отерла; ты целования Мне не дал, а она, с тех пор как Я пришел, не перестает целовать у Меня ноги; ты головы Мне маслом не помазал, а она миром помазала Мне ноги. А потому сказываю тебе: прощаются грехи ее многие за то, что она возлюбила много, а кому мало прощается, тот мало любит. Ей же сказал: прощаются тебе грехи
От Иоанна (Ин. 12:1-8)	За шесть дней до Пасхи пришел Иисус в Вифанию, где был Лазарь умерший, которого Он воскресил из мертвых. Там приготовили Ему вечерю, и Марфа служила, и Лазарь был одним из возлежавших с Ним. Мария же, взяв фунт нардового чистого драгоценного мира, помазала ноги Иисуса и отерла волосами своими ноги Его; и дом наполнился благоуханием от мира. Тогда один из учеников Его, Иуда Симонов Искариот , который хотел предать Его, сказал: Для чего бы не продать это миро за триста динариев и не раздать нищим? Сказал же он это не потому, чтобы заботился о нищих, но потому что был вор. Он имел [при себе денежный] ящик и носил, что туда опускали. Иисус же сказал: оставьте ее; она сберегла это на день погребения Моего. Ибо нищих всегда имеете с собою, а Меня не всегда .

Апокрифические рассказы

Расхождения свидетельств евангелистов

	Матфей	Марк	Лука	Иоанн
Город	Вифания	Вифания	Не назван, в Галилее, возможно Наин	Вифания
Место	Дом Симона прокаженного	Дом Симона прокаженного	Дом Симона Фарисея	Дом Лазаря из Вифании
День	Среда страстной недели		Задолго до Страстной недели	Суббота, за день до входа в Иерусалим
Женщина	некая женщина	некая женщина	грешница из Вифании	Мария , сестра Лазаря
Действия	помазание головы	помазание головы	омовение ног	омовение ног

Такое количество расхождений издавна вызывало вопросы у исследователей евангельских текстов. В настоящее время, значительная часть секулярных исследователей считает, что за евангельскими рассказами о помазании стоят одно или два реальных события из жизни Иисуса. Большинство полагает, что речь идёт об одном и том же помазании, рассказ о котором был отнесён евангелистами к разным моментам жизни Иисуса. В целом предпочтение отдаётся версии Марка, хотя точное определение времени (Страстная неделя) и места (Вифания) рассматривается большинством секулярных историков как позднее добавление. Церковная традиция, напротив, признает достоверность сообщения о помазании на Страстной неделе.

Икона «Воскрешение Лазаря» . Сестры склонились у ног Иисуса

В картине Жана Беро (Jean Beraud), написанной в 1891 г. «Христос в доме Симона Фарисея» Иисус изображен в современном художнику интерьерах среди буржуа, одетых по моде XIX в., а у его ног распростерлась модно одетая барышня.

В православной иконописи в качестве отдельного сюжета Омовения ног нет, хотя его можно найти в клеймах . Кроме того, аналогию можно найти в иконописном изображении Марии и Марфы из Вифании , склоняющихся в поклоне к ногам Иисуса в сценах воскрешения Лазаря, которые на некоторых досках кажутся умащивающими его .

См. также

Омовение ног ученикам - другой эпизод Страстей , где уже Иисус, в свою очередь, омывает ноги апостолам.

Наступил 14-й день нисана (марта) - день, вечером которого каждый израильтянин обязан был совершать Пасху, под страхом в противном случае изгнания из среды народа Божьего. Пасхой назывался агнец, которого, после законом предписанного приуготовления, вкушали с различными обрядами, - в память благодеяния Божьего, оказанного народу еврейскому освобождением его из египетского рабства, особенно же в воспоминание чудесного избавления с помощью знамения крови агнчей первенцев еврейских от ангела, погубившего первенцев египетских (Исх. 12:17-27). На другой день, в память того же события, начинался семидневный праздник опресноков, в продолжение которого, равно как и самой Пасхи и навечерия её, израильтянин, под страхом смерти, должен был хранить себя от всего квасного (Исх. 12:15). Знаменование Пасхи было так важно, законы касательно совершения её так строги, самый обряд так знаменателен и поучителен; притом с ней соединено было столько утешительных воспоминаний в прошлом и радостных надежд в будущем, - что празднование Пасхи издревле сделалось главой всех празднеств иудейских, душой обрядового закона, народным отличием еврея, квинтэссенцией его веры и символом упования. Уже одного этого достаточно было для Иисуса Христа, чтобы совершать Пасху (как действительно Он всегда и совершал её) в определённое законом время, с соблюдением всех обрядов, освящённых веками и примером праотцов и пророков: ибо одно из главных правил великой деятельности Сына Человеческого во время служения Его состояло в том, чтобы поддерживать всякое истинно полезное учреждение, ни в каком случае без явной нужды и важных причин не оставлять без исполнения ни одного из законов Моисеевых, усиливать и распространять всё, что могло служить пищей для веры и добрых нравов, вести к исправлению сердца и жизни (Мф. 3:15).

Но кроме того, была ещё одна причина, по которой Пасха Моисеева была для Иисуса Христа, можно сказать, вожделеннее и священнее, нежели для всех прочих Его соплеменников по плоти: агнец пасхальный, служа символом прошедшего благодеяния, в то же время, по намерению Промысла, ещё более служил прообразом Его собственного лица и предназначения. Заклание агнца и примирительная кровь его, отвратившая некогда ангела-губителя от первенцев еврейских, предызображала собой будущую крестную смерть истинного Агнца Божьего, вземлющего грехи всего мира; радостный исход израильтян из Египта после совершения Пасхи предвещал благодатное освобождение рода человеческого от ужасного рабства греху, смерти и дьяволу, следующее за совершением великой крестной жертвы на Голгофе. При таком взгляде на Пасху как все в ней для Богочеловека должно было быть священно и важно! Празднуя сей праздник, Он всякий раз, можно сказать, предпраздновал будущую смерть Свою. Теперь, когда пришёл час заменить преобразование самым делом - кровь агнца пасхального кровью собственной, наступающий праздник Пасхи был тем ближе сердцу Иисуса: и Он, несмотря на великие препятствия со стороны врагов, восхотел совершить его особенным образом, в Своём, Божественном духе, так, чтобы последняя вечеря пасхальная послужила решительным окончанием Завета Ветхого, началом и полным выражением Нового, памятником Его преданности воле Отца Небесного и безмерной любви к человечеству, символом внешнего и средоточием внутреннего единства всех Его последователей с Ним и между собой (Ин. 13:1-4; 17:26).

Главным препятствием к совершению Пасхи был Иуда. Узнав предварительно о месте, избранном для совершения её, вероломный ученик не посовестился бы дать знать о том первосвященникам (Мф. 26:16), а они могли окружить дом стражей и схватить празднующих. Таким образом, была бы нарушена тишина самых священных минут; Учитель не имел бы времени проститься со Своими возлюбленными учениками достойным для Него, незабываемым для них образом; не успел бы укрепить их против наступающих искушений, передать им Свои последние чувства и Свой дух - напитать их в живот вечный негиблющим брашном Тела и Крови Своей. Изгнать же для избежания опасности предателя из Своего сообщества - все ещё тяжело было для сердца Иисусова. Человеколюбец хотел до последнего момента остаться тем же самым для Иуды, чем был для прочих учеников - другом, наставником и отцом. Последняя вечеря, так обильная чувствами необыкновенной любви и благости, действиями чрезвычайной кротости и смирения, должна была стать для погибающего апостола последним призывом к покаянию или - последним доказательством его нераскаянности и ожесточения. И мудрая любовь Иисусова нашла другое, столь же верное средство устранить опасность для совершения пасхальной вечери, не изгоняя ученика-предателя: оно (как увидим сейчас) связало злобу его неизвестностью, сокрыв от него место празднования.

Ученики с самого утра все заняты были мыслью о Пасхе. Не видя для празднования её никаких распоряжений со стороны Учителя, некоторые из них почли за нужное напомнить Ему о том (Мф. 26:17). Хотя в Иерусалиме, как уверяет древнее иудейское предание, каждый житель был обязан давать, если может, даже без платы иногородним иудеям комнату для совершения Пасхи, всё же для избежания всякого замешательства необходимо было предварительное соглашение, особенно для святого общества Иисусова, которое имело обыкновение останавливаться в Иерусалиме только у некоторых людей, Ему известных и того достойных, и всего менее могло забыть об этой предосторожности теперь, когда опасность угрожала со всех сторон.

На вопрос учеников, где Он повелит приготовить Пасху, Учитель обратился к Иоанну и Петру и велел им идти в город. «При самом входе, - сказал Он, - вы встретите человека, несущего в кувшине воду; следуйте за ним, войдите в тот дом, куда он войдёт, и скажите хозяину дома: Учитель велел сказать тебе: время Мое близко, у тебя совершу Пасху с учениками Моими. Итак, где горница, в которой бы можно было Мне вкушать Пасху? После того он покажет вам горницу большую, готовую и убранную. Там приготовьте нам Пасху».

Из такого приказания открывалось, что Учитель уже думал о месте совершения Пасхи и избрал его в Своем уме, хотя до сих пор и не сказал ученикам; и теперь по какой-то особенной причине не хочет открыть имени человека, у которого будет совершена Пасха. По какой? Без сомнения, думали, по причине опасности от врагов, которые наблюдают за каждым нашим шагом и готовы в любой момент схватить нас. Но зачем таить это и от нас? Ужели между нами самими кто-либо неверен и ненадёжен? Последнее могло привести более дальновидных к мысли о предателе из собственного круга; но только привести, а не утвердить в этой мысли, которая, как увидим, чрезвычайно чужда была для чистых и простых сердцем учеников Иисусовых.

Истинную причину сокровенности всего скорее мог угадать Иуда, являвшийся единственной её причиной. Одно удаление его - хранителя и распорядителя денег общественных - от участия в приготовлении Пасхи, сопряжённом с известными издержками, было уже ясным намёком, что Учитель знает о постыдных сребрениках, ему обещанных.

Придя в город, Пётр и Иоанн нашли всё так, как сказал Учитель: у Водяных ворот (которыми входили в город идущие с Елеона) встретился с ними человек, несущий в глиняном кувшине воду; следуя за ним, они прошли в дом, в котором он жил, пересказали хозяину дома слова своего Учителя; после чего он тотчас указал им готовую просторную комнату, и они занялись приготовлением Пасхи (Лк. 22:13). Они купили в ограде храма пасхального агнца, дали священнику заклать или сами, по его благословению, заклали его в известном месте - при храме; возвратясь домой, испекли его на огне законным образом, т.е. целого, не раздробляя на части, не сокрушая ни одной кости (Исх. 12:9-10), с соблюдением прочих обычаев, приготовили также опресноки, горькие зелья и другие вещи, нужные для праздника.

К концу дня пришёл Сам Иисус с прочими учениками, пришёл, как заставляют думать обстоятельства, так, что приход Его не был замечен народом, тем более личными Его врагами. Тут, без сомнения, ученики узнали, кто таков таинственный хозяин дома, в котором они находились; легко также было осведомиться и о том, знал он предварительно о намерении Иисуса Христа у него совершить Пасху или не знал; и следовательно, должно или не должно принимать за прямое пророчество вышеприведенные слова их Учителя. Но евангелисты не сочли нужным передать нам сведения об этом предмете, оставив его в той же неопределённости и таинственности, в какой он представлялся сначала самим ученикам Иисусовым; и сделали это, может быть, частью потому, чтобы тем полнее передать первоначальное впечатление, произведенное на них загадочными словами Учителя, а частью потому, что, когда они писали Евангелие, открытие имени хозяина дома, удостоившегося чести оказать в такое время гостеприимство Иисусу Христу, могло иметь для него опасные последствия.

С достоверностью можно сказать одно: хозяин дома, в котором совершена Пасха, принадлежал к числу почитателей Иисусовых. К такой мысли ведёт уже выражение: Учитель говорит . Притом дом для вечери должен быть избран самый безопасный, у человека верного и надёжного: другой счёл бы своим долгом сообщить синедриону о том, Кто в его доме совершает теперь Пасху

С наступлением законом и обычаем определённого времени (не ранее сумерек и не позже 10 часов - Втор. 16:6) Иисус возлёг с дванадесятью учениками Своими на вечери. Более никого не было не только за вечерей, но и в горнице. Кроме того, что все заняты были в это время празднованием Пасхи, последняя вечеря в любом отношении должна была быть вечерей тайной.

Порядок совершения Пасхи в то время, сколько можно судить, основываясь на прилежном сличении древнейших свидетельств иудейских, был таков: Пасхальная вечеря открывалась чашей вина, перед которой отец семейства или заступавший его место возглашал благодарение Богу, говоря: Благословен Господь Бог наш, Царь мира, сотворивый плод лозы виноградной! Сказав так, отпивал из чаши, что делали потом и все прочие, омывая затем каждый руки. Потом вкушали горькие зелья, над которыми начальствующий также приносил благодарение Богу. Тут кто-либо из младших спрашивал: Что значит все это? И отец семейства или старший из возлежащих объяснял обряды Пасхи историей исшествия израильтян из Египта, причём читались или пелись два псалма (113 и 114), в которых воспето это событие. За этим обходила по рукам вторая пасхальная чаша. Опять умывали руки. Начальствующий брал со стола из двух пресных хлебов один, разламывал его на две половины и, положив на другой хлеб, произносил: Благословен Господь наш, Царь мира, произведший от земли хлеб! Потом этот хлеб разделялся между возлежащими. Далее снедаема была уже сама «пасха», или агнец, после совершения над ним благодарения Богу. За «пасхой» подавались разные другие кушанья, составлявшие пасхальную вечерю, среди которой являлась третья общая чаша, называвшаяся преимущественно чашей благословения; вслед за ней пелись четыре псалма (114-117), в которых изображается радость о Боге Спасителе. В заключение испивали четвёртую чашу. Во всех чашах вино растворено было водой, потому что из них обязаны были пить понемногу все, не исключая жён и детей.

Впрочем, мы не решимся утверждать, что Пасха ветхозаветная, и особенно настоящая, последняя, совершена была Иисусом Христом во всей точности так, как сказано в вышеприведенном описании. Ибо, по указанию самого установителя Пасхи - Моисея, она должна была совершаться проще, с меньшими подробностями (Исх.12). С другой стороны, если когда Сыну Человеческому прилично было показать, что Он есть Господь и субботе и Пасхе (Мф. 12:8), то теперь, при упразднении Ветхого и утверждении Нового Завета. Настоящая Пасха, предназначенная служить этим упразднением и быть переходом (пасхой) от Ветхого Завета к Новому, по тому самому должна была не походить на прочие Пасхи, могла иметь немалые особенности. Впрочем, из некоторых указаний и выражений евангельских видно, что почтенные сами по себе обряды праздника отечественного не были совершенно оставлены Господом и при совершении настоящей Пасхи (Лк. 22:17-18; Ин. 13:26). Евангелисты не обратили на это прямого внимания, ибо это и так всем было известно; но взамен описали со всей подробностью для нас то, что на этой вечери было особенным, новозаветным: омовение ног, установление Евхаристии и проч. Кроме того, св.Иоанн, как любвеобильнейший наблюдатель последних действий своего Божественного Учителя и Друга, предваряет повествование своё о прощальной вечери особенным, глубоким указанием на необыкновенное в продолжение её состояние духа Иисусова, заставляя смотреть на Него как на Единородного от Отца, исполненного благодати и истины, Который совершенно знает, откуда пришёл и куда грядет, вполне уверен, что Отец вся предаде в руки Его , и потому в самые мрачные и опасные минуты (как сейчас) действует со всем спокойствием и величием Сына Божьего и по беспредельной любви Своей к оставляемым ученикам (возлюбль Своя сущия в мире, до конца возлюби их ) не стыдится, для вразумления их, омыть им ноги, яко слуга, и потом всё делает, чтобы ободрить, утешить и оградить их от искушений, кратких, но ужасных, во время предстоящей разлуки; хотя, судя по человечеству, Он Сам должен был иметь нужду в утешении. Действительно, мы не видим, чтобы в продолжение всего трёхлетнего служения Иисуса Христа обнаружено было Им так ясно для учеников чувство Своего великого предназначения, Своего Божественного достоинства, Своего единства со Отцом, как на последней тайной вечери и в последних беседах с учениками. Несмотря на глубочайшее смирение Его, по которому Он омоет ноги ученикам, на кроткий, исполненный любви язык друга, разлучающегося со своими возлюбленными, Он является здесь преисполнен светом Божества Своего, блистающим в каждом Его действии и слове, окружённым каким-то неизъяснимо-трогательным величием, в котором срастворено Божественное с человеческим, соединён Фавор с Голгофой. Из среды этого срастворения будет веять на учеников дух хлада тонка (в каком только Божество может открываться смертным) и по временам возгревать и в их сердце пламень чистой любви и веры. Но только по временам. Не очистившись ещё от некоторых слабостей, они не могли носить и вместить многого (Ин. 16:12). А непостижение тайны креста, которая откроется им после, делало их вообще неспособными разделять вполне чувства своего Учителя и Господа. Если бы им известно было будущее так, как его знал их Учитель! Не такими, без сомнения, они показали бы себя на вечери! Не спор о первенстве занял бы их душу! Не сон овладел бы ими в саду Гефсиманском! Но Учитель с намерением не открывал им во всей подробности будущего, а когда открывал что-либо из него, если они не понимали откровения во всей его ужасной действительности, - не настаивал с силой на полноте понятия. Таким образом, не об одном омовении, почти о всех действиях и словах Господа можно было сказать теперь каждому из учеников: Не веси ныне, уразумееши же по сих . Одному из среды учеников принадлежало плачевное преимущество знать нечто более, нежели знали все прочие, - предателю. Потому он, с этой точки зрения, на плане Божественной картины представляет ужасно значительное, особенное лицо, противоположное лицу Сына Божьего. Это был в образе человеческом представитель области тьмы, которая обладает немалыми тайнами знания, но не имеет ни одной искры и луча святой любви. При всех озарениях от Божественного лица Иисусова душа Иуды останется хладна и мрачна, как уголь.

Понадеясь, вероятно, на успех над несчастным предателем, дух тьмы простёр теперь нелепые надежды свои до того, что, по свидетельству Самого Богочеловека, дерзнул у Верховного Правителя судеб человеческих просить позволения сеять и прочих учеников Христовых яко пшеницу (Лк. 22:31), то есть иметь к ним доступ со всеми возможными для него искушениями. Другое выражение, употреблённое Спасителем при указании на это адское прошение, показывает, что духу тьмы, в настоящем случае, действительно попущено было Премудростью Божьей сделать в отношении к апостолам нечто подобное тому, что дано было ему сделать над Иовом, то есть поставить их в особенно затруднительные и особенно опасные для веры и добродетели обстоятельства. Ибо Спаситель говорит, что Он молился, чтобы при этом адском веянии не оскудела вера Петрова и чтобы он, восстав от падения сам, утвердил колеблющуюся братию; но нисколько не показывает, чтобы плодом и даже предметом молитвы Его было удаление самого веяния, устранение самых искушений и соблазнов.

Не погрешим, если к этому тайному искушению учеников отнесем открывшийся теперь между ними и такой неуместный и безвременный спор о первенстве.

После длительного путешествия из загородного поместья за такую вечерю, как пасхальная, надлежало сесть, по восточному обычаю, с ногами омовенными. Всё нужное для омовения было приготовлено заранее в горнице: не было только прислужника, который бы омыл всем ноги. Для взаимной любви это был прекрасный случай оказать взаимную услугу. Но ученики, сверх всякого чаяния и, вероятно, не без искушения от адского веятеля, отнеслись к этому случаю совершенно иначе: вместо духа смирения и братского единодушия открылся дух превозношения; послышались даже вопросы, кто больше и лучше и кто меньше и хуже. Ни один не хотел быть ниже другого, тем более - всех; и ноги у всех оставались неомовенными.

Нестерпимым хладом веяло от такого спора на любвеобильное сердце Иисусово. Он безмолствовал, ожидая, что взаимная любовь учеников (не ослабевшая от подобных прекословии) сама возьмёт верх над детским любочестием. Но когда увидел, что ученики уже готовы, не кончив спора, садиться за стол, тотчас встал Сам с вечери, снял с Себя верхние одежды и, опоясавшись лентием (спор, без сомнения, тотчас умолк в ожидании, что будет), взял один из сосудов, стоявших для омовений, налил воды в умывальницу и (к изумлению всех) начал омывать ноги ученикам и отирать лентием. Первый (Иуда?), в смущении, невольно повинуется; прочие безмолвно следуют его примеру; никто не смеет остановить Учителя, хотя все чувствуют, что были причиной такого чрезвычайного поступка, скорбят душой, что подали к нему повод неуместным превозношением.

Наконец дошла чреда до Симона Ионина. Пламенная душа его не могла вынести мысли, что Христос, Сын Бога живого, будет служить ему вместо раба. Господи, Ты ли мои умывши нозе?..

Еже Аз творю , - отвечал Господь, - ты не веси ныне, уразумееши же по сих .

Тихая и таинственная важность этих слов требовала немедленного и безусловного повиновения. Но Пётр привык в действиях своих следовать более чувству, нежели рассудку. «Что тут разуметь, - мыслил он, - где идёт дело о таком унижении Учителя и Господа?»

Не умыеши ногу моею во веки. Все движения говорящего показывали, что он сдержит своё слово.

В другое время такое смирение могло бы заслужить похвалу от Того, Кто Сам был кроток и смирен сердцем. Но теперь было не до нового спора о том, кто смиреннее - Учитель или ученик. Надлежало приподнять завесу.

Аще не умыю тебе , - отвечал Господь уже возвышеннейшим голосом, - не имаши части со Мною .

При этих таинственных словах уже нельзя было не понять, что дело идёт более, нежели о чувственном омовении. Пётр тотчас пробудился от самомнения, и весь пламень обратился к противную сторону.

Господи, не нозе мои токмо, но и руце и главу. - Твори со мной всё, что Тебе угодно; только не лишай части с Тобой.

Измовенный (в душе и совести, - посредством Моего учения и духа и крови, которая прольётся на кресте, каков ты), - отвечал Богочеловек, омывая ноги Петру, - не требует (более как) токмо нозе умыти (новым наитием Св.Духа, Которого настоящее омовение служит предварением и символом, для полного очищения от предрассудков и слабостей, какие в Петре были: излишнее надеяние на своё мужество и на свою любовь к Учителю).

И вы чисти есте , - присовокупил Господь, обратившись к прочим ученикам, - но не вси...

«Знал Он , - замечает св.Иоанн, - что между ними есть один - предатель, посему и сказал: не вси чисты» (Ин. 13:11).

Несмотря на важность такого обличения нечистоты и на его неопределённость, по которой оно могло падать на каждого, никто из учеников не смел спросить Учителя о том, что это за нечистота и кто нечист? Сам многоречивый Пётр безмолвствовал. Всеумиряющим действием смирения Иисусова сердца возвращены были к их естественной простоте и утишены до того, что не могли взволноваться даже от любопытства. Оставалось только в глубине чувство сожаления о том, что своим неуместным спором о первенстве принудили Учителя и Господа к такому униженному служению, а в Симоне ещё и о том, что он, хоть на минуту, дерзнул выдавать себя за человека, не нуждающегося в омовении от Того, Кто один только может очищать нечистоту всех и каждого.

Омыв таким образом ноги всем ученикам, Иисус возложил на Себя одежду Свою и вновь возлёг на вечери.

Весте ли , - сказал Он им, - что сотворих вам? Вы называете Меня Учителем и Господом; и добре глаголете: есмь бо (Я точно то). Аще убо Аз умых ваши нозе, Господь и Учитель, и вы должны есте друг другу умывати нозе. Образ бо дах вам, да, якоже Аз сотворих вам, и вы творите. Аминь, аминь глаголю вам: несть раб болий Господа своего, ни посланник болий пославшаго его (Ин. 13:12-16). Царие язык господствуют над народом и обладающий ими благодетелями порицаются. Вы же не тако; но болий в вас да будет яко мний, и старей яко служай! Кто бо болий, возлежай ли или служай? Не возлежай ли? Аз же посреде вас есмь яко служай (Лк. 21:25-27). Аще сия весте (некоторые из учеников могли чем-либо показать при этом, что они никак не равняют себя с Учителем), блажени есте, аще творите я (Ин. 13:17).

Вы , - продолжал Господь, - пребыли со Мной во всех напастях Моих (оставались постоянно верными, несмотря на клеветы и гонения врагов Моих), и Аз (в награду) завещаваю вам (всем равно), якоже завеща Мне Отец Мой, царство (все получите более, чем желаете), да ясте и пиете на трапезе Моей во царствии Моем, и сядете на престолех, судяще обеманадесяте коленома Израилевома (Лк. 21:28-30), - добавил Господь, желая как можно очевиднее представить ученикам награду, их ожидающую.

При столь великом обещании взор Богочеловека упал на Иуду. Щедродаровитые уста невольно сомкнулись.

Не о всех вас глаголю , - произнёс Он с сожалением (хотя бы и хотел о всех говорить таким образом), - Аз бо вем, ихже избрах (знаю твёрдо, кто из вас истинно Мой и кто предатель; а посему и мог бы воспротивиться его замыслам, изгнать его из Моего общества, но терпел и буду терпеть его посреди вас до конца), да сбудется писание: ядый со Мною хлеб, воздвиже на Мя пяту свою. Ныне убо глаголю вам (об этом), прежде даже не будет, да, егда будет (когда Я буду предан и распят), веру имете, яко Аз есмь (тот же, что и прежде, Сын Бога живого). Аминь, аминь глаголю вам , - заключил Господь с особенным чувством, - приемляй, аще кого пошлю, Мене приемлет; а приемляй Мене, приемлет пославшаго Мя (Ин. 13:18-21). (Честь быть Моим апостолом, хоть один из вас променял её на тридцать сребреников, всегда будет превыше всех почестей мира. В вашем лице, как и в Моём, будет принят или отвергнут Сам Бог).

В безмолвии внимали ученики словам Господа и Учителя, которые, сильные сами по себе, были ещё действеннее после Его беспримерного смирения.

Что было при этом на душе сына погибельного, но ещё не погибшего?.. И ему омыты ноги, и ему преподан урок смирения; а жалобы на нечистоту к нему одному главным образом и относились!.. Быть не может, чтобы из семян слова жизни, падавших в таком изобилии из рук небесного Сеятеля, ни одно не упало и на его сердце: Спаситель не без особенного намерения указал с такой полнотой на великие награды, ожидающие верных учеников Его. Сама страсть предателя - всё оценивать - могла быть тронута мыслью о потере бесценного. Но сердце несчастного ученика уже ожесточилось для благих впечатлений, всё было покрыто тернием забот и печалей века сего (Мф. 13:21). И дьявол, так давно уготовлявший душу несчастного в орудие и жилище себе, без сомнения, теперь особенно стерёг все входы и исходы её и тотчас похищал из неё всякое семя благое (Мф. 13:19) при самом его, так сказать, сеянии.

Прерванная в самом начале вечеря продолжалась. Обряд следовал за обрядом. При общем печальном настроении всё это делалось теперь, может быть, скорее обыкновенного. Сам агнец пасхальный, видимо, терял важность в присутствии истинного Агнца Божьего, Который уже готов был подъять грехи всего мира. Несмотря на священный обычай, обратившийся почти в неизменный закон, - всем вкушать от священных чаш, которые, по преданию, подавались на вечери, Учитель не вкушал ни от единой, даже когда явилась и так называемая чаша благословения (самая священная). Он только благословил её, по обычаю, и, не вкушая от неё Сам, подал ученикам, сказав: Возьмите ее и разделите между собой; ибо Я не буду пить от плода лознаго, дондеже Царствие Божие приидет (Лк. 22:17-18).

Ничьи взоры не светились радостью; но на лице Богочеловека видно было даже некое смущение, тем более заметное, чем реже святейшая душа Его выходила из обыкновенного своего премирного состояния даже в самых необыкновенных случаях. Теперь она тяжело страдала от присутствия предателя. Вид холодной измены и лицемерной дружбы был тем несноснее, что препятствовал сердцу вполне раскрыться перед Своими возлюбленными учениками, изречь им последнюю заповедь любви и последнее слово надежды.

Иисус возмутися духом (Ин. 13:21)! Ученики, заметив это, естественно, ожидали чего-либо особенного. Аминь, аминь глаголю вам , - сказал Господь, как бы в объяснение Своего душевного состояния, - яко един от вас предаст Мя!.. При этих столько же ясных, сколь разительных словах глубокая печаль овладела всеми (вечеря, если ещё не кончилась совершенно, должна была прерваться на время). Каждый смотрел на другого, невольно воображая, что такой предатель не может не обнаружить в своём лице мрачной души своей (Ин. 13:22). Но предатель смотрел на каждого дерзновеннее всех и сам искал взорами предателя. Кто же бы это был такой, который сделает это? - спрашивали друг друга, и взоры всех сами собой обращались к Учителю, Который один мог сказать, кто этот ужасный человек. Некоторые всё ещё хотели думать, что он не может быть в их малом дружеском обществе, а разве из числа прочих (70) учеников. Един от обоюнадесяте, омочивый со Мною в солило руку (из четырёх, следовательно, или шести близ сидевших), той Мя предаст (Мф. 26:23), - отвечал Господь. Обаче Сын Человеческий идет, якоже есть писано о Нем: горе же человеку тому, им же Сын человеческий предается! Уне было бы, аще не бы родился человек той!.. (Мф. 26:24) Такие слова не могли успокоить учеников. При мысли, что предатель так близко и что его ожидает такая страшная участь, каждый начал не доверять сам себе. Не я ли, Равви? Не я ли? - слышалось от всех и каждого. Господь безмолвствовал: детская простота и искренность всех восполняли для Его сердца ожесточение одного. Чтобы не остаться среди всех спрашивавших одному в молчании и не обнаружить себя, и этот несчастный осмелился раскрыть уста и не устыдился спросить, подобно прочим: Равви, не я ли?.. - Ты рекл еси (Мф. 26:25), - отвечал Иисус, глубоко оскорблённый таким бесстыдным лицемерием предателя. Впрочем, ответ этот произнесен был так тихо и кротко, что его, по-видимому, никто не слыхал, по крайней мере, не понял, кроме Иуды, как то видно из последующего. Предатель в молчании снёс упрёк, избегая большего стыда - быть обнаруженным перед всеми. И прочие ученики не продолжали расспросы, видя нежелание Учителя указать предателя прямо.

Один Пётр не мог успокоиться. Мысль, что предатель, о котором говорит Учитель, может быть, сидит возле него, ещё более тёмная мысль: не его ли самого имеет в виду Учитель, не может ли он сам подвергнуться впоследствии какому-либо ужасному искушению (ах! он имел уже несчастье заслужить некогда название сатаны - Мф. 16:23), не давала ему покоя. Чтобы открыть тайну, он обратился в этом случае к особенному средству - тому самому, которое перед сильными земли так действенно бывает для получения у них милостей более или менее заслуженных, а в святом обществе Иисусовом могло служить разве только для такой невинной цели, как у Петра, - открыть предателя. Богочеловек особенно любил и отличал одного ученика, который возлежал теперь у самых персей Его. К нему-то обратился Симон и сделал знак, чтобы он спросил (тайно) Иисуса, кто это такой, о ком говорил Он? Ученик (так сам он описывает этот случай), припав к персям Иисусовым, немедленно спросил Его: кто предатель? Вопроса никто не слыхал и не заметил, кроме Петра и, вероятно, самого Иуды, который, как виновный, всех подозревал и был настороже. Тот , - отвечал Иисус (тихо), - кому, обмакнув кусок, подам ; и обмакнув в блюдо кусок, подал Иуде Симонову Искариотскому. В действии этом не заключалось ничего оскорбительного для Иуды: в конце вечери было обыкновение брать и съедать по куску из остатков пасхи, и получить такой кусок из рук начальника вечери значило быть отличенным от других. Поэтому дружелюбное предложение пищи было для погибающего апостола последним зовом к покаянию.

Но в душе Искариота произошло совершенно обратное. Он взял кусок и заставил себя его съесть. Вслед за хлебом, по замечанию Иоанна, наблюдавшего в это время за Иудой, тотчас вошёл в него сатана. Личина кротости и дружества совершенно растаяла от огня обличения, вспыхнувшего в сердце: вид предателя сделался мрачен и ужасен. Святое общество Иисусово было уже нестерпимо для человека с дьяволом в сердце: тайная сила влекла его вон...

Сердцеведец видел всё, что происходило в душе сына погибельного, - как иссякала последняя капля добра, как дьявол овладел самым основанием жизни духовной: и Иисус не захотел более принуждать Себя к бесплодному перенесению присутствия предателя. Еже твориши, твори скоро , - сказал Он ему, готовому уже и без того идти вон. Этим давался ему благовидный предлог оставить вечерю (впрочем, уже оконченную) одному, не вызывая подозрения учеников. Но в то же время в этих таинственных словах, кажется, заключалось большее: ими прерывались окончательно невидимые узы благодати, которые все ещё держали погибавшего апостола в святом круге общества Иисусова и не давали сатане увлечь его в ад. Между тем, кроткий полуупрёк для оставленного благодатью, вероятно, показался сильной укоризной. «Я не замедлю в своём деле», - думал он и - вышел вон.

Бе же нощь , - замечает св.Иоанн, - егда изыде , то есть, по времени палестинскому, не ранее 9 часов вечера, и следовательно, по окончании вечери пасхальной.

Поскольку предатель видел, что Учитель знает о его предательстве, мог предполагать, что и ученики узнают об этом и примут все меры для спасения Учителя и себя, - то сам собой рождается вопрос: как он надеялся теперь на успех в своём предательстве? Мог ли, например, предполагать, что Иисус будет спокойно ожидать его в саду Гефсиманском и не укроется немедленно в каком-либо более сокровенном месте? Почему, во избежание этого неудобства, не поспешили окружить стражей дом, где совершалась вечеря и где Иисус ещё долгое время беседовал с учениками? Для разрешения этих недоумений нужно вспомнить, что первосвященникам хотелось взять Иисуса совершенно без народа; поэтому им нужна была година и область тёмная и глухая; а теперь ещё никто не спал, и на малейший шум могли сбежаться сотни тысяч людей. С другой стороны, несмотря на все намеки Учителя на предательство, Иуда мог думать, что его умысел известен Ему только вообще, без подробностей, особенно без того обстоятельства, что это предательство задумано именно в ночь пасхальную; и поэтому мог быть уверен, что избранное для ночлега место (Гефсимания) не будет переменено на другое. К тому же, чтобы лучше скрыть час предательства, может быть, хитрый сребролюбец заранее придумал какое-нибудь дело, для которого он с ведома Учителя должен был выйти тотчас по окончании пасхи, не дожидаясь заключительного пения псалмов. Этим и объясняются слова Господа: еже твориши (что тебе нужно делать), твори скоро : - слова, которые без этого предположения, если можно так выразиться, имеют только одну половину мысли - нравственную, а не имеют другой - исторической, которой они бы связывались с предшествующими событиями.

Ученики не могли не заметить преждевременности ухода Иуды, но после слов Учителя к нему никто (не исключая, может быть, и самого Иоанна) не думал истолковать этого ухода в дурную сторону. Одни думали, что Иуда послан купить что-нибудь на наступающий (восьмидневный) праздник, другие - что ему приказано раздать ради праздника милостыню нищим (Ин. 13:23-26). То и другое предположение было не вполне естественно. Делать в продолжение пасхального вечера и так поздно покупки было трудно. Да и нищих нелегко было найти в такое священное для всех время. Но ученики готовы были скорее поверить всякой догадке, нежели остановиться на ужасной мысли, что Иуда Искариотский - из-за пасхальной вечери, после омовения ног Учителем - пошёл прямо к Каиафе за сребрениками и спирой!..

Иначе взирал на удаление предателя Учитель. С уходом его извергнута была вон вся область тьмы, которая на столь долгое время вторглась в самый чистый богосветлый круг учеников Иисусовых. Теперь вокруг прощающегося Учителя и Друга оставались лишь те, кого без опасения можно было назвать чадцами; ибо они, родившись от Него по духу, были соединены с Ним ещё теснее, чем младенец со своей матерью. Стесненное дотоле присутствием предателя сердце Иисуса распространилось: взор просветлел. В свободной мысли представилось вдруг и всё прошедшее и всё будущее, и окончание Ветхого Завета с окончанием собственного земного поприща, и начало новой благодатной Церкви с новым образом собственного бытия, по человечеству превознесенного через крест над всем и всеми. С этой стороны, самый крест, как главное орудие к ниспровержению царства тьмы, как основание Церкви и Завета Нового, вечного, как средоточие всех прошедших и будущих распоряжений Промысла, как противоядие и врачевство против плодов ужасного древа познания добра и зла, - представлялся блистающим славой Божественной и всё священнодействие Голгофское, которое некоторым образом предначиналось с исходом предателя, теряло мрачность и принимало вид всемирного торжества для Того, Кто должен стать его Первосвященником.

Ныне прославися Сын Человеческий , - вдруг возгласил Он, как бы среди некоего видения, - и Бог прославися о Нем. Аще Бог прославися о Нем, и Бог прославит Его в Себе, и абие прославит Его!

Ученики в безмолвии внимали словам Божественного восторга, ожидая, вероятно, после них какой-либо поучительной беседы. Но это был шаг к другому, высшему. Настало время беседовать уже не словами, а делами; последний час Ветхого Завета пробил, надлежало предначать Новый не агнцем от стад, а телом и кровью Своей. Между тем, лицо Богочеловека светилось пренебесным светом. Он берёт лежавший перед Ним хлеб, благословляет его, преломляет на части, по числу учеников, и раздает его им.

Уже из этого благословения видно было, что это делается не по обычаю вечери пасхальной (так называемый хлеб благословенный уже был потреблен), а по другой причине и для другой цели.

Приимите , - сказал Господь, объясняя дело, - приимите и ядите: сие есть Тело Мое, за вы ломимое во оставление грехов .

Ученики в безмолвии вкусили преподанного под видом хлеба Тела Учителя и Господа, веруя от всей души, что если оно будет ломимо, то не за что другое, как за грехи человеческие, и не для чего другого, как в оставление их. Вопрос капернаумских совопросников: Како может Сей нам дати плоть Свою ясти? (Ин. 6:52) - был далёк теперь от них: ибо они тогда же слышали от Учителя, что плоть Сына Человеческого есть истинное брашно , и что однако же тогдашние глаголы Его об этом, тем более настоящее действие - дух и живот суть; поэтому и должны быть приняты не в грубом капернаумском смысле, а в высшем, чистейшем.

Ещё ученики продолжали погружаться во глубину новой тайны любви, питавшей их Телом Своим, как последовало новое чудо этой же любви.

Господь взял чашу с вином, благословил её так же, как и прежде хлеб, особенным новым благословением (чем показывалось её особенное, совершенно отличное от пасхальных чаш предназначение) и, подав ученикам, сказал: Пиите от нея вси! Сия есть кровь Моя Нового Завета, яже за вы и за многая изливаемая, во оставление грехов .

Ученики, приняв чашу, с прежним безмолвием причастились Крови Учителя и Господа своего; ибо из давнишних бесед Его уже знали, что Кровь Сына Человеческого есть истинное питие (Ин. 6:55), едино могущее утолить вечную жажду души человеческой. Каким образом можно вкушать Тело и пить Кровь Господа, когда оно находится перед ними ещё в прежнем своём виде? - этот вопрос, сейчас так затрудняющий многих, им, по всей вероятности, не приходил и в голову; ибо они из бесчисленных опытов ведали и знали, что Тело их Учителя и Господа, хотя во всём подобное человеческому, обладает однако же многими качествами сверхъестественными и потому, например, одним прикосновением могло исцелять болезни самые неисцелимые.

Сие творите , - сказал Господь в заключение священнодействия, - сие творите в Мое воспоминание .

Завещание это, из-за особенной важности и трогательности завещанного, так внедрилось в памяти учеников и через них так скоро распространилось во всей первоначальной Церкви христианской, что, как видим из книги Деяний апостольских, совершение Евхаристии в память возлюбленного Спасителя было первым и главным делом каждого собрания христианского. И апостол Павел, несмотря на то, что не был от 12-ти и не присутствовал на тайной вечери, в одном из посланий своих, без сомнения, по внушению свыше, преподает уже подробное учение о таинственном Теле и Крови Господней и с твёрдостью и ясностью предполагает существование этого таинства до дня будущего пришествия Господня.

Примечания

См. Феофил. на Лк.22.
Священникам невозможно было самим совершать заклание всех агнцев, ибо число их, по Флавию, простиралось до 2 000 000.
Евфим. в толк. на Лк.22.
Кто именно? - Иосиф Аримафейский? Никодим? Симон прокаженный? Иоанн Марк, дом которого и по Воскресении Иисуса Христа был местом собрания для последователей Христовых? (Деян. 12:12) Последнее вероятнее. Только ни в коем случае хозяин дома не мог быть сам Иоанн, купивший якобы незадолго до того дом у Каиафы, хотя этого мнения придерживался Кирилл Иерусалимский; иначе выйдет, что Иоанн был послан к Иоанну.
Действительно ли спор возник по случаю омовения ног? - Нам кажется, это всего вероятнее, потому что эта причина легко могла вызвать подобный спор. В святом обществе Иисуса не было слуг и найти их в пасхальный вечер не представлялось возможности. Следовательно, апостолы должны были сами позаботиться о соблюдении традиций. Умывальница, вода и лентион давно готовы: но, как видим, ими так и не воспользовались (иначе бы убрали на место): почему? - потому что все спорят и никто не хочет взять на себя обязанности слуги. И вот, Спаситель, омывая ученикам ноги, исцеляет их гордыню собственным смирением. Другие причины, которые выдвигают в качестве повода к спору о первенстве, гораздо менее убедительны; например, что он возник из-за самых почётных мест за столом. Это было бы проявлением явной грубости и потому маловероятно. Кроме того, кто бы мог спорить о возлежании на лоне с «егоже любляше Иисус», то есть с Иоанном?! - Еще менее вероятно, что ученики заспорили о своих достоинствах из-за давней мечты о земном царстве Мессии: во-первых, не видно, чтобы эта мечта служила темой ближайших разговоров, во-вторых, слова Спасителя, Который пообещал апостолам престолы в Своём Царстве были в таком случае не врачевством против этой мечтательности, а укрощением её.
Что омовению ног подал случай спор о первенстве, - в этом всякий может убедиться, сличив слова св.Иоанна, описывающего омовение, со словами св.Луки, излагающего спор. У св.Луки Спаситель говорит ученикам: Кто болий: возлежай или служай? Явно, что здесь под служением разумеется омовение ног. А если так, то причиной его был спор о первенстве, так как нельзя предположить, чтобы ученики завели подобный спор после чрезвычайного примера смирения, поданного Учителем.
Новый знак, эта чаша была уже не пасхальная, потому что от пасхальной никто не мог отказываться.

впервые в Интернете
сканирование

Глава 17 Умовение ног

Икона школы Андрея Рублева
из Троицкого собора Троице-Сергиевой

Рассказом об умовении ног, которое совершает Иисус Своим ученикам, начинается 13 глава Евангелия от Иоанна

«Перед праздником Пасхи Иисус, зная, что пришёл час Его перейти от мира сего к Отцу, явил делом, что, возлюбив Своих сущих в мире, до конца возлюбил их. И во время вечери... Иисус, зная, что Отец всё отдал в руки Его, и что Он от Бога исшел и к Богу отходит, встал с вечери, снял с Себя верхнюю одежду и, взяв полотенце, препоясался» (Ин., 13:1—4).

Обратим внимание на слова «перед праздником Пасхи», «и во время вечери», «встал с вечери». Здесь четко обозначено, что умовение ног совершается во время той самой вечери перед праздником Пасхи, которая описана в синоптических Евангелиях — у Матфея, Марка и Луки — и которую мы называем Тайной. При этом важно иметь в виду, что у Иоанна рассказа о Тайной Вечере нет.

Именно то место, которое в синоптических Евангелиях занимает повествование о Тайной Вечере, у Иоанна занимает рассказ об умовении ног. И церковный чин также подсказывает нам, что это событие — умовение ног — церковное предание связывает именно с Тайной Вечере: в составном евангельском чтении Великого четверо включающем отрывки из всех четырех Евангелий из Евангелия от Иоанна взято именно начало 13-й главы — рассказ об умовении ног.

Очень важно также обратить внимание на жесты Спасителя, зафиксированные как в рассказе синоптиков о Тайной Вечере, так и в повествовании Иоанна об умовении ног. Там Он берет хлеб, благословляет, преломляет

и даёт ученикам — четыре евхаристических жеста. Здесь Он встаёт с вечери, снимает верхнюю одежду, опоясыватся, берет умывальницу и начинает умывать ноги ученикам наклоняясь к ногам каждого из них, затем надевает одежду и продолжает беседу. В обоих текстах можно обнаружить одно и то же — соединение слов и жестов Иисуса. Широко известна икона, на которой изображена Тайная Вечеря. Как правило, она помещается в храме над Царскими вратами.

Гораздо менее распространена, точнее, редка икона «Умовение ног». Однако в некоторых храмах Эллады и Малой Азии эта икона заменяет икону «Тайная Вечеря». Поэтому в Великий четверг в одних православных храмах на аналое можно видеть икону «Тайная Вечеря», а в других — «Умовение ног».

ОМОВЕНИЕ НОГ 84,5x67,2. ГРМ. инв. 2364
ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ 84,3x63. ГРМ, инв. 2880
Происходят из иконостаса Успенского собора Кирилло-Белозерского монастыря.
Омовение ног поступило в ГРМ в 1922,
Тайная вечеря — в 1956

При этом необходимо принять во внимание, что слуга, как, например, в книге Бытия (186), где говорится о том, как Аврааму явился Господь у дубравы Мамре, омывает ноги гостю не во время (как делает это Иисус), но перед трапезой. Да, Иисус повторяет традиционный жест гостеприимства, показывая ученикам, что это именно Его трапеза, но повторяет Он этот жест намеренно поздно в тот момент, когда он, казалось бы, уже неуместен, что заставляет обратить на него особое внимание. И еще одна деталь: само выражение «де йпну гиноме ну», то есть «во время трапезы», в высшей степени точно как по смыслу, так и по грамматической конструкции (genetivus absolutus) совпадает с «когда они ели», или «эстио нтон ауто н» (Мф., 26:26 и Мк.14:22), в рассказе о Тайной Вечере и таинстве Евхаристии. Становится до предела ясно, что это не просто знак Его смиренного гостеприимства, но нечто неизмеримо более важное и содержательное. На это указывает и употребленное в форме множественного числа в выражении, по-русски неточно переданном Как «снял с Себя верхнюю одежду», слово «та има тиа», и «одежды» (в латинском переводе здесь употреблено существительное vestimenta, в славянском — «ризы», и в том, и в другом случае в полном соответствии с греческим оригиналом). В pluralis слово «гиматий» употребляется в Священном Писании только в одном контексте — когда речь идет об одеждах первосвященника (Мф., 26:65). Разумеется, на Иисусе был надет лишь один плащ, или гиматий, но Он снимает его словно священнодействующий первосвященник. Мы присутствуем при событии особой значимости. Об этом говорит и то, что, рассказывая об умовении ног, Евангелие переходит с прошедшего времени на настоящее: «встаёт», «снимает одежды», «берет воду» и так далее. От этого читатель ощущает, что не только евангелист, но и он сам участвует в этом событии. К сожалению, в Синодальном переводе и это передано не вполне точно.

Омовение ног. Миниатюра. Трапезундское Евангелие (Книга евангельских чтений).
СПб., Гос. Публичная б-ка
Византия. Поздний 10 в.

Иисус, «зная (по-гречески «эйдо с»), что... Он от Бога исшел и к Богу отходит» (Ин., 13:1), — говорится в начале этого текста. Итак, перед праздником Пасхи Иисус уже знает, что «пришел час Его» — час выбора, принятия решения, час, когда Он должен совершить самое главное, что в оригинале выражено греческим глаголом «перейти » («метабайнэйн»). Но ведь Пасха — это и есть переход , переход от рабства к свободе. В арамейском прототипе этого греческого текста дважды повторяется слово, обозначающее переход. Праздник Пасхи иудейской, праздник перехода от рабства к свободе, становится днем перехода Иисуса к Отцу. Иисус шествует на Крест и затем переходит «от смерти в жизнь», как говорит Иоанн Богослов.

«...Пришёл час Его перейти от мира сего к Отцу... возлюбив Своих сущих в мире, до конца возлюбил их».

Это место не только по содержанию, но и по употребляемой здесь лексике очень напоминает третью главу Евангелия от Иоанна. Там Иисус говорит Никодиму: «Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную» (ст. 16). Можно сказать, что в 13-й главе явный повтор: в 3-й главе — Бог возлюбил мир, в 13-й — Иисус возлюбил

сущих в мире. С момента, когда наступает час Его перехода к Отцу, существительное «любовь» и особенно глагол «любит» становятся ключевыми в рассказах о прощальной беседе Иисуса с учениками и страстях Христовых в Евангелии от Иоанна. Примечательно, что в четвертом Евангелии гораздо больше глаголов, чем существительных, это отличает язык Иоанна от языка любого другого евангелиста и вообще языка любого другого писателя. Любовь — это не что-то застывшее, она являет себя в динамике, и эту динамику может передать только глагол. И дальше, когда речь будет идти о любви, Иоанн постоянно будет употреблять не существительное «любовь», но именно глагол «любить».

«До конца возлюбил их...» Слово «конец» играет очень большую роль в Евангелии. Оно употреблено здесь не в значении «прекращение чего-либо», а в смысле «доведение до конца, завершение». «До конца» — это значит «до полноты»: конец наступает тогда, когда сосуд наполняется чем-либо до краев. Иисус возлюбил до максимума, до такой степени, что больше уже невозможно. И затем, во время описанной синоптиками вечери, той самой, когда, по Иоанну,

«диавол уже вложил в сердце Иуде Симонову Искариоту предать Его, Иисус, зная, что Отец все отдал в руки Его... встал с вечери, снял с себя верхнюю одежду и... препоясался».

Момент, когда Иуда уже испытывает желание предать Учителя, передан и в Евангелии от Луки, и в Евангелии от Марка. Иуда принимает решение не в конце вечери, когда уходит, а до начала её, до того момента, когда ученики приступают к ее подготовке. У синоптиков мы читаем, что он идет к старцам договариваться, Иоанн же просто говорит, что диавол уже вложил в сердце Иуды решение предать Иисуса. И опять ситуация, описанная в Евангелии от Иоанна, четко соответствует сказанному синоптиками. И синоптики и Иоанн рассказывают об одном и том же. Если бы на месте рассказа об умовении ног в Иоанновом Евангелии стоял рассказ о Тайной Вечере, то было бы совершенно ясно, что Иоанн в точности повторяет других евангелистов. Но совпадает все, кроме одного — рассказа об умовении ног. Впрочем, в более широком смысле и тут можно говорить о повторе: в литургической практике Тайная Вечеря повторяется в виде таинства Евхаристии, умовение ног — в виде ритуала, когда в Великий четверг епископ совершает чин омовения ног двенадцати священникам, участвующим в нем.

Омовение ног.
Мозаика наоса кафоликона монастыря св. Луки в Фокиде, Греция.
Византия, 1030-е гг.

Иисус встает, снимает верхнюю одежду, препоясывается, вливает воду в умывальницу, берет ее в руки и начинает омывать ноги ученикам. Что-то подобное мы можем найти в Евангелии от Луки. Там в 22-й главе есть несколько стихов, которые, вероятно, говорят о том же, о чем мы читаем в 13-й главе у Иоанна.

«Был же и спор между ними, кто из них должен почитаться большим. Он же сказал им: цари господствуют над народами, и владеющие ими благодетелями называются. А вы не так: но, кто из вас больше, будь как меньший, и начальствующий — как служащий. Ибо кто больше: возлежащий или служащий? не возлежащий ли? А Я посреди вас, как служащий» (Лк., 22:24—27).

Эта последняя фраза, связанная с событиями Тайной Вечери, заставляет задуматься: а не остаток ли это рассказа об умовении ног, который, если это так, все-таки присутствует и в синоптической традиции? «А Я посреди вас, как служащий». Причем если мы вчитаемся в эту фразу, то откроем в ней нечто очень важное. «Я посреди вас», — говорит Иисус у Иоанна. «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них», — говорит Он в Евангелии от Матфея (18:20). Английское I am , итальянское Io sono или французское Je suis , наконец, церковнославянское «Аз есмь » — выражение, проходящее красной нитью через все Евангелие от Иоанна, оно чисто иоанновское. Но оно присутствует и в приведенной фразе из Евангелия от Луки. Представляется, что этот стих чрезвычайно тесно связан с иоанновской традицией: с рассказом об умовении ног.

У Луки есть еще один текст, о котором нельзя не вспомнить в связи с разбираемым местом из четвертого Евангелия:

«...и вы будьте подобны людям, ожидающим возвращения господина своего с брака, дабы, когда придёт и постучит, тотчас отворить ему. Блаженны рабы те, которых господин, придя, найдет бодрствующими; истинно говорю вам, он препояшется, и посадит их, и, подходя, станет служить им» (Лк., 12:36—37).

Это заставляет нас вспомнить притчу о десяти девах и женихе, который грядёт в полунощи, и вообще о той брачной вечере, к теме которой Иисус постоянно возвращает Своих слушателей, особенно во второй половине каждого Евангелия. Но здесь, у Луки, господин, придя ночью, «посадит» своих рабов и станет «служить им», переходя от одного к другому, — совсем как на той греческой иконе, где изображается умовение ног. Два довольно прозрачных намека...

Около 1574 (?)
71x59. ГТГ,
Вывезена около 1926 из церкви Вознесения Белозерска,
передана в ГТГ в 1934

Каков же смысл этого события? В 21-й главе книги Исхода говорится о рабах. Существует мидраш — талмудическое толкование этой главы, — где говорится, что хозяин не может заставлять раба мыть ему ноги. У раба есть какие-то права, и среди них — право не мыть ноги своему господину. Раб должен работать на хозяина, выполнять его приказы, требования, но мыть хозяину ноги — позорно даже для раба, и поэтому закон защищает его от этого. А Иисус делает то, что не должно делать даже рабу. Он становится в положение человека даже меньшего, чем раб по отношению к хозяину. Очень важно понять и почувствовать это.

В средние века в западной иконографии евангелиста Иоанна Богослова всегда изображали с чашей в руках, напрямую связывая его Евангелие с таинством Евхаристии. Хотя как раз у Иоанна и не говорится о Тайной Вечере. Несмотря на это, Евангелие от Иоанна, несомненно, имеет евхаристический характер. Вспомним 6-ю главу, где говорится о хлебе жизни и о плоти Сына Человеческого как и Крови, Которые должно есть и пить, чтобы войти в жизнь вечную. И вот теперь, в 13-й главе, мы читаем об умовении ног — рассказ, объясняющий суть таинства Евхаристии.

Если у синоптиков это таинство описано словно бы «снаружи» — как оно совершается, — то Иоанн в рассказе об умовении ног показывает его «изнутри», разъясняет глубинный смысл: это — таинство служения Иисуса Своим ученикам. В таинстве Евхаристии Иисус оказывается среди нас как служащий. Он выступает в роли раба, Который, опоясавшись полотенцем, служит нам, приносит Себя нам в жертву как слуга.

Oчень важно понять, что таинство Евхаристии — это таинство служения. Парадокс христианства заключается в том, что не мы служим Христу, что было бы проще и понятнее, — как во всех религиях человек служит Богу. Нет, Христос приходит, чтобы послужить нам, и в лице Иисуса Бог являет Своё служение людям. И в таинстве Евхаристии, как и в умовении ног, есть служение Иисуса людям, а не наоборот.

Во время Тайной Вечери Иисус говорит: «Сие творите в Мое воспоминание» (Лк., 22:19). Слова эти сохранены в Евангелии от Луки и в Первом Послании апостола Павла к Коринфянам (1 Кор., 11:24). В Евангелии от Иоанна Иисус произносит очень похожие слова, только они звучат еще более определенно:

«Вы называете Меня Учителем и Господом, и правильно говорите, ибо Я точно то. Итак, если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу. Ибо Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам» (Ин., 13:13—15).

Итак, умовение ног — пример, который дает Иисус Своим ученикам. Как Я служу вам, так и вы служите друг другу; как Я возлюбил вас, так и вы любите друг друга; как Я стал для вас ниже раба, так и вы отказывайтесь от себя ради других. Прочерченная здесь магистральная смысловая линия, проходя из главы в главу Евангелия от Иоанна, ведет нас к постижению сути таинства Евхаристии. Речь не том, что человек допускается до участия в ней, а совсем о другом: таинство Евхаристии необходимо именно тому, кому труднее всего, кто пал ниже всех. Лекарство требуется больному, а не здоровому — «Не здоровые имеют нужду во враче, но больные» (Мф., 9:12). И Христос приходит, чтобы исцелить больного.

Страшно, когда кому-то отказывают в причащении Святых Тайн на основании того, что он недостаточно готов. Не говорят же человеку: сначала вылечись, тогда и получишь лекарство; ты должен выздороветь, окрепнуть, тогда и будешь достоин этого лекарства. Положение, когда одни допускаются до той или иной мистерии, а другие нет, характерно для многих религий: участие в мистериях всегда требует предварительного очищения, каких-то подготовительных процедур и т.д. В христианстве же все обстоит иначе. О. Александр Шмеман говорил, что христианство — это не религия, а антирелигия, потому что здесь Бог в лице Иисуса приходит в мир, чтобы послужить человеку. Не Божество заставляет людей служить Себе, как было у римлян, египтян, греков и т.д., но Бог приходит послужить людям.

Это настолько парадоксально, что с трудом укладывается в нашем сознании. Зачастую нам бывает как-то проще превратить христианство в религию, проще сделать, как у язычников, — разделить людей на допущенных и не-допущенных, достойных и недостойных, одних противопоставить другим.

Но тогда оказывается, что действуют все механизмы, известные в истории религии, кроме одного, описанного в Евангелии, — механизма «потерянной овцы»; ибо в мир, что разделен на достойных и недостойных, эта притча не вписывается. Добрый пастырь бросает 99 незаблудившихся овец, чтобы найти и спасти одну заблудившуюся. Именно поэтому, говоря о том, как проявляет себя присутствие Бога, в той цивилизации, что родилась из христианства, А.Сент-Экзюпери в книге «Пилот на войне» восклицает: «Величие моей цивилизации состоит в том, что сто шахтеров будут рисковать жизнью ради спасения одного засыпанного в шахте товарища. Ибо они спасают Человека ».

В рассказе об умовении ног, в этой словесной иконе жертвенной любви, Иисус открывает до конца весь «телос», или «конец», смысл или главный замысел Своего труда: Он пришел послужить людям, вытащить их из ямы. И Он это делает, становясь в положение низшее, чем у раба. Он говорит: Я дал вам пример служения, — и зовёт людей делать то, что сделал Он. Следование этому примеру и будет христианством, нашей жизнью во Христе.

«Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга. По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин., 13:34—35)

Иисус возлюбил нас и призывает нас любить друг друга. Это абсолютно ново, не похоже на всё, что было прежде. Не случайно апостол Павел восклицает вслед за Исайей: «Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1 Кор., 2:9).

На Тайной Вечере Иисус отдает Себя, свою Плоть и Кровь, людям. Вспоминаются слова, с которыми Он обращается к Петру в Евангелии от Матфея: «...блажен ты, Симон... потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, сущий на небесах» (Мф., 16:17). «Плоть и кровь» — довольно распространенная идиома, означающая «человек как он есть». Значит, в таинстве Евхаристии Иисус отдает нам Себя как Человека, отдает нам Свое человечество, делится им с нами. Это человеческое измерение событий Великого четверга выражено и в рассказе об умовении ног.

У нас принято, особенно в последнее время, упрекать христиан Востока (армян, коптов и эфиопов) в монофизитстве, указывая, что они не разглядели во Христе Его человеческой природы. Действительно, мы на Руси никогда не были монофизитами. Но с точки зрения психологической мы все-таки во многом ими являемся. И этот психологический привкус монофизитства, который присутствует в нашей религиозности, нам нужно преодолевать, побеждать. Именно человеческий лик Иисуса мы еще плохо разглядели, хотя в рассказе об умовении ног Он раскрывает нам Себя именно как Человек, и преподаёт Себя, и вручает. Он, Который есть Господь и Учитель, оказывается среди нас служащим.

Если по-настоящему не пережить, не чувствовать человечество Иисуса, то невозможно понять, что такое Пасха Христова, и пережить пасхальную радость так, как переживают её те, кто открыл в Иисусе именно Человека. Не пережив этого, мы не сможем почувствовать, как действует в нас Бог, как Он открывает нам Себя во всей Своей полноте, как сказано у апостола Павла. А происходит это именно через человечество Иисуса. И только тогда нам станет понятно, что такое полнота Божия, когда будет ясно, что такое полнота человеческая. Иными словами, не разглядев в Иисусе Человека, мы не сможем разглядеть и полноту Божества, присутствующую в Нем телесно. Место Бога в глубинах нашего «я» будет тогда по-прежнему занимать лишь какая-то схема или идея Бога.

В нашей религиозности очень много умственного, теоретического, но не хватает жизни, чего-то реального, что полностью захватывает и преображает жизнь современного человека. Почему наша вера не преображает нас так, как она некогда преобразила апостолов? По очень простой причине, что мы не чувствуем Бога так, как чувствовали они. А Бога мы не чувствуем, потому что не чувствуем Человека.

Бога необходимо именно почувствовать, причем почувствовать, отказавшись от живущей в нашем сознании идеи Бога или того навеянного историей образа, который так или иначе, но непременно был воспринят каждым из нас. Для человека средневековья Бог был царем, взирающим на мир со своего высокого престола и бесстрастно дарующим одним жизнь, а других обрекающим на смерть, как пишет об этом, например, Торквато Тассо в первой песни «Освобожденного Иерусалима»:

С престола вечного Творец
Окинул взором все Свои владенья.
Нетленным взором озарил венец
Тьму преисподней, хладных звёзд движенье,
Обвёл Всевышний окон небосвод
И всяк живущий на земле народ.
(перевод Л.Махова )

Для нас, живущих после ГУЛАГа и Холокоста, понятно, что в действительности мир устроен гораздо сложнее, и вряд ли найдется человек, который рискнет заявить, что Бог обрек на насильственную смерть в газовых камерах или бараках ГУЛАГа миллионы ни в чем не повинных людей. Слова о том, что «сила Моя в немощи совершается», которые некогда услышал во время молитвы апостол Павел (2 Кор., 12:9), становятся для нас драгоценным свидетельством того, что и во времена евангельской проповеди уже было понятно, что всемогущество Божие нельзя представлять себе, как нечто похожее на власть всемогущего царя или полководца. Сила Божия, как свидетельствует об этом апостол Павел, порою являет себя в немощи и бессилии.

Понять это почти невозможно, но почувствовать иногда удаётся. Когда на твоих глазах от онкологического заболевания умирает четырнадцатилетняя девочка,

Жизнь которой, казалось бы, только должна начинаться, переживая за нее почти нечеловеческую боль и ощущая порою приступы невероятного отчаяния, вдруг начинаешь понимать, что Бог плачет, невидимо пребывая рядом с нею. Как некогда заплакал Он в Иисусе, когда Тот приблизился к гробнице Лазаря. У гроба только что умершего ребенка Бог являет нам себя в той самой слабости, о которой свидетельствует апостол Павел. Но объяснить, что это такое, на языке богословия, наверное, всё-таки невозможно. Понять это можно только сердцем, когда оно раскрыто навстречу Тому, Кто умыл ноги ученикам, а затем добровольно пошел навстречу смерти.

Евангелие от Луки сохранило слова, с которыми в самый момент Рождества Христова к пастухам обратился ангел. Скорее всего, именно с этих слов во времена апостолов начиналось рождественское богослужение.

«Се бо благовествую вам радость велию, яже будет всем людем: яко родился вам днесь Спас, иже есть Христос Господь во граде Давидове».

Радость, возвещённая ангелами пастухам, именно в том и заключается, что Бог, оказывается, живет не только в свете неприступном или «там в шатре лазурном и за пределами бесчисленных миров», как говорит в одном из своих стихотворений Владимир Сергеевич Соловьев, но «здесь и теперь» или «в потоке мутном жизненных тревог»... Бог пребывает среди нас и разделяет с нами всё, что выпадает нам на долю.

«И се вам знамение, — продолжает Евангелие, — обрящете Младенец, повит, лежащ в яслех».

Бог собирает человечество вокруг Младенца, таким образом вручая нам, людям разных поколений и темпераментов, разных рас и наций, заботу о Себе Самом. Так Бог являет себя человечеству в абсолютно новом измерении. Не как Тот, Кто царствует над миром и взирает на нас свысока. О таком Боге знали многие: евреи из Ветхого Завета, а греческие философы благодаря своим философским поискам.

«Бог философов и ученых» (как скажет потом Блэз Паскаль) был в общем осознан и обозначен в их философских текстах как Платоном и Аристотелем, так и многими другими мыслителями древности. Бог как Отец — в Ветхом Завете открылся народу Израиля, но был ощущаем и другими народами — еще в XXIII в. до н.э. египетский фараон Эхнатон написал гимн Атону, где говорит о Боге, как о царствующем над миром едином Отце всего сущего. Пройдут века, и в переводе на иврит этот гимн почти полностью войдет в Библию, составив основу для 103-го псалма.

Но Бог, который являет себя человечеству в немощи и полной беззащитности, Бог, являющий себя миру так, что мы должны Его охранять, оберегать и спасать... Именно спасать — как делает это праведный Иосиф, который, услышав от ангела об опасности, встает ночью, не дожидаясь утра, и, взяв Младенца с Матерью Его, бежит в Египет (Мф., 2:13—14)... «Бегство в Египет»...

Rest on the Flight into Egypt 1665
Bartolome Esteban Murillo

Вспоминается картина Мурильо из Эрмитажа и многие другие полотна старых мастеров — все это своего рода программа для каждого из нас! «Кто одного из таких детей примет во имя Моё, — говорит сам Иисус в Евангелии от Марка, — Меня принимает, и кто Меня принимает, не Меня принимает, но Пославшего Меня» (Мк., 9:37).

Христиане Запада первое воскресенье после Рождества Христова называют днем Святого Семейства (Domenica della Santa Famiglia). В этот день на литургии читается то место из Евангелия от Матфея, где рассказывается о бегстве в Египет, и верующие приглашаются к тому, чтобы созерцать как словесную икону слова Писания о том, как «Иосиф... встал, взял Младенца и Матерь Его ночью, и пошел в Египет». Нашим глазам являются три фигуры: Иисус, Мария и Иосиф. А мы? Мы все собираемся вокруг них, как самая настоящая семья... Святое Семейство — Sancta Familia — это не только Младенец с Матерью Его и оберегающий их Иосиф, но все мы, все христиане, вся Его Церковь ...

В нашей, восточнохристианской традиции в первое воскресенье после Рождества читается то же самое место из Евангелия, и к такому же созерцания Святого Семейства призывает нас Церковь с той лишь разницей, что в греческом языке времен Нового Завета просто не существовало слова, по значению эквивалентного латинскому familia, или «семья». По этой причине представление о Церкви как о Семье нашего Господа у нас, христиан Востока, было выражено не в одном слове, а имплицитно, без слов, без точной формулировки, но при этом достаточно четко и вполне определенно. Христианство — это семья. Когда мы забываем об этом, мы уходим от самого главного, от реальности чувства Божьего Присутствия среди нас, Присутствия, которое особенно остро переживается, когда мы собираемся перед Его яслями...

В беззащитном Младенце, для Которго не нашлось, как говорится в Евангелии от Луки, «места в гостинице», воплощается телесно, как скажет поток апостол Павел, полнота Божия... Невместимый Бог, которого «не вмещает небо и небо небес», как говорит царь Соломон, вмещается в ясли, в кормушку для скота, куда Мать положила Новорожденного, Всемогущий являет нам свое всебессилие беспомощного младенца... Бог вручает себя человечеству, причем делает это не вообще, а в нашей реальной жизни...

Пройдет тридцать с небольшим лет, и накануне Своей смерти, умыв ноги ученикам, Иисус даст нам почувствовать, только лишь почувствовать, что такое Божие присутствие, и приоткроет перед нами тайну той силы, что парадоксальным образом совершается в немощи. Тайну, которая затем воссияет нам с Креста, на котором будет распят изможденный и избитый римскими воинами Человек.

Бенедикт Спиноза сказал когда-то, что «каждый чувствует или сознает Бога только благодаря любви к ближнему, а стало быть, никто и не может знав другого атрибута Бога, кроме этой любви». Вера, с точки зрения Спинозы, «предоставляет каждому полнейшую свободу философствования... она только тех осуждает, кто научает мнениям с целью вызвать непокорность, ненависть, споры и гнев». И еще одно определение из «Богословао-политического трактата». «Вера, — говорит Спиноза, - означает не что иное, как чувствование о Боге (de Deo sentire) того, без осознания чего прекращается повиновение Богу и что при наличии этого повиновения необходимо полагается». Повиновение же это заключается в следовании заповеди о любви к ближнему и той новой заповеди, о которой Иисус говорит в прощальной беседе, — «по тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин., 13:35).

Именно вера, основывающаяся никоим образом не на принятии той или иной картины мира, но только на живом чувстве Бога, которому учит нас Иисус буквально на каждой странице Евангелия, вера, как полное доверие Богу изменяет человека и делает его, не избавляя от слабости, по-настоящему сильным. Состояние ещё не окрепшей, не развившейся веры необходимо преодолевать, потому что до тех пор, пока мы будем оставаться в этом состоянии, наша вера не уподобится вере апостольской. А им, апостолам, ученикам Христовым, их вера, их невооруженная смелость помогала выходить победителями из любых самых сложных ситуаций.

Вопрос: Иисус в Евангелии от Иоанна сказал,
что если Он наш Господь и Учитель, то и мы должны
умывать ноги друг другу.
Если не затруднит, напишите об омовении ног, как
повиноваться этим словам Господа(буквально?)
Спасибо.
Александр.

Ответ: Давайте, Александр, посмотрим вместе места Нового Завета которые говорят о служении другим, в частности - омовения ног:

(Мат.12:36-37)
И вы будьте подобны людям, ожидающим возвращения господина своего с брака, дабы, когда придет и постучит, тотчас отворить ему.

Блаженны рабы те, которых господин, придя, найдет бодрствующими; истинно говорю вам, он препояшется и посадит их, и, подходя, станет служить им.

(Мат.20-25-28)
Иисус же, подозвав их, сказал: вы знаете, что князья народов господствуют над ними, и вельможи властвуют ими;

но между вами да не будет так: а кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою ;

и кто хочет между вами быть первым, да будет вам рабом;

так как Сын Человеческий не для того пришел , чтобы Ему служили , но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления

(Луки 22:24-27)
Был же и спор между ними, кто из них должен почитаться большим.

Он же сказал им: цари господствуют над народами, и владеющие ими благодетелями называются,

а вы не так: но кто из вас больше, будь как меньший, и начальствующий - как служащий .

Ибо кто больше: возлежащий, или служащий? не возлежащий ли? А Я посреди вас , как служащий.

(Фил.2:7-8)
но уничижил Себя Самого, приняв образ раба , сделавшись подобным человекам и по виду став как человек;

смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной.

(1Кор.6:11)
И такими были некоторые из вас; но омылись , но освятились, но оправдались именем Господа нашего Иисуса Христа и Духом Бога нашего.

Исход 30:17-21)
И сказал Господь Моисею, говоря:

сделай умывальник медный для омовения и подножие его медное, и поставь его между скиниею собрания и между жертвенником, и налей в него воды;

и пусть Аарон и сыны его омывают из него руки свои и ноги свои;

когда они должны входить в скинию собрания, пусть они омываются водою, чтобы им не умереть; или когда должны приступать к жертвеннику для служения, для жертвоприношения Господу,

пусть они омывают руки свои и ноги свои водою, чтобы им не умереть; и будет им это уставом вечным, ему и потомкам его в роды их.

Полный текст, говорящий об омовении ног. (Иоанна 13)

Перед праздником Пасхи Иисус, зная, что пришел час Его перейти от мира сего к Отцу, явил делом, что, возлюбив Своих сущих в мире, до конца возлюбил их.

И во время вечери, когда диавол уже вложил в сердце Иуде Симонову Искариоту предать Его,
Иисус, зная, что Отец все отдал в руки Его, и что Он от Бога исшел и к Богу отходит, встал с вечери, снял с Себя верхнюю одежду и, взяв полотенце, препоясался.

Потом влил воды в умывальницу и начал умывать ноги ученикам и отирать полотенцем, которым был препоясан.

Подходит к Симону Петру, и тот говорит Ему: Господи! Тебе ли умывать мои ноги?

Иисус сказал ему в ответ: что Я делаю, теперь ты не знаешь, а уразумеешь после.

Петр говорит Ему: не умоешь ног моих вовек. Иисус отвечал ему: если не умою тебя , не имеешь части со Мною.

Симон Петр говорит Ему: Господи! не только ноги мои, но и руки и голову.

Иисус говорит ему: омытому нужно только ноги умыть, потому что чист весь; и вы чисты, но не все.

Ибо знал Он предателя Своего, потому и сказал: не все вы чисты .

Когда же умыл им ноги и надел одежду Свою, то, возлегши опять, сказал им: знаете ли, что Я сделал вам?

Вы называете Меня Учителем и Господом, и правильно говорите, ибо Я точно то.

Итак, если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу.

Ибо Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам.

Истинно, истинно говорю вам: раб не больше господина своего, и посланник не больше пославшего его.

Если это знаете, блаженны вы, когда исполняете.

Не о всех вас говорю; Я знаю, которых избрал. Но да сбудется Писание: ядущий со Мною хлеб поднял на Меня пяту свою.

Теперь сказываю вам, прежде нежели то сбылось, дабы, когда сбудется, вы поверили, что это Я.

Истинно, истинно говорю вам: принимающий того, кого Я пошлю, Меня принимает; а принимающий Меня принимает Пославшего Меня.

Скажу от себя. Я верю, что Господь Иисус преподал ученикам урок смирения и служения друг другу, а не просто формального мытья ног. И именно - кто хочет быть большим - тот будь слугой. Иисус постоянно напоминал ученикам, что чем выше положение у человека, тем больше он должен служить своим подопечным. Даже до омовения ног, если в этом есть, конечно, ПОТРЕБНОСТЬ. Даже упоминаемый Тимофеем обычай вдов-христианок "умывать ноги святым " (1-Тим. 5:10) говорит не о существовании соответствующего церковного обряда... А о служении вдов добрыми делами.

Иисус и Его ученики много ходили. Обувь у них была обычная для того времени. Либо босиком, либо сандалии... Ноги были грязными. Их нужно было мыть.

То, что ноги мыли всем, кто приходил в дом, видим из (Луки 7:44):

Я пришел к тебе в дом, ты мне не дал воды ноги умыть , она слезами омывает и волосами отирает.

Если я очень много хожу - босиком или даже в обуви, но мои ноги - грязные и потные и явно демонстрируют нужду в омовении - то это логично, если кто-то захочет мне в этом послужить.

Но... Есть и духовное значение сделанного Иисусом - чтобы иметь часть с Ним.. Загрязнение ног символизирует и наше хождение в этом мире и загрязнение от него. И поэтому мы нуждаемся в каждодневном омовении наших "ног" - то есть в каждодневном исповедании грехов, в раскаянии. И очищении от грехов - благодаря смерти Иисуса вместо нас. Это очищение от грехов символизировало так же и омовение ног в умывальнице при храме - для служащих в храме священников.

Мне неприятно вспоминать о моем участии в современном лицедействе омовения ног, когда я была ещё неутверждённой в Учении Христа. Но я тогда так была научена, что это - Заповедь Божья. Как же я потом прозревала, когда сверяла без чужих очков через Святое Письмо - их слова! Я просто ахала каждый раз, видя, как одурачивают наивно-доверчивых. А попросту - глупых. Ведь только глупец доверит своё вечное - в руки человеку. И я попадалась раньше на этот крючок. Ведь верила, что те, кто Слово Божье несут - святые и праведные и Бог - говорит через них нам, серой массе грешников. Но, благо, что Господь обращал это во благо: Чтобы вразумившись - могла другим показать эти хитросплетенные уловки заблуждающихся (или лжецов), извращающих суть сказанного в Библии для своей корысти.

Поэтому, советую вам, Александр, самому читать Учение Христа, и просить откровения и наставления Духом Святым - как обещал наш Спаситель Господь Иисус. И тогда вы будете твёрдо уверены, получая ответы от Господа лично. И даже ошибаясь - будете иметь уверенность, что вы не грешите, потому, что учитесь у Господа и Он в свое время откроет вам и то, чего пока ещё не понимаете. Как детей учат всему в свое время. Не раньше и не позже - но всему в свое время. А до этого времени - надо просто в доверии к Божьей любви - расти и укрепляться духом, через усваивание словесного молока - Слова Евангельского учения Христа.

Благословений вам Божьих в ученичестве у Христа.

«Омовение ног» Давид Вилкерсон. Практика омовение ног