Житие великомученика евстафия плакиды. Кондак великомученика Никиты

Святой великомученик Евстафий до Крещения носил имя Плакида. Он был военачальником при императорах Тите (79-81) и Траяне (98-117). Еще не познав Христа, Плакида творил дела милосердия, помогая всем бедствующим и страждущим. Господь не оставил добродетельного язычника во мраке идолопоклонства.

Однажды на охоте он преследовал на быстром коне оленя, который остановился, взбежав на высокую гору, и Плакида вдруг увидел между его рогами сияющий Крест, а на нем - распятого Сына Божия. Пораженный Плакида услышал глас: "Зачем ты гонишь Меня, Плакида?" "Кто Ты, Господи, говорящий со мною?" - в страхе спросил Плакида. И услышал в ответ: "Я - Иисус Христос, Бог, воплотившийся ради спасения людей и претерпевший вольные страдания и Крестную смерть. Ты Меня, не зная, почитаешь, ибо твои добрые дела и обильные милостыни дошли до Меня. Явился Я здесь, чтобы обратить и присоединить тебя к верным рабам Моим. Ибо не хочу Я, чтобы человек, творящий праведные дела, погиб в сетях вражиих".

Плакида воскликнул: "Господи, я верую, что Ты - Бог Неба и земли, Творец всех тварей. Молю Тебя, Господи, научи меня, что мне делать". И вновь прозвучал Божественный глас: "Иди к священику христианскому, приими от него Крещение, и он наставит тебя ко спасению".

С радостью Плакида вернулся домой, все рассказал жене; та, в свою очередь, поведала ему о том, как накануне ей в таинственном сновидении Кто-то сказал: "Ты, твой муж и твои сыновья завтра придете ко Мне и познаете Меня - Иисуса Христа, Истинного Бога, посылающего спасение любящим Меня". Супруги поступили, как им было велено.

Они обратились к христианскому пресвитеру, который крестил все их семейство и всех причастил Святых Таин.

На следующий день святой Евстафий отправился на место своего чудесного обращения и в горячих молитвах возблагодарил Господа, призвавшего его на путь спасения. И опять святой Евстафий был удостоен чудесного откровения - Сам Бог предупреждал его о предстоящих испытаниях: "Евстафий, подобает тебе на деле проявить твою веру. Тебе, как Иову, предстоит претерпеть многие скорби, чтобы, будучи искушенным, подобно золоту в горниле, явиться достойным Меня и принять венец из рук Моих". Святой Евстафий смиренно отвечал: "Да будет воля Твоя, Господи, все готов я принять из рук Твоих с благодарением, только бы Твоя всесильная помощь была со мной".

Вскоре на Евстафия обрушились бедствия: умерли все его слуги и пал весь скот. Разоренный, но не упавший духом, святой Евстафий с семьей покинул тайно дом, чтобы жить в безвестности, смирении и нищете. На корабле он направился в Египет. Во время плавания новое несчастье постигло святого. Хозяин корабля, прельстившись красотой жены Евстафия, безжалостно высадил его с детьми на берег, а жену оставил у себя. В великой скорби святой продолжал свой путь, и новое горе разразилось над ним. Переходя бурную реку вброд, он переносил по очереди двух своих сыновей, но пока он переносил одного - другого схватил на берегу лев и унес в пустыню, а пока возвратился к другому - того утащил в лес волк.

Потеряв все, горько плакал святой Евстафий. Но он сознавал, что это Божественный Промысл послал ему эти несчастья, чтобы испытать его терпение и преданность воле Божией. В молитвах излив Богу свое неутешное горе, святой Евстафий пошел дальше, смиренно готовый к новым испытаниям. В селении Вадисс он нанялся рабочим и пятнадцать лет провел в непрерывных трудах. И не знал тогда святой Евстафий, что по милости Божией пастухи и землепашцы спасли его сыновей, и они жили рядом с ним; не знал он и того, что нечестивый корабельщик был скоро наказан - он умер от жестокой болезни, а жена святого Евстафия, оставшись неприкосновенной, жила в мирных трудах.

В то время императору Траяну пришлось вести трудную для Рима войну. Он вспомнил доблестного полководца Плакиду и отправил воинов Антиоха и Акакия, друзей Плакиды, его разыскать.

Объехав множество областей, они пришли в селение, где жил святой Евстафий. Воины встретили Евстафия в поле, где он сторожил хлеб, но не узнали его и стали говорить ему о том, кого ищут, прося его помощи и обещая большую плату. Но святой Евстафий, сразу узнав своих друзей, не открывал им своего имени. Он привел их в дом своего хозяина и накормил. Присматриваясь к нему, путники заметили, что он очень похож на их полководца, а когда увидели на его шее особую примету - след от глубокой боевой раны, поняли, что перед ними - их друг. Они обняли его со слезами и рассказали, зачем искали его. Святой Евстафий вернулся в Рим и вновь стал императорским военачальником. Много новобранцев пришло к нему в войско, и не ведал он, что два молодых воина-друга, которым он часто давал приказания и которых полюбил за ловкость и смелость, были его сыновья, и они не знали, что служат под началом своего отца и что друг другу они - родные братья.

Однажды в походе войско, которое вел Евстафий, остановилось в одном селении. Воины-братья беседовали в палатке. Старший рассказывал о своей судьбе: как он потерял мать и несчастного брата, как ужасным образом был разлучен с отцом. И младший с радостью понял, что перед ним его брат, и поведал о себе.

Разговор воинов слышала женщина, у дома которой была раскинута палатка,- это была их мать. Она поняла, что это ее сыновья. Еще не открываясь им, но очень желая с ними не расставаться, она пришла к их начальнику - святому Евстафию просить разрешения следовать с его войском. В нем она узнала своего мужа и в слезах рассказала ему о себе и о двух воинах, которые оказались их сыновьями. Так, по великому милосердию Господа, встретилась вся семья.

К этому времени победой закончилась война. С почестями и славой вернулся святой Евстафий в Рим. Преемником умершего императора Траяна стал теперь Адриан (117-138), который пожелал отпраздновать события торжественным жертвоприношением богам. К удивлению всех в капище не оказалось святого Евстафия. По велению императора его срочно разыскали.

"Почему ты не хочешь поклониться богам? - спросил император. - Тебе прежде других следовало бы воздать им благодарение. Они не только сохранили тебя на войне и даровали победу, но и помогли найти жену и детей". Святой Евстафий ответил: "Я - христианин и знаю Единого Бога моего Иисуса Христа, Его чту и благодарю, и поклоняюсь Ему. Он все даровал мне: здоровье, победу, вернул семью и ниспослал Свою помощь на одоление испытаний". В гневе император разжаловал прославленного полководца и вызвал его с семьей на суд. Но и там не удалось твердых исповедников Христовых склонить к идольскому жертвоприношению. Все семейство святого Евстафия было осуждено на растерзание зверями. Но звери не тронули святых мучеников. Тогда жестокий император в ярости приказал бросить всех живыми в раскаленного медного быка, в котором и приняли мученическую кончину святые Евстафий, его жена Феопистия и их сыновья Агапий и Феопист . Когда через три дня открыли огненную могилу, тела святых мучеников были обретены невредимыми - ни один волос не сгорел на их главах, а лица сияли неземной красотой. Многие видевшие чудо уверовали во Христа. Христиане предали погребению честные тела святых.

Иконописный подлинник
	Новгород. XV. Святые Прокопий, Никита, Евстафий. Икона (таблетка). Новгород. Конец XV в. 24 х 19. Из Софийского собора. Новгородский музей.
	Константинополь. 985. Мчч. Евстафий, Феопистия, Агапий, Феопист. Миниатюра Минология Василия II. Константинополь. 985 г. Ватиканская библиотека. Рим.
	Сербия. Вмч. Евстафий. Фреска. Сербия.
	Афон. 1546. Вмч. Евстафий. Феофан Критский и Симеон. Фреска церкви свт. Николая. Монастырь Ставроникита. Афон. 1546 год.
	Венеция (?). XVI. Вмч. Евстафий Плакида. Икона. Венеция (?). XVI в. Собрание Музея икон. Венеция.

Святой великомученик

Икона св. вмч. Евстафия Плакиды из иконостаса Трапезного храма Свято-Троицкой Сергиевой лавры

Конец первого века по Рождестве Христове...

Для Римской империи наступили счастливые времена. На троне цезарей сидел благодушный Траян. Казалось, мрачные времена Тибериев и Неронов прошли безвозвратно. Торговля, промышленность оживились. Благоденствие порождало веселое настроение духа в обществе. Все спешили насладиться радостным праздником жизни, выпить до дна чашу удовольствий, прежде чем вкусить волн таинственной Леты...

На одной из парадных улиц вечно шумного Рима вы легко могли бы отыскать дом знатного вельможи, видного военачальника Плакиды, одного из любимых слуг цезаря. Войдя в дом, вы заметили бы, каким прекрасным мрамором обложены стены, с каким искусством выполнены разнообразные лепные украшения, а полы выложены чудною мозаикою. Фонтаны кристальной влаги рассылали по всем углам прохладу и наполняли жилище тихим неумолчным журчаньем.

В роскошно убранном кабинете вы могли бы застать хозяина дома. Благородные манеры и гордая осанка говорили о знатности происхождения, а высокий лоб и глубокий взгляд - о серьезном складе ума. На вид хозяину можно было дать не более сорока лет, но уже седина кое-где просвечивала в густых прядях темных волос, обрамлявших «львиное» чело, и в окладистой бороде, придававшей еще более величия его лицу.

Вельможа сидел в кресле и сосредоточенно читал какой-то свиток. В кабинете царила мертвая тишина, и лишь чьи-то отдаленные голоса да мягкий шелест фонтанов тревожили ее.

Между тем портьера тихо приподнялась, и вошла женщина замечательной красоты. Огонь, светившийся в ее глазах, гордого очертания брови, орлиный нос, белые, как перлы, зубы и роскошные черные кудри - все это, в соединении с благородством манер, производило весьма сильное впечатление. Войдя в комнату и застав мужа за чтением, молодая женщина сильно смутилась -краска стыда и тревоги разлилась по ее смуглым щекам. Она сделала было несколько шагов вперед и снова остановилась в раздумье.

А, Стелла, это ты... -молвил Плакида, прервав чтение.- Скажи, пожалуйста, откуда эти свитки?

Тебя чтение так заинтересовало, что ты и не заметил моего прихода,-возразила Стелла, уклоняясь от прямого ответа.- Но что с тобою? Ты чем-то озабочен, расстроен?

Да не знаю, но отчего-то в последнее время я впал в какую-то душевную тоску, чувствую внутренний разлад, сделался совершенно равнодушен ко всему, что прежде занимало меня. А вчера настроение моего духа сделалось настолько тревожно, что я не находил себе места и для развлечения, как ты знаешь, отправился на охоту. Мы скоро углубились в лес, и я незаметно потерял своих товарищей из виду. Я стал подыматься в гору, увлекаемый какою-то неведомою силою. Неожиданно на вершине горы показался олень. Я ускорил шаги (лошадей мы оставили у опушки леса под присмотром раба).

Святой Евстафий Плакида, вмч.

Олень же то останавливался и спокойно пощипывал траву, то, гордо закинув голову, быстро удалялся от меня на безопасное расстояние. Силы заметно оставляли меня, но расстаться с такою добычею мне не хотелось.

Среди погони я и не заметил, как наступила темнота, но - странно - я явственно различал все движения своей добычи, как будто таинственный свет окружал животное. Когда совсем стемнело, мне показалось, что я вижу между ветвистыми рогами ярко горевшую крестообразную звезду... Вдруг таинственный олень исчез, а на вершине горы, где он только что стоял, заблистал озаренный чудным светом крест. Мое сердце сильно забилось... Я отчетливо услышал голос, поразивший меня в самое сердце, голос, звуки которого, кажется, я и теперь слышу и не забуду до самой смерти: «Плакида, зачем ты не веруешь в Меня? Твоя жизнь угодна Богу, ты не можешь поклоняться кумирам, ты должен исповедовать Христа!»

О, Плакида! - с восторгом вскричала Стелла.- Сам Господь призывает тебя!

Плакида глубоко вздохнул и снова заговорил.

Здесь на столе я нашел этот свиток. Кто принес его сюда? - спросил он.

Но что такое ты нашел в этом свитке? Покажи мне...

Здесь я прочел историю призвания какого- то Савла . Кто этот Савл? Кто призвал его? Кто мне объяснит все это?

Я! - быстро воскликнула Стелла.

Плакида окинул ее изумленным, недоумевающим взглядом.

В последнее время глубокие и тяжкие раздумья о неумолимой судьбе и торжествующем зле действительно все чаще посещали Плакиду. Незадолго до описанного нами происшествия на охоте, в одну из таких минут мучительных размышлений, граничивших с отчаянием, Плакиду посетил один из его знакомых - Плиний Младший. Развязно и весело прошел он прямо в кабинет хозяина. Лицо этого человека прямо-таки дышало здоровьем и тою особенною свежестью, которую можно наблюдать у людей счастливых и довольных своим положением.

Как рад, что застал тебя дома! - воскликнул Плиний.- А я только что вернулся в город из сельского уединения. Вот где настоящая-то жизнь! Вот приятный и честный досуг, прекраснее всякого дела! О море, море, мои берега, истинные обиталища муз! Сколько чувств возбуждается в душе, сколько мыслей!

Плакида, сухо поздоровавшись с гостем, упорно молчал, слушая Плиниевы разглагольствования. Лицо его выражало сильную грусть и досаду. Наконец он промолвил:

Что же, ужели в деревне нет ничего, что бы тебя беспокоило? От себя-то, от грызущей сердце тоски разве скроешься?!

Но о чем тосковать? - с удивлением спросил Плиний.- Зачем понапрасну терзать себя?

Так ты в современной жизни не видишь ничего, что могло бы смутить тебя, отравить тебе твои городские и тем более сельские удовольствия, которые ты только что описал так живо и даже заманчиво?

Ах, гражданская скорбь?! Да, сие было естественно и понятно во времена Неронов, Домицианов , но теперь разве не наступили лучшие времена? Разве не благороднейший из смертных держит в своих руках судьбу государства? И посмотри вокруг: как все оживилось, встрепенулось...

И мы можем вновь ожидать возвращение золотого века? - заметил Плакида не без иронии.

Плиний сделал гримаску:

Оставим это. В тебя сегодня, похоже, вселился δαίμων противоречия. По моему мнению, кто слишком ненавидит пороки, тот ненавидит людей!

Нет,- с серьезностью возразил Плакида.- Кто горячо любит правду и добро, тот не может оставаться равнодушным при виде зла. Без ненависти к пороку нельзя сохранить даже чувство собственного достоинства, уважение к себе.

Ты решительно неисправим! Однако мы заговорились, а я пришел к тебе с приглашением: сегодня у меня литературный вечер. Я предложу гостям плоды своего деревенского досуга. Слышишь, я рассчитываю и на тебя!

Заручившись согласием Плакиды, гость учтиво распрощался с хозяином.

Плакида несколько дней тому назад дал слово присутствовать на обеде у Регула, своего бывшего управителя, по случаю новоселья. Регул так усердно просил, что Плакида не в силах был отказать. Да ему и не хотелось обидеть человека, который посвятил лучшие годы своей жизни управлению его делами. И, проводив Плиния, Плакида отправился в жилище Регула.

Регула, круглого сироту, приютил в своем доме еще отец Плакиды. Приемыш скоро почувствовал свое положение и рано понял, что деньги - сила. С юных лет он начал заботиться о том, чтобы теми или иными средствами составить себе состояние. Сделавшись управляющим всеми имениями своего господина, он быстро вкрался в полную доверенность Плакиде. Его благосостояние все возрастало... за счет господина. В то же время он занялся казенными подрядами и другими выгодными предприятиями.

Обделывать свои делишки ему было тем легче, что Плакида и всегда-то был равнодушен к ходу своих хозяйственных дел, а в последние годы - особенно. Из его обширных поместий часто появлялись тревожные известия то о падеже скота, то о бегстве рабов целыми толпами, то о крушении кораблей с закупленным хлебом, то о моровых поветриях... Ко всему Плакида и его жена отличались широкою благотворительностью. Приходилось делать долги... Предвидя неминуемое разорение хозяина, Регул вовремя расстался с Плакидой, предоставив другим возможность, идя по указанному им пути, докончить его «дело».

Плакида ничего не подозревал. С сожалением он отпустил своего управителя, своего «верного Регула». А дела по хозяйству шли все хуже... Не замечать грозившего полного разорения стало невозможно. Плакида приписал это тому, что в лице Регула он потерял единственного честного человека. Если б он знал, что Регул уже давно и глубоко ненавидел его, ненавидел за выдающееся общественное положение, ненавидел и как человека, превосходившего его, «верного слугу», своими личными достоинствами, и, наконец, как свою жертву...

Плакида несколько опоздал к началу стола, чем и вызвал большое неудовольствие своего бывшего управителя. Сам хозяин, подвыпив, был уже в сильно возбужденном состоянии и, наделяя рабов пощечинами за малейшую неловкость, тешился тем, что грубо трунил над несколькими «учеными» греками, которых он пригласил на обед, разумеется, из желания щегольнуть своего рода меценатством...

Ты, однако, не очень-то забывайся,- заметил было, увлекшись, один из гостей, Стра- токл.- Еще не очень далеко время, когда ты, как преданный пес, смотрел в глаза своему господину.

Но, встретив злобный взгляд хозяина, Стратокл тотчас присмирел. Ему вовсе не хотелось довести дело до ссоры и неминуемого изгнания из-за роскошного стола.

А ну молчать! Обрежу твой гнусный язык! - крикнул Регул.

Помилуй, Регул, что же я сказал обидного?

В эту минуту кто-то из гостей, желая прекратить назревавшую ссору и развеселить общество, громко хохоча, стал читать одно из самых безнравственных стихотворений Марциала .

Плакида с изумлением смотрел на все происходившее. Он едва узнавал своего бывшего управителя, не понимая, впрочем, того, что Регул, так долго отказывавший себе во всем, всегда сдержанно подобострастный, уже давно мечтал о том дне, когда он, наконец, сможет дать себе «полную волюшку», показать себя... И этот день для него настал!..

Плакида сделал несколько шагов вперед и, не удостоив присутствующих даже взглядом, с мягкою укоризною обратился к хозяину:

Не ожидал я, Регул, что в твоем доме я найду вертеп беспутства...

Что? Мой дом - вертеп беспутства? - заревел бывший управитель, задыхаясь от злобы. Наглость и дерзость выступили в каждой черте его и без того некрасивого лица.-Я здесь - господин! Да, довольно я унижался перед тобою, теперь мое время,- кричал он, распаляясь все более и более.- А ты -нищий, ты... твой дом, твое богатство завтра пойдут с аукциона... ты...

Глаза Плакиды сверкнули пламенем. Во всей величавой фигуре его выразилась буря овладевшего им негодования. Казалось, еще минута - и он раздавит Регула, как негодную тварь... И тут произошло нечто совсем неожиданное: Плакида не успел опомниться, как Регул уже валялся у его ног, умоляя о прощении. О, Регул хорошо знал своего господина, знал, что гнев его ужасен. А главное, Регулу в мигом протрезвевшую голову внезапно пришла мысль, что его управительский стол находится еще в доме Плакиды. Там все его секретные бумаги, вся переписка, из которой Плакида мог ясно увидеть, как давно его обкрадывали... Регул дрожал как в лихорадке, жалко и лживо всхлипывая. Бросив на него презрительный взгляд, Плакида поспешно удалился.

Выйдя на улицу, он глубоко вздохнул: его чистую и прямодушную натуру поразила эта неожиданность перемены в человеке, в честность и преданность которого он верил до настоящей минуты.

Вспомнив Плиния, Плакида вспомнил и о полученном приглашении. Будучи в чрезвычайно мрачном состоянии духа, он с отвращением представил себе светскую толкотню и пустые беседы и, несколько поколебавшись, решился все же отправиться домой.

Возвратившись, Плакида долго сидел в раздумье: «И как люди не понимают того, что дело не в жестокости или несправедливости того или другого правителя! Напротив, теперь-то, когда государство наслаждается миром, теперь-то ясно и обнаруживается вся пустота нашей жизни. Наше общество - труп, в котором угас свет жизни.

Нет веры, нет высших целей, нет и вдохновения. Что же делать? Бедное создание, человек, кто укажет тебе путь жизни? Кто разъяснит загадки существования? С самых юных лет эти вопросы волновали меня. Но тогда я думал уйти от них, найти спасение и смысл жизни в служении обществу...

И вот теперь, разочаровавшись во всем, я снова стою перед этими великими вопросами, сильнее, чем прежде, жажду их разрешения, но разрешения нет! Говорят, смерть есть разрешение всех тревог и сомнений. Но отчего же человек так дорожит своею жизнью? Зачем его мучит жажда бессмертия? Зачем он невольно, инстинктивно верит в бессмертие своей души и в другую жизнь? О, если бы в смерти можно было найти желанный покой!..»

Ночь провел Плакида томительную, бессонную. Мысль против его воли уносилась далеко-далеко, душа томилась... В нем точно подготовлялся какой-то перелом, от того или другого разрешения которого зависела вся дальнейшая судьба. Вставши рано утром, Плакида сделал распоряжения относительно охоты. Это было его любимое удовольствие, которому он предавался в часы досуга. Но теперь что-то таинственное, роковое тянуло его вдаль... Куда? Он сам не мог бы дать на это определенного ответа.

Результат охоты нам известен. То было начало возрождения знатного римлянина к новой жизни.

Ты берешься истолковать мне видение? - спросил Плакида, окинувши Стеллу изумленным взором.

Да. Я знала о нем. В прошедшую ночь явился мне старец, озаренный неземным сиянием, и возвестил, что скоро ты познаешь Истинного Бога...

О, Стелла!..

Вмч. Евстафий. Фреска. Афон (Дионисиат). 1547 г.

Тот, Кто явился тебе, есть не Кто иной, как Сын Божий, Иисус Христос, сделавшийся Человеком, чтобы подъять бремя наших преступлений и принести чистую Искупительную Жертву за весь род человеческий. Он жил на земле, проповедовал людям о Небесном Отце, утешал страждущих, исцелял больных и воскрешал мертвых. Божественна, чиста была Его жизнь, но зло не любит света. Негодные люди, соединившись против Него, предали Его позорной казни и думали торжествовать. Но Он воскрес и обещал воскресение всем верующим в Него. Он призывает и тебя, Плакида, муж мой...

Но это - Бог христианский?!

Да. Христиан, его учеников, много; их сообщество возрастает с каждым днем. Они рано или поздно восторжествуют над миром, хотя никогда не возьмутся за оружие.

Ты так пламенно защищаешь христиан, как будто сама...

Да. Я давно уже решилась стать христианкою. Теперь настал час, счастливый, благословенный час,- прошептала Стелла с тихим одушевлением,-когда я смогу рассказать тебе все.

Говоря это, она не сводила радостно сияющих глаз с мужа, точно в первый раз увидала его после долгой разлуки...

Плакида после посетившего его видения стал совершенно другим человеком: «Господь обрел меня: Христос говорил со мною!»

Мрачное настроение его духа исчезло бесследно. Глубокий внутренний мир осенил его душу. Радость, спокойствие, бодрость и энергия просвечивали во всем его существе. Беседа с пресвитером Иоанном, одним из самых уважаемых наставников Римской Церкви, окончательно лишила его последних недоумений, которые были понятны в римлянине, одаренном тонким юридическим чувством.

Отец,- воскликнул он с восторгом,-поистине уразумеваю, что вера во Христа отвечает благороднейшим стремлениям души моей и всего человечества!

Провожая пресвитера, Плакида усердно просил Иоанна о скорейшем принятии его и его семейства в общество верующих. И день крещения был назначен!..

В Риме наступали сумерки. Шум стихал на улицах Вечного города... Плакида, его жена и

двое детей тихо вышли из дому и приблизились к городским воротам, когда уже совсем стемнело. Выйдя за ворота, они отправились по знаменитой Аппиевой дороге. Им нужно было пройти более мили, чтобы достигнуть цели своего путешествия - катакомб , где - во избежание молвы - супруги и решили креститься.

По обеим сторонам дороги возвышались великолепные гробницы римских аристократических фамилий, много говорившие о доблести предков. Стелла была несколько озабочена: она опасалась встретить кого-нибудь из знакомых, которым их скромное и позднее путешествие могло показаться странным. Но наконец они у цели... Прямо с поверхности земли они стали спускаться в подземелье. Мрак охватил их со всех сторон. Однако Стелла, и прежде бывавшая в катакомбах, подошла к нише и достала лампу. С появлением света взору Плакиды представилась длинная галерея с горизонтальными гробницами по бокам - одна над другою. Странно! При входе в катакомбы он готовился - в этом подземном царстве мертвых - к по крайней мере тяжелым и неприятным переживаниям. Но ничего подобного не было; напротив, вглядываясь во все, что встречалось им на пути, рассматривая изображения и надписи, Плакида испытывал какое-то ободряющее, утешающее чувство.

Он припоминал языческие гробницы и надписи на них: там выражены горькие жалобы оставшихся в живых и сетования умерших о жизни. Мертвые чувствуют себя как бы в глубокой, непроницаемой тьме и не перестают укорять богов, что они лишили их жизни и разлучили с близкими. Здесь, в этих длинных и странных галереях, все носит скорее нежный, примирительный тон.

Все, что ни замечал Плакида, проходя по коридорам, идя вслед за своею женою, внушало ему мысль, что погребенные здесь не лежат мертвыми, а - уснули, полные какого-то таинственного ожидания... В надписях нигде не встречалось жалоб на смерть, смерть даже не называлась несчастьем, а просто - переходом. Умершие покоятся в местах света, «прохлаждения», мира; тело только на время поручено земле...

Плакида с глубоким волнением взглянул на жену. Стелла поняла его и стала указывать ему на встречавшиеся им символические изображения. Супруги медленно шли вдоль длинной темной галереи; справа и слева были высечены ниши, хранившие прах усопших. То и дело попадались им изображения венца, пальмы - символов торжества над смертью. Вот изображение таинственного Агнца, вот петух, напоминающий о горькой измене Петра. Там - павлин, чудесно указывающий обновлением своих перьев на бессмертие и воскресение. Олень?.. Да, это олень... Что он обозначает?

Друг мой, это символ души, стремящейся к Богу и ищущей Его.

Так вот что значит олень, виденный мною на охоте!

Да, он искал правды, всею душою стремился к свету из тьмы язычества. Как жаждущий олень стремится к источнику, так он искал спасительной руки Провидения, не сознавая, что спасение уже близко.

Вот Адам и Ева близ древа познания добра и зла, а вот и добрый Пастырь, спасающий заблудшую овцу. Прекрасно выполнены и сцены из евангельской истории: Спаситель, беседующий с самарянкой о поклонении Богу духом, Лазарь, встающий из могилы по мощному слову, проникшему в ужасную область смерти.

Смотри, Плакида: вот три отрока в пламени. Они не одни: Спаситель с ними! Кто раз видел это изображение, тот не забудет выражения лиц, объятых пламенем юношей!

Изображение в самом деле было превосходно. Вообще, в изображениях тип -римский, со всеми отличительными чертами этой народности, но в каком преображенном виде! Что за чудный, кроткий, глубокий взгляд украшает эти строгие черты, словно бы проникая в невидимый мир! Какая дивная духовная красота! Да, это не чисто земная ясность Греции, не воинственная твердость Рима, это - проявление совсем нового, высшего мира!

Сердце Плакиды сильно забилось. Сознание важности минуты, святости клятвы верности, которую ему предстояло торжественно принести пред лицом Бога, наполняло его сердце восторгом и страхом пред великою обязанностью нового служения. Восторженное состояние его духа разделялось его супругою, сообщилось и детям. Дети, разумеется, многого не понимали, хотя им и были предварительно разъяснены истины Евангелия и смысл Таинства, которое должно было совершиться.

В смутном ожидании чего-то величественного и торжественного они теснее прижимались к родителям. Окружающая обстановка еще более усиливала возбужденное состояние духа. Вот под сводами подземелья послышались тихие гармонические звуки, которые становились все громче. Можно было ясно расслышать пение псалма, прерывавшееся торжественными возгласами: «Аллилуиа!»... Вскоре показалось похоронное шествие, вышедшее из боковой, поперечной галереи. Факелы осветили подземелье. Четверо несли на руках покойницу. За ними в слезах шла мать умершей. Тело покойницы завернуто было в белую простыню и перевязано в нескольких местах тесемками. Тонкий ароматический запах распространился в воздухе. Пресвитер Иоанн прочитал последние молитвы, благословив умершую, и произнес: «Rеguіеsсаt іn расе» - «Покойся в мире!» Последовало последнее прощание с усопшею...

Оглядевшись, пресвитер заметил стоящее в отдалении семейство Плакиды.

Я не ожидал вас встретить здесь... Хотя блаженный Еварест...

Ты сказал, отец, что будешь в нынешнюю ночь именно здесь,- возразила Стелла.- И мы поспешили...

Да, но я не желал бы, чтобы вы были свидетелями - при первом посещении - погребения,- сказал пресвитер, пристально взглянув на Плакиду.-Впрочем, видно, так Богу угодно! Блаженный Еварест предварил меня, что вы будете именно сегодня. Он ожидает вас. Пойдемте к нему.

Сопровождаемое пресвитером, семейство Плакиды скоро достигло крипта, куда обыкновенно собирались верующие во время гонений для богослужения. Крипт состоял из пяти небольших комнат почти одинаковой величины. Комнаты расположены были в одну линию и соединялись одна с другой посредством больших дверей.

В самой крайней комнате в особенной нише помещалось кресло епископа, высеченное в туфе. Потолок в этой комнате был искусно расписан. Живопись носила еще черты цветущего периода римского искусства. Все изображения отличались веселым, одушевленным, но вместе и умилительным характером. Недалеко от кресла епископа находилась гробница, к которой присутствовавшие в комнате приближались с величайшим благоговением. Подле нее находился каменный столбик, на котором стояла лампа. Слабый дрожащий свет ее едва освещал комнату. Сюда в день мученической кончины или дня рождения героя веры собирались христиане для совершения богослужения. Тут же совершались скромные христианские пиршества - агапы , то есть «вечери любви».

Епископ Еварест встретил Плакиду при самом входе в крайнюю комнату.

Да будет над тобою Божие благословение,- сказал Еварест.- Чудесное видение предупредило меня о твоем приходе. Я молился здесь пред гробницею, прося помощи блаженного мученика. Внезапно стена точно разверзлась предо мною, и я увидел некое ущелье в Апеннинских горах. Вершина утеса озарялась неземным сиянием огненного креста, у подножия которого в священном восторге распростерт был молящийся. Это был ты, чадо мое... Видение исчезло, и я понял, что ты близко...

Плакида с необычайным волнением выслушал рассказ епископа и повергся на землю... Затем епископ отвел их в боковую комнату, прилегавшую к крипту, где в большом сосуде находилась вода. Твердым голосом, звучавшим силою непреклонного убеждения, произнес Плакида обет верности Спасителю. Вслед за Плакидою удостоились Святого Таинства его жена и дети...

В торжественном настроении духа семейство Плакиды ранним утром вернулось домой. Дети также чувствовали, что с ними произошла великая перемена. Вместе с родителями они дали обет верности Искупителю рода человеческого и возлюбили Его всем сердцем. Плакида в Святом Крещении назван был Евстафием, жена его - Феопистиею, а дети - Агапием и Феопистом.

Между тем за время их отсутствия в доме их произошло нечто не совсем обыкновенное: пользуясь темнотою ночи и подкупленными рабами, Регул проник во внутренние покои, в кабинет, отпер подобранным ключом сундук, в котором хранились деньги и бумаги хозяина, и все ценное унес к себе. Войдя в дом, Плакида заметил беспорядок, странное отсутствие слуг и немедленно прошел в кабинет, где и обнаружил похищение. У него было украдено все, что он сберегал себе в прежние годы. Он не знал теперь, чем он сможет расплатиться со всеми кредиторами, которых у него, благодаря Регулу, было немалое число. Но куда делись рабы? Регул разными ухищрениями и денежными подачками сманил всех к себе и на время даже отвел в безопасное убежище!

Плакида немедленно приступил к разысканию похищенного. Но его ожидало новое испытание: он узнал, что против него начато уже несколько исков по просроченным векселям. В городе ходили слухи о его полном разорении как о деле неизбежном. Все это, очевидно, было результатом махинаций негодяя-управляющего. Желая не столько выйти из положения, сколько сохранить свое доброе имя, Плакида обратился с просьбою о временной помощи к богатым и могущественным друзьям, но вместо ожидаемого участия он встретил полное равнодушие и явное нежелание помочь ему в его беде. Глубоко огорченный, он возвратился домой и рассказал жене о безвыходном положении, в котором они оказались. К объяснению с женою он приступил не без опасения: он не знал, как примет Стелла весть об их разорении. Но каковы были его изумление и радость, когда в своей жене, вместо сетований на судьбу, он нашел горячую и мужественную поддержку.

То перст Божий, мой дорогой Евстафий! Я готова на перемену жизни и на всевозможные лишения! - воскликнула Стелла.

Я думаю удовлетворить моих кредиторов, отдавши им все мои имения. А дом и все движимое имущество...

Продать,- решительно продолжила Стелла,- а вырученные деньги пожертвовать в распоряжение Церкви на бедных и больных...

И немедленно покинуть Рим! - вскричал Плакида.- Да благословит нас Господь на новую, трудовую жизнь!

Плакида скоро нашел покупателей, а следующее обстоятельство еще более ускорило удаление семейства Плакиды из Рима: Траян возвращался в столицу после долгого отсутствия! Державный город готовился к торжественной встрече своего владыки, победителя даков.

Плакида не сопровождал императора на восток. Еще до окончания дакийской войны он был отправлен Траяном в Рим с важным поручением. В это-то именно время Господь и призвал Плакиду к новой жизни. Но не было никакого сомнения в том, что Траян вспомнил бы о Плакиде и, таким образом, ему, как участнику в дакийских походах, неизбежно пришлось бы принимать видное участие во всех празднествах. Но теперь для него это было невозможным. Вот почему, быстро собравшись, Плакида покинул Рим и покончил (казалось, навсегда) свое блестящее военное поприще.

Незадолго до своего удаления из Рима, повинуясь необъяснимому влечению сердца, Плакида с двумя оставшимися у него престарелыми рабами отправился из города на то место, где он в первый раз удостоился дивного видения. Та же опушка леса, те же холмы и горы, те же знакомые ему тропинки... Он опять оставляет у опушки леса рабов и лошадей и один углубляется в горы. Вот то место... Он повергается на землю с чувством глубочайшей благодарности Господу, слезы обильно струятся из глаз, голос дрожит от сильного волнения, он в таком настроении духа, когда душа точно отрешается от уз плоти, от условий пространства и времени и дышит воздухом вечности... Вдруг все существо его точно потряслось какою-то могучею неведомою силою: он быстро вскочил, бросился вперед, простирая руки, и - точно замер в созерцании чего-то невидимого, чудесного, необычайного...

Я видел Господа,-сказал Плакида жене, возвратившись домой.

О, друг мой! Что Господь открыл тебе? - спросила Стелла и, затаив дыхание, ожидала, что скажет муж.

Нам грозят великие испытания, но будь мужественна: так угодно Господу! - с твердостью ответил Плакида.

Я все готова перенести, лишь бы не разлука...- начала было Стелла, но не договорила, испугавшись сама своей мысли.

Нужно быть ко всему готовыми,- возразил Плакида, и в его голосе прозвучала вся сосредоточенная сила энергии, к какой только он был способен. Лицо его приняло серьезное, строгое выражение, он, очевидно, делал большое усилие над собою, чтобы подавить возникшую в нем бурю внутреннего волнения и борьбы. Но тотчас лицо его вдруг прояснилось, приняло спокойное и радостное выражение.

Дерзай, Евстафий! Я буду с тобою! Я прославлю тебя перед Ангелами Моими, имя твое написано в Книге Жизни! - вдруг произнес он в порыве неудержимого восторга.

Что это значит, друг мой?

Это последние слова Господа... Будем готовы на все и сохраним веру. Помни это: что бы ни случилось, какие бы напасти ни пришлось испытать, не теряй веры и не падай духом!

В тот же вечер семейство Плакиды удалилось из Рима. Первоначально они поселились в одном селении близ Апеннинских гор, надеясь, что о беглецах быстро забудут в Риме. Однако Траян вспомнил о Плакиде, заметил его отсутствие во время триумфа и пришел в сильный гнев. Потом, узнав о его разорении и исчезновении из Рима, глубоко опечалился и приказал во что бы то ни стало разузнать о судьбе, постигшей Плакиду. Плакида сильно обеспокоился и решился с величайшею осторожностью и как можно скорее отправиться в отдаленную провинцию. Решено было отплыть в Египет . Семейство отправилось в римскую гавань - Остию.

Все одеты были очень просто, даже бедно. Кто бы узнал в этом скромном путнике, с наброшенным на голову капюшоном плаща, энергичного вождя, голосу которого когда-то беспрекословно повиновались суровые римские легионы?! Стелла также опасливо прикрывалась своей мантиею. Детей своих они вели за руки. Тихо подвигалось Плакидово семейство вперед среди волн сновавшего туда и сюда народа и наконец достигло цели своего предприятия. Плакида вздохнул свободно. Он считал себя теперь вне опасности быть узнанным. Но он ошибался. За ним зорко следил Регул. В тот момент, когда семейство Плакиды всходило на корабль, Регул оживленно разговаривал с начальником корабля, Габинием, коренастым, звероватого вида, с неприятно жестоким выражением лица. Что нужно было Регулу, чего добивался он?

Увы, жажда мести за пережитое унижение и позор заглушала в нем голос совести (если и был в нем какой-либо остаток ее) и туманила рассудок. Теперь, думал он, настало время вознаградить себя за все и нанести бывшему господину самое жестокое оскорбление. Он вознамерился завладеть Стеллою и теперь излагал свой план Габинию, предлагая ему за содействие огромную сумму денег. Тот ехидно ухмылялся и с очевидным наслаждением слушал Регула. Оба хорошо понимали друг друга. Обстоятельства - по расчету Регула - вполне ему благоприятствовали. Он видел ясно, что Плакида решился навсегда скрыться из Рима, он разузнал уже и о Плакидовом обращении в христианство... На все это у него было какое-то собачье чутье!

Даже в том случае, если бы и возникла для него какая-либо опасность при достижении задуманного плана (он все еще чувствовал невольный страх к Плакиде), он мог теперь легко погубить бывшего хозяина, обвинив в принадлежности к христианству. Кроме того, у него и при дворе уже есть сильные покровители. Регул заранее радовался несомненной удаче своего плана, унижению и позору своего бывшего повелителя. Давно уже замечено, что для подобных низких натур составляет какое-то адское наслаждение унижение людей, превосходства которых они в глубине души никак не могут позабыть и простить.

Итак, до скорого свидания, Габиний,- сказал Регул.- Желаю тебе успеха.

Не сомневайся. Позаботься об обещанной награде.

То впереди,- крикнул, удаляясь, Регул и еще раз кинул взгляд на корабль, готовый к отплытию.

Плавание от Рима до Александрии при самых благоприятных обстоятельствах продолжалось около девяти дней. Плыли первое время около цветущих берегов Италии. Плакида и его семья любовались то восхитительными видами на берегу, то морем. Плакида всегда любил море, но теперь бесконечные лазоревые пелены, необъятные ширь и даль производили на него особенное впечатление, говорили, казалось, о том просторе, когда он, освободившись от суеты житейской, начнет новую жизнь во славу Божию.

Он любовался этими чудными красками, которыми угасающее солнце украшает небеса, этими сине-голубыми волнами, уходящими в безбрежную даль, этими тонкими и чистыми узорами в золотой атмосфере, этим нежным воздухом, и мысль его возносилась к источнику всякой красоты. А ночь, южная ночь на море! Эта нега, эта торжественная тишина в воздухе, эти звезды, точно пронзающие воздух своими лучами... О, если бы и люди подражали этой прекрасной гармонии природы и не вносили в мир своею злобою расстройства!

С чувством умиления Плакида помышлял о бесконечной любви Божией и твердо веровал, что эта любовь явится всепобедною силою в мире и восстановит нарушенную грехом гармонию. Порою он обменивался своими мыслями и чувствами со Стеллою, которая отвечала ему ласковою улыбкою и взором, полным любви и понимания. Сыновья их, которым уже шел двенадцатый год, тоже радовались покойному и, казалось, благополучному плаванию. «Скоро, скоро,- мечтало Плакидово семейство, - мы будем в пристани; в Александрии есть христиане; с их помощью и при незначительных оставшихся у нас средствах мы устроимся окончательно, посвятим остаток жизни воспитанию детей и служению Господу». Увы, этим надеждам не суждено было исполниться.

Подлый Габиний не спускал глаз с семейства Плакиды. Красота, благородная осанка, изящные манеры Стеллы с первого взгляда произвели на него сильное впечатление. Страсть его только разгоралась при виде взаимной любви супругов. Отуманенный похотью, Габиний уже не думал о Регуле, он хотел воспользоваться его планом, но - для себя. Деньги, полученные в задаток от Регула, только помогли ему к достижению задуманного... На десятый день корабль плыл мимо пустынных берегов Северной Африки по направлению к востоку. Плакида немало дивился этому уклонению от обыкновенного пути в Александрию. Наконец эта загадка для него разъяснилась...

Наступал вечер. Все семейство Плакиды находилось на палубе. Сам Плакида задумчиво всматривался в пустынный берег. Стелла рассказывала что-то детям. Вдруг - незаметно для Плакиды - к нему сзади подошли несколько человек с Габинием во главе, быстро схватили его и сбросили вниз, в шедшую подле корабля лодку, в которой сидели пятеро здоровенных гребцов. Стелла пронзительно вскрикнула и бросилась к борту, но и ее поймали сильные руки, увлекая в подпалубное пространство. Между тем испуганных и кричавших детей передали в лодку, где гребцы крепко держали их несчастного отца. Все это произошло столь быстро, что на корабле о случившемся узнали только тогда, когда Габиний заявил всем, что он завладел женою своего должника, который отказался заплатить ему долг...

Плакида отчаянно боролся со злодеями.

Что вы делаете? Габиний! Что ты задумал? - кричал он, пытаясь вырваться.

Молчать! - проревел Габиний.- Или это море будет гробом тебе вместе с твоими детьми!

Мчч. Евстафий, Феопистия, Агапий, Феопист с житием. Икона. Россия. XVIII в.

Лодка быстро приблизилась к берегу, и гребцы, обнажив мечи, заставили Плакиду выйти из нее. Дети, уцепившись за отца, плакали навзрыд. С отчаянием во взоре, простирая вперед руки, Плакида смотрел, как корабль, распустив паруса, быстро удалялся от берега, рассекая синие волны и унося нежно любимую супругу. Наконец корабль совсем исчез из виду. Можно ли изобразить всю тяжесть удара, поразившего Плакиду? Можно ли передать чувства потрясенной души его? В жизни человека бывают минуты таких невыразимых страданий, на которые можно только указать - не более. Плакида весь поседел в этот вечер. Печально опустился он на камни и склонил голову. Ослабевшие руки безвольно упали на колени. Глаза, потерявшие живой блеск свой, тупо и безжизненно устремились в землю.

А в это время наступила ночь, тихая, неподвижная, великолепная ночь, смотрящая вниз своими прекрасными, сверкающими, но молчаливыми и бесстрастными очами. Дети смотрели на отца и тихо плакали. Трудно сказать, долго ли просидел бы страдалец в таком положении, как вдруг, точно отдаленные раскаты грома, послышался страшный рев льва. Дети закричали и в страхе бросились к отцу. Только теперь Плакида пришел в себя и понял весь ужас своего положения среди пустыни на безлюдном берегу моря.

Он поднялся и, крепко схватив детей за руки, быстро направился к востоку, сообразивши, что они должны находиться в нескольких милях от Нильской дельты. Путь поднимался по отлогим скатам Ливийских гор. Пройдя небольшое расстояние, Плакида увидал шумевший поток, разлившийся от недавнего дождя, и с отчаянием во взоре стал осматриваться вокруг. Взошедшая луна обливала серебристым светом пустыню и сообщала ей фантастический вид. Кое-где по берегу ручья рос невысокий кустарник. Там и сям возвышались стройные пальмы, бросая длинную тень.

После минутного размышления Плакида решился переправиться через поток вместе с детьми. Как римский воин, он отлично умел плавать. Быстро раздевшись и взяв Агапия, он начал переправляться и скоро достиг противоположного берега. Оставив сына на берегу, он, не медля ни минуты, поплыл обратно, чтобы переправить таким же образом и Феописта, но не успел еще добраться до берега, как услышал отчаянный крик. Огромный лев, прянув из кустов, схватил Феописта и быстро исчез из виду. Собравши все силы, чтобы удержаться на воде, Плакида через несколько минут был на берегу, но в то же мгновение несчастный был поражен новым отчаянным воплем. Другой, переправленный, сын достался в добычу шакалу. Оглянувшись, Плакида увидел, как зверь, схватив ребенка, быстро промчался по озаряемой луною лощине и мгновенно исчез в кустарнике.

Плакида точно оцепенел и долго стоял неподвижно. В ушах у него раздавались вопли погибших детей... В глазах все помутилось, слилось в один безобразный хаос, в одну мутную тень... Мысли вихрем проносились в голове, не оставляя следа... Казалось, он лишился памяти и чувства бытия. Но вот точно волны света пробежали в этом смутном хаосе, все светлей и светлей становилось кругом, и Плакида увидал перед собой истомленный Лик, увенчанный тернием. Он - не в состоянии отвести глаз от созерцания дивного явления - бросается на землю... А света все больше и больше, точно лучезарное Солнце взошло у него перед очами... Острые тернии преображаются в сияющие лучи... А из уст Лика, окруженного светом, слышатся слова утешения!

Сколько времени оставался Плакида в этом состоянии оцепенения, он и сам не мог бы сказать. Когда он пришел в себя, уже рассветало. Он взглянул на небо, на потухавшие звезды, на поблекшую луну и почувствовал, что его горе утратило свою жгучую силу. Ему казалось, что земля - со всеми своими треволнениями, страданиями и радостями - точно отлетает куда-то и всепримиряющая вечность наступает для него. Да, Плакида умер для земли и воскрес для Бога и вечности. Он сильнее уверовал в Провидение и в этой вере должен был почерпать силы для оставшейся ему жизни на земле. Он преобразился, он просветлел душой, а внутреннее состояние его отразилось и на его внешности. Где та бурная, страстная отвага, которая когда-то горела в его взорах на полях битв? Где прежняя энергия в движениях? Перед нами - спокойный, тихий старец, весь убеленный сединами, с глубоким взором, с кротким, проникающим до сердца голосом...

Придя в себя, Плакида отправился в путь. Он скоро дошел до небольшого селения, где и нанялся сторожем. Увы, не так думал он прежде устроить свою новую жизнь!

Разумеется, он исправно исполнял свои обязанности, не пропускал случая помочь, чем только мог, другим, с готовностью делился последними крохами, не обделяя и рабов... Кончилось тем, что доброта, справедливость, благородство Евстафия Плакиды снискали ему уважение и горячую любовь. К нему обращались с просьбою рассудить возникавшие ссоры, подать совет, перед ним раскрывали сердце, ему поверяли свое горе и уходили от него с утешением. А главное - в задушевной беседе Плакида старался насадить веру в Бога Спасителя и в Будущую Жизнь, и число уверовавших в том селении быстро возрастало. Сам же он «ни в чесом ином тако упражняшеся, якоже в молитвах, постех, слезах, бдениих и воздыханиих сердечных, возносяй к Богу очи, руце же и сердце»...

Стелла, увлеченная внутрь корабля, лишилась чувств. Когда она пришла в себя и вспомнила все случившееся, глубокие стоны вырвались у нее из груди, послышались раздирающие душу рыдания. Самое черствое сердце тронулось бы при виде этой убитой горем женщины, лишившейся всего, что ей было дорого на свете, но не таковы были спутники Стеллы, чтобы могли сочувствовать чьему-либо несчастью. Вокруг себя она слышала только насмешки и издевательства.

Между тем наступила ночь. На корабле мало-помалу все успокоилось, затихло. Но не думает о покое Габиний. Точно тень крадется он с лампою в руке и наконец останавливается перед Стеллою. При виде злодея Стелла вздрогнула.

Послушай! - сказал он с ленивою злобою.- Если ты не полюбишь меня и добровольно не согласишься принадлежать мне, то знай, что, поскольку отныне ты моя раба, я силой возьму то, в чем ты откажешь просьбам и необходимости.

И Габиний сделал шаг к своей пленнице. Но в то же мгновение Стелла рванулась вперед и, прежде чем Габиний успел опомниться, была уже на палубе. Взошедшая луна светила ярким блеском и на далекое расстояние серебрила море. Габиний бросился вслед за Стеллою.

Еще один шаг твой,- вскричала она,-и эти волны спасут меня от позора.

Габиний струсил, его охватило опасение потерять в одну минуту и добычу, и обещанную награду.

Клянусь Зевсом , Стелла, я не сделаю тебе никакого насилия.

Оставь меня, несчастный! - воскликнула Стелла. Ноги у нее подкосились, и она невольно опустилась на палубу. Ей живо представилась картина разлучения. Вот место, откуда столкнули мужа, вот где раздались первые вопли детей. Глаза ее устремились в темную даль. В эту минуту ей внезапно вспомнились слова супруга: «Что бы ни случилось, какие бы напасти ни пришлось испытать, не теряй веры...»

О, Боже! - взмолилась Стелла.- Дай мне эту веру... Подкрепи меня...

Между тем небо быстро затянуло мглою. Внезапно подул порывистый ветер. Море надулось и точно закипело. Наступила непроглядная темь. Вдруг ужасный шквал ударил в борт. На корабле раздался общий пронзительный вопль. Корабль дал трещину, открылась течь. Страшный вал ударился о борт, и волна хлынула на корабль. В то же мгновение рухнула мачта, руль разлетелся вдребезги, полопались канаты. Все оцепенели от ужаса, в то время как корабль, наполненный водою, неотвратимо погружался в море.

В эту опасную минуту Стелла, одна не потерявшая присутствия духа, бросилась в середину толпы и повелительно крикнула: «Стройте плот скорее!» Мгновенно все, очнувшись, схватились за бревна, доски, за все, что могло держаться на воде. Через несколько времени плот был уже готов... А буря прошла столь же внезапно, как наступила! Тем не менее все спешили перебраться с корабля. А Габиний? Где он? Его не видали с самого начала бури. Вот он лежит, распростертый на палубе, пораженный ударом. Стелла приказывает перенести его на плот, ей уже повинуются беспрекословно, и в ту же минуту корабль исчезает в бездне...

На небе погасли звезды, занялась заря, и море совсем улеглось. Взошедшее солнце сверкнуло лучами по гладкой поверхности. На горизонте забелел парус. Все радостно вскрикнули, у всех родилась надежда на спасение. Несколько человек схватили шест и, привязавши кусок пурпурной материи, подняли вверх. С корабля заметили несчастных и начали усиленно грести по направлению к ним. Еще несколько времени ожидания - и все спасены. Корабль оказался плывущим в Эфес. Через несколько дней благополучного плавания спасенные высадились в гавани Эфеса.

Но для Габиния уже наступил последний час. Он страшно хрипел, черты лица его исказились до неузнаваемости. Не прошло и часа, как Габиний испустил дух. Стелла поручила одному из его спутников позаботиться о его погребении, обещая заплатить за издержки.

Теперь она свободна. Но что она будет делать с этой свободою? К кому ей обратиться в незнакомом городе?.. На ее счастье, у выхода с пристани к ней приблизился какой-то незнакомец и, поклонившись, представился. То был один из баийских христиан, Понтик. Увидев пораженную горем Стеллу, он узнал ее и, движимый состраданием, решился подойти к ней. Он предложил Стелле отправиться к знакомым ему верным, у которых сам остановился. Благодаря рекомендации Понтика Стеллу приняли с любовью. Теперь, в обществе своих , Стелла, обливаясь слезами, рассказала о постигших ее несчастьях. Рассказ произвел на всех сильное впечатление. Решено было на следующий день представить Стеллу епископу города. Между тем она почувствовала полное изнеможение, природа взяла свое, и скоро глубокий сон, не смыкавший ее очей в течение нескольких дней, успокоил, хотя и ненадолго, страдалицу.

Среди эфесских христиан Стелла нашла себе и кров, и убежище. На первых порах она поселилась в одном почтенном семействе. Епископ Анисим, узнав о ней, оценил по достоинству ее нравственные качества, и Стелла вскоре сделалась диаконисою . Вместе с тем и имущественное положение ее окончательно упрочилось. У нее оставалась небольшая сумма денег. Недалеко от Эфеса она купила себе маленький участок земли и занялась разведением винограда. Но, устраиваясь в Эфесе, Стелла ни на минуту не забывала о муже и детях. Где-то они? Какова их судьба? Нельзя ли узнать что-либо о них? Вот вопросы, не дававшие ей покоя!

Отправлялся ли корабль в Александрию - она умоляла принять все меры к тому, чтобы разузнать что-нибудь о муже. Прибывали ли христиане откуда-либо - Стелла спешила оказать им гостеприимство и до мельчайших подробностей расспросить об их путешествии. Но - ни слуху, ни духу, как говорится, ниоткуда не было... Одно, что ее, как и ее мужа, поддерживало и питало в ней надежду,- это вера в Провидение. Дни проходили за днями, прошли и годы - Стелла не теряла надежды. Даже более: у нее окрепла в душе уверенность в свидании с мужем и детьми. Если Плакида, можно сказать, после потери детей как бы отрешился от всех надежд, связанных с землею, Стелла, напротив, горела страстным желанием еще здесь, на земле, обнять дорогих ее сердцу.

На второй или третий год пребывания Стеллы в Эфесе произошли в Малой Азии весьма важные события, отразившиеся на судьбе несчастной супруги и матери.

Однажды из северной провинции Малой Азии - Вифинии -принесено было в Эфес известие о множестве жертв, об особенных ужасах гонений. Оставшиеся на свободе христиане-часто с опасностью для собственной жизни-спешили оказать помощь страдальцам за веру. Из Эфеса в Вифинию отправилось несколько христиан, в числе их, вместе с другою диаконисою, была и Стелла.

Для умиротворения часто жаловавшихся на своих правителей жителей Вифинии Траян послал в эту провинцию Плиния в качестве своего легата и пропретора с консульскою властью. Плиний ревностно принялся за приведение в порядок дел вверенной ему области. В то время господствовала всеобщая страсть к постройкам. В Никее Плиний задумал построить театр и гимназию , но его смущали частые пожары, особенно в Никомидии . Пожары в Никомидии и заставили его прибыть в этот город, а здесь он нашел все население в страшном волнении. В поджогах язычники обвиняли христиан, толпа неистовствовала, производила разбои и грабежи в жилищах верных.

Власти растерялись и в угоду бушевавшей толпе без разбора арестовывали всякого, на кого только указывала чернь. Плиний должен был решить участь множества схваченных и брошенных в тюрьмы христиан. Однажды во время допроса и разбирательства толпа привлекла к пропретору двух диаконис, прибывших из Эфеса, обвиняя их в том, что они проникали в тюрьмы и своими волхованиями старались исцелить раны узников. Плиний приказал пытать их. Одна из диаконис переносила муки с удивительным мужеством. Плиний заинтересованно бросил на нее пристальный взгляд... Внезапно он вдруг приказал прекратить истязания и перевести обвиняемую во внутренние покои.

Скажи мне,-воскликнул Плиний в волнении,-кто ты? откуда? Но нет сомнения, нет, я узнаю тебя: ты -Стелла, супруга Плакиды...

Да, я жена Евстафия Плакиды, верного раба Господня! - воскликнула Стелла с одушевлением и гордостью.

Плакида - христианин?! Но где же он?

Вместо ответа Стелла залилась слезами. Плиний с участием и жалостью смотрел на жену своего бывшего друга. Несколько успокоившись, Стелла рассказала Плинию все случившееся с нею и родными ее, умолчав, конечно, о подробностях обращения. Плиний из правдивого и трогательного рассказа Стеллы должен был вывести заключение, что христианство вовсе не внушает тех опасений, какие он имел прежде. Легат освободил Стеллу, вручивши ей небольшую сумму денег, и прекратил дальнейшие разбирательства об арестованных христианах.

Вот донесение Плиния Траяну: «Я поставил себе правило, государь, обращаться с вопросами к тебе во всех сомнительных случаях: кто лучше тебя может рассеять мое сомнение или научить мое незнание? Прежде я никогда не присутствовал при розысках против христиан, потому не знаю, следует ли их разыскивать и какому наказанию подвергать их; не знаю и того, должно ли делать различие между ними по летам или следует одинаково поступать с людьми незрелых лет и зрелыми; можно ли прощать раскаивающихся, или человек, бывший христианином, не избавляется от наказания, отрекаясь от христианства; надобно ли наказывать уже и за самое имя без всяких других преступлений или - только за преступления, если они соединены с этим именем.

С людьми, на которых доносили мне, что они христиане, я поступал до сих пор таким образом: я спрашивал во второй и в третий раз и угрожал им смертною казнью. Если они оставались при своем ответе, я приказывал казнить их.

Это потому, что я полагал, в чем бы ни состояло то, чего держатся они, следует наказать их за непослушание, за упорство. Других, зараженных тем же безумием, я велел записать, чтобы отправить их в Рим, потому что они римские граждане. Вскоре оказалось, что христиан много (так вообще бывает, когда начинают заниматься исследованием какого-нибудь преступления).

Я получил анонимное письмо, содержащее в себе список многих людей, которые сказали мне, что они не христиане и никогда не были христианами, повторяли за мною слова молитвы, которую читал я, и совершали возлиянием вина и бросанием ароматов в огонь жертву перед твоим изображением, которое для этого велел я принести вместе с изображениями богов, и, кроме того, они произносили брань на Христа...

Все это такие вещи, сделать которые никогда не соглашаются, как говорят, настоящие христиане. Я полагал, что могу отпустить этих людей. Другие, на которых было указано доносчиком, признали себя христианами, но скоро отреклись от этого и сказали, что прежде они были христиане, но перестали быть,- иные уже года три, другие -много лет; некоторые уже и двадцать лет.

Все они воздали религиозные почести твоему изображению и изображениям богов и произносили проклятие Христу. Но они говорили, что их вина или их ошибка состояла, главным образом, лишь в том, что они в известный день собирались перед рассветом, и поочередно пели песнь в честь Христа как Бога, и обязывались клятвой не на что-нибудь преступное, а на то, чтобы не совершать ни воровства, ни грабежа, ни нарушения супружеской верности, не изменять обещанию, не отказывать в отдаче вверенного им имущества; что после того они обыкновенно расходились и снова сходились только на общий, но невинный обед; и что они, однако же, перестали это делать после моего эдикта , которым я, сообразно твоему повелению, запретил общества.

Но тем необходимее показалось мне узнать посредством пытки истину от двух рабынь, которые назывались у них диаконисами - «служительницами». Однако же я не открыл ничего, кроме суеверия, и отложил формальный розыск, чтобы прежде услышать твои повеления, потому что дело казалось мне заслуживающим твоего внимания, особенно же потому, что если разыскивать, то подвергнется опасности много людей всех сословий и обоего пола. Зараза этого суеверия распространилась не только по городам, но и по селам, вообще по всей области. Но я думаю, что можно одолеть ее. По крайней мере, достоверно то, что люди начали снова посещать храмы, которые были почти вовсе покинуты, и приносить торжественные жертвы, которые долго не были приносимы. Снова начали продаваться жертвенные животные, которые прежде очень редко находили покупщиков. Из этого можно заключить, какое множество людей может быть исправлено, если допускать раскаяние».

А вот ответ Траяна Плинию: «Ты, мой милый Секунд, избрал должный путь по делу о розыске относительно людей, на которых донесено тебе, что они христиане. Тут нельзя постановить никакого общего распоряжения, никакого правила, которое было бы определенною мерою. Не должно разыскивать их, но если на них донесено и они уличены, должно наказывать их. Притом, если человек говорит, что он не христианин, и докажет это делом, то есть призыванием наших богов, он должен за свое раскаяние получать прощение, хотя бы и существовало подозрение, что он христианин. Но неподписанные обвинения не могут приниматься относительно какого бы то ни было преступления, потому что это было бы очень опасным примером и было бы противно духу моего времени».

По возвращении в Рим из Вифинии Плиний, при представлении императору, позабыл рассказать государю о судьбе, постигшей Плакиду, тем более что тут же пришлось бы сознаться ему в ошибке: в письме к Траяну он назвал Стеллу рабынею, между тем как она была римлянка благородного происхождения и подвергать ее пыткам не следовало... Он поспешил в свое сельское уединение, чтобы окончательно предаться любимым литературным занятиям и упрочить свою писательскую славу.

В то время как Плиний посвящал все свое время мирным занятиям, его царственный друг и покровитель неустанно трудился над расширением римских пределов. Почти все правление Траяна наполнено войнами. Около 114 года Траян задумал великий поход на Восток. В Риме помнили еще о поражении, нанесенном парфянами Крассу . Траян мечтал затмить своими подвигами победы Помпея и Цезаря и смыть с римского имени это пятно позора. Но его планы простирались еще далее: имя его было уже известно в той далекой стране, куда еще не проникал ни один европейский завоеватель со времен Александра . Покорение Индии должно было завершить собою ряд Траяновых громких подвигов. Император, покорив Армению, готовился к походу в Месопотамию . Мечты его, по-видимому, должны были осуществиться.

Но ввиду грандиозности предприятия необходимо было собрать все силы империи, и Траян, на короткое время оставив свои легионы, прибыл в Рим для необходимых распоряжений, касавшихся приготовлений к дальнему и трудному походу. Здесь, в Риме, он в последний раз виделся с Плинием. В обществе и среди приближенных императора только и толковали о предстоявшем походе. Император старался припомнить вождей, отличавшихся в войнах на Востоке. Многих он и сам хорошо знал лично.

Как жаль, что я до сих пор не могу узнать, куда скрылся Плакида. Его судьба, его загадочное исчезновение не дают мне покоя. В настоящее время он особенно был бы полезен: ему издавна Восток знаком, да и полководец он выдающийся...

Я могу, государь, передать тебе то, что узнал, когда благодаря твоему распоряжению и доверию ко мне я управлял Вифиниею,- сказал Плиний.- Мне удалось увидать, хотя и при печальных обстоятельствах, супругу Плакиды, которая и рассказала мне некоторые подробности об участи, постигшей эту семью.

Подробности после... Что ж ты ничего не сказал раньше?

Виноват, государь...

Говори же, что ты узнал, или лучше скажи, можно ли его отыскать?

Я полагаю, его следует разыскивать вдоль северного берега Африки или на берегах Нила.

Но кого послать? Люди мне и так нужны, да и время не терпит. Я в Риме останусь всего несколько недель.

Позволь мне, государь, сделать эту последнюю попытку,- заметил Антиох, один из высших офицеров.- Я был другом Плакиды и также оплакиваю его утрату. Ты увидишь, что я не потеряю лишнего часа.

Я очень рад, любезный Антиох, твоей готовности и от души желаю тебе успеха.

Сегодня же, государь, отправлюсь в путь.

Побывав в многолюдной и блестящей Александрии и не найдя, несмотря на самые тщательные розыски, никакого следа пребывания там Плакиды, Антиох и товарищ его, Акакий, отправились далее, на запад, решившись пробраться до Карфагена . Проезжая с небольшою свитою мимо одного селения, они заметили - в небольшом расстоянии от деревни - здание, в котором хранилась пшеница. Подле они увидели старца, поразившего их своим благообразным видом. Старец пристально всматривался в проезжавших мимо него воинов, приподнявши над глазами руку. Неуловимое выражение пробежало по лицу старика, в глазах мелькнула едва заметная искра. Плакида (а это был он) сейчас узнал Антиоха и Акакия, некогда состоявших под его командою. Не давая себе ясного отчета, путники приблизились к старцу и оба в один голос спросили его: «Что это за селение? Кто стоит во главе здешних жителей?»

Плакида ответил на их вопросы.

Не приходилось ли тебе,- судя по твоим годам, ты давно уже живешь здесь,- не случалось ли тебе слышать что-нибудь о римском полководце - Плакиде?

Зачем вы отыскиваете его?

Это друг наш, которого мы, к сожалению, давно потеряли из виду. Не знаем даже, жив ли он и где находится в настоящее время.

Что же, одиноким он был или человеком семейным?

Он имел жену и двух детей. О жене его мы слышали... Дорого мы дали бы тому, кто нам указал хотя малейший след Плакиды.

Не знаю того, кого вы ищете... Однако куда вы так спешите? Время уже к вечеру, а путешествовать в наших краях ночью небезопасно. Да и вы и кони ваши, как видно, утомились.

Путники стояли в раздумье. Какое-то непонятное предчувствие говорило им, что старик, по-видимому, знает гораздо более, чем говорит.

Право, воины, отдохните у меня. В нашем селении вы, может быть, кое-что и узнаете...

Значительно переглянувшись между собою, всадники повернули коней и направились к селению.

Между тем Плакида поспешил войти в крайний дом, выдававшийся между другими своими размерами и прочностью постройки. Хозяин дома был богатый человек, обращенный Плакидою в христианство. Он считал за особое счастье, что святой муж согласился занимать у него небольшое помещение. Плакида просил его оказать гостеприимство путешественникам, его гостям, обещаясь со временем трудом своим вознаградить за издержки. Богач охотно согласился.

За столом Плакида сам радушно прислуживал своим бывшим товарищам. Он смотрел на них, и минувшее живо припоминалось ему. Невольная слеза скатилась из глаз его. Все, что, казалось, давным-давно было похоронено в глубине души, с неудержимою силою всплывало наверх. Звучали в душе давно забытые нотки, воскресли милые образы. Плакида поспешил удалиться, чтобы скрыть свое смятение. Однако его волнение было замечено гостями. Смущение овладело и ими. Как ни изменился знаменитый вождь за последние годы, а все-таки в его наружности, движениях, речи многое напоминало прежнего Плакиду.

Как походит этот странный старик на того, кого мы ищем... Ужели...- заметил Антиох.

Я давно хотел тебе сказать то же,- с жаром откликнулся Акакий.

Помнишь ли? У Плакиды был на шее след глубокой раны. Если мы увидим...

Тогда не может быть сомнения!

Когда Плакида вернулся и наклонился над столом, чтобы убрать кушанья, гости успели заметить явный след зажившей раны.

Плакида! - вскричали они и, вскочив со своих мест, заключили его в объятия.

Да, братья, я - Плакида,- произнес Евстафий глубоко взволнованным голосом.- Но зачем вы разыскиваете меня?

Ты с настоящей минуты по-прежнему у нас военачальник... Позволь вручить тебе послание государя.

Плакида с почтением принял поданный ему свиток. Траян в самых милостивых выражениях звал Плакиду к себе и своим прибытием просил утешить его в «наступивших недугах старости и ввиду военных тревог».

Между тем сцена, происшедшая в доме хозяина Плакиды, сделалась скоро известною всему селению. Сбежались стар и млад и с крайним изумлением узнали, что кроткий, смиренный старец, готовый на всякую услугу и столь долго живший между ними, оказался знатным вельможею. Когда Плакида, переодевшись, вышел из дому, толпа народа бросилась к нему с изъявлениями великого почтения и любви.

На следующий день весть о событии облетела окрестности. Стечение народа сделалось необычайное. Все волновались и желали видеть знаменитого вождя. Плакида вышел к народу:

Кто из вас желает служить вместе со мною в армии нашего государя?

Волнение в народе возросло еще более. Видны были поднявшиеся руки, от множества голосов шум стоял в воздухе.

Желающие служить выступите вперед! - И Плакида повелительным жестом приказал толпе расступиться и очистить место.

В пять минут образовался перед ним небольшой, в несколько десятков юношей, отряд. Молодые люди с восторгом смотрели на старого полководца.

Завтра мы отправляемся. К утру будьте готовы, братья! - С этими словами, в сопровождении своих гостей, Плакида вошел в дом.

Толпа начала медленно расходиться, оживленно толкуя о случившемся.

Между тем Плакида, оставшись наедине с друзьями, расспросил их о том, что произошло в столице за время его отсутствия, об императоре, которого он глубоко почитал, и с грустью узнал о том, что здоровье Траяна сильно пострадало в последние годы. И странно! Чем более он расспрашивал и узнавал, тем более пробуждался в нем интерес к прежней деятельности. Он и сам удивлялся...

«Что это значит? - спрашивал он себя.- Не начало ли конца?»

На следующее утро Плакида с друзьями и небольшим отрядом, который приготовил в подарок императору, отправился в путь. Не теряя времени, в Александрии сели они на корабль и отплыли в Рим. Дорогою Плакида невольно вспомнил об обстоятельствах его прибытия в Египет, однако он не сожалел о случившемся. Глубокая вера в непостижимость пути Провидения ни на минуту не покидала его, пламенная любовь к Богу постоянно согревала его сердце.

Иногда, правда, наступали и для него минуты тоски душевной, но он приводил себе на память слова Господа: Не бойтесь убивающих тело и потом не могущих ничего более сделать; но скажу вам, кого бояться: бойтесь того, кто, по убиении, может ввергнуть в геенну: ей, говорю вам, того бойтесь. Не пять ли малых птиц продаются за два ассария? И ни одна из них не забыта у Бога. А у вас и волосы на голове все сочтены. Итак, не бойтесь: вы дороже многих малых птиц (Лк. 12, 4-7). И эти Божественные слова, за истину которых он охотно отдал бы всю жизнь, всякий раз доставляли ему успокоение и радость.

Плавание совершилось вполне благополучно, и Плакида - немедленно по прибытии в Рим - должен был представиться императору, спешившему на театр военных действий.

Император милостиво встретил и со свойственною ему простотою обхождения обнял старого вождя. Плакида казался взволнованным: в сердце его ожила с прежнею силою любовь к государю. Да и неудивительно: Траян, по понятиям Плакиды, олицетворял собою образец вождя римского народа. Его неутомимая энергия во время войны и мира, его храбрость, известное благородство его характера, наконец, самая наружность Траяна: этот стройный стан, выразительное лицо, почтенная глава, теперь украшенная сединою, царственная улыбка - все в нем невольно возбуждало любовь и удивление.

Одиссей мой! После, когда мы возвратимся в Рим, увенчанные новою славою, ты мне расскажешь о своих приключениях: теперь всем нам предстоит спешное дело. Сегодня я отправляюсь на Восток и пойду дальше в Месопотамию. Но я слышу, что многие из покоренных мною народов Прикавказья снова восстали и простирают свою дерзость до того, что опустошают наши старинные владения. Тебе предстоит собрать новые отряды и вновь покорить мятежных. Имея тебя в тылу, я смело двинусь вперед. А теперь прощай... Необходимые приказания для тебя уже готовы... Я как будто предчувствовал, что на этот раз ты не укроешься от нас,- с улыбкою заключил свою речь император.

Плакида простился с Траяном, который в тот же день уехал из Рима. Но императору не суждено было увидать осуществления своих грандиозных замыслов. Непрерывные труды, сражения, походы по пустынным местностям надломили здоровье Траяна. Он окончательно занемог. Сенат в своих посланиях умолял императора вернуться, и тот, принеся жертву в честь Александра и громко выразив сожаление, что преклонные лета не позволяют ему плыть в Индию, трогательно простился со своими легионами, которые он неоднократно водил к победе, и представил им нового вождя в лице Адриана .

Однако Траяну не довелось вернуться в Рим. Он скончался в августе 117 года на пути в Италию.

Мы не станем подробно говорить о военных подвигах Плакиды. Он - как всегда мужественно - отражал варваров, но тут пришло известие о кончине Траяна и провозглашении императором Публия Элия Адриана.

В противоположность Траяну новый император не искал славы в завоеваниях и спешил возвратиться в Рим, установив твердый порядок на Востоке. Он отказался от азиатских завоеваний Траяна и желал, чтобы империя ограничивалась теми пределами, какие она имела при Августе . Поэтому и Плакида получил от императора - при весьма милостивом рескрипте -приказание: утвердить прочный мир с пограничными народами и, придя в Малую Азию, отправить из Эфеса часть своего отряда в Египет, где еще не вполне подавлено было восстание рабов, а с оставшимися воинами возвратиться самому в Италию. Плакида исполнил приказания государя и вернул при этом свободу всем пленным. Вообще, Плакида вел войну с возможным человеколюбием, избегая лишнего кровопролития, и милостиво обращался с побежденными.

Особенною храбростью отличались в его отряде два воина -юноши, взятые им с собою из Египта, правда из разных мест оного. Однажды своею находчивостью и отвагою они спасли римский отряд от совершенного истребления. Старый вождь обнял юношей и приказал безотлучно находиться при его особе. Он горячо полюбил их: что-то знакомое, родное светилось ему в ясных очах, в мужественном виде этих молодых витязей. Какое-то прирожденное благородство сказывалось во всем их поведении! Со своей стороны и юноши, круглые сироты, платили старому вождю за его ласки беззаветною преданностью. Плакиде не раз приходила в голову мысль просить императора об их усыновлении.

По прибытии в Эфес Плакида расположился со своим отрядом в долине, изобиловавшей виноградниками. Двое юношей, любимцев старого вождя, как земляки, жившие между собой в большой дружбе, устроили свою общую палатку рядом с виноградником, принадлежащим Стелле. Она была очень довольна этим соседством: юноши не только сами не обижали владетельницы виноградника, но и другим препятствовали, так что Стелла спокойно занималась своею работою. Однажды в полдень она случайно оказалась как раз около палатки юношей, отдыхавших после исполнения какого-то поручения.

Скажи, пожалуйста, откуда ты все же родом? Кто были твои родители? - послышался голос одного из юношей.

Мое детство прошло счастливо,- отвечал другой.- Но мой отец, римский полководец, почему-то удалился из Рима со мною, моим братом и матерью. Помню нежные ласки матери, ее заботы о нашем здоровье во время морского путешествия. Затем произошло нечто ужасное: нас с отцом насильственно высадили на пустынном берегу Африки, а мать осталась на корабле. Мы и отец много плакали. Я и сейчас живо помню впечатления этого злосчастного вечера. Втроем отправились мы внутрь страны, и при переправе через поток лев утащил меня. Ах, я до сих пор не могу без содрогания говорить об этом. Далее не помню, что со мною было... Крики, шум, толпа незнакомых людей... Я пришел в себя в каком-то селении. Мне говорили, что меня отбили у зверя...

Брат, дорогой брат мой! - с ужасом и радостью воскликнул первый и бросился на шею к своему товарищу.- А помнишь ли ты, как мы с нашими родителями незадолго до отплытия из Рима ночью были в подземных пещерах и приняли Святое Крещение? Помнишь ли ты седого старика, читавшего над нами молитвы, когда мы погружались в воду?

Агапий! Брат! Отчего же мы раньше не говорили о детстве нашем?! - воскликнул Фео- пист, с восторгом обнимая Агапия.

Юноши в волнении не могли удержать слез и довольно насмотреться друг на друга, ибо, точно, свиделись как в первый раз.

Но что же с тобою-то потом было? - с волнением снова вскричал Феопист.- И где отец наш?

Где отец наш, не знаю,-сказал Агапий со вздохом.- В то самое время, как ты был похищен львом, шакал унес меня... Спасли меня шедшие ранним утром на работу крестьяне... Среди них я и вырос.

Стелла, стоявшая близ палатки, от ужаса не проронила ни слова. Поняв, что рядом с нею - ее сыновья, она едва могла удержаться на ногах. Первым ее движением было броситься в палатку и заключить в свои объятия дорогих, столь долго оплакиваемых детей. Но вдруг она сильно смутилась: «Боже, признают ли они меня? Я так постарела, изменилась... Эта бедная одежда... О Господи!»

Не помня себя от волнения, она поспешно бросилась в свою хижину, стараясь на ходу придумать какой-нибудь план, но мысли у нее путались, она ничего не могла сообразить и кончила тем, что отправилась прямо к полководцу, о котором она раньше слышала, что он благодушно выслушивает всех просителей. Одно представлялось ей очевидным и наполняло трепетом ее сердце - это мысль о новой разлуке. Нет, нет, она бросится к ногам вождя и будет молить о позволении отправиться вместе с его отрядом в Рим...

Плакида приказал немедленно привести к себе Стеллу, лишь только доложили ему, что какая-то женщина просит свидания с ним. Каково же было изумление Стеллы, когда в старом вожде она тотчас же узнала своего мужа! Она была так потрясена, что не могла сдвинуться с места, не могла произнести ни одного слова и едва не потеряла сознание. Собрав последние силы, она все же медленно подошла к вождю и тихо пролепетала:

Евстафий Плакида, дорогой мой супруг! Я Стелла, твоя жена, названная в крещении Феопистиею...

И с этими словами она без чувств упала-таки к ногам Плакиды. Когда она пришла в себя, Плакида со слезами на глазах нежно обнимал ее.

Где же дети? - спросила Стелла еще в полубеспамятстве.

Увы! - воскликнул Плакида.- Их нет более на свете: они сделались добычею зверей...

Неправда! Бог сохранил их! Вот они! - вскричала вдруг Стелла, указывая на входивших, по дежурству, юношей.- Агапий, Феопист, дорогие мои...- И Стелла лишилась дара речи...

Плакида с недоумением смотрел на молодых людей, которые стояли подле него, едва понимая происходившее у них перед глазами. Наконец все разъяснилось!

Что за необычное движение происходит на Марсовом поле перед триумфальными воротами, близ самого Помпеева театра? Там устраивается триумф! Адриан, представляя собою умершего императора, с победоносными войсками вступает в столицу. Шествие направляется внутрь города. За ликторами идут сенаторы и знаменитые граждане с масличными венками на головах и в роскошных одеждах. За ними - трубачи, а далее тянется необозримый ряд повозок и носилок с военною добычею и колеблются древки со списками завоеванных городов, пораженных неприятелей, выигранных сражений.

Святой вмч. Евстафий Плакида

Скоро ли кончится это шествие? Нет, вон видны несколько сот белых жертвенных быков, с позолоченными рогами, с дорогими покровами на хребтах, с яркими лентами на выях! А это еще что?.. Печальный вид! Понурив головы и гремя цепями тянется мрачная вереница пленных, над которыми теперь потешается римская чернь... Дорогою ценою покупается величие Рима! Но вот - сам триумфатор! Вот его роскошная колесница, из слоновой кости, с изящною резьбою и позолотою, запряженная четырьмя белыми конями. Вокруг колесницы толпятся ликторы, в пурпурных плащах, в лаврах и алых лентах, трубачи и музыканты с золотыми повязками на головах, воспевающие подвиги триумфатора.

В облаках сжигаемых в изобилии благовоний мы видим, наконец, мужественную фигуру Адриана... На нем вышитая золотом пурпурная тога , облекавшая собою незадолго до этого самого Юпитера Капитолийского . Теперь сам Адриан уподобляется божеству. В правой руке у него жезл из слоновой кости с золотым орлом, в левой - пальмовая ветвь. Чело увенчано лавром. Близ императора - свита из высших военачальников, а далее - без конца - необозримые ряды воинов в грозных воинских украшениях. Солнце обливает яркими лучами и это великолепное шествие, и эти необозримые толпы народа, наполняющие улицы, площади, подмостки. Воздух потрясается восторженными криками: «Іо! Іо trіumрhе!»...

Наконец процессия подымается на Капитолий. Колесница триумфатора останавливается перед храмом Юпитера. Адриан озирается кругом и как бы ищет кого-то глазами. Вот пристальный взор его останавливается на одном из свитских - на Евстафии Плакиде, возле которого находятся и его сыновья. Император взором приглашает старого полководца войти вместе с собою в храм. Смертная бледность покрывает лица Плакиды и его сыновей, но выражение их спокойно, полно достоинства и твердой решимости.

Нам невозможно войти в храм,- твердо произносит Плакида.- Мы - христиане!

Злая усмешка скользнула по лицу Адриана. Он громко, очевидно с намерением, воскликнул:

Христиане?! Несчастный, ты позоришь свою седую голову... Знаешь ли ты, что грозит тебе?

Я в твоей власти, государь, но мой дух принадлежит Богу, создавшему меня, и я не могу поклониться идолам!

Ты не щадишь и сыновей во цвете лет... Безумный старик, опомнись!

Я христианин и не могу поступить вопреки совести.

И вы тоже? - строго спросил император, обращаясь к сыновьям Плакиды.

Да,- с гордым смирением ответили юноши.

На растерзание зверям! - холодно, отрывисто произнес Адриан и немедленно вступил во храм.

Плакиду и его сыновей в ту же минуту арестовали и отправили в тюрьму.

Для объяснений этой сцены нужно рассказать следующее. Регул, узнав о возвращении Плакиды, о новой славе, приобретенной Евстафием на войне, сначала струсил было не на шутку и собирался бежать из Рима, но скоро придумал средство окончательно погубить своего господина.

Он послал донос императору, в котором, выставляя Плакиду врагом Адриана, обвинил его и в принадлежности к христианству. Адриан отличался крайней подозрительностью, а донос Регула составлен был столь искусно, так чувствительно задеты были все слабые струны характера Адриана, что неминуемая гибель должна была грозить обвиненному в том случае, если император поверил бы словам доносчика. Адриан при жертвоприношении во время триумфа хотел удостовериться в действительности обвинения. Вместе с тем принадлежность Плакиды к христианству являлась отличным предлогом погубить его. Но не пришлось доносчику воспользоваться плодами своего гнусного дела. В тот же день рабы Регула, которые были не в силах более переносить его тиранства, задушили злодея в бане. О Рим!

Какие удивительные перемены счастья и несчастья, богатства и бедности, знатности и бесславия Господь посылает Своим верным для их испытания и очищения! Давно ли Плакида и его юные сыновья, в качестве достойных представителей славы оружия, участвовали в блистательном триумфе, и вот они, подобно Иову, лишенные всего, обесславленные,- в мрачной тюрьме! Здесь же и Стелла, пожелавшая разделить с ними их участь и объявившая себя христианкою.

Ужасна римская тюрьма! Это, как правило, глубокое подземелье. Страшное зловоние, нестерпимая жара, жестокое обращение стражи в сто крат увеличивают тягости заключения. Но Господь и в темнице не оставлял Своих исповедников без подкрепления...

В нижнем, совершенно темном и особенно душном отделении тюрьмы мы застаем всех членов семейства Плакиды. Старый воевода не потерял своего ясного спокойствия, не был смущен поразительною переменою в своей судьбе. В свете христианства он понимал значение человеческой жизни и ее превратностей. Кротко и любовно смотрел он на сыновей своих, которые сидели рядом с матерью и поочередно старались успокоить ее.

Первое впечатление темницы для Стеллы было ужасным. «Боже! - невольно воскликнула она.- Какая темнота!» Теперь она заливалась слезами, бессильно опустив руки на головы сыновей. Ей было жаль их цветущей юности, но она не видела другого исхода... Следует, кстати, заметить, что христианские мученики не были фанатиками. Самые нежные чувства человеческие были свойственны им, тем более что христианство, преображая в них человеческую природу, возвышало все лучшие и благороднейшие ее стороны. Оно научало любить, и особенно любить близких. Но любовь к Богу должна быть выше всех человеческих привязанностей.

Плакида первый нарушил молчание:

Я предвидел, дорогие мои, все, что с нами произошло. Воля Божия совершается над нами.

Мы готовы пострадать за Господа! - гордо заметил Феопист.

Готовы ли? - спросил Плакида.-Вспомните Петра... Не будьте самоуверенны и просите у Господа сил на подвиг.

Господь не оставит нас,- произнесла Стелла, утирая слезы.- Не мы будем страдать: Сам Господь будет страдать за нас.

О Боже правый! - вздохнув, сказал Плакида.- Подкрепи вас Господи, дети мои. Ваша жертва выше нашей: вы приносите в жертву Господу вашу молодую жизнь, вашу блестящую, может быть, будущность. Вам труднее нашего расставаться с жизнью, но тем выше будет награда вам.

Мы ничего более не желаем, как быть вечно и неразлучно со Христом и с вами, дорогие,- воскликнул Агапий,- и да будет так!

Плакида с невыразимою любовью обнял своих достойных сыновей.

Мучение временно, смерть мгновенна,- снова заговорил Плакида после небольшого молчания.- А затем -венцы Небесные. Сам Христос примет нас в Свои объятия. О, дети, помышляйте об этом безмерном счастии видеть Господа, за нас пострадавшего, и переход от временной жизни вам не будет тяжел. Смерть не страшна: она столько раз смотрела в глаза мне на полях битвы, да и вы бестрепетно шли в бой рядом со мною! Мы сражались за родину, за честь, за славу - и какая радость, что Господь сохранил нас для того, чтобы умереть за Него! Будем героями веры! Наша кровь не прольется даром!

Не сомневайтесь в нас, дорогой родитель! Мы охотно принесем эту жертву.

И этим блаженством мы обязаны вам... О, я хорошо помню свой обет, данный мною вместе с вами в катакомбах!

Мы общались с христианами и в Африке; там мы имели счастье слышать и читать Священное Писание. Это было Евангелие, написанное Марком со слов Петра.

О, благодарю Тебя, Создатель! - тихо сказал Плакида.- Ты невидимыми путями привел всех нас к блаженному концу, Ты разлучил нас, чтобы всех соединить с Собою! Буди благословенно имя Твое!

В темнице блеснул луч света. Это к обреченным на казнь спустился, словно с небес, сам пресвитер Иоанн, пробравшийся не без затруднений в тюрьму, чтобы навестить дорогих узников. Он сильно постарел и сгорбился, но на челе по-прежнему заметно было присутствие высокой мысли. Радостно встретили узники посетителя. Долго продолжалась задушевная беседа. И при слабом мерцании лампы можно было заметить, какой восторг светился на лицах собеседников, какой огонь горел в их очах... Темница преобразовалась для них в райскую обитель: они не променяли бы ее и на палаты цезаря...

Мертвая тишина царит в темнице. Престарелый вождь, утомленный волнениями дня, дремлет, склонившись головою на камень. Стелла погружена в глубокую думу. Глаза ее устремлены в непроницаемую тьму. И вдруг в этой страшной мгле возникают знакомые, милые черты: Стелла видит своего давно почившего брата Марка. Улыбаясь, он шепчет ее имя, он зовет ее. И она по вдруг открывшейся золотой дорожке стремительно восходит до самого Неба и снова слышит голос брата, который говорит ей: «Взойди сюда!»

Она на Небе. Пред нею -сияющий Престол, и Сидящий на нем видом был подобен камню яспису и сардису ; и радуга вокруг престола, видом подобная смарагду (Откр. 4, 3). А пред Престолом бесчисленное множество людей в сверкающих одеждах и с пальмовыми ветвями в руках. И из уст Сидящего на Престоле она слышит сладкий голос: «О совершенные мученики! Вы увенчаны диадемою Царства Небесного, ибо вы поразили врага спасения!»

Стелла видит чашу, наполненную красным вином, и вкушает из нее, и все, стоящие пред Престолом, восклицают: «Аминь!»

Мир тебе! - возгласил Сидящий на Престоле и подал Стелле победную ветвь...

Стелла передает свое видение мужу и детям, и все возносят жаркую молитву Господу.

За триумфом в Риме обыкновенно следовали игры и зрелища. Не отступил от этого обычая и Адриан.

После обычного развлечения растленной римской черни - гладиаторских боев, после бешеной схватки зверей, львов и гепардов, пантер и медведей, на арену выводят христиан... Страшный, дух захватывающий вид!

Вот Евстафий Плакида и его сыновья. Они - по обычаю - в великолепных ярко-красных и пурпурных мантиях... Рядом с ними идет Стелла в белых одеждах.

Смертная бледность покрывает лица христиан, но они идут твердо, с достоинством, с очами, поднятыми к небу. Малейшее движение их дышит высоким героизмом.

Святые Евстафий Плакида, Феопистия, Агапий и Феопист.
Миниатюра из греко-груз. рукописи. XV в.

Весь амфитеатр точно ахнул от изумления пред этим неземным величием. Проходит минута, несколько минут... Нервы зрителей напряжены до сильнейшей степени. Но звери, выпущенные на христиан, не трогаются с места и, глухо рыча, отступают в глубь арены пред святыми подвижниками. Зрители теряют терпение...

Раздразнить зверей! Раскаленного железа! - раздаются оглушительные крики.

Но все тщетно. Звери огрызаются на погонщиков и с тем же сдавленным рычанием отступают пред мучениками все дальше.

Чары, чары безбожников! - ревет толпа и мгновенно стихает по знаку цезаря.

Сжечь их живыми! - звучит резкий, повелительный голос Адриана.

Звери прогоняются с арены. Приносят страшные орудия огненной казни. Возжигаются костры, и дым от пламени наполняет амфитеатр, застилая глаза зрителям.

Безмолвно, в пламени, святые и блаженные Евстафий Плакида, его супруга Стелла-Феопистия, и их дети Феопист и Агапий, обнявши друг друга, отдают свои чистые души в руки Отца Небесного.

Бушует огонь, но тела подвижников остаются нетленными.

Христиане с опасностью для собственной жизни уносят их и честно погребают.

В Риме и теперь еще цела церковь, в которой почивают мощи Евстафия Плакиды и его семейства (+ ок. 118).



ЕВСТАФИЙ ПЛАКИДА

[греч. Εὐστάθιος Πλακίδας; лат. Еustathius (в нек-рых текстах Eustachius) Placidas] († ок. 118), вмч. (пам. 20 сент.), пострадал в Риме вместе с женой Феопистией и сыновьями Агапием и Феопистом при имп. Адриане.

Житие

было первоначально составлено на греч. языке предположительно в VI - 1-й пол. VIII в. (по мнению западных исследователей, в VII в.) скорее всего в К-поле. Прп. Иоанн Дамаскин († ок. 750) приводит обширный фрагмент Жития в 3-м Слове в защиту иконопочитания (Ioan. Damasc. De imag. // PG. 94. Col. 1381, рус. пер.: Иоанн Дамаскин. Три слова в защиту иконопочитания. СПб., 2001. С. 142-144). Известен целый ряд греч. (BHG, N 641-643) и лат. (BHL, N 2760-2771, см. также: Batalova. 2005) редакций Жития. Одна из редакций приписывается прп. Симеону Метафрасту (BHG, N 642, рус. пер. по изд.: AnBoll. 1884. Vol. 3. P. 66-112 см.: Византийские легенды. 1972, 2004р. С. 208-224), однако его авторство принимается не всеми исследователями (Там же. С. 299). Похвальное слово в честь Е. П. и его семьи написано Никитой Пафлагоном (BHG, N 643; PG. 105. Col. 376-417). По мнению болландистов, арм. перевод Жития сохранил архаичные черты повествования о Е. П. Известны и др. вост. переводы - на сир., копт., груз. языки.

Знатный и добродетельный стратилат (воевода, полководец) Плакида жил во время правления имп. Траяна в Риме. Он и его жена Татиана (в лат. текстах иногда ошибочно Траяна (Trajana - PG. 105. Col. 373-374)), еще будучи язычниками, были добродетельны и в благочестии воспитали 2 сыновей, чьи языческие имена неизвестны. Однажды Плакида отправился на охоту, где по Божественному Промыслу перед ним предстал необыкновенный олень, между рогами к-рого блистал крест с изображением Распятия (описание оленя неск. отличается в разных редакциях и переводах Жития). Заговорив человеческим голосом, олень открыл Плакиде, что в образе животного тому явился Иисус Христос, Которого Плакида, делая добрые дела, почитал, сам того не ведая. Форма вопроса оленя к Плакиде - «Что Меня гонишь?» - и весь строй диалога восходят к описанию в Деяниях св. апостолов явления Христа ап. Павлу на пути в Дамаск (Деян 9. 3-7). Таким способом Господь решил обратить стратилата в истинную веру, и Плакида тайно крестился вместе со всей семьей у иерея Иоанна (имя и роль иерея уподобляют его св. Иоанну Крестителю). При крещении Плакида получил имя Евстафий (твердостоящий), его жена была наречена Феопистией (Богу верная), старшего сына назвали Агапием (от ἀγάπη - любовь), а младшего - Феопистом. На следующий день Е. П. отправился на то место, где он встретил оленя, и Господь открыл ему, что, подобно страдальцу Иову, ему надлежит быть готовым ко мн. бедам, но если, невзирая ни на что, он сохранит веру и преодолеет диавольские искушения, то получит спасение. Когда в доме Е. П. начался мор, он принял предсказанную Господом напасть со смирением. Вместе с женой и сыновьями Е. П. покинул дом, бросив имущество, и, подобно Св. Семейству, бежал в Египет. Когда они сели на корабль, Е. П. не имел денег, чтобы заплатить судовладельцу за переезд, тот забрал его жену, а Е. П. с сыновьями сошел на берег. На переправе через реку лев схватил одного ребенка и скрылся, а волк унес др. мальчика. Е. П. был близок к отчаянию, думая, что дети его погибли, но их спасли и взяли на воспитание жители ближнего селения. Е. П. решил, что выпавшие на его долю несчастья больше, чем те, к-рые перенес Иов, терпевший беды и напасти на родине при поддержке друзей. Однако он не возроптал на Бога. Е. П. прожил в сел. Вадисис 15 лет, зарабатывая на пропитание поденной работой и охраной посевов. В это время иноплеменники начали войну с Римской империей и завоевали много областей. Озабоченный этим император вспомнил храброго воеводу Плакиду, о к-ром давно не было никаких известий. Готовясь к войне с варварами, император поручил воинам Антиоху и Акакию, служившим под началом Плакиды, разыскать его. Обойдя мн. страны и достигнув селения, где жил стратилат, воины встретили его и, не узнав, стали расспрашивать о Плакиде. Е. П. хотел скрыть от них, кто он. Но воины узнали его по шраму на шее. Они вручили ему послание императора, и Е. П. вместе с ними отправился на родину. Он рассказал императору обо всем, что случилось с ним на чужбине. Тот попросил Е. П. быть, как и прежде, стратилатом. Е. П. согласился, принял от него меч и отдал приказ набирать новобранцев для войны с варварами. Жители селения, где воспитывались сыновья Е. П. (к-рые не знали, что они братья), отправили их в армию как чужеземцев. Е. П., заметив рослых и красивых юношей, взял их в свою охрану. Ведомый Провидением, Е. П. отправился с войском в ту страну, где жила его жена, которая благополучно спаслась от посягательств владельца корабля и с тех пор стерегла сады местных жителей. Шатер стратилата оказался рядом с хижиной его жены. Феопистия случайно услышала разговор юношей в соседней палатке, которые вспоминали о раннем детстве, об отце с матерью, и поняла, что они ее сыновья, а те в свою очередь - что они родные братья. Тогда Феопистия пришла к стратилату и рассказала ему свою историю. Заметив у него на шее шрам, она узнала мужа. Е. П. обрадовался, найдя любимую супругу, к-рую считал погибшей. Тогда жена пересказала ему разговор юношей. Стратилат призвал их к себе и, расспросив, убедился в том, что они - его дети. После победы над варварами Е. П. устроил праздник, прославляя Господа. Он возвратился с семьей на родину и узнал, что вместо умершего Траяна императором стал Адриан. Когда Е. П. отказался совершить жертвоприношения в языческом храме, имп. Адриан лишил его всех почестей и повелел отдать всю семью на съедение льву. Но лев не тронул их. Адриан, видя это чудо, приказал раскалить медного быка и бросить в его чрево Е. П. с семьей. По молитве святых Господь обратил жар в прохладу, и они мирно скончались, воспевая хвалу Богу. Когда через 3 дня имп. Адриан приказал открыть медного быка, все увидели, что тела св. мучеников остались невредимыми и сверкали, подобно снегу. Мн. язычники, ставшие свидетелями этого чуда, приняли крещение. Христиане выкрали тела мучеников и тайно похоронили их.

В Житии Е. П. исследователи отмечали как наличие библейских сюжетов (обращение ап. Павла и испытания Иова), так и влияние античного романа (Адрианова-Перетц. 1970. С. 70-71; Гладкова. Житие Евстафия Плакиды: Особенности идейно-худож. структуры. 2004. С. 25). Оно является образцом использования в структуре Жития ряда бродячих сюжетов: о явлении герою чудесного оленя, заговорившего человеческим голосом, о разлучении героев, об испытаниях, выпавших на их долю, и о счастливом воссоединении семейства или влюбленной пары и т. д.

Упоминание о рим. военачальнике Плакиде (Плациде), участвовавшем в осаде Иерусалима войском рим. имп. Тита, есть в «Истории Иудейской войны» Иосифа Флавия (Иосиф Флавий. 1993. С. 483-484 (указ.), ср.: Мещерский. 1958. С. 295, 300, 306, 343). Предположение о том, что это одно лицо с Е. П., впервые высказано кард. Цезарем Баронием. Эти сведения были заимствованы свт. Димитрием Ростовским при создании собственной редакции Жития Е. П. (Гладкова. «Житие Евстафия Плакиды»: От Нестора до Милорада Павича. 2004. С. 505). Однако в «Истории Иудейской войны» не говорится о крещении, испытаниях и о мученической кончине Плакиды, а в Житии, за исключением редакции свт. Димитрия, нет прямых сведений о деятельности Плакиды во время Иудейской войны. Нек-рые болландисты вообще сомневаются в существовании такого святого и считают его лит. персонажем.

Почитание

его жены и сыновей широко распространилось как на Западе, так и на Востоке. Болландисты отвергают рим. происхождение Е. П. и предполагают, что почитание этого святого зародилось на Востоке и оттуда проникло в Рим. Этим объясняется появление большого количества изображений Е. П. в Каппадокии и Грузии уже с VI-VII вв. (подробнее см. в разд. «Иконография»). Что касается зап. источников, то имени Е. П. нет ни в Мартирологе блж. Иеронима (за исключением одной ркп. XI-XII вв. из Корби - ActaSS. Nov. Т. 2. Pars 2. P. 138), ни в календаре Depositio martyrum Ecclesiae Romanae (сер. IV в.). Ц. (диакония) во имя Е. П. известна в Риме с IХ в., но, по-видимому, существовала уже в VII в. Предание о том, что встреча Е. П. и чудесного оленя произошла близ Тиволи, на месте, где позднее на скале Вультвилла (Вультурелла) была построена ц. Пресв. Богородицы (ныне ц. Санта-Мария делла Менторелла), появилось в конце средневековья.

На правосл. Востоке память Е. П. и его семьи праздновалась 20 сент., на Западе - 20 сент. или в 1-х числах нояб. В миссалах и бревиариях Е. П. чаще всего упоминается 2 нояб. (напр., в Мартирологе Узуарда) или 3, 4, 5, 9 нояб. Возможно, первоначально память Е. П. совершалась 1 нояб. (в списке Мартиролога блж. Иеронима из Корби (XI-XII вв.) - ActaSS. Nov. Т. 2. Pars 2. P. 138), но в связи с установлением в этот день праздника Всех святых была передвинута на 2 нояб., а потом из-за того, что к этому числу было приурочено поминовение усопших, перенесена на следующие дни нояб. В разных типах сакраментариев имя Е. П. не упоминается. Самой распространенной была дата празднования 20 сент. (в Евангелиариях рим. типа сер. VIII в.), перешедшая впосл. в составленный Ц. Баронием Римский Мартиролог (1586). Эта дата все чаще появляется в рим. литургических книгах с XVI в. и затем становится общепринятой.

На Западе Е. П. входил в группу т. н. 14 св. помощников. Его жизнеописание пользовалось большой популярностью, было переведено на старофранц., итал., испан., англ., нем. и ирл. языки. В позднем средневековье Е. П. считался покровителем охотников и лесников, но впосл. его почитание (особенно в Центр. Европе) было вытеснено культом св. Губерта. Позднее Е. П. стал считаться покровителем г. Мадрида.

Е. П. посвящена церковь Эртацминда в Вост. Грузии. Предполагают, что название села произошло от искаженного груз. «эстатецминда» (святой Евстафий). Е. П. является небесным покровителем потомков груз. царя-мч. Луарсаба II и груз. полководца великого моурави Георгия Саакадзе: летом 1609 г. груз. войска в битве в Цхиретской долине близ с. Эртацминда разгромили турок, эту победу связали с заступничеством Е. П., и «знамя победы водрузили перед иконой святого» (Сабинин. 2004. С. 284).

Е. П. почитали на Руси как воина-великомученика, как «княжеского» и «царского» святого, прообразующего равноапостольного Константина Великого. В «Чтении о Борисе и Глебе» Нестор называет крестителя Руси равноап. Владимира (Василия) Святославича новым Е. П. (Revelli. 1993. Р. 614; в «Чтении...» содержится наиболее раннее упоминание Е. П. в древнерус. книжности). Имя Евстафий получил в крещении внук кн. Владимира, сын Мстислава Черниговского. Прославление равноап. кн. Владимира Святославича как второго Е. П. (и соответственно как равноап. Константина Великого) отразилось в программе росписи Софии Киевской (Никитенко. 1987. С. 101-107; см. др. мнение: Смирнова. 2004. С. 202), Рождественского собора Ферапонтова монастыря, в рельефах Димитриевского собора во Владимире и др. Образы рус. князя и рим. стратилата объединяли такие черты, как отказ от язычества, высокое общественное положение, военные заслуги, а также милость к страждущим. Позднее по стойкости в вере с Е. П. сравнил патриарха Никона в эпитафии его ученик и постриженик архим. Герман (Панченко. 1973. С. 111-112, см. также: Зеленская. 2002. С. 312-317; Гладкова. Царь-нищий. 2005. С. 16).

Е. П. вспоминает автор «Сказания о Мамаевом побоище», ему уподобляется Петр, царевич Ордынский («Повесть о Петре, царевиче Ордынском») и т. д. (Гладкова. «Житие Евстафия Плакиды»: От Нестора до Милорада Павича. 2004). На Русском Севере Е. П. считали целителем и защитником посевов (Смирнова, Ямщиков. 1974. Коммент. к илл. 7; Смирнова. 2004. С. 202), видимо, в связи с тем, что, согласно Житию, он 15 лет охранял поля на чужбине. Со временем «княжеские» функции святого ушли на 2-й план, и все больше внимания уделялось другим темам Жития, в частности супружеству во Христе. Так, на фресках Софийского собора в Киеве Е. П. изображен в окружении семьи, его Житие явилось одним из образцов для «Повести от жития Петра и Февронии», написанной Ермолаем-Еразмом и посвященной как проблеме власти, так и теме брака как союза Христа и Церкви. Кроме того, на Руси появился свой св. мученик, отстаивающий правую веру перед лицом мучителей-нехристиан во имя спасения - кн. Михаил Черниговский, память которого также празднуется 20 сент. Со временем Михаил Черниговский, подвиг которого в сознании древнерус. книжника безусловно связывался с подвигом Е. П. (Лаушкин. 1999. С. 22), неск. «потеснил» визант. святого, что отразилось, в частности, в ряде минейных сборников, где 20 сент. отмечалась лишь одна память или читалось только одно Житие Михаила Черниговского (напр., ГИМ. Забел. № 415(132). Л. 377, XV в., и др.).

Славянские переводы Жития

отличались по содержанию и существовали во множестве редакций, возникавших вплоть до XIX в. Все ранние слав. переводы восходят к разным дометафрастовым редакциям Жития. Греч. текст Жития был известен в кругу слав. первоучителей: равноап. Константин-Кирилл сравнивается с Е. П. в своем Пространном Житии, однако при этом цитируется текст Жития Е. П., неизвестный в слав. традиции, по-видимому являющийся прямым переводом с греческого (Жития Кирилла и Мефодия. 1986. С. 94, об этом также см.: Гладкова. 2002. С. 27-28). Древнейший слав. перевод Жития Е. П. был осуществлен в Болгарии в IX-X вв. (по мнению автора, на Руси при Ярославе Мудром). Он включен в состав восходящих к одному оригиналу древнерус. Сильвестровского и Чудовского сборников кон. XIV в. и «староизводных» серб. и македон. Торжественников XIV в. (София. НБКМ № 1039 и Загреб. ХАЗУ. III. с. 24) (Hannick. Maximos Holobolos. S. 102. N 28). Этот перевод Жития включен в древнерус. домакариевские Четии-Минеи и др. календарные сборники (в т. ч. в Торжественники), а также в ВМЧ (Сент. Дни 14-24. 1868. Стб. 1286-1298). В результате компиляции древнейшего перевода со вновь переведенным текстом возникла редакция, представленная в рукописи серб. происхождения XIV в. (НБС. Собр. Дечанского мон-ря. № 94. Л. 58-67). Следы этой редакции обнаруживаются и в рус. собраниях с XV в. (РГБ. Троиц. (I). № 745. Л. 154 об.- 168). Еще один ранний слав. перевод, представленный лишь отрывком из середины текста Жития Е. П., сохранился в хорват. глаголической рукописи «Пазинские фрагменты» (ХАЗУ. Fragm. glag. 90/1 (a), нач. XIV в.- изд.: Štefanić et. al. 1969. S. 252-255). В нем жена Е. П. названа Верой. Версия Жития Е. П. в «Пазинском фрагменте», как и все переводы с греческого, сохранившиеся в хорват. рукописях до сер. XIV в., восходят к древней (преславской?) традиции, хотя в нек-рых местах отражают позднейшую правку.

Другой перевод обнаружен только в 2 рукописях 3-й четв. XV в. (ГА Псковской обл. Собр. Псково-Печерского мон-ря (Ф. 449). № 60. Л. 26 об.- 30 об.; РГБ. Собр. И. Я. Лукашевича и Н. А. Маркевича (Ф. 152). № 85/1071. Л. 82-90).

Сохранились сведения о списке Жития Е. П. ок. 1300 г., находившемся в василианском мон-ре г. Львова (№ 572) (Срезневский. 1882. С. 162; Волков. 1897. С. 86), однако совр. местонахождение неизвестно.

Согласно Студийско-Алексиевскому Типикону, 20 сент. Житие Е. П. должно было читаться полностью на утрене (Пентковский. Типикон. С. 284). Следует отметить, что начальная фраза, приведенная в древнерус. переводе Типикона, взята из редакции Симеона Метафраста, которая до свт. Димитрия Ростовского не использовалась при редактировании славянских текстов Жития.

Хронология возникновения слав. переводов Жития Е. П. в первые века после распространения христианства у славян не очень ясна. В сб. Драгомирна (№ 700) представлена болг. редакция перевода 2-й пол. XIV в. (Hannick. Maximos Holobolos. S. 102. N 28). Неск. позже Житие повторно переводилось в Болгарии (Демина. 1971; Димитрова.1998), на Украине (вероятно, в Киеве) (РГБ. Рум. № 325, XVII в. Л. 42 об.- 50), а также, возможно, в Белоруссии (Перетц. 1956. С. 362-378; найти эту ркп. не удалось).

В XVII в. Житие Е. П. перевели на рус. язык с польск. языка в сб. «Римские деяния», др. перевод с польского, вошедший в состав 2 списков «Великого Зерцала» кон. XVII в. (РГБ. Муз. (Ф. 178). № 5470. Л. 421 об.- 426; ГИМ. Увар. № 406 (274) (139)-1°. Л. 720-726), отредактировал свт. Димитрий Ростовский и включил в свои Четии-Минеи (Димитрий (Туптало). 1689. Л. 120-129 об.). Кроме того, он написал проповедь на память Е. П., где использовал материалы Жития Е. П. (Он же. 1786. Ч. 4. Л. 24-35). Существует также перевод Жития Е. П. XVII в. на западнорус. лит. язык, представленный в Четьей-Минее 1669 г. (Вильнюс. БАН Литвы. Ф. 19. № 82. Л. 38-44 об.).

Мощи

хранились в ц. св. Евстафия в Риме (Сергий (Спасский). Месяцеслов. С. 387). В средние века монахи парижского аббатства Сен-Дени полагали, что мощи Е. П. находятся у них. Когда в XIII в. часовня св. Агнессы в Париже стала приходским храмом, туда была передана часть его мощей из Сен-Дени и храм был посвящен Е. П.

Согласно лат. описанию К-поля XI в. («Аноним Меркати»), в одной из к-польских церквей, близ цистерны Юстиниана, находились мощи Е. П. и его родных (Описание святынь К-поля в лат. рукописи XII в. // Чудотворная икона в Византии и Древней Руси. М., 1996. С. 450). В наст. время части честной главы Е. П. хранятся в афонских монастырях Ксиропотам и Великая Лавра, а также в ц. Пресв. Богородицы Ахиропиитос в Фессалонике, десница - в монастыре Пресв. Богородицы на о-ве Идра. Частицы мощей великомученика находятся в храме Гроба Господня в Иерусалиме, в греч. монастырях Иверском, Пантократор, Великая Лавра, Кутлумуш, прп. Дионисия, Дусику, Мега Спилео, ап. Иоанна Богослова на о-ве Патмос и др. (Meinardus O. A Study of the Relics of Saints of the Greek Orthodox Church // OrChr. 1970. Bd. 54. S. 177-178).

На Руси документально засвидетельствовано появление частиц мощей Е. П. по крайней мере с XVI в.: они содержатся в воздвизальном кресте, сделанном при игум. Филиппе (Колычеве) соловецкими мастерами И. Шаховым и Д. Жданьским (1561/62), и в складне-мощевике Семена Трусова того же времени (Сохраненные святыни Соловецкого мон-ря. 2001. С. 150-154). «Кость большая от ноги» Е. П. хранится в раке с изображением святого (2-я пол. XVI в.) в Благовещенском соборе Кремля (Царский храм. 2003. С. 306-307). Посольство Тырновского митр. Дионисия, прибывшее в Москву в 1591 г. с грамотой о признании за рус. патриархом 5-го по чести места и всех прав предстоятеля автокефальной Церкви, доставило с др. мощами и частицами мощи Е. П. (Посольская книга. 1988. С. 73). В наст. время к Е. П. и Феопистии обращаются с молитвами «при лишении и потере детей» (Попов. 2002. С. 54).

Ист.: BHG, N 641 с - 641 z; BHL, N 2760-2771; BHO, N 298-299; ActaSS. Sept. Т. 6. Р. 123-135; [Димитрий (Туптало), свт. Ростовский]. Книга житий святых […]: Септемврий, октоврий и ноемврий. К., 1689; он же. Собр. разных поучительных слов и др. соч. М., 1786. Ч. 4; PG. 105. Col. 376-417 [Похвальное Слово Никиты Пафлагона и «Древнее» Житие Е. П.]; PG. 117. Col. 61 [Минологий имп. Василия II]; ВМЧ. Сент. Дни 14-24. Стб. 1283, 1286-1298, 1336; Римские Деяния (Gesta Romanorum) / Изд. ОЛДП. СПб., 1878. Вып. 2; Ровинский. Народные картинки. 1881. Кн. 3: Притчи и листы духовные. С. 600-602; AnBoll. 1884. Vol. 3. P. 66-112 [Житие Е. П., приписываемое Симеону Метафрасту]; Ягич. Служебные Минеи. С. 0162-0168; Мещерский Н. А. История иудейской войны Иосифа Флавия в древнерус. пер. М.; Л., 1958. С. 295, 300, 306, 343; Štefanić V., Grabar B., Nazor A., Pantelić M. Hrvatska kniževnost srednjega vijeka. Zagreb, 1969; Демина Е. И. Тихонравовский дамаскин: Болг. памятник XVII в. София, 1971. Ч. 2. С. 69-80; Византийские легенды / Изд. подгот.: С. В. Полякова. М., 1972, 2004р; Панченко А. М. Русская стихотворная культура XVII в. Л., 1973. С.111-112; Сказание об Евстафии Плакиде // ПЛДР: XII в. М., 1980. С. 226-245; Жития Кирилла и Мефодия: Факс. воспроизв. рукописей. М.; София, 1986; Посольская книга по связям России с Грецией (правосл. иерархами и монастырями): 1588-1594 гг. М., 1988. С. 73; ЖСв. Сент. С. 362-383; Иосиф Флавий. Иудейская война. М.; Иерусалим, 1993; Revelli G. Monumenti letterari su Boris e Gleb = Литературные памятники о Борисе и Глебе. Genova, 1993. Р. 614; Гладкова О. В. Житие Евстафия Плакиды в составе Пролога: Исслед. и тексты // ГДРЛ. 1994. Сб. 7. Ч. 1. Прил. С. 179-184; БЛДР. 1999. Т. 3: XI-XII века. С. 10-27; Сабинин М.-Г. Житие и страдание святого славного мученика благоверного царя Карталинского Луарсаба // Он же. Иверский патерик. М., 2004. С. 284.

Лит.: Срезневский И. И. Древние памятники рус. письма и языка X-XIV вв.: Общее повременное обозр. СПб., 18822; Волков Н. В. Статистические сведения о сохранившихся древнерус. книгах XI-XIV вв. и их указатель. СПб., 1897. (ПДП; 123); Сергий (Спасский). Месяцеслов. Т. 3. С. 386-387; Monteverdi A. La leggenda di S. Eustachio. Bergamo, 1909; idem. I testi d. leggenda di S. Eustachio. Bergamo, 1910; Шестаков Д. П. Исследования в области греч. нар. сказаний о святых. Варшава, 1910. С. 111, 179, 200, 229; Безобразов П. В. Визант. сказания // Визант. обозр. Юрьев, 1916. Т. 2. Вып. 2. С. 251-256; Meyer W. Die älteste lateinische Fassung der Placidus-Eustasius-Legende // Nachrichten v. d. königlichen Gesellschaft d. Wiss. Gött., 1916. S. 745-800; Delehaye. Passions. P. 317-319; idem. Les légendes hagiographiques. Brux., 19273. P. 27; idem. La légende de S. Eustache // Idem. Mélanges d"hagiographie grecque et latine. Brux., 1966. P. 212-239; Krappe A. H. La leggenda di S. Eustachio. Aguila, 1928; Перетц В. Н. Новый список «Слова» Даниила Заточника // ТОДРЛ. 1956. Т. 12. С. 362-378; Daniele I. Eustachio, Teopista, Teopisto e Agapio // BiblSS. Vol. 5. Col. 281-289; Aubert R. Eustache (1) // DHGE. T. 16. Col. 6-7; Адрианова-Перетц В. П. Сюжетное повествование в житийных памятниках XI-XIII вв. // Истоки рус. беллетристики. М., 1970. С. 70-76; Смирнова Э. С., Ямщиков С. В. Древнерусская живопись: Новые открытия: Живопись Обонежья XIV-XVIII вв. Л., 1974; Жирмунский В. М. Сравнительное литературоведение. Л., 1979. С. 46-65; Velmans T. Les peintures de Zenobani et le thème du vision de St. Eustach // IV Symp. Intern. sur l"Art Géorgien. Tbilisi, 1983. P. 8-13; Салмина М. А. Житие Евстафия Плакиды // СККДР. 1987. Вып. 1. С. 146-147; Никитенко Н. Н. К иконографической программе однофигурных фресок Софийского собора в Киеве // ВВ. 1987. Т. 48. С. 101-107; Гладкова О. В. Житие Евстафия Плакиды в составе Пролога: Исслед. и тексты // ГДРЛ. 1994. Сб. 7. Ч. 1. С. 167-184; она же. История текста христианского романа о Евстафии Плакиде // Литература Др. Руси: Межвуз. сб. науч. тр. М., 1996. С. 29-43; она же. «Житие Евстафия Плакиды»: Визант. текст и славяно-рус. пер. // ГДРЛ. 2000. Сб. 10. С. 629-643; она же. Где и когда было переведено «Житие Евстафия Плакиды» // Мир житий. М., 2002. С. 26-37; она же. Фреска «Чудо на охоте» из ц. Николы Меленки в Ярославле и др. изображ. св. мч. Евстафия Плакиды: Иконография и лит. источники // VII Научные чт. памяти И. П. Болотцевой. Ярославль, 2003. С. 118-134; она же. Житие Евстафия Плакиды: Особенности идейно-худож. структуры // Литература Др. Руси: Коллектив. монография. М., 2004. С. 25-46; она же. «Житие Евстафия Плакиды»: От Нестора до Милорада Павича // ГДРЛ. 2004. Сб. 11. С. 281-320; она же. «Житие Евстафия Плакиды»: Известные и неизв. переводы и редакции XVII в. // Там же. 2005. Сб. 12. С. 482-516; она же. Царь-нищий: К вопросу об источниках «Повести о царе Аггее» // Макариевские чт. Можайск, 2005. Вып. 12. С. 310-318; Салтыков А., прот. «Видение св. Евстафия Плакиды»: (Рельефная икона из Цебельды) // ИХМ. 1996. Вып. 1. С. 5-19; Димитрова М. Към въпроса за новобългарските преводи на дамаскиновите слова // Медиевистика и културна антропология. София, 1998. С. 442-451; Лаушкин А. В. К истории возникновения ранних проложных сказаний о Михаиле Черниговском // ВМУ: Ист. 1999. № 6. С. 3-25; Ивакин Г. Ю., Пуцко В. Г. Киевский каменный рельеф с изображ. Евстафия Плакиды // Рос. Арх. 2000. № 4. С. 160-168; Сидоренко Г. В. О персонификации образа на вновь найденной шиферной плите на территории Михайловского Златоверхого мон-ря в Киеве // ИХМ. 2000. Вып. 4. С. 217-224; Мельник А. Г. Старейшая икона Ростовского музея // Средневек. Русь. М., 2001. Вып. 3. С. 184-190; Сохраненные святыни Соловецкого мон-ря: Кат. выст. М., 2001. С. 150-154; Архипова Є. Скульптурний декор в архiтектурi давнього Києва // Родовiд. К., 2002. № 18/19. С. 27-36; Мiляєва Л. Повернення до атрибуцiï рельïфу «Невiдомого святого вершника» // Там же. С. 37-46; Зеленская Г. М. Святыни Нового Иерусалима. М., 2002. С. 312-317; Попов Е., прот. Святые, имеющие особенную благодать помогать в различных болезнях и др. нуждах. М., 2002; Хрушкова Л. Г. Раннехристианские памятники Вост. Причерноморья (IV-VII века). М., 2002. С. 385-393; Царский храм: Святыни Благовещенского собора в Кремле. М., 2003. С. 306-307; Баталова С. Мотивът за появата на чудния Елен в житието на св. Евстатий Плакида - инициация «преведена» на езика на агиографската легенда? // Cultura Animi: Изслед. в чест А. Николова. София, 2004. С. 342-348; idem. (Batalova S.). The Tradition of St. Eustachius Placidas in Latin // Scripta & e-Scripta: The J. of Interdisciplinary Mediaeval Studies. Sofia, 2005. N 2. Р. 325-353; Смирнова Э. С. Иконы Сев.-Вост. Руси: Ростов, Владимир, Кострома, Муром, Рязань, Москва, Вологодский край, Двина: Сер. XIII - сер. XV в. М., 2004. С. 199-206.

Изменения в традиц. для груз. искусства схеме «Видения св. Евстафия Плакиды» наблюдаются на фасадном рельефе храма в мон-ре Мартвили (вместо лука Е. П. вооружен копьем), в рельефах из Цебельды и Натлисмцемели (Е. П. выпускает в оленя согнутую стрелу), в росписях церкви в Цкелари (стрелой с вильчатым наконечником он поражает лося). Своеобразный извод сцены - Е. П. охотится на оленя с Распятием между рогами - представлен в росписи вост. части юж. стены церкви в с. Чукули.

Известна груз. икона Е. П. XVII в. из церкви в с. Карабулахи в Кахети (ныне в Национальном музее искусств Грузии им. Ш. Амиранашвили). Иконография образа Е. П. была положена в основу изображения почитаемого в Абхазии мч. Евстафия Апсильского.

«Видение св. Евстафия Плакиды» было популярно и в Каппадокии, где всегда большое значение придавалось изображению всадников (охотников с копьем) и связанному с ними культу и где Е. П. был особенно почитаем. Сцена присутствует в росписи ц. св. Иоанна Крестителя в Чавушине (VII-IX вв.); в Панджарлык-килисе близ Ургюпа (IX-X вв.); в церкви № 3 (Агафангела) в Гюллюдере (1-я пол. X в.); в ц. св. Иоанна Крестителя (№ 4) в Гюллюдере (между 913 и 920); в церкви Тавшанлы-килисе (между 913 и 945); в «Большой голубятне» (св. Архангелов) в Чавушине (963-969); в Саклы-килисе в Гёреме (3-я четв. XI в.). Этот сюжет часто использовали в Псалтирях, иллюстрируя слова «Свет сияет на праведника…» (Пс 96. 11): в Псалтири Барберини (Vat. gr. 372. Fol. 166v, кон. XI в.), в Хлудовской Псалтири (ГИМ. Греч. 129 д. Л. 97 об., IX в.) и др. В рукописи из мон-ря Пантократор на Афоне № 61 (Paris. gr. 20, 2-я пол. IX в.). Е. П. написан коленопреклоненным перед погрудным изображением Христа. Эта сцена нередко встречается в рукописных сборниках Житий, напр. в Минологиях кон. XI в. (Lond. Brit. Lib. Add. 11870. Fol. 151r; Ath. Esph. 14. Fol. 52v). В росписи греч. храмов визант. времени сцена видения встречается нечасто (напр., в росписи ц. св. Георгия Диасорита на о-ве Наксос, XI в., и ц. св. Феклы на о-ве Эвбея, кон. XIII в.). В поствизант. период сюжет использован в росписи трапезной Великой Лавры на Афоне (1512?) и ц. св. Николая в Кастории (1663). Он встречается и в иконописи: на иконе XVI в. из музея Греческого ин-та визант. и поствизант. исследований (Венеция) - Е. П. с копьем верхом на коне перед стоящим на горе оленем с Распятием между рогами; на иконе «Св. Евстафий Плакида на коне» с 6 житийными сценами (XVII в.) из мон-ря св. Иоанна Богослова на о-ве Патмос. Более редкий для этого времени иконографический вариант представлен на иконе XVI в. (Музей мон-ря Лимонос на о-ве Лесбос): Е. П. скачет на коне, целясь из лука в оленя, между рогами к-рого изображено Распятие. На иконе «Св. Евстафий Плакида на коне» (1838) мастера Захария Зографа из Самокова (Сокровищница Метрополии, г. Пловдив, Болгария) Е. П. написан в античной кирасе, во главе армии, вверху композиции - ангелы.

В зап. традиции Е. П. изображался как воин с мечом - фрески XIII в. в ц. Сан-Лоренцо фуори ле Мура, Рим; со знаменем - алтарь Паумгартнеров А. Дюрера (ок. 1503, Старая пинакотека, Мюнхен); верхом на коне - полиптих Дж. Боккати (1468, Музей Бельфорте-дель-Кьенти, Италия); как охотник - алтарная картина «Св. Евстафий Плакида и еп. Либорий» Ганса Бургкмайра Старшего (1-я четв. XVI в., Старая пинакотека, Мюнхен). Житие Е. П. отражено в витражах XII в. собора в Сансе и в витражах XIII в. собора Нотр-Дам в Шартре и др. Сюжеты из истории обращения Е. П. в христианство, пересказанной Иаковом из Варацце в «Золотой легенде» (ок. 1275), нередко встречаются в творчестве западноевроп. художников (напр., гравюра Дюрера, ок. 1501, Галерея Уффици, Флоренция; «Видение св. Евстафия Плакиды» Пизанелло, сер. XV в., Национальная галерея, Лондон).

На Руси, помимо фрески в соборе Св. Софии Киевской, раннее изображение Е. П. (обращение в христианство) сохранилось на шиферном рельефе (предположительно XI в.), найденном при раскопках Михайловского Златоверхого монастыря в Киеве (1108-1113): возможно, эта плита первоначально находилась над входом в собор, построенным кн. Изяславом Ярославичем в 60-х гг. XI в. Среди св. воинов Е. П. представлен на юж. вратах собора Рождества Богородицы в Суздале (20-е гг. XIII в.); на иконе-таблетке из Софийского собора в Вел. Новгороде (сер. XII в.) «Святые Прокопий, Никита, Евстафий Плакида» (кон. XV в., ГРМ); на иконе «Святые Евстафий Плакида и Фекла» (XV в., ГМЗРК). В хитоне и гиматии, с крестом, Е. П. изображен на иконе 1-й пол. XVI в. (АМИИ). На фресках собора Рождества Богородицы в Ферапонтовом мон-ре (1502) он изображен в медальоне на подпружной арке рядом с равноап. кн. Владимиром.

Вероятно, в связи с почитанием на Русском Севере Е. П. как защитника посевов от вредных насекомых и как целителя была написана икона «Святые Евстафий Плакида и Трифон» (кон. XV в., МИИРК) из Обонежья, на к-рой святые держат в руках сосуды с маслом для окропления растений. Сюжет видения Е. П. представлен на иконе XVI в. (НГОМЗ). Свидетельством почитания Е. П. как воина в синодальный период служит присвоение имени святого рус. линкору, принимавшему участие в Чесменском сражении в Эгейском м. (1770). Образ Е. П. был помещен в иконостасе Большой ц. Зимнего дворца в С.-Петербурге - икона «Святые мученики Харалампий и Евстафий Плакида» (худож. А. И. Бельский (1726-1796?) или Е. И. Бельский (1730-1778?), ГЭ), в росписи Исаакиевского собора в С.-Петербурге (XIX в.).

Лит.: Уварова П. С. Христ. памятники // МАК. 1894. Т. 4. Табл. VII-VIII; Айналов Д. В. Нек-рые христ. памятники Кавказа // Археол. известия и заметки. М., 1895. Т. 3. Вып. 7-8. С. 233-243; он же. То же. М., 1895. С. 7; Чубинашвили Г. Н. Пещерные мон-ри Давид Гареджи. Тбилиси, 1948. С. 31, 32. Рис. 7. Табл. 37; он же. Памятники типа Джвари. Тбилиси, 1948. С. 187; Panofsky E. Dürer"s St. Eustace // Record of the Art Museum. Princeton (N. Y.), 1950. Vol. 9. N 1. P. 8. Fig. 5; Искусство Византии в собр. СССР. М., 1977. Т. 2. № 126; LCI. Bd. 6. Sp. 194-199; Гомелаури И. Г. Архитектура Эртацминдского храма // XVIII науч. сессия Ин-та истории груз. искусства. Тбилиси, 1962. С. 12-13 (на рус. и груз. яз.); Шмерлинг Р. О. Mалые формы в архитектуре средневек. Грузии. Тбилиси, 1962. С. 62-69. Рис. 2, 3; Шервашидзе Л. А. Цкелари (Ацкар) // Мат-лы по археологии Абхазии. Тбилиси, 1967. С. 45-46. Рис. 3-4; он же. Средневек. монументальная живопись в Абхазии. Тбилиси, 1980. С. 202-205; Chatzidakis-Bacharas T. Les peintures murales de Hosios Loukas: Les chapelles occidentales. Athènes, 1982. P. 74-81; Coumoussi A. Une representation rare de la vision de St. Eustache dans une église greque du XIII siècle // Cah. Arch. 1985. Vol. 33. P. 51-60. Fig. 1; Velmans T. L"église de Zenobani et le thème de la Vision de St. Eustache en Géorgie // Cah. Arch. 1985. Vol. 33. Р. 19-49. Fig. 12-18; Golden Light: Masterpieces of the Art of the Icon. Ghent, 1988. P. 156. Fig. 136; Аладашвили Н., Вольская А. Фасадные росписи Верхней Сванети // Ars Georgica. Тбилиси, 1987. Вып. 8. С. 94-121; Connor С. Art and Miracles in Medieval Byzantium: The Crypt at Hosios Loukas and Its Frescoes. Princeton (N. Y.), 1991. P. 15; Jolivet-Levy C. Les églises byzantines de Cappadoce: Le Programme iconographique de l"abside et de ses abords. P., 1991. P. 15, 23, 31, 37, 86, 113, 187, 219; Thierry N. Le culte de Cerf en Anatolie et la Vision de St. Eustaсhe // Monuments et memoires. P., 1991. Vol. 72. P. 33-100; The Glory of Byzantium: Art and Culture of the Middle Byzantine Era: A. D. 843-1261 / Ed. H. C. Evans, W. D. Wixom. N. Y., 1997. Сat. 79, 80. P. 133-134; Мачабели К. Каменные кресты Грузии. Тбилиси, 1998. С. 78-87; Ивакин Г. Ю., Пуцко В. Г. Киевский каменный рельеф с изображением Е. П. // Рос. Арх. 2000. № 4. С. 160-168; Царский храм: Святыни Благовещенского собора в Кремле. М., 2003. Кат. 109; Смирнова Э. С. Иконы Сев.-Вост. Руси. М., 2004. С. 199-206; Тахнаева П. И. Христ. культура средневек. Аварии (VII-XVI вв.) в контексте реконструкции полит. истории. Махачкала, 2004.

Большой Энциклопедический словарь

В царствование императора Траяна жил в Риме знатный и богатый военачальник Плакида. Он был таким храбрым, что все враги боялись его имени. Но больше ратных подвигов Плакида любил помогать бедным, больным и попавшим в беду. Он был очень добрый и хороший человек - только не имел веры в Бога, без которой мертвы все добрые дела.

Однажды Плакида отправился на охоту. Спугнув стадо оленей, его слуги и спутники пустились в погоню. Сам он выбрал очень крупного зверя, который оторвался от стада и понесся по полям. Охотники скоро остались позади, а Плакида все мчал на быстром и сильном коне, дальше и дальше. Наконец олень вскочил на высокий камень и замер.

"Как же его поймать?"- подумал охотник - и вдруг увидел между рогами оленя светящийся крест, а на нем пригвожденного Иисуса Христа. Раздался Божественный голос:

Что ты гонишь Меня, Плакида?

Он пришел в ужас и замертво упал с коня, а очнувшись, проговорил:

Кто ты, Господи?

Я Иисус Христос - Тот, Кого ты, не зная, почитаешь добрыми делами и милостыней. Я явился тебе на олене, которого ты хотел поймать, чтобы поймать тебя - да познаешь Меня и будешь Моим верным рабом.

Плакида поднялся. Оленя уже не было, и видение исчезло.

Верую, что Ты Бог неба и земли и Творец вселенной, Тебе одному поклоняюсь и молю, научи, как мне жить,- сказал он.

Иди к христианскому священнику, крестись, и он наставит тебя на путь спасения.

Был поздний вечер, когда Плакида вернулся домой. Он позвал жену и обо всем рассказал ей. Она совсем не удивилась.

Плакида тут же отправил людей на поиски священника, и вскоре вся семья и несколько верных слуг были у отца Иоанна. Наставив их в христианской вере и помолясь, он крестил их всех во имя Отца и Сына и Святого Духа. Плакида получил в святом крещении имя Евстафий, его жена - Феопистия, а сыновья - Агапий и Феопист. Они причастились Святых Христовых Таин и с миром пошли домой.

На следующий день Евстафий сел на коня и позвал слуг на охоту. Но он вовсе не собирался охотиться - на самом деле ему хотелось еще раз побывать у того камня, где ему явился Господь. Отослав спутников и оставшись один, Плакида на коленях со слезами благодарил Бога и просил устроить его судьбу по Своей благой воле. Господь сказал ему:

Евстафий, тебе предстоит явить на деле твою веру и любовь - а они познаются в нищете и напастях.

Господи, вот я перед Тобой,- ответил Плакида.- Делай со мной, что хочешь, только не лишай Твоей помощи.

Прошло несколько дней, и в дом Плакиды пришли болезни и смерть: разболелись и люди, и скотина. Скоро умерли почти все работники, а кто был жив, лежал больной. Некому было стеречь дом, и воры ночью украли все ценное, так что Плакида совершенно обнищал. Но он нимало не печалился и благодарил Бога, как Иов, говоря: "Бог дал, Бог и взял, как Богу угодно, так и сделалось - буди имя Господне благословенно".

Плакида с женой решили уйти из дому и поселиться в чужой стране, где никто их не знает и никогда не слыхал об их благородстве, богатстве и славе. Они надели нищенскую одежду, взяли сыновей и ночью, прячась от людей, ушли.

Когда император Траян узнал, что его любимый военачальник исчез, он очень огорчился и начал искать его. А в это время Плакида с семьей шел к морю, чтобы сесть на корабль и отправиться в Египет.

Капитан корабля был язычник, дикий и свирепый варвар. Ему понравилась жена Плакиды, и он захотел отнять ее у мужа. Пристав к берегу, капитан потребовал у Евстафия платы за перевоз - Феопистию. Евстафий был безоружен, и некому было заступиться за них - ему оставалось лишь молить о пощаде. Но варвар выхватил меч и закричал:

Замолчи и убирайся отсюда, не то я тебя убью и труп выброшу в море!

Евстафий с детьми сошли на берег, а корабль, подняв паруса, отчалил.

Осиротевший Евстафий шел с сыновьями по дороге, пока им не преградила путь быстрая и полноводная река. Моста поблизости не было, и реку переходили вброд. Плакида посадил младшего сына на плечи и перенес его на другой берег. Возвращаясь за старшим, он услышал крик: лев уносил Агапия в пустыню. Евстафий поспешил назад - и увидел, как волк убегал в лес с Феопистом.

Но и теперь Плакида не возроптал на Бога и не стал жаловаться на судьбу.

Он поселился в деревне и работал как простой крестьянин, чего ему раньше никогда не приходилось делать. А потом он стал сторожем и сторожил посевы. Так Евстафий прожил пятнадцать лет в нищете и смирении, трудясь в поте лица, чтобы заработать на хлеб.

В то время на Рим напали племена варваров; они разоряли города и опустошали села. Император Траян был в большой печали. Он вспоминал своего славного военачальника и говорил:

Был бы здесь наш Плакида - враги не смогли бы одолеть римское войско.

Он больше прежнего огорчался и удивлялся, как это Плакида бесследно исчез с женой и детьми, и решил послать людей на поиски по всей империи.

Кто мне найдет моего Плакиду, получит почетную награду и дорогие подарки,- сказал император.

Тогда два храбрых воина Антиох и Акакий, друзья Плакиды, которые раньше жили у него в доме, вызвались его искать. Они прошли много городов и сел, спрашивая всех встречных, не видали ли они их любимого друга, и наконец добрались до деревни, где жил Плакида.

А он тогда стерег жито в поле. Евстафий издалека увидел друзей, узнал их и заплакал от радости. Он встал у дороги, по которой шли воины, и они, подойдя, спросили его, что это за деревня и не живет ли в ней такой-то и такой-то человек по имени Плакида.

Зачем он вам? - спросил Евстафий.

Он наш друг,- отвечали они.- Мы давно не видали его и не знаем, куда он скрылся. Кто нам скажет, где он, и жена его, и дети, тот получит много золота.

Не знаю такого и никогда не слыхал ни о каком Плакиде,- сказал Евстафий.- Но прошу вас, останьтесь в нашей деревне и отдохните у меня в хижине. Вижу, вы и лошади ваши устали - побудьте у меня, а потом поищете тех, кто сможет вам помочь.

Воины не узнали его и пошли с ним в деревню. А он глядел на них и едва удерживался от слез.

Евстафий привел их к себе - а жил он в чужом доме, у одного доброго человека. Хозяин угощал гостей, а Евстафий прислуживал им за столом, как некогда они ему служили.

Во время обеда Антиох и Акакий все поглядывали на Евстафия и мало-помалу стали узнавать его.

Этот человек похож на Плакиду - или это он самый и есть,- тихо переговаривались они.- У Плакиды была глубокая рана, полученная в сражении. Если у этого человека есть шрам на шее - значит, это он.

Разглядев шрам, они бросились к ногам Евстафия, и обнимали его, и радовались.

Тут собралась вся деревня. Люди удивлялись, что сам Плакида у них жил и работал как простой крестьянин, и слушали рассказы воинов о его храбрости, подвигах и благородстве, и просили, чтобы он не прогневался на них.

Рим ликовал, узнав о возвращении Плакиды, а император одарил его гораздо больше прежнего и сделал первым военачальником.

Готовя войско к сражению с варварами, Евстафий видел, что оно слишком малочисленно. Он велел по всей стране искать молодых людей, годных для воинской службы, и отправлять в Рим.

Так оба брата, Агапий и Феопист, оказались в столице. Они были рослые, крепкие и красивые юноши. Военачальник заметил их и скоро полюбил как сыновей - не зная, что они и есть его дети.

Победив врагов, войско возвращалось из дальних стран. Чтобы воины отдохнули, Плакида разбил лагерь в очень красивом месте, в деревне у реки, и простоял там дня три. А в той самой деревне жила жена Евстафия; у нее был огород, от которого она кормилась, работая в поте лица.

По Божьему смотрению Агапий и Феопист поставили свою палатку прямо возле ее огорода.

Как-то в полдень, отдыхая, они разговорились и стали выяснять, кто из них какого рода.

Я смутно помню, что мой отец был римским военачальником,- рассказывал Агапий.- Мы с ним, с матерью и младшим братом ушли из Рима, сели на корабль и плыли по морю. Мать почему-то осталась на корабле, а мы сошли на берег и очень плакали о ней. А потом надо было переходить вброд реку, и отец оставил меня на берегу. Прибежал лев, схватил меня и понес в пустыню. Но за ним погнались пастухи и отняли меня.

Феопист кинулся ему на шею.

Ты мой брат! - закричал он.- Я все помню, о чем ты говоришь, и своими глазами видел, как тебя унес лев. А меня схватил волк, но крестьяне его прогнали.

Разговор братьев услышала Феопистия. Она удивлялась, и радовалась, и боялась поверить, что эти славные молодые воины - Агапий и Феопист. Феопистия решила просить у военачальника позволения идти с войском в Рим, чтобы там искать своего мужа и удостовериться, что юноши - ее сыновья.

Придя к Плакиде, она поклонилась и сказала:

Прошу тебя, позволь мне идти с вами в Рим. Сама я римлянка; пятнадцать лет тому назад меня взяли в плен варвары и привезли сюда. Теперь я свободна и скитаюсь в чужой стране, терпя нужду.

У Евстафия было доброе сердце, и он тотчас согласился взять ее в Рим. А Феопистия узнала его и остановилась в удивлении, словно в забытьи. Но муж не понимал, кто перед ним стоит.

Она не стала открываться ему и ушла. "Я такая нищая и убогая, а он знаменитый воин",- думала она и молилась Богу, чтобы Он помог и муж и сыновья узнали ее.

Прошло время, и Феопистия снова подошла к Плакиде.

Что еще просишь, мать? - спросил он.

Она низко поклонилась и сказала:

Не ты ли Плакида, во святом крещении нареченный Евстафием? Не ты ли видел Христа на кресте посреди оленьих рогов? Не ты ли Бога ради ушел из Рима с женой и сыновьями Агапием и Феопистом? И не у тебя ли варвар отнял на корабле жену? Божия благодать защитила меня и сохранила от поругания - ведь тот варвар внезапно заболел и умер, не причинив мне зла.

Евстафий словно пробудился от сна. Он узнал жену, и, обнявшись, они плакали от великой радости.

Где же наши дети? - спросила она.

Их съели звери,- вздохнув от сердца, сказал Плакида.

Не скорби, господин мой. Как нам привел Бог нечаянно встретиться, так и дети наши найдутся.- И Феопистия рассказала ему об услышанном разговоре.

Тогда Евстафий велел позвать Агапия и Феописта и обо всем их расспросил. Услышав рассказ сыновей, отец с матерью возликовали, а с ними все войско - не так радовались о победе над варварами, как об этой радости. Так Бог утешил верных рабов Своих.

В то время умер император Траян. Вместо него стал править Адриан, почитавший идолов и ненавидевший христиан. Он думал, что это языческие боги помогли римлянам одолеть варваров, и, когда войско пришло в Рим, велел всем готовиться к совершению жертвоприношения.

Евстафий отказался идти в идольский храм. Как христианин он исповедал истинного Бога и вместе с женой и сыновьями был осужден на казнь. На мучеников выпустили диких зверей, но те не причинили им никакого вреда - а лишь кланялись и отходили от них.

Тогда Адриан велел раскалить медного вола и бросить туда христиан. Они не сгорели - Божия благодать, как прохладная роса, остужала металл,- но, помолясь, предали души Господу.

На третий день после казни римские христиане взяли их нетленные тела и предали погребению, славя Бога, дивного во святых Своих.

Очень люблю этого святого. Был бы режиссером, обязательно бы снял фильм про него. Почитайте, не пожалеете!

"В царствование императора Траяна жил в Риме воевода, по имени Плакида. Он происходил из знатного рода и обладал большим богатством. Его храбрость на войне была настолько известна, что одно имя Плакиды приводило врагов в трепет. Еще в то время, когда император Тит воевал в иудейской земле, Плакида был выдающимся римским полководцем и отличался во всех сражениях неустрашимым мужеством.

Икона Евстафия Плакиды из монастыря Александра Свирского.

По вере своей Плакида был идолопоклонником, но в своей жизни творил много добрых, христианских дел: он кормил голодных, одевал нагих, помогал бедствующим и освобождал многих от уз и темницы. Искренно радовался он, если ему приходилось оказать кому-либо помощь в беде и скорби, и даже радовался больше, чем своим славным победам над врагами. У Плакиды была жена, такая же добродетельная, как и он сам, и двое сыновей. Ко всем Плакида был весьма добр и милостив; не доставало ему только познания о Едином истинном Богу, Коего он, еще не ведая, почитал уже своими добрыми делами.

Однажды Плакида, по обыкновению своему, выехал с воинами и слугами на охоту. Встретив стадо оленей, он расставил всадников и начал погоню за оленями. Вскоре он заметил, что один, самый большой из них, отделился от стада. Оставив своих воинов, Плакида с небольшою дружиной погнался за оленем в пустыню. Спутники Плакиды скоро выбились из сил и остались далеко позади его. Плакида же, имея более сильного и быстрого коня, один продолжал погоню до тех пор, пока олень не взбежал на высокую скалу. Плакида остановился у подножия скалы, и, смотря на оленя, стал размышлять о том, как бы изловить его. Продолжая смотреть на оленя, Плакида увидел между его рогами сияющий крест, и на кресте подобие плоти распятого за нас Господа Иисуса Христа. Изумленный сим чудным видением, воевода вдруг услышал голос, глаголющий:

Зачем ты гонишь Меня, Плакида?

И вместе с сим Божественным гласом, мгновенно напал на Плакиду страх: упав с коня, Плакида лежал на земле как мертвый. Едва опомнившись от страха, он вопросил:

Кто Ты, Господи, говорящий со мною?

И сказал ему Господь:

Я - Иисус Христос, - Бог, воплотившийся ради спасения людей и претерпевший вольные страдания и крестную смерть, Коего ты, не ведая, почитаешь. Твои добрые дела и обильные милостыни дошли до Меня, и Я возжелал спасти тебя. И вот Я явился здесь, чтобы уловить тебя в познание Меня и присоединить к верным рабам Моим. Ибо не хочу Я, чтобы человек, творящий праведные дела, погиб в сетях вражиих.

Поднявшись с земли и уже не видя никого пред собою, Плакида сказал:

Теперь верую я, Господи, что Ты - Бог неба и земли, Творец всех тварей. Отныне я поклоняюсь Единому Тебе, и иного, кроме Тебя, Бога не знаю. Молю Тебя, Господи, научи меня, что мне делать?

Иди к священнику христианскому, приими от него крещение, и он наставит тебя ко спасению.

Исполненный радости и умиления, Плакида в слезах пал на землю и поклонился Господу, удостоившему его Своего явления. Сев снова на коня, он вернулся к своим спутникам, но, сохраняя в тайне свою великую радость, никому не поведал о том, что с ним случилось. Когда же он возвратился с охоты домой, то отозвал свою жену и наедине рассказал ей всё, что видел и слышал.

Настала ночь. Плакида послал искать, где живет христианский священник. Узнав, где его дом, Плакида взял с собою жену, детей и некоторых верных слуг своих, и отправился к священнику, по имени Иоанну. Придя к нему, они подробно рассказали священнику о явлении Господа и просили крестить их. Выслушав их, священник прославил Бога, избирающего и из язычников угодных Ему, и, научив их святой вере, открыл им все заповеди Божии. Потом он сотворил молитву и крестил их во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. И наречены были им при святом крещении имена: Плакиде - Евстафий, супруге его - Феопистия, а сыновьям их - Агапий и Феопист.

На следующий день Евстафий, сев на коня и взяв с собою некоторых слуг, отправился как будто на охоту на то самое место, где явился ему Господь, чтобы воздать Ему благодарение за Его неисповедимые дары. Приехав к тому месту, он разослал слуг искать добычи. Сам же, сойдя с коня, пал лицом на землю и со слезами молился и благодарил Господа за Его неизреченную милость, что благоволил Он просветить его светом веры. В своей молитве он вручал себя Господу своему, предавая себя во всём в Его благую и совершенную волю и моля Его, чтобы Он по своей благости всё устроил для него на пользу, как Сам ведает и благоизволит. И имел он здесь откровение о грядущих на него напастях и скорбях.

Евстафий, - сказал ему Господь, - подобает тебе на деле проявить твою веру, твердую надежду и усердную любовь ко Мне. Всё сие познается не среди временного богатства и суетного благополучия, но в нищете и в напастях. Тебе, как Иову, предстоит претерпеть многие скорби и испытать многие бедствия, чтобы, будучи искушенным как золото в горниле, явиться достойным Меня и принять венец из рук Моих.

Да будет воля Твоя, Господи, - отвечал Евстафий, - всё готов я принять из рук Твоих с благодарением. Я знаю, что Ты благ и милостив и как Отец милуя наказываешь; неужели же я не приму из милосердных рук Твоих отеческого наказания? Поистине готов я, как раб, с терпением нести всё, что на меня возложат, только бы Твоя всесильная помощь была со мною.

Теперь ли ты желаешь претерпеть скорби или же в последние дни жизни своей?

Господи, - сказал Евстафий, - если невозможно совершенно миновать искушения, то дай ныне же претерпеть сии бедствия; только пошли мне Свою помощь, чтобы не одолело зло и не отторгло меня от любви Твоей.

Господь сказал ему:

Мужайся, Евстафий, ибо благодать Моя будет с тобою и охранит тебя. Тебе предстоит глубокое уничижение, но Я вознесу тебя, - и не только на небе прославлю тебя пред ангелами Моими, но и среди людей восстановлю твою честь: после многих скорбей Я снова пошлю тебе утешение и возвращу твой прежний сан. Ты должен, однако, радоваться не о временной почести, но о том, что твое имя вписано в книге жизни вечной.

Так беседовал святой Евстафий с невидимым Господом и, исполняясь Божественной благодати, принимал от Него откровения. Радуясь духом и пламенея любовью к Богу, он возвратился в дом свой. Всё, что было открыто ему Богом, Евстафий поведал своей честной супруге. Он не скрыл от нее, что им предстоят многие напасти и скорби, и убеждал мужественно претерпеть их ради Господа, Который обратит сии скорби в вечное веселие и радость.

Внимая своему мужу, сия благоразумная женщина сказала:

Да будет над нами воля Господня; мы же со всем усердием станем молиться Ему только о том, чтобы Он послал нам терпение.

И стали они жить благочестиво и честно, подвизаясь в посте и молитвах., раздавая убогим милостыню еще обильнее, чем прежде, и усерднее прежнего совершенствуясь во всех добродетелях.

Спустя немного времени, попущением Божиим, постигли дом Евстафия болезни и смерть. Разболелись все его домочадцы и в короткое время умерли не только почти все его слуги, но и весь домашний скот. И так как те, кто остался в живых, лежали больные, то некому было уже охранять сокровище Евстафия, и воры по ночам расхищали его имение. Вскоре славный и богатый воевода стал почти нищим. Евстафий, однако, ни мало не опечалился этим и не впал в безутешную скорбь: среди всех этих испытаний он ни в чем не погрешил пред Богом, и, благодаря Его, говорил, как Иов:

- "Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно! " (Иов.1:21).

И утешал Евстафий супругу свою, чтобы она не скорбела о происходящем с ними, а та в свою очередь сама утешала мужа; и так оба они переносили скорби с благодарностью к Богу, во всём поручив себя Его воле и укрепляясь надеждою на Его милость. Видя, что он лишился имущества, Евстафий решил скрыться от всех своих знакомых где-нибудь в далекой стороне, и там, не открывая своего знатного происхождения и высокого звания, жить среди простого народа в смирении и нищете. Он надеялся, что, проводя такую жизнь, он без всякого препятствия и вдали от житейской молвы будет служить обнищавшему и смирившемуся ради спасения нашего Христу Господу. Евстафий посоветовался о том со своей супругою, после чего они решили ночью уйти из дома. И вот, тайно от своих домашних, - коих осталось довольно немного, и то больных - они взяли своих детей, переменили драгоценные одежды на рубища и покинули свой дом. Происходя из знатного рода, будучи великим сановником, любимый царем, всеми уважаемый, Евстафий легко мог снова возвратить себе и славу, и честь, и богатство, коих он лишился, но, считая их за ничто, он всё оставил ради Бога и Его одного хотел иметь своим покровителем. Скрываясь, чтобы не быть узнанным, странствовал Евстафий по неведомым местам, останавливаясь среди самых простых и невежественных людей.

В то время как Евстафий с семьею своей пребывал в одном неизвестном месте, жена его сказала ему:

Долго ли, господин мой, будем мы жить здесь? Уйдем лучше отсюда в далекие страны, чтобы кто-нибудь не узнал нас, и дабы не сделаться нам предметом насмешек у наших знакомых.

И вот, вместе с детьми пошли они по дороге, ведущей в Египет. Пройдя несколько дней, они пришли к морю и, увидя в пристани корабль, готовый отплыть в Египет, сели на этот корабль и отплыли. Хозяин корабля был чужестранец и человек очень свирепый. Прельстившись красотой жены Евстафия, он воспламенился страстью к ней и возымел в сердце своем лукавое намерение отнять ее у сего убогого человека и взять себе. Доплыв до берега, где Евстафию нужно было сходить с корабля, хозяин вместо платы за перевоз по морю взял себе жену Евстафия. Тот стал сопротивляться, но ничего не мог сделать, ибо свирепый и бесчеловечный чужестранец, обнажив меч, грозил убить Евстафия и бросить его в море. Некому было заступиться за Евстафия. С плачем пал он к ногам злого человека, умоляя не разлучать его с любимой подругой. Но все его просьбы не имели успеха, и он услышал решительный ответ:

Если хочешь остаться в живых, замолчи и уйди отсюда, или же тотчас умри здесь от меча, и пусть море сие будет для тебя могилой.

Рыдая, взял Евстафий своих детей и сошел с корабля; хозяин же корабля, отчалив от берега, поднял паруса и пустился в плавание. Как тяжела была для сего богоугодного человека разлука с его целомудренной и верной супругой! Очами, полными слез, и с надрывавшимся от скорби сердцем провожали они друг друга. Рыдал Евстафий, оставшись на берегу, рыдала на корабле жена его, насильно отнятая от мужа и увозимая в неизвестную страну. Можно ли выразить их скорбь, плач и рыдание? Долго стоял Евстафий на берегу и следил за кораблем до тех пор, пока мог его видеть. Потом он отправился в путь ведя с собою своих малолетних детей; и плакал муж о жене, а дети плакали о матери своей.
Продолжая свой путь, Евстафий пришел к многоводной и очень быстрой реке. Ни перевоза, ни моста через эту реку не было, и приходилось ее переходить. Перенести сразу обоих сыновей на другой берег оказалось невозможным. Тогда Евстафий взял одного из них и перенес на своих плечах на противоположную сторону. Посадив его здесь, он отправился назад, чтобы также перенести и второго сына. Но в то время, как он дошел уже до средины реки, вдруг раздался крик. Евстафий обернулся назад и с ужасом увидел, как сына его схватил лев и убежал с ним в пустыню. С горьким и жалостным воплем смотрел Евстафий вслед удалявшемуся зверю, пока тот с своей добычей не скрылся из глаз. Евстафий поспешил возвратиться к другому своему сыну. Но не успел он дойти до берега, как вдруг выбежал волк и утащил отрока в лес.

Выйдя на берег, Евстафий долго и горько плакал, и затем с сердечною скорбью стал продолжать свой путь..."(1)
Продолжение http://azbyka.ru/?otechnik/Dmitrij_Rostovskij/zhitie=804
Прошу прощения, формат жж не позволил разместить житие полностью.

Мощи св. Евстафия и его семейства находится в Риме в церкви его имени, а десница великомученика находится в Москве в храме апостола Филиппа на Арбате.

(1)- Жития святых изложенные по руководству святителя Димитрия, митрополита Ростовского. Память 20 сентября по старому стилюЖитие и страдание святого великомученника Евстафия Плакиды, его супруги и чад.

← Вернуться