Преподобный василий поляномерульский. О молитве Иисусовой

Предисловие к книге
«Сборник о молитве Иисусовой» Предисловие написано Новиковым Н. М. к новому изданию книги «Сборник о молитве Иисусовой», составленной игуменом Харитоном (Дунаевым). Текст одобрен наместником Валаамского монастыря Панкратием, епископом Троицким, и скитоначальником схиигуменом Серафимом (Покровским).

Книга, которую открывает читатель, со времени своего выхода в свет в первой половине ХХ столетия по сей день остается явлением исключительным. Не случайно закрепилось за ней почтительное прозвание «Малое Добротолюбие». В самом деле, книга в сжатом виде передает самое существо идей, излагаемых «Большим» Добротолюбием. Здесь собран исчерпывающий материал, необходимый для постижения молитвенной науки, для приобщения к высокому искусству умного делания. В этом отношении ей, пожалуй, не найти аналогов среди русскоязычной аскетической литературы. Между тем востребованность такого материала не менее актуальна сегодня, чем в 30-е годы прошлого века, во времена первого издания Сборника. И поныне далеко не все из благочестивых, проводящих церковную жизнь, христиан имеют верное представление об умном делании, отнюдь не всеми, даже из иноческого сословия, осознается та роль молитвы Иисусовой, которая ей Самим Спасителем отведена в деле нашего спасения.

В последние часы земной жизни Господь Иисус Христос оставляет нам Свою заповедь: Доныне вы ничего не просили во имя Мое , но теперь проси́те, проси́те во имя Мое, и полу́чите . Отсюда, от времен евангельских, ведет свое происхождение молитва Иисусова, дарованная нам по собственному благословению Иисуса. С тех пор «эти слова Христа являются и догматическим, и аскетическим основанием для молитвы Его именем» . Помимо прочих достоинств, наиболее важной особенностью Иисусовой молитвы является ее роль во внутреннем умном делании. Она стала незаменимым инструментом для развития способностей к умной молитве, для стяжания дара молитвы умно-сердечной. Но осознаем ли мы вполне значение такого дара?

Вспомним сказанное святителем Игнатием Кавказским, видевшим причину упадка монашества и оскудения в целом духовной жизни общества в «повсеместном оставлении внутреннего делания» и удовлетворенности единственно подвигом внешним. Когда среди христиан, утверждает святитель, «потеряно правильное понятие об умном делании», то последствия бывают плачевными: «За такое жительство, чуждое внутреннего делания, сего единого средства к общению с Богом, человеки делаются непотребными для Бога». О своем времени святитель говорил с сокрушением: «Прежде умное делание было очень распространено и между народом, еще не подвергшимся влиянию Запада. Теперь все искоренилось, осталась личина благочестия, сила иссякла». Что же касается иночества, то «без истинного умного делания монашество есть тело без души» .

Тех же взглядов, как в Византии, так и на Руси, держались другие выдающиеся подвижники, приверженцы святоотеческой традиции. Путь умного делания, путь исихастской практики, видится им главным направлением для взыскующих живой, непосредственной встречи с Богом лицем к Лицу . Так, святитель Григорий Палама говорит о нем как «о преимущественном пути к богопознанию и обожению», как о пути, приводящем к «высшему состоянию души» . Преподобный Паисий Молдавский также проповедовал о «первостепенном значении исихастского учения для Церкви». Для него исихазм, воплощаемый в подвиге умной молитвы, это «сердце православия» .

Существо умного делания в том, чтобы вернуть нашему естеству духовное состояние, утраченное Адамом и Евой в грехопадении, возвести нас из нижеестественного состояния бытия в естественное. Достигается это преображение естества через воссоединение нашего ума с духовным сердцем, отчего оживает наш дух человеческий, и тогда вновь обретается утраченная первыми людьми возможность прямого, живого богообщения. Средством к достижению такого обновленного состояния служит деятельная умно-сердечная молитва, доступная для всякого подготовленного к тому христианина, как для инока, так и для простого мирянина. На этом пути перед стяжавшими дар умной молитвы открывается дальнейшая перспектива: подвиг умного делания поведет к глубинному очищению ума и сердца, к обретению благодати бесстрастия. Далее устоявшим на этой стезе предлежит путь высокого созерцания и восхождения к духовному совершенству обожения.

Такова суть внутреннего подвижничества, именуемого на Руси умным деланием, а молитве Иисусовой предназначена в этом подвиге особая роль. Именно она способствует раскрытию сердца, позволяет проникнуть в сердечную глубину. Именно она является основным орудием очистительного действа, известного в русской традиции как священный метод трезвения и молитвы. Эта особая духовная практика, которая, содействуя очищению души от греховных страстей, ведет к стяжанию обоживающей благодати. А начинается все с овладения навыком словесной молитвы Иисусовой. Она поведет своих приверженцев далее – к искусству умно-сердечного делания, а затем устоявшим в подвиге откроется доступ к высшим дарам Святого Духа. Здесь причина, по которой афонский старец преподобный Паисий Святогорец мог говорить: «Молитва – это Таинство, как и Святое Причастие» .

Собирателем драгоценного материала, составляющего настоящий Сборник, стал известный русский подвижник схиигумен Харитон (Дунаев) . Его имя по достоинству упоминается в одном ряду с такими славными Валаамскими настоятелями прошлого, как преподобный Назарий и игумен Дамаскин. Старцу суждено было понести на своих плечах тяжкое бремя управления монастырем в самые сложные годы ХХ столетия, при этом в историю обители он вошел не только как умелый администратор, но и как духоносный молитвенник.

Еще молодым послушником на Валааме будущий старец расположился к изучению отеческих писаний, с увлечением читал книги своих старших современников – святителей Феофана Затворника и Игнатия Кавказского, аскетические труды древних отцов, вдохновляющие на молитвенный подвиг. Уже тогда он начал делать для себя выписки из книг, как вспоможение руководству в молитве. Со временем, осознав, что нуждается в помощи наставника, отец Харитон обратился за советом к старцу схимонаху Агапию , опытному делателю Иисусовой молитвы. В его лице он обрел руководителя, который, как вспоминал отец Харитон, «разрешал все мои недоумения, встречающиеся при молитве».

Однако вскоре юный подвижник духовно осиротел. «По смерти же старца, – вспоминает он, – за разрешением недоумений я был вынужден прибегать к писаниям богомудрых отцов, извлекая из них существенное о молитве Иисусовой». Благодаря тому, что под окормлением наставника он получил верное направление, отец Харитон смог в дальнейшем благополучно руководствоваться отеческими писаниями. Изучая духовную литературу, он продолжал собирать материал ради собственной пользы: «Извлекая из книг существенное о молитве Иисусовой, я записывал все это в тетрадь, и таким образом с течением времени у меня составился сборник о молитве» . В дальнейшем именно эти записки легли в основу ныне широко известного в России и за рубежом «Сборника о молитве Иисусовой».

Вся жизнь отца Харитона, с самого поступления в монастырь, была сугубо деятельной, к чему вынуждали его многозаботливые послушания, связующие с миром, с хозяйственными и административными заботами. Однако душа его всегда жаждала пустынного уединения. И вот в декабре 1920 года, в период относительного затишья, эконом монастыря отец Харитон был временно отпущен на безмолвие в уединенный Предтеченский скит. Здесь он смог наконец полностью предаться молитвенному деланию и углубленному чтению святых отцов. Здесь выдержало проверку его внутреннее расположение к пустынножительству, окрепло желание навсегда удалиться в пустыню.

В то время отец Харитон записывает в своем дневнике: «Теперь для меня вышло благоприятное время уединения, давно желанного... Читаю сочинения святых отцов, в особенности Исаака Сирина, душа услаждается уединением... В скиту при свободе от обременения делами и заботами есть возможность стремиться к непрестанному памятованию Бога, и для сего есть средство самое мощное – это молитва Иисусова... Ранее при страхованиях ум мой убегал изнутри вовне, а теперь же наоборот – уходит еще глубже внутрь... При сосредоточении внимания в сердце при живой мысли присутствия Божия какой покой ощущает душа… Чувства благодарности к Богу переполняют душу. Сознаешь мрак своих страстей и знаешь, что если Господь отступит Своею помощью, то этот мрак затуманит последнюю искорку, память Божию, и тогда опять душа попадет под власть бесов и страстей».

Но затвор его был не долгим – слишком нуждалась обитель в способном хозяйственнике и администраторе. Тем не менее келья в Предтеченском скиту оставалась закрепленной за отцом Харитоном, и при каждом удобном случае он стремился уединиться там ради молитвенного делания .

Не один год игумен Харитон вынашивал идею организовать свое собственное монастырское издательство по выпуску книг духовного содержания. Наконец этому замыслу суждено было осуществиться. «К тому времени старец имел огромный опыт духовной практики. Его размышления по вопросам молитвы и покаяния легли в основу нескольких книг, подготовленных монастырским издательством». Перу Валаамского игумена принадлежит документально-историческая монография «Введение нового стиля в Финляндской Православной Церкви и причины нестроений в монастырях: по записям и комментариям инока» (1927), а также исследование «Аскетизм и монашество» (1943). Силами монастыря на финский язык были переведены «Правила о поведении монахов» епископа Игнатия Брянчанинова (1933) и «Двенадцать поучений аввы Дорофея» (1934) .

В 1936 году вышла в свет составленная игуменом Харитоном книга «Умное делание. О молитве Иисусовой». В качестве основы сюда вошли годами собиравшиеся им выписки из отеческих творений. В сборе материала для публикации и в работе с текстом участвовал сотрудник канцелярии и монастырский архивариус монах Иувиан , помогал также будущий архимандрит Димитрий . Летом 1936 года к работе над книгой был привлечен священник Михаил Ридигер . Однако основное содействие в издании этого труда отцу Харитону оказал известный церковный деятель и литератор протоиерей Сергий Четвериков .

Издание сразу же было замечено и привлекло к себе общее внимание. Широкий спрос и живой интерес к тематике книги побудил автора продолжить работу над этим проектом. Игумен Харитон задумал вторую часть публикации, под условным названием «Беседы инока с пресвитером». Работа над второй частью заняла около двух лет, книга «также готовилась на основании святоотеческих писаний и мыслей опытных делателей молитвы. В работе над этой книгой игумену Харитону помогал известный духовник протоиерей Сергий Четвериков... Протоиерей Сергий был талантливым духовным писателем. Его навыки литературного владения словом помогали отцу Харитону яснее выразить свои мысли. Сам игумен Харитон оценивал свое участие в подготовке книги более чем скромно». В письме к князю А. В. Оболенскому игумен сообщает: «В данное время готовятся у нас к печати отцом протоиереем Сергием Четвериковым при маленьком моем участии "Беседы инока с пресвитером"» . Между тем надо отметить, что Беседы отражают незаурядный личный духовный опыт Валаамского настоятеля .

Вторая часть под окончательным названием «Что такое молитва Иисусова по преданию Православной Церкви» увидела свет в 1938 году. Вот что в связи с этим вспоминает насельник Валаама архимандрит Афанасий : «Игумен отец Харитон мечтал, еще будучи экономом, завести свое издательство, о чем не раз мы беседовали с ним. И когда он стал игуменом, то отчасти и приступил к сему. Были изданы две книги об Иисусовой молитве... Книги получились замечательные, потому что в них вошло все лучшее из святых отцов и творений подвижников о внутреннем духовном делании. Составлялись эти книги отцом игуменом Харитоном в течение многих лет, и он мне не раз читал выдержки из этих сборников и спрашивал, не следует ли издать. Это оказалось возможным после того, как на Валаам приехал протоирей Сергий Четвериков, и они вдвоем отредактировали обе книги» .

Долгие годы в СССР переиздать труды игумена Харитона возможности не представлялось. Однако книги продолжали свою жизнь и служение: в среде верующих они распространялись через самиздат – перепечатанные под копирку машинописные экземпляры передавались из рук в руки. Наконец, уже в недавнее время Спасо-Преображенский Валаамский монастырь предпринял издание обеих частей, найдя удачное решение – объединил их в один том под общим названием «Сборник о молитве Иисусовой». Это издание 1994 года стало ныне хрестоматийным. Достаточно привести высказывание нашего старца архимандрита Кирилла (Павлова): «Эта книга должна быть настольной для каждого монаха». По достоинству оценен этот труд не только в России, книга переведена на греческий, английский, румынский, сербский языки.

Первую часть Сборника составляют главным образом тематически подобранные цитаты из писаний святых отцов и подвижников благочестия. Подборка дает общее представление о внутреннем подвиге: о пути умного делания, о практической стороне обучения Иисусовой молитве. Вторая часть является своеобразным комментарием к первой, развивая и углубляя затронутые в ней темы. Изложение здесь также изобилует святоотеческими цитатами, но преподано в форме живого диалога между священником и старцем иноком. Такая подача не только оживляет текст, но и помогает усвоению весьма серьезного и сложного материала, местами намеренно полуприкровенного в соответствии с исихастской традицией. Важной особенностью второй части стало включение в нее двух из наиболее значительных и авторитетных в русской аскетической традиции текстов – это известные работы преподобных отцов Василия Поляномерульского и Паисия Молдавского, о которых стоит сказать несколько слов отдельно.

Около середины XVIII века старцем Молдо-Влахийских скитов Василием были написаны четыре предисловия к творениям древних святых исихастов: Григория Синаита, Филофея Синайского, Исихия Иерусалимского и Нила Сорского. Собранные вместе, эти четыре текста составили трактат, известный под общим наименованием Предисловия . Трактат стал своего рода катехизисом умного делания. Здесь сжато и емко, с предельной ясностью преподаны все основы священной науки трезвения и молитвы – искусства внутреннего подвига. Здесь же дается свод ключевых святоотеческих изречений на эту тему.

В Предисловиях со всей определенностью указывается на невозможность победы в мысленной брани и на невозможность окончательного очищения души от греховных страстей путем одного только псалмопения, посредством молитвы словесного уровня. Таких молитвенников старец Василий уподобляет ослу, который, вращая мельничный жернов, топчется на одном месте. Таковые, «не зная опытно умного делания, погрешают против правого разума», полагая, что умно-сердечная молитва есть подвиг «одних бесстрастных и святых мужей». А потому, «держась единственно псалмопения, чтения тропарей и канонов, они успокаиваются в одном своем внешнем молении», не разумея, что молитву словесную «отцы дали нам на время, из-за немощи и младенчества ума нашего, чтобы мы, понемногу обучаясь, восходили на степень умного делания, а не до кончины пребывали в том же» младенческом состоянии.

Умно-сердечное делание «необходимо и новоначальным, которым оно помогает в самопознании, в преодолении помыслов и страстей». Потому богомудрые отцы и «устанавливают для новоначальных обучение деланию умной молитвы... они называют ее обузданием страстей в делании заповедей Христовых», так что «всякий новоначальный и страстный может разумно совершать эту молитву в хранении сердца... пока не предочистится ею». Это древнейшая традиция: «совершеннейшие и глубочайшие в духовных дарованиях святые отцы повелевают нам прежде всего очищаться от страстей умным и сердечным призыванием имени Иисуса Христа». Как свидетельствует святитель Симеон, архиепископ Солунский, заповедано всем «архиереям, священникам, монахам и всем мирянам во всякое время и час произносить и дышать этой священной молитвой». Те же, которые опасаются «последующей такому деланию прелести», пусть знают, что именно молитва сердечная, правильно совершаемая, помогает различать действие прелести и избегать ее. «Самое же непрелестное для новоначальных действие в молитве заключается в том, чтобы в сердце начинать умную молитву и в сердце оканчивать, чтобы ум скрывался в глубине сердечной, а не в похотной части», то есть не опускался бы ниже верхней оконечности сердца .

Нужно отметить один значительный эпизод в жизни преподобного Василия. Его проповедь об общедоступности умного делания с неизбежностью порождала смущение в определенной части верующих, а в Священном Синоде Румынской Церкви возникли по этому поводу сомнения в каноничности воззрений старца. В 1749 году он был вызван в Бухарест на собеседование с тремя патриархами, ибо как раз в то время патриархи Антиохийский, Александрийский и Иерусалимский пребывали в Валахии. «На все вопросы высокого собрания иеросхимонах Василий дал исчерпывающие ответы на основе Священного Писания и святоотеческих творений», чем полностью убедил в своей правоте богословскую комиссию. После этого писания старца Василия об умном делании «были рекомендованы как душеполезное чтение для монахов». В XVIII–XIX столетиях сочинения Василия Поляномерульского получили широкую известность; распространяясь в рукописях по многим монастырям Румынии и России, они оказали значительное влияние на русское и румынское монашество. Святители Игнатий Кавказский и Феофан Затворник, высоко ценившие писания старца Василия, признавали его, наряду с преподобным Паисием Молдавским, духовным авторитетом в вопросах аскетической практики и «тонким изъяснителем умной молитвы». Отметим, что «святители рекомендовали чтение трудов старца Василия всем, кто желал успешно заниматься Иисусовой молитвой» .

В частности, святитель Игнатий Кавказский «особенно рекомендует сочинения старца Василия», не раз упоминая о них в своих трудах, ставя их в один ряд с писаниями Нила Сорского и Паисия Молдавского . На вопрос, «какие книги святых отцов должен читать желающий заниматься молитвою Иисусовою», святитель отвечает: «Для новоначальных... особенно полезны Предисловия схимонаха Василия: в них изложено учение о молитве покаяния, учение столько полезное, столько нужное для нашего времени». Конечно, «все вообще творения святых отцов... в особенности же о Иисусовой молитве, составляют для нас, монахов последнего времени, неоцененное сокровище», все они «достойны глубокого уважения... но сочинения российских отцов, по особенной ясности и простоте изложения, по большой близости к нам относительно времени, доступнее для нас, нежели писания греческих светильников. В особенности писания старца Василия можно и должно признать первой книгой, к которой желающему в наше время успешно заняться Иисусовой молитвой необходимо обратиться. Таково и назначение ее. Старец назвал свои писания Предпутиями , то есть Предисловиями... Название очень верное! Их чтение подготовляет к чтению греческих отцов, которых сочинения относятся наиболее к монахам, уже значительно преуспевшим». Подготовит старец к прочтению и отечественных подвижников, чьи сочинения также не столь уж просты: «после изучения его писаний можно обратиться к книге преподобного Нила Сорского».

Старец Василий, утверждает святитель Игнатий, «изложил учение о молитве Иисусовой с особенною удовлетворительностью». Говоря об умно-сердечном делании, старец «справедливо замечает, что отвергают этот способ моления только те, которые не знают его, отвергают по предубеждению и по ложным понятиям, составленным о нем». Так же «удовлетворительно объяснено в Предисловиях схимонаха Василия» то, что касается «опытного познания места сердечного». Ведь «многие, не имея никакого понятия об устройстве сердца... навязывают себе неправильное состояние и прелесть. Схимонах Василий и старец Паисий (Величковский) повествуют», что прелесть бывает «непременным последствием неведения, самочиния, самомнения, безвременного и гордостного усердия, наконец, совершенного оскудения опытных наставников». Последнее особенно понуждает прибегать к тщательному изучению письменного святоотеческого Предания.

«Указал я, – пишет святитель Игнатий, – на Предисловия схимонаха Василия как на сочинение истинного делателя молитвы, особенно полезное для современности. Сочинение это наставляет непогрешительному пониманию отеческих писаний о молитвенном подвиге». И не случайно «сочинения его изданы Введенской Оптиной пустынью вместе с сочинениями старца Паисия (Величковского)», в одном томе, под одной обложкой. Таким образом, «в первоначальное чтение инока, желающего ознакомиться с внутренним молитвенным подвигом, можно предложить наставления Серафима Саровского, сочинения Паисия Нямецкого и друга его, схимонаха Василия. Святость этих лиц и правильность их учения – несомненны» .

Другая работа, включенная во вторую часть Сборника, это трактат, написанный в 1770 году проповедником учения исихазма и возродителем традиции внутреннего делания преподобным Паисием (Величковским) и озаглавленный в оригинале «Свиток. Сочинения старца архимандрита отца нашего Паисия, разделен на главы, о умней молитве». С церковнославянского Свиток был переведен и издан на Афоне Пантелеимоновым монастырем в 1902 году, здесь он имеет заглавие «Об умной, или внутренней, молитве». В дальнейших публикациях именуется еще проще: «Главы об умной молитве». Трактат состоит из шести глав и представляет собой достаточно краткую, но предельно насыщенную апологию Иисусовой молитвы и умного делания. Автор во многих отношениях развивает основные идеи своего наставника преподобного Василия Поляномерульского.

Прежде всего подчеркивается очистительное воздействие исихастской практики на ум и сердце, недостижимое в той же мере на поприще иных видов подвига: «священная умная молитва, согласно писаниям богоносных отцов, совершаемая благодатию Божией, очищает человека от всех страстей». Тем же, кто по неведению чрезмерно опасается впасть в прелесть при занятии молитвой Иисусовой, находятся веские возражения. Молитва умно-сердечная не только «возбуждает к усерднейшему хранению заповедей Божиих», но «и от всех стрел вражеских и прелестей сохраняет невредимым».

Причиной прельщения бывает отнюдь не сама по себе молитва. Духовное повреждение грозит тем, «кто дерзнет эту молитву совершать самочинно, не согласно учению святых отцов, без вопрошения и совета опытных, и если притом он, будучи надменен, страстен и немощен, живет без послушания и повиновения, да еще и стремится к уединенному пустынному житию, хотя и следа его не достоин видеть за свое самочиние». Именно при таком устроении человек «легко впадает во все сети и прелести диавольские», какой бы молитвой он при этом ни занимался. Полагать же причиной прелести молитву именем Господа Иисуса есть «крайнее невежество», это удел тех, которые «не видели и не слышали писаний о ней богоносных отцов наших», а если и знакомы с ними, то «ничуть не уразумели значения их богомудрых словес, – вот самая подлинная причина такого зломудрия».

Надо понимать, что «богоносные отцы наши по просвещению Божественной благодати здание душеполезного своего учения об этой всесвященной, умом в сердце тайно совершаемой молитве утверждают на недвижимом камне Святого Писания». Более того, умная молитва появилась на свет от самых начал, прежде всех Писаний: «пусть же будет известно, что, по неложному свидетельству богомудрого, преподобного и богоносного отца нашего Нила, постника Синайского, еще в раю Самим Богом была дана первозданному человеку умная, совершенным приличествующая, божественная молитва».

Одним из важнейших положений учения является то, «что, по писанию святых и богоносных отцов наших, есть две умные молитвы: одна – новоначальных, подобающая деянию, а другая – совершенных, подобающая созерцанию; та – начало, а эта – конец, ибо деяние есть восхождение к созерцанию». Первая, деятельная , молитва очищает душу, приуготовляя ее ко второй, благодатной , которая и даруется бесстрастным. То есть, когда человек «посредством упомянутого подвига... очистит душу свою и сердце от всякой скверны душевных и телесных страстей, тогда благодать Божия... взяв ум, ею очищенный, как дитя за руку, возводит, как по ступеням, к упомянутым духовным созерцаниям, по мере очищения ума открывая ему неизреченные и непостижимые для ума Божественные тайны». Это и «называется истинным духовным созерцанием».

Не случайно «божественные отцы наши это священное мысленное делание молитвы называют художеством», то есть искусством – искусством «умом в сердце приносить Богу таинственную жертву молитвы». Так именуют ее «потому, что как художеству не может сам по себе человек на опыте без художника научиться, так и этому мысленному деланию молитвы без опытного наставника обучиться невозможно». Однако старца руководителя обрести дается не многим.

Если кто не нашел «искусного наставника этой божественной умной молитвы, – ибо в нынешнее время, увы!.. совершенно исчезают опытные наставники этого делания, – то не должен он из-за этого отчаиваться, но... возложив всю надежду на Бога, должен... вместо истинного наставника с верою и любовью повиноваться учению преподобных отцов наших, этому божественному деланию... подробно научающих» в своих богомудрых писаниях, «и оттуда научаться этой молитве. И непременно благодать Божия, молитвами святых отцов, поможет и наставит, как без всякого сомнения научиться этому божественному делу» по книгам, оставленным нам в наследие. Ведь «некоторые из отцов, когда увидели, что истинные и непрелестные наставники этого делания начали стремительно умаляться, тогда, движимые Духом Божиим, дабы не исчезло истинное учение о начале этой мысленной молитвы, они написали и о самом начале и первом ее опыте, а именно о том, как должно обучаться этой молитве новоначальным, как умом входить в пределы сердечные и там истинно и непрелестно совершать умом молитву».

Завершая краткий обзор трактата преподобного старца Паисия, подчеркнем, что к его собственным писаниям следует прежде всего отнести сказанное им же о руководстве по отеческим книгам: «святые отцы, как показано, представляют новоначальным вполне ясное учение и опыт обучения умному деланию. А от их учения можно уразуметь учение и прочих святых об этом делании, хотя и более прикровенно изложенное» .

Итак, книга, которую ныне раскрыл досточтимый читатель, книга, составленная трудами старца схиигумена Харитона и протоиерея схимника Сергия, остается и в наши дни, изобилующие духовной литературой, все же уникальным пособием по введению в таинство древнейшей аскетической науки умного делания. Будем надеяться, что драгоценное наследие отцов созерцателей послужит новой волне возрождения в нашей Отчизне священной традиции внутреннего подвижничества.

© Новиков Н.М. 2015. www.сайт

Примечания Ср.: Ин. 14, 13, 14; 15, 16; 16, 23, 24, 26.

Софроний (Сахаров), архим. О молитве. СПб.: Сатисъ, 2003. С. 154.

Игнатий (Брянчанинов), свт. Собр. писем. М.–СПб., 1995. Письма 48, 50. С. 113, 116.

1 Кор. 13, 12. Ср.: Быт. 32, 30; Исх. 33, 11; Чис. 14, 14; Втор. 5, 4; 34, 10; Иез. 20, 35.

Василий (Кривошеин), архиеп. Богословские труды. Н.Новгород, 2011. С. 83.

Паисий Величковский, прп.: Автобиография, жизнеописание и избранные творения по рукописным источникам XVIII–XIX вв. М.–Афон: Пантелеимонов мон., 2004. С. 316.

Паисий Святогорец, прп. // http://www.agionoros.ru/docs/235.html

Харитон Валаамский (Дунаев; 1872–1947), схиигумен. В миру Хрисанф Дунаев, родился в бедной многодетной крестьянской семье, детство его было тяжелым. Поступил в Валаамский монастырь (1894), пострижен в мантию с именем Харитон (1905), рукоположен в иеродиакона (1908) и иеромонаха (1910). Был назначен экономом монастыря (1909), а в самые трудные для обители годы избран братией наместником (1927), позже утвержден в должности настоятеля (1933). После советско-финской войны игумен Харитон и братия были вынуждены эвакуироваться в Финляндию (1940), где ими была основана обитель Новый Валаам. Здесь старец, неся изрядные труды и скорби, продолжил управлять монастырем в тяжелых условиях военного времени и календарного раскола. Здесь же на чужбине он и почил (14/27.10.1947). Валаамский игумен оказался личностью, вокруг которой могли сплотиться способные церковные администраторы, духовные старцы и ищущие спасения православные русские, финны, карелы. Состояние перед кончиной свидетельствует о том, что в конце пути отец Харитон стяжал благодать созерцательного дара, к которому всю жизнь стремился. За месяц до преставления старец принял постриг в великую схиму с тем же именем в честь прп. Харитона Исповедника.

Агапий Валаамский, Слепец (Молодяшин; 1838–1905), схимонах. Родом из крестьян Ярославской губернии, подвизался на Валааме (с 1864), пострижен в мантию (1870). Его старцем и наставником был прп. Антипа (Лукиан; 1816–1882), выдающийся афонский подвижник, молитвенник и чудотворец, поселившийся на Валааме, который и постриг отца Агапия келейно в схиму (1878). Имея от природы слабое зрение, отец Агапий ослеп (1883) и был уволен за штат, после чего на него было возложено послушание старчества. Как старец он был широко известен за пределами обители, к нему во множестве обращались миряне. Отец Агапий был опытным делателем Иисусовой молитвы, он был знаком с прп. Германом (Гомзиным), вел переписку со свт. Феофаном Затворником. Впервые эта переписка, тема которой молитвенное делание, была опубликована сщмч. Сильвестром Омским (Ольшевским; 1860–1920) в изданной им книге под заглавием «Свт. Феофан Затворник: О молитве Иисусовой в письмах к схиигум. Герману и схимон. Агапию».

Валаамский Патерик. М.: Валаамский мон.; Паломник, 2003. Т. 2. С. 96, 97.

Шевченко Т.И. Игумен Харитон. М.: Валаамский мон., 2011. Гл. 2.

Там же. Гл. 4.

Иувиан (Красноперов; 1880–1957), монах. В миру Иван Петрович, родился в Пермской губернии в семье священника. Окончил Пермское духовное училище (1896), работал учителем в церковной школе. Поступил в братию Валаамского монастыря (1899) и определен в канцелярию (1900), пострижен в монашество (1910), заведовал монастырской библиотекой (с 1947). Отец Иувиан был ревностным собирателем сведений о валаамских подвижниках. Вместе с монахом Гавриилом (Калугиным) он собрал все сохранившиеся свидетельства о пустынниках и составил сборник «Пустыньки и пещеры валаамских подвижников и их жизнеописания», составил «Монастырскую летопись о великой войне 1914–1918 гг., пережитой Валаамским монастырем, и о последующих событиях». Состоял архивариусом монастыря и сумел сохранить монастырский архив во время эвакуации (1940). Преставился 13.11.1957, похоронен на кладбище Финляндского Ново-Валаамского монастыря.

Димитрий (Егоров; †1992), архимандрит. На Валаам будущий подвижник попал после второго побега из Соловецкого лагеря, чудом оставшись в живых. Постриг в рясофор принял на Валааме, позднее переехал во Францию, затем в США, где подвизался в уединении в Свято-Евгениевском скиту в г. Рэдвуд близ Сан-Франциско. Начало монашеского пути под руководством игумена Харитона не прошло для отца Димитрия бесследно, от старца он воспринял любовь к пустыннической жизни. // НАРК. Ф.762. Оп. 2. Д. 16; Шевченко Т.И. Игумен Харитон. М.: Валаамский мон., 2011. Гл. 4.

Ридигер Михаил (1902–1962), протоиерей. Михаил Александрович, отец Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, происходил из дворянского рода, окончил Императорское училище правоведения в Санкт-Петербурге. После революции эмигрировал с семьей в Эстонию. Рукоположен во диакона (1940) и во священника (1941). Во время Великой Отечественной войны окормлял заключенных в лагерях Эстонии. Ключарь Таллинского кафедрального собора св. Александра Невского (1945–1946), затем настоятель церкви Рождества Богородицы и иконы Казанской Божией Матери в Таллине (1946–1962). Председатель Епархиального совета. Скончался в Эстонии (9.05.1962), погребен на Александро-Невском кладбище в Таллине. // http://zarubezhje.narod.ru/rs/r_049.htm

Четвериков Сергий (1867–1947), протоиерей; иеросхимонах. Сергей Иванович происходил из небогатой провинциальной купеческой семьи. Будучи студентом Московского университета, юноша после решающей беседы с архимандритом Антонием (Храповицким) перешел на учебу в Московскую Духовную академию, по окончании которой со степенью кандидата богословия (1896) был рукоположен в священный сан. За годы служения в России, а впоследствии за рубежом, отец Сергий приобрел богатый пастырский и педагогический опыт. Лето он обычно проводил с семьей в монастыре. Живя в Оптиной пустыни (1905), он участвовал в подготовке к изданию собрания писем старцев Амвросия и Анатолия (Зерцалова), составил жизнеописание прп. Амвросия (1911). Занимаясь житием старца Паисия (Величковского), работал (с 1913) в архивах С.-Петербурга, Москвы, Орла, Оптиной пустыни, Ново-Нямецкого монастыря в Бессарабии. Отец Сергий был членом Поместного собора (1917–1918), вскоре после этого эмигрировал из России (1920). Служил в Сербии, Словакии, Париже, состоял духовником молодежного объединения РСХД (с 1928). Неоднократно отец Сергий посещал Валаам, принимал участие в издании книг, составленных игуменом Харитоном (1930-е). Вместе с братией монастыря отец Сергий был вынужден эвакуироваться в Финляндию (1940). По отзывам современников, «отец Сергий был огромным авторитетом не только для мирян, но и для духовенства» и почитался старцем. Он без устали отвечал на огромное количество писем своей паствы. Опубликовал несколько значительных книг и около 50 статей. Последние годы жизни провел в Братиславе, принял монашеский постриг (1942), перешел в клир Московского Патриархата (1946). Незадолго до кончины отец Сергий был пострижен в схиму. В своем завещании он писал: «Отпевание мое прошу совершить по схимническому чину, как состоящего в келейном схимническом постриге, хотя я и провел всю жизнь в деятельном пастырском служении». Почил на 80-м году жизни (29.04.1947).

Письмо от 23 февраля 1938 г. // VLA. Папка: Переписка Валаамских монахов с князем А.В. Оболенским.

Шевченко Т.И. Игумен Харитон. М.: Валаамский мон., 2011. Гл. 4.

Афанасий (Нечаев; 1886–1943), архимандрит. Анатолий Нечаев родился в семье сельского священника Пензенской губернии, окончил Духовную семинарию. Был миссионером в Финляндии (с 1923), иноческую жизнь начал на Валааме (1925), пострижен в монашество. По решению старцев был послан в Париж (1920-е) для обучения в Богословском институте, окончив который остался во Франции. Известный в кругах русской эмиграции пастырь, он «сыграл большую роль в духовном становлении очень многих людей», был духовным руководителем митрополита Антония (Блума). Оставаясь в юрисдикции Московского Патриархата, отец Афанасий служил на Трехсвятском Патриаршем подворье в Париже. После перевода епископа Вениамина (Федченкова) в Америку (1933) возглавлял Московскую юрисдикцию как старейший из священнослужителей. Скончался в возрасте около 60 лет (14.12.1943), был похоронен под Парижем. Позднее было решено перенести его прах на Русское кладбище (1949), о чем свидетельствует протоиерей Борис Старк: «Когда мы открыли крышку гроба, чтобы переложить косточки в новый гроб, мы с удивлением увидели, что тело лежит полностью целое... Я ощупал тело, и с головы до ног оно было совершенно не тронутое [тлением]... Надо учесть, что с момента смерти прошло пять лет и что гроб не был ни металлическим, ни даже дубовым». // Российский архив. М.: ТРИТЭ, 1994. Вып. 5. С. 622.

Русскiй паломникъ: журн. Валаамского общества Америки. Platina, Cal. USA, 1990. № 1.

Василий Поляномерульский (ок.1692–1767), преподобный; иеросхимонах. Старец, высоко почитавшийся на Афоне, в Молдавских и Румынских (Влахийских) землях. Духовный руководитель ряда обителей, наставник прп. Паисия Молдавского. Русский по происхождению, пустынник Василий начал свой иноческий подвиг в скитах Мошенских гор, недалеко от Киева, где и принял постриг. Во времена притеснений монашества переселился в Молдавию, в пустынь Валя-Шкьопулуй, затем в скит Дэлхэуц, рукоположен в священный сан. Богословски образованный, наделенный даром духовного водительства подвижник, ради собравшейся вокруг него братии, основал и возглавил (1733) общежительный Поляномерульский скит (или Мерлополянский, от рум. Poiana Marului – Яблочная Поляна), ставший крупнейшим духовным центром Молдо-Влахии. В своей обители иеросхимонах Василий ввел правила свт. Василия Великого, богослужебный афонский устав, старческое руководство и практику умного делания. В скиту активно велась работа по переписке книг, что способствовало, в частности, распространению собственных трудов отца Василия. Среди скитян подвизались и афонские иноки, один из них писал в то время: «Еще одна Святая Гора находится в Мерульской Поляне в Румынии». Старец несколько десятилетий руководил 11-ю обителями, в том числе известными скитами: Трейстены (Св.-Никольский), Долгоуцы (Свв. Архангелов), Кырнул (Арх. Михаила), Кондрица. В скиту Трейстены под духовным руководством старца Василия более трех лет (с 1743) подвизался юный инок Парфений (Платон Величковский), будущий Паисий. Позднее старец встретился с Велчковским на Афоне (1750), где наставлял его «о высоких христианских таинствах» и постриг в мантию с именем Паисий. Скончался подвижник 25.04.1767. Канонизирован Румынской Церковью (2003), включен в месяцеслов РПЦ. Память 25.04/8.05.

Василий Поляномерульский, прп. // Житiе и писанiя старца Паvсiя (на слав. яз.). Оптина пуст., 2001. С. 72–137; Сборник о молитве Иисусовой. М.: Валаамский мон., 1994. С. 333–365; Трезвомыслие. Екатеринбург: Ново-Тихвинский мон., 2009. Т. 1. С. 310–363.

Трезвомыслие. Екатеринбург: Ново-Тихвинский мон., 2009. Т. 2. С. 491, 492. Здесь будет уместным привести одно замечание. Не так давно появилась тенденциозная гипотеза об авторской принадлежности текстов Предисловий прп. Иннокентию Комельскому (см.: Прохоров Г.М. // Прпп. Нил Сорский и Иннокентий Комельский: Сочинения. СПб., 2005. С. 308–310, 316–318). Эта надуманная версия современного светского ученого, лишенная серьезных обоснований и научных доказательств, выглядит по меньшей мере неубедительно. Заметим, что у святых отцов, людей духовно зрячих, авторство старца Василия никогда никаких сомнений не вызывало. Среди них ученик о. Василия прп. Паисий Молдавский со своими собственными учениками, а также свтт. Игнатий Кавказский и Феофан Затворник, среди них издатели трудов о. Василия – преподобные старцы Оптинские. Заметим и то, что едва ли можно заподозрить святого старца в плагиате и сознательном обмане трех патриархов (Антиохийского, Александрийского, Иерусалимского), обсуждавших с о. Василием на встрече в Бухаресте (1749) его писания и благословивших распространять их как душеполезное чтение. Очередной раз можно убедиться в ограниченности светской учености, в беспомощности внешнего подхода к явлениям духовным. Скрупулезно исследуя букву , ученый не может за формальными признаками разглядеть незримое – распознать дух , присущий автору, его писаниям, той или иной эпохе. А значит, не избежать ошибочных построений и сомнительных гипотез. Куда может завести такой путь, красноречиво свидетельствует новое «открытие» того же ученого. Оказывается, принцип «постоянно поучаться из Св. Писания» прп. Нил Сорский заимствовал не у кого-либо, а у жидовствующих еретиков (!). Казалось бы, как же, берясь за такую тему, не ознакомиться с учением святых отцов, для которых обращенность к Св. Писанию есть общий принцип, как до, так и после прп. Нила? Однако ученый пишет: «Постоянной устремленности испытующего взгляда в Писания Нил Сорский, очень вероятно, научился у современных ему "жидовская мудрствующих"» (см.: Прохоров Г.М. Так воссияют праведники: Византийская литература XIV в. в Древней Руси. СПб.: Изд-во О. Абышко, 2009. С. 102.).

Сборник о молитве Иисусовой. М.: Валаамский мон., 1994. С. 470.

Игнатий (Брянчанинов), свт. Творения. М.: Сретенский мон., 1996–1998. Т. 1. С. 220, 265–267, 270. Т. 2. С. 233, 254, 255, 279, 298, 299.

Паисий Молдавский, Нямецкий (Величковский; 1722–1794), преподобный; схиархимандрит. Петр Иванович Величковский родился в г. Полтава в семье протоиерея. В 13 лет был отдан на обучение в Киево-Могилянскую Академию. Не окончив курс, в возрасте 17 лет поступил в Любечский, а затем перешел в Николо-Медведовский монастырь, где был пострижен в рясофор (1741). Затем юный подвижник 3 года пробыл в Валахии, где подвизался в скитах, находящихся под управлением старца Василия Поляномерульского; здесь он имел общение с духоносными старцами пустынниками Михаилом Трейстенским и Онуфрием Кырнульским. В 24 года будущий наставник иночества отправился по благословению старцев на Афон (1746), где провел последующие 17 лет. Из них более 3 лет он прожил в строгом уединении и безмолвии, после чего вокруг него начали собираться братия. В то время на Святую Гору прибыл старец Василий и постриг 28-летнего подвижника в мантию с именем Паисий (1750). В эти годы Паисий активно занялся поиском и перепиской уникальных святоотеческих рукописей. Келья прор. Илии, где проживала братия, была перестроена (1757) и преобразована в Ильинский скит, ставший впоследствии крупной благоустроенной обителью, известной далеко за пределами Афона. В возрасте 36 лет отец Паисий был рукоположен в священный сан (1758), стал духовником и уже почитался старцем. Вскоре по Промыслу Божию старец Паисий вместе с 64 братиями покинул Святую Гору (1763) и переселился в Молдавию; здесь ему предстояло послужить делу духовного возрождения не только Молдо-Влахии, но всей России. Воссозданный старцем Нямецкий монастырь, где он провел последние годы жизни, стал для православного Востока крупнейшим центром духовного просвещения, грандиозной мастерской по переводу и переписке святоотеческих творений и школой исихастской подвижнической жизни. Старец был возведен в сан архимандрита (1790), вскоре в Москве был издан его славянский перевод Добротолюбия (1793), что стало значительным событием в истории нашей Церкви. Прп. Паисий является восстановителем на Руси традиции старчества и инициатором возрождения аскетической школы умного делания. Скончался подвижник в возрасте 72 лет (15.09.1794), погребен в Нямецком монастыре, в соборном храме Вознесения Господня у южной стены. Канонизирован РПЦ (1988), память святого празднуется 15/28.11.

Паисий Величковский, прп. Свиток // Трезвомыслие. Екатеринбург: Ново-Тихвинский мон., 2009. Т. 1. С. 266–303.

Молдавский старец, схимонах Василий, живший в конце прошедшего столетия, изложил учение о молитве Иисусовой с особенною удовлетворительностью в замечаниях к сочинениям преподобных Григория Синаита, Исихия Иерусалимского и Филофея Синайского. Схимонах назвал замечания свои предисловиями или предпутиями. Название очень верное! Чтение замечаний подготовляет к чтению упомянутых Отцов, которых сочинения относятся наиболее к монахам уже значительно преуспевшим. Замечания изданы Оптиной пустынью вместе с писаниями Паисия Нямецкого, которого Василий был наставником, сподвижником и другом . В предисловии на книгу преподобного Григория Синаита старец Василий говорит: "Некоторые, не знакомые опытно с умным деланием и мнящие о себе, что имеют дар рассуждения, оправдывают себя, или, лучше сказать, отклоняют от обучения сему священному деланию тремя предлогами или изветами: во-первых, отсылая это делание к святым и бесстрастным мужам, думая, что оно принадлежит им, а не и страстным; во-вторых, представляя совершенное оскудение наставников и учителей такому жительству и пути; в-третьих - последующую этому деланию прелесть. Из этих предлогов, или изветов, первый - непотребен и несправедлив, потому что первая степень преуспеяния новоначальных монахов состоит в умалении страстей трезвением ума и блюдением сердца, то есть, умною молитвою, подобающею деятельным. Второй - безрассуден и неоснователен, потому что за недостатком наставника и учителя Писание - нам учитель. Третий заключает в себе самообольщение: приводящие его, читая писания о прелести, этим же писанием запинают себя, криво объясняя его. Вместо того, чтоб из писания познавать прелесть и предостережение от нее, они превращают это писание, и представляют его в основание к уклонению от умного делания. Если же ты страшишься этого делания и обучения ему от одного благоговения и простоты сердца, то и я, на этом основании, страшусь, а не на основании пустых басен, по которым волка бояться, так в лес не ходить . И Бога должно бояться, но не убегать и не удаляться от Него по причине этого страха". Далее схимонах объясняет различие между молитвою, совершаемою умом при сочувствии сердца и приличествующей всем благочестивым инокам и христианам, от молитвы благодатной, совершаемой умом в сердце или из сердца, и составляющей достояние иноков преуспевших. Получившим и усвоившим себе несчастное предубеждение против молитвы Иисусовой, нисколько незнакомым с нею из правильного и долговременного упражнения ею, было бы гораздо благоразумнее, гораздо безопаснее воздерживаться от суждения о ней, сознавать свое решительное неведение этого священнейшего подвига, нежели принимать на себя обязанность проповеди против упражнения молитвою Иисусовою, провозглашать, что эта всесвятая молитва служит причиною бесовской прелести и душепогибели. В предостережение им нахожу необходимым сказать, что хуление молитвы именем Иисуса, приписание зловредного действия этому имени равновесны той хуле, которую произносили фарисеи на чудеса, совершаемые Господом . Неведение может быть извинено на суде Божием гораздо удобнее, нежели упорное предубеждение и основанные на нем возгласы и действия. Будем помнить, что на суде Божием мы должны дать отчет за каждое праздное слово ; тем страшнее отчет за слово и слова хульные на основной догмат Христианской веры. Учение о Божеской силе имени Иисусова имеет полное достоинство основного догмата, и принадлежит к всесвятому числу и составу этих догматов. Невежественное богохульное умствование против молитвы Иисусовой имеет весь характер умствования еретического.

Ученик . Однако святые Отцы очень остерегают занимающегося молитвою Иисусовою от прелести.

Старец . Да, предостерегают. Они предостерегают от прелести и находящегося в послушании, и безмолвника, и постника - словом сказать, всякого, упражняющегося какою бы то ни было добродетелью. Источник прелести, как и всякого зла - диавол, а не какая-нибудь добродетель. "Со всею осмотрительностью должно наблюдать, - говорит святой Макарии Великий, - устрояемые врагом (диаволом) со всех сторон козни, обманы и злоковарные действия. Как Святый Дух чрез Павла всем служит для всех , так и лукавый дух старается злобно быть всем для всех, чтоб всех низвести в погибель. С молящимися притворяется и он молящимся, чтоб по поводу молитвы ввести в высокоумие; с постящимися постится, чтоб обольстить их самомнением и привести в умоисступление; с сведущими Священное Писание и он устремляется в исследование Писания, ища, по-видимому, знания, в сущности же стараясь привести их к превратному разумению Писания; с удостоившимися осияния светом, представляется и он имеющим этот дар, как говорит Павел: сатана преобразуется в ангела светла , чтоб прельстив привидением как бы света, привлечь к себе. Просто сказать: он принимает на себя для всех всякие виды, чтоб действием, подобным действию добра, поработить себе подвижника, и, прикрывая себя благовидностью, низвергнуть его в погибель" . Мне случалось видеть старцев, занимавшихся исключительно телесным подвигом, и пришедшим от него в величайшее самомнение, величайшее самообольщение. Душевные страсти их - гнев, гордость, лукавство, непокорство - получили необыкновенное развитие. Самость и самочиние преобладали в них окончательно. Они с решительностью и ожесточением отвергали все душеспасительнейшие советы и предостережения духовников, настоятелей, даже святителей: они, попирая правила не только смирения, но и скромности, самого приличия, не останавливались выражать пренебрежение к этим лицам самым наглым образом.

Молдавский старец, схимонах Василий, живший в конце прошедшего столетия, изложил учение о молитве Иисусовой с особенною удовлетворительностью в замечаниях к сочинениям преподобных Григория Синаита, Исихия Иерусалимского и Филофея Синайского. Схимонах назвал замечания свои предисловиями или предпутиями. Название очень верное! Чтение замечаний подготовляет к чтению упомянутых Отцов, которых сочинения относятся наиболее к монахам уже значительно преуспевшим. Замечания изданы Оптиной пустынью вместе с писаниями Паисия Нямецкого, которого Василий был наставником, сподвижником и другом . В предисловии на книгу преподобного Григория Синаита старец Василий говорит: "Некоторые, не знакомые опытно с умным деланием и мнящие о себе, что имеют дар рассуждения, оправдывают себя, или, лучше сказать, отклоняют от обучения сему священному деланию тремя предлогами или изветами: во-первых, отсылая это делание к святым и бесстрастным мужам, думая, что оно принадлежит им, а не и страстным; во-вторых, представляя совершенное оскудение наставников и учителей такому жительству и пути; в-третьих - последующую этому деланию прелесть. Из этих предлогов, или изветов, первый - непотребен и несправедлив, потому что первая степень преуспеяния новоначальных монахов состоит в умалении страстей трезвением ума и блюдением сердца, то есть, умною молитвою, подобающею деятельным. Второй - безрассуден и неоснователен, потому что за недостатком наставника и учителя Писание - нам учитель. Третий заключает в себе самообольщение: приводящие его, читая писания о прелести, этим же писанием запинают себя, криво объясняя его. Вместо того, чтоб из писания познавать прелесть и предостережение от нее, они превращают это писание, и представляют его в основание к уклонению от умного делания. Если же ты страшишься этого делания и обучения ему от одного благоговения и простоты сердца, то и я, на этом основании, страшусь, а не на основании пустых басен, по которым волка бояться, так в лес не ходить . И Бога должно бояться, но не убегать и не удаляться от Него по причине этого страха". Далее схимонах объясняет различие между молитвою, совершаемою умом при сочувствии сердца и приличествующей всем благочестивым инокам и христианам, от молитвы благодатной, совершаемой умом в сердце или из сердца, и составляющей достояние иноков преуспевших. Получившим и усвоившим себе несчастное предубеждение против молитвы Иисусовой, нисколько незнакомым с нею из правильного и долговременного упражнения ею, было бы гораздо благоразумнее, гораздо безопаснее воздерживаться от суждения о ней, сознавать свое решительное неведение этого священнейшего подвига, нежели принимать на себя обязанность проповеди против упражнения молитвою Иисусовою, провозглашать, что эта всесвятая молитва служит причиною бесовской прелести и душепогибели. В предостережение им нахожу необходимым сказать, что хуление молитвы именем Иисуса, приписание зловредного действия этому имени равновесны той хуле, которую произносили фарисеи на чудеса, совершаемые Господом . Неведение может быть извинено на суде Божием гораздо удобнее, нежели упорное предубеждение и основанные на нем возгласы и действия. Будем помнить, что на суде Божием мы должны дать отчет за каждое праздное слово ; тем страшнее отчет за слово и слова хульные на основной догмат Христианской веры. Учение о Божеской силе имени Иисусова имеет полное достоинство основного догмата, и принадлежит к всесвятому числу и составу этих догматов. Невежественное богохульное умствование против молитвы Иисусовой имеет весь характер умствования еретического.

Ученик . Однако святые Отцы очень остерегают занимающегося молитвою Иисусовою от прелести.

Старец . Да, предостерегают. Они предостерегают от прелести и находящегося в послушании, и безмолвника, и постника - словом сказать, всякого, упражняющегося какою бы то ни было добродетелью. Источник прелести, как и всякого зла - диавол, а не какая-нибудь добродетель. "Со всею осмотрительностью должно наблюдать, - говорит святой Макарии Великий, - устрояемые врагом (диаволом) со всех сторон козни, обманы и злоковарные действия. Как Святый Дух чрез Павла всем служит для всех , так и лукавый дух старается злобно быть всем для всех, чтоб всех низвести в погибель. С молящимися притворяется и он молящимся, чтоб по поводу молитвы ввести в высокоумие; с постящимися постится, чтоб обольстить их самомнением и привести в умоисступление; с сведущими Священное Писание и он устремляется в исследование Писания, ища, по-видимому, знания, в сущности же стараясь привести их к превратному разумению Писания; с удостоившимися осияния светом, представляется и он имеющим этот дар, как говорит Павел: сатана преобразуется в ангела светла , чтоб прельстив привидением как бы света, привлечь к себе. Просто сказать: он принимает на себя для всех всякие виды, чтоб действием, подобным действию добра, поработить себе подвижника, и, прикрывая себя благовидностью, низвергнуть его в погибель" . Мне случалось видеть старцев, занимавшихся исключительно телесным подвигом, и пришедшим от него в величайшее самомнение, величайшее самообольщение. Душевные страсти их - гнев, гордость, лукавство, непокорство - получили необыкновенное развитие. Самость и самочиние преобладали в них окончательно. Они с решительностью и ожесточением отвергали все душеспасительнейшие советы и предостережения духовников, настоятелей, даже святителей: они, попирая правила не только смирения, но и скромности, самого приличия, не останавливались выражать пренебрежение к этим лицам самым наглым образом.

Некоторый Египетский инок в начале IV века сделался жертвою ужаснейшей бесовской прелести. Первоначально он впал в высокоумие, потом, по причине высокоумия, поступил под особенное влияние лукавого духа. Диавол, основываясь на произвольном высокоумии инока, озаботился развить в нем этот недуг, чтоб при посредстве созревшего и окрепшего высокоумия окончательно подчинить себе инока, вовлечь его в душепогибель. Вспомоществуемый демоном, инок достиг столь бедственного преуспеяния, что становился босыми ногами на раскаленные угли, и, стоя на них, прочитывал всю молитву Господню Отче наш . Разумеется, люди, не имевшие духовного рассуждения, видели в этом действии чудо Божие, необыкновенную святость инока, силу молитвы Господней, и прославляли инока похвалами, развивая в нем гордость и способствуя ему губить себя. Ни чуда Божия, ни святости инока тут не было, сила молитвы Господней тут не действовала, тут действовал сатана, основываясь на самообольщении человека, на ложно направленном произволении его, тут действовала бесовская прелесть. Спросишь: какое же значение имела в бесовском действии молитва Господня? Ведь прельщенный читал ее и приписывал действию ее совершавшееся чудо. Очевидно, молитва Господня не принимала тут никакого участия: прельщенный, по собственному произволению, по собственному самообольщению и по обольщению демонскому, употребил против себя духовный меч, данный человекам во спасение. Заблуждение и самообольщение еретиков всегда прикрывались злоупотреблением Слова Божия, прикрывались с утонченным лукавством, и в повествуемом событии заблуждение человеческое и бесовская прелесть, с тою же целью, прикрывались коварно молитвою Господнею. Несчастный инок полагал, что он стоит на раскаленных углях босыми ногами по действию молитвы Господней, за чистоту и высоту своей подвижнической жизни, а он стоял на них по действию бесовскому. Точно таким образом самообольщение и бесовская прелесть прикрываются иногда как бы действием молитвы Иисусовой, а неведение приписывает действию этой святейшей молитвы то, что должно приписывать совокупному действию сатаны и человека; человека, предавшегося руководству сатаны. Упомянутый Египетский инок перешел от мнимой святости к необузданному сладострастию, потом к совершенному умоисступлению, и, кинувшись в разожженную печь общественной бани, сгорел. Вероятно, или объяло его отчаяние, или представилось ему в печи какое-либо обманчивое привидение

"Сладостна бывающая в сердце чистая и постоянная память об Иисусе и происходящее от нее неизреченное просвещение".

Учение старца Паисия об Иисусовой молитве, как и его учение о монашестве, тесно связано с учением об этом предмете его учителя и друга схимонаха Василия. Поэтому мы сначала вкратце передадим учение об Иисусовой молитве старца Василия, изложенное им в предисловиях на книги святого Григория Синаита, блаженного Филофея Синайского и блаженного Исихия Иерусалимского.

Свое предисловие на книгу святого Григория старец Василий начинает указанием неправильности мнения тех, которые думают будто бы умное делание прилично одним только совершенным, достигшим бесстрастия и святости. Думающие так, ограничивают свое моление одним только внешним исполнением псалмопения, тропарей и канонов, не понимая того, что такое внешнее моление назначено нам святыми отцами только как временное в виду немощи и младенчества нашего ума с тем, чтобы мы, постепенно совершенствуясь, восходили на ступень умного делания и ни в каком случае не оставались при одном только внешнем молении. По словам святого Григория, только одним младенцам свойственно, совершая устами внешнее моление, думать, что они совершают что-то великое, и утешаясь количеством читаемого, выращивать в себе внутреннего фарисея. По словам святого Симеона Нового Богослова тот, кто ограничивается внешним деланием молитвы, не может достигнуть внутреннего мира и преуспеть в добродетели, ибо он подобен ведущему борьбу со своими врагами в ночной темноте; он слышит голоса врагов, получает раны от них, но не видит ясно, кто они, откуда они пришли, как и для чего они борются с ним? По словам святого Исаака Сирина и преподобного Нила Сорского, если бы кто-нибудь захотел помимо умной молитвы одним только внешним молением и внешними чувствами отразить прилог вражий и противостать какой-либо страсти или лукавому помыслу, тот скоро оказался бы много раз побежденным: ибо бесы, одолевая его в борьбе и снова добровольно ему покоряясь, как бы им побеждаемые, издеваются над ним и располагают его к тщеславию и самонадеянности, провозглашая его учителем и пастырем овцам. Из сказанного можно видеть силу и меру, как умной молитвы, так и внешнего моления. Не следует думать будто святые отцы, удерживая нас от неумеренного внешнего моления и обращая к умной молитве, уничижают этим внешнюю молитву. Да не будет! Ибо все священнодействия Церкви установлены в ней Святым Духом и все они отображают в себе тайну воплощения Бога Слова. И нет ничего в церковных обрядах человеческого, но все есть дело Божией благодати, не возрастающее от наших достоинств и не умаляющееся от наших грехов. Но мы говорим сейчас не об уставах святой Церкви, а об особом правиле и жительстве каждого из монахов, т.е. об умной молитве как таком делании, которое, усердием и сердечною правотою, а не одними только словами произносимыми без внимания устами и языком, обычно привлекает благодать Святого Духа. И этим умным деланием может разумно заниматься не только совершенный, но и всякий новоначальный и страстный, блюдя сердце. И потому святой Григорий Синаит, более всех и до тонкости рассмотревший и обсудивший живущею в нем благодатию Святого Духа, жития и писания и духовные подвиги всех святых, заповедует иметь все старание об умной молитве.

Также и святой Симеон Солунский заповедует и советует и архиереям, и священникам, и монахам, и мирянам на всякое время и на всякий час произносить эту священную молитву и как бы дышать ею, ибо нет более крепкого оружия ни на земле, ни на небе, говорит он вместе со святым апостолом, как имя Иисуса Христа. Знай и то, добрый труженик этого священного делания, что не только в пустыне или в уединенном отшельничестве были учители и многочисленные делатели этого священнодействия, но и в самых великих лаврах и даже в городах. Например, святейший патриарх Фотий, возведенный на патриаршество из сенаторского звания и не будучи монахом, уже на своем высоком посту обучился умному деланию и до такой степени преуспел в нем, что по словам святого Симеона Солунского лицо его сияло благодатию Святого Духа как у второго Моисея. По словам того же святого Симеона, патриарх Фотий написал и замечательную книгу об умном делании. Он же говорит, что и святой Иоанн Златоуст, и святые Игнатий и Каллист, будучи патриархами того же Царьграда, написали свои книги об этом внутреннем делании.

Итак, если ты, возражая против умной молитвы, скажешь что ты не пустынножитель, чтобы тебе заниматься этим деланием, то тебя обличат патриарх Каллист, который обучился умному деланию, проходя поварскую службу в великой лавре Афонской, и патриарх Фотий, который, будучи уже патриархом, обучился искусству сердечного внимания. Если ты ленишься заниматься умным трезвением, ссылаясь на послушания, то ты особенно заслуживаешь порицания, ибо, по словам святого Григория Синаита, ни пустыня, ни уединение не бывают настолько полезны при этом делании, как разумное послушание. Если ты скажешь, что не имеешь учителя, который научил бы тебя этому деланию, сам Господь повелевает тебе учиться из Священного Писания, говоря: "испытайте писания, и в них обрящете живот вечный". Если ты смущаешься, не находя безмолвного места, тебя опровергает святой Петр Дамаскин, который говорит: "в том состоит начало спасения человека, чтобы оставить свои хотения и разумения и исполнять Божии хотения и разумения, и тогда во всем мире не найдется такой вещи или места, которые могли бы воспрепятствовать спасению". Если тебя смущают слова святого Григория Синаита, много говорящего о прелести, бывающей при этом делании, то сам же этот святой отец и исправляет тебя говоря: "мы не должны ни бояться, ни сомневаться призывая Бога. Ибо, если некоторые и совратились, повредившись умом, знай, что они потерпели это от самочиния и высокомудрия. Если же кто в повиновении с вопрошением и смиренномудрием ищет Бога, никогда не потерпит вреда благодатию Христовой. Ибо праведно и непорочно живущему и избегающему самоугодия и высокомудрия не может причинить зла, по словам святых отцов, весь бесовский полк, хотя бы и воздвиг на него бесчисленные искушения. Только самонадеянно, самосоветно поступавшие впадают в прелесть. Те же, кто претыкаясь о камень Священного Писания, из опасения прелести уклоняются от умного делания, превращают белое в черное и черное в белое. Ибо не для запрещения умного делания учат нас святые отцы о причинах бывающей прелести, но для предохранения нас от прелести. Как и святой Григорий Синаит, повелевая обучающимся молитве не бояться и не сомневаться, указывает и причины прелести: самочиние и высокоумие. Желая, чтобы мы не получили от них вреда, святые отцы повелевают изучать Священное Писание и им руководствоваться, имея брат брата добрым советником, по слову Петра Дамаскина. Если ты страшишься приступить к умному деланию из благоговения и в простоте сердца, и я вместе с тобою готов устрашиться. Но не следует бояться пустых басней по пословице: "волка бояться - в лес не ходить". И Бога следует бояться, но не бежать от Него и не отрекаться от Него.

Не малым препятствием к деланию умной молитвы является для некоторых их телесная немощь. Не будучи в состоянии понести труды и посты, какие несли святые, они думают, что без этого им невозможно начать умное делание. Исправляя их ошибку, святой Василий Великий учит: "воздержание определяется каждому по его телесной силе" и, я думаю, не безопасно, разрушивши безмерным воздержанием силу тела, сделать его бездейственным и не способным к добрым делам. Если бы хорошо было для нас быть расслабленными телом и лежать как бы мертвыми, едва дышащими, то Бог таковыми бы нас и сотворил. Если же Он не сотворил нас такими, то согрешают те, кто прекрасное Божие создание не сохраняют таким, каким оно создано. Об одном только должен заботиться подвижник, не скрывается ли в душе его зло разленения, не ослабело ли трезвение и усердное обращение мысли к Богу, не омрачилось ли в нем духовное освящение и от него происходящее просвещение души. Ибо, если все упомянутое доброе в нем возрастает, то не будет времени восстать в нем телесным страстям, когда душа его занята небесным и не оставляет телу времени для возбуждения страстей. При таком устроении души принимающий пищу ничем не различается от непринимающего. И он выполнил не только пост, но и совершенное неядение и имеет похвалу за свое особенное попечение о теле: ибо умеренное жительство не вызывает распаления похоти. Сосласно с этим и святой Исаак говорит: "если понудишь слабое тело выше силы его, двойное смущение наносишь душе". И святой Иоанн Лествичник говорит: "я видел эту враждебницу (утробу) упокоеваемой и бодрость уму подающей". И в другом месте: "я видел ее истаеваемую постом и возбуждающую похоть, дабы мы надеялись не на себя, а на Бога Живого". Так учит и история, которую вспоминает преподобный Никон: уже в наши времена был найден в пустыне один старец, который тридцать лет не видел ни одного человека, хлеба не ел, питаясь одними корнями, и он признался, что все эти годы он был борим блудным бесом. И отцы решили, что не гордость и не пища были причиною этой блудной брани, а то, что старец не был научен умному трезвению и противоборству вражиим прилогам. Потому-то и говорит святой Максим Исповедник: "Дай телу по силе его и весь твой подвиг обрати на умное делание". И святой Диадох: "пост имеет похвалу сам по себе, а не по Богу: его цель приводить желающих в целомудрие". И потому не подобает о нем высокомудрствовать подвижникам богочестия, но в вере Божией ожидать исхода нашего устроения. Ни в каком искусстве художники не судят по инструменту о результате работы, но ожидают окончания работы и по нему судят об искусстве. Имея такое установление о пище, не возлагая всю свою надежду на один пост, но в меру и по силе твоей постясь, стремись к умному деланию. Таким образом, ты и гордости можешь избежать, и не будешь гнушаться добрых Божиих творений, воздавая Богу за все хвалу.

Умная молитва есть могущественное оружие, которым подвижник побеждает невидимых врагов своих. Одни из святых отцов дают правила монашествующим вместе с деланием заповедей Христовых совершать продолжительное псалмопение, каноны и тропари. Другие отцы, изучивши тончайшее делание духовного разума, находят недостаточным для новоначальных пребывать в одном только телесном обучении, но, преподавая им вместе с исполнением заповедей Христовых умеренное пение и чтение, устанавливают вместо длительного псалмопения и канонов делание умной молитвы, добавляя при этом, что, если Дух Святой посетит действием сердечной молитвы, тогда, ни мало не сомневаясь, оставлять внешнее правило, ибо восполняет его внутренняя молитва. Третьи, имея большой опыт и познания житий и писаний святых, особенно же будучи просвещены действием и премудростью Святого Духа, устанавливают для новоначальных общее, а не частичное обучение деланию умной молитвы, разделяя его на два вида - делательную и зрительную. Эти отцы повелевают иметь всю заботу об умном делании, отдавая пению немного времени только в часы уныния, ибо, по их словам, церковные службы и песнопения преданы всем вообще христианам, а не тем, которые хотят безмолвствовать. Впрочем и путем длительных псалмопений и чтением канонов и тропарей можно придти в преуспеяние, хотя и очень медленно и с большими трудностями; вторым же путем удобнее и легче, а третьим всего скорее, и притом с отрадою и частым присещением Святого Духа, утверждающим и успокаивающим сердце, особенно при усердном старании и добром желании. Поскольку святая умная молитва срастворяется с соблюдением заповедей Божиих и изгоняет бесов и страсти, постольку, наоборот, небрегущий о заповедях и не заботящийся об умной молитве, но занимающийся одним только пением, бывает влачим страстями.

Преступление заповедей Господних во всех одинаково усматривается, но проявляется многоразлично: напр., кто-нибудь положит себе за правило не преступать заповедь, не отдаваться страсти, но по некоторому обстоятельству или смущению или козни врага случится ему кого-нибудь оскорбить, или осудить, или разгневаться, или победится тщеславием, или спорить и оправдываться, или празднословить, или солгать, или объесться, или опиться, или скверное подумать, или что-нибудь подобное совершить. Чувствуя себя виноватым перед Богом, он тотчас же начинает укорять себя и с покаянием припадать перед Богом умною молитвою от сердца, да простит его Бог и подаст ему помощь не впадать больше в такие согрешения. И, таким образом, он полагает начало соблюдению заповедей и хранению своего сердца от злых прилогов в молитве, боясь и трепеща, чтобы из-за них не потерять Царствия Небесного. Другой же живет просто, нерадя о том, падает ли он, или стоит, и думая, что в настоящие времена нет людей, хранящих заповеди и боящихся преступить их, и что всякий волей или неволей погрешает перед Богом и бывает виновен в тех или иных тонких грехах и страстях: и потому он не хочет и беречься от них, считая это вещью невозможной. Считая себя ответственным лишь за прелюбодеяние и блуд, убийство и кражу, отраву и тому подобные смертные грехи и воздерживаясь от них, он мнит себя стоящим. К таковому относятся слова отцов: лучше падающий и восстающий, нежели стоящий и некающийся. Нужно удивляться, как оба эти человека повинные в одних и тех же всечастных грехах, являются различными перед Богом, да, думаю, и перед духовными людьми. Один совсем не знает падения и восстания, хотя им и владеют страсти; другой же падает и восстает, побеждается и побеждает, подвизается и трудится, не хочет отвечать злом за зло, но не удерживается вследствие привычки, старается не сказать чего-нибудь злого, скорбит, когда получает обиду, однако укоряет себя за то, что скорбит, и кается в этом, или, если и не скорбит о полученной обиде, то и не радуется. Все находящиеся в таком устроении суть противящиеся страсти, не хотят покоряться ей, скорбят и борятся. Отцы же сказали, что всякая вещь, которой не хочет душа, маловременна.

Хочу еще сказать об искореняющих страсти. Есть такие, которые радуются, когда получают обиду, но потому, что надеются иметь награду. Таковой и принадлежит к искореняющим страсти, но не с разумом. Другой радуется, получая обиду и считает, что он и должен был ее получить, ибо сам подал к тому повод. Таковой с разумом искореняет страсть. Есть, наконец, и такой, который не только радуется, будучи обижаем и считает себя самого виновным, но еще и скорбит о смущении своего обидчика. Да введет нас Бог в такое устроение души! Для более ясного познания того и другого жительства скажем еще так: первый, подчиняя себя закону, исполняет только свое пение, второй же понуждает себя к умному деланию, имеет всегда с собою имя Иисуса Христа для истребления врага и страстей. Тот радуется, если только окончит пение. Этот же благодарит Бога, если в тишине, не возмущаясь злыми помыслами, творит молитву. Тому желательно количество, этому - качество. У того, спешащего исполнить количество пения, скоро создается радостное самомнение, полагаясь на которое, он питает и растит в себе внутреннего фарисея, если не внимает себе. У этого, дорожащего качеством молитвы, бывает познание своей немощи и помощи Божией. Молясь, или лучше сказать, призывая Господа Иисуса на прилоги вражии, на страсти и на злые помыслы, он видит их погибель от страшного имени Христова и разумеет Божию силу и помощь. С другой стороны, насилуемый и смущаемый злыми помыслами, познает свою немощь, ибо не может противостать им одними только своими силами. И в этом состоит все его правило и вся жизнь. И хотя враг может и ему внушать радостное самомнение и фарисейские мысли, однако он встречает в этом подвижнике готовность призывать Христа на все злые помыслы и, таким образом, не достигает успеха в своих кознях. Но скажет кто-нибудь, что и первому возможно призывать Христа на вражий прилог. Да, возможно, но каждый по опыту знает, что в настоящее время у делателей внешнего правила нет обычая обучаться молитве на злые помыслы. Таковые особенно не хотят принимать слова произносимого или пишемого о внутреннем внимании, в коем заключается наука моления на злые помыслы. И не только не принимают, но и противятся, и учителей своих выставляя, утверждают, будто бы новоначальным не положено святыми отцами умное делание, а только одно псалмопение, тропари и каноны устами и языком произносимые. И хотя они говорят и учат это неправильно, однако все их слушают, ибо такое моление не требует обучения или отречения от мирских похотей, но всякий, стоит только ему захотеть, может так молиться, монах ли или мирянин. Священное же умное делание, будучи славным и богоугодным искусством из искусств и, требуя не только отречения от мира с его похотями, но еще и многого наставления и обучения, не находит исполнителей среди монахов. При всем том следует опасаться правых и левых уклонений, т.е., отчаяния и самонадеянности. Замечая, что у обучающихся умному деланию бывают по случаю, а не намеренно, невольные падения, называемые отцами повседневными грехами, не должно приходить от этого в сомнение, ибо по мере всякого бывает и преуспеяния и ниспадения от доброго к противоположному. С другой стороны, слыша о великой милости Божией к нам грешным, мы не должны быть самонадеянными и бесстрашно приступать без великого смирения и посильного исполнения заповедей к этому умному священнодействию. Сознавая, что и самонадеянность и отчаяние внушаются врагом, бегать крепко и того, и другого.

И, таким образом, со многим рассмотрением Священного Писания и, пользуясь советом искусных, во смирении обучаться этому деланию. Святые отцы, которые учат одними заповедями Христовыми побеждать страсти и очищать сердце от злых помыслов, указывают подвижникам иметь два крепчайших оружия - страх Божий и память вездеприсутствия Божия, по сказанному: "страхом Господним всяк уклоняется от зла", и: "предзрех Господа предо мною выну, да не подвижуся", предлагают кроме того иметь память смерти и геенны и еще чтение святых писаний. Все это хорошо для хороших и благоговейных мужей; у нечувственных же и окамененных, хотя бы и сама геенна или сам Бог видимым образом открылись, никакого не явится от этого страха. При том же и сам ум в новоначальных монахах скоро притупляется к памяти таковых вещей и бежит от них, как пчела от курения дыма. Но хотя указанная память и бывает добра и полезна в час брани, духовнейшие и искуснейшие отцы сверх этого добра указали и еще большее и несравненное добро, могущее помогать даже и весьма слабым.

Первое средство можно сравнить с тем, когда мелют в жерновах своими руками и своею собственною силой, а это последнее средство, когда мелют на мельнице водою и различными приспособлениями. Как вода сама собою движет колеса и камень, так и пресладкое имя Иисуса, вместе с памятью о Боге всецело живущем в Иисусе, подвигает ум в молитву, о чем великий в богословии Исихий говорит: "душа благодетельствуемая и услаждаемая Иисусом с радостью и любовью и исповеданием воссылает хвалу Благодателю, благодаря и призывая Его с веселием", и в другом месте: "как невозможно проводить эту жизнь без пищи и пития, так невозможно без умного хранения душе достигнуть чего-либо духовного и угодного Богу или освободить свой ум от греха, хотя бы кто и принуждал себя не грешить из-за страха мук". И еще: "проникшие в наше сердце помыслы, если мы их не хотим и крепимся и противостоим, может изгонять молитва Иисусова, произносимая из глубины сердца". Первым из указанных выше средств, без умного делания, хотя и достигается преуспеяние, однако очень медленно и с трудом. Вторым же средством скоро и легко приближается делатель к Богу. Ибо там бывает одно только внешнее моление и поучение, и делание заповедей, здесь же и то, и другое, и внешнее, и внутреннее хранение. Когда новоначальный монах, по отречении его от мира и действия грехов великих и смертных, положит пред Богом обещание воздерживаться не только от малых грехов, повседневных и простительных, но и от действия самих страстей и злых помыслов, и, войдя внутрь к сердцу умом своим, начнет призывать на всякую брань и на всякий злой помысл Господа Иисуса или, если по немощи своей уступит прилогу вражию и нарушит заповеди Господни, припадет к Господу с сердечной молитвою, каясь, осуждая себя, и в этом устроении пребудет до своей кончины, падая и восставая, побеждаясь и побеждая, день и ночь прося отмщения от соперника своего, то не будет ли существовать для него надежда на спасение? Ибо как показывает опыт, невозможно даже и самым великим мужам вполне уберечься от повседневных грехов, сущих не к смерти, источником которых бывают: слова, мысль, неведение, забвение, неволя, воля, случай и которые прощаются вседневною благодатию Христовой по словам святого Кассиана. Если кто, малодушествуя, скажет, что святой Кассиан под очищающимися благодатию Христовой от вседневных грехов разумеет одних святых, а не новоначальных и страстных, пусть будет место и такому мнению, но ты, главным образом, принимай во внимание суждение и решение о таких вещах святых писаний, по которым всякий новоначальный и страстный осуждается этими повседневными грехами, и снова может получить прощение благодатию Христовой, как и все святые всечасным покаянием и исповеданием Богу. Ибо, как говорит святой Дорофей, есть служащий страсти и есть сопротивляющийся страсти. Служащий страсти, когда услышит одно слово, теряет покой, или говорит пять слов или десять в ответ на одно слово и враждует, и смущается, и даже потом, когда уже успокоится от волнения, не перестает злобствовать на сказавшего ему то слово, и печалится о том, что не сказал ему больше, нежели сказал, и придумывает слова, еще более злые, чтобы сказать ему, и постоянно говорит: почему я не сказал ему так? скажу ему еще так-то и все время гневается. Это одно устроение, когда злое состояние является обычным. Другой, когда услышит слово, также теряет спокойствие и также говорит в ответ и пять, и десять слов и скорбит, что не сказал еще трех слов более обидных, и печалится, и помнит зло, но проходит немного дней и он умиротворяется; иной неделю остается в подобном состоянии, а иной через день утихает, а иной обижает, враждует, смущается, смущает и тотчас же утихает. Вот сколько бывает различных устроений, и все они подлежат суду, пока остаются в силе. Поэтому можно судить и о всех других случаях, почему страстный не может очиститься благодатию Христовой от повседневных грехов, кажущихся малыми.

Рассмотрим теперь, когда подобные же грехи бывают простительны новоначальным и страстным. Тот же святой Дорофей говорит: бывает, что кто-нибудь, услышав слово, скорбит в себе, но не о том, что получил неприятность, но о том, что не перетерпел. Этот находится в устроении сопротивляющегося страсти. Другой борется и трудится и побеждается страстью. Иной не хочет отвечать злом на зло, но увлекается привычкою. Иной старается не сказать ничего злого, но скорбит, что получил огорчение, и упрекает себя за то, что скорбит, и кается в этом. Иной же не скорбит, что получил огорчение, но и не радуется. Все они суть сопротивляющиеся страсти: они не хотят служить страсти и скорбят, и подвизаются. Таковые хотя и страстные, но благодатию Христовой могут получить прощение вседневных грехов, не с намерением, но невольно совершаемых, о которых Господь заповедал святому Петру до седмижды семидесяти раз прощать в день. Это же самое говорит и святой Анастасий Синаит: "мы так рассуждаем и думаем о принимающих святые Таины Тела и Крови Господних, что если они имеют некоторые малые и простительные грехи, как то: погрешают языком, слухом, оком или тщеславием, или печалью, или раздражительностью, или чем-нибудь другим подобным, но осуждают себя и исповедуют свой грех Богу, и таким образом, принимают святые Таины, таковое принятие бывает им во очищение грехов их. Так как в начале было нами сказано о благоискусном преодолении страстей умною молитвою и заповедями, покажем теперь яснее и самый ход умного сражения со страстями. Находит ли на нас прилог вражий какой-либо страстью или злым помыслом, делатель молитвы призывает на них Христа и погибает диавол со своим прилогом. Падет ли по немощи мыслью или словом, или раздражительностью, или плотским пожеланием, молит Христа, исповедуясь Ему и каясь. Объят ли бывает унынием и печалью, стесняющими его ум и сердце, хватается за память смерти и геенны и вездеприсутствия Божия и, немного при помощи их потрудившись, призывает Христа. Затем, обретши мир от борьбы, снова молит Христа быть милостивым к нему за его грехи вольные и невольные. И, одним словом, в час брани и мира душевного прибегает он ко Христу, и бывает ему Христос вся во всех, как в добрых, так и в злых обстоятельствах. И не увлекается таковой самомнением, будто бы он выполняет что-либо, молясь или угождая Богу. Ибо иной есть смысл внешнего моления, иной же сего внутреннего: тот, исполняя количество пения, уповает этим угодить Богу; оставляя же его, осуждает себя. А этот, будучи укоряем совестью в повсечасных грехах и терпя нападение вражиих прилогов, всегда вопиет ко Христу, держа в уме своем слова: "если и на всю лестницу совершенства взойдешь, о прощении грехов молись". И опять: "хочу лучше пять слов сказать умом моим, нежели десять тысяч языком", и таким образом без всякого сомнения выполняет указанное святым Дорофеем сопротивление страстям.

Если же кто скажет, что можно и без умного делания очиститься от грехов благодатию Христовой через покаяние, тому отвечаем так: поставь с одной стороны заповеди Христовы, с другой же всегдашнюю молитву: и остави нам долги наши. Дай мне и истинную решимость не нарушать ни одной заповеди, т.е., не похотствовать, не гневаться, не осуждать, не клеветать, не лгать, не празднословить, любить врагов, добротворить ненавидящим, молиться за обижающих, уклоняться сластолюбия, сребролюбия и блудных помыслов, печали, тщеславия, презорства: одним словом, всех грехов и злых помыслов. И с такою решимостью приступи к обучению умному деланию и замечай внимательно, сколько раз в день, вопреки своей решимости, ты нарушишь заповеди и какими грехами, страстями и злыми помыслами уязвишься. Поревнуй той вдовице, которая умоляла судью день и ночь, и начни вопить ко Христу ежечасно за всякую заповедь, которую нарушишь, и за всякую страсть, за всякий злой помысл, которым будешь побежден. Присоедини к этому доброго советника - святое писание, и, проведя так немало времени, приди и научи меня, что ты увидишь в душе своей. Едва ли и сам ты не признаешь, что невозможно уместиться всему этому во внешнем молении, но только в умном делании. Ибо оно научает своего ревнителя всем этим тайнам и удостоверяет душу его, что, оставляя многое псалмопение, каноны и тропари, и обращая всю свою заботу на умную молитву, он не только не погубляет своего правила, но еще и умножает его. Как у ветхозаветного закона сила и хотение были в том, чтобы всех приводит ко Христу, хотя этим казалось и умалялся сам закон, так и многое пение отсылает делателя к умной молитве, а не распростирается на всю монашескую жизнь. Ибо и сам опыт научает такового, когда он, молясь, замечает как бы некоторое преграждение между ним и Богом, как бы медную стену, по пророку, не позволяющую уму ясно взирать к Богу в молитве, или внимать сердцу, в котором заключены все душевные силы и источник помыслов, как добрых так и злых.

Умное делание несомненно требует страха и трепета, сокрушения и смирения, и многого испытания Священного Писания и советования с единодушными братиями, но ни в каком случае не бежания и отрицания, а также и не дерзости, и не самочиния. Дерзкий и самонадеянный, стремясь к тому, что выше его достоинства и устроения, с гордостью поспешает к зрительной молитве. Охваченный тщеславною мечтою взойти на высокую степень, проникнутый сатанинским, а не истинным желанием, таковой легко уловляется диавольскими сетями. И что нам порываться к высокому преуспеянию в умной и священной молитве, которого по святому Исааку едва удостаивается один из десяти тысяч? Довольно, вполне довольно для нас, страстных и немощных, увидеть хотя след умного безмолвия, т.е., делательную умную молитву, которою прогоняются от сердца прилоги вражии и злые помыслы, в чем и состоит дело новоначальных и страстных монахов, через которое можно достигнуть, если Бог захочет, и зрительной или духовной молитвы. И не следует нам унывать от того, что немногие удостаиваются зрительной молитвы, ибо у Бога нет неправды. Только не будем лениться идти путем ведущим к этой священной молитве, т.е., делательною умною молитвою будем сопротивляться прилогам и злым помыслам. Идя этим путем святых, мы удостоимся и жребия их, хотя и не здесь на земле, как говорят святой Исаак и многие другие святые.

Умная молитва сопровождается различными телесными ощущениями, среди которых нужно отличать правильные от неправильных, благодатные от естественных и от происходящих от прелести. Ужаса и удивления достойно, говорит старец Василий, как некоторые, зная Священное Писание, не вникают в него. Другие же, и, не зная и не спрашивая опытных, осмеливаются, полагаясь на собственный разум, приступать к умному вниманию и при этом говорят, что внимание и молитву нужно совершать в желательной области: это, говорят они, есть область чрева и сердца. Такова первая и самопроизвольная прелесть: не только молитвы и внимания не следует совершать в этой области, но и самую ту теплоту, которая происходит в час молитвы из похотной области в сердце, ни в каком случае не нужно принимать.

По слову святого Григория Синаита нужен не малый труд, чтобы ясно постигнуть и сохранить себя в чистоте от того, что противно благодати, ибо диавол имеет обыкновение показывать новоначальным свою прелесть под видом истины, представляя им зло, как нечто духовное, показывая мечтательно одно вместо другого по своему произволу, вместо теплоты, возбуждая свое жжение, и вместо веселия, доставляя бессмысленную радость и чувственную сладость. Впрочем, делателю умной молитвы полезно знать и то, что жжение или теплота иногда поднимается от чресл к сердцу и сама собою, естественным образом, если не сопровождается блудными помыслами. И это, по словам святейшего патриарха Каллиста, происходит не от прелести, но от естества. Если же кто-нибудь посчитает эту естественную теплоту за благодатную, то это уже будет, несомненно, прелесть. Поэтому подвизающийся должен не останавливать на ней своего внимания, но отгонять ее. Иногда же диавол, соединивши свое жжение с нашею похотью, увлекает ум в блудные помыслы. И это есть несомненная прелесть. Если же тело все разогревается, а ум остается чистым и бесстрастным, и как бы прикрепленным и погруженным в глубине сердца, начиная и оканчивая молитву в сердце, это есть, несомненно, от благодати, а не от прелести.

В другом месте старец Василий говорит о телесных ощущениях при умной молитве следующее: прежде всего по словам святейшего патриарха Каллиста приходит теплота от почек, как бы опоясующая их, и она кажется прелестью, но это не так: теплота эта не от прелести, но от естества, и есть последствие молитвенного подвига. Если же кто считает эту теплоту от благодати, а не от естества, то это несомненная прелесть. Но какова бы ни была эта теплота, подвизающийся должен не принимать ее, но отвергать. Приходит и другая теплота - от сердца, и если при этом ум впадает в блудные помыслы, это есть несомненная прелесть; если же тело все от сердца разогревается, а ум остается чистым и бесстрастным, и как бы прикрепленным во внутреннейшей глубине сердца, то это есть несомненно от благодати, а не от прелести. Зная все это, необходимо с самого начала приучать свой ум в час молитвы стоять сверху сердца и смотреть в глубину его, а не на половине сбоку и не на конце внизу. Следует это делать потому, что когда ум стоит сверх сердца и внутри его совершает молитву, тогда он как царь, сидя на высоте, свободно наблюдает плещущие внизу злые помыслы и разбивает их, как вторых вавилонских младенцев о камень имени Христова. При этом, будучи значительно удален от чресл, он может легко избежать похотного жжения, ставшего присущим нашей природе через преступление Адама. Если же кто собирает внимание к молитве на половине сердца, тогда или по оскудению сердечной теплоты или вследствие ослабления ума и притупления внимания от частого совершения молитвы, или же под влиянием возбуждаемой от врага брани, ум сам собою ниспадет к чреслам и против воли смешивается с похотною теплотою. Некоторые по крайней своей нерассудительности или, лучше сказать, по неведению, начинают творить молитву снизу на конце сердца при чреслах, и, таким образом, касаясь умом своим частью сердца, частью чресл, сами призывают к себе прелесть, как заклинатель змею. Другие же, страдая совершенно неразумием, не знают даже самого места сердечного и думая, что оно находится посреди чрева, дерзают там творить умом молитву - горе их обольщению!

Так же следует различать и теплоту в молитве, какая есть естественный дар, излиянный в сердце, как миро благоуханное через святое крещение, и какая привходит к нам от прародительского преступления, и какая возбуждается диаволом. Первая в одном только сердце с молитвою начинается и в сердце же заканчивает молитву, подавая душе успокоение и духовные плоды. Вторая от почек имеет начало и к почкам оканчивает молитву, причиняя душе жесткость, студеность и смущение. Третья, возникши от смешения с похотным жжением, распаляет члены и сердце блудным сладострастием, пленяет ум скверными помыслами и влечет к телесному совокуплению. Внимательный все это скоро распознает и заметит: время, опыт и чувство все ему сделают ясным. Священное Писание говорит: "Господи, не доброе ли семя сеял еси? откуду убо возрастоша плевелы?" Невозможно не вкрадываться злу в доброе: так и со священным умным деланием сплетается прелесть как плющ с древом. Возникает прелесть от самомнения и самочиния и врачеством для нее служат смирение, исследование писаний и духовный совет, но не уклонение от обучения умному деланию. Ибо, по словам святого Григория Синаита мы не должны ни бояться, ни сомневаться, призывая Бога: ибо, если некоторые и сбились с пути, повредившись умом, знай, что они потерпели это от самочиния и высокоумия. Причина же высокоумию, с одной стороны, безрассудный и безмерный пост, когда постящийся думает, что он совершает добродетель, а не ради целомудрия постится; с другой стороны уединенное жительство. Устраняя первую причину, святой Дорофей говорит: "Безмолвствующий должен всегда держаться царского пути, ибо неумеренность во всем легко сопровождается самомнением, за которым следует прелесть". Уничтожая же вторую, говорит: "только сильным и совершенным подобает единоборствовать с бесами и извлекать на них меч, который есть слово Божие".

Самый способ и действие прелести состоят, во-первых: во вражием приобщении в похоти внутренних чресл, и, во-вторых: в призраках и мечтании ума. Предостерегая от первого, святой отец говорит: хотя враг и преобразует естественное движение чресл, как бы в духовное, вместо духовной теплоты, возбуждая свое жжение, и вместо веселия, принося бессмысленную радость и заставляя принимать свою прелесть за действие благодати, но время, опыт и чувство изобличают его обман. Указывая на вторую опасность, святой отец учит так: ты же, когда безмолвствуешь, ни в каком случае не принимай, если что-нибудь видишь чувственно или умно, внутри или вне себя: образ ли Христов или ангелов, или святого, или свет, или огонь и прочее. Здесь снова оживет возражатель и обвинит в прелести умное делание. Ибо они думают, что прелесть не примешивается внешнему пению. Однако да будет известно, что во всем: в пении ли, в молитве ли, прелесть имеет одинаковое место при неискусстве делателей, как говорит святой Иоанн Лествичник: "испытаем и посмотрим, и измерим, какая нам в пении сладость прибывает от блудного беса и какая от живущей в нас благодати и силы". И в другом месте: "поя и молясь, наблюдай приходящую сладость, как бы она не оказалась растворенною горькими отравами". Итак, ты видишь, что прелесть может одинаково постигнуть как поющих, так и проходящих молитву: но так как не знающие умного делания имеют одно только опасение, как бы им выполнить песенное правило, о злых же помыслах и похотном кипении они не доискиваются, то они и не знают, когда похотная часть сама вскипает, и когда возбуждается вражиим приобщением, и как всего этого избегнуть. Они сражения слышат и раны получают, но кто их враги, и ради чего они воюют, этого не ведают. Познав из сказанного, что не умное делание бывает причиною прелести, но одно только наше самочиние и высокоумие, не следует нам убегать умной молитвы: ибо она не только не вводит нас в прелесть, но, напротив, открывает нам умные очи к ее познанию и уразумению, чего мы никогда не могли бы достигнуть, если бы не обучались этому священному умному деланию, хотя бы кто был и великий постник и безмолвник.

Ознакомившись с учением об умной молитве старца Василия, обратимся теперь к учению о том же предмете старца Паисия Величковского. Как было уже сказано, старец Паисий вынужден был выступить со своим сочинением ради предостережения своих братий от распространившихся в то время нападок на умную молитву, хотя и сознавал, что поставленная им себе задача превосходит силу его разумения.

"Дошел до меня слух, пишет он, что некоторые лица монашеского звания, основываясь лишь на песке собственного суемудрия, осмеливаются хулить божественную Иисусову молитву, умом в сердце священнодействуемую. Вооружает их на это, смею сказать, враг, чтобы их языками, как собственным орудием, опорочить это божественное дело и слепотою их разума омрачить это духовное солнце. Опасаясь как бы кто-нибудь, слушая их басни, не впал бы в подобную им хулу и не погрешил бы перед Богом, похулив учение столь многих богоносных отцов, учащих об этой божественной молитве и будучи при том не в состоянии равнодушно слушать дерзкие слова на это пренепорочное делание, а также убеждаемый усиленными просьбами ревнителей этой молитвы, я задумал, призвав на помощь сладчайшего моего Господа Иисуса, написать в опровержение ложного умствования пустословов и в утверждение богоизбранного стада, собравшегося в нашей обители, несколько слов об умной божественной молитве на основании учения святых отцов для твердого, непоколебимого и несомненного в ней удостоверения. И так я, прах и пепел, преклонив мысленные колена сердца моего пред неприступным величием Божественной славы Твоей, молю Тебя, единородный Сыне и Слове Божий, просветивший слепорожденного, просвети и мой омраченный ум, даруй душе моей Твою благодать, да будет сей мой труд во славу имени Твоего и в пользу тем, кто хочет через умное делание молитвы духом прилепляться Тебе и всегда носить в сердце своем Тебя, а также и во исправление тех, кто по крайнему своему невежеству дерзнули похулить это божественное делание!" Далее следует изложение учения об умной молитве в шести главах.

В главе первой старец пишет о том, что умная молитва есть делание древних святых отцов и защищает ее против хулителей этой священной молитвы. Да будет известно, что это божественное делание было постоянным занятием древних богоносных отцов наших и просияло как солнце во многих местах пустынных и в общежительных монастырях: Синайской горе, в Египетском ските, в Нитрийской горе, в Иерусалиме и окружающих его монастырях - словом, на всем востоке и в Царьграде, и во святой горе Афонской, и на островах морских, в последние же времена и в Великой России. Этим умным деланием священной молитвы многие из богоносных отцов наших, воспламенившись Серафимским огнем к Богу и ближнему, соделались строжайшими хранителями заповедей Божиих и удостоились стать избранными сосудами Святого Духа. Многие из них, побуждаемые сокровенным божественным вдохновением, написали об этой божественной молитве, в согласии с божественным писанием ветхого и нового завета, книги святых своих учений, исполненные премудрости Святого Духа. И они это сделали по особому Божьему промыслу, чтобы как-нибудь в последующие времена не пришло в забвение это божественное дело. Но из написанных ими книг многие, Божиим за грехи наши попущением, истреблены сарацинами, овладевшими греческим царством, другие же милостью Божией сохраняются и до нашего времени. На это божественное умное делание и хранение сердечного рая никто из правоверующих не дерзал когда-либо произнести хулу, но всегда все относились к нему с великим почтением и крайним благоговением, как к вещи, исполненной великой духовной пользы.

Начальник же злобы и противник всякому доброму делу диавол, видя как в особенности через это умное делание молитвы монашеский чин, избирая благую часть, неотторжною любовью сидит у ног Иисусовых, в совершенстве преуспевая в Его божественных заповедях, начал употреблять все усилия, чтобы опорочить и похулить это спасительное дело, и если только возможно совершенно уничтожить его с лица земли: он стремился этого достигнуть то путем истребления книг, то посредством примешивания к чистой и небесной пшенице душетленных плевел, благодаря чему люди, не имеющие рассуждения, видя тех, кто самочинно коснулся этого делания и по возношению своему пожал терние вместо пшеницы, а вместо спасения нашел гибель, произносят хулу на это святое дело. Не довольствуясь сказанным, диавол отыскал в италийских странах калабрийского змия, гордостью своею во всем подобного диаволу, еретика Варлаама, и вселившись в него со всею своею силою, побудил его хулить и нашу православную веру и эту священную умную молитву. Смотрите же, други, дерзающие хулить умную молитву, не становитесь ли и вы соучастниками этого еретика и его единомышленников? Ужели не трепещете душою подпасть подобно им церковной анафеме и быть отчужденными от Бога? Какая, в самом деле, законная причина имеется у вас хулить эту пренепорочную и треблаженную вещь? Я никак не могу понять. Кажется ли вам бесполезным призывание имени Иисусова? Но и спастись ни о ком ином невозможно, как только о имени Господа нашего Иисуса Христа. Ум ли человеческий, которым совершается молитва порочен? Но и это невозможно: ибо Бог создал человека по образу Своему и подобию; образ же Божий и подобие находятся в душе человеческой, которая как создание Божие, чиста и непорочна: а потому и ум, это главнейшее чувство душевное, подобное зрению в теле, также непорочен. Но может быть хулы заслуживает сердце, на котором как на жертвеннике, ум священнодействует Богу тайную жертву молитвы? Также нет. Ибо и сердце есть создание Божие, и как все тело человеческое зело добро есть. Итак, если призывание имени Иисусова спасительно, а ум и сердце человека суть творения рук Божиих, то какой же порок человеку от глубины сердца умом воссылать сладчайшему Иисусу молитву и просить у Него милости? Или, может быть, вы за то хулите и отвергаете умную молитву, что Бог, по вашему мнению, не слышит тайную в сердце совершаемую молитву, а только ту слышит, которая устами произносится? Но эта хула на Бога: Бог сердцеведец и самые тончайше помыслы, бываемые в сердце, или еще только имеющие появиться, Он в точности знает и все знает, как Бог и Всеведец. Он и сам ищет от нас такой тайной из глубины сердца воссылаемой молитвы, как жертвы чистой и непорочной, заповедуя: "ты же, егда молишися, вниди в клеть твою, и затворив двери твоя, помолися Отцу твоему, Иже в тайне; и Отец твой, видяй в тайне, воздаст тебе яве" ().

Эти слова Господа святой Иоанн Златоуст, Христовы уста, светило всемирное, вселенский учитель, в 19-ой беседе на Евангелие от Матфея, по данной ему Духом Святым премудрости, относит не к той молитве, которая только устами и языком произносится, но к самой тайной, безгласной, от глубины сердца воссылаемой молитве, которую он научает совершать не телесным только образом, не только произношением уст, но усерднейшим произволением, со всякою тихостью и сокрушением духа, со слезами внутренними и болезнью душевною, с затворением мысленных дверей. И приводит от божественного писания во свидетельство об этой тайной молитве - Боговидца Моисея и святую Анну и праведного Авеля, говоря так: "но болезнуешь ли душою? Не можешь и не вопить, ибо весьма болезнующему свойственно так молиться и так просить, как я сказал. Ибо и Моисей, болезнуя, так молился и болезнь его была услышана, почему и сказал ему Бог: что вопиеши ко мне? И Анна, хотя и голоса ее не было слышно, достигла всего, чего хотела: так как сердце ее вопияло. И Авель не молча ли и не по кончине ли своей молился? И кровь его издавала глас, сильнейший трубы. Стени и ты так же, как Моисей, не возбраняю. Раздери, как повелел пророк, сердце твое, а не ризы, из глубины призови Бога. "Из глубины, сказал он, воззвах к Тебе, Господи!" От низу, от сердца возвыси голос; сделай таинством твою молитву". И в другом месте: "ты не людям молишься, но Богу вездесущему и слышащему прежде, нежели ты скажешь, и знающему прежде, нежели ты подумаешь: если так молишься, великую получишь награду". И еще: "Он, будучи невидим, хочет, чтобы и молитва твоя была таковая же".

Видите, други, что по свидетельству непреоборимого столпа православия существует и иная, кроме произносимой устами, тайная, невидимая, безгласная, из глубины сердца возносимая к Богу молитва, которую, как жертву чистую, как аромат благоухания духовного, принимает Господь, радуется ей и веселится, видя ум, который наиболее должен быть посвящен Богу, соединяемым с Ним молитвою. Зачем же вы на эту молитву вооружили хулою свой язык, понося, злословя, ненавидя, издеваясь, отвергая и отвращаясь ее, как самой скверной вещи и, вкратце сказать, даже не желая слышать о ней? Ужас и трепет схватывают меня при виде такого безумного вашего начинания! Но я и еще спрошу вас: не за то ли вы хулите эту спасительнейшую молитву, что, может быть, вам случилось видеть или вы слышали, что кто-нибудь из делателей этой молитвы повредился умом или принял за истину какой-либо обман, или потерпел какой-либо душевный вред, и вам подумалось, что причиною всего этого была умная молитва? Но нет! нет! Священная умная молитва, действуемая благодатию Божией, очищает человека от всех страстей, побуждает его к усерднейшему хранению заповедей Божиих и сохраняет его невредимым от всех стрел вражиих и прелести.

Если же кто осмелится проходить эту молитву самочинно, не по силе учения святых отцов, без вопрошения и совета искусных, будучи к тому же надменен, страстен и немощен, живя без послушания и повиновения, да еще и проводя уединенное и пустынное житие, которого и следа за свое самочиние не достоин видеть, такой воистину, и я утверждаю, легко впадает во все сети и прелести диавола. Что же? Неужели эта молитва является причиною прелести! Да не будет! Если же вы за это порочите умную молитву, то вы должны порочить и нож, если бы какому-нибудь малому ребенку случилось, играя этим ножом, по неразумию своему причинить себе рану. Тогда нужно и воинам запретить носить меч воинский, если бы случилось какому-нибудь безумному воину заколоть себя мечом. Но как ни нож, ни меч нельзя считать виновниками причиняемого ими вреда, так и меч духовный, священная и умная молитва неповинна ни в чем дурном; виновны же самочиние и гордость самочинников, вследствие которых они впадают в бесовскую прелесть и подвергаются всякому душевному вреду.

Впрочем, зачем я так долго расспрашиваю вас о причине вашей хулы на эту священную молитву? Я знаю, о други, хорошо знаю самую существенную причину вашей хулы: во-первых, ваше не по заповеди Христовой, без испытания, чтение священных писаний; во-вторых, недоверие к учению святых отец наших, учащих об этой божественной молитве; в-третьих, крайнее ваше невежество, может быть никогда даже не видевших писаний о ней богоносных отец наших, или по крайней мере совсем неразумеющих силы их богомудрых слов - вот в чем заключается существенная причина вашего зломудрия. Если бы вы со страхом Божиим и полным вниманием, с несомненною верою, с трудолюбивым испытанием и смиренномудрием прочитали отеческие книги, содержащие в себе весь разум жития евангельского, и необходимый монахам к пользе душевной и исправлению, к истинному здравому и смиренномудрому образу мыслей, то никогда бы не попустил вам Господь впасть в таковую глубину злохуления. Но Он воспламенил бы вас своею благодатию через это делание к неизреченной любви Своей, так что вы вместе с апостолом готовы были бы воскликнуть: кто нас отлучит от любви Христовой? (). И вы не только не произносили бы на нее хулы, но готовы были бы и душу свою за нее положить, ощутивши самим делом и опытом происходящую от этого умного внимания неизреченную душам своим пользу. Для избавления вас и всех сомневающихся от великого душевного вреда, я не нахожу более подходящего врачевания, как указать вам, насколько Господь поможет мне в этом, как святые богоносные отцы наши, основываясь на недвижимом камне священного писания, учат об этой всесвященной молитве, умом в сердце тайно совершаемой. Да и сами вы, когда ясно и наглядно увидите истину учения святых отец, при помощи благодати Божией коснувшейся душ ваших, исцелитесь от вашего духовного недуга, принесете Богу искреннее покаяние в своем заблуждении и сподобитесь милости Его и совершенного прощения вашего прегрешения.

Во второй главе старец Паисий объясняет, откуда умная Иисусова молитва ведет свое начало, и какие свидетельства священного писания приводят о ней богоносные отцы. Да будет известно, что по писаниям святых отцов существуют две умных молитвы. Одна для новоначальных, соответствующая деянию, другая для совершенных, соответствующая видению: первая есть начало, вторая конец, ибо деяние есть восхождение к видению. Должно знать, что по святому Григорию Синаиту существует восемь первых видений, перечисляя которые, он говорит так: "мы считаем восемь первых видений: первое - о Боге, безвидное и безначальное, несозданное, причина всего, Троичное Единство и превыше существенное Божество; второе - умных сил порядок и устроение; третье - существующего состав; четвертое - смотрительное снисхождение слова; пятое - всемирное воскресение; шестое - страшное и второе Христово пришествие; седьмое - вечную муку; восьмое - царство небесное, неимущее конца". Постараюсь теперь по мере моего слабого разума объяснить, в какой силе нужно понимать деяние и видение. Да будет известно (говорю это подобным мне, самым простым инокам), что весь монашеский подвиг, которым кто-либо при помощи Божией подвизается на любовь к Богу и ближнему, на кротость, смирение и терпение и на все прочие Божии и отеческие заповеди, на совершенное по Богу повиновение душою и телом, на пост, бдение, слезы, поклоны и прочие утомления тела, на всеусердное совершение церковного и келейного правила, на умное тайное упражнение в молитве, на плач и о смерти размышление, весь таковой подвиг, пока еще ум управляется человеческим самовластием и произволением, насколько известно, называется деянием, видением же ни в каком случае не называется.

А если бы где-нибудь умный подвиг молитвы в писаниях святых отцов и назывался зрением, то это лишь по просторечию, подобно тому как и ум, будучи оком души, называется зрением. Когда же при помощи Божией вышеуказанным подвигом, особенно же глубочайшим смирением очистит человек свою душу и сердце от скверных душевных и телесных страстей, тогда благодать Божия, общая мать всех, взявши очищенный ею ум, как младенца, за руку, возводит его как бы по ступеням на упомянутые духовные видения, открывая уму, по мере его очищения, неизреченные и непостижимые уму божественные тайны и это по справедливости называется истинное духовное видение: это есть зрительная или, по святому Исааку, чистая молитва, от нее же ужас и видение. Но войти в эти видения невозможно никому самовластно, произвольным подвигом, если не посетит его Бог и не введет в них Своею благодатию. Если же кто дерзнет восходить на таковые видения помимо света благодати Божией, тот, по святому Григорию Синаиту, пусть знает, что он воображает мечтания, а не видения, будучи прельщаем мечтательным духом.

Предложив это рассуждение о деятельной и зрительной молитве, время уже теперь показать, откуда божественная умная молитва имеет свое начало. Да будет известно, что по неложному свидетельству богомудрого отца нашего Нила, постника Синайского, еще в раю самим Богом дана была первозданному человеку умная, подобающая совершенным, божественная молитва. Святой Нил говорит так: "помолившись, как должно, ожидай того, что не должно, и стань мужественно, храня плод свой. На это ты был назначен с самого начала: возделывать и хранить. И потому, возделав, не оставляй возделанного без хранения: если же ты этого не сделаешь, то ты не получишь никакой пользы от молитвы". Толкуя эти слова, российское светило преподобный Нил, пустынник Сорский, просиявший как солнце в великой России умным деланием молитвы, говорить так: "эти слова святой привел из Ветхого Завета - возделать и хранить; ибо говорит писание: сотворил Бог Адама и поселил его в раю возделывать и хранить рай. Под возделыванием святой Нил Синайский разумеет молитву: под хранением необходимое после молитвы соблюдение от злых помыслов". Тоже самое говорит и преподобный Дорофей, что первозданный человек, поселенный Богом в раю, пребывал в молитве. Из этих свидетельств видно, что Бог, создав человека по образу Своему и по подобию, ввел его в рай сладости, возделывать сады бессмертные, т.е., мысли божественные, чистейшие, высочайшие и совершенные, как пишет святой Григорий Богослов. Это есть ничто иное, как то, что первому человеку, как чистому душою и сердцем, было назначено пребывать в зрительной, единым умом священнодействуемой, благодатной молитве, т.е., в сладчайшем видении Бога и мужественно оберегать ее, как райское делание, как зеницу ока, чтобы она никогда не отошла от души и сердца.

Но несравненно, большую получила эта молитва славу, когда всех святейшая, честнейшая Херувим и славнейшая без сравнения Серафим, Пресвятая Дева Богородица, пребывая во святая святых и взошедши умною молитвой на крайнюю высоту боговидения, сподобилась быть пространным селением невместимого всею тварью Божия Слова, как свидетельствует об этом непреоборимый столп православия, святой Григорий Палама, архиепископ Фессалонитский в своем слове на Вход во храм Пресвятой Богородицы. Он говорит, что Пресвятая Дева, пребывая во святая святых и уразумевши из священного писания о погибающем ради своего преслушания роде человеческом, и исполнившись к нему крайнего милосердия, восприяла умную молитву к Богу о скорейшем помиловании и спасении рода человеческого. Вот его собственные слова, достойные ангельского разума: "когда Богоотроковица услышала и увидела все происходящее, исполнившись милосердия к роду человеческому и, изыскивая способ исцеления и врачевства, равносильного такому страданию, она нашла нужным тотчас же всем умом обратиться к Богу, восприявши о нас молитву, чтобы понудить Непонуждаемого и привлечь Его к нам, дабы Он сам разрушил осуждение и связал с собою создание, исцелив немощное". И ниже: "не усматривая же из всего существующего ничего лучше этой молитвы подходящего для человека, устремляясь к молению крепко со всем старанием, Дева обретает священное безмолвие, как самое необходимое молитвенникам для собеседования. Всякая иная добродетель есть как бы врачевание в применении к душевным недугам и от малодушия укоренившимся лукавым страстям; боговидение же есть плод здравствующей души, как некоторое конечное совершенство. Поэтому человек боготворится не от словес и не от видимых действий предусмотрительной умеренности, ибо все это и земленно и низменно и человеческо; но от пребывания в безмолвии, благодаря которому мы отрешаемся и освобождаемся от земного и восходим к Богу; и пребывая на высоте безмолвного жития, ночью и днем терпеливо подвизаясь в молитвах и молениях, приближаемся некоторым образом и приступаем к неприступному и блаженному Естеству. И, таким образом, терпеливо творя молитву, срастворившуюся неизъяснимо сущему выше ума и чувства Свету, мы видим в себе как в зеркале Бога, очистивши сердце священным безмолвием". И ниже: "вот почему Пречистая, отрекшись от житейского пребывания и молвы, удалилась от людей и предпочла жизнь всем невидимую и необщительную, пребывая в невходных. Здесь, отрешившись от всех вещественных уз, отказавшись от всякого общения и любви ко всему, и превзойдя снисхождение к собственному телу, Она собрала ум к одному с Ним сообращению, и пребыванию, и вниманию, и к непрестанной божественной молитве и через нее, сама в себе бывши, и устроившись превыше многообразного мятежа и помышления, она открыла новый и неизреченный путь на небо, который есть, скажу так, - мысленное молчание. Прилежа ему и внимая умом, она перелетает все создания и твари, лучше, нежели Моисей, зрит славу Божию, созерцает божественную благодать, ни в какой мере неподлежащую силе чувства, а также душ и умов нескверных благорадостное и священное видение, ставши причастницей которого, Она является светлым облаком живой воды, зарею мысленного дня, и огнеобразною колесницею Слова".

Из этих слов святого Григория Паламы видно, что Пресвятая Дева, пребывая во святая святых, взошла умною молитвою на крайнюю высоту боговидения и сама собою явила пример осмотрительного по внутреннему человеку жительства - отречением от мира во имя мира, священным безмолвием ума, мысленным молчанием к непрестанной божественной молитве и вниманию ума сосредоточением и восхождением через деяние к боговидению, дабы, взирая на нее, отрекшиеся от мира усердно подвизались в указанных умных трудах и потах, стараясь по мере сил Ее молитвами быть Ее подражателями. И кто может достойным образом восхвалить божественную умную, молитву, делательницей которой была сама Божия Матерь, наставляемая руководительством Святого Духа!

Однако, во утверждение и несомненное удостоверение всех сомневающихся настало время показать, какие свидетельства Священного Писания приводят о ней богоносные отцы, писавшие по просвещению божественной благодати. Божественная умная молитва имеет непоколебимое основание прежде всего в словах Господа Иисуса: "ты же, егда молишися, вниди в клеть свою, и затворив двери твоя, помолися Отцу твоему, иже в тайне, и Отец твой видяй в тайне, воздаст тебе яве". Эти слова, как уже было сказано, святой Иоанн Златоуст толкует о безгласной, тайной, из глубины сердца воссылаемой молитве. Огненный же столп, огненные уста Святого Духа, око церковное святой Василий Великий, толкуя слова Священного Писания: "благословлю Господа на всякое время, выну хвала Его во устех моих", прекрасно поучает об умных устах и об умном действии, т.е., об умной молитве. Его слова об этом привожу в точности: "выну хвала Его во устех моих". Думается, невозможно то, что говорит пророк: каким образом хваление Божие может быть всегда во устах человеческих? Когда человек ведет обычную житейскую беседу, он не имеет во устах хвалу Божию; когда спит, молчит, конечно; когда ест и пьет, как уста его совершают хвалу? На это отвечаем, что есть умные уста внутреннейшего человека, посредством которых человек становится причастником жизненного слова Божьего, которое есть хлеб, сшедый с небесе. Об этих устах говорит пророк: "уста моя отверзох и привлекох дух". Эти уста и Господь призывает нас иметь отверстыми ко приятию пищи истинной: "расшири, говорит Он, уста твоя и исполню я". Может однажды начертанная и запечатленная в разуме души мысль о Боге именоваться хвалою, от Бога всегда пребывающей в душе. Может, по апостольскому слову, старательный все творит во славу Божию. Ибо всякое делание и всякое слово, и всякое действие умное имеет силу хваления. Праведник - ест ли он или пьет, или иное что делает, все во славу Божию делает: у него даже и спящего сердце бдит". Из этих слов святого Василия ясно, что кроме уст телесных существуют еще и умные уста и умное действие и хваление, мысленно во внутреннем человеке совершаемое.

Блаженству же соименный, египетское, лучше же сказать, вселенское солнце, ярче солнца просиявший дарованиями Святого Духа великий Макарий в своих словах об этой молитве говорит так: "христианин должен всегда иметь память о Боге, ибо написано: "возлюбиши Господа Бога Твоего от всего сердца", чтобы он не только тогда, когда входит в молитвенный дом, любил Господа, но и тогда, когда ходит, беседует, ест и пьет, имел память о Боге и любовь, и желание; ибо сказано: "идеже есть сокровище ваше, ту будет и сердце ваше" (). Преподобный же и богоносный древний отец, святой Исаия постник, о сокровенном поучении, т.е., об Иисусовой молитве, мыслью в сердце совершаемой, приводит во свидетельство следующие слова Божественного Писания: "согреяся сердце мое во мне, и в поучении моем разгорится огнь" (). Преподобный Симеон, просиявший в царствующем граде как солнце умною молитвою и неизреченными дарованиями Пресвятого Духа и за это получивший от всей церкви наименование Нового Богослова, в своем слове о трех образах молитвы пишет следующее: "святые отцы наши, слыша слова Господа, яко от сердца исходят помышления злая, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, татьбы, лжесвидетельства, хулы и та суть сквернящая человека (), учившего очищать внутреннее сткляницы, да и внешнее будет чисто (), оставивши мысль о всяком ином делании, подвизались в этом хранении сердца, несомненно зная, что при хранении сердца они и всякое иное делание без труда соблюдут, без него же никакая добродетель удержаться не может". Эти слова преподобного ясно показывают, что вышеупомянутые слова Господа божественные отцы признавали свидетельством и основанием хранения сердца, т.е., мысленного призывания Иисуса. Тот же преподобный во свидетельство божественной умной молитвы приводит еще и иные слова Священного Писания: "веселися, юноша, в юности твоей, и ходи в путях сердца твоего непорочен и остави ярость от сердца твоего" (); и: "аще дух владеющего найдет на тя, места твоего не остави" ().

И апостол Петр говорит: "трезвитеся, бодрствуйте, зане супостат ваш диавол, яко лев рыкая ходит, иский кого поглотити" (). И апостол Павел, очевидно, о сердечном хранении пишет ефесянам: "несть наша брань к крови и плоти, но к началам и ко властем и к миродержителям тьмы века сего" (). Преподобный Исихий пресвитер, богослов и учитель Иерусалимской церкви, написавший книгу в 200 глав о мысленном призывании в сердце Иисуса, т.е., об умной молитве, приводит следующие о ней свидетельства Божественного Писания: "блаженны чистии сердцем, яко тии Бога узрят" () и опять: "внемли себе, да не будет слово тайно в сердце твоем беззакония" (). И апостол говорит: "непрестанно молитеся" () и сам Господь говорит: "без Меня не можете творити ничесоже. Иже будет во Мне и Аз в нем, сей сотворит плод мног". Божественный и богоносный отец наш Иоанн Лествичник об этой священной молитве и истинном безмолвии ума приводит из Священного Писания следующие свидетельства: "великий великие и совершенные молитвы делатель сказал: хощу пять словес умом моим рещи" и проч. и опять: "аз сплю, сердце же мое бдит" (Песнь песней 5:2); и снова: "воззвах, рече, всем сердцем моим" (). Богоносный отец наш Филофей, игумен обители Купины Пресвятой Богородицы на Синае, составивший о хранении сердца небольшую книжицу бесценных жемчужин божественной премудрости, в непоколебимое основание своего учения полагает слова Священного Писания: "во утрия избивах вся грешныя земли" () и: "Царствие Божие внутрь вас есть" () и "уподобися царствие небесное зерну горушичну и бисеру, и квасу"; и опять: "всяким хранением соблюдай твое сердце" () и опять: "соуслаждаюся закону Божию во внутреннем человеце: вижду же ин закон сопротив воюющ закону ума моего и пленяющ мя" (). Божественный отец наш Диадох, епископ Фотикийский в своем слове об умной Иисусовой молитве дает следующие основания из Священного Писания: "никто же может рещи Господа Иисуса, точию Духом Святым" () и из притчи евангельской о купце, ищущем доброго бисера, заключает о молитве: "сей есть бисер многоценный, который ценою всего своего имения может приобрести человек и иметь неизреченную об его обретении радость". Преподобный отец наш Никифор постник в своем слове о хранении сердца уподобляет это божественное мысленное в сердце делание молитвы сокровищу скрытому на поле и называет его "горящим светильником".

Божественный и богоносный отец наш Григорий Синаит, деланием этой молитвы во святой Афонской горе и других местах достигший высшего боговидения, составивший божественною премудростью троичные песни, которые по всему миру еженедельно поются, сложивший также и канон животворящему кресту, приводит об этой божественной молитве следующие удостоверения из божественного писания: "поминай Господа твоего выну" (Втор. гл. 18) и опять: "воутрие сей семя твое, и ввечер да не оставляет рука твоя" (), и опять: "аще бо молюся языком, дух мой молится, ум же мой без плода есть (); помолюся убо усты, помолюся и умом", и: "хощу рещи пять словес умом" и проч. Свидетелем он приводит Иоанна Лествичника, также относящего эти слова к умной молитве. Апостольским стопам последователь, непреоборимый столп православной веры, разорвавший на Флорентийском соборище как паутинную сеть духоборные ереси латинян огненным мечом духа и истиною православных догматов, всесвященнейший, премудрейший и словеснейший митрополит Эфесский Марк пишет о божественной Иисусовой молитве: "Подобало бы по заповеди непрестанно молитися, и духом и истиною поклонение Богу возносить; но расположение житейским помыслам и тяжесть попечений о теле отводит и отстраняет многих от Царствия Божия, внутри нас сущего и препятствует пребывать у умного жертвенника, принося от себя Богу духовные и словесные жертвы по божественному апостолу, сказавшему, что мы храм Бога живущего в нас и что Дух Его божественный живет в нас. И нет ничего удивительного, если это обычно бывает со многими, живущими по плоти, когда мы видим и некоторых отрекшихся от мира монахов, мысленно обуреваемых действиями страстей, подвергающихся вследствие этого великому смущению, омрачающему разумную часть души, и потому немогущих достигнуть при всем их желании истинной молитвы. Сладостна бывающая в сердце чистая и постоянная память об Иисусе и происходящее от нее неизреченное просвещение". Преподобный отец наш российский святой Нил Сорский, составивший книгу о мысленном хранении сердца, пользуется следующими словами Священного Писания: "от сердца исходят помышления злая и сквернят человека" () "духом и истиною подобает Отцу кланятися" и проч. Другое светило российское, святитель Христов Димитрий, митрополит Ростовский, составивший слово о внутреннем мысленном делании молитвы, приводит следующие места Священного Писания: "Тебе рече сердце мое: Господа взыщу; взыска тебе лице мое; лица твоего Господи, взыщу" и опять: "имже образом желает елень на источники водные, сице желает душа моя к тебе, Боже" и опять: "всякою молитвою и молением моляшеся на всякое время духом". Все эти слова он, вместе со святым Иоанном Лествичником и Григорием Синаитом и преподобным Нилом Сорским, относит к умной молитве. Так же и устав церковный, излагая церковные правила о поклонах и о молитве, приводит об этой божественной молитве следующие слова Божественного Писания: "Бог есть Дух; духом и истиною кляняющихся хощет" (). Приводит также и свидетельство святых отцов в той части их учения, которая относится к умной молитве, и после этого говорит: "здесь мы заканчиваем слово о святой и священной, и приснопамятной умной молитве", и далее переходит ко святой для всех единой молитве, указанной церковным чиноположением. Таким образом благодатию Божиею нами показано, что богоносные отцы, умудряемые Святым Духом, основание своего учения о мысленном священнодействии тайно совершаемой по внутреннему человеку молитвы утверждают на недвижимом камне Божественного Писания Нового и Ветхого Завета, откуда, как из неисчерпаемого источника, заимствуют многочисленные свидетельства.

В третьей главе своего послания об умной молитве старец Паисий говорит, что эта молитва есть духовное художество. "Да будет известно, что божественные отцы называют это священное мысленное делание молитвы художеством. Так святой Иоанн Лествичник в слове 23 о безмолвии говорит: "если ты опытно научился этому художеству, то ты знаешь, о чем я говорю. Сидя на высоте, наблюдай, если умеешь: и тогда увидишь, как и когда, и откуда, и сколько, и какие тати идут украсть гроздья. Утомившись, этот страж, вставши, помолится, потом снова садится и мужественно продолжает первое делание". Святой Исихий пресвитер Иерусалимский об этой же священной молитве говорит: "трезвение есть художество духовное, совершенно избавляющее человека при помощи Божией от страстных помышлений и слов, и от лукавых дел". Святой Никифор постник о том же говорит: "придите, и я открою вам художество, или лучше науку вечной небесной жизни, вводящую своего деятеля без труда и пота в пристанище бесстрастия". Художеством эту святую молитву вышеупомянутые отцы называют, думаю, потому, что как художеству не может человек сам собою научиться без художника, так и этому мысленному деланию молитвы без искусного наставника навыкнуть невозможно. Усвоение его, по святому Никифору, большинству и даже всем приходит от учения; редкие же получают от Бога без учения, болезненностью делания и теплотою веры.

В четвертой главе послания говорится о том, какую подготовку должен иметь тот, кто хочет проходить это божественное делание. Поскольку эта божественная молитва выше всякого другого монашеского подвига и есть завершение всех трудов, источник добродетели, тончайшее и скрытое во глубине сердца делание ума, постольку невидимый враг нашего спасения распростирает на нее невидимые, тонкие и едва постижимые человеческому уму сети разнообразных своих обольщений и мечтаний. Поэтому желающий научиться этому божественному деланию должен, по святому Симеону Новому Богослову, предать себя в полное послушание человеку боящемуся Бога, усердному хранителю Его божественных заповедей, опытному в этом мысленном подвиге, могущему показать своему ученику правильный путь ко спасению. Смирением, рождающимся от послушания, таковой возможет избежать всех обольщений и сетей диавольских и всегда упражняться в этом мысленном делании тихо, безмолвно, без всякого вреда и с великим успехом для души своей. Если же, и предав себя в послушание, он не нашел бы в своем отце, самим делом и опытом искусного в этой божественной молитве, наставника, ибо в настоящее время совершенно оскудели опытные наставники этого делания, то все-таки он не должен приходить в отчаяние, но продолжая пребывать в истинном по заповедям Божиим послушании со смирением и страхом Божиим, а не в самочинном и своевольном без послушания жительстве, за которым обычно следует обольщение, и, возложив всю надежду на Бога, вместе с отцом своим повиноваться учению преподобных отец наших, тонкочастно научающих этому божественному деланию и от них учиться этой молитве. И во всяком случае благодать Божия поспешит и наставит молитвами святых отец научиться, без всякого сомнения, этому божественному делу.

В пятой главе содержится учение о том, что такое эта священная молитва по своему качеству и действию. Святой Иоанн Лествичник в слове 28 о молитве говорит: "молитва есть по своему качеству сопребывание и соединение человека и Бога: по действию же утверждение мира, примирение с Богом, мать и вместе дочь слез, умилостивление грехов, мост, проводящий через искушения, ограждение от скорбей, сокрушение браней, дело ангелов, пища всех бесплотных, будущее веселие, бесконечное делание, источник добродетели, причина дарований, тайное преуспеяние, пища души, просвещение ума, секира отчаянию, доказательство надежды, освобождение от печали, богатство монахов, сокровище безмолвников, ослабление ярости, зеркало преуспеяния, показание меры, обнаружение состояния, показатель будущего, печать славы. Молитва есть воистину для молящегося и судилище, и самый суд, и престол суда Господня прежде будущего Престола". Святой же Григорий Синаит в главе 113 пишет: "молитва есть в новоначальных как бы огонь веселия, издаваемый сердцем; в совершенных же, как свет, благоухая, действуемый" и в другом месте: "молитва есть проповедание апостолов, действие веры или, лучше, непосредственная вера, уповаемых явление, осуществляемая любовь, ангельское движение, сила бесплотных, их дело и веселие, благовествование Божие, откровение сердца, надежда спасения, знамение освящения, образование святости, познание Бога, явление крещения, обручение Духа Святого, радование Иисусово, веселие души, милость Божия, знамение примирения, Христова печать, луч мысленного солнца, утренняя звезда сердец, утверждение христианства, явление примирения Божия, благодать Божия, премудрость Божия или, лучше, начало самопремудрости, явление Божие, монахов дело, безмолвствующих жительство, лучше же, источник безмолвия, печать ангельского жительства".

Блаженный Макарий Великий говорит о молитве: "глава всякого доброго старания и вершина всех деланий есть претерпевать в молитве, посредством которой мы всегда можем прошением от Бога приобрести и прочие добродетели; через молитву в сподобляющихся бывает приобщение святости Божией и духовного действия, и соединение ума, устремленного к Господу, неизреченною с Ним любовью. Кто всегда понуждает себя с терпением пребывать в молитве, возгорается к Богу божественным усердием и пламенным желанием от духовной любви, и по мере своей, приемлет благодать духовного освятительного совершенства" (Беседа 40, гл. 2). Святой Симеон, архиепископ Фессалоникский, об этой же священной молитве говорит: "сия божественная молитва Спаса нашего призывание: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий: помилуй мя, и молитва есть, и моление, и исповедание веры, и подательница Святого Духа и даровательница божественных даров, и очищение сердца, и изгнание бесов, и вселение Иисус Христова, и источник духовных мыслей и помыслов божественных, и избавление грехов, и врачевание душ и тел, и подательница божественного просвещения и источник милости Божией, и даровательница смиренным откровений и тайн Божиих, и самое спасение, т.к., носит в себе спасительное имя Бога нашего: каковое имя и есть нареченное на нас имя Иисуса Христа Сына Божия" (гл. 296). Так же и прочие богоносные отцы, пиша об этой святой молитве, свидетельствуют об ее действии и о неизреченной, происходящей от нее пользе и о преуспеянии через нее в божественных дарованиях Святого Духа.

Кто же, видя, как эта священнейшая молитва приводит подвижника к такому небесному сокровищу различных добродетелей, не воспламенится ревностью Божией ко всегдашнему деланию этой молитвы, чтобы ею всегда сберегать в душе и сердце всесладчайшего Иисуса и непрестанно поминать в себе Его вседражайшее имя, неизреченно воспламеняясь ею любить Его. Только тот не почувствует горячего желания приступить к этому мысленному деланию мысленной молитвы, кто охвачен пристрастием помыслов к житейскому, связан узами попечений о теле, отводящими и отдаляющими многих от Царствия Божия, внутри нас сущего, кто самим делом и опытом не вкусил душевною гортанью неизреченной божественной сладости этого всеполезнейшего делания, кто не уразумел, какую сокровенную духовную пользу заключает внутри себя эта вещь. Хотящие же быть соединенными любовью со сладчайшим Иисусом, оплевав все красоты мира сего и все наслаждения его, и покой телесный, не захотят иметь в жизни этой ничего иного, как только постоянно упражняться в райском делании этой молитвы.

В последней шестой главе своего послания старец Паисий пишет о некоторых внешних приемах обучения этой молитве для новоначальных. Прежде чем излагать его наставления мы вместо предисловия приведем по этому поводу краткую заметку одного из современных нам подвижников, который пишет следующее: "цель умной молитвы есть единение с Богом, который есть Дух, и единение с которым поэтому может быть только духовным. Что касается внешних приемов, употребляемых некоторыми подвижниками при упражнении в этой молитве, то, безусловно, они имеют второстепенное значение. У несовершенных душа человека сообразуется с телом, говорят отцы. Поэтому безмолвию души должно предшествовать безмолвие тела, т.е., благочиние его, как говорит Иоанн Лествичник. И для собранности ума, необходимой для молитвы, тоже могут быть подходящими некоторые внешние условия обитания и даже положения тела. Но было бы заблуждением думать, что от внешних условий и приемов может зависеть подвиг возрастания в духовной молитве. Одно несомненно, что раз сущность молитвы состоит в том, чтобы молиться умом в сердце, то сообразно с этим и ум наш должен быть направлен в сердце. А все остальное имеет второстепенное значение. Поэтому в русском Добротолюбии все упоминания о внешних приемах опущены" (Арх. Феофан Полтавский). После этого предварительного замечания обратимся к посланию старца Паисия. Он пишет: "так как в древние времена делание умной молитвы процветало во многих местах, где имели свое пребывание святые отцы, и много тогда было учителей этому духовному деланию, то пиша о нем, они говорили только о происходящей от него духовной пользе, не имея нужды писать о самом способе этого делания, приличествующем новоначальным. Когда же увидели, что истинные и далекие от обольщения наставники этого делания стали умаляться, то побуждаемые Духом Божиим, дабы истинное учение о начале этой молитвы не оскудело, описали и самое начало и способ, как нужно обучаться этой молитве новоначальным и входить умом в сердечные страны, и необманчиво совершать там умом молитву.

Святой Симеон Новый Богослов о начале этого делания говорит так: "истинное и необманчивое внимание и молитва состоит в том, чтобы уму во время молитвы блюсти сердце и внутри его всегда обращаться и из глубины его воссылать моление Господу. Вкусив здесь, яко благ Господь, ум уже не удаляется из обители сердца и вместе с апостолом говорит: "добро есть нам зде быти", и всегда обозревая тамошние места, изгоняет всеваемые врагом помыслы". Далее он говорит о том же еще яснее: "седши в безмолвной келье в каком-либо уединенном углу, со вниманием твори то, что скажу тебе: "затвори дверь, отвлеки ум твой от всякой суеты, прижми к груди твою бороду, направляя вместе с умом и чувственное око. Замедли дыхание, чтобы дышать не слишком свободно. И попытайся мысленно найти внутри в груди место сердечное, где естественно любят иметь свое пребывание все силы душевные и, прежде всего ты найдешь там тьму и грубость неослабную. Когда же ты будешь продолжать и будешь совершать это дело и ночь, и день, ты обретешь, о чудо! постоянное веселие. Ибо как только ум найдет место сердечное, тотчас видит то, чего никогда не видал: видит он посреди сердца воздух и себя всего светлым и исполненным рассуждения. И с тех пор, откуда бы ни возник помысл, прежде, чем он перейдет в дело, или сделается идолом, призыванием Иисуса Христа он отгоняет его и истребляет. Отсюда ум, имея злобу на бесов, воздвигает на них естественный гнев и, гоня их, низлагает мысленных противников. Многому и другому научишься с помощью Божией блюдением ума, держа Иисуса в сердце" (Слово о трех образах внимания и молитвы).

Преподобный Никифор постник, еще яснее научая о входе умом в сердце, говорит так: "Прежде всего да будет твоя жизнь безмолвною, свободною от попечений и со всеми мирною. Затем, войдя в келью твою, затворись и седши в одном из углов, сделай, как я говорю тебе: "ты знаешь, что при дыхании мы вдыхаем в себя воздух; выдыхаем же его не ради чего-нибудь иного, но ради сердца, ибо сердце есть причина жизни и теплоты тела. Сердце привлекает воздух, чтобы дыханием выделить свою теплоту, для себя же получить свежий воздух. Орудием же такой деятельности является легкое, которое, будучи от Создателя создано пористым, постоянно, как мех, вводит и выводит окружающий воздух. Таким образом, сердце выполняет неизменно то назначение, ради которого оно и устроено для благосостояния организма. Итак, ты сядь и, собрав ум твой, веди его тем путем, которым воздух идет к сердцу и понудь его сойти в сердце вместе со вдыхаемым воздухом. Когда же он войдет туда, то последующее будет не невесело и не нерадостно". Далее он пишет: "поэтому, брат, приучи ум нескоро оттуда исходить: ибо вначале он очень унывает от внутреннего затвора и тесноты. Когда же привыкнет, то уже не хочет оставаться во внешних блужданиях: Царствие Небесное внутрь нас есть. Когда мы его там рассматриваем и взыскуем его чистою молитвою, то все внешнее представляется нам мерзким и ненавистным. Итак, если ты сразу, как сказано, войдешь умом в сердечное место, которое я тебе показал, воздай благодарение Богу и прославь Его, и радуйся, и всегда держись этого делания, и оно научит тебя тому, чего ты не знаешь. Следует же тебе и это знать, что, когда ум твой будет там находиться, он не должен оставаться молчащим и праздным, но должен иметь своим постоянным делом и поучением молитву: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, и никогда не должен прекращать это занятие. Оно удерживает ум от возношения, делает его недоступным и неуловимым для козней вражиих, и возводит его к любви Божией, и к повседневному божественному желанию. Если же, потрудившись много, не сможешь войти в страны сердца, сделай, как я скажу тебе, и при Божией помощи ты обретешь искомое. Знаешь ли ты, что разумное начало каждого человека находится в груди его? Здесь именно, даже при молчании уст, мы и говорим, и рассуждаем, и молитвы совершаем, и многое иное. Этому-то разумному началу, устранив от него всякий помысл (можешь, если хочешь), дай говорить: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя" и понудь себя одно это, вместо всякой иной мысли, всегда внутри вопиять. Если ты продержишься этого порядка некоторое время, откроется тебе сердечный вход, как мы тебе написали, вне всякого сомнения, как и мы сами опытом узнали. Приидет к тебе вместе со многожеланным и сладким вниманием и весь лик добродетелей: любовь, радость, мир и пр.".

Божественный Григорий Синаит, уча также, как следует умом совершать в сердце призывание имени Господа, говорит: "сидя с утра на седалище в одну четверть, низведи ум в сердце и держи там. Наклонившись с напряжением, испытывая болезненность и в груди, и в плечах, и в шее, непрестанно взывай умом или душою: "Господи Иисусе Христе, помилуй мя". Когда же станет слишком тесна и болезненна, может быть, даже и несладостна, частота повторения (что бывает не от однообразия часто вкушаемой снеди, ибо сказано: ядущие мя еще взалчут - ) переменив ум в другую половину, говори: "Сыне Божий, помилуй мя". И много раз повторяя эту половину, ты не должен от лености или от скуки часто переменять ее, ибо не укореняются растения, часто пересаживаемые. Сдерживай же и дыхание легких, чтобы оно не было слишком свободным. Ибо дыхание воздуха, от сердца исходящее, помрачает ум, возбраняя или не допуская ему снизойти к сердцу и развевает мысль. Не допуская его к сердцу, оно предает его в плен забвению или настраивает его поучаться иному, а не должному, оставляя его нечувственно пребывать в том, в чем не следует. Если увидишь нечистоты лукавых духов, т.е., помыслы, возникающие или преобразующиеся в уме твоем, не ужасайся, не удивляйся; если и добрые уразумения некоторых вещей явятся у тебя, не внимай им, но, удерживая дыхание, как можно, и заключая ум в сердце и призывание Господа Иисуса часто и постоянно совершая, ты скоро попалишь и истребишь их, поражая их божественным именем. Ибо говорит Лествичник: Иисусовым именем бей ратников, ибо нет ни одного более крепкого оружия ни на небе, ни на земле". Далее тот же святой, поучая о безмолвии и молитве, продолжает: "в терпении должно быть сидение твое, ради сказавшего: в молитве претерпевающи; и не скоро нужно вставать, ослабевая по причине болезненной притрудности и умного взывания и частого водружения ума. Посему, поникнув долу и собирая ум в сердце, призывай на помощь Господа Иисуса. Ощущая боль в плечах, часто болезнуя головой, терпи все это, ища в сердце Господа: нудящихся есть Царствие Божие и нуждницы восхищают е" (). Тот же отец говорит и о том, как нужно совершать молитвы: "так сказали отцы: один - Господи Иисусе Христе, - Сыне Божий, помилуй мя. Всю. Другой же - половину: Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя, и это удобнее по причине младенчества еще ума и немощи, ибо никто не может сам собою чисто и совершенно наименовать тайно Господа Иисуса, но только Духом Святым. Как младенец, неумеющий говорить, он не может еще совершать эту молитву членораздельно. Не должен он по слабости часто переменять призывание имен, но медленно ради удержания". Еще: "одни учат произносить молитву устами, другие же умом; я же считаю необходимым и то, и другое. Ибо иногда ум от уныния изнемогает произносить ее, иногда же уста. Однако следует взывать безмолвно и несмущенно, чтобы чувство душевное и внимание ума, смущаемое голосом, не отошло, пока ум, обыкнув, не преуспеет в деле, не восприимет силу от Духа молиться крепко и всячески. Тогда он уже не будет иметь нужды говорить устами, да и не сможет, будучи в состоянии в совершенстве творить молитву одним только умом". Из сказанного видно, что вышеупомянутые отцы дают вполне ясное учение о способах обучения умному деланию для новоначальных. Из их учения можно понять наставления об этом делании и других подвижников, хотя последние высказывались и не с такою ясностью.

На этом кончается послание старца Паисия об умной Иисусовой молитве.

Текст занятия

О молитве Иисусовой. Игнатий Брянчанинов.

О молитве Иисусовой. Беседа старца с учеником.
Старцем называется в монастырях инок, руководствующий и наставляющий других иноков.

Отдел первый. О молитве Иисусовой, вообще.
Ученик: « Можно ли всем братиям, в монастыре, заниматься молитвою Иисусовою?».

Старец: «Не только можно, но и должно. При пострижении в монашество, когда новопостриженному вручаются четки, называемые при этом мечом духовным, завещевается ему непрестанное, денно нощное моление молитвою Иисусовою.

(Предисловие схимонаха Василия Поляномерульского, на главы блаженного Филофея Синайского. Житие и писания молдавского старца, Паисия Величковского. Издание Оптиной пустыни. Москва. Тысяча восемьсот сорок седьмой год).

Следовательно, упражнение в молитве Иисусовой есть обет монаха. Исполнение обета - есть обязанность, от которой нет возможности отречься.

Мне сказывали старые монахи, что еще в начале нынешнего столетия в Саровской пустыни, вероятно и в других благоустроенных Российских монастырях, всякому поступавшему в монастырь немедленно преподавалась молитва Иисусова. Блаженный старец Серафим, подвизавшийся в этой пустыни и достигший великого преуспеяния в молитве, постоянно советовал всем инокам проводить внимательную жизнь и заниматься Иисусовою молитвою. (Наставление тридцать второе. Издание тысяча восемьсот сорок четвертого года, Москва. Старец Серафим - родился в тысяча семьсот пятьдесят девятом году. Вступил в братство Саровской пустыни - в тысяча семьсот семьдесят восьмом году. Скончался - в тысяча восемьсот тридцать третьем году, второго января).

Посетил его некоторый юноша, окончивший курс учения в духовной семинарии, и открыл старцу о намерении своем вступить в монашество. Старец преподал юноше душеспасительнейшие наставления. В числе их было завещание обучаться молитве Иисусовой. Говоря о ней, старец присовокупил: «Одна внешняя молитва недостаточна. Бог внимает уму, а потому те монахи, которые не соединяют внешней молитвы со внутреннею, не суть, монахи».

(Сведение это получено от самого советовавшегося лица, ныне архимандрита Никона, настоятеля первоклассного Георгиевского Балаклавского монастыря. (тысяча восемьсот шестьдесят шестой год).

Определение очень верное. Монах - значит уединенный. Кто не уединился в самом себе, тот еще не уединен, тот еще не монах, хотя бы и жил в уединеннейшем монастыре. Ум подвижника, не уединившегося и не заключившегося в себе, находится по необходимости среди молвы и мятежа, производимых бесчисленными помыслами, имеющими к нему всегда свободный доступ, и сам болезненно, без всякой нужды и пользы, зловредно для себя скитается по вселенной. Уединение человека в самом себе не может совершиться иначе, как при посредстве внимательной молитвы, преимущественно же при посредстве внимательной молитвы Иисусовой».

Ученик: «Суждение старца Серафима представляется мне слишком строгим».

Старец: «Оно представляется таким только при поверхностном взгляде на него. Оно представляется таким недостаточному пониманию великих духовных сокровищ, сокровенных в христианстве. Блаженный Серафим произнес не свое собственное мнение, он произнес мнение, принадлежащее вообще святым отцам, принадлежащее православной церкви. Говорит святой Исихий Иерусалимский: «Отрекшийся от всего житейского, от жены, имения и тому подобного, соделал монахом лишь внешнего человека, а не и внутреннего, который - ум. Тот - истинный монах, кто отрекся от пристрастных помыслов. Удобно, может он соделать монахом и внешнего человека, когда захочет. Не мал подвиг, соделать монахом внутреннего человека. Имеется ли в современном поколении монах, совершенно избавившийся от пристрастных помыслов и сподобившийся чистой, невещественной, непрестанной молитвы, что служит признаком внутреннего монаха?». Преподобный Агафон, инок Египетского Скита, будучи спрошен, что важнее, телесный ли подвиг или подвиг внутренний, отвечал: “Человек подобен древу; телесный подвиг подобен листу древа, а внутренний - плоду. Но, как в Писании сказано, что «всяко древо, не творящее плода добра, посекается и во огнь вметается». Евангелие от Луки. Глава третья. Стих девятый. То, из этого, явствует, что все тщание наше должно быть о плоде, то есть о хранении ума. Нужно и то, чтоб древо было покрыто и украшено листьями, чем изображается телесный подвиг». «О, чудо!» - восклицает блаженный Никифор Афонский, приведши слова преподобного Агафона в своем сочинении о духовном подвиге, - какое изречение произнес этот святой против всех, не хранящих ума, а уповающих на одно телесное делание! «Всяко древо, не творящее плода добра», то, есть, блюдения ума, а имеющее один только лист, то есть телесный подвиг, «посекается и во огнь вметается». Страшно, Отец, твое изречение!».

Хранение ума, блюдение ума, трезвение, внимание, умное делание, умная молитва, это - различные наименования одного и того же душевного подвига, в различных видоизменениях его. Душевный подвиг переходит, в свое время, в духовный. Духовный подвиг есть тот же душевный, но уже осененный Божественною благодатью. Этот душевный или духовный подвиг отцы определяют так: «Внимание есть сердечное, непрестанное безмолвие, всегда и непрерывно призывающее Христа Иисуса, сына божия и Бога, дышащее им, с ним мужественно ополчающееся против врагов, исповедающееся ему, единому, имеющему власть прощать грехи». Проще сказать, внутренним деланием, умным, душевным деланием, умною молитвою, трезвением, хранением и блюдением ума, вниманием называется одно и то же: благоговейное, тщательное упражнение в молитве Иисусовой. Блаженный Никифор Афонский уподобил эти наименования отрезанной части хлеба, которая, сообразно виду ее, может быть названа и куском, и ломтем, и укрухом.

Божественное Писание Ветхого Завета законополагает: «всяцем хранением блюди твое сердце; от сих бо исходища живота». Внемли себе, да не будет слово тайно в сердце твоем беззакония». Бодрствование над сердцем и очищение его повелевается особенно Новым Заветом. К этому направлены все заповедания Господа. «Очисти прежде, - говорит Господь, - внутреннее стекляницы и блюда, да будет и внешнее их чисто». Евангелие от Матфея. Глава двадцать третья. Стих двадцать шестой. Сосудами из хрупкого стекла и малоценной глины Господь назвал здесь человеков. «Исходящее от человека, то сквернит человека. Извнутрь. Бо от сердца человеческа - помышления злая исходят: прелюбодеяния, любодеяния, убийства, татьбы, лихоимства, обиды, лукавствия, лесть, студодеяния, око лукаво, хула, гордыня, безумство. Вся сия злая извнутрь исходят и сквернят человека». Евангелие от Марка. Глава седьмая. Стихи с двадцатого по двадцать третий.

Святой Варсонофий Великий говорит: «Если внутреннее делание с Богом, то есть осененное Божественною благодатию, не поможет человеку, то тщетно подвизается он наружным, то есть телесным, подвигом». Святой Исаак Сирский: «Не имеющий, душевного делания, лишен духовных дарований». В другом слове, этот великий наставник христианского подвижничества уподобляет телесные подвиги, без подвига очищения ума, ложеснам бесплодным и сосцам иссохшим: «Они...», - сказал святой, - «... не могут приблизиться к разуму Божию». Слово пятьдесят восьмое. Святой Исихий Иерусалимский: «не имеющий молитвы, чистой от помыслов, не имеет оружия для брани: говорю о молитве, приснодействующей во внутренности души, о молитве, в которой призыванием Христа поражается и опаляется супостат, ратующий тайно». «Невозможно очистить сердце и отогнать от него враждебных духов без частого призывания Иисуса Христа». «Как невозможно проводить земную жизнь без пищи и пития, так невозможно без хранения ума и чистоты сердца, в чем заключается трезвение, и, что называется - «трезвением», достигнуть душе во что-либо духовное, или освободиться от мысленного греха, хотя бы кто страхом вечных мук и понуждал себя не согрешать». «Если точно хочешь постыдить стужающие тебе помыслы, безмолвствовать в душевном мире, свободно трезвиться, бодрствовать сердцем. То, Иисусова молитва да соединится с дыханием твоим, - и увидишь это совершающимся по прошествии немногих дней». «Невозможно плавание кораблю без воды: и блюдение ума не возможет состояться без трезвения, соединенного со смирением и с непрерывающейся молитвою Иисусовою». «Если имеешь желание о Господе не только представляться монахом и благим, и кротким, и постоянно соединенным с Богом.

Если имеешь желание быть истинно таким монахом, всеусильно проходи добродетель внимания, которая состоит в хранении и блюдении ума, в совершении сердечного безмолвия, в блаженном состоянии души, чуждом мечтательности, что обретается не во многих». «Истинно и существенно монах - тот, кто исправляет трезвение; и тот истинно исправляет трезвение, кто в сердце - монах уединенный». Такому учению святых отцов служит основанием, как зданию - краеугольный камень, учение самого Господа. «Истиннии поклонницы, - возвестил Господь, - поклонятся отцу духом и истиною, ибо отец таковых ищет поклоняющихся ему. Дух - есть Бог, и иже кланяется ему, духом и истиною достоит кланятися». Евангелие от Иоанна. Глава четвертая. Стихи двадцать третий и двадцать четвертый.

Помню, современные молодости моей некоторые благочестивые миряне, даже из дворян, проводившие очень простую жизнь, занимались Иисусовою молитвою. Этот драгоценный обычай, ныне, при общем ослаблении христианства и монашества, почти утратился. Моление именем Господа Иисуса Христа требует трезвенной, строго нравственной жизни, жизни странника, требует оставления пристрастий, а нам сделались нужными рассеянность, обширное знакомство, удовлетворение нашим многочисленным прихотям, благодетели и благодетельницы, «Иисус уклонися, народу сущу на месте». Евангелие от Иоанна. Глава пятая. Стих тринадцатый.

Ученик : « Последствием сказанного не будет ли заключение, что без упражнения молитвою Иисусовою не получается спасение?».

Старец: « Отцы не говорят этого. Напротив того, преподобный Нил Сорский, ссылаясь на священномученика Петра Дамаскина, утверждает, что многие, не достигши бесстрастия, сподобились получить отпущение грехов и спасение. Святой Исихий, сказав, что без трезвения нет возможности избежать греха «в мыслях», назвал блаженными и тех, которые воздерживаются от греха «на деле». Он наименовал их - «насилующими царство небесное». Достижение же бесстрастия, освящения или, что то же, христианского совершенства, без стяжания умной молитвы невозможно, в этом согласны все Отцы. Цель монашеского жительства состоит не только в достижении спасения, но, по преимуществу, в достижении христианского совершенства. Цель эта предначертана Господом: «аще хощеши совершен быти, - сказал Господь, - иди, продаждь имение твое, и даждь нищим... и, гряди в след мене, взем крест». Евангелие от Матфея. Глава девятнадцатая. Стих двадцать первый. Евангелие от Марка. Глава десятая. Стих двадцать первый. Отцы, сравнивая подвиг молитвы именем Господа Иисуса с прочими иноческими подвигами, говорят следующее: «Хотя, и имеются другие пути и роды жительства или, если хочешь так назвать, благие делания, руководствующие ко спасению и доставляющие его тем, которые занимаются ими; хотя имеются подвиги и упражнения, вводящие в состояние раба и наемника. Как, и Спасителем, сказано: «у Отца моего обители многи суть». Евангелие от Иоанна. Глава четырнадцатая. Стих второй. Но, путь умной молитвы есть путь царский, избранный. Он настолько возвышеннее и изящнее всех других подвигов, насколько душа превосходнее тела, он возводит из земли и пепла в усыновление Богу».

Ученик: «Направление современного монашества, при котором упражнение молитвою Иисусовою встречается очень редко, может ли послужить для меня извинением и оправданием, если я не буду заниматься ею?».

Старец: «Долг остается долгом и обязанность - обязанностью, хотя бы число неисполняющих еще более умножилось. Обет произносится всеми. Ни множество нарушителей обета, ни обычай нарушения не дают законности нарушению. Мало то, стадо, которому отец небесный благоволил даровать царство. Евангелие от Луки. Глава двенадцатая. Стих тридцать второй. Всегда, тесный путь имеет мало путешественников, а широкий - много. Евангелие от Матфея. Глава седьмая. Стихи тринадцатый и четырнадцатый. В последние времена тесный путь оставится почти всеми, почти все пойдут по широкому. Из этого не следует, что широкий потеряет свойство вводить в пагубу, что тесный сделается излишним, ненужным для спасения. Желающий спастись непременно должен держаться тесного пути, положительно завещанного Спасителем».

Ученик: «Почему называешь ты тесным путем упражнение молитвою Иисусовою?».

Старец: «Как же не тесный путь? Тесный путь, в точном смысле слова! Желающий заняться успешно молитвою Иисусовою должен оградить себя и извне, и внутри поведением самым благоразумным, самым осторожным: падшее естество наше готово ежечасно изменить нам, предать нас, падшие духи с особенным неистовством и коварством наветуют упражнение молитвою Иисусовою. Нередко из ничтожной, по-видимому, неосторожности, из небрежности и самонадеянности непримеченных, возникает важное последствие, имеющее влияние на жизнь, на вечную участь подвижника, - «и аще не Господь помогл бы ми, вмале вселилася бы во ад душа моя... Подвижеся нога моя: милость твоя, Господи, помогаше ми». Псалтирь. Псалом девяносто третий. Стихи восемнадцатый и девятнадцатый. Основанием для упражнения молитвою Иисусовою служит поведение благоразумное и осторожное.

Во-первых, должно устранить от себя изнеженность и наслаждения плотские во всех видах. Должно довольствоваться пищею и сном постоянно умеренными, соразмерными с силами и здоровьем, чтоб пища и сон доставляли телу должное подкрепление, не производя непристойных движений, которые являются от излишества, не производя изнеможения, которое является от недостатка. Одежда, жилище и все вообще вещественные принадлежности должны быть скромные, в подражание Христу, в подражание апостолам его, в последование духу их, в общение с духом их. Святые апостолы и истинные ученики их не приносили никаких жертв, тщеславию и суетности, по обычаям мира, не входили ни в чем в общение с духом мира. Правильное, благодатное действие молитвы Иисусовой может прозябнуть только из духа Христова. Прозябает и произрастает оно исключительно на одной этой почве.

Зрение, слух и прочие чувства должны быть строго хранимы, чтобы через них, как через врата, не ворвались в душу супостаты. Уста и язык должны быть обузданы, как бы окованы молчанием; празднословие, многословие, особливо насмешки, пересуды и злоречие суть злейшие враги молитвы. От принятия братий в свою келью, от хождения в их кельи должно отказаться. Должно пребывать терпеливо в своей келье, как в гробе, с мертвецом своим - со своею душею, истерзанной, убитой грехом. Молить Господа Иисуса о помиловании. Из могилы - келии - молитва восходит на небо, в той могиле, в которую скрывается тело по смерти, и в могиле адской, в которую низвергается душа грешника, уже нет места для молитвы. В монастыре должно пребывать странником, не входя в дела монастыря по самочинию, не заводя ни с кем близкого знакомства, ограждаясь при трудах монастырских молчанием, посещая неупустительно храм Божий, посещая в случаях нужды келию духовного отца, обдумывая всякий выход из своей келии, выходя из нее только по указанию существенной надобности. От любопытства и любознательности суетных должно отказаться решительно, обратив все любопытство и все изыскания на исследование и изучение пути молитвенного. Нуждается этот путь в тщательнейшем исследовании и изучении: он - не только «путь тесный», но и путь «вводяй в живот». Евангелие от Матфея. Глава седьмая. Стих четырнадцатый. Он - наука из наук, и художество из художеств. Так именуют его отцы.

Путь истинной молитвы соделывается несравненно теснее, когда подвижник вступит на него деятельностью внутреннего человека. Когда же он вступит в эти теснины, и ощутит правильность, спасительность, необходимость такого положения; когда труд во внутренней клети соделается вожделенным для него, тогда соделается вожделенною и теснота по наружному жительству, как служащая обителью и хранилищем внутренней деятельности. «Вступивший умом в подвиг молитвы, должен отречься. И, постоянно отрекаться, как от всех помыслов и ощущений падшего естества, так и от всех помыслов и ощущений, приносимых падшими духами, сколько бы ни были благовидными те и другие помыслы и ощущения. Он должен идти постоянно тесным путем внимательнейшей молитвы, не уклоняясь ни налево, ни направо. Уклонением налево называю оставление молитвы умом для беседы с помыслами суетными и греховными; уклонением направо называю оставление молитвы умом для беседы с помыслами, по-видимому, благими. Четырех родов помыслы и ощущения действуют на молящегося: одни прозябают из благодати Божией, насажденной в каждого православного христианина святым крещением, другие предлагаются ангелом хранителем, иные возникают из падшего естества, наконец, иные наносятся падшими духами.

Первых двух видов помыслы, правильнее, воспоминания и ощущения содействуют молитве, оживляют ее, усиливают внимание и чувство покаяния, производят умиление, плач сердца, слезы, обнажают пред взорами молящегося обширность греховности его и глубину падения человеческого. Возвещают о неминуемой никем смерти, о безызвестности часа ее, о нелицеприятном и страшном суде Божием, о вечной муке, по лютости своей превышающей постижение человеческое. В помыслах и ощущениях падшего естества добро смешано со злом, а в демонских зло часто прикрывается добром, действуя. Впрочем, иногда и открытым злом. Последних двух родов помыслы и ощущения действуют совокупно, по причине связи и общения, падших духов с падшим человеческим естеством, и первым плодом действия их являются высокоумие, в молитве - рассеянность. Демоны, принося мнимо духовные и высокие разумения, отвлекают ими от молитвы, производят тщеславную радость, услаждение, самодовольство, как бы от открытия таинственнейшего христианского учения. Вслед за демонскими богословием и философией вторгаются в душу помыслы и мечтания суетные и страстные, расхищают, уничтожают молитву, разрушают благое устроение души. По плодам различаются помыслы и ощущения истинно благие от помыслов и ощущений мнимо благих. О, как справедливо называют Отцы упражнение молитвою Иисусовою и тесным путем, и самоотвержением, и отречением от мира. Эти достоинства принадлежат всякой внимательной и благоговейной молитве, по преимуществу же молитве Иисусовой, чуждой того разнообразия в форме и того многомыслия, которые составляют принадлежность псалмопения и прочих молитвословий».

Ученик: «Из каких слов состоит молитва Иисусова?».

Старец: «Она состоит из следующих слов: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного». Некоторые отцы разделяют молитву, для новоначальных, на две половины, и повелевают от утра, примерно, до обеда говорить: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя», а после обеда: «Сыне Божий, помилуй мя». Это - древнее предание. Но лучше приучиться, если то можно, к произношению цельной молитвы. Разделение допущено по снисхождению к немощи немощных и новоначальных».

Ученик: « Помянуто ли о Иисусовой молитве в Священном Писании?»

Старец: «О ней говорится в святом Евангелии. Не подумай, что она - установление человеческое: она - установление Божественное. Установил и заповедал священнейшую молитву Иисусову сам Господь наш, Иисус Христос. После Тайной Вечери, на которой сотворено величайшее из таинств христианских - святая евхаристия, Господь, в прощальной беседе с учениками своими, пред пришествием на страшные страдания и крестную смерть для искупления ими человечества погибшего, преподал возвышеннейшее учение, и важнейшие, окончательные заповеди. Между этими заповедями он даровал дозволение и заповедание молиться именем его. «Аминь, аминь глаголю вам, - сказал он апостолам, - яко елико аще чесо просите от Отца во имя мое, даст вам». Евангелие от Иоанна. Глава шестнадцатая. Стих двадцать третий. «Еже аще что просите от отца во имя мое, то сотворю; да прославится отец в сыне. И, аще чесо просите во имя мое, аз сотворю». Евангелие от Иоанна. Глава четырнадцатая. Стихи тринадцатый и четырнадцатый. «Доселе не просисте ничесоже во имя Мое: просите, и приимете, да радость ваша исполнена будет». Евангелие от Иоанна. Глава шестнадцатая. Стих двадцать четвертый.

Величие имени Господа Иисуса Христа предвозвещено Пророками. Указывая на имеющее совершиться искупление человеков Богочеловеком, Исаия вопиет: «Се Бог Мой, Спас мой... Почерпите воду с веселием от источник спасения! И речеши в день он. Хвалите Господа, воспойте имя его... поминайте, яко вознесеся имя его. Хвалите имя Господне, яко высокая сотвори». От Исаии. Глава двенадцатая. Стихи со второго по пятый. «Путь Господень - суд. Уповахом во имя твое, и память, ея же желает душа наша». От Исаии. Глава двадцать шестая. Стих восьмой. Согласно с Исаией предрекает Давид: «Возрадуемся о спасении твоем, и во имя Господа Бога нашего возвеличимся... Имя Господа Бога нашего призовем». Псалтирь. Псалом девятнадцатый. Стихи шестой и восьмой. «Блажени людие, ведущие воскликновение, усвоившие себе умную молитву: «Господи, во свете лица твоего пойдут, и о имени твоем возрадуются весь день, и правдою твоею вознесутся». Псалтирь. Псалом восемьдесят восьмой. Стихи шестнадцатый и семнадцатый.

Ученик: «В чем заключается сила молитвы Иисусовой?».

Старец: «В божественном имени богочеловека, Господа и Бога нашего, Иисуса Христа. Апостолы, как видим из книги деяний их, и из Евангелия, совершали великие чудеса именем Господа Иисуса Христа: исцеляли недуги, неисцелимые средствами человеческими, воскрешали мертвых, повелевали бесам, изгоняли их из одержимых ими человеков. Однажды, вскоре после вознесения Господня на небо, когда все двенадцать Апостолов пребывали еще во Иерусалиме, два из них, Петр и Иоанн, пошли для молитвы в храм Иерусалимский. К вратам храма, называемым красными, ежедневно выносили хромого от рождения, и полагали на помост: хромой не мог ни ходить, ни стоять. Поверженный у врат, страдалец просил у входивших в храм милостыню, которою, как видно, питался.

Когда Апостолы приблизились к красным вратам, - хромой устремил к ним взоры, ожидая получить подаяние. Тогда святой Петр сказал ему: «сребра и злата несть у мене. Но, еже имам, сие ти даю. Во имя Иисуса Христа Назорея возстани и ходи». Увечный исцелел мгновенно, взошел в храм с Апостолами, и громко прославлял Бога. Народ, пораженный удивлением, сбежался к Апостолам. «Мужие Израильтяне!» , - сказал святой Петр собравшемуся народу, - «что чудитеся о сем? или на ны что взираете? яко своею ли силою или благочестием сотворихом его ходити? Бог Авраамов, и Исааков, и Иаковль, Бог отец наших, прослави отрока Своего, Иисуса... и о вере имени его сего, его же видите и знаете, утверди имя его».

Весть о чуде вскоре пронеслась до враждебного Господу Иисусу Синедриона. Встревожился Синедрион вестию, схватил апостолов, отдал под стражу, а на следующий день позвал их к суду, пред полное собрание свое. Призван был и исцеленный хромец. Когда Апостолы встали посреди сонмища богоубийц, недавно заклеймивших себя казнию Богочеловека, во имя и именем которого теперь совершено поразительнейшее чудо пред множеством очевидцев-свидетелей, - дан был апостолам запрос: «Коею силою, или коим именем сотвористе вы сие?», - Петр, исполнившись святого духа, отвечал словами святаго духа, которые заключались следующими: «Разумно буди всем вам и всем людем Исраилевым, яко во имя Иисуса Христа, Назорея, его же вы распясте, его же Бог воскреси от мертвых, о сем сей стоит пред вами здрав... Несть бо иного имене под небесем, данного в человецех, о нем же, подобает спастися нам». Запечатлелись молчанием уста врагов божиих пред непреоборимою силою глаголов небесной истины. Не нашлось многочисленное сонмище мудрых и сильных, что сказать и чем возразить на свидетельство святого духа, возвещенное двумя некнижными рыбарями, запечатленное небесною печатию - божиим чудом.

Синедрион прибегает к своей власти, к насилию. Несмотря на явное чудо, несмотря на свидетельство, данное истине самим Богом, Синедрион запрещает настрого апостолам учить об имени Иисуса, даже произносить это имя. Но, апостолы отвечали дерзновенно: «аще праведно есть пред Богом, вас послушати паче Бога, судите: не можем бо мы, яже видехом и слышахом, не глаголати». Синедрион опять не находит возражения, опять прибегает исключительно к своей власти, повторяет строгое воспрещение. Он отпустил Апостолов, ничего не сделав им, хотя и желал излить на них исступленную злобу: чудом всенародным связывались и настроение его и действие. Петр и Иоанн, возвратившись к своим, передали им угрозы и воспрещение верховного судилища. Тогда, двенадцать апостолов и все члены новорожденной иерусалимской церкви пролили единодушно пламенную молитву к Богу. Молитву противопоставили они силе и ненависти миродержителей - человеков и демонов. Молитва эта заключалась следующим прошением: «Господи! призри на прещения их, и даждь рабом твоим со всяким дерзновением глаголати слово твое, внегда руку твою простерти ти во исцеления, и знамением и чудесем бывати именем святым отрока твоего Иисуса».

Ученик: «Некоторые утверждают, что от упражнения Иисусовою молитвою всегда, или почти всегда последует прелесть, и очень запрещают заниматься этой молитвою».

Старец: «В усвоении себе такой мысли и в таком запрещении заключается страшное богохульство, заключается достойная сожаления прелесть. Господь наш, Иисус Христос, есть единственный источник нашего спасения, единственное средство нашего спасения; человеческое имя Его заимствовало от божества его неограниченную, все святую силу спасать нас, как же эта сила, действующая во спасение, эта единственная сила, дарующая спасение, может извратиться и действовать в погибель? Это - чуждо смысла! Это - нелепость горестная, богохульная, душепагубная! Усвоившие себе такой образ мыслей точно находятся в бесовской прелести, обмануты лжеименным разумом, изшедшим из сатаны. Сатана восстал коварно против всесвятого и великолепного имени Господа нашего Иисуса Христа, употребляет в свое орудие слепоту и неведение человеческие, оклеветал имя, «еже паче всякого имени. О имени Иисусове всяко колено поклонится небесных и земных и преисподних». Запрещающим молиться молитвою Иисусовою можно отвечать словами апостолов Петра и Иоанна на подобное запрещение, сделанное Иудейским Синедрионом: «праведно ли есть пред Богом, вас послушати паче, неже Бога, судите». Господь Иисус заповедал молиться всесвятым именем своим, он дал нам бесценный дар. Какое значение может иметь учение человеческое, противоречащее учению Бога, воспрещение человеческое, усиливающееся устранить и разрушить повеление Божие, отъять дар бесценный? Опасно, очень опасно проповедовать учение, противное тому учению, которое проповедано Евангелием. Такое начинание есть произвольное отлучение себя от благодати Божией, по свидетельству апостола».

Ученик: «Но, старцы, которых мнение приведено мною, пользуются особенною известностью, признаются многими за опытнейших наставников в духовной жизни».

Старец: «Апостол заповедал, правильнее, - заповедал устами апостола святой дух, - отвергать всякое учение, несогласное с учением, которое благовествовали апостолы. Отвергать и тогда, когда бы, «Ангел с небесе благовестил» это несогласное учение. «Аще мы, или ангел с небесе благовестит вам паче еже благовестихом вам, анафема да будет. Якоже предрекох, и ныне паки глаголю, аще кто вам благовестит паче еже приясте, анафема да будет». Так, выразилось Священное Писание не потому, чтоб кто-либо из святых ангелов покусился противоречить учению Христову, но потому, что учение Христово, учение божие, проповеданное апостолами, вполне достоверно, вполне свято, не подлежит никаким изменениям, как бы ни представлялись эти изменения основательными недостаточному, превратному знанию и плотскому мудрованию.

Учение Христово, будучи превыше суда и человеков и ангелов, принимается одною смиренною верою, и само служит тем камнем, которым испытуются все прочие учения. Мнение общества человеков о наставнике монашества не имеет никакого значения, если учение этого наставника противоречит Священному Писанию и писанию святых отцов, если оно содержит в себе богохульство. Монашество - наука из наук: надо знать ее, чтоб верно оценивать преподающего ее.

Сказал преподобный Макарий Великий: «Многие представляющееся по наружности праведными, слывут истинными христианами; но одним художникам, и из них, основательно знающим художество, свойственно узнавать, точно ли эти праведники имеют знание и образ царя, или же, может быть вычеканено и напечатлено на них поддельно знамение неблагонамеренными людьми? Одобрят ли или отвергнут их искусные художники? Если же не найдется искусных художников, то некому и исследовать злохитрых делателей, потому что и они облечены в наружность монашествующих и христиан». Блаженный Феофилакт Болгарский, объясняя слова архангела Гавриила о Иоанне Предтече Господнем, что он «будет велий пред Господом».

Евангелие от Луки. Глава первая. Стих пятнадцатый. Говорит: «Ангел обещает, что, Иоанн будет велик, но пред Господом, потому что многие называются великими пред человеками, не пред Богом, а они - лицемеры». Если порочная жизнь и злонамеренность, прикрытые лицемерством, не узнаются миром, принимаются им за добродетель, тем непостижимее для него знание недостаточное, знание поверхностное, знание превратное. Мир высоко ценит телесные подвиги и лишения, не разбирая того, правильно ли, полезно ли употребляются они, или погрешительно и в тяжкий душевный вред. Мир особенно уважает то, что действует удачно на телесные чувства, что соответствует понятиям мира о добродетели и о монашестве. Мир любит то, что льстит и угождает ему; мир любит свое, - сказал Спаситель. Скорее ненависть мира, злоречие мира, гонение им могут быть признаками истинного раба Божия, и это засвидетельствовано Спасителем.

Евагелие от Иоанна. Глава пятнадцатая. Стихи с восемнадцатого по двадцать пятый. Святые отцы завещавают избирать наставника непрелестного, непрелестность которого должна познаваться по согласию учения и жительства его с Священным Писанием и с учением духоносных отцов. Они предостерегают от учителей неискусных, чтоб не заразиться их лжеучением. Они повелевают сличать учение учителей с учением Священного Писания и святых отцов, согласное принимать, несогласное отвергать. Они утверждают, что не имеющие очищенного душевного ока и не могущие познавать древа по плоду, признают учительными и духовными тщеславных, пустых и лицемеров, а на истинных святых не обращают никакого внимания, находя их, не знающими ничего, когда они молчат, - гордыми и жестокими, когда говорят.

Рассмотри все Священное Писание, - увидишь, что в нем повсюду возвеличено и прославлено имя Господне, превознесена сила его, спасительная для человеков. Рассмотри писания отцов, - увидишь, что все они, без исключения, советуют и заповедуют упражнение молитвою Иисусовою, называют ее оружием, которого нет крепче ни на небе, ни на земле, называют ее Богоданным, неотъемлемым наследием, одним из окончательных и высших завещаний богочеловека, утешением любвеобильным и сладчайшим, залогом достоверным. Наконец обратись к законоположению православной восточной церкви, - увидишь, что она для всех неграмотных чад своих, и монахов и мирян, установила заменять псалмопение и молитвословие на келейном правиле молитвою Иисусовою.

Что же значит, пред единогласным свидетельством Священного Писания и всех святых отцов, пред законоположением вселенской церкви о молитве Иисусовой противоречащее учение некоторых слепцов, прославленных и прославляемых подобными им слепцами. Молдавский старец, схимонах Василий, живший в конце прошедшего столетия, изложил учение о молитве Иисусовой с особенною удовлетворительностью в замечаниях к сочинениям преподобных Григория Синаита, Исихия Иерусалимского и Филофея Синайского. Схимонах назвал замечания свои предисловиями или предпутиями. Название очень верное. Чтение замечаний подготовляет к чтению упомянутых Отцов, которых сочинения относятся наиболее к монахам уже значительно преуспевшим. Замечания изданы Оптиной пустынью вместе с писаниями Паисия Нямецкого, которого Василий был наставником, сподвижником и другом.

В предисловии на книгу преподобного Григория Синаита старец Василий говорит: «Некоторые, не знакомые опытно с умным деланием и мнящие о себе, что имеют дар рассуждения, оправдывают себя, или, лучше сказать, отклоняют от обучения сему священному деланию тремя предлогами или изветами. Во-первых, отсылая это делание к святым и бесстрастным мужам, думая, что оно принадлежит им, а не и страстным. Во-вторых, представляя совершенное оскудение наставников и учителей такому жительству и пути. В-третьих, последующую этому деланию прелесть. Из этих предлогов, или изветов, первый - непотребен и несправедлив, потому что первая степень преуспеяния новоначальных монахов состоит в умалении страстей трезвением ума и блюдением сердца, то есть, умною молитвою, подобающею деятельным. Второй - безрассуден и неоснователен, потому что за недостатком наставника и учителя Писание - нам учитель. Третий заключает в себе самообольщение: приводящие его, читая писания о прелести, этим же писанием запинают себя, криво объясняя его.

Вместо того, чтоб из писания познавать прелесть и предостережение от нее, они превращают это писание, и представляют его в основание к уклонению от умного делания. Если же ты страшишься этого делания и обучения ему от одного благоговения и простоты сердца, то и я, на этом основании, страшусь, а не на основании пустых басен, по которым «волка бояться, так в лес не ходить». И Бога должно бояться, но не убегать и не удаляться от Него по причине этого страха». Далее схимонах объясняет различие между молитвою, совершаемою умом при сочувствии сердца и приличествующей всем благочестивым инокам и христианам, от молитвы благодатной, совершаемой умом в сердце или из сердца и составляющей достояние иноков преуспевших. Получившим и усвоившим себе несчастное предубеждение против молитвы Иисусовой, нисколько незнакомым с нею, из правильного и долговременного упражнения ею, было бы гораздо благоразумнее, гораздо безопаснее - воздерживаться от суждения о ней. Сознавать свое решительное неведение этого священнейшего подвига, нежели принимать на себя обязанность проповеди против упражнения молитвою Иисусовою, провозглашать, что эта всесвятая молитва служит причиною бесовской прелести и душепогибели. В предостережение им нахожу необходимым сказать, что хуление молитвы именем Иисуса, приписание зловредного действия этому имени равновесны той хуле, которую произносили фарисеи на чудеса, совершаемые Господом. Евангелие от Матфея. Глава двенадцатая. Стихи тридцать первый, тридцать четвертый, тридцать шестой. Неведение может быть извинено на суде Божием гораздо удобнее, нежели упорное предубеждение и основанные на нем возгласы и действия. Будем помнить, что на суде Божием мы должны дать отчет за каждое праздное слово. Тем страшнее отчет за слово и слова хульные на основной догмат Христианской веры. Учение о Божеской силе имени Иисусова имеет полное достоинство основного догмата, и принадлежит к всесвятому числу и составу этих догматов. Невежественное богохульное умствование против молитвы Иисусовой имеет весь характер умствования еретического».

Ученик: « Однако святые Отцы очень остерегают занимающегося молитвою Иисусовою, от прелести».

Старец: «Да, предостерегают. Они предостерегают от прелести и находящегося в послушании, и безмолвника, и постника - словом сказать, всякого, упражняющегося какою бы то ни было добродетелью. Источник прелести, как и всякого зла - дьявол, а не какая-нибудь добродетель. «Со всею осмотрительностью должно наблюдать, - говорит святой Макарий Великий, - устрояемые врагом - дьяволом, со всех сторон козни, обманы и злоковарные действия. Как святой дух чрез Павла всем служит для всех. Так, и лукавый дух старается злобно быть всем для всех, чтоб всех низвести в погибель. С молящимися, притворяется и он молящимся, чтоб по поводу молитвы ввести в высокоумие. С постящимися постится, чтоб обольстить их самомнением и привести в умоисступление; с сведущими Священное Писание и он устремляется в исследование Писания, ища, по-видимому, знания, в сущности же стараясь привести их к превратному разумению Писания; с удостоившимися осияния светом, представляется и он имеющим этот дар, как говорит Павел: «сатана преобразуется в ангела светла». Чтоб прельстив привидением как бы света, привлечь к себе. Просто сказать: он принимает на себя для всех всякие виды, чтоб действием, подобным действию добра, поработить себе подвижника, и, прикрывая себя благовидностью, низвергнуть его в погибель». Мне случалось видеть старцев, занимавшихся исключительно усиленным телесным подвигом, и пришедших от него в величайшее самомнение, величайшее самообольщение. Душевные страсти их - гнев, гордость, лукавство, непокорство - получили необыкновенное развитие. Самость и самочиние преобладали в них окончательно. Они с решительностью и ожесточением отвергали все душеспасительнейшие советы и предостережения духовников, настоятелей, даже святителей: они, попирая правила не только смирения, но, и скромности, самого приличия, не останавливались выражать пренебрежение к этим лицам самым наглым образом. Некоторый египетский инок, в начале четвертого века, сделался жертвою ужаснейшей бесовской прелести. Первоначально он впал в высокоумие, потом, по причине высокоумия, поступил под особенное влияние лукавого духа. Дьявол, основываясь на произвольном высокоумии инока, озаботился развить в нем этот недуг, чтоб при посредстве созревшего и окрепшего высокоумия окончательно подчинить себе инока, вовлечь его в душепогибель. Вспомоществуемый демоном, инок достиг столь бедственного преуспеяния, что становился босыми ногами на раскаленные угли, и, стоя на них, прочитывал всю молитву Господню «Отче наш». Разумеется, люди, не имевшие духовного рассуждения, видели в этом действии чудо Божие, необыкновенную святость инока, силу молитвы Господней, и прославляли инока похвалами, развивая в нем гордость и способствуя ему губить себя. Ни чуда Божия, ни святости инока тут не было; сила молитвы Господней тут не действовала, тут действовал сатана, основываясь на самообольщении человека, на ложно направленном произволении его, тут действовала бесовская прелесть. Спросишь: «какое же значение имела в бесовском действии молитва Господня?». Ведь, прельщенный читал ее и приписывал действию ее совершавшееся чудо. Очевидно, молитва Господня не принимала тут никакого участия: прельщенный, по собственному произволению, по собственному самообольщению и по обольщению демонскому, употребил против себя духовный меч, данный человекам во спасение. Заблуждение и самообольщение еретиков всегда прикрывались злоупотреблением Слова Божия, прикрывались с утонченным лукавством, и в повествуемом событии заблуждение человеческое и бесовская прелесть, с тою же целью, прикрывались коварно молитвою Господнею. Несчастный инок полагал, что он стоит на раскаленных углях босыми ногами по действию молитвы Господней, за чистоту и высоту своей подвижнической жизни, а он стоял на них по действию бесовскому. Точно, таким образом, самообольщение и бесовская прелесть прикрываются иногда как бы действием молитвы Иисусовой, а неведение приписывает действию этой святейшей молитвы то, что должно приписывать совокупному действию сатаны и человека; человека, предавшегося руководству сатаны. Упомянутый Египетский инок перешел от мнимой святости к необузданному сладострастию, потом к совершенному умоисступлению, и, кинувшись в разожженную печь общественной бани, сгорел. Вероятно, или объяло его отчаяние, или представилось ему в печи какое-либо обманчивое привидение».

Ученик: «Что в человеке, какое условие в нем самом, делает его способным к прелести?».

Старец: «Преподобный Григорий Синаит говорит: «вообще, одна причина прелести, - гордость». В гордости человеческой, которая есть самообольщение, дьявол находит для себя удобное пристанище, и присоединяет свое обольщение к самообольщению человеческому. Всякий человек более или менее склонен к прелести: потому что «самая чистая природа человеческая имеет в себе нечто горделивое». Основательны предостережения отцов. Должно быть очень осмотрительным, должно очень охранять себя от самообольщения и прелести. В наше время, при совершенном оскудении Боговдохновенных наставников, нужна особенная осторожность, особенная бдительность над собою. Они нужны при всех иноческих подвигах, наиболее нужны при молитвенном подвиге, который из всех подвигов - возвышеннейший, душеспасительнейший, наиболее наветуемый врагами. «Со страхом... жительствуйте». Завещавает апостол. В упражнении молитвою Иисусовою есть свое начало, своя постепенность, свой конец бесконечный.

Необходимо начинать упражнение с начала, а, не с средины и не с конца, Святейший Каллист, патриарх Константинопольский, живописуя духовные плоды этой молитвы, говорит: “никто, из не наученных тайнам или из требующих млека, услышав высокое учение о благодатном действии молитвы, да не осмелится прикоснуться к нему. Возбранена такая несвоевременная попытка. Покусившихся на нее, и взыскавших преждевременно того, что приходит в свое время, усиливающихся взойти в пристанище бесстрастия в несоответствующем ему устроении, отцы признают не иначе, как находящимися в умопомешательстве. Невозможно читать книг тому, кто не выучился грамоте».

Ученик: «Что значит, - начинать упражнение молитвою Иисусовою с средины и конца, и что значит, - начинать это упражнение с начала?».

Старец: «Начинают с средины те новоначальные, которые, прочитав в Отеческих писаниях наставление для упражнения в молитве Иисусовой, данное Отцами безмолвникам, то есть, монахам, уже весьма преуспевшим в монашеском подвиге, необдуманно принимают это наставление в руководство своей деятельности. Начинают с средины те, которые, без всякого предварительного приготовления, усиливаются взойти умом в сердечный храм, и оттуда воссылать молитву.

С конца начинают те, которые ищут немедленно раскрыть в себе благодатную сладость молитвы и прочие благодатные действия ее. Должно начинать с начала, то есть, совершать молитву со «вниманием» и «благоговением», с целью «покаяния», заботясь единственно о том, чтоб эти три качества постоянно соприсутствовали молитве. Так и святой Иоанн Лествичник, этот великий делатель сердечной благодатной молитвы, предписывает находящимся в послушании, молитву внимательную, а созревшим для безмолвия молитву, сердечную. Для первых он признает невозможною молитву, чуждую рассеянности, а от вторых требует такой молитвы. В обществе человеческом должно молиться одним умом, а наедине - и умом и устами, несколько вслух себе одному. Особенное попечение, попечение самое тщательное должно быть принято о благоустроении нравственности сообразно учению Евангелия.

Опыт не замедлит открыть уму молящегося теснейшую связь между заповедями Евангелия и молитвою Иисусовою. Эти заповеди служат для этой молитвы тем, чем служит елей для горящего светильника; без елея светильник не может быть возожжен. При оскудении елея не может гореть. Он гаснет, разливая вокруг себя дым зловонный. Образуется нравственность по учению Евангелия очень удобно при прохождении монастырских послушаний, когда послушания проходятся в том разуме, в каком заповедано проходить их святыми отцами. Истинное послушание служит основанием, законною дверью для истинного безмолвия. Истинное безмолвие состоит в усвоившейся сердцу Иисусовой молитве, - и некоторые из святых отцов совершили великий подвиг сердечного безмолвия и затвора, окруженные молвою человеческою. Единственно на нравственности, приведенной в благоустройство Евангельскими заповедями, единственно на этом твердом камне Евангельском, может быть воздвигнут величественный, священный, невещественный храм Богоугодной молитвы. Тщетен труд зиждущего на песце. На нравственности легкой, колеблющейся.

Евангелие от Матфея. Глава седьмая. Стих двадцать шестой. Нравственность, приведенную в стройный, благолепный порядок, скрепленную навыком в исполнении евангельских заповедей, можно уподобить несокрушимому серебряному или золотому сосуду, который, один только, способен достойно принять и благонадежно сохранить в себе бесценное, духовное миро - молитву. Святой Симеон Новый Богослов, рассуждая о случающейся безуспешности молитвенного подвига и о плевелах прелести, возникающих из него, приписывает причину и безуспешности, и прелести несохранению правильности и постепенности в подвиге. «Хотящие взойти», - говорит Богослов, - «... на высоты молитвенного преуспеяния, да не начинают идти сверху вниз, но да восходят снизу вверх, сперва на первую ступень лествицы, потом на вторую, далее на третью, наконец, на четвертую. Таким образом, всякий может восстать от земли, и взойти на небо. Во-первых, он должен подвизаться, чтоб укротить и умалить страсти.

Во-вторых, он должен упражняться в псалмопении, то есть в молитве устной; когда умалятся страсти, тогда молитва, естественно доставляя веселие и сладость языку, вменяется благоугодною Богу. В-третьих, он должен заниматься умною молитвою». Здесь, разумеется, молитва, совершаемая умом в сердце. Молитву внимательную новоначальных, при сочувствии сердца, отцы редко удостаивают наименования умной молитвы, причисляя ее более к устной.

В-четвертых, он должен восходить к видению. Первое составляет принадлежность новоначальных; второе - возрастающих в преуспеяние; третье - достигших крайнего преуспеяния; четвертое – совершенных». Далее Богослов говорит, что и подвизающиеся о умалении страстей должны приобучаться к хранению сердца и к внимательной молитве Иисусовой, соответствующей их устроению. В общежитиях Пахомия Великого, произведших возвышеннейших делателей умной молитвы, каждого вновь вступившего в монастырь, во-первых, занимали телесными трудами под руководством старца в течение трех лет. Телесными трудами, частыми наставлениями старца, ежедневною исповедью внешней и внутренней деятельности, отсечением воли обуздывались страсти могущественно и быстро, доставлялась уму и сердцу значительная чистота. При упражнении в трудах преподавалось новоначальному соответствующее устроению его делание молитвы. По истечении трех лет требовалось от новоначальных изучение наизусть всего Евангелия и псалтыри, а от способных и всего Священного Писания, что необыкновенно развивает устную внимательную молитву. Уже, после этого, начиналось тайно учение умной молитве. Объяснялось оно обильно, и Новым, и Ветхим Заветами. Таким образом, монахи вводились в правильное понимание умной молитвы и в правильное упражнение ею. От прочности основания и от правильности в упражнении - дивным было преуспеяние».

Ученик: «Имеется ли какое верное средство к предохранению себя от прелести вообще, при всех подвигах монашеских, и, в частности, при упражнении молитвою Иисусовой?».

Старец: «Как гордость, есть, вообще, причина прелести, так смирение - добродетель, прямо противоположная гордости - служит верным предостережением и предохранением от прелести. Святой Иоанн Лествичник назвал смирение - «погублением страстей». Очевидно, что в том, в ком не действуют страсти, в ком обузданы страсти, не может действовать и прелесть, потому что «прелесть есть страстное или пристрастное уклонение души ко лжи на основании гордости».

При упражнении же, молитвою Иисусовой, и, вообще, молитвою, вполне и со всею верностью предохраняет вид смирения, называемый «плачем». Плач есть сердечное чувство покаяния, спасительной печали о греховности и разнообразной, многочисленной немощи человека. Плач есть: «Дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно, которое Бог не уничижит». Псалтирь. псалом пятидесятый. стих девятнадцатый. То, есть, не предаст во власть и поругание демонам, как предается им сердце гордое, исполненное самомнения, самонадеянности, тщеславия.

Плач есть та единственная жертва, которую Бог принимает от падшего человеческого духа, до обновления человеческого духа святым божиим духом. Да будет наша молитва проникнута чувством покаяния, да совокупится она с плачем, и прелесть никогда не воздействует в нас. Святой Григорий Синаит, в последней статье своего сочинения, в которой изложены им для подвижников молитвы предостережения от душепагубной прелести, говорит: «Не малый труд - достигнуть точно, истины, и, соделаться чистым от всего, сопротивного благодати. Потому, что, обычно, дьяволу показывать, особливо пред новоначальными, свою прелесть, в образе истины, давая лукавому вид духовного. По этой причине, подвизающийся, в безмолвии, достичь чистой молитвы, должен шествовать мысленным путем молитвы со многим трепетом и плачем. С испрошением наставления у искусных, всегда плакать о своих грехах, печалясь и боясь, - как бы, не подвергнуться муке, или не отпасть от Бога, не отлучиться от него, в этом или будущем веке. Если дьявол увидит, что подвижник живет плачевно, то не пребывает при нем, не терпя смирения, происходящего от плача...

Великое оружие - иметь при молитве и плач. Не прелестная молитва состоит в теплоте с молитвою Иисусовой, которая, молитва Иисусова, и влагает огонь в землю сердца нашего, в теплоте, попаляющей страсти, как терние, производящей в душе веселие и тихость. Теплота эта, не приходит с правой или с левой стороны, и не сверху, но прозябает в самом сердце, как источник воды от животворящего духа. Возлюби ее, единую, найти и стяжать в сердце, соблюдая твой ум присно не мечтательным, чуждым разумений и помышлений, и не бойся. Сказавший: «Дерзайте, аз, есмь, не бойтеся». От Матфея. Глава четырнадцатая. Стих двадцать седьмой. Он - с нами. Он - тот, кого мы ищем. Он всегда защитит нас, - и мы не должны бояться или воздыхать, призывая Бога. Если некоторые и совратились, подвергшись умоповреждению, то знай, что они подверглись этому от самочиния и высокомудрия. Ныне, по причине совершенного оскудения духоносных наставников, подвижник молитвы вынужден исключительно руководствоваться Священным Писанием и писаниями Отцов. Это - гораздо труднее. Новая причина для сугубого плача».

← Вернуться