Михаил Юрьевич Лермонтов
Вкушая, вкусих мало меда,
и се аз умираю.
1-я Книга Царств
Немного лет тому назад,
Там, где, сливаяся, шумят,
Обнявшись, будто две сестры,
Струи Арагвы и Куры,
Был монастырь. Из-за горы
И нынче видит пешеход
Столбы обрушенных ворот,
И башни, и церковный свод;
Но не курится уж под ним
Кадильниц благовонный дым,
Не слышно пенье в поздний час
Молящих иноков за нас.
Теперь один старик седой,
Развалин страж полуживой,
Людьми и смертию забыт,
Сметает пыль с могильных плит,
Которых надпись говорит
О славе прошлой - и о том,
Как, удручен своим венцом,
Такой-то царь, в такой-то год,
Вручал России свой народ.
И божья благодать сошла
На Грузию! Она цвела
С тех пор в тени своих садов,
Не опасаяся врагов,
3а гранью дружеских штыков.
Однажды русский генерал
Из гор к Тифлису проезжал;
Ребенка пленного он вез.
Тот занемог, не перенес
Трудов далекого пути;
Он был, казалось, лет шести,
Как серна гор, пуглив и дик
И слаб и гибок, как тростник.
Но в нем мучительный недуг
Развил тогда могучий дух
Его отцов. Без жалоб он
Томился, даже слабый стон
Из детских губ не вылетал,
Он знаком пищу отвергал
И тихо, гордо умирал.
Из жалости один монах
Больного призрел, и в стенах
Хранительных остался он,
Искусством дружеским спасен.
Но, чужд ребяческих утех,
Сначала бегал он от всех,
Бродил безмолвен, одинок,
Смотрел, вздыхая, на восток,
Гоним неясною тоской
По стороне своей родной.
Но после к плену он привык,
Стал понимать чужой язык,
Был окрещен святым отцом
И, с шумным светом незнаком,
Уже хотел во цвете лет
Изречь монашеский обет,
Как вдруг однажды он исчез
Осенней ночью. Темный лес
Тянулся по горам кругам.
Три дня все поиски по нем
Напрасны были, но потом
Его в степи без чувств нашли
И вновь в обитель принесли.
Он страшно бледен был и худ
И слаб, как будто долгий труд,
Болезнь иль голод испытал.
Он на допрос не отвечал
И с каждым днем приметно вял.
И близок стал его конец;
Тогда пришел к нему чернец
С увещеваньем и мольбой;
И, гордо выслушав, больной
Привстал, собрав остаток сил,
И долго так он говорил:
"Ты слушать исповедь мою
Сюда пришел, благодарю.
Все лучше перед кем-нибудь
Словами облегчить мне грудь;
Но людям я не делал зла,
И потому мои дела
Немного пользы вам узнать,
А душу можно ль рассказать?
Я мало жил, и жил в плену.
Таких две жизни за одну,
Но только полную тревог,
Я променял бы, если б мог.
Я знал одной лишь думы власть,
Одну - но пламенную страсть:
Она, как червь, во мне жила,
Изгрызла душу и сожгла.
Она мечты мои звала
От келий душных и молитв
В тот чудный мир тревог и битв,
Где в тучах прячутся скалы,
Где люди вольны, как орлы.
Я эту страсть во тьме ночной
Вскормил слезами и тоской;
Ее пред небом и землей
Я ныне громко признаю
И о прощенье не молю.
Старик! я слышал много раз,
Что ты меня от смерти спас -
Зачем? .. Угрюм и одинок,
Грозой оторванный листок,
Я вырос в сумрачных стенах
Душой дитя, судьбой монах.
Я никому не мог сказать
Священных слов "отец" и "мать".
Конечно, ты хотел, старик,
Чтоб я в обители отвык
От этих сладостных имен, -
Напрасно: звук их был рожден
Со мной. И видел у других
Отчизну, дом, друзей, родных,
А у себя не находил
Не только милых душ - могил!
Тогда, пустых не тратя слез,
В душе я клятву произнес:
Хотя на миг когда-нибудь
Мою пылающую грудь
Прижать с тоской к груди другой,
Хоть незнакомой, но родной.
Увы! теперь мечтанья те
Погибли в полной красоте,
И я как жил, в земле чужой
Умру рабом и сиротой.
Меня могила не страшит:
Там, говорят, страданье спит
В холодной вечной тишине;
Но с жизнью жаль расстаться мне.
Я молод, молод... Знал ли ты
Разгульной юности мечты?
Или не знал, или забыл,
Как ненавидел и любил;
Как сердце билося живей
При виде солнца и полей
С высокой башни угловой,
Где воздух свеж и где порой
В глубокой скважине стены,
Дитя неведомой страны,
Прижавшись, голубь молодой
Сидит, испуганный грозой?
Пускай теперь прекрасный свет
Тебе постыл; ты слаб, ты сед,
И от желаний ты отвык.
Что за нужда? Ты жил, старик!
Тебе есть в мире что забыть,
Ты жил, - я также мог бы жить!
Ты хочешь знать, что видел я
На воле? - Пышные поля,
Холмы, покрытые венцом
Дерев, разросшихся кругом,
Шумящих свежею толпой,
Как братья в пляске круговой.
Я видел груды темных скал,
Когда поток их разделял.
И думы их я угадал:
Мне было свыше то дано!
Простерты в воздухе давно
Объятья каменные их,
И жаждут встречи каждый миг;
Но дни бегут, бегут года -
Им не сойтиться никогда!
Я видел горные хребты,
Причудливые, как мечты,
Когда в час утренней зари
Курилися, как алтари,
Их выси в небе голубом,
И облачко за облачком,
Покинув тайный свой ночлег,
К востоку направляло бег -
Как будто белый караван
Залетных птиц из дальних стран!
Вдали я видел сквозь туман,
В снегах, горящих, как алмаз,
Седой незыблемый Кавказ;
И было сердцу моему
Что некогда и я там жил,
И стало в памяти моей
Прошедшее ясней, ясней...
И вспомнил я отцовский дом,
Ущелье наше и кругом
В тени рассыпанный аул;
Мне слышался вечерний гул
Домой бегущих табунов
И дальний лай знакомых псов.
Я помнил смуглых стариков,
При свете лунных вечеров
Против отцовского крыльца
Сидевших с важностью лица;
И блеск оправленных ножон
Кинжалов длинных... и как сон
Все это смутной чередой
Вдруг пробегало предо мной.
А мой отец? он как живой
В своей одежде боевой
Являлся мне, и помнил я
Кольчуги звон, и блеск ружья,
И гордый непреклонный взор,
И молодых моих сестер...
Лучи их сладостных очей
И звук их песен и речей
Над колыбелию моей...
В ущелье там бежал поток.
Он шумен был, но неглубок;
К нему, на золотой песок,
Играть я в полдень уходил
И взором ласточек следил,
Когда они перед дождем
Волны касалися крылом.
Страница 1 из 4: [1 ]Вкушая, вкусих мало меда и се аз умираю.
1-я Книга царств.
1
Немного лет тому назад,
Там, где сливаяся шумят
Обнявшись, будто две сестры,
Струи Арагвы и Куры,
Был монастырь. Из-за горы
И нынче видит пешеход
Столбы обрушенных ворот,
И башни, и церковный свод;
Но не курится уж под ним
Кадильниц благовонный дым,
Не слышно пенье в поздний час
Молящих иноков за нас.
Теперь один старик седой,
Развалин страж полуживой,
Людьми и смертию забыт,
Сметает пыль с могильных плит,
Которых надпись говорит
О славе прошлой – и о том,
Как удручен своим венцом,
Такой-то царь, в такой-то год,
Вручал России свой народ.
И божья благодать сошла
На Грузию! – она цвела
С тех пор в тени своих садов,
Не опасаяся врагов,
За гранью дружеских штыков.
2
Однажды русский генерал
Из гор к Тифлису проезжал;
Ребенка пленного он вез.
Тот занемог, не перенес
Трудов далекого пути.
Он был, казалось, лет шести;
Как серна гор, пуглив и дик
И слаб и гибок, как тростник.
Но в нем мучительный недуг
Развил тогда могучий дух
Его отцов. Без жалоб он
Томился – даже слабый стон
Из детских губ не вылетал,
Он знаком пищу отвергал,
И тихо, гордо умирал.
Из жалости один монах
Больного призрел, и в стенах
Хранительных остался он
Искусством дружеским спасен.
Но, чужд ребяческих утех,
Сначала бегал он от всех,
Бродил безмолвен, одинок,
Смотрел вздыхая на восток,
Томим неясною тоской
По стороне своей родной.
Но после к плену он привык,
Стал понимать чужой язык,
Был окрещен святым отцом,
И, с шумным светом незнаком,
Уже хотел во цвете лет
Изречь монашеский обет,
Как вдруг однажды он исчез
Осенней ночью. Темный лес
Тянулся по горам кругом.
Три дня все поиски по нем
Напрасны были, но потом
Его в степи без чувств нашли
И вновь в обитель принесли;
Он страшно бледен был и худ
И слаб, как будто долгий труд,
Болезнь иль голод испытал.
Он на допрос не отвечал,
И с каждым днем приметно вял;
И близок стал его конец.
Тогда пришел к нему чернец
С увещеваньем и мольбой;
И, гордо выслушав, больной
Привстал, собрав остаток сил,
И долго так он говорил:
3
«Ты слушать исповедь мою
Сюда пришел, благодарю.
Всё лучше перед кем-нибудь
Словами облегчить мне грудь;
Но людям я не делал зла,
И потому мои дела
Не много пользы вам узнать;
А душу можно ль рассказать?
Я мало жил, и жил в плену.
Таких две жизни за одну,
Но только полную тревог,
Я променял бы, если б мог.
Я знал одной лишь думы власть,
Одну – но пламенную страсть:
Она, как червь, во мне жила,
Изгрызла душу и сожгла.
Она мечты мои звала
От келий душных и молитв
В тот чудный мир тревог и битв,
Где в тучах прячутся скалы,
Где люди вольны, как орлы.
Я эту страсть во тьме ночной
Вскормил слезами и тоской;
Ее пред небом и землей
Я ныне громко признаю
И о прощеньи не молю.
4
«Старик! я слышал много раз,
Что ты меня от смерти спас -
Зачем? … угрюм и одинок,
Грозой оторванный листок,
Я вырос в сумрачных стенах,
Душой дитя, судьбой монах.
Я никому не мог сказать
Священных слов – «отец» и «мать».
Конечно, ты хотел, старик,
Чтоб я в обители отвык
От этих сладостных имен.
Напрасно: звук их был рожден
Со мной. Я видел у других
Отчизну, дом, друзей, родных,
А у себя не находил
Не только милых душ – могил!
Тогда, пустых не тратя слез,
В душе я клятву произнес:
Хотя на миг когда-нибудь
Мою пылающую грудь
Прижать с тоской к груди другой,
Хоть незнакомой, но родной.
Увы, теперь мечтанья те
Погибли в полной красоте,
И я, как жил, в земле чужой
Умру рабом и сиротой.
Однажды русский генерал
Из гор к Тифлису проезжал;
Ребенка пленного он вез.
Тот занемог, не перенес
Трудов далекого пути;
Он был, казалось, лет шести,
Как серна гор, пуглив и дик
И слаб и гибок, как тростник.
Но в нем мучительный недуг
Развил тогда могучий дух
Его отцов. Без жалоб он
Томился, даже слабый стон
Из детских губ не вылетал,
Он знаком пищу отвергал
И тихо, гордо умирал.
Из жалости один монах
Больного призрел, и в стенах
Хранительных остался он,
Искусством дружеским спасен.
Но, чужд ребяческих утех,
Сначала бегал он от всех,
Бродил безмолвен, одинок,
Смотрел, вздыхая, на восток,
Гоним неясною тоской
По стороне своей родной.
Но после к плену он привык,
Стал понимать чужой язык,
Был окрещен святым отцом
И, с шумным светом незнаком,
Уже хотел во цвете лет
Изречь монашеский обет,
Как вдруг однажды он исчез
Осенней ночью. Темный лес
Тянулся по горам кругам.
Три дня все поиски по нем
Напрасны были, но потом
Его в степи без чувств нашли
И вновь в обитель принесли.
Он страшно бледен был и худ
И слаб, как будто долгий труд,
Болезнь иль голод испытал.
Он на допрос не отвечал
И с каждым днем приметно вял.
И близок стал его конец;
Тогда пришел к нему чернец
С увещеваньем и мольбой;
И, гордо выслушав, больной
Привстал, собрав остаток сил,
И долго так он говорил:
Страницы: 2
МИХАИЛ ЮРЬЕВИЧ ЛЕРМОНТОВ (1814-1841)
"МЦЫРИ"
Поэма «Мцыри» была написана в 1839 году. Она переносит читателя в старинный монастырь и его окрестности на берегах Арагвы и Куры, где происходит действие в поэме. От обители остались лишь развалины, «столбы обрушенных ворот» и надписи на могильных плитах.
О славе прошлой - и о том,
Как, удручен своим венцом,
Такой-то царь, в такой-то год,
Вручал России свой народ.
«Мцыри» является образцом романтической поэмы, завершающим многолетнюю работу поэта именно в этом, наиболее характерном для романтизма жанре. Конфликт с действительностью отразился и в этом произведении. Поэт противопоставил патриархально-феодальным нормам жизни сильного духом, мятежного героя.
Мцыри - юноша, стремящийся вырваться из монастырских стен в родные горы, туда, «где люди вольны, как орлы».
История героя такова:
Однажды русский генерал
Из гор к Тифлису проезжал;
Ребенка пленного он вез.
Тот занемог, не перенес
Трудов далекого пути;
Он был, казалось, лет шести;
Как серна гор, пуглив и дик
И слаб и гибок, как тростник.
Но в нем мучительный недуг
Развил тогда могучий дух …...-
Его отцов. Без жалоб он...
Томился, даже слабый стон
Из детских губ не вылетал,
Он знаком пишу отвергал
И тихо, гордо умирал.
Из жалости, один монах
Больного призрел, и в стенах
Хранительных остался он,
Искусством дружеским спасен.
Но чужд ребяческих утех,
Сначала бегал он от всех,
Бродил, безмолвен, одинок,
Смотрел, вздыхая, на восток,
Томим неясною тоской
По стороне своей родной.
Но после к плену он привык,
Стал понимать чужой-язык,
Был окрещен святым отцом
И, с шумным светом незнаком,
Уже хотел во цвете лет
Изречь монашеский обет...
Мцыри неожиданно бежит из монастыря. Братия искала юношу безрезультатно три дня. Но потом все-таки нашли его без чувств в степи. Беглец был очень истощен, как будто испытал долгую болезнь, на вопросы не отвечал и таял с каждым днем. И когда конец его был близок, он исповедовался монаху:
Я мало жил, и жил в плену.
Таких две жизни за одну,
Но только полную тревог,
Я променял бы, если б мог.
Я знал одной лишь думы власть,
Одну - но пламенную страсть:
Она, как червь, во мне жила,
Изгрызла душу и сожгла.
Она мечты мои звала
От келий душных и молитв
В тот чудный миг тревог и битв,
Где в тучах прячутся скалы,
Где люди вольны, как орлы.
Я эту страсть во тьме ночной
Вскормил слезами и тоской...
Трагедия неволи звучит в словах Мцыри, это и трагедия человека, у которого отняли его собственную судьбу, дав взамен чужую, чуждую - судьбу монаха, его сделали сиротой, лишили родной земли.
Тогда, пустых не тратя слез,
В душе я клятву произнес:
Хотя на миг когда-нибудь
Мою пылающую грудь
Прижать с тоской к груди другой,
Хоть незнакомой, но родной.
Более всего ему тяжело сознавать, что он так и умрет «рабом и сиротой». Мцыри не умереть страшно, а страшно уйти, не ощутив вкуса свободной жизни. Ведь только убежав из монастыря, Мцыри вернул себе память прошлого - того, что лишь смутно ощущалось им в душе раньше
И вспомнил я отцовский дом,
Ущелье наше, и кругом
В тени рассыпанный аул;
Мне слышался вечерний гул
Домой бегущих табунов
И дальний лай знакомых псов.
Я вспомнил смуглых стариков,
При свете лунных вечеров
Против отцовского крыльца
Сидевших с важностью лица;
И блеск оправленных ножон
Кинжалов длинных... и как сон
Все это смутной чередой
Вдруг пробегало предо мной.
А мой отец? он как живой
В своей одежде боевой
Являлся мне...
И пусть побег Мцыри не состоялся, но он счастлив тем, что в его жизни были эти три дня свободы, наполнившие прожитое смыслом. Он помнил, как в своих скитаниях подошел к заветной цели, очнувшись на крутом берегу, под которым бежала быстрая горная река: на противоположи ном склоне он увидел грузинку, спускавшуюся за водой, и
Недалеко, в прохладной мгле,
Казалось, приросли к скале
Две сакли дружною четой;
Над плоской кровлею одной
Дымок струился голубой...
Понимая, что он на верном пути «в родимую страну», беглец продолжил путь, но вскоре, потеряв из виду горы, «с пути сбиваться стал», только лес простирался вокруг него на все стороны.
Страшное отчаяние, обрушившееся на Мцыри, прервал внезапно появившийся зверь. И словно доказывая себе, что он победит судьбу раба, что у него достанет сил и смелости на это, юноша бросается в битву с могучим барсом, потому что «сердце вдруг зажглося жаждою борьбы...»
И первый бешеный скачок
Мне страшной смертию грозил...
Но я его предупредил.
Удар мой верен был и скор.
Надежный сук мой, как топор,
Широкий лоб его рассек...
Ко мне он кинулся на грудь;
Но в горло я успел воткнуть
И там два раза провернуть
Мое оружье...
Он завыл,
Рванулся из последних сил,
И мы, сплетясь, как пара змей,
Обнявшись крепче двух друзей,
Упали разом, и во мгле
Бой продолжали на земле.
И я был страшен в этот миг;
Как барс пустынный, зол и дик,
Я пламенел, визжал, как он;
Как будто сам я был рожден
В семействе барсов и волков
Под свежим пологом лесов.
Для Мцыри, как и для всех любимых мятежных героев Лермонтова, смысл жизни - в борьбе. Вот почему единоборство с барсом (эпизод, перекликающийся с мотивом грузинского фольклора и поэмы Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре») является вершинным эпизодом поэмы. Герой победил барса, но не нашел путь на родину, не обрел свободу. Его путь, как заколдованный круг, привел Мцыри во владения монастыря. Воспитанный в тюрьме цветок не переносит палящих лучей солнца - такой диагноз ставит рабству писатель. Перед смертью герой просит перенести его в сад, откуда виден Кавказ.
Быть может, он с своих высот
Привет прощальный мне пришлет,
Пришлет с прохладным ветерком...
И близ меня перед концом
Родной опять раздастся звук!
«...Этот четырехстопный ямб с одними мужскими окончаниями... как удар меча, поражающего свою жертву... удивительно гармонирует с сосредоточенным чувством, несокрушимою силою могучей натуры и трагическим положением героя поэмы», - писал Белинский.
В поэме «Мцыри» Лермонтов выразил самые сокровенные свои думы. Белинский отметил: «...что за огненная душа, что за могучий дух, что за исполинская натура у этого Мцыри! Это любимый идеал нашего поэта, это отражение в поэзии тени его собственной личности. Во всем, что ни говорит Мцыри, веет его собственным духом, поражает его собственной мощью».
Здесь вы можете прочитать краткое содержание поэмы Михаила Юрьевича Лермонтова «Мцыри». Эта романтическая поэма была написана в 1839 году и опубликована при жизни поэта в 1840 году. Поэма «Мцыри» — один из последних классических образцов русской романтической поэзии.
МЦЫРИ – краткое содержание
Глава 1.
Вкушая, вкусих мало меда, и се аз умираю.
(1-я Книга Царств)
«Немного лет тому назад» в месте, где сливаются две реки - Кура и Арагва, стоял монастырь. Ныне же он разрушен. На развалинах монастыря «теперь один старик седой», который и рассказывает историю жизни Мцыри.
Глава 2
Русский генерал ехал из гор к Тифлису и вез с собой пленного ребенка, который заболел в пути.
Он был, казалось, лет шести,
Как серна гор, пуглив и дик
И слаб и гибок, как тростник.
Несмотря на болезнь, мальчик вел себя мужественно:
…Без жалоб он томился, даже слабый стон
Из детских губ не вылетал,
Он знаком пищу отвергал
И тихо, гордо умирал.
Один из монахов монастыря из жалости оставил мальчика у себя. Тот поправился и остался при монастыре. Вначале мальчик «бродил безмолвен, одинок», но вскоре привык к новой жизни, начал понимать язык, был окрещен. Мальчика звали Мцыри. Уже будучи юношей, Мцыри должен был принести монашеский обет, но однажды осенней ночью исчез. Его не было три дня. Поиски монахов привели к тому, что Мцыри нашли в степи без чувств, ослабевшего, умирающего. Перед смертью к нему пришел чернец, который уговорил гордого юношу исповедаться.
Глава 3.
Исповедь Мцыри.
Я мало жил, и жил в плену.
Таких две жизни за одну,
Но только полную тревог,
Я променял бы, если б мог.
Я знал одной лишь думы власть,
Одну - но пламенную страсть:
Она, как червь, во мне жила,
Изгрызла душу и сожгла,
Она мечты мои звала
От келий душных и молитв
В тот чудный мир тревог и битв,
Где в тучах прячутся скалы,
Где люди вольны, как орлы.
Я эту страсть во тьме ночной
Вскормил слезами и тоской;
Ее пред небом и землей
Я ныне громко признаю
И о прощенье не молю.
Глава 4.
Мцыри упрекает старца в том, что тот спас его ребенком от смерти. Жизнь, которую он вел в монастыре, была для его свободолюбивой натуры невыносимой. Он, как и все дети, хотел иметь семью:
И видел у других
Отчизну; дом, друзей, родных,
А у себя не находил
Не только милых душ - могил!
Мцыри дал себе клятву бы на миг прижаться своей грудью к груди хоть незнакомой, но родной. Однако его мечты найти родственную душу были пустыми.
И я как жил, в земле чужой
Умру рабом и сиротой.
Глава 5
Героя не страшит смерть, но ему жаль своей загубленной молодости. Он обращается к монаху с вопросом: испытывал ли тот любовь, ненависть, мечтал ли он в юности, любовался ли природой? Для того чтобы понять его, монах должен вспомнить желания своей юности.
Глава 6
Ты хочешь знать, что видел я
На воле? - Пышные поля,
Холмы, покрытые венцом
Дерев, разросшихся кругом,
Шумящих свежею толпой,
Как братья в пляске круговой.
Я видел груды темных скал,
Когда поток их разделял.
Мцыри любовался горными хребтами, утренней зарей, птицами - словом, гордой природой Кавказа.
Глава 7
Картины природы пробудили в памяти Мцыри воспоминания: он вспомнил отчий дом, отца, свой аул, жителей аула.
А мой отец? он как живой
В своей одежде боевой
Являлся мне, и помнил я
Кольчуги звон, и блеск ружья,
И гордый непреклонный взор,
И молодых моих сестер…
Глава 8
Ты хочешь знать, что делал я
На воле? Жил…
Мцыри говорит, что уже давно задумал побег для того, чтобы узнать, «для воли иль тюрьмы // На этот свет родимся мы» . Он убежал во время грозы, когда монахи в ужасе молились. Мцыри же чувствовал единение со стихией и рад был буре, как брату. Он радовался дружбе «краткой, но живой // Меж бурным сердцем и грозой».
Глава 9
Мцыри долго бежал, сам не зная, куда. Гроза закончилась. Погони не было. Мцыри лег в высокую траву и долго так лежал, наслаждаясь природой, свободой. Ни змеи, ни шакалы не пугали беглеца, он сам, «как зверь, был чужд людей».
Глава 10
Наступило утро. Мцыри встретил рассвет, лежа на краю пропасти. Он говорит, что понимал язык водяного потока.
Глава 11
Кругом меня цвел Божий сад;
Растений радужный наряд
Хранил следы небесных слез,
И кудри виноградных лоз
Вились, красуясь меж дерев…
Мцыри любуется окружающей природой, но наступает жаркий полдень, и он испытывает жажду.
Глава 12
Мцыри стал спускаться с высоты к потоку, чтобы напиться. У воды он увидел молодую грузинку, которая пела песню. Звук ее голоса Мцыри охарактеризовал как «сладко вольный».
Глава 13
Держа кувшин над головой,
Грузинка узкою тропой
Сходила к берегу. Порой
Она скользила меж камней,
Смеясь неловкости своей.
И беден был ее наряд;
И шла она легко, назад
Изгибы длинные чадры
Встреча с девушкой настолько потрясла Мцыри, что на некоторое время он утратил ощущение реальности происходящего.
Он увидел саклю, куда вошла грузинка, и почувствовал тоску из-за своего одиночества.
Глава 14
Наступила ночь, Мцыри ложится спать. Во сне он видит грузинку. Он просыпается. Вокруг темно, только в сакле горит огонек, как яркая звезда. Мцыри хотелось войти туда, но он не посмел этого сделать.
…Я цель одну -
Пройти в родимую страну -
Имел в душе…
Мцыри, превозмогая голод, отправляется в путь, но вскоре чувствует, что сбивается с дороги.
Глава 15
Мцыри заблудился. Им овладело отчаяние, но помощи людской он все-таки не желал.
…Я был чужой
Для них навек, как зверь степной…
Мцыри говорит, что если хотя бы на минуту из его груди вырвался крик отчаяния, то он бы «вырвал слабый… язык» .
Глава 16
Мцыри никогда не плакал, но здесь он не мог удержаться от слез. Неожиданно из лесной чащи выскочил барс. Мцыри приготовился к схватке.
…Сердце вдруг
Зажглося жаждою борьбы
И крови… да, рука судьбы
Меня вела иным путем…
Но нынче я уверен в том,
Что быть бы мог в краю отцов
Не из последних удальцов.
Глава 17
Мцыри выжидает. Барс почуял человека, издал протяжный вой и прыгнул на своего врага.
Но я его предупредил.
Удар мой верен был и скор.
Надежный сук мой, как топор,
Широкий лоб его рассек…
Он застонал, как человек,
И опрокинулся. Но вновь,
Хотя лила из раны кровь
Густой, широкою волной,
Бой закипел, смертельный бой!
Глава 18
Барс кинулся на грудь Мцыри, но он успел воткнуть ему в горло сук.
…Он завыл.
Рванулся из последних сил,
И мы, сплетясь, как пара змей,
Обнявшись крепче двух друзей,
Упали разом, и во мгле
Бой продолжался на земле.
И я был страшен в этот миг;
Как барс пустынный, зол и дик,
Я пламенел, визжал, как он;
Как будто сам я был рожден
В семействе барсов и волков…
Мцыри побеждает в схватке. Своего врага он оценивает по достоинству:
Он встретил смерть лицом к лицу,
Как в битве следует бойцу!..
Глава 19
Мцыри во время битвы получает глубокие раны, которые до сих пор не зажили. После битвы он вновь пытается найти дорогу, но тщетно.
Глава 20
Мцыри вышел из леса уже утром. Ветер принес звуки человеческого жилья - где-то недалеко был аул. Но ветер стих, и Мцыри вновь потерял ориентир.
Внезапно местность показалась ему знакомой. Мцыри осознает, что вернулся вновь к тому месту, откуда бежал. Мцыри отказывается верить, что вышел снова к монастырю - своей тюрьме, но он слышит колокольный звон, который убеждает его в справедливости его догадки.
И смутно понял я тогда,
Что мне на родину следа
Не проложить уж никогда.
Глава 21
Мцыри сравнивает себя с темничным цветком:
…Вырос одинок
И бледен он меж плит сырых,
И долго листьев молодых
Не распускал, все ждал лучей
Живительных. И много дней
Прошло, и добрая рука
Печально тронулась цветка,
И был он в сад перенесен,
В соседство роз. Со всех сторон
Дышала сладость бытия…
Но что ж? Едва взошла заря,
Палящий луч ее обжег
В тюрьме воспитанный цветок…
Глава 22
Также как темничный цветок, Мцыри чувствует себя опаленным. Мир вокруг него будто застыл.
Хотел я встать - передо мной
Все закружилось с быстротой;
Хотел кричать - язык сухой –
Беззвучен и недвижим был…
Я умирал. Меня томил
Предсмертный бред.
В бреду Мцыри казалось, что он лежит на дне глубоком реки, и этот бред был ему приятен. Он видит стайки пестрых рыб над собой. Одна из рыбок поет ему:
Дитя мое,
Останься здесь со мной:
В воде привольное житье,
И холод и покой.
Я созову моих сестер:
Мы пляской круговой
Развеселим туманный взор
И дух усталый твой.
Усни, постель твоя мягка,
Прозрачен твой покров.
Пройдут года, пройдут века
Под говор чудных снов.
О милый мой! не утаю,
Что я тебя люблю,
Люблю, как вольную струю,
Люблю, как жизнь мою…
Мцыри в бреду, его находят монахи.
Глава 24
Мцыри опечален лишь одним — тем, что похоронен будет не в «земле родной».
Глава 25.
Мцыри, прощаясь с монахом, дает ему свою руку - рука горячая.
Знай, этот пламень с юных дней,
Таяся, жил в груди моей;
Но ныне пищи нет ему…
Мцыри надеется на то, что его душа найдет приют в раю, но рай и вечность он бы с легкостью променял на несколько минут жизни в родных краях.
Мцыри завещает похоронить его под акацией:
Там положить вели меня.
Сияньем голубого дня
Упьюся я в последний раз.
Оттуда виден и Кавказ!
Сюжет поэмы Мцыри тесно связан с кавказскими реалиями.