Русский духовный писатель, родился в 1900 году в семье священника. «Странное это было время, - пишет Сергей Иосифович, - когда среди общего бездумного благодушия высших классов отдельные люди страдали страданием умирающей эры». Его «Воспоминания» начинаются с дореволюционной Оптиной пустыни, переплетаясь с очень трогательными зарисовками старой Москвы. «У Николы Явленного, посередине Арбата, был такой красивый, низкий по звуку большой колокол, что, когда этот звук плыл к небесам, прохожие невольно замедляли свои шаги, точно желая идти в такт с этим движением к вечности». Такое светлое начало словно дает возможность читателю так же замедлить шаг и набраться сил перед дорогой по страницам мученической русской истории XX века.
Сергей Фудель знакомит нас с последними старцами Оптиной и Зосимовской пустыней - отцами Анатолием, Нектарием и Алексием; с видными представителями «умирающей эры» - друзьями своего отца: философом-византистом Константином Леонтьевым, отцом Павлом Флоренским, идеологом монархии (и бывшим, то есть покаявшимся, идеологом «Народной воли», организовавшей убийство царя Александра II) Львом Тихомировым; затем ведет нас в ссылку в Зырянский край (совр. Коми) вместе с ныне прославленными священномучениками. С чем-то в этих воспоминаниях можно не согласиться - все-таки по прошествии многих десятилетий и при появлении возможности ознакомиться со многими документами некоторые события и люди предстают в ином свете. Но и у самого автора они остаются в стороне от главного. А нам, христианам XXI века, не хватает именно этого главного, не хватает церковного опыта, которым С. Фудель делится так щедро и так искренне, не хватает опыта общения со святыми - сегодня мы даже не представляем, что это: святость для нас, как верно замечает писатель, лишь титулы, то есть надписи на иконах. Тем ценнее его воспоминания о людях Божиих - его удивительно живые воспоминания, преодолевшие пространство, время, а главное - сумевшие пробиться к нашим сердцам.
Пример святой жизни и истинно христианской любви, знакомство с «живыми иконами» необходимы для укрепления в вере. Нередко приходится слышать о недоверии людей Церкви. Это происходит от незнания и непонимания того, что есть Церковь. Да, в церковной ограде можно увидеть все то, что встречается в миру: равнодушие, ложь, тщеславие, лицемерие и даже неверие. Многие этим искушаются. Им может померещиться, что «на Тайной вечере Церкви сидит не один Иуда среди одиннадцати святых и любящих учеников, а двенадцать неверующих и нелюбящих Иуд», - эта мысль также принадлежит С. Фуделю. В нескольких своих произведениях он пишет о призраке, «двойнике» Церкви, который «совершает в истории страшное дело провокации: создает у людей впечатление, что иной Церкви, кроме него, не существует, что нет на земле больше Христовой правды». Эта попытка подмены, «тьма внутренняя» была всегда (писатель неслучайно вспомнил про Иуду) как «следствие отрыва веры от любви, вероучения от жизни, создания какой-то призрачной, словесной или “символической” веры, не идущей путем подвига любви, путем исполнения заповедей» .
Когда звук колокола плыл к небесам, прохожие невольно замедляли шаги, точно желая идти в такт с этим движением к вечности
И чем дальше, тем страшнее будет наступление темных сил и на Церковь Христову, и на душу человеческую. Надо быть к этому готовым и постоянно вести борьбу со злом внутри себя, а тем самым - и внутри Церкви. В этом поможет замечательная книга С. Фуделя «Путь отцов», где он, по его собственным словам, пытается «дать современному христианину, живущему “в миру”, сборник для чтения по монашеской аскетике, вне которой непонятно то первохристианство, к которому, очевидно, постепенно будет возвращаться ход церковной истории».
Эта мысль - о возвращении к первохристианству - прослеживается почти во всех произведениях писателя. Ему самому довелось пережить времена, подобные первохристианским. Юность С. Фуделя пришлась на годы Октябрьской революции и гражданской войны, о которых он пишет так: «Сейчас тем, кто не пережил этих лет - 1918, 1919, 1920-го, невозможно представить себе нашу тогдашнюю жизнь. Это была жизнь скудости во всем и какой-то великой темноты, среди которой, освещенный своими огнями, плавал свободный корабль Церкви. В России продолжалось старчество, то есть духовное руководство Оптиной пустыни и других монастырей. В Москве не только у отца Алексия Мечёва, но и во многих других храмах началась духовная весна, мы ее видели и ею дышали».
И среди этой великой темноты, освещенный своими огнями, плавал свободный корабль Церкви
А в 1922 году студент философского отделения Московского университета Сергей Фудель был арестован за сопротивление обновленческому расколу (возникшему при содействии новых хозяев страны) и заключен в Бутырской тюрьме. В той самой Бутырке, где некогда служил «тюремным батюшкой» его отец - Иосиф Фудель, поменявший карьеру юриста на священство с благословения Оптинского старца Амвросия. С 1892 года в течение 15 лет, не жалея сил, отец Иосиф окормлял насельников этого «Мертвого дома» - «духовно больных людей и наиболее восприимчивых к духовному свету», как отзывался о них он сам в своем письме к С. Рачинскому. С переменой власти в России качественно изменился и состав заключенных. Для начала в марте 1917 года в связи с амнистией, объявленной правительством Керенского, все они - и политические, и уголовные - были выпущены на свободу. Но прошло совсем немного времени, как тюрьмы стали заполняться другими «преступниками». Читаем у С. Фуделя: «В камере было при мне временами до 5 архиереев и по нескольку священников».
В камере было при мне временами до пяти архиереев и по нескольку священников
Но далеко не со всеми так «церемонились». Согласно статистике гонений на Русскую Православную Церковь в XX веке, составленной Православным Свято-Тихоновским православным университетом (подготовившим и трехтомное издание произведений С.И. Фуделя), только в 1918-1919 годах, в первую волну гонений на Церковь, было расстреляно 15 000 человек. В 1937-1938 годах, когда прокатилась четвертая волна гонений, эта цифра во много раз возросла: около 200 000 репрессий и 100 000 казней. Именно тогда были расстреляны бывшие сокамерники С. Фуделя и его спутники по первой, Зырянской, ссылке: митрополит Казанский Кирилл (Смирнов), архиепископ Астраханский Фаддей (Успенский), архиепископ Владимирский и Суздальский Николай (Добронравов) - все они причислены к лику святых. Уцелевшему же епископу Афанасию (Сахарову) из 33 лет епископства только три довелось руководить своей епархией, остальное время он провел в тюрьмах, лагерях, а в перерыве между лагерями - в ссылках, как он сам говорил: «для некоторого отдыха».
Самого Сергея Иосифовича арестовывали и ссылали трижды. В Зырянском крае он пробыл до 1925 года, затем, в 1932-м, попал в лагеря в Вологодской области, а после Великой Отечественной войны, которую С. Фудель прошел рядовым, воевав и под Сталинградом, его сослали в Красноярский край до 1951 года. За что? За верность Христу. Вероятно, за эту же верность он не был реабилитирован в хрущевскую «оттепель». И поэтому не мог вернуться ни в родную Москву, ни в Загорск (так назывался в советское время Сергиев Посад), где он проживал до войны. По тогдашним законам отбывшие наказание преступники не могли селиться в столице на расстоянии менее 100 километров от нее.
В 1962 году Сергей Иосифович и Вера Максимовна Фудель с благословения своего давнего друга поселились в городе Покрове Владимирской области. Здесь Сергей Иосифович написал большинство своих трудов: «Записки о Литургии и Церкви» (1972-1976), «Свет Церкви», «Соборность Церкви и экуменизм», «Священное Предание», «О церковном пении», «Наследство Достоевского», «Славянофильство и Церковь», «Начало познания Церкви» (об отце Павле Флоренском) и др. Вряд ли он не знал, что при жизни не увидит их изданными. Работу над книгами, судя по всему, Сергей Иосифович воспринимал как свой христианский долг. Рассчитывать на получение за них каких-то денег в советское время было просто смешно. А между тем в деньгах семья Фуделей нуждалась. Нетрудно себе представить, какая ничтожная пенсия была у человека, заработавшего трудовой стаж в лагерях и ссылках. Сергей Иосифович знал семь иностранных языков (английский - блестяще), Вера Максимовна - пять, иногда они подрабатывали переводами для Патриархии. И пели на клиросе в местном храме. Старость, бедность, болезни, постепенно наступавшая слепота, оторванность от детей и близких, проблемы провинциального быта - таковы последние годы жизни Сергея Фуделя. Умер он после тяжелой болезни в марте 1977 года.
Судьба Сергея Иосифовича Фуделя не такая уж редкость для России XX века. Вспомним приведенные выше ужасающие данные. Даже сами враги Христовы не ожидали от ослабленного оскудением веры и любви народа такого огромного числа исповедников - людей, готовых за веру идти на муки и смерть. Именно поэтому богоборцы вместе с силовыми методами борьбы - физическим истреблением пастырей и православного люда, разрушением монастырей и храмов - проводили большую работу по нравственному растлению духовенства и либеральному перерождению Церкви. С. Фудель пишет, что «это есть попытка зла внутренним омертвением тканей церковного тела доказать призрачность его бытия, то есть практически, не на соборах, а на деле доказать ложность догмата о Церкви». И тут же уверяет нас, часто забывающих обетование: «…и врата ада не одолеют ее» (Мф. 16: 18): «Ни темнота истории, ни всё увеличивающаяся темнота церковной действительности не погасят света святой Церкви».
Этой верой в непобедимость Церкви, в реальность, а не аллегоричность ее святости, живущей в реальных людях, наполнены все произведения Сергея Фуделя. Наверное, это и делает их такими светлыми, трогательными до слез и такими убедительными.
14 января 1929 года, 85 лет назад скончался Сергей Александрович Нилус, русский духовный писатель
Сергей Александрович Нилус (9.09.1862-14.01.1929) - русский духовный писатель. По воспоминаниям современника, «это была сильная личность, человек блестящий, талантливый музыкант, художник и писатель. Говорил он необыкновенно интересно, взгляды его были глубоки и оригинальны. Его чисто русская душа - нараспашку, с сердцем восторженным, искренно открытым, была готова любить всякого. Идеализировал он кого только мог, при этом попадался, разочаровывался, но был неисправим. При почти постоянном безденежье он умудрялся проявлять самую широкую щедрость. Вера его была непоколебима».
Родился Сергей Александрович Нилус в небогатой помещичьей семье в Москве. Детство, отрочество, юность будущего писателя проходили в нарастающем отчуждении общества от Церкви. Доброта матери, няни, непрерывно творивших благое ближнему со скромностью, свойственной только христианам, уклад родового имения Золотарёво (Мценский уезд, Орловская губ.) не дали погаснуть в душе неясно сознаваемой любви к Богу.
По окончании гимназии и университета С.А.Нилус несёт службу чиновника в различных местах империи, по выходе в отставку хозяйствует в деревне. Как-то после исповеди в сельском храме у него зародилось стремление испытать себя в духовном творчестве, которое окрепло в Троице-Сергиевой Лавре, у нетленных мощей его небесного покровителя прп. Сергия Радонежского.
Окончательное обращение православного в Православие совершилось, когда, мучимый болезнью, он приехал в Кронштадт к св. отцу Иоанну. Нилус говорил ему о своих скорбях, открывал ему всю свою грешную душу и приносил покаяние во всём, что тяжёлым камнем лежало на сердце. «Это было за всю мою жизнь первое истинное покаяние: впервые я всем существом своим постиг значение духовника как свидетеля этого великого Таинства, свидетеля, сокрушающего благодатью Божией в корне зло греха и гордости человеческого самолюбия. Раскрывать язвы души перед одним Всевидящим и Невидимым Богом не так трудно для человеческой гордости: горделивое сознание не унижает в тайной исповеди перед Всемогущим того, что человеческое ничтожество называет своим "достоинством". Трудно обнаружить себя перед Богом при свидетеле и преодолеть эту трудность, отказаться от своей гордости - это и есть вся суть, вся таинственная, врачующая с помощью Божественной благодати сила исповеди… Не умом я понял совершившееся, а принял его всем существом своим, всем своим таинственным духовным обновлением. Та вера, которая так упорно не давалась моей душе, несмотря на видимое моё обращение у мощей преподобного Сергия, только после моей сердечной исповеди у о. Иоанна занялась во мне ярким пламенем. Я сознал себя и верующим, и православным».
Так, в зрелом возрасте он выбрал стезю духовного писательства. В 1903 г. в свет выходит первая книга Нилуса «Великое в малом», выдержавшая пять изданий. Оптиной Пустыни - «Калужскому Сарову» из шести томов своих сочинений Нилус посвятил четыре. Здесь, на берегу тихой омутистой Жиздры, вместе с женой Еленой Александровной Озеровой (1855-1932), близким по духу человеком, провёл он пять лет… Разбирая богатейший оптинский архив, писатель бережно извлекает из него свидетельства прозорливцев, богомысленных странников и учительных старцев Оптинских. Эти материалы составили двухтомник «На берегу Божьей реки» и книги «Сила Божия и немощь человеческая» и «Святыня под спудом»… В 1905 г. во втором издании своей книги «Великое в малом» Нилус осуществляет публикацию «Сионских протоколов». Публикация этого документа вызвала широкий резонанс в России и міре… В это время он вступил в Союз Русского народа.
После отъезда из Оптиной в мае 1912 г. Нилусы живут на Валдае, где усердием Патриарха Никона был воздвигнут Иверский Богородичный монастырь. Здесь С.А.Нилус продолжает разрабатывать основную тему своего творчества - апокалиптические события грядущего времени. «О том, чему не желают верить и что так близко», - таким эпиграфом он предварил самую провидческую свою книгу «Близ грядущий антихрист и царство диавола на земле» («Близ есть, при дверех»), увидевшую свет в 1911 г. и выдержавшую четыре издания. Последнее, вышедшее в январе 1917 г., было по приказанию Временного правительства почти полностью уничтожено.
Революция застала Нилуса в Малороссии, подвергнув его жесточайшим испытаниям. Было всё: гонения, преследования, обыски, и что ни год, то строже. За чтение его книг расстреливали, но Нилус, укрепясь молитвою, не впадал в уныние, а хранимый Самим Господом, продолжал писать о проявлении Воли Божией - чудотворениях, спасительной силе покаяния, Церкви как водительнице совести. Эти материалы легли в основу второй части книги «На берегу Божьей реки».
Кончина писателя последовала в канун блж. памяти прп. Серафима Саровского, которого Сергей Александрович так чтил и для всенародного почитания которого так много сделал. Погребён С.А.Нилус был возле храма в селе Крутец (в семье настоятеля этого храма о. Василия Смирнова, расстрелянного потом, в 1937 г., прожил он последние годы своей земной жизни) Александровой Слободы. Ныне верными почитателями памяти С.А.Нилуса установлен осьмиконечный крест на могиле этого выдающегося русского духовного писателя.
Александр Николаевич СТРИЖЁВ
- Войдите чтобы оставить комментарии
Комментарии
Люменевая ложка
Старшина роты: Рядовой Иванов! Может ты и был учителем русского языка в школе, а сейчас ты д...мо. Иди и принеси мою люменевую ложку(из солдатского анекдота времен Леонида Брежнева). В книге С.А.Нилуса есть такое определение свободы: Слово «свобода», которое можно толковать разнообразно, мы определяем так: Свобода есть право делать то, что позволяет закон.(С.Нилус,Протоколы собраний сионских мудрецов. Протокол 12). Свобода, как жизнь человека по закону, должна распространяться на всех граждан в равной мере. Не буду говорить о стратегии «20...20», 25 миллионах современных рабочих мест, «майских указах» президента и ответственности вождей за свои слова. Впрочем, если ты уж издал Указ, то предоставь исполнителям средства для его реализации, укажи с чего этот процесс должен начаться и чем завершится. Возьмем к примеру Крестьянскую реформу в Российской империи 1861 года. Любому мало-мальски грамотному мужику тогда было понятно, сколько земли он получит, размеры выкупных платежей и т. д. А из «майских указов» ясно только одно: Президент Путин зачем-то хочет «осчастливить» своих верноподданных россиян. Перед самым Новым годом ГД приняла новый закон о пенсиях. Министры-разработчики этого закона в восторге, а О.Г.Дмитриева его разнесла его «в пух и прах», даже обнаружила в нем арифметические нелепости. Что! Опять повторят известную сентенцию В.Черномырдина или расскажут о неумелом танцоре и ценах на нефть. Однако, вернемся к равнодействию законов. Незадолго до Нового года следственный комитет обнаружил в «фонде развития центра разработки и коммерциализации новых технологий (Фонд «Сколково») какие-то финансовые нарушения и причастность к этому его президента В.Вексельберга. Далее было так. Путин представил широкой публике, в данном случае бизнесменам Южной Кореи, президента «Сколково» как успешного руководителя в сфере Hi-Tech и человека во всех отношениях очень хорошего. Поэтому дело о нарушениях в «Сколково» потеряло актуальность, перспектив не имело и закрыто. (Приблизительно так же «отмазывал» царь-освободитель некоторых своих приближенных). В то же время вскрылись финансовые нарушения сына известной актрисы Л.Максаковой в области продвижения чего-то спортивного. Вскоре она уже беседовала на т/к ТВЦ с Д.Дибровым. И это дело, в котором фигурировало министерство Мутко, также не имело продолжения. Не станут же показывать по телевизору маму преступника. Возникли какие-то проблемы на таможне у самого выдающегося режиссера современности Н.Михалкова с вывозом большой партии бриллиантов, и вот он уже на т/к Россия 24 разъясняет нам смысл послания президента федеральному собранию и особенно подчеркивает гениальность некоторых его положений. Разве контрабандисту доверят комментировать послание президента! Здесь промашка вышла у таможенников. 19 декабря вице-премьер Дагестана Гаджи Махачев, двигаясь с огромной скоростью по Кутузовскому проспекту в Москве, совершил аварию, в результате которой погибли 3 человека. Могло погибнуть два десятка москвичей и более, если бы он врезался в маршрутку или автобус. Я нигде не встретил разбор этого преступления, даже активисты «Синие ведерки» промолчали. А такая езда то же самое, что и стрельба по окнам жилых домов из пулемета по принципу - «на кого бог пошлет». В смысле прав служилой аристократии мы вернулись в средние века. Карамзин пишет, что юный Иван Васильевич любил со свитой бешено скакать по Арбату и давить людей. Правда, историк не уточняет, могли ли себе такое позволить Басманов или князь Вяземский. В наше время не то что «князь», т. е. руководитель региона, а артистишка «погорелого театра» и тот имеет особые преимущества. Примеров «правосудия» и «справедливости» по-российски несть числа не только на федеральном, но и на региональном уровне. Задайте себе вопрос: Смог бы Путин наказать Махачева, если бы он остался жив, угробив при этом 20...30 человек. Ответ очевиден - именно за это наказывать не стал бы. Автор детективов Д.Корецкий в одном из своих романов пишет, что в современной России возможно развалить любое уголовное дело, не только тяжкое, но и самое отвратительное. Только слепой не видит, что возникли два «разбегающихся» мира, две параллельные «вселенные»: мир гоев и мир хозяев жизни. Я человек не кровожадный и не стану подобно чеховскому герою восклицать: В Сибирь, на каторгу, на эшафот. Мне обидно не только за себя, но и державу. Значит, как и раньше будем жить по указке «инстанций». А «инстанции» с законом не дружат. У нас необычное государство. Наш Маленький Капрал, как писал в своё время А.Проханов, возглавил его без своего «Тулона» и «18 брюмера». Президентские полномочия ему вручил Б.Н.Ельцин, которому ну очень, очень нравилось именоваться г-н Президент. Почему? Закончу свой комментарий как и начал - «анекдотом». ...А что случилось с подлодкой «Курск»? Она утонула. P.S. Почему я начал свой комментарий с отрывка из «бородатого» анекдота? Да просто потому, что Президент способен не только изменить нормы русского языка, но и объявить зиму летом. А нам остается только приседать и радоваться. Ку-у.
Сергей Александрович Нилус (25.8.1862–1/14.1.1929) – русский духовный писатель. По воспоминаниям современника, «это была сильная личность, человек блестящий, талантливый музыкант, художник и писатель. Говорил он необыкновенно интересно, взгляды его были глубоки и оригинальны. Его чисто русская душа – нараспашку, с сердцем восторженным, искренно открытым, была готова любить всякого. Идеализировал он кого только мог, при этом попадался, разочаровывался, но был неисправим. При почти постоянном безденежье он умудрялся проявлять самую широкую щедрость. Вера его была непоколебима». Сергей Александрович был высокого роста, очень представительный, с большой окладистой бородой и сильной проседью, с выразительными карими глазами. Дома он носил русскую рубашку и высокие сапоги и, несмотря на скромную эту крестьянскую одежду, походил типом на русского боярина.
Родился Нилус в небогатой помещичьей семье в Москве. Детство, отрочество, юность будущего писателя проходили в нарастающем отчуждении общества от церкви. Доброта матери, няни, непрерывно творивших благое ближнему со скромностью, свойственной только христианам, уклад родового имения Золотарево (Мценский у., Орловская губ.) не дали погаснуть в душе неясно сознаваемой любви к Богу.
По окончании гимназии и университета С.А. Нилус несет службу чиновника в различных местах Империи, по выходе в отставку хозяйствует в деревне. Как-то после исповеди в сельском храме у него зародилось стремление испытать себя в духовном творчестве, которое окрепло в Троице-Сергиевой лавре, у нетленных мощей его небесного покровителя прп. Сергия Радонежского.
Окончательное обращение православного в Православие совершилось, когда, мучимый болезнью, он приехал в Кронштадт к св. отцу Иоанну. Нилус говорил ему о своих скорбях, открывал ему всю свою грешную душу и приносил покаяние во всем, что тяжелым камнем лежало на сердце. «Это было за всю мою жизнь первое истинное покаяние: впервые я всем существом своим постиг значение духовника как свидетеля этого великого Таинства, свидетеля, сокрушающего благодатью Божией в корне зло греха и гордости человеческого самолюбия. Раскрывать язвы души перед одним Всевидящим и Невидимым Богом не так трудно для человеческой гордости: горделивое сознание не унижает в тайной исповеди перед Всемогущим того, что человеческое ничтожество называет своим «достоинством». Трудно обнаружить себя перед Богом при свидетеле, и преодолеть эту трудность, отказаться от своей гордости – это и есть вся суть, вся таинственная, врачующая с помощью Божественной благодати сила исповеди… Не умом я понял совершившееся, а принял его всем существом своим, всем своим таинственным духовным обновлением. Та вера, которая так упорно не давалась моей душе, несмотря на видимое мое обращение у мощей преподобного Сергия, только после моей сердечной исповеди у о. Иоанна занялась во мне ярким пламенем. Я сознал себя и верующим, и православным».
Так, в зрелом возрасте он выбрал стезю духовного писательства. В 1903 г. в свет выходит первая книга Нилуса «Великое в малом», выдержавшая пять изданий. «О, благословенная моя Оптина!» Ей, «Калужскому Сарову», из шести томов своих сочинений Нилус посвятил четыре. Здесь, на берегу тихой омутистой Жиздры, вместе с женой Еленой Александровной Озеровой (1855-1932), близким по духу человеком, провел он пять лет… Разбирая богатейший оптинский архив, писатель бережно извлекает из него свидетельства прозорливцев, богомысленных странников и учительных старцев Оптинских. Эти материалы составили два тома – «На берегу Божьей реки» и книги «Сила Божия и немощь человеческая» и «Святыня под спудом»… В 1905 г. во 2-м изд. своей книги “Великое в малом” Нилус осуществляет публикацию «Сионских протоколов». Публикация этого документа вызвала широкий резонанс в России и міре… В это время он вступил в Союз Русского народа.
После отъезда из Оптиной в мае 1912 г. Нилусы живут на Валдае, где усердием Патриарха Никона был воздвигнут Иверский Богородичный монастырь. Здесь С.А. Нилус продолжает разрабатывать основную тему своего творчества – апокалиптические события грядущего времени. «О том, чему не желают верить и что так близко», – таким эпиграфом он предварил самую провидческую свою книгу “Близ грядущий антихрист и царство диавола на земле” (“Близ есть, при дверех”), увидевшую свет в 1911 г. и выдержавшую четыре издания. Последнее, предпринятое в январе 1917 г., было по приказанию Временного правительства почти полностью уничтожено.
Революция застала Нилуса в Малороссии, подвергнув его жесточайшим испытаниям. Было все: гонения, преследования, обыски, и что ни год, то строже. За чтение его книг расстреливали, но Нилус, укрепясь молитвою, не впадал в уныние, а хранимый Самим Господом, продолжал писать о проявлении Воли Божией – о чудотворениях, о спасительной силе покаяния, о Церкви как водительнице совести. Эти материалы легли в основу второй части книги «На берегу Божьей реки».
[Отметим также, что благодаря Нилусу увидели свет знаменитые запискиН.А. Мотовилова о его встречах и беседах с прп. Серафимом Саровским, передающие также его пророчества о будущем России. Важно знать и тот факт, что С.А. Нилус не признал «Декларацию» митрополита Сергия Страгородского от 29.7.1927 о лояльности большевицкой власти. –Ред. «РИ» ]
Кончина писателя последовала в канун блж. памяти прп. Серафима Саровского, которого Сергей Александрович так чтил и для всенародного почитания которого так много сделал. Погребен С.А. Нилус был возле храма в селе Крутец (в семье настоятеля этого храма о. Василия Смирнова, расстрелянного потом в 1937 г., прожил он последние годы своей земной жизни) Александровой Слободы. Ныне верными почитателями памяти С.А. Нилуса установлен осьмиконечный крест на могиле этого выдающегося русского духовного писателя.
А.Н. Стрижев (в сокращении)
http://rus-sky.org/
+ + +
В среде неправославной С.А. Нилус известен в основном как публикатор «Протоколов сионских мудрецов» (хотя он был не первым, кто их напечатал). С научной точки зрения, текст этот сомнительного происхождения (найдены предшествовавшие текстуально совпадающие публикации, не имевшие отношения к евреям; да и подлинным заговорщикам нет необходимости столь цинично излагать на бумаге программу своего преступного заговора – даже если текст этот вполне соответствует наблюдаемой нами действительности).
Однако совпадение описанных «планов» с реальностью было настолько впечатляющим, что многие искренне воспринимали «Протоколы» как подлинный документ — и потому он сыграл огромную роль, особенно как объяснение Великой войны и революции в России. Евреи до сих пор всячески стараются изъять «Протоколы» из библиотек во всем міре как опасную книгу – как будто этим можно заставить людей закрыть глаза на историческую реальность. По нашему убеждению, здесь именно обратная причинная зависимость: не «тайна беззакония» ширится в мiре, потому что так запланировано в «Протоколах сионских мудрецов», а наоборот: «Протоколы» очень близко к истине отражают это развитие и методы «тайны беззакония» в жанре своеобразной антиутопии (что очевидно также на основании психологического и филологического анализа текста).
Печатные труды Карташев Антон Владимирович (1875–1960) Печатные труды Коялович Михаил Осипович (1828–1891) Печатные труды Литература о жизни и деятельности Печатные труды Лебедев Алексей Петрович (1845–1908) Печатные труды Литература о жизни и деятельности Макарий (Булгаков Михаил Петрович) (1816–1882) Печатные труды Литература о жизни и деятельности Николаевский Павел Федорович (1841–1899) Печатные труды Литература о жизни и деятельности Никольский Николай Константинович (1863–1936) Печатные труды Редактирование Литература о жизни и деятельности Порфирий (Успенский Константин Александрович) (1804–1885) Печатные труды Переводы, составительство Рункевич Степан Григорьевич (1867-?) Печатные труды Составительство, редактирование Смирнов Петр Семенович (1861 – после 1917) Печатные труды Сулоцкий Александр Иванович (1812–1884) Печатные труды Литература о жизни и деятельности Троицкий Иван Егорович (1832–1901) Печатные труды Составительство Филарет (Гумиилевский Димитрий Григорьевич) (1805 – 1866) Печатные труды Переводы Литература о жизни и деятельности Чельцов Иван Васильевич (1828–1878) Печатные труды Составительство, редактирование, переводы Литература о жизни и деятельности Чистович Иларион Алексеевич (1828–1898) Печатные труды Литература о жизни и деятельности Библеисты Амфилохий (Казанский-Сергиевский Павел Иванович) (1818–1893) Печатные труды Богородский Яков Алексеевич (1841–1919) Печатные труды Богословский Михаил Иванович (1844–1915) Печатные труды Литература о жизни и деятельности Богословский Михаил Измаилович (ум. 1884). Печатные труды Бухарев Александр Матвеевич (1824–1871) Печатные труды Литература о жизни и деятельности Василий (Димитрий Иванович Богдашевский) (1861 – 1933) Печатные труды Переводы Литература о жизни и деятельности Виталий (Гречулевич Василий Васильевич) (1822–1885) Печатные труды Литература о жизни и деятельности Властов Георгий Константинович (1827–1899) Печатные труды Переводы Воскресенский Григорий Александрович (1849–1918) Печатные труды Глаголев Александр Александрович (1872–1929) Печатные труды Глубоковский Николай Никанорович (1863–1937) Печатные труды Издание, переводы Литература о жизни и деятельности Евсеев Иван Евсеевич (1868–1921) Печатные труды Литература о жизни и деятельности Елеонский Николай Александрович (1843–1910) Печатные труды Литература о жизни и деятельности Елеонский Федор Герасимович (1836–1906) Печатные труды Ириней (Орда Харисим Михайлович) (1837–1904) Печатные труды Переводы Литература о жизни и деятельности Корсунский Иван Николаевич (1849–1899) Печатные труды Литература о жизни и деятельности Ловягин Евграф Иванович (1822–1909) Печатные труды Переводы, издание Литература о жизни и деятельности Лопухин Александр Павлович (1852–1904) Печатные труды Переводы, издание, редакция Литература о жизни и деятельности Михаил (Лузин Матвей Иванович) (1830–1887) Печатные труды Перевод Литература о жизни и деятельности Михайлов Александр Васильевич (1859–1927) Печатные труды Муретов Митрофан Дмитриевич (1850–1917) Печатные труды Переводы Литература о жизни и деятельности Мышцын Василий Ннклнорович (1866–1936) Печатные труды Олесницкий Аким Алексеевич (1842–1907) Печатные труды Переводы, редакция Литература о жизни и деятельности Павский Герасим Петрович (1787–1863) Печатные труды Переводы Литература о жизни, и деятельности Полотебнов Андрей Григорьевич (1843–1906) Печатные труды Савваитов Павел Иванович (1815–1895) Печатные труды Издания, редакция Смирнов Андрей Петрович (1843–1896) Печатные труды Литература о жизни и деятельности Сольский Стефан Михайлович (1835–1900) Печатные труды Литература о жизни и деятельности Феофан Затворник (Говоров Георгий Васильевич) (1815–1894) Печатные труды Литература о жизни и деятельности Филарет Дроздов (Дроздов Василий Михайлович) (1782–1867) Печатные труды Переводы Литература о жизни и деятельности Юнгеров Павел Александрович (1856–1921) Печатные труды Литература о жизни и деятельности Якимов Иван Степанович (1847–1885) Печатные труды Литература о жизни и деятельностиПредисловие
В настоящее время во всех областях знания все более развиваются источниковедение и библиография, поэтому появление биобиблиографического указателя трудов русских историков Церкви сегодня весьма актуально.
Первые попытки ввести церковно-историческую науку в русских духовных школах относятся к началу XVIII века. В 1760-х и 1770-х годах митрополит Платон (Левшин) предпринимает попытку ввести церковную историю в круг наук Троицкой семинарии. Ему удалось открыть факультативные курсы по истории для семинаристов. В 1786 году вышел указ Святейшего Синода, по которому предписывалось обязательное преподавание «церковной истории с показанием главных эпох». Можно сказать, что благодаря этому указу появился первый русский церковный историк-архиепископ Мефодий (Смирнов). В 1805 году был издан его труд по истории Церкви первых трех веков. Книга, написанная на латинском языке, была введена в качестве учебника в Славяно-греко-латинской академии. Кроме того, в 1805 году выходит также «Краткая церковная российская история» митрополита Платона – первая церковная история на русском языке. Эпоху в развитии церковно-исторической науки в России составляет Устав духовных семинарий и академий 1814 года. С этого времени церковная история как наука получила более прочное положение среди других богословских наук. В 1816 году издается «Начертание церковно-библейской истории в пользу духовного юношества» архимандрита (впоследствии митрополита) Филарета (Дроздова), а в 1817 году – сочинение архимандрита «Начертание церковной истории от библейских времен до XVIII века» в двух томах.
Прочное начало развитию русской церковно-исторической науки в первой половине XIX века положили митрополит Евгений (Болховитинов), епископ Амвросий (Орнатский), архиепископ Филарет (Гумилевский), профессор-протоиерей Александр Васильевич Горский, епископ Порфирий (Успенский). Ими был привлечен огромный новый фактический материал, можно сказать, что их труды имеют основополагающее значение для развития отечественной церковно-исторической науки. «Историк Церкви, – писал архиепископ Филарет, – преимущественно должен быть верен правде, а для сего должен быть истинным христианином. Пересматривая источники, он должен смотреть на их сведения не по духу своего времени, но так, как требуют обстоятельства того времени, как требует правда истории и Евангелия. только во Христе». Большое влияние на повышение интереса студентов Московской Духовной Академии к церковной истории оказал протоиерей Александр Васильевич Горский. «Опытный наставник, – писал он, – может пожелать от занимающихся наукой церковно-исторической. В Академии не знания ее во всех подробностях, что невозможно, но чтобы учащийся знал сущность науки, источники, из которых должно почерпать сведения, метод правильный... Верх желаний для наставника – если он успеет возбудить в своих учениках любовь к науке и желание самому основательно изучать ее». Одними из лучших его учеников были Евгений Евсигнеевич Голубинский и Петр Симонович Казанский.
Большое значение для развития церковно-исторической науки имел новый Устав духовных школ 1869 года. По словам А.П. Лебедева, «день появления в свет этого Устава можно считать днем действительного нарождения церковно-исторической науки у нас в России, с этого времени церковно-историческая наука вышла за стены учебных заведений и сделалась явлением общественного значения». Этот Устав носит название «Макарьевский», поскольку инициатором и главным редактором его был митрополит Макарий (Булгаков), перу которого принадлежит грандиозный труд – двенадцатитомная «История Русской Церкви». В русской церковной историографии митрополит Макарий занимает одно из самых главных мест. В «Кратком историко-критическом очерке систематической обработки русской церковной истории» отмечается, что «выдающееся достоинство монументального творения митрополита Макария – это его чрезвычайная фактическая полнота, благодаря которой оно представляет для историков Русской Церкви такую же сокровищницу всякого знания, какой является «История» С.М. Соловьева для историков гражданских». Нужно отметить, что несколько ранее, в 1863 году, появился новый Устав и для университетов. По этому Уставу впервые в круг предметов преподавания на историко-филологическом факультете внесена история Церкви.
Устав 1869 года стимулировал ученую деятельность профессоров и наставников, а также признавал необходимость специализации. В духовных академиях создаются отделения, в том числе церковно-исторические. В Петербургской Духовной Академии ими заведовали И.В. Чельцов и М.О. Коялович.
Почетное имя в церковно-исторической науке создало П.В. Знаменскому его «руководство к русской церковной истории». По этому руководству училось не одно поколение семинаристов. «Церковные историки, – писал Петр Васильевич, – должны идти по новой чисто исторической научной дороге. Пора уже понять, что история Церкви состоит вовсе не в рассказе о том, кто и когда преподавал народу православный Катехизис или какие правила и законы передала Византийская в Россию, а в том, в каких формах усвоено преподанное учение народом, как привились церковные правила и законы к складу его жизни».
В 1884 году появляется новый академический Устав, по которому наряду с высшей ученой академической степенью доктора богословия была учреждена степень доктора церковной истории.
Последняя четверть XIX века и первые десятилетия XX века дали целый сонм имен выдающихся ученых – историков Церкви. Это прежде всего И.Е. Троицкий, В.В. Болотов, A.M. Иванцов-Платонов, П.Ф. Николаевский, А.П. Лебедев, Н.Ф. Каптерев, А.И. Бриллиантов, С.Г. Рункевич, Н.К. Никольский. «К церковному историку, – писал А.И. Бриллиантов, – по самому существу разрабатываемого им предмета предъявляются требования в известном смысле высшие, нежели какие могут быть предъявлены по отношению к историку гражданскому. Церковный историк не может излагать историю Церкви, не будучи в то же время богословом. Основательное знание догмы для него, безусловно, обязательно потому, что история догмы есть важнейшая часть истории Церкви».
Надеюсь, что настоящий биобиблиографический указатель будет с интересом встречен широким кругом читателей и окажет практическую помощь преподавателям и учащимся духовных семинарий и академий, библиотекарям и всем, интересующимся историей и культурой нашего Отечества. По словам профессора A.M. Иванцова-Платонова, «собственные занятия церковно-исторической наукой, без сомнения, могут сообщить молодому ученому значительный запас богословских сведений вообще и образовать в нем привычку обращаться мыслию в этом кругу».
Выражаю благодарность сотрудникам Российской государственной библиотеки и Новоспасского монастыря, потрудившимся над составлением и изданием настоящего биобиблиографического указателя, который составит существенное дополнение к двум справочникам-указателям «История Русской Православной Церкви в документах региональных и федеральных архивов России», изданным Новоспасским монастырем.
Алексий, епископ Орехово-Зуевский, наместник Новоспасского монастыря
От составителей
Впервые подготовлен биобиблиографический указатель, в котором учтены труды наиболее выдающихся русских историков Церкви с XVIII до начала XX века.
Составители ставили своей целью по возможности полно представить работы авторов-богословов: в указатель включены первые издания, различные переиздания работ, оттиски из журналов и книг, а в некоторых случаях и вырезки, если не было выявлено самостоятельного отдельного издания. Библиография трудов автора дана в алфавитном порядке. Сплошной алфавитный ряд работ каждого автора имеет подразделы: оригинальные авторские сочинения, далее работы того же автора как составителя, редактора или переводчика.
Библиографическому перечню трудов автора предшествует биографическая справка о писателе; в конце перечня приводится литература, посвященная жизни и творчеству писателя. При составлении библиографии использовались каталоги и картотеки Российской государственной библиотеки, Критико-биографический словарь русских писателей и ученых С.А. Венгерова, Полный православный богословский энциклопедический словарь. Русский биографический словарь, Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, печатные каталоги книжных магазинов и другие справочно-библиографические пособия и словари.
Сокращение слов осуществлено в соответствии с ГОСТами. Однако в тех случаях, когда сокращение слов невозможно было сделать в соответствии с ГОСТами, сохранялись сокращения, указанные в произведениях.
Выражаем надежду, что издание будет с интересом встречено общественностью и широким кругом читателей и окажет практическую помощь современным ученым-богословам, историкам, преподавателям духовных академий и семинарий, библиографам и библиотекарям.
А.С. Чистякова (РГБ)
О.В. Курочкана (Новоспасский монастырь)
Замечания и предложения по биобиблиографическому указателю просим направлять по адресу: 101000, Москва, ул. Воздвиженка, 3. Российская государственная библиотека. Отдел каталогизации и алфавитных каталогов.
Историки Церкви
Предисловие
Научное изучение Библии началось в России сравнительно поздно. В 1751 году из печати вышла исправленная Библия, так называемая «Елизаветинская Библия», что вызвало появление ряда библиологических трудов. Главными тружениками на этом поприще были наставники и преподаватели Московской славяно-греко-латинской академии. Ректор Академии архимандрит Феофилакт (Горский, † 1788), впоследствии епископ Коломенский, составил «Гармонию и толкование на все Священное Писание », архимандрит Аполлос (Байбаков, † 1801), впоследствии епископ Орловский, также будучи ректором, в 1785–1787 годах издал толкования на Послания Апостола Павла. Ректор Академии архимандрит Гавриил (Петров, 11801), впоследствии митрополит Новгородский и Санкт-Петербургский, составил толкования на все Соборные Послания (изд. 1794 г.), за исключением 1-го Послания Апостола Петра, изъясненного префектом Академии, впоследствии архиепископом Тверским Тихоном (Малининым, Н793). Архимандрит, впоследствии архиепископ Псковский Мефодий (Смирнов, † 1815), в бытность ректором Академии составил толкование на Послания Апостола Павла к римлянам, выдержавшее три издания (1794, 1799, 1815); в конце книги также прилагалась карта всех географических мест, упоминаемых в Новом Завете. «Именно влиянию этих мужей, знатоков и любителей Библии, надобно приписать первый сильный толчок к движению и довольно быстрому развитию научного изучения и толкования Библии», – писал епископ Михаил (Лузин).
В 1786 году в Академии было введено публичное толкование воскресных Евангелий, а в 1798 году герменевтика была введена в академический курс как отдельная дисциплина.
Огромную роль в развитии русской библеистики сыграл митрополит Платон (Левшин,† 1812). Будучи ректором Троице-Сергиевой семинарии, он ввел там систематические занятия по Священному Писанию и сформулировал восемь герменевтических правил, которые требовали, прежде всего, «открыть буквальный смысл», предостерегали от натяжек и поисков «таинственного смысла там, где оного нет», рекомендовали «для разумения темных мест сводить места параллельные, не забывать при толковании выводить и нравоучения, оттуда следующие, пророков толкуя, показывать, когда их пророчества исполнялись», а также определяли приемы для разрешения кажущихся противоречий.
В Московской Академии было также положено начало составлению руководств к изучению книг Священного Писания . Архимандрит Амвросий (Подобедов, † 1818), впоследствии митрополит Новгородский и Санкт-Петербургский, будучи ректором Академии, составил «Руководство к чтению Священного Писания Ветхого и Нового Завета». Эта книга, впервые изданная в 1799 году, затем неоднократно переиздавалась в 1803, 1811 и 1823 годах.
С преобразованием Петербургской и Казанской семинарий по положению 1797 года определено было в этих заведениях «читать Священное Писание с объяснением труднейших мест, толковать публично по воскресным дням перед литургией Апостольские Послания по правилам герменевтики с присоединением нравоучений». Ректором Петербургской Академии архимандритом Антонием (Знаменским, † 1824) в 1806 году была издана «Герменевтика», составленная по западным руководствам, П.Б. Вигилянским, наставником Академии, была выпущена книга «Опыт священной географии с картами для употребления в духовных училищах» (изд. 1808 г.). Под влиянием новых требований архимандритом Иринеем (Фальковским, † 1823), ректором Киевской Духовной Академии, были составлены толкования на все Апостольские Послания. Более всех потрудился архиепископ Псковский Ириней (Клементьевский, † 1818), который в Ростовской семинарии, по примеру Московской Академии, открыл публичные чтения по изъяснению Слова Божия. Его толкования Пророческих книг в шести частях (изд. 1804, 1809, 1816 гг.) отличаются научным уровнем, в особенности толкование на Псалмы (изд. 1791, 1807, 1814 гг.). В Казанской Академии с греческого языка были переведены толкования воскресных Евангелий с нравоучительными беседами (изд. 1804 г.), составленные Никифором Феотоки ( 1799), архиепископом Астраханским. Ректором Казанской Академии архимандритом Сильвестром (Лебединским,† 1808), впоследствии архиепископом Астраханским, был составлен «Приточник Евангельский» (изд. 1796 г.), представляющий собой свод лучших отеческих толкований на притчи Христовы.
Феоктистом (Мочульским,†1818), архиепископом Курским, написана книга «Драхма от сокровища Божественных Писаний Ветхого и Нового Завета, то есть сокращение правил при чтении Священного Писания к знанию потребных» (изд. 1809 г.). Священником Иоанном Сидоровским (1795) напечатаны «Изъяснения воскресных и праздничных Евангелий» (изд. 1784, 1804, 1805 гг.), протоиереем придворной церкви Иоанном Красовским (1811) – «Опыт соглашения четырех Евангелистов во всех повествованиях о Господе нашем Иисусе Христе», Архимандритом Новоспасского монастыря Симоном (Лаговым,†1804), впоследствии архиепископом Костромским, были составлены толкования на Новый Завет, оставшиеся, к сожалению, в рукописи.
В первой половине XIX века в периодических изданиях, открытых при высших духовно-учебных заведениях, печатались изъяснения на отдельные места Священного Писания . В журнале «Христианское чтение», основанном в 1821 году, в первые годы было помещено множество толкований на отдельные места из Ветхозаветных книг, в «Воскресном чтении», основанном в 1837 году, изъяснены многие важнейшие места из Новозаветных книг. Нередко в журналах помещались и отдельные библиографические исследования о книгах Священного Писания.
В 1858 году возобновился перевод Священного Писания на русский язык, прерванный в связи с закрытием в 1826 году Библейского общества. Труд перевода был распределен между четырьмя духовными академиями. В 1860 году вышел новый перевод Евангелия, в 1862 году – Апостол и Апокалипсис, в 1868 году из печати вышло Пятокнижие, а в 1876 году появилась в одном томе первая полная русская Библия. Благотворное влияние на развитие Библейской науки произвел и новый академический Устав 1869 года, по которому значительно расширилась программа преподавания Священного Писания, повысились требования к преподавателям. Новым Уставом предусматривалось учреждение особой кафедры Библейской истории и введение в академический курс преподавания Библейской археологии, а по следующему академическому Уставу 1884 года Библейская история была введена в круг общеобязательных наук. Соответственно увеличилось и число лиц, трудящихся над изучением Библии, чему также способствовало учреждение поощрительных премий за ученые богословские сочинения. «Благодаря этим условиям, возникшим во второй половине минувшего столетия, отечественная Библейская наука ожила и развилась в зеленеющее многоветвистое дерево, принесшее уже много полезных плодов, знать которые не только полезно, но и необходимо для деятелей нового столетия», – писал Ф.Г. Елеонский в 1901 году.
Русскими библеистами написано множество исследований по всем отраслям Библейской науки, а также предприняты общие комментарии Библии . Было выпущено пятнадцать изданий «Симфонии» на книги Ветхого и Нового Завета, «Иллюстрированная полная Библейская энциклопедия» архимандрита Никифора, «Библейский богословский словарь» протоиерея В. Михайловского, «Библейский словарь, содержащий Библейскую пропедевтику, историю, географию, древности, хронологию и проч.» А. Верховского, «Опыт Библейского словаря собственных имен» протоиерея П. Солярского (пять томов), «Библейский биографический словарь» Ф. Яцкевича и П. Благовещенского (четыре тома), «Справочный и объяснительный словарь к Новому Завету», «Справочный и объяснительный словарь к Псалтири» П.А. Гильтебрандта.
Биобиблиографический указатель «Русские писатели-богословы. Исследователи и толкователи Священного Писания » подготовлен Отделом каталогизации и алфавитных каталогов Российской государственной библиотеки совместно с издательством Новоспасского монастыря.
Составители ставили своей целью по возможности полно представить труды тридцати трех отечественных богословов, внесших большой вклад в дело изучения Библии . Библиографическому перечню предшествует биографическая справка, в конце перечня приводится литература, посвященная жизни и творчеству писателя. Библиография дана в алфавитном порядке.
При работе над Указателем использовались картотеки и каталоги Российской государственной библиотеки, «Православная Богословская энциклопедия» и энциклопедические словари, «Русский биографический словарь» и сборники биографий, «Словарь по библиологии», составленный протоиереем Александром Менем (МДА, машинопись, до буквы «П»), труд митрополита Мануила (Лемешевского) «Русские православные иерархи 1897–1965 годов» (машинопись, пять томов), работа священника В.В. Воронцова «Русские толкователи и авторы трудов по Священному Писанию в XIX веке и в начале настоящего столетия», изданная в дополнении к русскому переводу книги Ф. Вигуру «Руководство к чтению и изучению Библии» (М., 1916), книга В.К Степанова «Материалы к указателю русской духовной литературы. 1801–1992» (М., 1994), печатные каталоги библиотек и книжных магазинов и другие справочно-библиографические пособия.
При составлении данного выпуска большое внимание уделялось публикациям авторов в журналах, поскольку многие важные труды по изучению Библии, увидев свет на страницах периодики, не выпускались отдельными изданиями. Были изучены работы: И.С. Знаменского «Систематический указатель статей, находящихся в разных духовных журналах и Епархиальных ведомостях по предмету Священного Писания Ветхого и Нового Завета. В двух частях» (Казань, 1880–1882), П. Карпова «Систематический указатель статей по основному, догматическому и сравнительному богословию» (СПб., 1888), а также указатели к журналам «Богословский вестник», «Христианское чтение», «Труды Киевской Духовной Академии», «Странник» и другие.
Сокращения слов осуществлено в соответствии с ГОСТами, «Библиография, или основательное познание о книгах, составляет существенную часть народного просвещения, не только показывает состояние и постепенное распространение наук вообще, но образует вкус к хорошим сочинениям», – писал в начале XIX века автор «Опыта российской библиографии» B.C. Сопиков.
Составители посвящают настоящий труд, выходящий в свет в преддверии 2000-летия Рождества Христова, светлой памяти богослова-источниковеда архимандрита Иннокентия (Просвирнина,† 12 июля 1994 года).
О. В. Курочкина
Благодаря резкому повышению уровня образования духовенства в XVIII-XIX столетиях, благодаря возрождению монашеской жизни в XIX веке, а также в целом благодаря количественному и качественному росту Церкви синодальный период стал временем расцвета русского православного богословия. В этот период было создано множество оригинальных произведений богословского и нравственно-аскетического характера. Если в начале синодальной эпохи православное богословие, из-за определяющего влияния киевской школы и ее выпускников, находилось в плену у западных схоластических схем, то в течение XVIII и особенно в XIX веке эта зависимость была в значительной степени преодолена. Среди наиболее ярких духовных писателей XVIII века следует выделить святителей Димитрия Ростовского и Тихона Задонского, а в XIX веке — святителей Филарета Московского, Игнатия (Брянчанинова), Феофана Затворника и святого праведного Иоанна Кронштадтского.
Святитель Димитрий Ростовский (1651-1709) жил в период, когда влияние Киевской академии было наиболее сильным, он и сам был ее выпускником. Главным трудом его жизни были «Четьи-Минеи», содержащие жития святых на каждый день года: эти жития святитель составлял преимущественно на основе латинских и польских источников. Перу святителя принадлежит большое количество оригинальных сочинений, таких как «Руно орошенное», посвященное чудесам Черниговской Ильинской иконы Божией Матери, «Розыск о раскольничьей брынской вере» против раскольников, «Рассуждение об образе Божием и подобии в человеке» против отказывавшихся брить бороды по приказу Петра I, «Диа-риум» (дневник) на украинском языке. Проповеди святителя Димитрия, посвященные церковным праздникам и памятным датам, принадлежат к замечательным образцам церковно-риторического искусства в традициях Киевской академии. Многие сочинения святителя имеют нравоучительный характер: среди них пользовавшийся большой популярностью «Алфавит духовный», в котором в алфавитном порядке расположены поучения по основным вопросам веры. Святитель был автором произведений для театра и религиозных стихотворений, написанных силлабическим слогом.
Время жизни святителя Димитрия совпало с тем периодом истории Русской Церкви, когда произошел «разрыв между богословием и благочестием, между богословской ученостью и молитвенным богомыслием, между богословской школой и церковной жизнью». Все более заметным становилось расхождение между академической и монашеской традициями: богословие приобретало «школьные» черты, отрывалось от реальной религиозной жизни, а благочестие становилось все менее ориентированным на богословие. Тем не менее святитель Димитрий, помимо киевской учености, впитал в себя также дух исконного монашеского благочестия, сохранявшийся в российских монастырях. Святитель много писал о молитве, о внутренней жизни, о духовном опыте. Лейтмотивом трактата «О молитве человека, уединившегося в клети сердца своего» является противопоставление внутреннего внешнему — как в самом человеке и в способах его обучения, так и в молитве:
Человек бывает двоякий: внешний и внутренний, плотский и духовный... Обучение тоже бывает двоякое — внешнее и внутреннее: внешнее в книгах, внутреннее в богомышлении; внешнее в любви к мудрости, внутреннее в любви к Богу; внешнее в витийствованиях, внутреннее в молитвах; внешнее в остроумии, внутреннее в теплоте духа... Молитва также бывает двоякая — внешняя и внутренняя: явно творимая и тайно, соборная и бываемая наедине, должная и произвольная... Первая произносится вслух устами и голосом, вторая же — только умом. Первая произносится стоя, вторая же не только стоя или ходя, но и на одре почивая, словом, всегда, когда бы ни случилось возвести ум свой к Богу... Внутренняя молитва... не требует ни уст, ни книги, ни употребления движений языка, ни гортанного гласа... но только возведения к Богу ума и самоуглубления, что возможно делать и на всяком месте.
Святитель Тихон Задонский (1724-1783) был представителем сложившегося в XVIII веке класса «ученого монашества»: последовательно пройдя через ряд начальственных должностей в духовных учебных заведениях, он в неполные сорок лет получил архиерейскую кафедру. Однако стремление к подвижнической жизни заставило его подать прошение об увольнении на покой и уединиться в Задонском монастыре, где он и написал свои основные сочинения. Все эти сочинения свидетельствуют о глубокой укорененности святителя в восточнохристианском святоотеческом предании, несмотря на то что влияние Запада в них тоже достаточно ощутимо. Стиль сочинений Тихона Задонского — безыскусный и назидательный, рассчитанный на простого читателя. В книге под названием «Сокровище духовное, от мира собираемое» святитель приводит различные явления видимого мира в качестве примера христианских добродетелей или пороков:
Христиане во Святом Писании овцами называются потому, что между христианами и овцами немалое имеется сходство. Овцы никакому скоту не делают обиды: тако христиане никого не обиждают... В овцах примечается кротость и терпение; когда стригут их, молчат: тако христиане суть смирении, кротки и терпеливи... Овцы пастухам своим послушливы: тако христиане Пастырю и Господу своему Иисусу Христу показуют послушание... Видишь, христианине, свойства овец Христовых, истинных христиан! Разсуж-дай себе, надлежиши ли ты до благословенного стада сего... Козлищам злыи люди уподобляются. Ибо немалое сходство между козлищами и злыми людьми. Козлища почти всякой скот рогами своими бодут и обиждают: тако злыи люди всякому человеку... делают обиду... Козлища особливый некий издают смрад: тако злыи люди смердят злонравием и беззаконным житием.
Главный труд святителя — «Об истинном христианстве» — представляет собой пространное и последовательное изложение христианской нравственности. Заглавие труда заимствовано из одноименного произведения немецкого духовного писателя Иоганна Арндта, и некоторые главы (например, «О почитании страстей Христовых») отмечены влиянием католической мистики. В книге отсутствуют ссылки на святоотеческую литературу, зато она от начала до конца пересыпана цитатами из Библии. Святитель придавал чтению Библии особое значение. Не случайно начальные главы первого и второго томов книги «Об истинном христианстве» посвящены необходимости чтения Библии и Евангелия. В эпоху, когда еще не существовало русского перевода Библии и простой народ слышал Писание лишь в церкви за богослужением, святитель Тихон призывал к ежедневному домашнему чтению Библии, которое считал основой духовной жизни христианина.
Крупнейшим духовным писателем второй и третьей четверти XIX века был святитель Филарет Московский, об архипастырском служении которого говорилось выше. Филарет был не только великим иерархом, выдающимся проповедником и церковно-общественным деятелем; он был еще и крупным богословом, обладавшим обширными познаниями в библеистике, патристике, церковной истории и других науках. Первым значительным сочинением Филарета были «Записки, руководствующие к основательному разумению книги Бытия», в которых он обнаруживает знакомство не только со святоотеческими толкованиями на Священное Писание, но и с данными библейской критики. «Разговоры между испытующим и уверенным о Православии Восточной Греко-Российской Церкви» посвящены изложению основных различий между Православием и западными исповеданиями. «Пространный катехизис Православной кафолической Восточной Греко-Российской Церкви», составленный Филаретом, имел значение в качестве официального краткого введения в вероучение Православной Церкви, хотя и не был вполне свободен от влияния латинской схоластики, сказавшегося как в его форме, так и в его содержании. Большую ценность представляет «Собрание мнений и отзывов» святителя Филарета, содержащее его резолюции, заметки и донесения по различным вопросам богословского, церковно-исторического, общественного и политического характера. Обширная переписка святителя проливает свет на многие аспекты его богословского и нравственного учения.
Однако основную и наиболее значительную часть литературного наследия святителя Филарета составляют проповеди, издававшиеся при его жизни в христианских журналах и собранные в пяти томах под общим названием «Слова и речи». В этих проповедях раскрывается ораторский талант «российского Златоуста», глубина и острота его богословской мысли, проникновенность религиозного чувства. По содержанию проповеди святителя распадаются на три категории: слова, посвященные церковным праздникам и дням памяти святых; слова при освящении новопостроенных храмов; слова по случаю знаменательных событий в жизни царствующего дома или приветствия его представителям. Впрочем, все эти события нередко были лишь поводом для раскрытия того или иного богословского учения. Не имея возможности — вероятно, за недостатком времени — писать богословские трактаты на определенные темы, святитель использовал форму проповеди для выражения своих богословских взглядов. Каждая проповедь тщательно продумывалась святителем и произносилась по заранее написанному тексту.
Проповеди святителя Филарета, посвященные церковным праздникам, принадлежат к выдающимся образцам церковного красноречия. В Великий Пяток 1817 года, вспоминая распятие и крестную смерть Спасителя, святитель произносит слово о любви:
Ныне ли о любви, скажут, может быть, некоторые? Ныне ли, когда плод вражды созрел в вертограде Возлюбленного, когда и земля трепещет от ужаса, и сердца камней разрываются, и око неба помрачается негодованием? Ныне ли о любви к миру, когда и Сын Божий, страждущий в мире, оставлен без утешения и молитвенный вопль Его: Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил (Мф 27, 46) — без ответа Отеческого? Правда, христиане! День вражды и ужаса день сей, день гнева и мщения. Но если так, то что с нами будет, когда и земля не тверда под нами и небо над нами не спокойно? Куда убежать с колеблющейся земли? Куда уклониться из-под грозящего неба? Взирайте прилежнее на Голгофу, и там, где видится средоточие всех бед, вы откроете убежище. Тогда, как трепетна бысть земля, и основания гор смятошася и подвигошася, яко прогневася на ня Бог (Пс 17, 8), не видите ли, как непоколебимо там стоит неукорененное древо Креста? Тогда как и мертвые не почивают в гробах своих, не видите ли, как мирно почиет Распятый на Кресте Своем?.. Христианин! Пусть тьма покрыет землю! Пусть мрак на языки! Востань от страха и недоумений! Светися верою и надеждою! Сквозь тьму приходит свет твой (Ис 60, 1-2). Пройди путем, который открывает тебе раздирающаяся завеса таинств, вниди во внутреннее Святилище страданий Иисусовых, оставя за собою внешний двор, отданный языкам на попрание. Что там? Ничего, кроме святой и блаженной любви Отца и Сына и Святого Духа к грешному и окаянному роду человеческому. Любовь Отца — распинающая. Любовь Сына — распинаемая. Любовь Духа — торжествующая силою крестною. Тако возлюбил Бог мир!
В проповеди на Рождество Христово 1826 года святитель обращается к теме кенозиса, истощания, «умаления» Иисуса Христа — Бога, ставшего человеком и победившего смерть Своею смертью:
Люди, пристрастные к великости земной, нередко соблазнялись умалением Иисуса Христа. Но когда уже опытом столь многих веков дознано и то, что Бог Его превознес, что пред именем Его действительно преклонилось всякое колено небесных; земных и преисподних (Флп 2, ю), ибо со дней воскресения и вознесения Его тысячи свидетелей видели, как Небесные Силы раболепно исполняли Его повеления, как, напротив, адские силы Его именем низвергаемы были в бездну; земнородных же миллионы в поклонении Его имени находят свое блаженство; после сего, и пред людьми для того и собравшимся, чтобы преклониться пред именем Иисуса, мы можем освободить себя от труда защищать и оправдывать Его умаление; и не препятствует нам взирать на Его умаление с таким же благоговением, как и на Его величие.
Будучи Московским митрополитом, святитель Филарет на протяжении нескольких десятилетий освящал храмы Москвы и Московской области. Всякий раз при освящении храма он произносил проповедь, в которой говорил о храме как о вместилище Божества, продолжении Церкви небесной и прообразе нового Иерусалима, сходящего с небес. Проповедуя после освящения Троицкого храма в подмосковном Клину, святитель подчеркивал:
Бог вездесущ и потому не имеет нужды в храме, который для Него всегда мал и невместителен. Но человек ограничен: и потому имеет нужду в ограниченном явлении присутствия Божия. Бог снисшел к сей нужде человека, и благоволил быть храму, и даровал ему благодать особенного Своего присутствия. Мы знаем одно состояние человечества, когда не нужен ему храм, — это состояние нового Иерусалима, под новым небом, на новой земле... Как особенную, отличительную черту нового Иерусалима, Тайнови-деи указует то, что в нем нет храма: храма же я не видел в нем (Откр 21, 22)... Но мы еще не в новом, сходящем с небес, Иерусалиме: следственно, нам нужен храм. Еще тварь, еще собственная плоть наша, грубая, неочищенная, преграждает нам вход во святое, благодатное присутствие Божие: и так надобно, чтобы сие благодатное присутствие само себя отверзло для нас во святом храме. Еще небеса, куда вознесся Христос, свет наш, не отверзаются и не открывают нам сияния славы Его: надобно нам пока хотя малое небо на земле, свет, хотя сокровенный в тайне; и сие можем мы обрести во храме, чрез молитву, чрез слово Божие, чрез Таинства.
Богослужения по случаю дней тезоименитства государя императора или членов царствующего дома, которые Филарет непременно возглавлял, давали ему возможность произнести проповедь, соответствующую празднуемому событию. Однако в большинстве подобных случаев святитель выходит далеко за рамки официальной темы и предлагает слушателям развернутый богословский трактат по тому или иному богословскому вопросу. Так, например, в проповеди, произнесенной по случаю тезоименитства императора Александра I, святитель развивает учение об имени как о «существе или свойстве вещи», выражаемых словом, как о «силе вещи, заключенной в слове»:
Радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах (Лк 10, 20)... Если важными почитаются некоторые земные имена, как должны быть важнее имена небесные... Слово Божие, слово живое вообще, в котором следственно и в особенности имена принимать должно за слова живые, во многих случаях заставляет нас думать о именах со вниманием и с важностию... Надобно ли показать мудрость, только вышедшую из рук творческого человека, и его власть над прочими земными тварями? Слово Божие приписывает ему наречение имен, а нареченным от него именам достоинство, по которому не нужно их переменять: и чтобы как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей (Быт 2, 19). Должно ли прославить верховную мудрость и могущество Самого Бога? Ему приписывается наречение имен вешам небесным: Исчитаяй множество звезд и всем им имена нарииаяй (Пс 146, 4). Надобно ли воинствующему за Христа и побеждающему обещать награду, высшее достоинство, блаженство? Ему обещается новое имя: Лам ему камень бел, и на камне написанное новое имя (Откр 2, 17). Что же такое имя, по разуму слова Божия? Имя есть существо или свойство веши, представленное словом; имя есть некоторым образом сила вещи, заключенная в слове: ибо, например, имя Иисуса, как заметили сами апостолы, даже в устах людей, не последовавших Иисусу, но приявших Духа Святого, изгоняло бесов (Мк 9, 38). Посему понятно, как важно имя, написанное на небесах; или, одним словом, небесное, и как радостно получить такое имя. Ибо имя небесное должно представлять собою свойство небесное, должно заключать в себе небесную силу. Радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах, если они подлинно там написаны.
Младшим современником Филарета Московского был святитель Игнатий (Брянчанинов).
Он происходил из дворян, что само по себе было большой редкостью для священнослужителя XIX века (абсолютное большинство клириков происходило из семей духовенства). В молодости он был учеником Оптинского старца Льва, затем настоятелем Сергиевой пустыни под Петербургом и некоторое время — епископом Ставропольским. Последние годы жизни святитель провел на покое, предаваясь литературным трудам. Его перу принадлежит сборник проповедей под названием «Аскетическая проповедь», собрание богословских трактатов и размышлений под общим названием «Аскетические опыты», собрание писем, антропологические трактаты «Слово о человеке» и «Слово о смерти», другие трактаты богословского и духовно-нравственного содержа- Свт. Игнатий ния. Главным трудом святителя является «Приношение современ- (Брянчанинов) ному монашеству», которое он считал своим духовным завещанием: это сочинение содержит наставления относительно внешнего облика монаха и его внутреннего делания.
Святитель Игнатий обладал незаурядным литературным дарованием, некоторые его сочинения отличает образность и поэтичность. Подобно Григорию Богослову и автору «Макариевских бесед», он обращался к явлениям природы, в которых видел прообразы духовных реальностей. В одном из своих эссе он описывает зимний сад с обнаженными деревьями, покрытыми снежным покрывалом:
...Кругом все — тихо, какой-то мертвый и величественный покой... Внезапно упала завеса с очей души моей: пред ними открылась книга природы. Эта книга, данная для чтения первозданному Адаму, книга, содержащая в себе слова Духа, подобно Божественному Писанию. Какое же учение прочитал я в саду? — Учение о воскресении мертвых, учение сильное, учение изображением действия, подобного воскресению. Если б мы не привыкли видеть оживление природы весною, то оно показалось бы нам вполне чудесным, невероятным. Не удивляемся от привычки; видя чудо, уже как бы не видим его! Гляжу на обнаженные сучья дерев, и они с убедительностью говорят мне своим таинственным языком: «мы оживем, покроемся листьями, заблагоухаем, украсимся цветами и плодами: неужели же не оживут сухие кости человеческие во время весны своей?»... И ежегодно повторяет природа пред глазами всего человечества учение о воскресении мертвых, живописуя его преобразовательным, таинственным действием.
Святитель Игнатий ратовал за серьезное отношение к традиции Православной Церкви, призывал к чтению Евангелия и творений святых отцов (которые в его время начали издаваться на русском языке), к «удалению от книг, содержащих в себе лжеучение». Несколько сочинений святителя посвящено молитве Иисусовой — в них он говорит об Иисусовой молитве как о ежедневном делании монахов и мирян. Большое место в сочинениях святителя занимают предупреждения против «прелести» — духовного прельщения под воздействием ложных мистических состояний. Резко негативным был взгляд Игнатия на католических мистиков эпохи Средневековья и Возрождения — Фому Кемпийского, Франциска Ассизского, Игнатия Лойолу, Терезу Авильскую. Во времена Игнатия Брянчанинова увлечение католическим мистицизмом было широко распространено в дворянской среде, и «Подражание Христу» Фомы Кемпийского пользовалось большой популярностью. Произведениям католических мистиков святитель противопоставлял творения аскетических писателей Восточной Церкви — Симеона Нового Богослова, Григория Синаита и других. Из изречений отцов египетской пустыни, переведенных на русский язык, святитель составил сборник под названием «Отечник», получивший широкое хождение.
Взгляд Игнатия на церковную действительность своего времени отличался крайним пессимизмом. Он считал необходимым созыв Собора для исправления недостатков церковной жизни, появившихся вследствие реформ Петра I. Записка, которую он по этому вопросу составил, начинается с заявления о полной дехристиани-зации и расцерковленности российского светского общества: «Дух времени таков и отступление от православно-христианской веры начало распространяться в таком сильном размере, безнравственность так всеобща и так укоренилась, что возвращение к христианству представляется невозможным». Несмотря на такое начало, святитель далее призывает российское общество к «всецелому оставлению разврата, всецелому подчинению себя строгой христианской нравственности», которая заключается в воздержании от «театров, плясаний, карт и прочих игр сатанинских», а также от чтения языческой литературы.
Говоря о положении Российской Церкви, святитель отмечает, что с конца XVII века «западным ветром нанесено много грязной пыли в недра Церкви и в недро государства ко вреду для веры, нравственности и народности», на Церковь стали смотреть через призму «разврата, протестантизма и атеизма». Необходим, по мнению святителя, немедленный созыв Собора с участием представителей восточных патриархов. Последние «неминуемо потребуют значительного возвращения от уклонений, возвращения, необходимого для восстановления во Всероссийской Церкви духа Церкви Вселенской, от которого она уклонилась преимущественно в своем Синоде, тщетно именуемом Святейшим, и в своих Духовных училищах, производящих почти наиболее протестантов и атеистов».
Несмотря на то что святитель был лично знаком с Оптинскими старцами, он дает резко негативную оценку состояния монашеской жизни в Российской Церкви:
У нас монастыри извращены; извращено в них все, извращено самое значение их. Духовные училища столько чужды духа православной веры, что вступление в монастырь кончившего курс семинарии есть величайшая редкость, и не было примера в 50 лет со времени учреждения Духовных академий в России, чтоб кто-либо, хотя один человек, окончив курс в академии, вступил в монастырь... У нас монастыри в крайнем упадке.
В своей записке Игнатий не призывает к восстановлению патриаршества, однако считает необходимым «Синоду дать правильную организацию» и существенно ограничить власть обер-прокурора. Он также призывает к реформе духовных учебных заведений, считая необходимым «изъять из них все языческое, все, даже косвенно влекущее к вольнодумству, безнравственности, иронии, к шутке, к игривости, что все так противно духу христианства и так заразительно действует на испорченную натуру человеческую». В семинариях должны преподаваться философские дисциплины, учение отцов Церкви, а также и естественные науки, к которым апеллируют нигилисты. «Природа возвещает Бога... и науки, объясняющие законы природы, тем сильнее возвещают Бога, — отмечает святитель. — Все великие ученые, математики и естествоиспытатели, как-то: Ньютон, Лейбниц, Неккер, — не только были деистами, но и признавали христианство. Безбожниками были почти все софисты, не знавшие положительных наук и предававшиеся необузданному умствованию и мечтательности».
Цитированная записка по понятным причинам не могла быть опубликована при жизни святителя. Однако тот резко критический взгляд на церковную действительность, который выражен в ней, в более мягкой форме присутствует и в его опубликованных сочинениях. Игнатий был не одинок в своей критике синодального строя, монастырей и духовных школ. В его время эта критика раздавалась из недр светского общества, в том числе от лиц, разорвавших с Церковью. «Очерки бурсы», написанные бывшим семинаристом Н.Г. Помяловским, рисуют ужасающую картину быта Духовного училища и Духовной семинарии середины XIX века. Ни принадлежность к духовному сословию, ни учеба в семинарии не способны были дать надежную прививку от атеизма и нигилизма, что показывают примеры Н.А. Добролюбова и Н.Г. Чернышевского: оба они были сыновьями священников и выпускниками семинарии, но разошлись с Церковью и встали на материалистические позиции. Игнатий Брянчанинов, не принадлежавший к духовному сословию по рождению, восставал против его кастовости именно потому, что сознавал уязвимость сословного духовенства перед вызовом материализма, приобретавшего все большее число сторонников в среде дворянства и интеллигенции. Для ответа на этот вызов Церковь, по мнению святителя, необходимо было реформировать сверху донизу — от Синода до Духовных семинарий и училищ.
Святитель Феофан Затворник (1815-1894) заметно отличался от Игнатия Брянчанинова как по богословским взглядам, так и по общему умонастроению. Для Игнатия был характерен пессимизм во взгляде на современную ему церковную действительность, его книги полны предостережений против прелести, за-блуждений, вредных влияний. 
У Феофана Затворника акцент делается скорее на положительных сторонах духовной жизни: в его писаниях больше здорового оптимизма, духовной трезвости. Между двумя святителями имела место полемика по вопросу о телесности души и Ангелов: Игнатий в «Слове о смерти» утверждал, что душа и Ангел имеют некую тонкую («эфирную») телесную оболочку, а Феофан настаивал на том, что «душа и Ангел — не тело, а дух». Оба святителя занимались переводами с греческого языка, но их отношение к оригинальному тексту было различным: для Игнатия характерно стремление к максимально точному воспроизведению источников, тогда как Феофан подходит к ним с большой долей свободы, заимствуя необходимое и опуская то, что ему кажется ненужным или неполезным. Большинство переводов святителя Феофана представляют собой скорее пересказ, адаптацию текста к нуждам современников, чем собственно перевод. Это относится, в частности, к сделанному им переводу «Добротолюбия», в котором оригинальное «Доброто-любие» Никодима Святогорца было расширено за счет включения большого количества текстов, отсутствовавших в нем, а некоторые оригинальные тексты существенно сокращены. Помимо «Добротолюбия», Феофану принадлежат переводы древних иноческих уставов и творений преподобного Симеона Нового Богослова.
Святитель Феофан был автором значительного количества оригинальных сочинений, главным образом экзегетического и духовно-нравственного характера. Перу святителя принадлежат многотомное «Толкование апостольских посланий», книги «Путь ко спасению», «Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться», «Мысли на каждый день года», собрание писем и проповедей. Большинство этих произведений (за исключением проповедей) относится к периоду затвора, который продолжался 28 лет после того, как святитель добровольно отказался от управления Владимирской епархией.
Суть духовно-нравственного учения святителя Феофана выражена в следующих его словах: «Что значит быть христианином? Значит и веровать право, и жить свято, и освящаться Таинствами, и слушаться руководства пастырей, и к Церкви Божией Православной принадлежать, и все ею повелеваемое строго исполнять — т.е. совершать все то, что... составляет путь ко спасению». Церковь Православная является, по словам святителя, той духовной Матерью, которая сопровождает человека в течение всей жизни — от рождения до смерти — и приводит его к спасительным вратам Царствия Божия. В Церкви есть все необходимое для спасения и научения:
Нужны тебе наставления — иди в Церковь, слушай и смотри. И чрез ухо, и чрез око польются в тебя всякого рода уроки. Слушай Апостол, Евангелие, пророков — и поучайся; внимай песнопениям — и вразумляйся; смотри на священнодействия — и возносись горе, вникая в значение их и смысл; видишь изображения, поминай славные дела изображенных и порывайся подражать им... Желаешь ли навыкнуть молитве и получить руководство в ней? О! этим паче всего богата Святая Церковь. Она и готовые молитвы даст тебе, и научит самого своими словами возноситься к Богу в молитве. В ней всё молитва, — и всякий найдет там молитвы всякого рода и на всякий случай... Имеешь ли нужду смирить плоть?.. Вот тебе в пособие и руководство — пост за постом... Если пал и имеешь нужду очистить совесть свою, — эти же посты дают тебе и сильное к тому побуждение и благоприятное время. Поговей, исповедуйся, причастись Святых Христовых Тайн и, став таким образом твердой ногой опять на должный путь, теки им бодренно. Имеешь ли какую частную потребность? На всякую, какая бы она ни была, найдешь в Церкви благопотребное удовлетворение. Помыслы ли смущают, духи ли стужают, скорбь ли тяготит, в путь ли собираешься или дома что начинаешь, — на все это и другое многое найдешь в Церкви и молитву ходатайственную, и священнодействие освятительное, и руководство указательное... Много у нас потребностей, которые не пресекаются, а требуют своего всю жизнь, начиная с минуты рождения до смерти. Святая Церковь так и обнимает своей церковностью всего человека и во всю жизнь, она принимает его в свои объятия тотчас по рождении, сопутствует ему по всему течению жизни и препровождает его на тот свет... Прославь же Господа, столь богатую, мощную и попечительную Церковь нам устроившего, и будь всегда вседушно и с верой покорен ей...
В своих сочинениях и письмах святитель Феофан постоянно говорил об учительном характере православного богослужения и необходимости регулярного участия в нем для всякого верующего. В то же время он сознавал, что славянский язык, на котором совершаются службы, непонятен для большинства верующих. Выходом из положения святитель считал не перевод богослужебных текстов на русский язык, а создание нового, упрощенного и уясненного, славянского перевода:
Наши богослужебные песнопения все назидательны, глубокомысленны и возвышенны. В них вся наука богословская и все нравоучение христианское, и все утешения и все устрашения. Внимающий им может обойтись без всяких других учительных христианских книг. А между тем большая часть из сих песнопений непонятна совсем. А это лишает наши церковные книги плода, который они могли бы производить, и не дает им послужить тем целям, для коих они назначены и имеются. Вследствие сего новый перевод церковных книг богослужебных неотложно необходим.
О необходимости сознательного участия в богослужении многократно писал святой Иоанн Кронштадтский. Холодность к богослужению, отмечает он, происходит от двух причин: «одни не понимают его, а другие, хотя и учили науку о богослужении, но ее преподавали им сухо, без примеров, одному рассудку». Для того чтобы богослужение было понятным, каждый верующий, по мнению святого Иоанна, должен изучать славянский язык: «Чтение и пение в церкви совершается на языке священном; ему должны уч
иться все христиане православные, чтобы разуметь сладостные вещания Матери своей, воспитывающей чад своих для неба, для жизни вечной», В другом месте Иоанн Кронштадтский пишет:
Так как первый учитель наш молитве есть Церковь, которая научена молиться так прекрасно Самим Духом Святым, так как мы не знаем, о чем молиться, как должно (Рим 8, 26), то обязанность всякого христианина — знать язык Матери своей, Церкви. Грех тому, кто не знает достаточно; грех особенно тем, которые, выучившись языкам иностранным, не хотели и не хотят учиться языку Матери-спасительницы. Вообще всем надо понимать и учиться языку славянскому.
В своих дневниках, проповедях и письмах Кронштадтский пастырь вновь и вновь обращается к мысли о всеобъемлющем характере православного богослужения, его глубокой назидательности и спасительности:
Храм и богослужение есть олицетворение, осуществление всего христианства: тут в словах, в лицах и действиях возвещается все домостроительство нашего спасения, вся священная и церковная история, вся благость, премудрость, верность и неизменяемость Божия в Своих делах и обе-тованиях, правда и святость Его, вечная сила Его. Тут чудная во всем гармония, изумительная логическая связь в целом и частях: это истинная Божественная премудрость, доступная простым, любяшим сердцам.
Особенное значение святой Иоанн придавал Божественной литургии. Находя утешение и постоянную духовную поддержку в ежедневном служении литургии, Кронштадтский пастырь призывал верующих к возможно более частому посещению храма, присутствию за литургией и причащению Святых Христовых Тайн. В литургии он видел не только сердцевину христианской жизни, но и духовное средоточие всего мироздания и величайшее чудо Божие:
Что величественнее, трогательнее, животворнее на земле служения литургии? Тут изображается и совершается величайшее Таинство любви Божией к роду человеческому — соединение Бога с человеками через воплощение, богонаучение, через страдания, смерть, погребение и воскресение, таинство обновления и обожения человечества, Таинство единения людей с Богом посредством вкушения Плоти и Крови Его. Это Таинство своим величием поражает ум, невольно влечет к благоговению, благодарению, славословию Божию всякого смыслящего христианина. Дело Божие, совершаемое литургиею, превосходит своим величием все дела Божии, совершаемые в мире, и самое сотворение мира. Это истинно небесное служение Божие на земле, при котором быть разумно и достойно — есть блаженство, мир и отрада для души.
Иоанн Кронштадтский был, несомненно, одним из выдающихся духовных писателей рубежа XIX и XX веков. Его книга «Моя жизнь во Христе», другие сочинения и проповеди содержат множество драгоценных мыслей о вере и Церкви, о богослужении и молитве, о Православии и инославии, о настоящем и будущем России. В этих сочинениях Иоанн Кронштадтский выступает прежде всего как учитель христианской нравственности и обличитель неверия. Пророческий голос святого Иоанна, гремевший на всю Россию, призывал народ к покаянию и возвращению в лоно Православной Церкви. Состояние российского общества святой Иоанн оценивал крайне негативно, считая, что беспрепятственное распространение атеизма в народной среде, падение христианской нравственности, отход интеллигенции от Православия приведут страну к духовной гибели. Кронштадтский пастырь ратовал за строгие репрессивные меры против анархистов и нигилистов, за что снискал себе славу махрового монархиста и «черносотенца». В годы, последовавшие за первой русской революцией 1905 года, святой Иоанн писал:
...По причине безбожия и нечестия многих русских, так называемых интеллигентов, сбившихся с пути, отпадших от веры и поносящих ее всячески, поправших все заповеди Евангелия и допускающих в жизни своей всякий разврат, — русское царство есть не Господне царство, а широкое и раздольное царство сатаны, глубоко проникшее в умы и сердца русских ложно ученых и недоучек и всех, широко живущих по влечению своих страстей и по ложным, превратным понятиям своего забастовавшего ума, презирающего Разум Божий и откровенное Слово Божие. И потому, смотрите, что творится в нем в настоящее время: повсюду забастовка учащихся и рабочего — в разных учреждениях — люда; шум партий, имеющих целию ниспровергнуть настоящий, установленный Богом монархический строй, повсюдное распространение дерзких безумных прокламаций, неуважение к авторитету власти, Богом постановленной... Дети и юноши вообразили сами себя начальниками и вершителями своей судьбы; браки потеряли для многих всякое значение, и разводы по прихоти умножились до бесконечности; многие дети покинуты на произвол судьбы неверными супругами; царствует какая-то бессмыслица и произвол. Это ли царство православное, это ли царство Господне?.. Если в России так пойдут дела и безбожники и анархисты-безумцы не будут подвержены праведной каре закона и если Россия не очистится от множества плевел, то она опустеет, как древние царства и города, стертые правосудием Божиим с лица земли за свое безбожие и за свои беззакония...
Одним из злейших врагов Православия святой Иоанн считал Л.Н. Толстого, о котором будет подробнее сказано ниже. На протяжении многих лет Иоанн Кронштадтский боролся против учения Толстого и в своем предсмертном дневнике писал: «Доколе, Господи, терпишь злейшего безбожника, смутившего весь мир, Льва Толстого? Доколе не призываешь его на суд Твой?.. Господи, земля устала терпеть его богохульство». Святой Иоанн критиковал царя и правительство за неспособность противостоять влиянию толстовства: «Земное отечество страдает за грехи царя и народа, за маловерие и недальновидность царя, за его потворство неверию и богохульству Льва Толстого и всего так называемого образованного мира министров, чиновников, офицеров, учащегося юношества». И далее, обращаясь к самому себе: «Молись Богу с кровавыми слезами об общем безверии и развращении России».
Иоанн Кронштадтский приобрел всероссийскую славу как пастырь и автор духовно-нравственных сочинений. Однако он был, несомненно, еще и выдающимся богословом. Его значение для русского православного богословия, по словам протоиерея Георгия Флоров-ского, до сих пор не вполне осознано: «Сложилась даже привычка видеть в о. Иоанне только практического пастыря, благотворителя и молитвенника. И редко кто читает его замечательный дневник "Моя жизнь во Христе" как богословскую книгу». Богословской системы в его сочинениях нет, однако в них рассыпано множество глубоких богословских мыслей и прозрений, которые заслуживают отдельного, самостоятельного изучения, до сих пор не предпринятого.
В частности, Иоанн Кронштадтский был автором оригинального богословского учения об имени Божием и об именах святых. Он говорил о том, что «имя Божие есть Сам Бог»: это выражение встречается многократно на страницах его дневника «Моя жизнь во Христе». При этом Кронштадтский пастырь подчеркивал, что Бог, будучи простым и неделимым, присутствует в Своем имени всем Своим существом, а не только какой-либо частью:
Имя Божие есть Сам Бог... Потому призови только имя Господне: ты призовешь Господа — Спасителя веруюших, и спасешься.
Молящийся! Имя Господа, или Богоматери, или Ангела, или святого да будет тебе вместо Самого Господа, Богоматери, Ангела или святого; близость слова твоего к твоему сердцу да будет залогом и показанием близости к твоему сердцу Самого Господа, Пречистой Девы, Ангела или святого. Имя Господа есть Сам Господь — Дух везде сый и все исполняющий; имя Богоматери есть Сама Богоматерь, имя Ангела — Ангел, святого — святой.
Когда ты про себя в сердце говоришь или произносишь имя Божие, Господа, или Пресвятой Троицы, или Господа Саваофа, или Господа Иисуса Христа, то в этом имени ты имеешь все существо Господа: в нем Его благость бесконечная, премудрость беспредельная, свет неприступный, всемогущество, неизменяемость... Имя Его есть Он Сам — единый Бог в трех Лицах...
Эти формулировки легли в основу «имяславия» — учения о Божественной природе имени Божия и имени Иисусова. Впервые это учение было сформулировано в книге кавказского отшельника схимонаха Илариона «На горах Кавказа», посвященной молитве Иисусовой. После публикации книги среди русских монахов Святой Горы Аф
он разгорелись споры, приведшие к возникновению внутри русского афонского монашества двух враждующих партий — так называемых «имяславцев» (почитателей имени Божия) и «имяборцев» (противников почитания имени Божия). Первые, вслед за Иоанном Кронштадтским, учили, что «имя Божие есть Сам Бог» и что в имени Божием заключена вся полнота Божества. Имя «Иисус» они считали священным и достойным поклонения, настаивая на том, что оно выше других имен Божиих и совечно Самому Богу. Противники имяславия, напротив, утверждали, что имя Божие не может быть отождествлено с Богом; если это имя и имеет какую-либо силу, то не само по себе, а благодаря тому содержанию, которое вкладывает в него произносящий. В имени «Иисус» они не видели ничего, кроме простого человеческого имени. Опровергая учение имяславцев о том, что имя неразрывно связано с предметом, противники имяславия указывали на относительный характер всякого имени и подчеркивали, что «предметы суть причины имен, а не имена причины предметов». Лидером имяславцев стал иеросхимонах Антоний (Булатовин), в прошлом гусар и известный путешественник, осевший на Афоне и втянувшийся в полемику по вопросу о почитании имени Божия. Его перу принадлежат многочисленные сочинения в защиту имяславия, в том числе «Апология веры во имя Божие и имя Иисус». Это сочинение, так же как и большинство других произведений Булато-вича, отличается тенденциозностью и полемической заостренностью, что никак не пошло на пользу движению имяславцев.
Имяславские споры привели к кровавым столкновениям и имели результатом изгнание летом 1913 года около тысячи русских монахов с Афона. Учение имяславцев было официально осуждено Святейшим Синодом в 1913 году, а сами имяславцы, лишенные монашеского звания, разбрелись по городам и весям Руси. Однако история споров на этом не закончилась, и полемика продолжилась на страницах религиозно-философских журналов и газет. В полемике на стороне имяславцев участвовали многие видные религиозные философы начала XX века, в том числе священник Павел Флоренский (1882-1937), М.Д. Муретов (1851-1917), С.Н. Булгаков (впоследствии протоиерей), Н.А. Бердяев, В.Ф. Эрн (1882-1917); точку зрения противников имяславия озвучивал С.В. Троицкий (1878-1972). В 1914 году в судьбу имяславцев вмешался император Николай II, что способствовало значительному смягчению позиции Святейшего Синода. Поместный Собор Русской Православной Церкви 1917-1918 годов вернулся к проблематике имяславских споров и сформировал специальный Подотдел по имяславию во главе с архиепископом Феофаном (Быстровым). Однако Собор не успел вынести по данному вопросу какое-либо решение. Споры о почитании имени Божия продолжались в течение всего XX века — как в России, так и в эмиграции.