33. Лексика книжная
ЛЕКСИКА КНИЖНАЯ - 1) лексика, связанная с книжными стилями, стилистически маркированная; 2) лексика, употребляемая в письменной речи и противопоставленная лексике разговорной.
Книжная лексика употребляется: а) в научных текстах: «Гроза – атмосферное явление, заключающееся в электрических разрядах между так называемыми кучево-дождевыми (грозовыми) облаками или между облаками и земной поверхностью, а также находящимися на ней предметами» (Энциклопедический словарь); б) в художественных: «Гроза… Ослепительная молния, мгновенно наполняя огненным светом всю лощину, заставляет лошадей остановиться и, без малейшего промежутка, сопровождается таким оглушительным треском грома, что, кажется, весь свод небес рушится над нами» (Л.Н. Толстой); в) в публицистических: «Как передает наш корреспондент, вчера над центральными районами Пензенской области прошла небывалой силы гроза. В ряде мест были повалены телеграфные столбы, порваны провода, с корнем вырваны столетние деревья; в двух деревнях возникли пожары в результате удара молнии» (Информационная заметка в газете); г) в официально-деловых текстах: «В случае оставления жалобы без последствий, к чему, по мнению адвоката, надо быть готовым: так как кассационные поводы очень слабые , партия каторжных, в числе которых была Маслова, могла отправиться в первых числах июня» (Л.Н. Толстой «Воскресенье»). (Подборка текстов Д.Э. Розенталя.)
Книжная лексика в узком смысле – это слова, которые сопровождаются в толковых словарях пометой книж. , маркирующие текст, выделяющие его среди других текстов. Эта лексика обладает рядом признаков: она стабильна, традиционна (следует устоявшимся образцам), сложна по составу, немногочисленна, например: неисцелимый, непоколебимый, нелицеприятный, одиозный, одиссея, однозначащий; незыблемый - 1) "совершенно неподвижный, не колеблющийся"; 2) "такой, который невозможно поколебать, разрушить"; 3) "твердо установившийся, непоколебимый, неизменный": «Захарыч казался богом плотничества, олицетворением всей той незатейливой, но крепкой и незыблемой жизни» (С.Г. Петров-Скиталец); неизгладимый – "такой, который не может сделаться незаметным, исчезнуть; такой, который не может изгладиться из памяти": «Княжне памятны те дни Прогулок и бесед. В душе оставили они Неизгладимый след» (Н.А. Некрасов).
Книжная лексика в широком смысле – это значительный пласт словаря, который, по мнению ряда ученых, включает в свой состав следующие основные разряды слов: 1) слова, обозначающие различные абстрактные понятия из области явлений природы, физиологических и психологических состояний человека, культуры и быта людей и т. д., т. е. отвлеченную, или абстрактную, лексику: добродетель, доблесть, злоба, уныние, храбрость, ввергнуть, грядущий и пр.; 2) слова, представляющие собой научные и общественно-политические термины: абстракция, гипотеза, мимикрия, утилитарный, государство; 3) слова официально-деловой речи: обязательство, кодекс, указ, вследствие, вышеуказанное и др.; 4) слова, характеризующие жизнь, быт и переживания людей прошлых эпох, т. е. архаизмы и историзмы: всуе, сей, денница, стольник, кольчуга; 5) многие профессиональные слова (профессионализмы): матрица - "пластинка с углубленным изображением букв для литья" (тип.), камбуз - "кухня на судне"; 6) слова, характеризующие быт различных народов, их специфические национальные черты (экзотизмы): мисс, леди, мистер, спич - английские слова; мосье, мадам – французские; синьор, синьора, гондола – итальянские; донна, тореадор, кастаньеты - испанские; 7) варваризмы: «Словом, скандальозу наделал ужасного» (Н.В. Гоголь); 8) поэтические и народно-поэтические слова: отчизна, злато, обагриться, лазоревый, хула, зелье.
Иногда вызывает возражение включение в этот ряд деловой лексики, т. к. исторически язык деловых документов относится к разговорному (исконно русскому) в противоположность книжному (церковно-славянскому) языку. В данном случае мы сталкиваемся с противопоставлением научного знания и обыденного сознания, в силу которого официально-деловой стиль, из-за большой общественной значимости, в народе репрезентирует книжную речь в целом. Это, очевидно, в среде диалектоносителей поддерживается ещё древней традицией: фольклор, по мнению А.П. Евгеньевой, выполнял роль наддиалектного (условно-литературного) языка, а, как известно, язык фольклора отличается устойчивыми формулами, постоянными эпитетами и т. п. (как форма устной речи). Из всех стилей литературного языка наиболее богат штампами (устойчивыми сочетаниями) официально-деловой стиль. Вероятно, в какой-то мере, в силу этих древних традиций именно штампы воспринимаются обыденным сознанием как показатели высокого (наддиалектного) уровня кодифицированного языка.
«Представление о “книжности” речи не оставалось неизменным на протяжении истории русского языка. Во второй половине XVIII в. оно связывалось прежде всего с высоким слогом, в первой половине и середине XIX в. – с “художественностью”, изысканностью, образованностью, красивостью. Затем “книжность” начинает ассоциироваться с публицистической и научной речью. В современном русском языке понятие “книжной речи” многогранно… Нередко “книжность” ассоциируется и с официально-деловой речью» (А.И. Горшков).
У книжных слов могут быть стилистически нейтральные синонимы: чаяния – надежды, грядущий – будущий, аргументировать – доказывать, ибо – потому что и т. д.
В разговорной речи книжные слова малоупотребительны.
См.: ЛЕКСИКА РАЗГОВОРНАЯ
Литература
1. Горшков А.И. Книжная речь // Русский язык: энциклопедия. М.: Советская энциклопедия, 1979. С. 112.
2. Касаткин Л.Л. Книжная лексика // Краткий справочник по современному русскому языку. М.: Высшая школа, 1991. С. 23.
3. Крысин Л.П. Книжная лексика // Современный русский язык. Лексическая семантика. Лексикология. Фразеология. Лексикография: учеб. пособие для студ. филол. фак. высш. учеб. заведений. М.: Издательский центр «Академия», 2007. С. 152–153.
4. Розенталь Д.Э. Справочник по русскому языку: практическая стилистика. М.: ОНИКС: Мир и образование, 2001. С. 84–87.
В разряд книжной лексики входят такие стилистически ограниченные и закрепленные в своем употреблении слова, которые встречаются преимущественно в письменной речи. Тем самым книжная лексика в противоположность разговорнобытовой выступает как система слов, основной сферой использования которых является строго нормированная литературная речь, стили публицистических и научных произведений, официальных бумаг и деловых документов, а также язык художественной литературы. Употребляясь в устной речи, книжные слова не утрачивают все же стилистической окраски книжности.
Среди книжных слов выделяются, с одной стороны, слова, служащие единственным названием соответствующих явлений (бессмертие, символизм, электрон, протоплазма, единорог и др.), и, с другой стороны, слова, в разговорно-бытовой и общеупотребительной лексике имеющие синонимы, правда, с иными экспрессивно-стилистическими свойствами {восторжествовать - победить, грядущий - будущий, приверженец - сторонник, чаяния - надежды и т. д.).
В разряд книжных слов входят в первую очередь все научные, общественно-политические и технические термины. Сюда же, естественно, относится большинство абстрактной лексик и, представляющей собой выражение различных отвлеченных понятий. Правда, целый ряд абстрактных слов {засолка, безалаберщина, толкотня, давка, хитринка и т. п.) являются принадлежностью разговорно-бытовой лексики, немало их в составе межстилевой лексики, однако основная масса, несомненно, относится в качестве одного из наиболее характерных компонентов к книжной лексике.
Подавляющая масса абстрактных слов книжного характера представляет собой производные слова, образованные при помощи того или иного морфологического способа (чаще всего при помощи суффиксов -ние (-ение), -ость, -изм, -ация, -енный, -ствовать и сложения основ: стремление, поверхность, солипсизм, профанация, властвовать, мировоззрение и т. п.). Но встречаются среди них и слова непроизводные, например: воля (к победе; «рукам воли не давай» - разг.), жажда (счастья; «его мучила жажда» - межстил.) и т. д.
В книжную лексику включаются также слова деловых бумаг и официальных документов. Такой разряд слов называется официально-деловой лексикой. В качестве примеров можно привести слова иск, надлежит, ответчик, вышеизложенный, препроводить, уведомление, посему, оный, нижеследующий и др.
Целиком к книжной лексике относятся устаревшие слова и номинативно-стилистические неологизмы (см. § 28).
В книжную лексику входят также экзотизмы, примыкающие к!им варваризмы и поэтическая лексика.
Экзотизмы представляют собой иноязычную по происхождению лексику, характеризующую быт и специфические национальные черты того или иного народа. Экзотическая лексика используется в научных и публицистических произведениях и художественной литературе (в последней не только для описания не свойственных нам вещей и явлений, но также и для передачи местного колорита и особенностей речи персонажей). Так, Лермонтов, описывая жизнь горцев, использует слова: аул, бешмет, сакля, башлык, Зара, Селим и т. д. Естественно, что особенно много экзотизмов наблюдается в переводах иноязычных художественных произведений.
Все слова, принадлежащие к экзотической лексике, представляют собой иноязычные слова, в определенной степени уже освоенные русским языком: они выступают всегда как слова определенного лексикограмматического класса, содержат в своем составе лишь отдельные иноязычные черты (например, сольдо, сэр и т. д.), изображаются средствами русского алфавита.
Под варваризмами следует понимать такие иноязычные слова, которые сохраняют все присущие им в языке-источнике свойства. Очень часто они передаются не русскими буквами, а с помощью того алфавита, который свойствен языку-источнику.
В художественной литературе и публицистике варваризмы используются, как правило, с теми же стилистическими целями, что и слова, относящиеся к экзотической лексике. Иногда они также употребляются как средство комического, для создания иронии, пародии, комизма и т. д. (ср., например, употребление Пушкиным в «Евгении"Онегине» слов vulgar, dandy, roast-beef, впоследствии освоенных в виде слов вульгарный, денди, ростбиф).
Особым разрядом книжной лексики, чаще всего употребляющимся в стихотворных произведениях, но встречающимся и в художественной прозе, является так называемая поэтическая лексик а. Она выделяется особым стилистическим характером взволнованности и лиричности. Входящие в нее слова или создают патетический тон повествования, или придают ему мягкость и задушевность.
Отбор такого рода слов в русской поэзии происходит в конце XVIII - начале XIX в. как отбор поэтических средств выразительного и красивого. Поэтическая лексика была составлена из старославянизмов, книжных слов, образованных по их подобию, некоторых иноязычных слов и отдельных слов из народной поэзии, например: ланиты, перси, уста, жребий, уповать, секира, предаваться, забвен- ный, година, безбрежный, обаяние, волшебный, пламенный, сладостный, увы, грфЬть, нега, прелестный, эфир, роза, арфа, кумир, нектар, аромат, муза, зефир, лилия, идеал, родимый, голубить, бесталанный, краше, ненаглядная, дуброва, пригожий, кручина и т. д. Все эти разнородные по происхождению слова в составе поэтической лексики получили одинаковые стилистические свойства.
Многие слова поэтической лексики в настоящее время осознаются уже как архаизмы. Лирический или патетический тон стихотворения создается советскими поэтами, как правило, с помощью других лексических средств: стилистический характер поэтичности в целом ряде случаев у них приобретают слова, ранее ничего взволнованного и лиричного не содержавшие.
Однако и сейчас поэтическая лексика некоторыми советскими поэтами привлекается довольно широко и свободно. Ее состав и характер употребления определяются литературно-художественной школой и отражают стилистические вкусы автора, следование определенным традициям русского классического стиха. Так, у Твардовского пушкинские стихотворные интонации и словоупотребление можно видеть в использовании слов зов, обретать, ведать, грядущий, краса и т. п.:
Она моя - твоя победа, За далью - даль!
Она моя - твоя печаль. Своим - своя, чужим - чужая.
Твой слышу зов: со мною следуй, Я службу гордую несу,
И обретай в пути, и ведай Грядущей славой мир венчая,
За далью - даль. Его величье и красу.
См. у Пушкина: «Грядущие годы таятся во мгле»; «Я ведаю, что рано или поздно Ему Москву уступит сын Борисов»; «Юный град, полнощных стран краса и диво» и т. д.
Еще по теме § 25. Книжная лексика.:
- Книжная лексика. Группы книжной лексики. Словообразовательные признаки книжных слов. Стилистические пометы в толковых словарях, характеризующие книжную форму современного языка.
- Функционально-стилевое расслоение лексики. Лексика разговорная и книжная (разновидности). Экспрессивно-окрашенная лексика. Использование функционально-закреплённой и эксперсс-окрашенной лексики в различных стилях речи. Канцеляризмы и штампы.
Использование лексики книжных стилей
Книжная лексика, как не закрепленная за каким-либо определенным стилем, может употребляться в разнообразных жанрах и текстах письменной речи. Поскольку бóльшая часть книжных слов представляет собой обозначения отвлеченных понятий, процессов, состояний, действий, признаков, поскольку немалое число их – слова, тяготеющие к терминологии, естественно, что эта лексика занимает большое место в научных работах, статьях, учебниках, в массовой политической, производственно-технической и т.д. литературе.
Книжные слова, и те, которые названы выше общенаучными, и те, что именовались книжно-литературными, встречаются в языке беллетристики (в том числе и в поэзии). Широко представлены они и в газете. Без них не обходятся ни информация, ни хроника, ни обзор. Так, например, в различных сообщениях первой полосы "Известий" 12 ноября 1989 года под общим заголовком "Панорама новостей" использованы следующие книжные слова и формы: весьма, воздействовать, значимый, значительно, демонстрироваться, интеллектуальный, призвана, стабильный, преображенный, сугубо, уникальный и др.; в хроникальной информации "Московской правды" (1989. 12 нояб.) – обновление, отмечая, восстановление, выступая, намерение, оказание, осуществление, инициатива и др.
Но, говоря о том, что без книжных слов не обходится ни один текст, ни одно высказывание, нужно одновременно напомнить и о том, что обилие книжных слов, злоупотребление существительными на
-ание ,-ение делает речь трудновоспринимаемой, сухой, монотонной. Ср., например, как тяжеловесно звучит фраза типа "Технический кабинет плохо осуществляет продвижение внедрения рацпредложений, а начальник отдела труда и зарплаты... и главный бухгалтер... из чувства ложного понимания сохранения государственных средств проявляют недопустимое скопидомство в определении размера вознаграждения авторам предложений..."То же содержание можно выразить значительно проще, стилистически лучше, выбросив некоторые отглагольные (умеренно-книжные) слова, а другие заменив иными грамматическими средствами, скажем, так: "Технический кабинет плохо (или "медленно и неохотно") внедряет (или "пропагандирует") рацпредложения, а начальник труда и зарплаты... и главный бухгалтер... недостаточно правильно понимая, на чем следует (или "нужно", "стóит") экономить государственные средства, проявляют недопустимое скопидомство, определяя (или "когда определяют") размеры вознаграждения..."А как уныло, скучно звучит фраза о таком интересном и полезном занятии, как поход: "Походы – неоценимый фактор закаливания организма". И насколько лучше, проще – "В походах организм закаляется". Справедливо заметил А.В. Калинин, что и слово наблюдаться, частое на страницах газет, "утяжеляет" речь, делает ее излишне книжной. "Сколько раз в сводках погоды приходится читать: "завтра в области будут наблюдаться осадки" или "наблюдается похолодание". А зачем тут этот глагол?"* Действительно, зачем? Ведь можно сказать "завтра по области пройдет дождь" (или "снег", или "мокрый снег" и т.д.), "наступает похолодание" (или "похолодает").
* Калинин А.В. Очаги застойного возбуждения//Культура русского слова. С. 89.
Но если о тексте, перегруженном умеренно-книжными отглагольными существительными, можно говорить как о не очень удачном из-за его монотонности, тяжеловесности, то иное отношение вызывает употребление сугубо книжных слов. Нужно помнить, что сугубо книжная лексика (в основной своей массе заимствованная) – это наименее знакомая читающим, слушающим часть словарного состава литературного языка. Поэтому употреблять ее нужно осторожно, тактично, главным образом тогда, когда в языке нет соответствующей более простой однословной замены. Так, нельзя выразить одним словом то, что обозначают слова альтруизм, иллюзорный, неофит, прерогатива и т.д. Но если такой синоним есть, то лучше обойтись без сугубо книжного слова, особенно если нет уверенности, что собеседник это слово поймет. Например, гораздо проще была бы следующая газетная фраза, если бы вместо слова функционируют автор употребил работают или открыты и т.д.; "Знают, что здесь в чудесном бору расположен дом отдыха, летом здесь функционируют пионерские лагеря". И слову чудесный, кстати, сухое функционируют совершенно не соответствует. Нужно признать, что современные газетные тексты часто грешат сугубо книжными словами, которые вряд ли понятны всем, кто читает газету (да и по стилю они не всегда уместны). Очень любят газетчики слова негативный, позитивный, регион, уникальный, экстремальный и под. А почему не более простые отрицательный, положительный, район или область и т.д.? Кстати, "Словарь русского языка" АН СССР (2-е изд.) указывает, что регион – это "обширный район, соответствующий нескольким областям страны или нескольким странам, объединенным экономико-географическими и другими особенностями". А между тем регион в газетах нередко оказывается обычным районом, т.е. просто местом, о котором идет речь, например: "В московском ГУМе за отечественными джинсами неизменно выстраивается очередь. Иначе обстоят дела в некоторых других регионах страны. Например, в славном сибирском городе Красноярске отдельные инициативные и предприимчивые люди в службе быта смекнули, что шить самим добротную и качественную продукцию долго и скучно" (Комс. пр. 1983. 27 февр.); "Легкий щелчок включения – и гладильная машина, как бы подмигнув сигнальным глазком, сноровисто принялась за дело. Стопка отутюженного белья росла с какой-то нереальной быстротой. И вовсе не на промышленном предприятии, а в одной из ленинградских квартир, куда меня пригласили полюбоваться полезной новинкой, привезенной из другого региона страны" (Лен. пр. 1987. 29 дек.). Совершенно очевидно, что в текстах не тот "регион", о котором говорит толковый словарь. В первом случае это "места" или "районы", а во втором – просто "город", во всяком случае, явно определенная географическая точка.
Увлечение книжно-учеными словами, подчеркнуто книжной лексикой оборачивается на практике не только сухостью и малопонятностью, но нередко и ошибками в употреблении таких слов. Так, слово панацея (буквальный смысл которого – "лекарство от всех болезней") имеет в русском языке значение "средство, которое может помочь во всех случаях". Между тем в газете оно нередко неправильно используется по отношению к тому средству, которое помогает (может помочь) в конкретном и единичном случае, или применительно к одному из возможных средств положительного воздействия на кого-то или на что-то: "Ужели тренеры нашей команды не извлекли никаких практических зерен из первого матча с "Тре крунур", не нашли никакой панацеи против... обороны шведов?" (Комс. пр. 1977.11 мая); "Еще одна панацея, на которую уповает МВД в деле исправления несовершеннолетних преступников..." (Комс. пр. 1989.6 окт.). Сочетания "никакой панацеи ", "еще одна панацея " говорят, что авторы приведенных текстов полагают, будто возможна панацея "какая-нибудь" и что "панацей" в каком-то случае может быть несколько. Журналист пишет: "...я попросил двух руководителей ответить на один вопрос: когда решится проблема книжного дефицита? Тогдашний заместитель председателя Госкомиздата И.И. Чхикашвили бодро и уверенно парировал : "Годика через три-четыре" (Ог. 1987. № 38). Но парировать – это не синоним к ответить. Значение слова парировать (представляющего собой метафорический перенос от "отбить, отразить удар, нападение") – "сразу, быстро опровергнуть доводы, возражения, нападки в споре". "Группа школьников-мурманчан, поехавшая в путешествие туристическим поездом, попала в весьма экстремальную ситуацию" (Комс. пр. 1987.7 июня). Очень приблизительно знаком автор заметки со словом экстремальный. Знай он, что это прилагательное означает "выходящий из рамок обычного, чрезвычайный", он не написал бы "весьма экстремальный ", это все равно что сказать "весьма чрезвычайный", "довольно превосходный". Здесь автора подвела не только любовь к иностранным словам, но и мода на слово (напомним, что модное книжное уникальный тоже нередко используется неверно). Явная ошибка и в следующем случае: "Одичалые ковбои – вообще мекка для наших кинематографистов" (Комс. пр. 1987. 25 окт.). Мекка – место, являющееся объектом стремлений, паломничества* (это значение возникло от названия главного города Саудовской Аравии, являющегося родиной Мухаммеда и ставшего поэтому религиозным центром ислама), отсюда ясно, что ковбои местом быть никак не могут.
* Ср. правильное применение этой книжной метафоры: "Сергей Сергеевич Юдин... Человек, благодаря которому Московский институт имени Склифосовского еще в тридцатых-сороковых годах превратился в хирургическую мекку " (Ог. 1989. №44).
Ошибки при использовании сугубо книжных слов заимствованного происхождения в печати печальны не только сами по себе. Они страшны и тем, что, употребленные "массово" (вспомним тиражи газет, количество включенных в домах телевизоров, работающих радиоточек), невольно пробираются в сознание читателей (слушателей). От них оказывается несвободным даже язык хороших авторов. Примером такого "заражения" ошибкой может служить текст солоухинских "Писем из Русского музея", где в описании знаменитой иконы Рублева "Троица" вдруг появляется эпицентр : "У Рублева на столе стоит одна-единственная чаша на троих. Она своеобразный эпицентр всей музыкальной стройной композиции, она еще резче подчеркивает основной мотив – единение, нерасторжимое единство, беспредельную гармонию". Но ведь метафора эпицентр возникла из того прямого значения, которое имеет в виду "область на поверхности земли, расположенная над или под очагом каких-либо разрушительных сил". Поэтому академический "Словарь русского языка" справедливо толкует метафору эпицентр как "место, где с наибольшей силой проявляется какое-либо бедствие, неприятность". Так что рублевская чаша никакой не эпицентр гармонии, а центр, средоточие (см. также примеры ошибок в употреблении заимствованных слов в разделе "Отношение к заимствованиям").
Официально-деловая лексика . Как уже говорилось, эта лексика используется в разного рода постановлениях, решениях, распоряжениях, приказах, инструкциях, протоколах, уставах, деловых письмах, удостоверениях, заявлениях и т.п.
Вот, например, как выглядят тексты нескольких документов (официально-деловые слова и обороты в них выделены курсивом).
Дана настоящая тов. ............…………………….............. в том, что он....………………................….……….........
действительно работает в Московском государственном университетеим. М.В. Ломоносова в должности...................................................................................…………………….…………………………….................
Дана для представления в..............................................................................................
Инспектор отдела кадров...........................…………………….......
ДОВЕРЕННОСТЬ
Доверяю тов. ………………………………………………………….... получить причитающуюся мне зарплату за
...........……......... половину ……………………………………………..………….. года.
(месяц, число) (Подпись )
Подпись...........……………….удостоверяется
(месяц, число) (Подпись )
Именно в сфере делового общения, где нужны точность, лаконизм и, напротив, совершенно не нужны экспрессивность, эмоциональность и оригинальность выражения, уместны, оправданны сухие, общепринятые канцелярские слова и обороты.
Официально-деловые, канцелярские слова могут быть использованы в качестве речевой характеристики персонажа. Как правило, но, конечно, не всегда лицо, обладающее подобной манерой выражать свои мысли, предстает как фигура, бедная словами и мыслями, фигура, рисуемая обычно в иронических тонах. Вот, например, что писал в рассказе "Колотый сахар" об одном из таких людей К.Г. Паустовский: "Говорил он косноязычно, как бесталанный хозяйственник: "лимитировать расходы на дорогу", "сделать засъемку", "организовать закуску", "перекрыть нормы по линии лесосплава"... Небо выцветало от скуки от одного присутствия этого человека".
Этот и немалое число других подобных примеров демонстрируют явную неуместность употребления официальных слов за пределами сферы деловых отношений. Нелестные эпитеты по отношению к официально-деловому языку, вроде "суконный", "уродливый", "писарский", "канцелярит" (термин К.И. Чуковского), встречаемые в выступлениях по вопросам культуры русской речи, как раз и направлены против того, чтобы употреблять эти слова за пределами собраний, протоколов и т.д.
В книге "Живой как жизнь" К.И. Чуковский вспоминает, что "Горький очень смеялся, когда бывший сенатор, уверявший, что умеет переводить с десяти языков, принес в издательство "Всемирная литература" такой перевод романтической сказки: "За неимением красной розы, жизнь моя будет разбита". Горький указал ему, что канцелярский оборот "за неимением" неуместен в романтической сказке. Старик согласился и написал по-другому: "Ввиду отсутствия красной розы жизнь моя будет разбита", чем доказал полную свою непригодность для перевода романтических сказок".
Сам Чуковский в той же книге привел убедительнейшие примеры абсолютно неуместного использования в обычных обиходных ситуациях официально-деловых слов и оборотов: "заострим вопрос на мясе" (посетитель ресторана официанту, заказывая котлету), "тебя не лимитирует плащ?" (муж жене во время прогулки в лесу), "чуть выйдешь за калитку, сейчас же зеленый массив" (попутчица автора в разговоре с ним в поезде) и даже "ты по какому вопросу плачешь?" (молодой человек участливо пятилетней девочке).
Даже не очень культурного больного, героя рассказа М. Зощенко "История болезни", и то передергивает, когда медсестра предложила ему пойти на "обмывочный пункт" (а речь шла о ванне).
Такие немотивированно используемые официально-деловые слова и обороты (их называют канцеляризмами) нередки и в газете. Очень распространен здесь канцеляризм проживать – "официальный" синоним межстилевого жить. Делопроизводитель ДЭЗа или другого подобного официального учреждения напишет в справке именно проживает, и проживает там-то, предварительно справившись, что местожительство пришедшего за справкой действительно зарегистрировано; значит, слово проживать связано с представлением о паспортной или иной отметке. Поэтому непонятно журналистское пристрастие к этому слову. Особенно неуместно выглядит официально-деловое проживать в контекстах, где говорится о временном вынужденном пребывании лица где-либо (больнице, санатории), или сообщается что-то о народе, жившем во времена, когда ни о каком паспорте или ином подобном документе (или о том народе и тех местах, с которыми не связывается представление о документе, имеющем отметку об адресе) не могло быть и речи, или в тех случаях, когда сообщение, рассказ касаются животных, и т.д. Например: "Они проживают там 28 – 30 дней, обеспечиваются четырехразовым диетическим питанием" (Кр. Крест. 1979. № 8); "Итальянские археологи обнаружили древнейшее захоронение племени самнитов, проживавшего на Апеннинском полуострове в I в. до н.э." (Изв. 1987. 19 мая); "Но не возможностью осчастливить миллионы людей, проживающих в джунглях... восхищается еженедельник" (Пр. 1988. 5 янв.); "Численность проживающих на воле горилл равна... особей" (телеп. "В мире животных" 17 июня 1973 года); "Этот город занимает первое место в стране по количеству проживающих в нем... пчел" (Комс. пр. 1979. 5 авг.).
Канцелярский оттенок имеет и глагол находиться в значении "быть". Поэтому напрасно употребляют его вместо его межстилевого синонима быть (или других соответствующих контексту межстилевых слов): "Сутки понадобились для того, чтобы собрать сведения о личности подозреваемых. Они работали, но Козуляев именно в конце мая – начале июня брал больничный лист. Проболел около недели. Установили, что дома он в эти дни не находился " (Нед. 1981. № 1); "Он в это время, раненный в голову, находился в лазарете на станции Авдон" (Ог. 1985. № 52) (здесь можно было бы сказать "лежал"). Давала как-то "Комсомольская правда" статью об одном из прославленных кинорежиссеров, большом художнике М.И. Ромме, и в этом случае не обошлось без канцеляризма: "М.И. Ромм родился в 1901 году в Иркутске. По окончании школы находился на советской работе, служил в Красной Армии..."
Неуместно за пределами постановлений, решений и под. отдающее канцелярией словосочетание продукты питания вместо продукты. Да и всегда ясно из контекста, о каких продуктах идет речь: о тех, что едят, или о каких-то других. Нередко официально-деловые слова и сочетания слов не только не подходят в тексте по стилю, но и вообще не нужны по смыслу и поэтому могут быть просто опущены. Такими лишними словами зачастую оказываются наличие, иметь место, в части : "Приходится работать без наличия постоянной электроэнергией" (Новый путь. 1969. № 36). Если исключить в этой фразе слово наличие, то она выиграет и в логическом отношении: ведь в ней говорится об отсутствии электроэнергии. Это "наличие отсутствия" высмеяли еще Ильф и Петров в "Двенадцати стульях". Вполне можно обойтись без иметь место в следующих фразах: "Почти ежемесячно имело место запаздывание с представлением отчета" (из стенной газеты); "Однако и здесь продолжают иметь место серьезные недостатки" (Лен. зн. 1987. 9 июля); "И самое главное – имеет место неуклонное снижение этих возмутительных случаев" (Комс. пр. 1989.23 февр.). Насколько лучше было бы, напиши журналист: "Однако и здесь все еще есть серьезные недостатки"; "Почти ежемесячно отчет представляли с опозданием"; "И самое главное – неуклонно снижается число этих возмутительных случаев".
Большую осторожность следует проявлять и в использовании официально-деловых слов в качестве метафор. Ведь официально-деловой язык – образец, можно даже сказать, символ сухости, казенщины, поэтому выразительная ценность метафоры канцелярского происхождения очень сомнительна. А между тем метафора этого рода – прописка (обычно в сочетании получить прописку ), прописаться – почему-то очень полюбилась журналистам. В газетах можно встретить и "проблема получила прописку ", и "новые виды услуг получили прописку ", и "новая прописка матча", "котики получили прописку ", "прописалась красота" и даже "поэзия получила прописку ", хотя "поэзия" с "пропиской" (как и "красота") уж никак не сочетаются.
Газетно-публицистическая лексика. Важную часть ее составляют высокие слова, придающие контексту, высказыванию торжественный, патетический характер. Правильное, оправданное употребление этих слов предполагает, что они используются по отношению к высокой, значительной теме, значительным, важным предметам, событиям или по отношению к тому, что дорого автору, что положительная эмоциональная оценка, нередко выражаемая высокими словами, соответствует предмету речи, состоянию, чувствам пишущего. Так, например, безупречно с точки зрения объекта речи и содержания контекста употребление слова сын в тексте еженедельного издания "Говорит и показывает Москва". Представляя фильм "Неру", редакция писала: "Впервые он был показан в крупнейшем зале индийской столицы – Дворце науки – 14 ноября 1984 года, в день празднования 95-летия со дня рождения Джавахарлала Неру. Вечером того же дня началась демонстрация картины по Индийскому телевидению. В Дели и повсюду в стране, где имелось телевидение, жизнь на улицах три вечера замирала – вся страна смотрела кинолетопись о своем великом сыне ". И чуть дальше: "Джавахарлал Неру – борец с колониализмом, основатель независимой Индии, ее первый премьер-министр, один из лидеров Движения неприсоединения – был человеком, которого любила и которым гордилась вся нация" (Гов. и пок. Москва. 1989. 13 – 19 нояб.). Контекст не только напоминает о том, кем был Неру для Индии, да и для всего мира, но и говорит о чувствах – любви, гордости, – испытываемых нацией по отношению к своему выдающемуся деятелю. И еще один пример. Упоминавшийся выше номер программы телевидения и радиовещания представлял и фильм "Державы вечная любовь", посвященный Московскому Кремлю. Рассказывая о своем фильме, режиссер Б. Конухов назвал Кремль "жемчужиной российской архитектуры", снять которую старался как "святыню, символ российской духовности". Видя так объект и считая его таким, режиссер имел полное право употребить высокие оценочные слова жемчужина и святыня.
Но такое соответствие высоких слов предметам, лицам, явлениям бывает не всегда. Нередко авторы газетных текстов злоупотребляют высокими словами, применяют их там, где речь идет о повседневном, будничном, пусть нужном и объективно важном, но рядовом, обычном. Так появляются ложнопафосные свершения (о постройке домов культуры, победе в матче, усовершенствовании прибора, хорошем уходе за коровами и т.д.), "грядущие матчи", "грядущие сезоны" (футбола, моды), "грядущий спутник жизни", форумы (о собраниях, совещаниях местного значения, деловых встречах руководителей цехов или работников цеха, фабрики, завода), плеяды (слесарей, юных модельеров, полиграфистов, велотуристов и даже хлебозаводов). Уж сколько раз писалось о том, что глагол трудиться оправдан там, где подчеркивается общественная важность чьего-либо труда, где действительно раскрывается облик человека-труженика, потому что трудиться по сравнению с межстилевым работать имеет оттенок патетичности. Об этом хорошо сказал поэт М. Исаковский в "Заметках о языке": "Слово "трудиться" уместно лишь тогда, когда речь идет о человеке, который работает по-настоящему, в полную меру сил и возможностей. Если человек отлынивает от работы, ленится, работает спустя рукава, – вряд ли можно сказать, что он трудится. Ведь слово "трудиться", как видно из его построения, означает трудить себя, то есть делать себе трудно, брать на себя определенную тяжесть, трудность" (Лит. газ. 1964. 14 ноябр.). На смысловые отношения в паре работать – трудиться М. Исаковский обращал внимание и раньше (см. его заметку "По поводу двух слов"– Лит. газ. 1960. 10 дек.). Он сосредоточил внимание на смысловом содержании слова и точно определил, о работе какого человека можно сказать, что он трудится. И из этого рассуждения о значении и условиях употребления слова логически вытекает то, что трудиться выражает положительную оценку и представляет собой высокое слово (точнее было бы сказать умеренно высокое, если бы существовал такой термин). Между тем в газетных текстах, в том числе и в письмах читателей в газету, слово трудиться часто используется и тогда, когда говорится о человеке, работающем плохо, спустя рукава, применительно к лицу, общественно осуждаемому (а значит, совершенно не отвечающему представлению о том, кто может быть охарактеризован высоким словом). Например: "Особого рвения к работе не проявляет – трудится в меру" (Смена. 1975. 25 дек.); "Лишены права трудиться в торговле 62 работника" (Пр. 1985. 24 дек.). Это слово неуместно и в том случае, если в контексте лишь констатируется работа в таком-то качестве, в такой-то должности и под.; "Некоторое время трудилась электриком в МОГЭСе" (Сов. милиция. 1984. № 11); "И никого это на шахте не удивляло – многие девушки вот так, числясь на рабочих специальностях, трудятся делопроизводителями" (Комс. пр. 1986. 26 марта); "Дворником она трудится ровно двадцать лет" (Вперед. 1987. 14 марта – г. Загорск). Положительно-оценочным высоким словом является и глагол завершить, о котором "Словарь синонимов русского языка" под ред. А.М. Евгеньевой пишет: "Закончить подчеркивает доведение чего-то до конца, это же с большей силой подчеркивается в глаголе завершить, который употребляется в литературно-книжной речи, обычно по отношению к действиям более важным, значительным, иногда более торжественным". Значит, использование слова завершить (и завершиться ) не мотивировано в материалах, лишь информирующих о "доведении до конца" шахматных партий, вообще каких-то соревнований: "Москвичка Ольга Губаренко завершила соревнования с шестым результатом – 40,1 м" (Сов. Рос. 1989. 6 сент.); "Итак, Универсиада завершилась " (Комс. пр. 1989. 1 сент.); "Голландец Ян Тимман и англичанин Джонатан Спилмэн завершили вничью на 116-м ходу отложенную четвертую партию полуфинального лондонского матча претендентов на первенство мира" (Сов. Рос. 1989. 11 окт.).
Авторы специальных статей и пособий по культуре речи неоднократно обращали внимание и на стилистически неправильное (неуместное) применение высокого слова нынe *, которое встречается в неподходящих для него контекстах вроде: "ныне наша мастерская выполняет заказы много быстрее", "ныне они стали третьими", "конечно, определенные взаимосвязи в народном хозяйстве существуют и ныне, но..." и т.д.
* См., например: Вомперский В.П. О некоторых ошибках в употреблении возвышенных слов и выражений в языке газеты//Вестн. Моск. ун-та. Историко-филологическая серия. 1959. № 1. С. 209 – 210; Калинин А.В. Стилистически окрашенная лексика в языке современной печати//Культура русского слова. С. 25.
Стремление эмоционально "поднимать", возвышать описываемое, не мотивированное предметом речи, приводит не только к стилистической ошибке, но, по сути, и к тому, что стирается эмоциональная окраска высоких слов. Значит, часть словарных средств утрачивает свою выразительность.
Все приведенные выше примеры иллюстрировали "серьезное" использование лексики книжных стилей, а в случаях ее правильного (оправданного) применения – в той сфере и по отношению к тем предметам, явлениям, ситуациям и т.д., которые являются для нее характерными, типичными.
Однако таже лексика может намеренно употребляться и применительно к тому, что обычно этой лексикой "не обслуживается". Такое употребление имеет целью придать описываемому шутливый, юмористический или иронический, сатирический характер. Так, у читателя, привыкшего слышать, видеть в тексте слово несокрушимый (Словарь Ожегова дает его с пометой "высок.") в сочетаниях "несокрушимая твердыня", "несокрушимый оплот", вызовут улыбку "несокрушимые сапоги" (Бун.). Вызовет у него смех и "вышеизложенный председатель" из заключительной фразы телефонного доноса Коровьева на председателя жилтоварищества в булгаковском романе "Мастер и Маргарита". Тонкая насмешка по отношению к действиям надзирателя Очумелова из чеховского "Хамелеона" звучит в следующем употреблении слова конфискованный (Словарь Ушакова приводит его с пометой "офиц."): "Через базарную площадь идет полицейский надзиратель Очумелов в новой шинели и с узелком в руке. За ним шагает рыжий городовой с решетом, до верху наполненным конфискованным крыжовником ". Конфисковать – изъять принудительно деньги, имущество и т.д. в собственность государства. Предмет изъятия – крыжовник, продаваемый на базаре, – явно не соответствует представлению о том, что вообще конфискуется и почему. Еще примеры. В фельетоне И. Ильфа и Е. Петрова читаем: "Есть еще одно любимое занятие у людей подобного рода. Это – возведение заборов" ("Равнодушие"). Авторская насмешка выражена здесь не только содержательно (указанием на то, чтó служит излюбленным занятием), но и лексически – соединением высокого слова возведение со словом, обозначающим такой обыденный предмет, как забор. А вот начало одного фельетона Л. Лиходеева: "Королям нельзя задавать вопросы. Неприлично. Нельзя спросить короля, как здоровье и приятно ли быть королем. Это получается потому, что король – единица нештатная и проходит по безлюдному фонду " ("Флигель-аксельбант"). Комизм достигается здесь тем, что о короле говорится языком бухгалтерских отчетов и инструкций.
Юмористический или сатирический эффект достигается не только использованием стилистически окрашенных слов применительно к неподходящему для них объекту. Он возникает также в том случае, когда в одной фразе, в сравнительно небольшом контексте автор употребляет разностильные слова: поэтические, высокие или официально-деловые и т.д. и разговорные или просторечные. Например: "По линии обнаружения дурака нами сделано чрезвычайно мало" (Л.Лих.). Фельетонист поставил рядом официально-канцелярский предлог по линии, а также имитирующее средство тяжеловесного канцелярского слога книжное слово обнаружение и разговорное дурак. Или: "Итак, содрав что полагается с этой самой невестки, лучезарная мама перебралась на второй этаж своей живодерки" (Л.Лих.). А здесь с поэтическим лучезарный (которое, кстати, сказано о нравственно низкой личности) и книжным итак соседствуют слова грубовато-экспрессивные содрав и живодерка. В уже приводившемся тексте фельетона ("Флигель-аксельбант") за сочетанием проходит по безлюдному фонду, характерным для официально-деловой речи, идет фраза "какого бог послал", содержащая разговорное выражение бог послал, усиливающая юмористический характер отрывка.
Разрыв между живой разговорной речью и письменным (литературно-книжным) типом речи более всего, на всех этапах развития, проявлялся в словарном составе. Общая литературно-книжная лексика современного английского языка характеризуется значительным количеством слов латинского и французского происхождения (книжного заимствования). Их семантические границы значительно более четко очерчены, чем соответствующие синонимы живой разговорной речи, и, поэтому, они обеспечивают более точное выражение мысли.
Контрастность общей литературно-книжной лексики и разговорной лексики часто используется для достижения желаемого стилистического эффекта. Так в рассказе
О. Генри "By Courier" противопоставление общей литературно-книжной лексики разговорной (значительно приправленной нелитературными формами речи и усиленной образными выражениями) приобретает особую стилистическую функцию - подчеркнуть различие в социальном положении героев рассказа:
"Tell her I am on my way to the station, to leave for San Francisco, where I shall join that Alaska moose-hunting expedition. Tell her that, since she has commanded me neither to speak nor to write to her I take this means of making one last appeal to her sense of justice, for the sake of what has been. Tell her that to condemn and discard one who has not deserved such treatment, without giving him her reason or a chance to explain is contrary to her nature as I believe it to be."
"He told me to tell yer he"s got his collars and cuffs in dat grip for a scoot clean out to "Frisco. Den he"s goin" to shoot snowbirds in de Klondike. He says yer told him not to send "round no more pink notes nor come hangin" over de garden gate, and he takes dis mean (sending the boy to speak for him - И. Г.) of putting yer wise. He says yer referred him like a has-been, and never give him no chance to kick at de decision. He says yer swiped him, and never said why."
Аналогичный пример можно привести из пьесы Б. Шоу "Fanny"s First Play", где живая разговорная речь противопоставлена строгой, точной, литературно-книжной речи. Здесь контрастность достигается только лексическими средствами:
Dora: Oh Ive let it out. Have I! (Contemplating Juggins approvingly as he places a chair for her between the table and the sideboard) But hes the right sort: Ican see that. (Buttonholing him). You won"t let on downstairs, old man, will you?
Juggins: The Family can rely on my absolute discretion.
Дора употребляет слова разговорного слоя лексики. В речи Джагинса выбор слов характеризуется нейтральной и литературно-книжной окраской.
Вот пример, в котором сопоставление разговорных слов и литературно-книжных в сочетании с другими особенностями двух типов речи, показывает как письменная речь служит уточнению выраженной мысли:
A grin twitched George"s pallid lips.
"Make me a codicil. You"ll find paper in the dressing-table drawer" . . .
The words came with a hoarse relish. "My three screws to young Val Dartie, because he"s the only Forsyte that knows a horse from a donkey." A throaty chuckle sounded ghastly in the ears of Soames.
"What have you said?"
Soames read: "I hereby leave my three racehorses to my kinsman Valerius Dartie, of Wansdon, Sussex, because he has special knowledge of horses."
(J. Galsworthy. The White Monkey)
Некоторые литературно-книжные слова современного английского языка отчетливо выделяются своим специфическим книжно-литературным характером. Таковы, например, concord, harmony, dispute, auxiliary, opponent, volition, antagonism, calamity, partaking (ср. to take part), exemption, susceptibility, morosity, in accordance with, assiduity, alacrity, succour и др.
К книжно-литературной лексике относится также и значительное количество фразеологических сочетаний. Так, например, явно книжными являются следующие фразеологические единицы: to pass the Rubicon; with regard, by virtue of, to lose an opportunity, to speak at great length, to lend assistance, to draw a lesson, responsibility rests и др.
Многие из слов и фразеологических единиц, относящихся к литературно-книжной лексике, могут употребляться и в живом непосредственном общении. От этого они не перестают быть литературно-книжными словами. Это - проникновение литературно-книжной лексики в сферу живой разговорной речи. Если такое проникновение приобретает систематический характер, то литературно-книжная лексика постепенно «нейтрализуется».
Неумеренное пользование литературно-книжной лексикой в живой разговорной речи ощущается как диссонанс и используется в особых стилистических заданиях. (См. речь Микобера, приведенную на стр. 55)
ФУНКЦИОНАЛЬНАЯ ЛИТЕРАТУРНО-КНИЖНАЯ ЛЕКСИКА
Функциональная литературно-книжная лексика представляет собой неоднородные группы слов, различаемые по служебной функции, которую слова несут в различных стилях речи.
К ним относятся термины, варваризмы, поэтизмы, архаические слова и литературные неологизмы. Все эти группы слов в процессе употребления в разных стилях речи приобрели свою, специфическую стилистическую характеристику. Так термины, преимущественно используемые в стиле научной прозы, в английской лексикологии даже называются «учеными словами» (scientific words); поэтизмы называются так потому, что преимущественно употребляются в поэзии; варваризмы и архаизмы тоже ограничены в сферах употребления и приобретают определенные стилистические функции.
Рассмотрим некоторые особенности этих групп словарного состава английского языка.
Термины
В функциональной литературно-книжной лексике значительное место занимает слой, который носит обобщенное название термины. Как известно, термины - это слова, которыми обозначают вновь появляющиеся понятия, связанные с развитием науки, техники и искусства. Термины в основном лишены эмоционального значения, хотя и могут в отдельных случаях приобретать в тексте определенную эмоциональную окраску. Кроме того, термины характеризуются моносемантичностью. По своей природе они оказывают большее сопротивление процессу обрастания дополнительными значениями.
Сфера употребления термина - стиль научной прозы. Однако не следует думать, что термины являются принадлежностью только этого стиля речи. Они широко используются и в других стилях речи, как, например, в газетно-публицистическом, в художественном, в официально-деловом и в др. Назначение терминов в других стилях речи отличается от того, которое они имеют в научной литературе. В стиле научной прозы термины употребляются для обозначения нового понятия, возникшего в результате исследований, экспериментов и т. д.
Употребление терминов в других стилях речи связано уже с конкретными задачами высказывания. Так, медицинская терминология в романе Кронина "The Citadel"
используется как для создания соответствующего колорита, так и для других целей. Термины в этом романе можно разделить на две группы - термины общеизвестные, широко употребляемые и термины неизвестные. К общеизвестным терминам относятся такие, как cyst, typhoid, pneumonia. Но для речевой характеристики героев, особенно, когда разговор идет в кругу специалистов, автор вводит неизвестные термины, значение которых непонятно читателю. К этим терминам относятся такие как nystagmys, abdominal и т. д. Неизвестные термины автор поясняет, но не всегда. Так, термин abdominal становится понятным читателю, т. к. он относится к тому же заболеванию, которое было названо cyst. Значение слова enteric Кронин поясняет словом typhoid. Однако гораздо шире автор использует вместо терминов речи, например, beat knee, cut fingers и т. д.
В художественном произведении используются термины, дающие самое общее представление о фактах общественной, производственной, научной и др. деятельности, которая описывается художником. Эти термины не являются результатом логических, следующих друг за другом доказательств. Они выступают здесь лишь в качестве характеристики явления и служат одним из средств создания необходимого колорита. Например:
There was a long conversation - a long wait. His father came back to say it was doubtful whether they could make the loan. Eight per cent, then being secured for money, was a small rate of interest, considering its need. For ten per cent Mr. Kugel might make a call-loan. Frank went back to his employer, whose commercial choler rose at the report.
(Th. Dreiser. The Financier.)
Слова call-loan, loan и сочетания to secure for money, rate of interest представляют собой почти общеизвестные финансовые термины. Во всяком случае, их смысловая структура настолько прозрачна, что не требует каких-либо дополнительных пояснений. Так, термин call-loan это такой заем, который должен быть погашен при первом требовании (call); rate of interest и loan почти детерминизированы и несут терминологическую функцию лишь в ряду других финансовых терминов.
Таким образом, если термины в научной прозе являются наиболее распространенным средством выражения научных понятий и несут научно-познавательную функцию, то в художественной прозе они несут особую функцию, стилистическую. Иногда термины в художественных произведениях используются и в качестве средств речевой характеристики героев. В этом случае научные и технические термины выступают как условные приемы косвенного описания среды, обстановки, интересов персонажей произведения. Знаменательно то, что читателю для понимания текста даже не обязательно точное знание содержания этих терминов. В некоторых случаях специальная терминология в прямой речи героев создает не столько речевой портрет, сколько сатирический эффект. Например:
"What a fool Rawdon Crawley has been," Clump replied, "to go and marry a governess! There was something about the girl, too."
"Green eyes, fair skin, pretty figure, famous frontal development," Squills remarked. (Курсив наш - И . Г.)
(W. M. Thackeray. Vanity Fair.)
медицинский термин frontal в сочетании со словом development образует здесь перифрастический оборот с эвфемистическим и сатирическим оттенком.
Такое же использование научных терминов из области генетики мы находим в романе Голсуорси "The Man of Property", где молодой Джолион, сравнивая семейство Форсайтов с миром животных, использует термины в развернутой метафоре.
"I should like," said young Jolyon, "to lecture on it: Properties and quality of a Forsyte. This little animal, disturbed by the ridicule of his own sort, is unaffected in his motions by the laughter of strange creatures (you or I). Hereditarily disposed of myopia, he recognises only the persons and habitats of his own species, amongst which he passes an existence of competitive tranquillity?"
В этом отрывке появление терминов в сатирической функции вызвано метафорическим употреблением глагола to lecture.
Основным условием стилистического использования терминов является четкое выявление терминологического значения. Иными словами, предпосылкой для стилистического использования термина является его полная соот-
несенность с одним, и только с одним терминологическим рядом.
Как известно, в образовании термина и в его дальнейшей судьбе действуют два процесса, а) процесс образования нового термина из общеупотребительного словаря, латинских и греческих морфем, заимствований и б) постепенная детерминологизация, т. е. как это видно из самого обозначения процесса - постепенная утрата терминологического значения, обрастание пучком производных значений, расшатывание монолитности его смысловой структуры. Так, например, известно, что слова atmosphere (lively atmosphere), the missing link (зоологический термин, введенный Дарвином для обозначения вида, переход ного от человекообразных обезьян к человеку, применяемый также для характеристики людей) детерминологизировались. Такие слова, как telephone, radio, electricity и т. п. совершенно потеряли свою терминологическую окраску.
В истории развития английского языка, как известно, морские термины очень легко детерминологизировались. Это явление связано с конкретной историей английского народа, его положением как островного народа и того места, которое судоходство и навигация вообще занимали в жизни английского народа. Некоторые навигационные термины настолько детерминологизировались, что входят в общий фразеологический фонд английского языка.
Использование таких детерминологизированных слов и словосочетаний может иметь стилистический эффект лишь в случае насильственного восстановления в них терминологичной окраски.
Книжную лексику составляют слова, которые используются преимущественно в письменных и устных функциональных вариантах книжной речи.
Книжная лексика группируется главным образом в такие крупные предметно-тематические объединения, как:
общественно-политическая лексика (государство, партия, отечество, независимость, труд и т. п.);
научно-техническая терминология (диалектика, история, литература, письменность, словесность, искусство, языкознание, распад, экссудативный и т. п.);
общенаучная лексика (априори, методика, анализ, тезис, принцип, релевантный, процедура, причина, дефиниция, параметр, теоретический и т. п.);
официальная лексика, включающая в себя словарь делопроизводства, юридическую, дипломатическую лексику (приказ, выговор, направить, командировка, обвинитель, преамбула, посольство, атташе, дипломат и т. д.).
Среди книжных слов есть многочисленная группировка, которую можно обозначить как общекнижную лексику. Ее составляют лексемы весьма разнообразного предметно-тематического характера, многие из них отличаются большой смысловой емкостью, такие слова обычно выступают в расширительно-переносных значениях, поскольку по происхождению связаны с той или иной специальной терминосферой. Например, абсолютный, абстракция, абсурдность, авантюризм, аварийность, амплитуда, банальность, дискуссионный, данные, информация, ибо, парадокс, приемлемый, рафинированный, явственный и т. п. Перечисленные и подобные слова употребительны на всем «пространстве» книжной речи. Достаточно активны они и в речевом обиходе носителей литературного языка на уровне их неформального общения, т. е. в разговорной речи. Между тем такого рода слова следует, на наш взгляд, рассматривать как «заимствования» из книжной речи.
Некоторые книжные слова, будучи многозначными, в одном из значений выступают как термины естественно-научного, общественно-политического, философского содержания, а в другом – как общенаучные слова, например апогей, аргумент, класс, кризис, реакция, центр, элемент и т. п. Внутри книжной лексики наблюдается перемещение. Известная часть слов претерпевает семантические изменения в результате расширительного и переносно-метафорического употребления.
В качестве общенаучных выступают такие термины математики, как константа, экстраполировать, множество .
Наблюдается и процесс распространения научно-технической терминологии в качестве общекнижной лексики. Это относится в первую очередь к терминологии ядерной физики, космонавтики, ракетной техники как наиболее актуальных для современного общественного мнения: радиация, цепная реакция, эпицентр, орбита, траектория, атомный, ядерный .
Научные и научно-технические термины в современную эпоху получают широкое распространение и в своих основных значениях в силу распространения соответствующих приборов, технических устройств или процедур за узкими рамками производства, той или иной специальной области научно-исследовательской технической деятельности. Имеются в виду такие термины, как телевизор, телевидение, компьютер, лазер, лазерный, шум, помеха и др.
В составе книжной лексики выделяются также пласты экспрессивно окрашенных слов. Это лексика торжественная, поэтическая, книжная, официальная.
«Высокие» слова используются в особых торжественных ситуациях, динамических контекстах ораторской речи и публицистики, исполненных гражданского пафоса (апостол, воспеть, возлюбить, грядущее, провидеть, поборник, столп, ратовать, тернии и т. п.). В состав «высокой» лексики входит большинство архаизмов (сподвижник, лепота и др.).
Поэтическую лексику, близко примыкающую к «высокой» лексике, составляют слова, употребляемые в стихотворной речи, а также в художественной прозе (в торжественных монологах героев, в лирических отступлениях и т. п.). Сюда относятся такие слова, как ланиты, уста, хладный, лик, чело, златой, обитель, очи, врата и т. п. Эти и подобные слова в современной речи, за единичным исключением, практически не употребимы. Они достались русскому стихотворному языку в наследство от стихотворной речи XIX – начала XX вв.
«Высокие» и «поэтические» слова функционируют также и в контекстах иронических. В художественной литературе, публицистике они часто используются и в качестве средств выражения комического (за счет совмещения разноплановых стилей).
Свойственная словам рассматриваемого лексического пласта экспрессивная окраска отчетливо выявляется при сопоставлении следующих лексических единиц: имитировать – подражать, размышлять – думать, аргументировать – доказать .
Подчеркнутая «сухость» официальной лексики наглядно видна при сопоставлении ее с синонимами других стилей: супруга – жена, заявить – сказать, следует – надо, осуществлять – делать, таковой – этот, аутентичный – такой же, явиться – придти и т. п.