Была 13 лет назад. Никогда не могла подумать, что такое может твориться в Кремле

Сегодня вечером многие болельщики «Локомотива» вспомнят матч, после которого они начали болеть за свою команду – в Черкизово устроят ремейк знаменитого четвертьфинала Кубка Кубков-1998. Сумасшедший гол Игоря Чугайнова, руководство в раздевалке и важная встреча за день до игры – накануне новой встречи с АЕКом Sports.ru представляет рассказы Юрия Семина, Евгения Харлачева, Игоря Черевченко и Руслана Нигматуллина о том, как это было.

Юрий Семин

Этот матч – начало движения «Локомотива» на европейской арене. На кону стоял престиж клуба, так что нам обязательно нужно было побеждать. Именно поэтому в самой концовке мы пошли ва-банк: идти вперед должны были все защитники. Как сейчас помню: атакуем, бежим, забиваем – не засчитывают. И все равно где-то повезло: мяч нашел Чугайнова, он его как-то протолкнул в ворота. Было чистое счастье.

Как ни странно, больше всего мне запомнился даже не второй гол, а сверхсложная ситуация, которая возникла у наших ворот за пару минут до него. Нападающий АЕК вышел один на один с Нигматуллиным, отдал пас в центр, другой игрок ударил. И тут Гуренко неожиданно появился перед мячом и каким-то чудом вынес его с линии. Это был переломный момент.

Тогда в нашу раздевалку часто заходили руководители. После матча с АЕК к нам зашел Иван Леонтьевич Паристый, он руководил московской железной дорогой. Он сохранил нашу команду в очень сложный период, его все уважали. Еще зашел Конарев Николай Семенович, бывший министр путей сообщения СССР. Это очень искренние люди, которые от души делали для команды очень многое. Все были очень рады. А о повышенных премиальных никто не заикался. Мы обо всем договаривались перед началом сезона – когда, за что, сколько. И никаких вопросов не возникало. Так что даже после той победы в команде была спокойная, нормальная атмосфера.

Я не пересматривал тот матч, он сохранился в моей памяти в живом виде. Все, что произошло, должно оставаться в прошлом. Хотя это, конечно был один из моих самых счастливых дней в «Локомотиве». Я пересмотрел только один наш матч – тот, в котором мы выиграли у «Интера» со счетом 3:0. Он мне очень нравится.

Но я все равно вспоминаю этот матч с АЕК. Было время, когда «Локомотив» долго не мог забить, я сидел на лавке, вспомнил этот матч и решил надеть свою красную шапочку. И с того времени удача была на нашей стороне. Мне часто говорят про магию этой шапки.
Евгений Харлачев

Юрию Павловичу даже не надо было нас настраивать. Мы собрались на базе за день до матча и поговорили о его значимости. Разговор футболистов всегда получается коротким, все сразу все понимают. Хотя и Юрий Павлович на предматчевой установке нашел такие слова, чтобы задача дошла до всех максимально быстро. У него это умение не отнять.

На тот момент в багаже «Локомотива» было не так много громких побед. А это был матч за выход в полуфинал – отличный шанс добиться успеха. Ни о каких личных целях у нас никто не думал. В нашем поколении все полностью отдавались игре и делали все возможное на благо «Локомотива», особенного клуба. Ради победы выложились на полную катушку.

Такой сложный матч, грозный соперник, полный стадион, последние секунды, и тут гол. Это был особенный момент. Помню, как на следующий день в газетах писали, что благодаря нашей победе в России повысилась производительность труда. Они, конечно, шутили. Но что-то в этом есть. Стадион был полным, а мы тогда были совсем не избалованы вниманием публики – у нас не было большой армии болельщиков. А после матча нас узнавали, благодарили за победу.

В раздевалке творилось что-то невообразимое. Заходили люди, поздравляли. Были чиновники разного ранга. Такое происходило не каждый день, так что было приятно. А как таковых празднований даже не было – через несколько дней возобновлялся чемпионат, было как-то не до праздников.

Честно говоря, частенько вспоминаю матч с АЕК. Полностью я его никогда не пересматривал, но иногда натыкался на повторы ключевых моментов. В какой-то момент на сайте «Локомотива» крутили последние 5-10 минут этой игры, однажды увидел нарезку опасных моментов, когда мы были на сборе где-то в Европе. Там тоже помнят эту игру.
Игорь Черевченко

В том матче мы были очень собранными, не опускали руки. Судья не засчитал два гола, соперник сравнял счет, Сережа Гуренко вынес мяч с ленточки, все шло как-то не так. Стало бы 2:1 в их пользу – все, вылет. А мы бежали вперед, верили и добились своего. Если гнешь свою линию, судьба вознаградит.

Вы знаете, после финального свистка безумного счастья не было. Мы просто обрадовались, что обыграли такого сильного соперника и что так далеко прошли в еврокубке. Все очень хотели пройти в полуфинал, это было важно для клуба. А времени отпраздновать эту победу у нас толком и не было – все сразу разъехались по домам, а через несколько дней был матч чемпионата. Да и если праздновать каждую победу, никакого здоровья не хватит.

Сейчас я даже не вспомню, что происходило. Было очень много людей, все друг друга поздравляли, кто-то приходил, кто-то уходил. А я быстро пошел в душ и уехал. Меня ждали дома.

А еще мне еще очень запомнилось, что на стадионе нас поддерживали болельщики разных клубов. То есть там были не только давние поклонники «Локомотива», но и болельщики ЦСКА, «Спартака», «Динамо». Поддержка была просто сумасшедшая. Говорят, что всегда тяжело играть в Греции и Турции. Но наши им нисколько не уступали. Все сидели до последних секунд, никто не уходил. Фантастика.
Руслан Нигматуллин

Для меня это был второй еврокубковый матч в «Локомотиве». Такие события всегда приятно вспоминать. Я только прошел полноценную предсезонную подготовку с новой командой, отстоял на ноль матч в Греции, тут ответная игра. А она была очень, очень важной. Конечно, я нервничал. Тогда я все-таки был очень молодым, и точно нельзя сказать, что я был непоколебим.

Помню, как Юрий Павлович сказал: «Я тебе доверяю. Остальное зависит уже от тебя». И мне сразу стало легче, волнение ушло. Я воспринял тот матч как серьезную заявку на то, что я готов претендовать на место в основном составе.

Было тяжело. Конечно, мы до последних секунд верили в успех, но особенных надежд под конец уже не было. И тут случился гол Чугайнова. Это были сумасшедшие секунды. Ради них и играют в футбол. Мы дико радовались, в раздевалке веселье было как после выигрыша в финале Лиги чемпионов.

На самом деле, сейчас многие воспоминания уже стерлись, все-таки прошло достаточного много времени. Но помню, что мы были счастливы. И особенно ценно, что таким получилось начало моей карьеры в «Локомотиве».

Локомотив Россия – АЕК Греция – 2:1 (0:0)

Голы: 1:0 – Чугайнов (54), 1:1 – Копицис (67, пенальти), 2:1 – Чугайнов (90).

ЛОКОМОТИВ : Нигматуллин, Соломатин, Арифуллин, Чугайнов, Черевченко, Гуренко, Косолапов, Маминов, Харлачев, Лоськов (Джанашия, 25), Гарас.

АЕК : Атматцидис, Копицис, Манолас, Калицакис, Костеноглу, Касапис, Гретарссон, Махеридис, Савевски (Себве, 64), Маладенис (Кефалас, 87), Николаидис.

Предупреждение: Манолас (20).

«Локомотив»-1998 сегодня

Руслан Нигматуллин – диджей. Профессиональную карьеру завершил в 2009 году.

Андрей Соломатин – игрок клуба «Искра», который выступает в Люберецкой любительской лиге футбола. Профессиональную карьеру завершил в 2007 году.

Алексей Арифуллин – по состоянию на 2007 год тренер «Локомотив-Перово». Профессиональную карьеру завершил в 2001 году.

Игорь Чугайнов – главный тренер московского «Торепедо». Профессиональную карьеру завершил в 2002 году.

Игорь Черевченко – тренер «Локомотива». Профессиональную карьеру завершил в 2002 году.

Сергей Гуренко – главный тренер белорусского «Торпедо-БелАЗ». Профессиональную карьеру завершил в 2009 году.

Алексей Косолапов – тренер «Актобе». Профессиональную карьеру завершил в 2009 году.

Владимир Маминов – старший помощник главного тренера молодежного состава «Локомотива. Профессиональную карьеру завершил в 2008 году.

Евгений Харлачев – главный тренер «Локомотива-2». Профессиональную карьеру завершил в 2005 году.

Дмитрий Лоськов – полузащитник «Локомотива».

Заза Джанашия – тренер в ДЮСШ «Локомотив». Профессиональную карьеру завершил в 2004 году.

Олег Гарас – занимается бизнесом. Профессиональную карьеру завершил в 2002 году.

Даже не знаю, с чего начать... С показа VIP персон, которых встретила вчера вечером. Или с рассказа, как это было и что я увидела на закрытом…

Больше 10 лет назад, когда мне было 18, здесь, на Прозе, были живые люди. В нашем городе повсюду - только запыленные тополя, когда-то насаженные по плану; на дачах у каждой ограды стояло свое дерево, свой куст: сирень, ирга, бузина, боярышник, черемуха, черноплодная рябина, жимолость, шиповник... И каждая улица была живой. С теми людьми можно было говорить: слова принимались как новые идеи, которые могли изменить мировоззрение, как чувства, которые, находя созвучие, вызывали симпатию и желание стать ближе друг другу. Здесь можно было найти искреннее страдание, защиту, восхищение. Что стало с теми же людьми сейчас? Мне стоит справить по ним панихиду? Я приглашаю написать мне тому, кто еще жив. Рассказать, какая беда с ним случилась.
[email protected]

Рецензии

Маша, вот чудо то)
Так приятно тебя снова встретить.
Не знаю были ли тут в век постмодерна живые люди когда-нибудь.
Но без сомнения в 18, когда такой молодой человек проходит активную фазу социализации в обществе, все воспринималось иначе. Да и было бы очень странно будь все одинаковым. Так что уверен - никакой беды не случилось.

Ежедневная аудитория портала Проза.ру - порядка 100 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более полумиллиона страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

Нравится: 0

Не нравится: 0

Локаут 1998/1999 годов был третьим страйком в истории НБА. Он продолжался 204 дня - с 1 июля 1998 по 20 января 1999 года, что и стало причиной сокращения сезона до 50-ти игр каждой из команд.

Возможно, кому-то локаут и приносит какую-то пользу, но 13 лет назад мало кто жаждал отмены сезона. Каждая из сторон пыталась что-то делать, найти компромисс, как-то договориться, естественно с логичными попытками утвердить выгодные для себя условия. Это было 13 лет назад и может повториться в наши дни. Давайте вспомним, как происходили те события. Как болельщики прожили почти полсезона без НБА, и какие последствия принес злополучный "локаут".

Истоки зарождения

Все началось с того, что собственники команд приняли решение пересмотреть действующий коллективный договор (CBA) в марте 1998 года с целью реформировать систему потолка зарплат и определить ограничение максимального оклада самих баскетболистов. В свою очередь, Союз игроков (NBPA), не одобряющий планы собственников, потребовал повышения минимальной зарплаты игроков. Эти разногласия и привели к самому продолжительному локауту в истории заокеанской лиги.

Нужно отметить, что до масштабного локаута 1999 года, история НБА знала лишь два переговорных процесса, которые могли бы привести к подобным событиям. В 1995 году стороны три месяца искали компромисс и сумели его найти без сокращения или отмены сезона. Также возникла проблема в 1996 году, но там разногласия устранились в течение нескольких часов.

Собственники команд имели право пересмотреть условия коллективного договора, который был заключен в сентябре 1995 года через три года, в случае если более чем 51,8 % дохода лиги будут потрачены на зарплаты игроков. Ключевая цифра договора по итогам сезона 1998 года составила 57,1 %. По данным НБА 14 из 29-ти клубов зафиксировали убытки, однако NBPA обладал иной информацией, которая указывала лишь на четыре команды, не сумевшие получить прибыль. 23 марта собственники лиги проголосовали за пересмотр коллективного договора с перевесом 27:2. Переговоры с Союзом игроков начались в апреле и за три месяца стороны девять раз заседали с надеждой на компромисс.

Суть конфликта и причины того, что собственники решили пересмотреть условия CBA (коллективного договора) заключалась в следующем: владельцы клубов хотели хоть как-то обуздать игроков в вопросе зарплат. "Сэлэри кэп" существовал с 1983 года, однако в нем была масса лазеек, которые позволяли игрокам увеличивать свои оклады (среди примеров можно назвать "исключение Лэрри Берда"). Лига хотела убрать эти права и установить границу максимальной зарплаты баскетболистов. Также собственники хотели ввести шкалу окладов новичков, которая могла препятствовать выходу новобранцев на рынок свободных агентов уже после третьего сезона. Игроки же не захотели терять нажитое. Союз (NBPA) был категорически против устранения "исключения Берда". Конечно же, баскетболисты не хотели иметь границы максимальных окладов, а также выступали за увеличение минимальной зарплаты. Таких исполнителей, которые получали минимально возможный гонорар за сезон, по итогам сезона 1997/98 в лиге было 22%.

Переговоры

Последняя встреча сторон состоялась 22 июня 1998 года. Затем, через восемь дней, начался официальный локаут. Клубы не могли вести переговоры с игроками, проводить ворк-ауты, а также заключать новые сделки. Первым негативным последствием страйка стало отсутствие игроков НБА в сборной США, которая была отправлена на чемпионат мира 1998 года. Коллектив был собран из исполнителей университетской лиги и тех баскетболистов, которые не имели контрактов на тот момент. Первая встреча после начала локаута с участием комиссара НБА Дэвида Стерна и нескольких владельцев прошла восьмого августа. Эти переговоры быстро завершились ничем, причем весьма скандально. После того, как NBAP предложил увеличение распределения доходов среди команд в пользу игроков, Стерн и несколько собственников команд демонстративно покинули место переговоров. Эта встреча заполнилась тем, что Карл Мэлоун перенес запланированную охоту и рыбалку в Аляске ради присутствия на встрече. Однако никакого конструктива не получилось. Больше "Почтальон", возмущенный действиями оппонентов, на встречи не приезжал.

25 сентября 24 выставочные игры были отменены, а тренировочные лагери были перенесены из-за отсутствия прогресса в переговорах. Дальнейшие встречи в октябре и ноябре получили аналогичный результат. 13 октября официально были отменены первые две недели сезона, и последующие 99 игр, которые должны были пройти в ноябре, также автоматически были вычеркнуты из календаря. Это был первый случай в истории НБА, когда сезон не начался в запланированные сроки из-за разногласий в отношении коллективного договора. Через неделю после официальной отмены начала сезона Джон Фирик - судья, который присутствовал на переговорах, постановил, что собственники команд не обязаны платить по гарантированным контрактам во время локаута. На тот момент 222 игрока имели договора общей стоимостью в 800 миллионов долларов. Это решение в пользу владельцев, которые к тому же продолжали получать доход от телевизионных каналов, имеющих соглашения с НБА на показ матчей. Данные договора должны были быть исполнены даже при отсутствии самих матчей.

Дальнейшие переговоры вплоть до середины декабря ни к чему не привели. Были отменены игры последнего месяца 1998 года. Также стало ясно, что не состоится и Матч Всех Звезд, который должен был пройти в Филадельфии . Атмосфера во время встречи продолжала накаляться. Дошло до того, что Билл Хантер, исполнительный директор NBPA, и Дэвид Стерн настолько перегнули планку в беседе, что перешли на крики и ругательства. После этого случая оба руководителя официально заявили, что дальше так продолжаться не может, а сезон под угрозой срыва.

23 декабря 1998 года Дэвид Стерн заявил, что будет ратовать за отмену чемпионата, если к седьмому января коллективный договор не будет подписан. С каждым днем, который приближал Лигу к отмене первенства, раскол внутри Союза игроков усиливался. Ряд высокооплачиваемых баскетболистов не хотел идти на уступки, понимая, что в будущем солидно потеряет в зарплате. Огромное влияние на процесс переговоров, а скорее, на торможение прогресса, оказывал агент Дэвид Фолк, который вел дела ведущих игроков Лиги, девять из которых были членами комитета Союза игроков. Всего комитет насчитывал 19 персон.

Шестого января Союз наметил голосование относительно принятия или отклонения предложения Лиги. Ряд баскетболистов, среди которых были Шакил О’Нил и Хаким Оладжьювон, которые хотели максимально быстрого разрешения разногласий, требовали тайного голосования, однако большинство хотели видеть публичные голоса. Кевин Джонсон отметил, что многие баскетболисты, готовы бросить битву с Лигой и принять предложение. Билл Хантер, не долго думая, встретился со Стерном, и принципиальная договоренность была достигнута. Седьмого января коллективный договор был ратифицирован Лигой и Союзом игроков.

"Я невероятно рад, что все закончилось. Наконец-то я могу спокойно выдохнуть, собраться с мыслями и начать делать то, что я люблю", - признался Джордж Карл , тогда тренировавший Милуоки .

Авторитетный агент Марк Бартельштайн признался, что у него будет очень много работы по трудоустройству свободных агентов. Многие игроки понимали, что условия не самые заманчивые, однако локаут затянулся настолько, что почти все хотели начать сезон. Большинство участников прямых и косвенных переговоров о прекращении локаута были довольны удачным завершением разногласий. Многие журналисты отметили, что проиграли обе стороны, но, в целом, кулуарное мнение в лиге было таковым, что перевес остался на стороне Стерна и компании.

Официально коллективное соглашение было подписано 20 января. Этот день и считается окончанием локаута, который продлился 204 дня.

По рукам!

Суть договоренности сводилась к следующему: в первые три года соглашения, которое было рассчитано на шесть лет, процент от доходов лиги, рассчитанный для выплаты зарплат, не фиксировался, однако на четвертый, пятый и шестой год этот показатель не должен был превышать 55%. В случае продления договора еще на один год игроки получали долю равную 57%.

Максимальный оклад в первый год контракта фиксировался на уровне 14 миллионов для баскетболистов, опыт выступлений которых в НБА превышал десять лет. Больше не было возможности заключения шестилетнего контракта стоимостью в 126 миллионов долларов, который был подписан 16 месяцев назад с 21-летним Кевином Гарнеттом (этот факт и стал первым ростком начала недовольства собственников). Баскетболисты с опытом от шести до девяти лет могли рассчитывать на 11 миллионов, а те, кто выступал в НБА менее шести лет, не могли получить более девять миллионов в первый год нового контракта. "Права Берда" оставили, однако также с максимальным ограничением по сумме оклада.

Была установлена схема повышения ежегодного оклада в обход потолка зарплат в размере 12% или 10-ти, в зависимости от лояльности игрока к своей команде при подписании соглашения. Оклад новичков также выстраивался по шлаке, на которую влиял номер выбора на драфте (1-9, 10-19, 20-329 и т.д.). Минимальная зарплата составила $287,500, что на 15 тысяч больше, чем до локаута.

Кто же пострадал больше всего, но на протяжении всех переговоров был за скорейшее начало сезона? Шакил О’Нил. После короткого сезона Шак мог прекратить действие своего контракта и подписать новое соглашение с Лейкерс на правах свободного агента. Тяжело представить эту сумму при отсутствии ограничений. Наверняка договор Кевина Гарнетта уже не стал бы чем-то из ряда вон выходящим. А так его максимум мог составить лишь 11 миллионов долларов с 12-процентным повышением каждый год. Однако, именно Шак и Хаким Оладжьювон во многом помогли Биллу Хантеру в достижении согласия со Стерном.

"Шак хотел продолжать играть, несмотря на потерю в деньгах. Он делал все ради игры, чтобы показать баскетболистам те лидерские качества, которые были нужны всем", - отмечал агент центрового Леонард Армато.

Последствия

Сам локаут вызвал недовольство среди поклонников спорта, которые были уверенны, что обе стороны, не особо стесняясь, проявили чувство жадности. Опрос CBS News–New York Times, проведенный в октябре 1998 года, показал, что большинство спортивных фанатов холодно относятся к перспективам сокращения сезона, а 29 процентов заявили, что у их отношение к НБА приобрело негативный характер. Тот же опрос продемонстрировал, насколько упала поддержка игроков среди поклонников баскетбола и простых фанатов спорта - значительно больше, чем у сторонников владельцев. Интересно, что 1/4 тех же фанатов спорта признались, что не понимают в чем суть спора. Среди простого народа процент "непонимающих" составил 45 пунктов.

Пресса тоже негодовала. Журналист и обозреватель Tony Kornheiser назвал переговоры во время локаута "дискуссией высоких и низких миллионеров", Newsweek пошел еще дальше и охарактеризовал эти встречи как "непонятную и бессовестную битву двух банд миллионеров". Стерн утверждал, что владельцы пошли на уступки игроков, однако Хантер уверил, что обе стороны "одновременно моргнули в знак согласия".

Сезон 1998/1999 годов начался второго февраля. Каждая из команд должна была сыграть 50 матчей регулярного чемпионата. Плей-офф проводился по ранее утвержденным правилам без ограничений. Серьезным ударом по популярности НБА стал не только локаут, но и второй уход Майкла Джордана после сезона-1998. В частности, именно он поддерживал высокий интерес спортивных болельщиков к баскетболу в США.

Средняя посещаемость укороченного сезона составила 16 738 человек, что на 2,2 процента меньше, чем в предыдущем чемпионате. Для сравнения в минувшем сезоне посещаемость составила 17 319, а рекорд регулярных сезонов принадлежит чемпионату 2006/2007 годов – 17 757. Телевизионные рейтинги также упали и не могли превзойти в течение последующих трех сезонов показатели "долокаутных" сезонов.

В 2005 году коллективный договор подходил к концу своего действия, но в июня сторонам удалось избежать локаута, и соглашение был продлено еще на шесть лет.

Ждут ли нас аналогичные события? Не исключено. Пока же интенсивность переговоров сторон не далека от тех дебатов, которые были 13 лет назад. И даже попытки заблаговременно начать обсуждение коллективного соглашения не привели ни к чему. Игроки и владельцы просто потеряли почти полтора года конструктивных переговоров, отложив все на последний момент. Да, единичные встречи во время Матчей Всех Звезд были, но они оказались абсолютно безрезультатными. Повторение тех событий 13-летней давност уже не за горами...

Ровно тринадцать лет назад, 18 августа 1991 года, полетела я в Тбилиси - в командировку от «Огонька». Лютовал Звиад со своим воинством «черных колготок» - «дедриони»; Реваз Чхиквадзе, Эльдар Шенгелая и еще целая плеяда деятелей культуры были объявлены врагами народа, Тенгиз Абуладзе в буквальном, а не в переносном смысле прятался в подполье. Верные люди дали мне его телефон. Затравленный, смертельно больной автор «Покаяния» слабо крикнул: «Не мучайте меня, я ничего не буду говорить!» - и повесил трубку.

Наутро в гостиницу позвонил знакомый журналист: «У вас переворот!» - «Какой еще переворот?» - «Да танки в Москве, не понимаешь?!».

Понять, честно говоря, было трудно. Какой-то ГКЧП, Горбачев под домашним арестом, комендантский час, патрули на улице - и враги народа, снова здорово. Понять трудно, поверить невозможно. Но страх, залегший до лучших времен в генах, зашуршал, как мышь, высунул мордочку и полез наружу, оскалив зубки и вырастая в здоровую крысятину.

В тот же день улететь не удалось. Я шилась в толпе у Дома правительства и собственно в Доме, куда, как ни странно, пускали. Бесцельно, просто по привычке брала какие-то интервью - почти не сомневаясь, что уж наш-то «маяк перестройки» закроют в первую очередь. Грузины смотрели неприязненно, говорили враждебно, даже злорадно. «Что, сочувствия ждете? А где вы были 9 апреля?».

«Папа спрашивает вопрос! - кричал на дочку русский эмигрант в Америке. - Чем ты там занята, папа спрашивает вопрос!».

Чем-то я была занята. Но вопрос был правильный, 9 апреля нам всем, друзьям и собутыльникам, полагалось быть там, в эпицентре первого извержения вулкана, потому что Грузия была не просто первой взбунтовавшейся колонией империи, а самым любимым, самым родным соседом, без которого дом пустеет и начинается новый отсчет времени.

Наверное, поэтому, когда у нас уже более-менее устаканилось, я, что ни месяц, стала гонять в Тбилиси, где картины жизни менялись дико и стремительно, как под ножницами сумасшедшего монтажера (а мне все еще было невдомек, что все это - ускоренная съемка нашей собственной, чересчур громоздкой, а потому медленной и неповоротливой авантюры, которая, вопреки законам истории, в равных долях сочетает фарс и трагедию, сколько бы ни повторялась).

Я часто вспоминаю военный борт, набитый пьяными, обкуренными гвардейцами кардинала Джабы, в компании которых мы с фотографом Марком Штейнбоком просидели пять часов, ожидая вылета в Сухуми. Так и не вылетели, Сухумский аэродром бомбили, и в тот день пальба естественно вылилась в гульбу. Гурьба-борьба-пальба-гульба необученной пацанвы в камуфляже в тот день так и не вылетела - чтобы полечь через пару-тройку дней и положить кучу абхазских мальчишек Ардзинбы, защищавших свой суверенитет, который веками был им до фонаря.

Этот бешеный самолет, в салоне которого цена жизни равнялась нулю, можно считать метафорой, эпиграфом к событиям последующих лет - бессмысленных и не то чтобы беспощадных, а на удивление равнодушных ко всему. Авантюра из средства стала целью, приобрела значение допинга, как всякий экстрим, получивший вдруг небывалую популярность…

…А двадцатого августа я летела в Москву и еще не знала, что - рассосалось. Больше всего боялась комендантского часа, потому что ночью должны были приехать из отпуска мои родители с моей же дочкой. А когда ехала из аэропорта, навстречу автобусу с грохотом катилась по Киевскому шоссе колонна танков, и бойцы вылезали по пояс из люков и размахивали руками, еще столь непривычно складывая пальцы рогаткой.

Не заходя домой, я помчалась на работу, где мне дали почитать письмо трудового коллектива Виталию Алексеевичу Коротичу, который решил не возвращаться из Америки, потому что его возьмут, как он опасался, «прямо у трапа». И трудовой коллектив выражал протест, переходящий в вежливый отказ работать с Виталием Алексеевичем в дальнейшем. А Валя Юмашев, напротив, вернулся из какой-то там Португалии или еще откуда сразу. Потому что был Валя, как выяснилось позже, самым умным. Умнее даже Виталия Алексеевича.

А потом было ночное шатание у Белого дома, костры, много водки и неслыханная эйфория свободы. В компании своих друзей я нос к носу столкнулась с компанией Игоря Иртеньева. Мы обменялись счастливыми взглядами, полуузнавая, и побрели каждый своей дорогой, от костра к костру, и персонажи там сидели небывалые, люди из подполья, бродяги, священники, маленькие девочки с сигаретами, рокеры, чей час настал, библиотекарши, «афганцы», вечные студенты, поэты, старики с всклокоченными бородами, а может, и не старики, а в дороге запылились…

А на следующий день счастливая толпа залила площадь Свободной России, так она теперь называлась, как в Тбилиси площадь Ленина стала площадью Свободы. И мы кричали: «Ель-цин! Ель-цин!» - призывая его на царство, бывшего секретаря горкома партии - но кто считает!

И когда мне из Америки позвонил один ловкий пацан с феноменальным чутьем (как у Виталия Коротича и Вали Юмашева), который успел свинтить, когда запахло жареным, интересуясь типа как живы-здоровы, я оглянулась на дочку. Папа спрашивает вопрос: мы о"кей? О"кей! Мы живы, здоровы и очень счастливы.

Да, это была изумительно веселая авантюра, что в переводе с французского означает приключение.

Потом в Грузию вернулся Шеварднадзе, «белый лис», как называли его в народе, тонкий политик Эдуард Шеварднадзе. Когда-то он сказал своему врачу (отцу двух братьев, угнавших самолет и приговоренных к высшей мере), когда этот отец упал в ноги - пощади, мол, - ответил, поразмышляв: «Выбирай, кого из двух».

И я смотрю в сторону Грузии, на фоне которой тринадцать лет снимается мое семейство. Смотрю и думаю: конечно, хорошо, что мы успели. Глотнули. Хорошо, что было в нашей жизни это счастье. И длилось оно дольше, чем там, - пропорционально масштабам. А на чужих ошибках никто никогда не учился - на своих-то еле-еле. Может, благодаря мощным гормонам этого счастья, известным, кстати говоря, науке под каким-то мудреным названием, мы все до сих пор еще не сдохли от разочарования. Горе стране, живущей в интересное время, говорил ученый китаец. А я так думаю: это смотря какой стране.

И если сейчас наш Главный Папа спросил бы меня вопрос: выбирай, кому из двух равно надоевших Мне чад дать Мне еще один шанс, подкинуть еще одну счастливую авантюру - твоей дождливой России или твоей же солнечной Грузии, я скажу: не извольте беспокоиться, Папенька. Не совладать нам с Вашими подарочками. Ни нам, ни им. Потому что «интересное время» - наш общий жанр, и лучшее, что мы сможем сделать с Вашим шансом, - это сесть в военный самолет и ждать в нетерпении, когда кончится очередная бомбежка, чтобы начать следующую.

← Вернуться